Prokopyev_ikona

Сергей Прокопьев

ИКОНА ДЛЯ

ПРЕЗИДЕНТА

Листок срока возврата

Книги должны быть возвращены

не позже указанного здесь срока


ИКОНА

ДЛЯ ПРЕЗИДЕНТА

повести

УДК 821.161.1-31

;/ ББК 84(2=411.2)6-44 <?L/(2 1\/С/С

П 80 ' 7

n

Автор выражает глубокую признательность Александру Николаевичу

Беляеву, генеральному директору НПО «МНР», за понимание, по.гтержку п

участие в судьбе этой книги.

Художник Владимир Чуй ил ко.

Прокопьев С.П.

П 80 Икона для президента. Повести. /С'.Н. Прокопьев. - Омск: Типография

«Золотой тираж» (ООО «Омскбланкиздат»), 2021. - 292 с.

ISBN 978-5-8042-0737-4

В двадцатую книгу прозы Сергея П рокопьева, члена Сою за писателей России,

вош ли три повести. Они объединены временем действия, местом развития сюжета

и тематикой: главные герои - свящ енник, монахини.

УДК 821.161.1-31

ББК 84(2=411.2)6-44

П 80

ISBN 978-5-8042-0737-4

К Прокопьев С.П .. 2021

о Типография «Золотой тираж»

(ООО «О мскбланкиздат»), 2021

12т

Отдел

^краеведения,

библиотека

ЬЮ0жеТНО» |

Г/Л,. lypol ГО^ C v t x n

ПОПУТЧИЦА

ПРЕЧИСТОЙ


От автора

основе этой повести реальные события, реальные людские

судьбы. В Великую Отечественную войну в Саргатском

районе Омской области Екатерина Дереванченко

повстречала в лесу Пресвятую Богородицу. Не сразу осознала, Кто

был с ней на лесной дороге, Кто отвёл от смертельной опасности, а

когда поняла, долго не признавалась в этом. Через полвека после той

встречи станет она монахиней Евгенией женского монастыря Честнаго

Креста Господня в Ачаире, что под Омском.

Идея повести возникла при работе над книгой «Явление Пресвятой

Богородицы в Сибири. Тамбовка». Я был редакгором-составителем

и автором ряда текстов. Многочисленные беседы с теми, кто знал

монахиню Евгению, работа с небольшим архивом, который остался

от неё, давали пищу для размышлений, рисовали образ человека,

казалось бы, ничем не выдающегося и в то же время отмеченного

явлением Пресвятой Богородицы. Духовными наставниками Екатерины

(по мужу - Бороденко) были епископ Венедикт (Пляскин), митрополит

Феодосий (Процюк), игумен Борис (Храмцов). Каждый из

них оставил заметный след в истории Русской православной церкви

второй половины XX века, каждый внёс свою лепту в духовный рост

Екатерины. Сохранилось более двадцати писем владыки Венедикта,

адресованные Екатерине Деревянченко. А также письма к ней тех, с

кем ходила она в храм, делила радости и горести своей жизни. Они

тоже драгоценные свидетельства жизни матушки.

Христианский мир бережно хранит память о явлении Пресвятой

Богородицы земным людям. И это могут быть не только святые,

такие как Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Иов Почаевский

или Александр Свирский. За явлением Пресвятой Богородицы

в Португалии близ местечка Фатима 13 октября 1917 года наблюдало

порядка семидесяти тысяч человек. Каждый верующий (и не только)

в те или иные моменты жизни чувствует на себе заботу Пресвятой

Богородицы, но крайне редко Она, приходя на помощь, являет себя

человеческому взору. Однажды такое произошло на Омской земле.

Эта повесть о монахине Евгении, а также о её духовном чаде

Елене. Матушка Евгения своим примером многих укрепила в вере,

Елена из их числа. Вместе с матушкой строила часовню в Тамбовке,

вместе они молились, и по сей день молятся друг за друга: одна в

небесных обителях, другая - на земле грешной.

4

На «Владимирскую»

ПОПУТЧИЦА ПРЕЧИСТОЙ

то случилось давно-давно, в ту страшную войну, которая

четыре года гигантским магнитом стягивала к огненной

линии фронта со всей огромной страны миллионы

мужчин, парней, девушек. Из самых дальних мест, из всех

медвежьих углов везли их на лошадях, автомобилях, пароходах к

полосе железной дороги, пронизывающей страну с востока на запад.

Затем под тревожный перестук колёс ехали они воевать, погибать,

побеждать.

Тыл открыл свою мобилизацию, призывая деревенскую и городскую

молодёжь на свои рубежи, коими были фабрики и заводы.

На этом фронте жили по законам военного времени, работали по

одиннадцать часов, без отпусков, зачастую без выходных. Екатерина

Деревянченко трудилась швеёй в мастерской военторга города

Омска. В августе 1943 года её с группой женщин отправили в район

на сельхозработы. Катя обрадовалась, узнав, что повезут в деревню

Тамбовку, Саргатского района. В двенадцати километрах от неё, в

Новопокровке, жили родители Кати - Евфимия Захаровна и Тихон

Максимович.

В то раннее утро побежит она в родную деревню и едва не

угодит в руки злодеев, прятавшихся от войны в лесу. Есть свидетельства

фронтовиков - в гибельные минуты боя приходила на

помощь Царица Небесная. В нашем случае Пресвятая Богородица

спустилась с Небес в глубоком тылу, дабы отвести беду от Кати

Деревянченко.

Три четверти века прошло с того дня, я стою в Тамбовской

церкви в честь Владимирской иконы Божией Матери. С иконостаса

смотрит на молящихся Пресвятая Богородица. Отличительной

особенностью этого образа является трогательная деталь - босые

ступни Богомладенца, выставленная пяточка. В церкви много

паломников, они съезжаются сюда три раза в год на «Владимирскую»...

В 1395 году непобедимый Тимур Тамерлан вторгся в русские

пределы, прошёлся огнём и мечом по земле Рязанской, направляясь

к Москве. Великий князь Василий Димитриевич, сын Димитрия

Донского, вышел с дружинами к Коломне и остановился на

5


берегу Оки. Рать Тамерлана в разы превосходила войско великого

князя, надеяться можно было только на помощь Божию. Князь отправил

во Владимир духовенство за чудотворной иконой. Крестным

ходом при большом стечении народа образ Владимирской

Божией Матери понесли к Москве, прося милости у Небесной Заступницы,

помощи. В тот самый час, когда москвичи встречали

икону, Тамерлан забылся в дрёме в своём шатре и увидел во сне

в лучезарном свете Величавую Жену во главе небесного войска.

Она повелела ему оставить пределы земли русской. Проснувшись,

Тамерлан спросил о значении видения и услышал: сияющая Жена

есть Матерь Божия, Защитница христиан. Тамерлан отдал приказ

полкам уходить восвояси. В память об этом событии восьмого сентября

установлен праздник «Владимирской».

Шестого июля православная Русь чествует «Владимирскую»

в ознаменование чуда, происшедшего в 1480 году, когда но молитвам

москвичей перед чудотворным образом ордынский хан

Ахмат не решился переправляться через Угру на битву с русской

дружиной, повернул огромное войско обратно, не обрушил всю

свою мощь на Москву. В 1521 году крымский хан Махмет-Гирей

решил воевать Московию. И тоже повернул от стен Москвы, увидев

небесное войско под предводительством Пресвятой Богородицы.

В честь этого события установлен праздник «Владимирской»

третьего июня.

В каждый из этих трёх дней Тамбовка встречает паломников.

В праздник, о котором веду речь, было солнечно, ветрено, прохладно.

Лето не торопилось с теплом. Собственно, если следовать Юлианскому

календарю, по которому Русь жила более двух веков, ещё

только двадцать первое мая, до лета десять дней, так что есть надежда

- придёт тепло. Небольшой бревенчатый храм был полон,

на большом автобусе, маршрутках приехали паломники из Омска,

Саргатки, Крутинки. Литургию служил настоятель храма иеромонах

Василий, а игумен Серафим, настоятель Саргатского Свято-Никольского

монастыря, принимал исповедь. Ему было душно,

он то и дело вытирал лоб полотенцем.

Я стоял в центре храма, пытаясь сосредоточиться на службе.

Труднее молиться не со своим приходом - новые люди, другие иконы.

Иконостас, не могу не отметить, написан тем же иконописцем,

6


что и в храме в честь Ефрема Сирина, куда хожу постоянно. Архангелы

Гавриил и Михаил один к одному и «Тайная вечеря» над

Царе к и м и в р ат а м и...

Боковым зрением увидел Лену. Мы на вы, но зову Леной, так

светлее звучит. Накануне вечером позвонила, предложила ехать с

ней в Тамбовку, но я уже определился с транспортом, присоединился

к группе паломников. Лена не появилась к началу службы,

мысленно себе поаплодировал: выбрал правильный вариант поездки.

Лена - человек занятой, у неё могут в последний момент

возникнуть непредвиденные обстоятельства, которые заставят изменить

планы... Всё же приехала. Потом скажет: не было ей пути.

За городом на трассе навалился сон, буквально засыпала за рулём.

В результате съехала на обочину и полчаса подремала.

7


Голова у Лены не покрыта, лёгкая косынка на шее, скорее, просто

не замечает. В этом вся Лена - человек эмоциональный, экспрессивный,

импульсивный. Она из женщин, рядом с которыми с

первой минуты разговора понимаешь - перед тобой реактор. С таким

энергетическим потенциалом бывают целительницы, экстрасенсы,

маги, мошенницы всех мастей. В случае с Леной - реактор

светлой энергии.

Наконец почувствовала непорядок в форме одежды, накинула

на голову косынку. Поначалу стояла в южной части храма, рядом

с иконой «Материнское Услышание», написанной в память о

спасении Пресвятой Богородицей девушки Кати. В один момент

переместилась на «женскую», северную, половину. Повернул в её

сторону голову и поймал взгляд Лены, она, энергично жестикулируя,

показывала мне в сторону алтаря, раскрытых Царских врат,

но я не понимал, на что пытается обратить моё внимание. Пожал

плечами. Лена что-то беззвучно заговорила, стараясь движением

губ донести какую-то информацию, я снова ничего не понял.

После «Отче наш» Лена обратилась к проходящему мимо неё

служке, что-то сказала. Это был или послушник обители, или инок,

чёрный подрясник, волосы резинкой собраны на затылке. Соглашаясь

с Леной, он закивал головой, потом заглянул в алтарь, приоткрыв

южную дверь. Вернулся к Лене, пошептался с нею и снова

отправился к алтарю. Зачем-то Лена снова и снова отправляла его в

алтарь, самое интересное - он слушался. Занозка осуждения кольнула

меня: вот-вот вынесут Святую Чашу, начнётся причащение, а

Лена развела суету.

Служка вышел из алтаря, неся перед собой икону в киоте, вручил

её Лене. Лена поцеловала образ, а проходя мимо меня, энергично

позвала:

- П ойдём те.

Я не причащался, можно было выйти.

Лена через церковный двор повела к своей машине.

- Помните, - начала энергично говорить по дороге, - рассказывала

вам о чуде Николая Угодника, это и есть та икона, которую

я в антикварном магазине купила, сплошь чёрная была...

Киот у иконы современный, сама старинная. Не могу назваться

знатоком, а всё же разные типы икон Николая Чудотворца

8


приходилось лицезреть. Подобного образа не встречал. На Украине,

в Николаеве, видел икону с двумя ликами Николая Мирликийского.

Один иконописец, скорее, в XVIII веке написал на

доске Николая Чудотворца, через много лет второй богомаз, не

мудрствуя лукаво, замалевал лик святого и нарисовал новый. Чем

восстанавливать старый, проще написать поверх новый. Однако

через десятилетия первый лик проявился сквозь краску. И получился

один над другим.

Как оказалось, икону, постоянно хранящуюся в алтаре храма,

Лена взяла не просто так, готовилась идти с ней крестным ходом.

На «Владимирскую» после литургии в Тамбовке совершается традиционный

крестный ход к месту, где Пресвятая Богородица в образе

простой женщины явилась в 1943 году девице Екатерине, а

та через нолвека приняла монашеский постриг с именем Евгения.

К иконе Лена имеет прямое отношение. В антикварном магазине

приобрела за приличные деньги практически чёрную доску. «Тебя

н и кто не купит, - сказала Николаю Чудотворцу, - а я тебя спасу».

Образ начнёт проявляться дома у Лены, после чего в соответствии

с обещанием, данным святому Николаю, Лена спешно отвезёт икону

в Тамбов к у, в часовню.

- Алтарная часть храма, - показывает рукой Лена, - это бывшая

часовня, которую мы с матушкой Евгенией строили. Тоже

Промысел Божий. И то, как я с матушкой Евгенией познакомилась,

чудо. Расскажу после крестного хода.

Грешен, часть пути еду с Леной в машине.

- Будете икону держать, - дала послушание.

По-хорошему, мог бы нести образ, шагая со всеми крестоходцами,

но остался в машине. По просёлочной дороге доехали до асфальтированной,

ведущей в деревню Преображеновку, пересекли

её и - глуши мотор. Дальше на автомобиле до Поклонного креста

не добраться, место низкое, после весенней распутицы просёлочная

дорога ещё не просохла. Как истинные крестоходцы, идём с Леной

своими ногами.

- Сколько раз вот так с матушкой Евгенией ходила, - говорит

Лена, обходя очередную лужу. - Бывало, когда тепло, скину туфли

и босиком. Матушка поворчит: поранишь ногу. Вы бы только знали,

как хорошо рядом с ней было! Как хорошо!

9


Богородица в бордовом

Многие женщины трепетно относятся к снам. Лена из

их числа. Из того сна, на всю жизнь крепко запавшего

в память и ставшего поворотным в жизни, вынесла

наставление: иди в храм и купи икону Божией Матери в бордовом

одеянии. С Богомладенцем на руках. На то время Лена была

из тех верующих, которые категорично заявляют о себе: как это

я не православный человек? Крещён - да, в церковь захожу - да,

свечи ставлю - да, против Бога ничего не имею, аминь. Лена, увидев

сон, о котором сказано выше, помчалась в церковь за иконой.

Безоговорочно поверила: образ Богоматери «в бордовом одеянии»

должен быть в её доме. Было тогда Лене чуть более двадцати, жила

на набережной Иртыша, ближайшая церковь - Никольский Казачий

собор.

О покупке иконы лучше самой Лены не расскажешь.

«Влетаю в собор, - с удовольствием начинает рисовать сцену в

храме, - церковная лавка находилась прямо в притворе, прошу:

- Дайте Богородицу в бордовом одеянии.

Продавец, женщина в возрасте, на меня смотрит с удивлением:

откуда такая моторная взялась?

- У нас, - говорит строгим тоном, - все Пресвятые Богородицы

в бордовом! Вы точнее можете сказать, какая нужна? Или вам всё

равно?

Глаза поднимаю, сейчас в иконах Богородиц хорошо разбираюсь,

отличаю «Знаменскую» от «Умиление» или «Путеводительницы»,

тогда ни малейшего представления. Стоят на полках с десяток

икон Богородиц, все как одна в бордовом одеянии.

Расстроилась. Казалось бы, бери любую, да и дело с концом. Но

я понимаю, мне нужна не любая, мне нужна моя. Значит, должна

каким-то образом распознать её среди всего многообразия. Продавец

не просто стоит, начинает помогать, умеет работать с покупателем:

- Перед «Неупиваемой Чашей» молятся с просьбой избавить от

страсти пьянства...

- При чём здесь пьянство? - я даже обиделась. - Я что, по-вашему,

алкоголик?

- Или наркомании, - продолжает она, будто и не слышит меня. -

1 0


Может, родственники ваши страдают этой пагубной страстью. Мало

ли что бывает!

- Никто не страдает!

Меня задело, что начала с пьянства.

Начинаю нервничать, а она гнёт своё:

- Или вам нужна «Скорбящая о младенцах, во чреве убиенных»?

- Это зачем? - спрашиваю с наездом. Жду подвоха.

- Аборт, к примеру, сделали, - с раздражением говорит, - покаяться

хотите.

Её понять можно, ураганом налетела особа с квадратными глазами,

мало того - губы накрашены, глаза подведены - ей вынь да

положи Богородицу в бордовом одеянии, а какую - сама не знает.

- Да ничего я не делала, - грешу против истины...»

Эту картину Лена рисует с большой долей самоиронии. Вот, дескать,

какая была непроходимо тёмная. Образ «Казанской» не могла

отличить от «Владимирской», «Иверскую»» от «Умиления».

В процессе эмоционального диалога с продавцом церковной лавки

Лене пришло вразумление: заглянуть в православный календарь.

- Простите, - сбавила накал эмоций, обращаясь к продавцу, -

можно посмотреть православный календарь?

Продавец не принадлежала в полной мере к типу церковных

женщин, любящих поучать, наставлять, одёргивать новоначальных,

да и вообще всех, приходящих в храм, тем не менее экспрессивность

Лены её коробила. Считала, и правильно делала, раз ты пришёл в

храм, держи себя строго.

В толстой книге церковного календаря Лена быстро отыскала

нужную страницу и хлопнула восторженно по ней ладонью:

- Вот смотрите: шестое июля - день празднования Владимирской

иконы Божией Матери. Я родилась шестого июля. Значит, мне

нужна эта самая икона!

Женщина молча достала образок величиной в два спичечных

коробка.

- Больше нет? - разочарованно спросила Лена. - Карманная какая-то!

- Возьмите «Казанскую», если вам надо в бордовом мафории и

большая. Полуметровая есть! В красивом окладе. Но дорогая!

- Это не имеет значения, дело не в цене! Я же сказала, у меня

шестого июля день рождения!

- Тогда, конечно, - не без иронии сказала продавец.

1 1


Так в доме у Лены появилась икона Владимирской Божией Матери.

Но не более того, только и всего по данному факту - появилась.

Лена выполнила наставление сна и тут же про образ забыла.

Ни разу не помолилась перед ним. Да и не знала, что для этой иконы

есть свои молитвы.

Вспомнила об иконе, когда совсем плохо стало.

Юность Лены совпала с воцарением свободы торговли, ураганный

шквал которой наблюдался в последнее десятилетие XX века.

Одним семейным боком Лена относилась к купеческому сословию -

по материнской линии были в родовё купцы из крестьян. Предпринимательские

гены рано взыграли в крови Лены: в семнадцать

лет встала за прилавок. А вскоре пришла к мысли: «И что это я на

дядю горбачусь?» Сколько мы знаем бесплодных мечтателей, вздыхающих,

сидя в мягком кресле, эх, кабы мне предоставили условия,

я бы развернулся во всю ширь, показал, как вести дело! Лена

рассиживаться не стала, сразу перешла к решительным действиям.

Включились купеческие гены, доставшиеся от матери, пролетарская

энергия, присущая папе-молотобойцу, и торговое дело пошло в гору.

В девятнадцать лет Лена купила квартиру в центре города, пару земельных

участков, приступила к строительству коттеджа. А потом

начались пути тяжкие.

Народный афоризм «От тюрьмы да от сумы не зарекайся» Лена

долго понимала наполовину. На ту, которая касалась тюрьмы. Про

«суму» дошло, когда почувствовала смысл на себе самой.

Если в двух словах - лишилась всего. Даже нижнее бельё вынесли

из квартиры, той самой на престижной набережной, остались

голые стены, потом и стены забрали. Квартира, бизнес - всё пошло

прахом.

- Перед этим ужасом я забеременела, - рассказывает о драматическом

периоде жизни Лена. - Муж против ребёнка. Категорически.

Я в растерянности. Всё разом навалилось - бандюганы наезжают по

кредиту: плати. А с чего? Ещё и беременность. И врачи говорят: вам

сейчас рожать нельзя. Ловлю себя на мысли: ненавижу ребёнка, без

того плохо, ещё и он. Беременность тяжёлая, меня постоянно тошнит.

А решение этой проблемы, вот оно, проще пареной репы. Дурная

была. Думаю, если от кредита не отмахнёшься - надо платить,

не то голову открутят, а тут всего ничего - сделала аборт и забудь.

Плёвое дело. Ни тебе тошноты, ни других забот. Дура, иначе не скажешь!

1 2


Лена обзывает себя, вздыхает, вспоминая тот период своей жизни.

И продолжает рассказ:

- Но всё же был какой-то ум. Думаю: ведь это мой ребёнок, мой,

почему я его так невзлюбила? Он в чём виноват? С моста прыгать не

побежала, а побежала в церковь на Тарскую. Встала посреди храма,

прошу: Боже, дай мне любовь к этому ребёнку, помоги, всё вынесу с

ним. И приходит состояние лёгкости и уверенности - надо рожать!

В храм зашла с сумбуром в голове, вышла с твёрдым решением: буду

рожать!

Недавно встретил Лену с сыном: рослый, красивый парень, студент.

А тогда вышла Лена из храма, идёт по Орджоникидзе, её догоняет

муж.

- Лена, - сообщает радостно, - я договорился с врачом, завтра

идёшь на операцию.

- Нет-нег, - отмела Лена тему аборта, - никаких операций, у нас

будет сын, я его буду рожать!

- Откуда ты знаешь, что сын?

- Уверена!

И родила сына.

А невзгоды продолжились. Всё до кучи: предательство друзей, с

кем вела бизнес, разрыв с мужем, который со своей стороны добавил

подлостей в копилку. Вот когда она отыскала образок «Владимирской».

Начала ходить в церковь, исповедоваться, причащаться.

Мужа Лена простила.

- Бог дал любовь к нему, - говорит, - а потом дал силы простить

за зло, которое нанёс. Простить - тоже счастье.

Нет, они не сошлись, но простила. Претерпела Лена все невзгоды.

В один период крыши над головой не было, при монастыре с сыном

жила. Батюшки деньгами помогали. Но со временем Лена выкарабкалась

из ямы, начала подниматься, и созрело решение: надо не

только просить помощи у Бога, Богородицы, но и благодарить. И не

так - свечку поставил, перекрестился и дальше пошёл с чувством

выполненного долга. Сын растёт, пусть с крышей над головой туго,

но кредиторы отстали...

- Всё по молитвам к Богородице, - считает Лена. - Просила,

умоляла, Она помогала, вразумляла... Меня осенило: пора благодарить.

Реально. Хотя бы полы в храме помыть, шторы выстирать,

ещё что-то... Не абстрактно, деньги дал и забыл... Что-то надо делать.

1 3


Лена, как говорилось выше, не из мечтателей, предающихся

сладким грёзам на диване: если бы да кабы во рту выросли грибы,

был бы не рот, а целый огород. Принимая решение, тут же бросается

его выполнять.

К тому времени Лена стала ездить по святым местам. В тот раз

надумала совершить паломничество к чудотворной иконе Божией

Матери «Чимеевская». Взяла с собой сына, ему три года было, и племянника..

.

Приехали на вокзал минут за сорок до поезда, расположились

в зале ожидания. А в соседнем кресле расположился значительных

размеров дядька - крупная голова, выпирающий живот, обширная

лысина. Габаритный экземпляр. Но не этим привлёк Лену. Мужчина

развернул газету и углубился в неё, шумно дыша. Лена от нечего

делать скосила глаза в газету и выхватила строки о строительстве

часовни в честь иконы Божией Матери «Владимирская». В каком месте

строится, не успела прочитать, мужчина начал переворачивать

страницу, Лена зачастила:

- Не перелистывайте! Не перелистывайте!

Мужчина отпрянул от соседки, как от сумасшедшей. Мало того,

беспардонно влезла в его газету, ещё и командует.

- Женщина, я вам что - библиотека с ногами? - возмутился. -

Купите да читайте, сколько не лень!

Лена не смутилась от такой реакции, в голове было одно - возводится

часовня в честь «Владимирской». Побежала в киоск, купила

газету, из которой узнала про Тамбовку, монахиню Евгению, строительство

часовни во славу Пресвятой Богородицы.

Лену охватил восторг, который испытывает человек, сделавший

открытие. Вот ответ на её вопрос: как благодарить Богородицу.

Самое что ни на есть реальное дело - часовню строить! И какую -

в почитание «Владимирской». К восторгу тут же примешалась паника:

она уедет в Чимеево, без неё всё сделают, гвоздя не успеет заколотить.

Часовня не храм, могут в одночасье поставить. В газете

написано, что сруб уже есть...

Лена готова была отложить Чимеево до лучших времён. Была

бы одна, так и сделала, а тут нехорошо будет, мальчишкам наобещала.

Сын, ладно, маленький, а племянник...

В Чимеево перед чудотворной иконой об одном просила:

1 4


«Матерь Божия, помоги поучаствовать в строительстве часовни в

Твою честь!» О здоровье сына просила и о часовне.

Вернулась домой, кого из православных знакомых не спросит,

никто не знает про Тамбовку и матушку Евгению. Принялась читать

акафист Пресвятой Богородицы, и как вразумление: ведь в Никольском

Казачьем соборе можно разузнать у священников.

В ближайшее воскресенье пошла на литургию, а в храме монахиня

Евгения.

В газете было фото, Лена запомнила, и вот она - матушка. Никогда

раньше в Никольском не встречала её, а бывала здесь часто.

Лена есть Лена, обрадовалась при виде матушки, подлетела:

- Ой, матушка Евгения, меня к вам Богородица прислала часовню

строить.

Нетрудно представить реакцию монахини. Посмотрела на заполошную

женщину и отошла. Молча. Дескать, человек возбуждён,

пусть остынет для начала, придёт в себя.

«Стою, - описывала Лена ситуацию, - думаю: что дальше-то делать?

Строительство часовни - это мне как наказ Богородицы, его

надо выполнять. Про себя думаю: похоже, палку перегнула со своими

эмоциями. Надо спокойнее себя вести, а то налетела бурей...

Смотрю, матушка достаёт просфорницу. Из белой с серебристой

нитью ткани, из такой шыот облачение священников. Смешно вспоминать,

тогда не знала термин - просфорница. Меня опять подхватило,

принесло к матушке:

- Ой, матушка, у вас такой красивый кисетик! Где вы его взяли?

- Монахини сшили, - ответила матушка.

- А подарите мне! Я давно мечтала о таком!»

Лена не только не разрядила ситуацию - усугубила. Матушка

обеспокоенно посмотрела на неё, развернулась и пошла к клиросу.

«У меня мысль возникла, - рассказывала Лена дальше, - насела

на матушку, подумает, человек не в себе. И решила исповедаться, а

там видно будет. Встала в очередь на исповедь. И не заметила, как

матушка подошла ко мне, трогает за руку:

- Возьми, - протягивает просфорницу, - дарю. Ведь меня к тебе

Богородица послала. Утром поднялась и почему-то пошла в этот

храм, а не в Скорбященский, куда обычно хожу. Теперь понимаю,

Богородица привела».

1 5


После службы матушка начала рассказывать Лене, что никакой

часовни ещё нет.

- Ой, - обрадовалась Лена, - как хорошо! Буду с самого начала

строить!

- Лена, чего хорошего! Благодетелей нет, денег нет, кирпича на

фундамент нет. Батюшка Сергий помог со срубом, нашлись добрые

люди, поспособствовали доставить брёвна, кроме этого ничего пока

нет. Только что немного денег, совсем мало...

Лена, охваченная восторгом открывающейся перспективы, стала

уверять монахиню:

- Матушка, построим, всё сделаем! Всё будет хорошо! Для Богородицы

ведь делаем! Она к вам на помощь спустилась с неба, значит,

и сейчас поможет!

- Дай-то Бог, Лена.

1 6

Встреча с незнакомкой


то утро Катя Деревянченко решила сбегать в Новопокровку,

проведать родителей. Больше года не удавалось

вырваться из Омска домой. Работали в швейной мастерской

по законам военного времени - без выходных. Но и в Тамбовке

был тот же график - от зари до зари. Совхоз специализировался на

крупном рогатом скоте, горожан - женщин и девушек - определили

на ферму. «Всё для фронта! Всё для победы!» - писали газеты, так и

на самом деле. Работа на ферме для Кати, выросшей в деревне, была

привычной: доила коров, кормила бычков, не составляло труда при

надобности запрячь лошадь в телегу и съездить за кормами. Небольшая

ростом, даже маленькая, но крепко сбитая, ловко обращалась

она с вилами и лопатой. Бригадир ценил безотказного и умелого работника,

поэтому, когда Катя подошла с просьбой отпустить на один

день домой в Новопокровку, дал ей выходной.

- Я отработаю! - горячо заверила Катя.

- Куда ж ты денешься. Беги-беги, повидай отца с матерью! Прямо

сейчас пойдёшь?

- Нет, утром, как рассветает.

Они работали в Тамбовке вторую неделю, и всё это время Катя

искала момент, как бы сходить домой. Путь неблизкий. Если идти

через Преображеновку по накатанной дороге - шестнадцать километров.

По просёлку, минуя Преображеновку, - двенадцать. Второй

вариант осложнялся тем, что весной и в сырое лето на просёлке

встречались болотистые, труднопроходимые участки, нынешний

август дождливым не назовёшь, не должно быть воды. Можно срезать

путь, махнуть через гриву. Пусть идти по лесу, без тропы, зато

точно посуху, и дорога километра на полтора-два короче.

Спала вполглаза, надо было подняться перед рассветом, боялась,

как бы не упустить время. Чуть развиделось, подскочила, сполоснула

лицо под чугунным рукомойником, в нетерпении стуча соском,

- скорей-скорей бежать. Хотелось быстрее выйти на дорогу,

вдруг бригадир передумает. На душе было светло - сегодня увидит

маму, папу, выспится на своей кровати. В Тамбовке жили в школе,

спали на полу. Постелей как таковых не было. Оно бы и ладно, и

на полу можно выспаться, кабы не б

.авали. Пол

1 7


близко к земле, лучше не надо для земляных блох. Они жадно набросились

на горожан. Кто-то посоветовал полынью гнать. Щедро

нарвали травы, набросали в углах, иод стенами, посреди комнаты в

надежде - уйдут или хотя бы попрячутся. Нет, на тамбовских блох

тамбовская полынь слабо действовала, только злее становились.

А днём - мухи. Скота в Тамбовке было предостаточно, и мух водилось

тьма-тьмущая. Под осень надоедливые, кусачие. За едой лезли

в рот, садились на творог, его давали горожанкам каждый день. Кормили

плохо. Триста граммов хлеба на день, обязательный творог, который

быстро приелся, супчик какой-никакой.

Любила Катя Новопокровку. Отец с матерью хвалили, как тот

кулик своё болото, края, откуда приехали в Сибирь. Отец Тихон

Максимович был из Воронежской губернии, вместе с родителями в

кругу переселенцев попал в Сибирь. Мать Евфимия Захаровна приехала

со своими родителями из Курской губернии. Подростками

покинули родину, но не забыли её. Для Кати краше Новолокровки

не было места на земле. Леса, покосные луга и озеро Курема за огородами.

Вечером закатный свет опустится на воду, загорится она золотом.

Вот только купаться Катя не любила. Однажды нахлебалась

и с той поры боялась воды. В озере водилась рыба, карась в основном,

не сказать - много, но ловился.

А какие березняки вокруг Новопокровки. Девчонками по

весне ходили в них за цветами. Охапками приносили домой. Перед

Троицей берёзовых веток наломают, цветов нарвут - домой

и в церковь. Троицу она любила. Всё зелено, всё цветёт, в праздник

утром проснёшься, в доме берёзовый дух, в окна заглядывает

солнце. Троица всегда вспоминалась буйством зелени - сочная

трава, сочная листва, и обязательно солнце! Отец рано уходил в

церковь, помогал батюшке отцу Василию, они с мамой шли позже.

Ещё любила праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Мало

того, сама родилась на Покров, это одно, другое - Новопокровка

как ни в какой другой день преображалась, был съезжий праздник.

Церковь у них освятили в честь святого Антипа, престольный

праздник одиннадцатого апреля, но съезжий установился

ещё до её постройки. На Покров село наполнялось гостями. В каждом

доме родственники, кумовья, сваты, друзья. Приезжали из

Тамбовки, Преображеновки, Аксёново, Коммуны, Михайловки,

Николаевки.

1 8


Праздник начинался с обедни, это пока храм не закрыли. Церковь

всех вместить не могла, двор гоже был полон нарядного люда.

Начищенные сапоги мужиков и парней, яркие платки у женщин и

девушек. Двери церкви нараспашку, оттуда долетают возгласы батюшки.

Кто-то во дворе следит за службой, крестится в нужном

месте, кто-то далёк от происходящего в храме. Парни разглядывают

девушек, а те бросают любопытные взгляды на незнакомцев

из других деревень. Вроде невзначай она посмотрела, а вот уже и

второй-третий раз стрельнула глазами в ту же сторону. Когда наступал

в службе момент земного поклона, священник выносил Святую

Чашу, храм вставал на колени, весь церковный двор присоединялся.

За этим строго следили старики. После обедни все шли крестным

ходом по селу. С иконами, хоругвями, молитвой...

Она уехала в Омск ещё до войны. Жила у родных, училась в

вечерней школе. Сначала пошла на курсы фотографов, окончила,

поработала немного, а потом устроилась швеёй и выучилась на закройщика.

Всё ей давалось легко, работа нравилась, но тянуло домой,

при первой возможности старалась съездить к родителям.

С началом войны отпуска отменили, вырваться было трудно, почти

невозможно. Новопокровка в войну осиротела - парни и мужчины

ушли на фронт. Это бросалось в глаза, когда приезжала из Омска.

В каждом дворе только женщины, подростки да старики...

Она миновала последний дом Тамбовки, быстро пошла по тропинке,

бегущей по широкому лугу, который простирался едва не до самой

гривы. Дорогу знала, не один раз ходила по ней с мамой и отцом в Тамбовку.

Шла Катя быстро, вот и показалась грива. Луг упирался в лесок, а

за ним вытянутый поросший густым березняком холм - грива.

Оставалось метров двести-триста до леска, когда Катя невольно

подняла голову к небу и обомлела. К земле летел человек. Ей увиделось,

что руки у него скрещены на груди, голова опущена, будто

подыскивал удобное место для приземления. Солнце ещё не взошло,

лишь посветлел восток, но ясно было видно, как опускался человек

на лесок в конце луга. Катя видела в Омске парашютистов. Сердце

всякий раз замирало, сжималось в тревоге, когда очередной смельчак

выпадал из самолёта и камнем летел к земле, но вдруг раскрывался

белый купол над головой, падение резко замедлялось... Катя

хлопала в ладоши - всё хорошо... И вот человек летит к земле, словно

над ним невидимый парашют... И тихо-тихо. «Может, я просто

1 9


ничего не слышу», - подумала Катя. В детстве она переболела скарлатиной.

Это повлияло на правое ухо, неважно им слышала.

Она остановилась как вкопанная, замерла. Что это было? Как и

минуту назад - тишина до звона в ушах, небо чистое. Так и не возник

гул самолёта, из которого мог выпрыгнуть парашютист без парашюта...

Человек опустился на лес, скрылся из виду. Всё произошло почти

мгновенно.

«Цыгане колдуют!» - обожгло испугом. О цыганах не раз слышала

в детстве: колдуют, воруют детей, обманывают. Взрослые предупреждали:

нельзя с ними заговаривать, напустят на тебя колдовства,

после что хотят, то сделают с тобой. А если у тебя есть деньги,

2 0


обязательно выманят. Сам и отдашь, а потом будешь сокрушаться,

как это могло получиться.

Катя перекрестилась: «Господи, спаси и помоги». Мама с детства

учила: «Если какая опасность - первым делом прочти эту молитву, она

коротенькая, в любой ситуации успеешь призвать Господа на помощь».

Ускоряясь, она зашагала по тропинке в сторону гривы. Первый

испуг не прошёл, да надо было торопиться. И тут из леса вышла

женщина и быстрым шагом направилась в её сторону.

«Цыганка», - ухнуло Катино сердце. И зачастило...

На женщине была серая широкая юбка до самой земли, серая

жакетка с множеством пуговиц - рукав длинный, на голове чёрный

платочек. В таких нарядах давно не ходили. Деревенские женщины

носили длинные юбки, но не до пола. Женщина была босой.

«Цыганка заметила меня, - промелькнуло в голове у Кати, - и

хочет поймать».

Катя на мгновение замедлила шаг - не побежать ли обратно в

Тамбовку. Оглянулась назад. И тут же решила: будь что будет. Они

двигались навстречу друг другу, подходя, женщина сказала:

- А я пошла гривой, а там волки. Ты через гриву не вздумай идти -

волки там.

Что сразу отметила Катя, говорила незнакомка на чистом русском

языке, без цыганских интонаций, и в облике ничего цыганского.

Красивое молодое лицо, а голос спокойный, ровный, как

ручеёк журчит. В Омске не один раз видела цыган на Казачьем

рынке, чаще цыганок с детьми. Шумные, громкие, навязчивые. Завидев

их, даже одну цыганку, шептала: «Господи, спаси и помоги».

И старалась быстрее уйти подальше, избегая приставаний, медовым

голосом выпеваемых призывов: «Красавица, давай погадаю

на счастье». По натуре Катя была не из пугливых, среди подружек

слыла смелой. В девчонках ничего не стоило в поздние сумерки

первой войти в пугающе тёмный заброшенный сарай. Подружки

жались друг к другу в нерешительности, она смело шла вперёд.

И в девушках была не робкого десятка. Парни побаивались, спуску

никому не давала.

- Что испугалась? - с доброй улыбкой спросила женщина.

- Да нет! - с вызовом, скрывая за ним смущение, ответила Катя

и увидела, как улыбка сошла с лица незнакомки. Не понравился ей

ответ.

2 1


Кате сделалось стыдно за свою неискренность. Заглаживая неловкость,

сказала:

- Я пойду, мне быстрее надо! - и спросила: - Вы куда идёте?

- Пошли, - сказала женщина, оставив Катин вопрос без ответа,

и зашагала рядом. - Через гриву не ходи, там волки.

Катя произнесла:

- А мой папа говорит, волк никогда не нападёт на человека, не

тронет без разрешения с Неба.

Катя не решилась сказать «без благословения с Неба». «Благословение»

- из словаря верующего человека, кто его знает, как незнакомка

относится к Богу.

- Может, вам на гриве попалась собака? - предположила Катя. -

Бывает, собака такой масти, сходу не отличишь. У нас в деревне есть

одна, её и зовут Волк. Только у настоящего волка шея не крутится.

В этом отличие, голову вместе с туловищем поворачивает.

- Волк на гриве не один, - сказала попутчица и повторила своё

предупреждение, - через гриву не ходи.

Повинуясь незнакомке, Катя вместе с ней пошла по тропе, что

вела в обход гриве. Женщина, несмотря на босые ноги, ступала уверенно

и легко. Катя быстро приноровилась к её шагу. Стоит сказать,

что там, на дороге, но которой они двигались ходко и слаженно, у Кати

не вызовет удивления факт, не заострит на нём внимание: ноги попутчицы

не походили на ноги человека, постоянно ходящего по земле

босиком. Много позже вспомнит ступни незнакомки, которые при

каждом шаге выныривали из края длинной юбки. Катя сама в детстве

сверкала летом голыми пятками - обычное дело. Кожа грубела, темнела,

пемзой не ототрёшь. У незнакомки ступни были красивыми...

Большую часть пути шли молча, это не тяготило Катю. Хотя

брало любопытство - откуда женщина? В лицо знала многих жителей

округи: знала по церковному приходу, вбиравшему в себя несколько

деревень, знала по съезжему празднику Новопокровки, доведись

хоть раз увидеть такую женщину, обязательно бы запомнила.

В последние годы в деревнях появилось немало тех, кто бежал от

войны. Наверное, незнакомка из них. На их пути было три деревни -

Коммуна, Преображеновка и Новопокровка.

- А вы откуда идёте, - поинтересовалась Катя, - и куда?

- В Коммуну, - сказала женщина, оставив без ответа первую

часть вопроса.

2 2


Настаивать Катя постеснялась. Посчитает нужным - сама скажет.

В Коммуне женщина навряд ли жила, если только недавно

приехала. В Коммуну Катя не один раз ходила с отцом и матерыо,

бывало, и с подружками. Там жили родственники по отцу. Колхозное

хозяйство под названием «Коммуна “Колос”» находилось у озера

Рыбалово. От дороги, по которой они двигались, был свёрток на

Преображеновку, идя в ту сторону, ты сначала попадал в Коммуну, а

за ней шла Преображеновка.

Близость странной, несовременно одетой, с красивым лицом

спутницы смущала, оставляла в душе волнение, но в один

момент робость ушла, Катя начала откровенно делиться с незнакомкой

своими невзгодами, рассказывать о жизни в Тамбовке,

работе на ферме. Стала жаловаться, как близкому человеку, что

работа на ферме тяжёлая, кормят плохо. Они надеялись, отправляясь

из Омска, что в деревне подкормятся, но хлеба дают всего

триста граммов да творог с мухами. Спят на полу, на чём придётся,

матрасов нет, и всю ночь кусают блохи. Их полным-полно.

И полынь бросают на пол - всё равно не дают ночью покоя. Когда

совсем невмоготу делается, женщины рубахи снимают и вытряхивают

надоедливых тварей. Катя сказала незнакомке, что идёт в

Новопокровку к маме и папе.

Около шести километров шли они вместе. Это Катя потом, через

много лет, став взрослой женщиной, подсчитает. Подходя к свёртку

на Преображеновку, женщина скажет:

- А мне сегодня надо вернуться.

Катя осмелела, крикнула в спину уходящей попутчицы:

- Обратно из Коммуны пойдёте, не ходите гривой, не надо! Идите

этой дорогой, она уже проверена.

- Что? - обернулась незнакомка.

Екатерина повторила свои слова, добавив:

- И вечером не ходите, лучше по свету или даже утром. Я завтра

утром обратно пойду, на рассвете, обещала бригадиру быть вовремя...

Спутница лишь улыбнулась в ответ и пошла дальше.

У Кати само собой получилось - подняла руку и перекрестила

женщину, так делала мама, провожая её. Попутчица будто почувствовала

позади себя нарисованный рукой Кати крест, остановилась,

повернула голову, и снова лицо её озарила улыбка.

2 3


Оставшись одна, Катя прибавила шагу и поймала себя на мысли:

они с незнакомкой удивительно быстро дошли до поворота на Преображеновку,

очень быстро.

Странная женщина, думала Катя, скорее всего, эвакуированная.

Может, из Ленинграда? Убежала от войны без вещей, потому и ходит

в старинной одежде, кто-то смилостивился, достал из бабушкиного

сундука то, что уже сам не наденет и перешивать, перелицовывать

не хочет. А босиком - обуть нечего. Но какая из себя красивая! Надень

стильное платье, киноактриса да и только! Катя, будь материал,

сшила бы такое. В мастерской она кроила и шила лучше многих.

У мамы была швейная машина «Зингер», на ней начинала, а в мастерской

освоила крой мужской и женской одежды. Сразу после Нового

года они ходили мастерской в драматический театр, ей очень

понравилось платье на одной актрисе, темно-синее, шерстяное,

приталенное, с отложным воротником, узеньким пояском. Такое

бы подошло незнакомке. А на голову шляпку с короткими полями.

И туфли на каблучке. На лето ей бы пошло платье из тёмно-синего с

красными цветами крепдешина.

И всё же откуда незнакомка? И почему её не тронули волки?

Летом волки, конечно, не голодные. Это зимой с ними лучше не

сталкиваться, особенно когда свадьбы у них. Новопокровка знала

не один случай - волки нападали на скотину, преследовали людей.

Зимой мужики, собираясь в дорогу, обязательно брали в сани вилы,

топор, у кого было - ружьё.

В войну, говорят, волков развелось очень много. Кто его знает,

может, и летом нападают.

«А парашютист без парашюта это что?» - подумала, и холодок

пробежал по спине. Или привиделось? «Да как привиделось? - сама

себе возразила. - Явно было видно».

Завидев дома Новопокровки, Катя забыла про женщину, парашютиста,

непроизвольно ускорила шаг. Готова была сорваться на

бег, да не подобает взрослой девушке сломя голову нестись по селу.

Вот и дом их. Большой, добротный. Толкнула калитку... Как давно

не была здесь. Под навесом стояли две новенькие бочки. Рядом лежала

горка заготовок - клёпки, значит, отец будет ещё одну бочку

собирать. Он был столяром и бондарем, делал для колхоза бочки,

грабли, метлы, деревянные лопаты, топорища... Надо - табуретку

смастерит или стул. Дома вся мебель была его рук дело. Ступив

2 4


во двор, Катя не сдержалась, сорвалась на бег под радостный лай

Утёса - не забыл! Взлетела на высокое крыльцо, открыла дверь сеней,

в нос ударил запах свежего хлеба. Как она истосковалась по маминому

хлебу.

Увидев дочь, мать всплеснула руками:

- Боже мой, Катя, ты откуда?

Катя обняла мать, уткнулась ей в плечо!

- Мама, меня всего на один день отпустили. Завтра рано утром

побегу обратно! Ты бы знала, как я соскучилась!

- А у меня сердце вдруг так заболело за тебя! Корову подоила,

молоко принесла, и вдруг так заболело сердце! Бросила всё и давай

молиться за тебя Пресвятой Богородице! Просить помощи Заступницы

нашей! Откуда ты?

- Из Тамбовки... Я с женщиной шла от Тамбовки, она до Коммуны.

Наказала мне, чтобы не ходила через гриву, там волки...

Катя хотела было сказать про парашютиста, но осеклась. Мать

не заметила заминку дочери, услышав про гриву, изменилась в лице:

- Вот отчего сердце заболело, говорят, на гриве лихие люди обосновались!

И рассказала, что в округе объявились бандиты, недавно ограбили

и убили парня.

Позже на гриве был обнаружен балаган, в нём прятался дезертир

со своим братом, к ним прибился из Новопокровки молодой мужик.

Катя его хорошо знала, и он её.

«Меня бы точно убили, - говорила потом, - зачем бандитам свидетель.

Хорошо, женщина предупредила не идти гривой».

День она провела в Новопокровке, а утром, как идти в Тамбовку,

у Кати разболелось правое ухо. Просто невмоготу. Ночью ничего

не чувствовала, крепко спала, коснувшись головой подушки, сразу

провалилась в сладкое забытье, а проснулась с невыносимой болью.

Отец взял в колхозе лошадь и повёз в Баженово, в больницу. Оттуда

Катю отправили в Омск.

- Надо делать операцию! - сказал баженовский фельдшер. -

Воспаление среднего уха, там гной!

Из Баженово шла в Омск грузовая машина, с ней отправили

Катю. Ухо всю дорогу изматывающе болело. Но, удивительное дело,

боль в один момент утихла сама собой. Будто что-то отключили в

голове. Катя не пошла бы к врачу, да на руках направление.

2 5


- Вы знаете, - сказала доктору, боясь, сейчас напустится на неё,

назовёт симулянткой, дезертиром, - мочи не было, так болело ухо, а

потом как рукой сняло.

Не стала говорить, что стала лучше слышать этим ухом.

Доктор, старичок в очках с золотистой оправой, не рассердился,

не стал ругаться, наоборот, заулыбался. Осмотрел ухо, сказал:

- И хорошо, что не болит! Очень хорошо. Если что, сразу ко мне

приходите! И берегите, барышня, уши, берегите! Не переохлаждайтесь.

Один раз ухо заболело, жди рецидива.

В мастерской удивились её приходу:

- Катя, ты откуда?

Она думала отметиться в мастерской, поздороваться и отправляться

в Тамбовку. Начальник решил иначе:

- Оставайся. Если насядут на меня - поедешь, а раз причина

уважительная, оставайся! У нас самих работы непочатый край.

Владыка Венедикт

Лейтенант Василий Иванович Бороденко прибыл в Омск

в 1944-м с вердиктом врачебной комиссии в документах

- «годен к нестроевой». В боях за Украину командовал

ротой 48-го отдельного батальона 5-й Воздушно-десантной бригады

3-го Воздушно-десантного корпуса 40-й армии. В одном из боёв получил

тяжёлое ранение. Рота поднялась в атаку. С криком: «Вперёд!»

- он сделал несколько шагов, и вдруг удар, в глазах потемнело, будто

шторку задёрнули. Солдаты вынесли потерявшего сознание, истекающего

кровыо командира с поля боя. Ранение было совместимо

с жизнью, но не совместимо со строевой службой. Для фронта воин

с искалеченной правой рукой не годился. Поначалу, когда очнулся в

госпитале, она вообще висела плетью. Думал: инвалид на всю оставшуюся

жизнь. Врачи сказали: всё зависит от тебя - разрабатывай, не

теряй надежды. Постепенно рука начала обретать былую проворность.

Забегая вперёд, скажем - восстановится полностью. При этом

разовьётся не только правая, но и левая, которую тренировал на тот

случай, если останется за главную. В конечном итоге замысловатый

завиток личной подписи уверенно ставил и одной, и другой. Научился

писать левой, и не только ручкой владеть, но и ножом. Последнее

2 6


обстоятельство имело важную цену- Василий умел и любил готовить.

Его борщи славились на всю родню. Капусту, свёклу, морковку резал

до того мелко, что родной брат Екатерины Тихон восхищался: «Ну, ты,

Вася, и миллиметровщик». Но это всё будет позже.

Пошивочная мастерская, в которой работала Екатерина, располагалась

в воинской части, что находилась в северо-восточной части

Омска, на Северных улицах. С одной стороны территория части

граничила с улицей Красный Пахарь, а с другой - с Амурским посёлком.

В народе называли - «пороховые склады». Василий, прибыв

в часть для дальнейшего прохождения воинской службы, на следующий

день пришёл в мастерскую заказать новый китель. Одно дело

ты на передовой, там не перед кем красоваться, другое - в глубоком

тылу. Катя сняла мерку. Работа для неё была привычной. И полковникам

шила, даже молодому форсистому генералу недавно китель и

брюки. Тот долго крутился перед зеркалом в новой форме, придирчиво

оглядывая себя со всех сторон. Генерал был бравый, весёлый.

Среднего роста, широкоплечий, со шрамом на щеке. Остался доволен

работой мастера.

- И лампасы как мастерски вшиты! - провёл рукой по лампасам.

И вручил в благодарность кулёк дорогих шоколадных конфет.

- Теперь можно жениться! - подмигнул Кате. - В таком-то кителе!

И с такими лампасами!

- Разве генералы неженатые бывают? - прыснула портниха.

- А что генералы не люди? - хохотнул заказчик и не стал развивать

деликатную тему, обратился к швеям: - Девушки-женщины,

спасибо, впредь шыо только у вас!

- Катя у нас мастерица! - женщины не стали присваивать чужую

славу.

Лейтенанту Бороденко тоже понравилась Катина работа, заодно

и мастер приглянулась. Василий пригласил Катю в кино. Явился на

свидание в новом кителе. Ярким золотом горели на плечах погоны,

грудь украшал орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Через

неделю лейтенант сделал предложение сибирячке.

- Только с руками не полный у меня комплект, - сказал, сжимая

локоть девушки. - Ты подумай хорошо. Инвалидом себя не считаю,

а всё равно полторы руки - это не две.

- Ну и что? - тряхнула головой Катя. - Нам и моих рук хватит.

Не беспокойся.

2 7


Беспокоился Василий по той причине, что с инвалидностью один

раз получил от ворот поворот. До войны служил в Одессе, там познакомился

с местной девушкой, женился. Родился сын. Куда как не

к жене возвращаться с войны. Из госпиталя написал ей, что получил

ранение, на передовую не годен - инвалид. На что получил категоричный

ответ: инвалиды нам не нужны. После такого заявления захотелось

уехать куда подальше. Так попал в Сибирь. Родом был из Ставрополья,

из Ладовской Балки. Оттуда призвали в армию в 1937-м.

Воевал на финской, тоже не обошлось без ранения, к счастью, легко

отделался, осколками посекло ноги, но кость ни один не задел. Быстро

поправился, жена никаких претензий к шрамам на ногах не имела.

Стал Василий сибиряком. Сыну от первой жены (тоже Василию)

исправно платил алименты, помогал и после того, как тому исполнилось

восемнадцать. Учился он в кораблестроительном институте.

Отец поддерживал до самого диплома. Сам Василий Иванович знал,

что такое безотцовщина, он был одиннадцатым ребёнком в семье.

Звали его «Вася бабушкин». По той причине, что мать по возрасту -

бабушка. Отца не помнил, того, терского казака, зарубили красные в

Гражданскую. Семилетку Вася окончил в детдоме. По тем временам

семилетняя школа - неплохое образование, поэтому, когда призвали

в армию, определили на курсы младших командиров.

В июле победного сорок пятого родился у Екатерины и Василия

первый сын - Владимир. Семье офицера дали жильё тут же в

военном городке, две комнаты в коммунальной квартире. В этой же

квартире две комнаты занимала старшая сестра Екатерины Мария с

мужем Алексеем Антоновичем Шмонденко и двумя детьми. Алексей

заведовал подсобным хозяйством воинской части.

В пятидесятые годы часть расформировали, Василий, демобилизовавшись

из армии, начал командовать электриками, устроился

мастером в электромонтажную организацию. Бороденко купили домик

на 1-й Поселковой улице. Место выбрали не случайно, рядом

жил брат Екатерины Тихон Тихонович. Тоже фронтовик, тоже лейтенант,

тоже орденоносец, тоже хлебнул лиха на передовой, участвовал

в Сталинградской битве, был в плену. После войны устроился на

кирпичный завод, занимал должность заместителя директора, а потом

и директора. По сходной цене приобрёл небольшой дом недалеко

от завода - на 2-й Поселковой, построил рядом капитальный кирпичный.

Ближе к брату перебрались сёстры с семьями - Екатерина

2 8


и Мария. Их было четверо у родителей, старшего сына Ивана убили

близ Новопокровки в голодные годы. Повёз два мешка пшеницы на

мельницу в Баженово, да лихие люди встретили - лошадь одна вернулась

домой. Баженово славилось разбоем ещё с тех времён, когда

проходил через него Московский или Сибирский тракт. Были в селе,

кто втихую промышлял на большой дороге. Иван с началом Первой

мировой войны попал под мобилизацию, воевал в пехотном полку,

получил ранение в 1916 году, но выжил и погиб от бандитской руки.

После Великой Отечественной войны старшие Деревянченко

перебрались в Омск к сыну Тихону. Евфимия Захаровна одно время

жила в семье Екатерины в военном городке, помогала растить внука.

По воскресеньям и праздникам ездила в церковь.

- Как хорошо, - повторяла дочери, - хоть каждый день бывай

на службе. Отстою обедню, помолюсь, причащусь, и так светло на

душе. Плохо без храма жить, ой, как плохо. Мы ведь, когда переселились

в Новопокровку, десять лет ходили в Баженово в церковь. Не

любили нас баженовские. Были они хозяевами всех угодий в округе,

а тут чужаки понаехали. Да ещё и в церковь к ним ходят. Косились.

Себя называли чалдонами, нас кацапами обзывали. Вот так. А с отцом

твоим по дороге из церкви сговорились. Пообещал на следующий

день заслать сватов. А я возьми и скажи: «Засылай, там видно

будет!» Долго вспоминал тот мой ответ. Деревянченко крепко жили,

а мы бедненько. Его родители не очень меня хотели в невестки. Он

настоял - только меня. Говорит - за красоту мою.

- Все говорят, что ты была очень красивая!

- В молодости, доча, все красивые. Ты вон какая у меня - залюбуешься!

И не подумаешь - из деревни. Одеваешься красиво. А Тихон

мой, как только церковь у нас в Новопокровке открылась, стал

батюшке помогать. Его и звали в селе «церковный». Как я молилась,

когда его в тридцать седьмом арестовали. Но вернулся, слава Богу,

вернулся...

Вздыхая, говорила дочери, без храма жить нельзя, надо ходить

на службы, на что всякий раз получала ответ:

- Некогда, мама.

- Так-то оно так, Катя, да ведь сама подумай, детки у тебя, муж

здоровьем не блещет, потому и надо ходить в храм. Всю жизнь за

вас молюсь. Ты в Омск уехала, особо молилась, и за отца, когда на

японскую забрали в 1904-м. Одна женщина посоветовала в Киево-

2 9


Печерскую лавру отправить деньги на постоянную монашескую молитву.

Я как раз шитьём три рубля заработала, хорошие тогда деньги,

подумала и отправила их в Киев, не пожалела, оттуда мне иконку

Тихвинской Божией Матери прислали. Ту самую, что у меня. Живым

отец вернулся. Как же без молитвы, Катя.

- Да я ещё молодая, вот на пенсию пойду.

- Такое не откладывается, - укоризненно качала головой Евфимия

Захаровна, в который раз наказывала дочери: - Умру, батюшку

отпеть пригласи, на девять дней закажи панихиду и на сорок обязательно.

Помоги, доченька, душе моей многогрешной. Записки подавай,

в родительские дни панихиды заказывай, молись. Отец твой,

конечно, молится, да он в церковь ходить не может и тоже не вечный,

после нас твоя пора наступит молиться за всех живых и упокоившихся.

Возьми за правило. Тебе уже без малого сорок, сыновья

растут, как тут без Бога...

- Мама, живи, - дежурно говорила Екатерина, - что ты раньше

времени заводишь такие разговоры.

- А «Тихвинскую», доченька, положи мне в гроб, как меня хоронить

будете.

Так наказывала мама. В Омске тогда служили всего в двух храмах

- в Николо-Казанской церкви да Крестовоздвиженском соборе.

Евфимия Захаровна чаще в Крестовоздвиженском была, ближе. Ездила

на трамвае, а то и пешком.

- Мама, зачем пешком? - спросит, бывало, Екатерина. - Сама

жалуешься на ноги.

- И ногами помолюсь, доченька. Куда мне спешить. У нас в Курской

губернии люди ходили в паломничество аж в Киев. Бабушка

моя ходила. Были такие, в Иерусалим ездили. А я иду и молитовки

читаю по дороге. Когда погода хорошая, куда с добром вот так идти.

Однажды она принесла дочери из церкви иконку. Экономя на

трамвае, подкопила денег и купила образок в подарок дочери. Небольшой,

в два спичечных коробка. Екатерина взяла иконку, поднесла

к глазам и воскликнула:

- Мама, эту женщину я где-то видела.

- Спаси тебя Бэсподь, доченька, это Матерь Божья. Заступница

наша.

- Мама, говорю тебе, я уже видела это лицо.

- Упрямая ты у меня, Катя. Где ты могла Царицу Небесную

видеть?

3 0


- Нет, видела-видела!

Иконку Екатерина положила в платяной шкаф, в дальний угол

под постельное бельё.

Евфимия Захаровна лелеяла надежду, дочь станет ходить в церковь,

поэтому часто рассказывала ей об омских батюшках, о тех

прихожанах, с кем общалась в храме. С восторгом поведала о новом

епископе владыке Венедикте. Нравилось в нём всё - и статность, и

голос, и строгость. Круто взялся за дела в епархии. Поменял настоятелей

в одном и другом омском храме. Даже клирос в соборе стал

петь лучше, тот же самый, но старается. Апостол и Евангелие читают

без спешки и скороговорки, как часто случалось в последнее

время. И вся служба проходит торжественно, красиво.

- Ты знаешь, - говорила дочери, - у него и литургия длиннее, и

всенощные, а я время не замечаю. Так бы молилась и молилась. Повезло

нам, Катя, с епископом. Временно пока поставили, дай-то Бог,

чтобы постоянно остался.

Три раза владыка Венедикт временно возглавлял Омскую и Тюменскую

епархию, в тот свой первый раз дольше всего.

Да властям он не потрафил. Им нравилось, когда архипастырь

сидит в своём углу безвылазно, лишний раз носа на территории

епархии не кажет. В воскресенье ублажит старушек обедней, да и

дело с концом. Этот наоборот развил бурную деятельность. И храмы

ему новые надо открывать, по епархии без конца туда-сюда ездит.

А каждая поездка епископа - это агитация и пропаганда, идущая

вразрез с государственным атеизмом.

Местные власти в конечном итоге добились, чтобы Священный

Синод убрал владыку. Незадолго до смерти Евфимии Захаровны отправили

его на покой. Родители епископа были из Омска, сам он родился

и до девятнадцати лет жил в Омске, потом в тридцатых годах,

будучи уже иеромонахом, служил в омских церквях и, вернувшись с

войны, служил какое-то время в них, посему остался жить в родном

городе.

Второй раз возглавит владыка Венедикт Омскую и Тюменскую

кафедру в мае 1958 года, это уже после смерти Евфимии Захаровны.

Тогда-то Екатерина впервые увидит своего будущего духовного

отца. Наказ матери она помнила, после похорон стала заходить

в церковь. Иной раз на минутку забежит, лишь записки подать, как

обещала маме, иной - на службе постоит.

3 1


В тот год на Вознесение Господне Екатерина пошла на литургию

в Крестовоздвиженский собор и попала на архиерейскую службу.

Владыка Венедикт торжественный, красивый прошёл с кадилом в

полуметре от неё. Сердце в волнении забилось, буря чувств охватила,

вспомнила мамины восторженные слова о владыке и наставление

новой знакомой Елизаветы: «Епископы - это апостолы Божьи».

Плохо понимала, что такое апостолы. Вообще не понимала, но раз

они Божьи, значит, великие люди. И вот такой человек прошёл рядом.

Когда после службы владыка выйдет из алтаря, направляясь к

выходу, прихожане встанут коридором, провожая его, Екатерина

окажется в первом ряду. Владыка благословит её, коснувшись рукой

головы. И снова ухнет сердце в радостном волнении.

Не знала Екатерина, что пройдёт время, владыка будет приходить

к ней домой в гости, пить чай, она сошьёт ему подрясник.

Евфимия Захаровна умерла в 1957 году. Ещё бы пожила, да внук

напугал. В тот день ближе к обеду из-за Иртыша наползла на город

чёрная, большая, тяжёлая, разрываемая молниями туча. Она закрыла

небо от края и до края, загромыхал гром. Екатерина с мужем

были на работе, сыновья одни дома. И вдруг на кухне вместе с громом,

который сухо затрещал в небе над домом, заискрила проводка.

Вова закричал младшему брату:

- Витька, беги, зови кого-нибудь, я тушить буду!

Витя выскочил на крыльцо, пробежал по двору, толкнул калитку,

на улице никого, крупные капли дождя упали на землю. Кого

звать, куда бежать? Решил - надо к дяде. Припустил на 2-ю Поселковую.

Дяди Тимы дома не оказалось, баба Фима сидела на кровати.

Закричал:

- Баба, у нас пожар, дом горит!

Бабушка побелела, руки затряслись, попыталась встать, а ноги

не держат. Через неделю умерла.

Незадолго до смерти она познакомила Екатерину с Елизаветой,

прихожанкой Крестовоздвиженского собора. Елизавета была старше

Екатерины на десять лет.

- Я сколько помню себя, - говорила Елизавета, - столько в церковь

хожу. С мамой, сёстрами. Как же нам без церкви?

Елизавета всегда тепло отзывалась о Евфимии Захаровне:

- Катичка, какой молитвенницей была твоя мама! Мне далеко

до неё! Она шага без Бога не ступала!

3 2


Елизавета была человеком рассудительным, основательным,

красивым. Екатерина всякий раз любовалась, глядя ей вслед. Елизавета

не сказать, что высокая, но казалась таковой - статная, широкой

кости, прямая спина, шаг уверенный. Она и в церкви стояла

твёрдо, отрешённо от окружающего. Мужа давно похоронила, с

войны вернулся израненным, недолго и пожил. Было у Елизаветы

двое детей, сын и дочь. Любила повторять: «Христос посреди нас,

Он хранит меня и вас». Ещё учила молитве, считала, женщина обязана

повторять её каждый день: «Предаю, Господи, себя, детей своих

и всех родных и ближних в Твою святую волю».

Приходя на службу, Екатерина искала глазами Елизавету, если

та была в храме, вставала подле. Рядом с ней чувствовала себя увереннее.

Подруга пресекала праздные разговоры в церкви, лишь после

службы по дороге домой могли вдоволь наговориться, и то, если

в тот день Елизавета не причащалась.

Одевалась Елизавета в церковь строго и празднично.

- В лучшее надо, - говорила, - к Богу идём. Ты у нас, Катичка, и

в будничном красавица, но будничное не для церкви.

Екатерина, будучи швеёй, одевалась не абы как. И всё же слова

Елизаветы не пропустила мимо ушей. Из дорогой английской шерсти

сшила тёмно-сишою длинную юбку, к ней жакет с длинным рукавом.

Елизавете не один раз шила юбки, платья, когда сдружились.

Елизавета повторяла:

- Нам надо молиться, чтобы владыку Венедикта оставили. А то

чехарда творится. За полтора года три епископа сменились. К одному

не успеешь привыкнуть, другой. Владыка Венедикт наш, его отец в

Знаменской церкви до войны был настоятелем. И сам владыка, будучи

иеромонахом, служил до войны в Знаменской. А ещё в храме во имя

преподобного Михаила Клопского, а также в Свято-Михайловском.

Я его ещё по тем временам помню. Хороший был батюшка, очень

хороший. Слава Богу, жив остался, тоже в тридцать седьмом подвергался

аресту. Многих священников тогда забирали и расстреливали.

В Омске, в Таре, по деревням. Упокой, Господи, их души. Его, слава

Богу, перед войной освободили, а тут немец треклятый напал, на

фронт призвали. Демобилизовался игумен Венедикт после ранения,

вернулся в Омск, поставили настоятелем Николо-Казанского храма.

Мой Витя ещё воевал. Как мы радовались, я рядом с храмом жила, на

танковом заводе работала. С год игумен Венедикт был настоятелем,

3 3


а потом его сделали благочинным по омским церквям, стал служить в

Крестовоздвиженском. Но и там недолго пробыл, в начале сорок шестого

уехал на Дальний Восток, его рукоположили во епископа.

Плохо ли, хорошо молились омичи, да всего-то два месяца

управлял делами епархии владыка Венедикт в то г раз, в июле 1958-го

после праздника Петра и Павла его снова отправят на покой. Омские

власти внесли владыку в чёрный список как неугодного, несговорчивого,

самочинного архиерея.

Тем не менее епископа Венедикта и в третий раз поставят на

Омско-Тюменскую кафедру. Случится это в памятное время, когда

Юрий Алексеевич Гагарин в космос полетел. Буквально на третий

день после этого. Страна бурлила, только и разговоров: советский

человек стал первым в мире космонавтом! Екатерина через несколько

дней после полёта Гагарина столкнулась с Елизаветой на улице

Ленина, шла по мосту через Омку, тогда ещё железный мост соединял

берега. День ясный, ближе к вечеру, солнце на другой берег

Иртыша перевалило, ветер вдоль Омки втекает в город с запахами

весны. Екатерина шла в сторону Партизанской улицы, а навстречу

Елизавета. Из Крестовоздвиженского собора, со службы, была Великая

Пятница.

Остановились, обнялись. Елизавета, сияя лицом, сообщила:

- Катичка, радость-то какая - владыку Венедикта снова нам

поставили. Первым делом за настоятелей взялся. Знает наших священников,

как облупленных, прости меня, Господи. Ставит тех, кто

службы не сокращает, служит по чину, а не так, лишь бы урок отвести.

Радио и телевизор убрал из епархиального управления. Чтоб

духу от этой заразы не было. Ты в церковь-то ходишь, Катичка? Давно

тебя не видела.

- На Благовещение была, на Вербное не получилось.

- На Пасху приходи в собор! Владыка будет служить. Приходи,

Катичка! Выше этого праздника нет. Мама твоя говорила: «Ночную

не отстоишь на Рождество Христово или Пасху Господню, и праздник

не праздник!» Так оно и есть. Приходи! Теперь владыка часто

будет служить. В прошлые разы неделями служил. Одну в Крестовоздвиженском,

другую в Николо-Казанском.

За год до этого Екатерина сделала для себя открытие, о котором

боялась кому-то сказать. Даже Елизавете. В будний день зашла в Крестовоздвиженский

собор. Остановилось у иконы великомученика

34


целителя Пантелеймона, перекрестилась и не успела прочитать молитву,

которой мама научила: «Святый угодник Божий, целитель

Пантелеймон, моли Бога о нас», - и приложиться к иконе, как услышала

за спиной:

- Святые обязательно ходят по земле! Как же не ходят - спускаются

с Неба и ходят!

Разговаривали две женщины.

- Никола Угодник скольким людям по молитвам являлся.

- Я думала, они только на небе Бога молят за нас!

- Нет-нет. В Почаевской лавре есть мощи святого Иова Почаевского,

у него каждые полгода тапочки меняют, изнашивает!

«Это была Богородица!» - жаром догадки обдало Екатерину.

Конечно, Богородица! Старинная одежда, красивое, очень красивое

лицо... А босые ноги белые, словно шли, не касаясь земли...

Открытие обрадовало и напугало. Она чуть было не повернулась

к женщинам, не сказала: «И Богородица ходит по земле! Меня

дезертиры должны были убить. Богородица отвела беду. Шла со

мной от Тамбовки до свёртка на Преображеновку... Час ходьбы».

Едва сдержалась от нахлынувших эмоций. Скажи, подумают: сумасшедшая.

Она и сама так бы решила, будь на месте этих женщин.

Дома открыла шкаф, сунула руку под стопку постельного белья,

достала подаренный мамой образок «Владимирской». Конечно, это

Она! В голову пришла мысль: «Скажу батюшке на исповеди!» Тут же

перебила другая мысль: «Зачем? Кто поверит - Богородица запросто

ходит по деревням».

Елизавете тоже не решилась сказать.

Третье и последнее управление владыкой Венедиктом Омской и

Тюменской епархии совпало с новыми гонениями на церковь. Хрущёв

после полёта Гагарина в космос стал козырять убийственным

аргументом: Гагарин-де в космос летал, Бога не видал. Потрясая кулаком,

обещал через десять лет показать по телевизору последнего

попа. Остальных разгонит, упразднит, одного оставит для торжественной

демонстрации миллионам телезрителей. Не возить его в

клетке по городам и весям, как в былые времена, можно разом всем

в телевизоре показать: любуйтесь, граждане, вот она - последняя

обезвреженная порция дурмана и опиума. Неоднократно повторял

с трибун о полёте Гагарина и отсутствии в космических пространствах

Бога.

3 5


Говорят, однажды Гагарин обронит в узком кругу: Бога-то я не видел,

зато Он меня видел. Это документально не зафиксировано, зато

запротоколированы слова Гагарина, произнесённые на пленуме ЦК

комсомола по воспитанию молодёжи, где он предложил восстановить

храм Христа Спасителя как памятник воинской славы. Молодые люди,

идущие защищать Родину, должны знать героическое прошлое страны.

Имеются свидетельства, на торжественный приём в Кремле,

устроенный пламенным безбожником Хрущёвым по случаю триумфального

полёта Гагарина, был приглашён и патриарх Алексий I.

И вдруг в этом высшем атеистическом коллективе к патриарху в поклоне

подошла женщина под благословение. Кто? Что? Откуда просочилось

мракобесие? Оказалось, мама Гагарина. Отлегло от сердца

у партийных руководителей, перепуганных затесавшимся лазутчиком

в их ряды. Если мать-старушка, это ладно, это ничего, что взять

с тёмной женщины?

Через два месяца после того, как владыка Венедикт займёт кафедру

Омско-Тюменской епархии, в июле «космического» 1961-го

на Священном Синоде под давлением власти, исполняющей, прежде

всего, волю неистового Никиты Сергеевича, будет принято новое

положение о приходском управлении. По нему священников вязали

по рукам и ногам, лишали последних прав по экономическому

управлению церкви, права передавались исполнительным тройкам,

в составе коих были староста, его помощник и казначей. Дескать,

духовенство должно отвечать только за духовную жизнь прихода.

По логике вещей, главный в церкви кто? Тот, кто в ответе за всё. Значит,

настоятель. А вот уже и не главный. Другие вместо него командуют

в стенах храма.

Владыка Венедикт не слишком подчинился новому порядку,

старался экономические вожжи епархии держать в своих руках, не

отдавая всё на откуп исполнительным тройкам, чем вызывал бешеный

гнев управляющего церквей области. В Москву летели реляции

с жалобами и требованиями убрать самочинного епископа. Более

того, вышли с предложением расформировать Омско-Тюменскую

епархию, поделить её территорию между Новосибирской и Свердловской

епархиями. Исходили из принципа: нет церковного подразделения

- нет проблем. Атеистическая Москва не настолько была

наивна, быстро раскусила омичей: какие вы, однако, сибирские валенки,

хитромудрые! А кто за вас будет выполнять волю Никиты

36


Сергеевича Хрущёва о попе с номером «последний» для показа по

телевизору? Нет уж, нет уж - работайте в данном направлении, не

перекладывайте на других.

Епархию не упразднили, но по епископу Венедикту заставили

Священный Синод принять в июне 1962 года решение по окончательной

отправке непокорного владыки на покой. Было тому всего

шестьдесят два года.

Проживая в Омске, отставной архиерей мог богослужения совершать

только по разрешению уполномоченного по церквям. Даже

не правящего архиерея, а уполномоченного.

Екатерина постепенно стала своей в приходе Крестовоздвиженского

собора. Кто-то из женщин, зная, что она отличная швея,

посоветовал её в этом качестве диакону, тому надо было сшить

Ъ1


подрясник. Екатерина никогда подрясники не шила, но непривычного

для себя заказа не испугалась. Быстро скроила церковный наряд,

наживулила, принесла на примерку диакону, разговор зашёл о

владыке Венедикте, диакон его хорошо знал и тут же вспомнил случай

из бытности владыки епископом Омским и Тюменским.

- Служим мы с ним всенощную, - начал оживлённо рассказывать,

- час, другой, третий, я уже и счёт времени потерял, долго

служим. Из алтаря зачем-то выхожу, а церковь пустая. Никого. Вернулся

в алтарь, на часы украдкой, чтобы владыка не увидел, глянул.

Не любил он это. А уж посторонние разговоры в алтаре - ни-ни.

Так отчитает, навсегда запомнишь. Глянул на часы, свят-свят-свят -

дело к одиннадцати идёт. После полиелея начал расходиться народ,

владыка помазание совершил, они и потянулись на выход - поздно.

А тут и вовсе в храме ни души. Шутка ли, шестой час служба идёт.

Я насмелился, подошёл к владыке. Мне что-то домой надо было, матушке

своей обещал. «Владыка, - говорю, - а никого уже нет в храме».

Не знаю, на что я надеялся, понимал прекрасно, не заторопится

после моих слов. Владыке мне говорит: «Они семейные, у них дети,

заботы домашние, а нам с тобой надо молиться Богу».

Никогда владыка службы не сокращал и не жаловал священников,

которые грешили этим. В связи с этим однажды ввёл Екатерину

в смущение. Здесь следует сказать, не один раз вспомнит Екатерина

за долгую жизнь слова матери, которые та скажет дочке, крутящей

ручку швейной машинки:

- Ты, Катя, должна обязательно научиться шить и кроить. Для

девушки, женщины это большое подспорье.

Разве познакомилась бы с владыкой, не будь искусной швеёй.

Подруга Елизавета хорошо знала родную сестру владыки Любовь

Васильевну. Брат Елизаветы работал в артели рыбаков, снабжал сестру

рыбой, она в свою очередь носила Любови Васильевне. Принесла

однажды, разговорилась, Любовь Васильевна и скажи, что

подрясник у владыки поизносился. Елизавета тут же вспомнила

Екатерину. Через пару дней Екатерина сняла мерку с владыки, а через

неделю принесла готовое шитьё.

Вскоре после этого столкнулась с владыкой у Крестовоздвиженского

собора. Шагала по Тарской на всенощную, в руке авоська,

в ней пирожки в большой миске, кухонным полотенцем укутанные.

Слышит, кто-то по имени окликнул, повернулась, владыка

3 8


Венедикт. Екатерина благословение взяла. Владыка аппетитный дух

от свежих пирожков услышал и говорит: «Этому, поди, несёшь?» И

называет иерея, которого не любил за короткие службы. На покое

владыка на священников административно влиять не мог, но эмоции

не скрывал в адрес нерадивых. Екатерина засмущалась: и вправду

несла стряпню названному священнику.

После смерти епископа Екатерина говорила:

- Бог сподобил радости духовным чадом владыки быть. Не ровня

ему, малограмотная, а он - епископ. В тюрьме сидел, гонения за

Господа Бога претерпел, а держался как с сестрой, письма писал, наставлял

по-отечески.

В последние годы жизни владыка часто бывал у Екатерины

дома. Жил в затворе. В письме Екатерине напишет: «Как архиерей

неукоснительно совершаю положенные службы дома. А под праздничные

и воскресные дни келейно же совершаю уставные службы и

предаваться в такие дни мирским удовольствиям не позволяю, опасаясь

гнева Божия». Жил с сестрой Любовью Васильевной в частном

доме. Екатерина в тот раз сшила в подарок владыке рубаху, принесла,

владыка пригласил за стол, и за разговором гостья простодушно

и от всего сердца пригласила владыку к себе:

- Владыка, приходите к нам, в ванной помыться, Любовь Васильевна

постираться может. Вода горячая есть, стиральная машина

е с т ь. П р и хо д и те - п р и хо д и те.

Надо сказать, в те годы шло бурное строительство новых жилмассивов,

люди массово переселялись из частного сектора в благоустроенные

дома, на фоне этого возник такой социальный феномен,

повсеместно распространившийся. Новосёлы звали к себе родственников,

друзей, дабы те самолично насладились цивилизацией - в ванной

помылись, а то и постирушки устроили. Воды горячей-холодной

не жалко для хороших людей. Тогда о счётчиках на воду слыхом не

слыхивали, лей, сколько душе угодно. И ведь запросто ходили в гости

с мочалками и полотенцами, а то и с тюками грязного белья.

Владыка приглашение принял. В отношении стирки - нет, а «в

баньку», так он говорил, ходил. Банным днём у владыки обычно

считался понедельник. Не каждый понедельник, но довольно часто

вечером приезжал к Екатерине. Жила она в городке Нефтяников, на

Мира, рядом с парком Советского района. Ездил владыка «в баньку»

с сестрой Любовью Васильевной на автобусе или троллейбусе.

3 9


Муренсинька

ладыке в то время пошёл восьмой десяток, выглядел бодро,

но, как оказалось, жизни ему оставалось совсем ничего.

Муж Екатерины, совершенно далёкий от церкви,

владыку уважал, как же - из настоящих фронтовиков, получил тяжелое

ранение, инвалид. Но не лез с разговорами. Василий Иванович

имел за собой грех, был из выпивающих. Однако в день прихода

владыки не позволял себе. Если друзья-товарищи предлагали, отказывался.

Об истинной причине, почему компанию не поддерживает,

не распространялся. Придумывал какую-нибудь отговорку. Конечно,

жена Екатерина наказывала, но не только это. Мало ли что жена,

если её слушать, вообще запах вина забудешь. В присутствии владыки

и от курения воздерживался, хотя курил много.

Василий Иванович понимал: епископ - звание особенное. Сродни

генералу, а то и маршалу. Любил читать письма владыки, во-первых,

тот обращался к нему - «боголюбивейший», это раз, а два -

всегда на первом месте в письме стоял «Василий Иванович», лишь

следом шла «Екатерина Тихоновна».

- Вот видишь, - говорил Екатерине, - кто в доме хозяин!

- Это так в церкви положено, - не очень соглашалась Екатерина, -

апостольское правило, на причастие первыми мужчины подходят, к

кресту после проповеди. Так положено.

- А значит что? Значит - мужчина главный!

- Вам бы только главными быть.

Владыка как монах держал пост в понедельник, Екатерина в

ожидании дорогих гостей старалась приготовить постное повкуснее.

Брала рецепты у Елизаветы, та была мастерицей. И Любовь Васильевну

расспрашивала, она знала много постных блюд.

Екатерина крайне удивилась в один из первых своих визитов

в дом к владыке, когда шила подрясник, удивилась его обращению

с кошкой. Самой что ни на есть обыкновенной кошкой. Это было

отношение старшего брата к младшей беззащитной сестрёнке, нуждающейся

в постоянной опеке. С владыки слетала присущая ему

сдержанность, преображался, светлел лицом, называл кошку ласковыми

именами. Столько тепла появлялось в голосе, нежности.

Екатерина выросла среди скотины. Двадцати лет не было, уехала

4 0


из Новопокровки в Омск. А до этого всё время имела дело со скотиной.

Родители держали корову, свиней, овец, курей. Наособицу

стояла в этом перечне корова, как же - кормилица. Её, прежде всего,

обихаживали хозяева - вовремя подоить, сена дать, в стайке убрать.

Катя девчонкой-несмышлёнышем всякий раз увязывалась за матерью,

когда та брала подойник, направляясь к корове. Хотелось вот

так же ласково разговаривать с Мартой, как делала мама, гладить

по рыжей шее. Говорить: «Марта хорошая, Марта послушная». А потом

садиться на низенькую табуреточку, ставить подойник... Какая

радость, когда белые, туго свитые струи наперегонки устремятся в

подойник, со звоном ударят о дно, следом за ними летят другие, вот

уже дно закрыто, струи быот в молоко, вспенивают его. Марта стоит

смирно. Хвост мама предварительно привязывала верёвочкой к

ноге коровы, иначе могла мотануть, хлестнуть по лицу хозяйке.

- Мама, когда мне разрешишь доить? - спрашивала Катя.

- Подрасти, моя помощница, куда ты денешься, ещё надоест.

- Мне не надоест! - уверяла Катя.

Белые струйки вонзались в молоко. Катя завороженно смотрела

за происходящим. Ещё недавно пустой и звонкий подойник наполнялся

на глазах.

- Выйдешь замуж, будет своя коровка!

- Ые пойду замуж, хочу Марту доить!

Мама поднималась с табуреточки, брала тяжелый подойник.

- Марта у нас умница, - ласково говорила, - видишь, сколько

молока дала. Сейчас мы ей сена бросим. Молоко у коровки где? Знаешь?

- Знаю-знаю, - весело смеялась Катя, - на язычке!

К корове относились бережно. А уж к новорождённому телку

вдвойне. Ранней весной, когда появлялся на свет, ещё держались морозы,

беспомощного, еле стоящего на ножках забирали в дом, поили

молоком. С овцами обращались проще. Что с них, глупых, брать. Ещё

были гуси. Их в Новопокровке водилась тьма-тьмущая. Считай -

летом в каждом дворе своя стая. Только совсем ленивый не держал.

Озеро Курема - раздолье для водоплавающих. Сотнями кормились

на водоёме. Катя в детстве никак не могла привыкнуть, всякий раз

изумлялась, когда мама звала с берега: тега-тега-тега! После чего из

бело-серой массы отделялась группа гусей, радостно гогоча, они спешили

к хозяйке.

4 1


- Мама, ну как они узнают тебя? Может, вовсе не наши?

- Как же, Катенька, не наши. Знают меня с самого крохотного

возраста. Только вылупятся, я начинаю разговаривать с ними. Подзываю

кормиться: тега-тега! Причитаю: ах, вы мои хорошенькие, ах,

вы мои пушистенькие, растите да не болейте, пером покрывайтесь,

мясом наливайтесь! Ни с кем мой голос не спутают! Гуси - умная

Божья тварь! Разве гусыня даст кому-нибудь в обиду своих деточек!

Ни за что!

- Меня однажды так щипнула за попу! - пожаловалась Катя. -

Я хотела гусёнка погладить!

- Откуда она знает, посчитала - забрать вознамерилась. Сказано -

мать.

Кошка была необходимым атрибутом в доме, иначе мыши покоя

не дадут. Никто из взрослых не ахал, не охал над кошками. Могли

запросто пнуть, чтоб не путалась под ногами. Носом натыкать за

провинность, тряпкой отхлестать, если попадалась на воровстве -

со стола утащит или другую шкоду учинит. Котят топили. Кто и мог

возиться с кошкой и котятами, так дети. Взрослые никогда не проявляли

сантиментов.

Совсем другое - владыка. Неподдельная любовь. С такой нежностью

обращался к кошке, с такой сердечностью. Поначалу это озадачивало

Екатерину, потом привыкла.

Однажды владыка выделил котёнка Екатерине. Договорились

заранее, у владыки жила в доме кошка Медведка. Родила в очередной

раз котят, всех раздали, последнего Любовь Васильевна привезла

в корзинке в один из понедельников. Владыка приболел в тот

день, «в баньку» не поехал, но написал письмо следующего содержания:

«Боголюбивейшие Василий Иванович, Екатерина Тихоновна!

С любовью примите нашу воспитанницу и храните ее как зеницу

ока. Как я вам прежде писал, и теперь повторяю, велико превосходство

человека над остальными тварями. Но это превосходство не

только не освобождает человека от обязанности относиться к животным

с милосердием, жалением, но даже обязывает нас к такому

отношению. Немилосердие к животному умаляет наше превосходство

над ними и препятствует нам иметь те же чувствования, то же

настроение, что и во Христе. Жаление животных служит средством

для душевного совершенствования человека. От великой и сильной

4 2


;Tlt мМВ-аЛМ.'

и ы ф х м м м . /

60 Г?

‘

'!М<%вгШшеи<

жалости, объемлющей сердце, и от великого страдания сжимается

сердце человека и не может оно вынести, или слышать, или видеть

какого-либо вреда и малой печали, претерпеваемых тварью. В житиях

пустынников и аскетов мы найдем немало примеров такого

милующего отношения не только к прирученным животным, но

и к диким тварям, которых укрощали своей добротой эти земные

ангелы и небесные человеки. Такое чувство любви к твари имеет

несомненную связь с любовью к Богу как Истинному Хозяину живых

Тварей. На разумном лежат и положительные обязанности по

отношению к неразумным. Человек должен заботиться о чистоте,

об удобстве помещения животных, об их здоровье, лечить их болезни,

кормить их досыта, уменьшать их страдания при болезнях. Эти

обязанности настолько важны, что несоблюдение их служит признаком

нравственной распущенности, нечестия. Премудрый сказал:

4 3


“Праведный печется о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко”.

Твёрдо помните, что наш Искупитель и Господь Иисус Христос

искупил вместе с человеком всю тварь поднебесную, что наше

Евангелие есть Евангелие всей твари. Жалеть и судить невольных соучастников

нашего рабства тлению значит проповедовать Евангелие

всей твари. “Блажен иже скоти милует”».

До евангельских высот поднялся владыка в этом письме-проповеди

о Божиих тварях.

Кошечка, подаренная Екатерине, звалась Мурочкой, владыка

звал её исключительно Муренсинька. Ни одного письма к Бороденко

он не заканчивал без поклона кошке. Примерно такого содержания:

«Дорогой Муренсиньке кланяемся, здоровья, счастья желаем. Медведка

- мама твоя - и я». И это делал совсем не сентиментальный пастырь,

а более чем бескомпромиссный в принципиальных вопросах

владыка, твёрдый, суровый, несговорчивый. Не зря был не угоден

властям, которые всё сделали, дабы отправить его в молодом для архиерея

возрасте на покой. Слишком держался независимо, слишком

ревностно окормлял паству своей епархии. Снова упрятать владыку

в тюрьму, как сделали это в тридцатые годы, не упрятали, но и терпеть

не захотели.

Надо сказать, к духовным чадам в принципиальных вопросах

владыка тоже относился со всей строгостью, если те делали себе

послабление в сторону мирского. Был случай, Екатерина взялась

шить иеродиакону подрясник в Успенский пост. Делать это могла

урывками, по вечерам. Обещанный иеродиакону срок подходит, а

она ещё не бралась за работу. То одно отвлекало, то другое. Кроме

того, причаститься надо было в пост. Успение выпадало на рабочий

день, четверг, в сам праздник не получалось принять Святых

Христовых Таин. Оставались суббота и воскресенье перед Успением.

А тут подрясник. Как всё успеть? Села за шитьё в пятницу

вечером, в субботу до поздней ночи шила (ни на литургию, ни на

всенощную не пошла) и в воскресенье на литургии не была, оверлок

сломался, вручную швы обмётывала. Как результат, к причастию

не ходила.

Владыка Венедикт узнал об этом факте и сразу сел за письмо

духовному чаду. Выдержал послание в самом строгом тоне. Екатерина

всегда ждала писем владыки, чаще всего это были поздравления

к церковным праздникам. Всякий раз послания доставляли

4 4


огромную радость. И потом до самой смерти она будет бережно хранить

эти небольшие листочки, исписанные чётким убористым почерком.

Каждая буковка читалась, каждая красиво выписана. Перечитывая,

слышала голос владыки.

- Владыка, вы так красиво пишите, - скажет однажды.

- Я гимназию с золотой медалью окончил, - улыбаясь, ответит

он. - Учили нас хорошо.

То письмо в Успенский пост достала из почтового ящика,

распечатала конверт, и обдало холодом. Письмо предназначалось

только ей. Обращался владыка сугубо официально, никаких

«боголюбивейших». «Екатерина Тихоновна! - прочитала и сразу

навернулись слёзы. За первой строкой следовало: - Меня удивил

Ваш последний поступок. В субботу Вы должны были причаститься

Святых Тела и Крови Христовых, быть причастницей Святых

Таин Христовых. А это для истинной христианки должно быть

всегда важнее и драгоценнее всего земного, должно быть всегда

на первом месте. Между тем Вы пренебрегли этим величайшим

Таинством и в угоду какому-то иеродиакону предпочли Христу

работу земную, сшить этому иеродиакону подрясник в первую

очередь, а Христос-де подождет, чтобы приступить к Нему с исповедью

и причащением Его Святых Таин. И после этого смеете

себя называть христианкой?! Не страшитесь грозного Судию

Христа, который вот таким неверным Его последователям скажет

на Страшном Суде: Я не знаю вас, идите от Меня проклятые в

огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его. Убойтесь сего

приговора и если Вы действительно христианка, то, прежде всего

и всех угождайте Господу, а никому из людей, хотя бы и священный

сан носящих. Думаю, что больше такого предпочтения людей

Христу Вы не повторите. А в этом грехе покайтесь немедленно

чрез духовника Господу Богу».

При первой возможности Екатерина исповедалась и покаялась.

И вот этот строгий епископ вдруг с бесконечной любовью обращается

с кошкой. Он помнил день рождения Муренсиньки, поздравил

её следующим письмом: «Дорогая Муренсинька! 26 июля

исполняется один год (первая годовщина) со дня твоего рождения.

Твоя мама Медведка и я сердечно поздравляем тебя с днём твоего

рождения и от души желаем тебе крепкого здоровья, счастливой,

радостной жизни на многие годы, твоих хозяев поздравляем

4 5


с новорожденной. Веруем и уповаем, что хозяйка сварит тебе хека и

иное приятное для тебя угощение, а хозяин за твое здоровье и благополучие

поднимет заветную чарочку и выпьет с криками ура! Будь

здорова. Кланяемся твоим хозяевам.

Твоя мама Медведка и искренний друг».

Это было именно письмо-поздравление кошке, хозяевам ничего

в нём не приписано, лишь призыв подобающе отметить столь знаменательный

для кошки день.

Муренсинька не была паинькой. Любила забираться на шкафы,

гулять по верхотуре как по бульвару. И вообще относилась к высокогорным

кошкам. Взлетела по ковру под самый потолок и прыгала

оттуда на кровать, круша подушки, сбивая покрывало. А в юной

поре смертельным номером (не столько для кошки, сколько для

Екатерины) было катание на тюлевых занавесках. Закончилось это

пристрастие тем, что однажды под весом четвероногой циркачки

гардина обрушилась, ударила трюкачку по голове. После чего Муренсинька

исключила сей номер из репертуара.

Ничего не стоило ей заскочить на стол, если там было мясо или

рыба. Пост Муренсинька не соблюдала.

- Если бы не владыка, - грозилась всякий раз Екатерина, - ты бы

у меня искала пятый угол!

Владыка, приходя, обязательно спрашивал:

- Ну что, Муренсинька, хозяева тебя не обижают?

- Её обидишь! - говорил Василий Иванович.

Хозяина Муренсинька уважала, стоило ему присесть или прилечь,

она тут как тут. Уляжется рядом и урчит от удовольствия. Любила

приходы владыки, бежала к нему в прихожую, тёрлась о ногу, а

потом не слазила с колен.

- Вот так вот, - деланно обижалась Екатерина, - я её кормлю, а

она от вас не отходит.

Накануне другого сверхважного события в жизни кошки - годовщины

обретения нового жилища - владыка прислал следующее

письмо: «Дорогая Муренсинька! 12/XI исполняется один год,

первая годовщина твоего жительства на проспекте Мира, 23в, кв.

56 у благочестивых супругов Бороденко. Поздравляем тебя я и

твоя мама Медведка с сим твоим юбилеем и сердечно тебе желаем

много лет жить в добром здоровье, мирно и спокойно, наслаждаясь

любовию и расположением к тебе твоих хозяев. Будь здорова

4 6


и счастлива. Любящие тебя мама Медведка и искренний друг. Хозяевам

твоим кланяемся. Надеемся, что хозяин в день твоего юбилея -

12/XI - поднимет за твое здоровье чарку, а хозяйка угостит вкусной

рыбкой».

- Иди слушай, - позвала кошку Екатерина и зачитала письмо. -

Поняла?

- Про хек точно поняла! - живо отреагировал Василий Иванович,

- видишь, хвостом завиляла. А про чарочку я понял! Наливай,

мать! Сам владыка распорядился, ничего не попишешь!

- Тебе-то, конечно, только и надо, что чарочка! - с неудовольствием

бросила Екатерина.

- А я что? Владыка пишет!

Екатерина не зря остро реагировала на чарочку. Василий Иванович,

как говорилось выше, страдал русской болезнью - выпивал.

Мириться с этим Екатерина не хотела ни в тридцать лет, ни в сорок,

ни в шестьдесят. Гневалась, ругалась, скандалы закатывала.

- Пьяницы Царствия Небесного не наследуют! - раз за разом

повторяла.

Но Василия Ивановича это не пугало, говорил, что это ей надо

Царствие Небесное, а он и без него как-нибудь.

- А ты знаешь, что владыка говорит: кто от чего страдает, у того

и будет такой ад! - бросала в запале. - Ты будешь вечно с похмелья

маяться!

- Да ладно, - отвечал муж, - как-нибудь опохмелюсь. А в аду я

уже побывал - на войне. Хуже не будет!

Екатерина после таких стычек каялась на исповеди в грехах осуждения,

гневливости.

Сколько раз уговаривала себя не принимать близко к сердцу

частые выпивки мужа, да стоило увидеть пьяного мужа, как всё

в ней переворачивалось, куда девались зароки. Трезвый Василий

Иванович мог послушно просфорку со святой водичкой съесть и

даже час не курить после неё. Во многом соглашался с ней, но стоило

выпить...

Если в период очередного срыва мужа получала письмо от владыки,

которое он, как всегда, начинал с обращения: «Боголюбивейшие

Василий Иванович и Екатерина Тихоновна!..», ей хотелось тут

же написать ответ: «Да какой же он “боголюбивейший?” он водколюбивейший!»

4 7


Василий Иванович утверждал, что до войны грамма не выпивал,

вкуса вина не знал. На войне пристрастился. После войны несколько

лет Победу праздновал, а потом уже по инерции.

Она просила владыку воздействовать на мужа.

- Ведь не с молоком матери он нить начал, - негодовала Екатерина,

- парнем, говорит, не знал эту водку. Значит, может бросить.

Только не хочет! Помолитесь, владыка, за него!

- Молюсь, Екатерина, молюсь. И не такой уж он у тебя горький

пьяница, под забором не валяется!

- Ещё бы он валялся! - возмущалась таким доводом Екатерина. -

На порог бы после такого позора не пустила! И так если бы не дети,

выгнала давно. Да и выгоняла. Какой он в молодости пьяный был

плохой! Да и сейчас не лучше!

- Нет, Екатерина, не гневи Бога. Муж - твой крест до гроба.

Если владыке Екатерина жаловалась на супруга осторожно,

Елизавете - в открытую. Но та ей тоже не поддакивала, наоборот:

- Катя, да ты хоть разбей лоб в поклонах, хоть каждый день в

церковь бегай, а доброго дела нет, всё это ни к чему. Вера без добрых

дел мертва. А твоё, Катичка, дело, жить в мире с Василием Ивановичем

и не скорбеть, что он выпивает.

Возражала подруге Екатерина. Горячилась, спорила. Не могла

согласиться. Почему он для неё крест, а не она. Никто у них в роду не

пил, отца в жизни пьяным не видела, почему же она должна терпеть

пьяного мужа?

- Ну что в этом хорошего - напиваться. Болеть после этого, маяться.

Зачем это?

- Знай, Катичка, нет совершенства, - говорила Елизавета. -

Один картёжник неисправимый, другой за женщинами бегает,

третьему бильярд подавай каждый вечер, на деньги играет. Даже

святые, Катичка, не все святы с рождения. Чтобы он где-то не пил,

ты ему сама налей.

- Ух, я бы ему налила! Владыка тоже пишет, дескать, налей чарочку

на день рождения Муренсиньки! Он и говорит: «Видишь, что

владыка пишет!» Вы как сговорились. Все хорошие, а я, выходит, совсем

никудышная.

- И владыка правильно говорит. Болящий Василий Иванович.

Он, конечно, слабохарактерный в отношении вина, но человек хороший,

добрый. А ты свой характер усмири, Катичка, усмири.

4 8


Его мужское достоинство не унижай. Муж до гроба муж и друг. И

поругает, и пожалеет. Дети вырастут - разлетятся, а муж до смерти

рядом. Это раньше мужик был главой семьи, а теперь бабы, но это

не значит, он не мужчина в доме. Считаться с этим надо. Ты его не

переделаешь, а сама гневишь Бога.

- И владыка, мол, Бога гневлю, и ты туда же!

Однажды, произойдёт это в первых числах сентября, Екатерина

расскажет владыке о встрече с Пресвятой Богородицей по дороге

в Новопокровку. Они шли вдвоём с вечерней службы по Тарской

улице. Владыка заговорил о наступающем празднике иконы

Владимирской Божией Матери. И Екатерина неожиданно для себя

начнет рассказывать о той встрече с Царицей Небесной, о фигуре,

спустившейся на лес. Говорила сбивчиво, перескакивала с пятого

на десятое.

- На цыганку похожа, я заробела - цыгане колдуют. Они бывали

часто в наших краях. Вдруг человек спускается с неба. Парашютист,

но без парашюта. Парашютистов я видела в Омске...

А завершая рассказ, сказала, что женщина, проводившая мимо

гривы, лицом походила на лик, который увидела много лет спустя на

Владимирской иконе Божией Матери.

Владыка выслушал молча. Ни слова не сказал. При расставании

долгим взглядом посмотрел на Екатерину, благословил её. Ответил

через несколько дней, поздравляя с «Владимирской».

«Боголюбивейшие Василий Иванович и Екатерина Тихоновна!

- написал в письме-поздравлении. - Сердечно поздравляю Вас

с праздником в честь иконы Божией Матери «Владимирская». Мы

не видим Божией Матери, мы и недостойны Ее видеть. Она является

святым, а мы - грешники. Но Ее образ пред нами. Прилежно

к нему притекайте и молите Божию Матерь, да защитит Она Вас от

видимых и невидимых врагов и избавит от временных и вечных зол.

Господь да благословит и да хранит Вас в мире и здравии. С искренним

уважением».

Больше Екатерина разговор о встрече с Богородицей не заводила

с владыкой, и он ничего не спрашивал.

Много позже придёт ей мысль: а ведь владыка просто-напросто

оберегал её и её семью. Владыка знал, на неё заведено дело в КГБ,

значит, под постоянным присмотром. Стоит Екатерине раз-другой

сказать кому-то о встрече с Пресвятой Богородицей, в органы

4 9


обязательно просочится эта информация. Екатерина без того на

карандаше - дружбу с опальным владыкой ведёт, в церкви каждую

неделю бывает, активная прихожанка, знается со священниками. И

вдруг вдобавок к этому - она свидетель явления Пресвятой Богородицы

на Омскую землю. Власти как огня боятся любого события,

связанного с верой в Бога, которое может вызвать широкий интерес,

ажиотаж. Ничего не стоит в психушку упрятать носителя мистической

информации. Какой нормальный человек можете Матерью Божией

по лесу рядом ходить?

Владыка по себе знал, что такое идти не в ногу с властью. В 1937-м

был арестован, четыре года провёл в тюрьме в Тюмени. Подруга

Елизавета, рассказывая об этом, не один раз повторяла: чудо, что не

расстреляли. На самом деле чудо. Последний батюшка Новопокровской

церкви отец Василий Рублёв, как церковь в селе закрыли, уехал

в Омск. Церковную службу оставил, стал каменщиком. Жена у него

умерла, а детей, сына и дочь, оставил в Преображеновке у надёжных

людей. Зарабатывал на жизнь семьи каменщиком. Говорят, хорошим

каменщиком был. Каменщиком и арестовали, после чего расстреляли

в 1937-м. Владыку в сане игумена арестовали в это же время.

В его биографии была служба у Колчака. Да не просто рядовым, его

мобилизовали, отправили в артиллеристское училище, после него

получил чин подпоручика. Было за что зацепиться, чтобы расстрелять.

Но Бог хранил.

Получается, владыка, прежде всего, о ней беспокоился. Так думала

Екатерина.

Вскоре после её рассказа о явлении Богородицы и письменного

ответа владыки он заведёт разговор о её иночестве, монашестве.

Никогда ранее не затрагивал эту тему, тут говорит, дескать, когда

станет она вдовой, должна принять монашеский подстриг.

- Владыка, какая из меня монахиня? - испугается Екатерина. -

Я многогрешная! Лет мне много.

- Помнишь евангельскую притчу о работниках? Богу служить

никогда не поздно. А что грешная, так монахи не святые. Будешь о

спасении своей души молиться, ближним молитвенно поможешь.

Я отойду ко Господу, глядишь, в иное время обо мне, недостойном,

вспомнишь.

- Как это вы умрёте? - растерянно произнесла Екатерина. -

А как же я?

5 0


- Ты что, хочешь, чтобы я после тебя почил? - заулыбается

владыка. - А кто будет за моей могилкой ухаживать? Ты это брось,

Екатерина Тихоновна! Как и договаривались, рядом с родителями

моими похороните на Старо-Восточном кладбище. Будешь к нам

на могилку ездить. Литию прочитаешь, расскажешь о своём житьебытье.

Могилу родителей владыки Екатерина знала. Не один раз бывала

на кладбище с ним и Любовью Васильевной. Владыка рассказывал

об отце протоирее Василии, настоятеле Знаменской церкви в

Омске, маме, была из духовного сословия, епископ Омский и Семипалатинский

Григорий (Полетаев) был её двоюродным дедом.

На могиле родителей владыка служил панихиду, Екатерина с

Любовью Васильевной подпевали. В последний раз Екатерина была

на кладбище за месяц до смерти владыки. Во вторую родительскую

субботу Великого поста попросит съездить с ним на кладбище:

- Надо попроведовать папу с мамой.

Екатерина хотела спросить: почему не подождать Радоницы -

снег растает, земля просохнет. Пасха в тот год была поздняя, значит,

на Радоницу хорошо у могилок будет, но сдержалась, владыке лучше

знать, что и когда.

Поехали вдвоём, Любовь Васильевна накануне простыла, владыка

велел ей остаться дома. Кладбище утопало в сверкающем под

щедрым мартовским солнцем снегу. Но они легко подошли к нужной

могиле. Неподалёку чернела свежей землёй новое захоронение,

к нему вела в глубоком снегу утоптанная многими ногами тропа.

По ней и прошли. Вытоптали площадку у своей могилы. Владыка

разжёг кадило, остро запахло ладаном, владыка начал служить панихиду.

Вокруг чернели на белом кресты и памятники, стояла кладбищенская

тишина, и только глуховатый голос владыки плыл над

могилами.

Владыка спел в полный голос «Вечную память», перекрестился

и сказал:

- Пойдём-ка к Коленьке сходим! Удастся ли когда ещё побывать

у него.

Блаженный Коленька, Николай Харитонович Москвин, умер

за три года до этого. Коленька мог целыми днями пропадать в

Крестовоздвиженском соборе. Первое время Екатерина сторонилась

его. Чувствовала себя неловко, столкнувшись с блаженным,

5 1


не знала, как вести себя с ним. Сунет какую-то копеечку и быстрее

отойдёт. Хотя Коленька не отличался агрессивностью. Учудить

мог, но с ней ничего подобного ни разу не случалось. Улыбнётся

ласково, денежку с поклоном примет: «Спаси тебя Господи». Что

Коленька не простой нищий, слышала от других, на себе поняла,

когда решила одарить рубашкой. Была свидетельницей Колиной

радости на фуражку, которую Елизавета ему принесла. Уж как он

её разглядывал, светясь глазами, как примерял! На глаза козырёк

надвинет, на затылок собьёт, открыв свой высокий лоб, по двору

церкви прошёлся в обнове с гордо поднятой головой. Дескать, смотрите,

какой я. А уж перед Елизаветой раскланивался, желая ей и

всем её близким Божьей милости. Однажды Екатерина заметила:

Коленька ходит в ветхой рубахе, и решила обновить его гардероб.

Перебирая рубахи мужа и старшего сына, выбрала две. Одна защитного

цвета. Уже и не скажешь, сколько ей лег, но ещё ничего.

Муж давно не носил, не сходилась на шее, вторая, чёрная с отливом,

красивая, старшего сына Володи, покупная. Тот учился в военном

училище. На каникулах забраковал её:

- Мама, не буду больше носить, это уже не модный фасон, ты

посмотри, воротник какой. Чё я прошлогодний дед?

«Коленька не такой привередливый, - подумала Екатерина, разглядывая

рубаху, - ему фасон пойдёт. Материал добротный, износу

не будет».

И всё же выбрала в подарок первый вариант. Решила: долго ли

ей воротник переделать под модный. Если Володя не станет носить,

Вите со временем подойдёт, а Коленьке и попроще можно.

Блаженный сидел у ворот церкви. Екатерина достал из сумочки

аккуратно сложенную рубаху:

- Коленька, смотри, что тебе принесла! Ты совсем поизносился.

Она-то думала: засветится улыбкой, обрадуется обнове, а Коленька

посуровел лицом и демонстративно отвернулся, показывая

спину.

- Коленька, ты что? - растерялась Екатерина, заходя с другой

стороны, пытаясь вручить рубаху. Подумала: может, дурачится по

своему обыкновению.

Коленька спрятал руки за спину, мол, ничего брать не буду, и

сказал:

- Богу надо лучшее отдавать.

5 2


Она стояла на литургии с рубахой в сумке, а в голове звучали

слова Иисуса Христа: «Говорю вам истину: то, что вы сделали одному

из наименьших Моих братьев, вы сделали Мне».

На следующий день не собиралась на службу, но приехала вечером

к собору с чёрной рубашкой.

- Коленька, прости меня!

- Спаси Господи, Катя! - с поклоном взял подарок блаженный.

Долго носил ту рубаху. И каждый раз при встрече показывал

пальцем: видишь, твоя.

Елизавета рассказывала: Коленька с родной сестрой живёт в халупе

на берегу Омки. К ним странница прибилась. А ещё: участковый

не даёт его в обиду. Защищает.

- Коленька чем-то сильно помог ему, - говорила Елизавета. -

Может, урки что-то замышляли, а он предупредил. Он ведь прозорливый.

Но доподлинно не знаю. В благодарность участковый, если

облавы на нищих намечаются, шепнёт Коленьке: не высовывай носа

из дома.

От главной аллеи в сторону могилы блаженного шла натоптанная

в снегу тропа.

- Ходят к Коленьке, - сказал владыка, - помнят блаженного. Его

хоронили при большом стечении народа.

- Да, как генерала.

Владыка отслужил панихиду на могиле блаженного.

- Вот и Коленьке пропели «Вечную память», - убирая кадило

в саквояж, произнёс. И добавил: - Его обязательно поминай, Екатерина

Тихоновна, не ленись. Святой жизни был человек. Меня тоже

не забывай поминать, как придёт время, не забывай! Святые отцы

говорят: душу новопреставленного человека по милости Божией

встречают в небесных обителях святые, к кому обращался он молитвенно

при жизни, и упокоившиеся ближние его - за кого молился.

Молись, и встретимся. А ещё ты должна монашеский постриг

принять. Так что встретимся как монахи. И мужа береги: Василий

Иванович - твой крест, пронеси его достойно. Думаю, умрёт раньше

тебя. Вот тогда и принимай монашество.

Ей хотелось сказать: владыка, вы будто прощаетесь со мной, последние

наказы даёте, но промолчала. Посчитала - слишком дерзко

владыке такое говорить.

Он на самом деле давал наказы.

5 3


Игумен Борис

Бтом памятном 1976 году на Благовещение Екатерина чуть

запоздала на литургию, уже читали часы. Увидела Елизавету,

встала рядом.

- Владыка Венедикт в алтаре, - склонившись к самому лицу,

прошептала подруга.

После литургии Екатерина дождалась владыку у храма, взяла

благословение. Владыка улыбнулся, как улыбался только он. Выглядел

уставшим. Это была их последняя встреча. Через неделю, накануне

Вербного воскресенья, его парализовало. Екатерина пришла с

веточками вербы в храм, надеялась увидеть владыку, подойти под

благословение, оказалось - у него инсульт. Всю службу стояла со

слезами на глазах, непрестанно повторяя: «Господи, помоги епископу

Венедикту!»

Умер владыка в Светлую Пятницу. Екатерина корила себя, что

не побыла рядом в последние часы, Елизавета звонила, звала, но

ни в четверг, ни в пятницу Екатерина не смогла, решила в субботу

утром поехать.

Елизавета рассказывала:

- Умер тихо. А перед этим лицо просияло. Думала, показалось,

нет - все заметили. Комната озарилась... Бывает, у лампочки накал

плохой, еле тлеет, потом вдруг загорится в полную силу, и снова упадёт

напряжение. Так и ту г комната на короткое время посветлела.

Потом смотрим, владыка отошёл ко Господу.

Хоронили на Радоницу. Гроб стоял в Крестовоздвиженском соборе.

Пасхальным чином служили Божественную литургию, затем

владыку отпели, обнесли гроб вокруг собора и повезли на кладбище.

Похоронили рядом с родителями.

Опустело в душе Екатерины, близкого человека похоронила. Не

хватало писем владыки, его приездов в «баньку». Оставаясь дома

одна, брала на руки Муренсиньку.

- Переселилась в Небесные обители душа нашего с тобой любимого

владыки, - говорила со слезой. - Сироты мы горемычные.

В конце жизни Екатерина, уже матушка Евгения, будет говорить:

в её духовной жизни было три незабываемых наставника. После

владыки Венедикта таковым стал иеромонах Борис.

5 4


В тот раз на всенощную Екатерина пошла в Николо-Казанскую

церковь. Потом и вспомнить не могла, почему туда, а не в Крестовоздвиженский

собор. Скорее всего, по какой-то надобности поехала в

Ленинский район, заодно решила службу отстоять в Николо-Казанской

церкви. Всё промыслительно. Народу в церкви стояло немного,

в основном пожилые женщины. Почему-то клироса как такого

не было. Как уж так получилось, куда все подевались, служил один

священник, без дьякона, и на клиросе читал, и пел один человек.

С места, где стояла Екатерина, не было его видно. Пел исключительно.

Такого в церкви не слышала. Хрустальной чистоты высокий

мужской голос выпевал молитвы легко, свободно.

«Кто это может быть?» - подумала. И тут же услышала за спиной

восторженный шёпот, одна женщина другой сообщала:

- Это новый батюшка, иеромонах отец Борис. Сегодня за весь

клирос отдувается.

- Откуда он?

- Из Тобольска.

Позже Екатерина скажет игумену Борису:

- Батюшка, как вы тогда пели! Особенно «Свете тихий»! Услышала,

и сердце обомлело. И всю-то службу один на клиросе! Но какая

служба! Никогда не забуду.

- Неполезное говоришь, Екатерина.

Не любил похвалу, смущался, что женщины вокруг него роятся.

А как женщинам устоять - молодой красивый монах. Залюбуешься:

идёт по церковному двору - высокий клобук, чёрная ряса, динамичная

походка. Или когда выходил с крестом из алтаря на проповедь.

В серебристо-белом облачении на Рождество Христово, в золотисто-красном

- на Пасху Господню. Красивый, одухотворённый, а уж

когда начинал петь. Молодые иереи по тем временам - крайняя редкость,

как же не будешь любоваться. Женщины есть женщины, как

мух на мёд тянуло к батюшке. Почитательниц прибавилось после

Тысячелетия Крещения Руси, государственный атеизм начал давать

слабину, в церковь пришло много новоначальных, в основном женщины.

После службы обступят батюшку. Ладно, если по делу спрашивают,

а то лишь бы рядом постоять, и стрекочут-стрекочут. Батюшка

не гнал, не торопился отделаться. Говорил мягко, доходчиво,

успокаивающе. Суетное уходило, души просветлялись, будто падал

на них ангельский свет.

5 5


В гот раз он один-одинёшенек стоял на клиросе в Николо-Казанской,

«Свете тихий» пел негромко, бережно выводя звуки, будто

боясь расплескать молитвенное состояние, нарушить его неосторожным

движением голоса. В храме повисла внемлющая тишина.

Поющий мог набрать полную грудь воздуха, запеть во всю силу, но

он благоговейным голосом благодарил Господа за прожитый день, за

увиденный закат солнца и свет вечерний.

Через две недели Екатерина придёт причащаться и снова увидит

отца Бориса, он принимал исповедь. Под епитрахилью она вдруг

расплачется.

- Простите, батюшка, - начнёт хлюпать носом.

- Поплачьте-поплачьте. Не стесняйся, слёзы - это хорошо!

Она плакала под епитрахилью, батюшка терпеливо стоял рядом.

Что-то говорила, но больше плакала. А когда успокоилась, вытерла

платочком слёзы, батюшка, ничего не спрашивая, сразу прочитал

разрешительную молитву и допустил к причастию.

Почти десять лет Екатерина будет духовным чадом отца Бориса.

Несла к нему, как к бесконечно близкому человеку, горести, печали.

Он утешал и наставлял так, как мог только он. Мягко, деликатно, переживая

твои грехи, как свои собственные. Каждый раз после исповеди

словно тяжёлый камень спадал с души. Легко делалось, счастливо.

Елизавета тоже отмечала:

- Батюшка Борис что-то исключительное. Такие грехи вспоминаю

на исповеди. Притаились, затерялась за давностью лег, но рядом

с ним вся грязь всплывает, проявляется.

После смерти мужа Екатерины батюшка Борис скажет:

- Ну, теперь принимайте монашество, Екатерина Тихоновна.

Она не воспримет эти слова как волю Божыо, считая себя ещё

недостойной монашеского подвига. Хотя сразу вспомнит владыку

Венедикта, его слова о монашестве и предсказание долгой жизнь после

смерти мужа. Вот и отец Борис...

- Будете вы монахиней, - скажет он с улыбкой. - Должны быть.

И засветятся его глаза.

Добавит к сказанному:

- Понимаю, сын у вас военный, боитесь подвести, испортить карьеру,

но можно тайный постриг принять.

Пройдёт более десяти лет, прежде чем они встретятся как два

монаха. В 1990 году отец Борис поедет в Москву на сессию, учился

5 6


в духовной академии, да там и останется. Вступит в братство Троице-Сергиевой

лавры. Дадут ему послушание - восстановить Черниговский

скит, что располагался недалеко от лавры. Екатерина

побывает у батюшки. Это ещё до пострига. Сын Владимир стал лётчиком-истребителем,

в девяностые годы жил в Подмосковье, Екатерина

поехала к нему в гости и, конечно, в Троице-Сергиеву лавру

совершила паломничество, поклонилась Сергию Радонежскому и

Черниговский скит разыскала. Сколько радости было увидеть отца

Бориса. Исповедовалась у него, пособоровалась.

- Батюшка, как много народа к вам приезжает! - воскликнет

Екатерина.

- Столько лет люди жили без молитвы, покаяния, причастия,

слава Богу, времена изменились, поэтому нам с вами надо усиленно

молиться, трудиться.

В скиту Екатерина познакомится с москвичкой Верой, на обратной

дороге Вера поведает, что батюшка взял её в духовные чада, при

любом удобном случае старается к нему съездить.

5 7


- И образованные к нему едут на исповедь, соборование - учёные,

офицеры, педагоги. Даже, говорят, министр был. Я совсем больная

к нему приехала. По его молитвам исцелилась.

После того раза Екатерина сколько ни собиралась, не получалось

снова съездить в Москву. Началась свистопляска в стране: деньги

обесценились, пенсия без того небольшая, ещё и не получишь вовремя.

Не до поездок. С батюшкой Борисом изредка обменивались

письмами, поздравляли друг друга с праздниками. Из Черниговского

скита отправили его на восстановление Троице-Сергиева Варницкого

монастыря близ Ростова, а оттуда вынужден был уехать в

Ивановскую епархию. Только в конце девяностых удалось матушке

Евгении попасть к игумену Борису.

- Кабы не Таисия, - говорила матушка знакомым, - никогда

больше отца Бориса не увидела.

Таисия, сестра по приходу Скорбященской церкви, огорошит

однажды:

- Матушка, а давайте поедем в Иерусалим?

- Господь с тобою, Тая, откуда у меня такие деньги?

- Деньги у меня есть, оформляйте загранпаспорт. Вы что - не

хотите на Святую Землю?

- Спаси тебя Господь, конечно, хочу. Но как так - на твои деньги

ехать. У меня есть немного...

- Я вам говорю, не заморачивайтесь. Считаю, такой человек, как

Вы, просто обязан побывать в Иерусалиме!

- Без благословения владыки Феодосия нельзя. Надо благословение

взять.

Таисия, молодая, предприимчивая, зарабатывала на жизнь торговлей.

В девяностые годы вся страна превратилась в купи-продай

базар, каждый второй стоял за прилавком или подгонял к нему товар.

Таисия специализировалась на шубах. Возила изделия из мягкой

рухляди европейского производства. Получалось удачно.

За чужой счёт матушка ехать не могла. Позвонила сыну Виктору

в Пурпе, на то время работал в Ямало-Ненецком округе, попросила

помочь. Деньги тогда исчислялись миллионами. Сын с оказией переправил

матери один миллион рублей.

Отправились паломницы по святым местам на круизном лайнере.

Загодя прилетели в Одессу, откуда стартовал маршрут. День

провели в Свято-Успенском монастыре. Поклонились мощам

5 8


святого преподобного Кукши Одесского, он года за четыре до этого

был канонизирован. Взяли благословение у старца Ионы (Игнатенко).

Принимал он сибирячек в келье, помазал святым маслицем, а

матушке вручил терновый венец. Она потом скажет:

- Старец Иона прозорливый, предвидел мои скорые скорби.

В мае посетили его, а осенью мне операцию назначили.

Батюшка вместе с омичками вышел из кельи. Воздух был вкусный

- не надышаться: морской, солнечный, весенний.

- Коровкам раздолье начинается, - сказал батюшка, - травка пошла.

- У нас в Сибири ещё рано выгонять на пастбище, - подхватила

тему матушка. - Нынче весна поздняя... Трава никак не проклюнется.

Оба из крестьян, заговорили о коровах, сене, особенностях сибирского

и украинского травостоя... Батюшка с улыбкой вспомнил

своё послушание на коровнике. Заправляли там две монахини-скотницы,

если что не по ним, могли не только настоятелю пожаловаться,

ничего не стоило помоями облить. Расслабляться не давали.

- Я в девчонках любила корову доить, - сказала матушка Евгения.

- А вы умеете доить?

- А как же, сестра. И доить, и косить, и тракторист, и моторист.

Сельской парень. В обитель взяли послушником, думал, наконец-то

буду молиться с утра до вечера в тишине, а меня в дизельную. Дизелист

понадобился, потому и взял настоятель. На послушников

власть строгий запрет наложила, душили обитель со всех сторон -

никого брать не разрешали. Благодаря дизелю призвали. До этого

жил в пещерке, что в берегу моря. В дизельной поселился, а мотор

тарахтит денно и нощно. Вот тебе и молитвенная тишина.

Пройдёт время, в памяти Таисии всплывёт тот разговор двух

монахов про коровок и сельскую жизнь. У обоих в молодости свершилось

чудо встречи с Пречистой. Три года минует после их паломничества

в Иерусалим, и облетит прихожан Скорбященской церкви

весть: монахиня Евгения, их матушка Евгения, сподобилась в военное

время быть спасённой Божией Матерью. Поначалу Таисии показался

сей факт неправдоподобным. С недоверием восприняла. Торговля

приучила - доверяй, да проверяй. Но сам митрополит Феодосий сказал

об этом в проповеди. Владыке верила безоговорочно. От матушки

услышит о чуде, когда с ней и группой паломников поедут в Тамбовку.

5 9


Матушка поведёт к месту встречи с Богородицей. Начнёт рассказывать

о раннем утре в последних числах августа того военного года,

«цыганке», спустившейся с неба... И Таисия поверит окончательно.

- Вот здесь, - покажет матушка, - стояла я посреди луга. Она

подошла, заговорила...

Луг, по которому шла когда-то к Екатерине «босоногая цыганка»,

покрывал ковёр шелковистой травы, кто-то из паломников

озорно предложил:

- А давайте походим босиком!

Было их человек восемь, все, кроме матушки, проворно разулись,

сначала осторожно ступали на траву, потом осмелели. Нашлись,

кто пробежался, вспоминая давно забытые ощущения от

прикосновения ступней с травой, землёй. Матушка смотрела, как на

расшалившихся детей, и улыбалась.

Много позже Таисия прочтёт в Интернете о случае из жизни

тракториста Владимира Игнатенко (в будущем старца Ионы Одесского).

Пахал он ночыо зябь и забылся, впал в дрёму. Тёмная, густая,

хоть ножом режь, осенняя темнота, монотонный гул двигателя...

Проснулся, как от толчка, в свете фар в двух шагах перед капотом

стояла женщина. Заглушил мотор, выскочил отогнать, отругать.

А никого нет, и трактор в метре от края оврага... Как и в случае с

Екатериной, лишь через много лет поймёт тракторист, Кто сберёг

его в ту тёмную осеннюю ночь...

Жили паломники на теплоходе, переезжая с одного святого места

на другое. Был в группе свой батюшка - исповедовал, причащал.

Матушке Евгении в то время под восемьдесят было, но за всеми поспевала.

Постоянно боялась, как бы не отстать, но случалось, сама

вперёд убегала. При этом то и дело повторяла:

- Тая, не бросай меня, не бросай!

- Матушка, да кто кого бросает? Только что рядом были, гляжу -

уже впереди всех.

Матушка сокрушалась в Стамбуле, глядя на стоящий без крестов

храм Святой Софии:

- И не перекрестишься. Столько лет в плену у мусульман! Неужели

конца этому не будет?

И во Влахерне без креста стояла церковь Пресвятой Богородицы.

В небо пустая кровля смотрит. Внутри храм, снаружи, как

молельный дом в советское время.

6 0


- Матушка, - заметила Таисия, - а ведь если подумать, ваша Новопокровка

сродни Влахерну. В этом храме Богородица, раскинув

Покров, защитила Константинополь от сарацин. С той поры учредили

праздник Покрова Пресвятой Богородицы. От него Новопокровка

название берё г.

- А я, Тая, ещё и родилась на Покров.

- Это место для вас вдвойне святое! Представляете, здесь была

Богородица! В этом храме во Христе юродивый Андрей увидел Её.

Как горячо надо было молиться всем, чтобы молитва до неба дошла

и Богородица спустилась оттуда на землю. 14 почему-то не всем

было дано увидеть Её, только блаженному. Почему так, матушка, все

ведь молились?

- Откуда я знаю, Тая. Наверное, блаженный святой жизни был.

Таисия тоже помогала матушке часовню в Тамбовке строить.

У неё знакомая работала в Омском речном пароходстве, та договорилась

с капитаном судна, он бесплатно перевёз брёвна сруба из

Усть-Ишима в Омск. А ещё Таисия несколько раз давала деньги матушке,

когда той надо было рассчитываться с рабочими.

Однажды спросит матушку:

- Матушка, почему вы мне не сказали, что Богородица вас спасла?

Во Влахерне, наверное, вспоминали вашу встречу с Царицей Небесной.

А мне ни слова, ни полслова.

- Ты разве поверила бы - к простой деревенской девушке в

глухом сибирском краю Пречистая Богородица спустилась? Скажи

честно, поверила?

- Не знаю.

- То-то и оно! А за меня мама молилась. Во Влахерне вся церковь

молилась, и Богородица спасла город, а за меня мама Пречистую

просила...

В Иерусалиме Божественная литургия в храме Гроба Господня

начинается в двенадцать часов ночи. С матушкой произошёл пассаж.

«Отче наш» пропели, она Таисии громко шепчет, и таким тоном,

будто что-то стряслось:

- Тая, где батюшка?

- Зачем он вам?

- Потом скажу. Давай искать.

Таисия и сама носом клевала на службе, хоть в два раза младше

матушки. Разница во времени нешуточная: в Иерусалиме двенадцать

ночи, в Омске - четыре утра. Матушка на евхаристическом

6 1


каноне задремала, а придя в себя, пустилась в панику. Как с таким

грехом к причастию идти? Поволновалась, разыскивая батюшку.

Народу много, вот-вот вынесут Святую Чашу, она по церкви мечется,

Таисия еле поспевала за ней. В последний момент наткнулись на

своего батюшку.

- Слава Богу, - говорила матушка Евгения, возвратившись на

теплоход, - покаялась, причастилась. Какой грех - монахиня спала

на литургии. И где спала? Где? В храме Гроба Господня!

После паломничества они поедут в Иваново к батюшке Борису.

Он обеих исповедовал и отправил на соборование. Этому таинству

придавал большое значение. В отличие от батюшек и иерархов

церкви, категорично утверждающих - в год можно собороваться

один-два раза, был совершенно другого мнения. Считал: мирянину,

которого бесовщина подстерегает на каждом шагу - телевидение,

реклама, экстрасенсы, маги, колдуны, собороваться можно и нужно

как можно чаще. Освобождаться соборованием от пут тьмы. Сам

мог соборовать каждый день.

- Захожу к батюшке, - рассказывала о том визите Таисия, - он

сначала у матушки исповедь принял, потом у меня. Захожу, ещё

ничего о себе не рассказывала, ни в чём не каялась, он говорит:

«Сейчас я прочитаю вам послеродовую очистительную молитву».

По рождению сына не была прочитана. Он это сразу понял. Прозорливый

был.

Матушка Евгения прожила долгую жизнь - непростую, нелёгкую,

долго шла к монашескому служению. Задаю себе вопрос:

что её вело? Молитва матери? Молитва отца? Той же

Таисии рассказывала, в детстве играла, наденет платок, полюбуется

на себя в зеркало: «Я - монашенка». Где она в Новопокровке

могла монашек видеть? Никогда не встречала, а поди

ж ты. Митрополит Омский и Тарский Феодосий дошколёнком

забирался под стол, накрытый скатертью с длинными краями,

и разворачивал «церковную службу». И владыка, и матушка

Евгения росли в глубоко верующих семьях. Одно отличие -

владыка из Западной Украины, куда атеистическая власть пришла

только в 1939 году, матушка родилась в Сибири при новой власти,

воспитывалась в школе по советским заповедям. Стало ли

определяющим приходу в монашество явление Божьей Матери в

раннее утро на исходе лета, когда Царица Небесная провела мимо

6 2


«волков»? Или всё могло пойти по другому пути, не случись встреч

с епископом Венедиктом, игуменом Борисом, владыкой Феодосием?

Каждый из них редкий молитвенник, каждый исповедник веры

Христовой. Каждого можно смело назвать - несвятой святой. В нужный

момент такие приходят со словом Божиим в мир, выдвигаются

в первые ряды и ведут за собой паству.

Игумен Борис в двадцать с небольшим стал иеромонахом, служить

начал в Покровском соборе Тобольска. Тут же на него ополчились

безбожники. Не могли примириться с фактом: власть проповедует

атеизм, и вдруг молодой человек, полный сил, вместо того,

чтобы строить Тобольский нефтехимкомбинат, в церкви с кадилом

прохаживается. Епископ Омский и Тюменский Максим, дабы новоначального

иеромонаха не заклевали, забрал его в Омск. Там прошли

первые десять лет служения Богу отца Бориса. В Омске праздновал

Тысячелетие Крещения Руси, в Омске встретил весну возрождения

церкви. Однако и при новой власти придётся пережить ему клевету

и наветы на этот раз не от атеистов, а наоборот. Бес рядится в разные

одежды и одеяния. Мы уже говорили, игумен Борис был послан

восстанавливать Троице-Сергиев Варницкий монастырь, что под

Ростовом, на родине преподобного Сергия Радонежского. Советская

власть не пожалела взрывчатку на монастырский собор с колокольней,

игумен Борис начал восстанавливать его. Потянулись люди

на благодатное место, к благодатному батюшке. Многие находили

возле него приют и утешение. При монастыре стали работать православная

школа, медпункт, библиотека. А ещё был создан странноприимный

дом, а ещё на бывшей колхозной ферме организовали

молочную ферму, конюшню для лошадей. Разрослось хозяйство -

пастбища, поля, покосы, огороды, сельхозтехника. Образовалась

православная община, духовные чада отца Бориса приезжали из

разных мест, покупали дома, селились возле Варниц. Жизнь вернулась

в умирающую округу.

Как когда-то в Тобольске, так и в Варницах против отца Бориса

началась кампания с жалобами, статьями в газетах, анонимками.

Вездесущие бесы развернули бурную деятельность. Отца Бориса

перевели из Варниц в Ивановскую епархию, на его место в

монастырь пришли новые насельники, с энтузиазмом принялись

наводить свои порядки. Коров - на бойню, болящих и бездомных -

за ворота, нечего портить монастырский вид. Всё, что можно,

63


распродали, всех, кого можно, разогнали, дабы ничто не мешало

сосредоточенной монашеской молитве. Когда наконец-то этих

«молитвенников» раскусили и турнули из Варниц, мало что осталось

от прежней обители.

Батюшка Борис уехал в Ивановскую епархию. Старческий подвиг

он начал ещё в Варницах. В обычном представлении кто такой

старец? Человек, имеющий за спиной долгую жизнь, умудрённый

житейским, а главное - духовным опытом. В сорок лет может быть

старец? Казалось бы, нет. Да на каждое правило есть исключение.

Игумена Бориса Бог призвал к старческому служению в неполные

сорок, наделив сполна дарами любви, милосердия, сострадания,

утешения, врачевания. А ещё даром прозорливости. К отцу Борису

ехали со всей Руси с духовными и физическими недугами. Были

среди них горькие пьяницы, наркоманы, люди с душой, порченной

магами и колдунами. Специалисты говорят: освободить наркомана

от наркотической жути не по силам человеку. Будь хоть семи пядей

во лбу, не побороть бесовскую одержимость. Богу возможно,

человеку - нет. Но действует Господь через людей. Игумен Борис

был наделён способностями вырывать наркоманов из цепких бесовских

пут.

Такой духовной силы иеромонах десять лет был духовником у

Екатерины Бороденко, до конца дней своих молился за чадо.

В Иваново при расставании с отцом Борисом матушке показалось:

прощался, будто видятся в последний раз. В поезде на обратной

дороге подумалось: неужели предвидит скорую её кончину, почувствовал

- недолго ей осталось. Оно и вправду - последние годы

силы таяли, чаще и чаще обращалась к врачам, одолевали болезни.

Однако первым умер батюшка. В сентябре 2001 года рано утром

встала на молитву, не успела до «Царю Небесный» дойти, ожил телефон,

звонила Таисия:

- Матушка, горе-то какое. Только что узнала - игумен Борис

отошёл ко Господу. Ему всего-то сорок шесть лет. Упокой, Господи,

его душу...

Матушка положила трубку, заплакала, опустившись на стул

подле телефона.

А потом тяжело поднялась, вспомнила, где лежит молитвослов

с литией,достала...

64

Признание

владыке Феодосию


На пенсию Екатерина уйдёт в положенные пятьдесят пять

лет из магазина одежды. После пошивочной мастерской

Военторга долго работала в швейном ателье, откуда директор

магазина переманила к себе подгонщицей. Работа для искусного

портного несложная: брюки укоротить, рукава у костюма. Что

хорошо - магазин тут же, в городке Нефтяников, рядом с домом.

На пенсии без работы не сидела. Заказчиков всю жизнь было

хоть отбавляй. Сколько вечеров, а то и ночей провела за машинкой,

зарабатывая для семьи лишнюю копейку. Шила всё, что ни попросят:

платья, брюки, костюмы. За пальто не бралась, если только

ремонт сделать. Сыновьям, мужу шила брюки, костюмы, рубахи.

Проблем с хорошими, добротными тканями не было, всегда можно

подобрать в магазине. Старалась сыновей приобщить к портняжному

рукомеслу. Считала, кем бы ни был по жизни, а если со швейной

машинкой на ты - большое дело. Сама от мамы научилась, та и свою

семью обшивала, и подрабатывала шитьём. Младший сын Виктор с

раннего детства любопытствовал, когда садилась за машинку, обязательно

просил «покрутить». У неё была ножная подольская. Исподволь

приобщала его, сначала просила нитку вставить в иголку:

- Витя, помоги-ка, что-то не получается у меня.

Потом научила заправлять нитку. Так понемногу освоил машинку.

Когда пошла мода на узкие, в обтяжку брюки - «дудочки», тайком от

неё ушивал. Замечала, конечно, и не подавала виду. Уже хорошо, парень

смело берётся за такое дело. Себе ушивал, товарищи просили. А если

угораздит те же брюки порвать, не бежал к ней, опять же тайком отремонтирует

- зашьёт, заштопает, не всякая женщина так сумеет.

Уйдя на заслуженный отдых, Екатерина стала больше церковные

облачения шить дьяконам, священникам, случалось, епископ обращался.

В Крестовоздвиженском соборе стала к тому времени своим

человеком. Что хорошо, на пенсии не надо было разрываться между

работой и церковью. Не пропускала ни одной воскресной службы,

праздничной, да и в будни часто была в храме. Дети жили своей жизнью.

Старший Владимир как уехал поступать в лётное военное училище,

так после того лишь в отпуск приезжал в Омск. Иной раз один,

6 5


бывало, с женой и сыном. Младший Виктор тоже обзавёлся семьёй.

Радовалась за них, молилась, хорошие сыновья, одна печаль - далеки

от церкви. И сами, и жёны. Не молятся, не причащаются. Внуков старалась,

пока маленькие были, по возможности водить к причастию.

Мужа тоже не оставляла в покое. Если начинал фордыбачиться,

старалась убедить, настаивая на своём:

- Вася, как тебе без причастия жить. Здоровье не ахти какое,

с таким надо быть ближе к Богу. Попоститься, к исповеди ходить...

Василий умрёт в 1988-м. У него были проблемы с сосудами на

ногах. Сказывалась война. Пусть лёгкое ранение в ногу получил на

финской, да и оно вылезло со временем. К тому же много курил. Не

мог избавиться от этой привычки. Да и не хотел. Курил термоядерные

- без фильтра. Любил омскую «Приму». Лечился дома, время от

времени ложился в больницу. Однажды Екатерина придёт в госпиталь,

доктор огорошит: у Василия трофическая язва, если не отнять

правую ногу, начнётся гангрена.

Операция прошла успешно. Василий испереживался перед ней,

боялся стать беспомощным, лишившись ноги.

- Ты не один! - успокаивала Екатерина. - Я рядом. Витя всегда

поможет.

Сын Виктор хотел уехать на север Тюменской области, нашёл

хорошую работу, она не отпустила:

- Как я одна с безногим отцом, сам подумай.

Как ни опасался Василий Иванович, «одноногая» жизнь быстро

вошла в норму, он приспособился к костылям, браво передвигался

с их помощью.

- Сколько нашего брата фронтовиков смолоду безногие, - подбадривал

себя. - И ничего: жили, работали, детей рожали.

Со временем ситуация повторилась с левой ногой. Да к тому же,

это показало вскрытие, был рак поджелудочной железы, метастазы

достигли печени. Боль терпеливо скрывал, не жаловался, к врачам

идти не хотел. Сын Виктор был специалистом по медицинской технике,

курировал медсанчасти города, время от времени отец просил

принести медицинского спирта. Выпьет в качестве обезболивающего,

оно и полегчает на какое-то время, перестанет ныть.

Когда врачи сказали о необходимости ампутации левой ноги,

согласился, но организм не выдержал операции.

За поминальным столом Екатерина скажет сыновьям:

6 6


- Вы у меня уже большие, самостоятельные, отец упокоился.

Моя дорога теперь - Богу служить.

- В монастырь что ли? - спросил Владимир.

- Монастыря не достойна, а служить Господу Богу можно не

только там.

Детей воспитала в духе почитания родителей. В своё время сказала

младшему сыну: надо вам с женой обвенчаться, потом старшему:

- Мы с отцом венчанные, и вам надо!

Сыновья и один, и другой восприняли слова матери с неудовольствием,

дескать, зачем всё это. Настояла. Много раз упрямо повторяемое

«надо» в конечном итоге возымело действие, привело к

нужному результату, далёкие от церкви сыновья убедили своих жён.

Надо сказать, сама Екатерина тоже не сразу повела Василия

(коммуниста) под венец, лишь после смерти матери. Та не один раз

говорила дочери о венчании. Получается - не так настойчиво просила,

как Екатерина сыновей. Екатерина настоять умела. Без скандалов

последовательно добивалась своего. Сыновья за глаза с любовью

говорили о ней: «Мама у нас генеральша».

Екатерина, конечно, думала о монашестве. Вспоминала, как

пророчил ей это служение Богу владыка Венедикт, как говорил о нём

игумен Борис, но пройдёт не один год после смерти мужа, прежде

чем решение окончательно созреет, обратится к владыке Феодосию,

тот благословит на иночество, а потом и на монашеский постриг.

Постриг примет в 1994 году. Но и тогда не решится открыть

владыке свою сокровенную тайну, рассказать о встрече с Пресвятой

Богородицей.

Архиепископа Феодосия Екатерина приняла всей душой. Они

были разными с владыкой Венедиктом и сходились в отношении к

церковной службе. И тот, и другой готовы были служить каждый

день. Но епископу Венедикту позволялось на покое служить строго

по разрешению уполномоченного по религии. Владыка Феодосий

был сам себе хозяин. Вскоре, как он возглавил Омскую кафедру,

пошли для церкви существенные послабления, а там и уполномоченных

упразднили. По большим праздникам владыка начинал службу

в одном храме, продолжал в другом, заканчивал в третьем. Матушка

Евгения старалась всюду быть с ним. Он любил акафисты и до пяти

дней в неделю служил. Один день в Серафимо-Алексеевской часовне

(по понедельникам), другой - в часовне Иверской иконы Божией

67


Матери, третий - Николаю Чудотворцу в Никольской Казачьем соборе,

четвёртый - в часовне Ильи Пророка, в пятницу - в Скорбященской

церкви. Когда установили Поклонный крест на месте Свято-Успенского

кафедрального собора, каждый день там служил. По

субботам с паломниками ездил в Ачаирский монастырь, монахиней

которого была матушка Евгения. Имелась у неё своя келья, но чаще

жила в квартирке на улице Чапаева.

Сюда с мужем переселились после женитьбы сына Виктора.

Взял он женщину с ребёнком, вскоре совместный сын родился.

Жили в этой самой однокомнатной квартире невестки. Екатерина

решила: так не пойдёт - они вдвоём с мужем в трёхкомнатной, тогда

как молодые вчетвером теснятся в одной комнатке. Квартиру на

проспекте Мира получили в 1963 году, когда их дом на 1-й Поселковой

признали аварийным. Перебравшись на Чапаева, матушка не

могла нарадоваться - Крестовоздвиженский собор в пяти минутах

ходьбы. В девяностые годы вернули епархии Казачий Никольский

собор, до него тоже ничего не стоило пешком пройтись. И церковь

иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость», что в госпитале,

передали епархии. Тоже недалеко. Во всех этих храмах служил владыка

Феодосий. Матушка везде за ним поспевала. Она думала: именно

таким должен быть владыка. Но, пообщавшись в паломничествах

с православными из других епархий, поняла: нигде архиереи, как

митрополит Феодосий, не служат.

Однажды владыка расскажет за трапезой в епархиальном

управлении о чудесном обретении мощей Серафима Саровского,

возвращении святыни в Дивеево, возрождении Дивеевской обители,

столько десятилетий бывшей в жутком запустении.

- Не может святое место, куда сходила с неба Матерь Божья,

остаться в забвении, - скажет владыка. - Не может!

После этих слов заболит душа у матушки. Ведь она, монахиня,

воин Христов, скрывает явление Пресвятой Богородицы.

В ту ночь глаз не сомкнула, наутро пошла в епархиальное управление.

- Срочно надо к владыке, - скажет секретарю.

В кабинете митрополита заплачет с порога:

- Святый владыченька, простите, многогрешную. Благословите...

И, страшно волнуясь, начнёт рассказывать, как в войну послали в

Тамбовку на сельхозработы, как шла домой в Новопокровку и встретила

по дороге Пресвятую Богородицу. Сбивалась на скороговорку,

6 8


боясь, владыка остановит, скажет «хватит». Надо успеть всё изложить,

чтобы правильно понял. Про то, что мама молилась, боль в

ухе прошла чудесным образом, не понадобилась операция.

Владыка слушал молча. К матушке Евгении относился тепло.

По-отечески, по-братски, с любовыо. Не скрывал своих чувств. Ктото

ревностно воспринимал это, владыку данное обстоятельство не

заботило. С началом восстановления Скорбященской церкви дал

послушание тогда ещё Екатерине помогать настоятелю, следить за

ходом работ. Она недавно похоронила мужа, временем располагала

и полностью посвятила себя делам церкви. Где бы ни служил владыка,

обязательно видел её среди паствы. Была смиренной, немногословной,

на глаза не лезла, старалась держаться в сторонке, и в

то же время чувствовался твёрдый характер. Когда, волнуясь, как

школьница перед экзаменом, подошла к нему за благословением

на иночество, расплылся в улыбке. Ждал этого шага. Полушутя несколько

раз говорил о монашестве, Екатерина уходила от ответа, но

был уверен: созреет в решении. Так и получилось.

И вот явление Пресвятой Богородицы. Владыка спросил:

- На тебя страх не напал?

- Заробела - да! - подняла глаза матушка Евгения. - Но сказать,

запаниковала, нет. Приняла за цыганку. Совсем-то их не боялась, не

бегала от них сломя голову даже в детстве, но обходила, приятного

от встречи нос к носу не ждала, всегда сторонилась. В Омске в войну

они тоже попадались на базарах, вот и тут, увидела женщину,

странно одетую, тревожно сделалось. Перед этим парашютист без

парашюта. Подумала, цыгане колдовство напускают, гипнотизируют,

норовя обмануть. Но страху, чтоб ноги немели, - нет.

- Богородица - это любовь, а значит, страху быть не должно!

- Я ведь потом стала Ей о своих бедах рассказывать как родному,

близкому человеку. Идём, а я говорю, говорю. О блохах, плохой

кормёжке, мухах, как они нас, злющие, донимали... Чувствовалось,

не просто слушает, жалеет всей душой... Утром ухо внезапно разболелось,

да так, хоть на стенку лезь, невозможно терпеть, а в городе

разом прошло, и в Тамбовку не отправили. Ведь Богородица устроила.

Кто больше?

Матушка вышла от владыки с колотящимся сердцем, теперь

уже от радости - поверил. Она так и не решилась рассказать о Богородице

игумену Борису. Были моменты - подмывало поделиться,

но почему-то сдержала себя. Уже в иночестве однажды поведала

69


о чудесном случае на пути в Новопокровку одной монахине. Та была

младше её более чем на десять лет, но, как и она, женщина с непростой

судьбой, много испытавшая, много повидавшая. В её жизни

тоже было чудесное. Думала: поймёт. Нет, не поверила. После этого

несколько лет держалась матушка Евгения зарока молчать о Богородице.

Никому не говорила. Про владыку слышала: крайне осторожно

относится к чудесным явлениям. И всё же решилась, считая:

должна ему открыться, а там что будет, то и будет.

Владыка в завершение разговора сказал:

- Давай-ка отправим тебя в Тамбовку с отцом Николаем Сапижуком

из Скорбященской. Покажешь, где Богородицу встретила.

Заодно деревенских покрестите. Глава администрации просит священника

прислать, говорит: человек пятьдесят, а то и больше, набирается

креститься.

Так монахиня Евгения после долгого перерыва оказалась на поляне,

где увидела спускающегося с неба человека.

- Из того березняка, - показывала матушка отцу Николаю, - вышла

Пресвятая Богородица, я Её за цыганку приняла. Пошла в мою

сторону, и вот здесь мы встретились.

Они стояли посредине просторного луга. По небу плыли редкие

облака, светило солнце.

Батюшка по-хозяйски осмотрелся. Глядя под ноги, сделал несколько

шагов в одну сторону, потом в другую. Остановился, оценивая

выбор, посмотрел в направлении дороги на Тамбовку.

- Здесь поставим Поклонный крест, - сказал уверенно. - Владыка

распорядился Поклонным крестом отметить. Есть у меня трубы,

сварим, стальной надёжнее деревянного. Вкопаем поглубже. Издалека

будет видно место, на котором с Богородицей повстречалась.

Вскоре на поляне, где стояла Катя, с волнением в сердце глядя

на приближающуюся к ней в странном наряде незнакомку, будет

водружён Поклонный крест, как и говорил батюшка, из стальных

труб. Несколько раз матушка приезжала к нему с паломниками, а

потом взяла у владыки благословение строить в Тамбовке часовню в

честь иконы Божией Матери «Владимирская».

Вскоре появилась в газете статья о явлении Пречистой Девы

девушке Екатерине. Та самая статья, которую прочитала на железнодорожном

вокзале наша героиня Лена и вдохновилась помогать

матушке в строительстве часовни.

7 0

Часовня

в честь «Владимирской»


Сблагословения владыки Феодосия взялась монахиня Евгения

за строительство часовни в Тамбовке. Благословить

владыка благословил, да денег не дал. Матушка и не надеялась.

Считала: часовню сама должна построить. Денег у матушки -

одна пенсия. Были кой-какие сбережения, их тоже вложила. Но это

крохи для такого дела. Кто хоть однажды строил, пусть даже небольшой

дачный домик, знает, стоит начать, а дальше каждый шаг - деньги.

Как уже говорилось, матушка Евгения по благословению владыки

Феодосия помогала восстанавливать госпитальный храм в честь

иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих радость». Работы

было много, в храме без малого семьдесят лет располагался склад.

Колокольня, купол и шатры были снесены. Работы непочатый край.

Но приход вокруг настоятеля Николая Сапижука подобрался дружный.

Была в этом и матушкина заслуга. Женщины любили эту маленького

роста, старающуюся держаться незаметно монахиню, тянулись

к ней. От неё исходили тепло, любовь. Шло время церковного

подъёма, приход состоял из недавно пришедших к вере, в основном

это были женщины. Матушка являлась для них примером беззаветного

служения Господу Богу, она была из тех, кто на себе познал

время, когда за веру власть притесняла, соседи, коллеги по работе

косились. Когда инаковость, отказ плыть по течению настораживали,

вызывали нездоровый интерес у окружающих. Кто-то открыто

осуждал. Матушка сумела пронести любовь к Богу через безбожные

годы. Её жизнь для новоначальных христиан была проповедью искренней

веры. В храме матушка по своему обыкновению старалась

не привлекать к себе внимание, в то же время была солнышком, которое

щедро дарило сердечность одним своим присутствием.

А потом открылась история, от одного упоминания о которой

мурашки бежали по коже. По благословению владыки Феодосия в

газете появилась статья о том, как Пресвятая Богородица сошла с

неба и спасла девушку Екатерину. Весть мгновенно облетела всех,

кто знал монахиню Евгению. Она поражала воображение, в то же

время думалось: именно такому человеку должна была прийти помощь

с Неба.

71


Приход Скорбященской принялся активно собирать деньги на

часовню. Вносили из своих сбережений, агитировали знакомых на

дело во славу Божыо. И всё же денег катастрофически недоставало.

Лена сокрушалась:

- Почему, матушка, мы раньше с вами, когда я в силе была, не

встретились? Построили бы на раз!

- Значит, Лена, Богородице угодно миром строить. Каждому понемногу-понемногу

поучаствовать: кому копеечкой, кому рубликом,

а кто труд свой приложит. И не случайные люди, а свои. В Скорбященской

сестры с такой радостью жертвуют. Я взяла благословение

у владыки с кружкой у Иверской часовни собирать. Глядишь, люди

что-то подадут.

- Матушка, я бы сама, нисколько не стыдно, встала рядом с

вами с кружкой. Но милостыню просить - долгая история. Много ли

подадут наши сограждане? То-то и оно, что нет. Длинная получится

песня. Нам кирпич нужен, доски, железо на крышу, техника. Тог

же кран даже на один день пригнать - приличные деньги. Кружкой

не наберёшь, пойду-ка я по всем небедным знакомым. Вернее будет.

Пусть раскошеливаются на святое дело! Глядишь, зачтётся, когда

придёт время держать ответ перед Богом.

Лена была преисполнена оптимизма - круг состоятельных знакомых

имела большой. И просит не себе любимой, на Богоугодное

дело собирает средства, каждый по чуть-чуть выделит (а их «чутьчуть»

совсем иное, чем «чуть-чуть», кто в церковную кружку денежку

опускает), и часовня готова.

Пожертвовал на неё раб Божий Никита. Он держал мясокомбинат

в районе. Материалами помог - дал кирпич и цемент. Одно в

данной истории но - жена Никиты назвала Лену сумасшедшей. Прямо

в лицо бросила обидное.

- Сегодня я бы только и всего рассмеялась, - делилась Лена своими

воспоминаниями, - а тогда ком застрял в горле. Будто для себя

клянчила. Жена Никиты бухгалтер в его фирме. Жадная, злая. Есть

люди, которые никогда не могут наесться, им всё мало. Из таких.

Зашла в кабинет, когда я помощи у Никиты попросила. Через губу

бросила: «Если всяким сумасшедшим давать, сами по миру пойдём!»

Развернулась демонстративно и вышла, стукнув дверью. Никита,

как ушла, махнул рукой: «Не бери, Лена, в голову! Тебя я давно знаю -

помогу, чем могу, строй свою часовню!» Хороший мужик, жаль, неверующий.

Машину дал материалы вывезти.

7 2


Вышла Лена от благодетеля и разрыдалась. Дело сделано, и какое

- кирпич, цемент на фундамент заимели, а слёзы душат, в ушах

стоит: «сумасшедшая». Хотела матушке поплакаться, да осадила

себя: «К чему малым дитём нюни распускать, грузить матушку дурацкими

эмоциями».

В голове у Лены постоянно крутилось: у кого, что попросить?

Поначалу думала: да что там часовню крохотулечку, не Христорождественский

собор, его к тому времени только-только освятили, губернаторские

СМИ всё уши прожужжали. Это на самом деле объёмы,

а тут каких-то шесть на шесть по внешнему периметру, плёвое

дело. Однако никого из знакомых предпринимателей на «плёвое

дело» не могла уговорить.

Неожиданно помог генеральный директор одного акционерного

предприятия... Не будем делать рекламы, назовём просто

ОАО. Лену пригласили как-то на банкет, оказалась в одной компании

с генеральным директором этого ОАО. Увидела, и сразу в

голове: «Попытка - не пытка! Куй, Лена, железо, пока горячо!» Голова

которую неделю была заточена под «ковку». На любого и каждого

собеседника смотрела с мыслью: что с него взять на часовню.

Лена - женщина яркая, привлекательная. Само собой - плюс при

поиске меценатов... Начала гендиректору рассказывать о постройке

часовни в Тамбовке. Речь успела к тому времени отработать, не

один раз произносила потенциальным жертвователям. Большой

руководитель посмотрел снисходительно на красивую женщину и

коротко бросил, не дослушав:

- Пиши заявление, денег не жди, что надо из материалов - изложи.

Всё не обещаю, что-то выделю.

Лена, вернувшись из ресторана, быстренько заявление накатала,

утром в ОАО занесла. Неделю выждала и отправилась за результатом.

Предварительно пошла в Серафимо-Алексеевскую часовню,

прочитала перед иконой Богородицы несколько раз «Взбранной Воеводе

Победительная...»

- Помолилась я Богородице, - рассказывала Лена о походе в

ОАО, - пришла уверенность - заявление подписано. Захожу в приемную

к помощнику генерального директора, мы с ним давно были

знакомы. К нему тоже обращалась: «Денис, - просила, - пожертвуй

на часовню, ты человек небедный». Он захихикал: «Лет в семьдесят

запишусь в монахи, буду жертвовать, а пока у меня железный

7 3


принцип: никакой благотворительности!» Не сужу Дениса. Много

добра мне сделал. С нужными людьми познакомил, когда бизнес раскручивала.

Разным был человеком. Успешно вёл адвокатские дела, но

и тёмного много за ним. Кидал людей, мошенничал. Дверь открываю

в кабинет: «Денис, давай мою бумагу, должна быть подписана». Он

в смех: «Шустрячка ты, Лена, покажи колено! Прямо электровеник!

Генеральный такие прошения месяцами не подписывает. Его подловят

в хорошем настроении тебе подобные, те, кто с протянутой

рукой, он пообещает, а потом тянет с умыслом, ждёт - просителю

надоест клянчить, и отвянет!» В этот момент приносят папку с бумагами

от генерального, в ней моё подписанное заявление. «Ничего

себе! - удивился Денис. - Как ты ухитрилась?» «Богородица, - говорю,

- помогла! Ты скупердяйничаешь пожертвовать на часовню, вот

и не знаешь, что такое Её помощь». Он захихикал: «На Богородиц

надейся, сам не плошай! Вот я и не плошаю!» Как ни бравировал, в

главном оплошал. Сгорел от онкологии в пятьдесят с небольшим.

Буквально за два месяца. И куда, спрашивается, после смерти попал?

Сколько грязи, подлости, мути оставил после себя. С криминалом

тесно знался. Ради обогащения на всё шёл и гордыню тешил -

всё могу, всех сделаю! У меня крутые знакомые в Москве, Питере!

Денис перед смертью не исповедался, не причастился. Умирал озлобленным

на весь белый свет. Сестра его рассказывала: изводил

домашних попрёками, подозрениями, претензиями. Никто к нему в

комнату заходить не хотел лишний раз - ни жена, ни дети. Мать-старушку

изводил.

Фактически всего двое и откликнулись на просьбу Лены - директор

мясокомбината Никита да гендиректор ОАО. Последний выделил

краску, гипсокартон, пару кубометров деловой доски.

Лена тем летом часто ездила с матушкой в Тамбовку. И в каждый

приезд отправлялись они к Поклонному кресту той самой дорогой,

по которой Катерина бежала в войну в Новопокровку, и явилась

перед её взором Пресвятая Богородица. В первые разы Лена беспокоилась,

как матушка дойдёт? А потом удивлялась:

- Матушка, мне двадцать восемь, а вам восемьдесят четыре на

Покров будет, я за вами угнаться не могу.

- Лена, я как на крыльях на этой дороге!

В тот раз подошли к Кресту, матушка говорит:

- Лена, здесь со временем будет храм стоять.

7 4


Лена задохнулась от этих слов.

- Матушка, - дерзновенно возразила, - да какой ещё храм в

чистом поле? Мы в Тамбовке с часовней бьёмся-бьёмся и не можем

окончить. А сюда дороги нормальной нет, чуть дожди - не проехать!

И зачем здесь храм, зачем? В Тамбовке строим, а деревня разваливается.

Одна учительница Маргарита Алексеевна нам помогает. Ни

одного верующего, кроме неё.

- Лена, - говорила матушка, - не может оставаться в забвении

место, где ступала нога Богородицы. Вот увидишь, я-то не доживу, а

ты увидишь, и храм будет, и источник святой, место святое не бывает

без святого источника, и мира много будет. С разных мест станут

приезжать люди. Даже из-за границы.

«Какая, думаю, заграница, - вспоминает Лена тот разговор, -

местные хотя бы заходили в часовню свечку поставить. Но прикушу

язык, молчу, боялась матушку обидеть. А сейчас храм в Тамбовке,

часовня у леса, из которого вышла Пресвятая Богородица, святой

источник есть. Паломники на праздник Владимирской иконы Божьей

Матери в Тамбовку приезжают».

У Поклонного креста они читали акафист Пресвятой Богородице,

отдыхали. Лена просила снова рассказать о встрече с Пречистой.

Безоговорочно верила матушке, в то же время не вмещалось

до конца, как это Пресвятая Богородица спустилась с неба. Вот поляна,

поодаль берёзовый лес, купол неба, из которого летел человек

на вершины берёз.

- Матушка, у меня бы сердце разорвалось от такой картины!

Человек без всякого парашюта в небе. Как такое может произойти?

Будь ангел с крылами и то, а тут обычный с виду человек.

- Почему и подумала - цыгане колдуют. Ясно вижу - человек,

руки на груди сложены, голова опущена, будто смотрит, куда ему

приземлиться. Исчез в лесу, ну и хорошо, думаю. Не испугалась, как

ты говоришь - «сердце разорвалось». Бесстрашная была. Не по себе

сделалось - да. Ведь никого вокруг, Тамбовка далеко...

Матушка рассказывала, а Лена пыталась нарисовать картину:

человек бесшумно и плавно спускается с неба.

- Я в кино видела, как из самолёта прыгают парашютисты, -

рассказывала матушка, - и наяву в Омске на аэродроме за Иртышем.

Здесь без парашюта плавно столбиком летит человек и опускается

на лес. В него мы дня за три-четыре до этого заходили с двумя

75


женщинам из нашей бригады, грибы надумали проверить, вдруг

есть. Я и сейчас грибы люблю, а тогда подавно. Возвращались вечером

на телеге, траву посылали косить, и решили посмотреть. Березняк

чистый, ни гнилья под берёзами, ни завалов, ни густой травы,

но и грибов ни одного. Нам так хотелось с картошкой нажарить, поесть

вволю. Надоел этот творог...

- Матушка, а чё вы не пошли к директору совхоза, не поругались,

мало того, что блохи спать не дают и работаете с утра до ночи,

ещё и кормёжка...

- Война ведь, Лена. Не доведись никому узнать войну. Не допусти

Господь. Мы и в городе впроголодь жили. У нас в мастерской

женщина работала, трое детей, всё им отдавала, сама как придётся.

Бывало, сидит за машинкой, вдруг раз - и голодный обморок. Одна

подружка даст ей какой кусочек - силы поддержать, другая... Мне

проще было, я одна, да и молодая... Ты бы знала, как женщины с

малыми детьми маялись, мужья на фронте, и родных никого...

Они стояли у Поклонного креста. Матушка показывала рукой

направление, куда она пошла, ведомая Богородицей.

- Лена, надо будет нам как-нибудь поход совершить, дойти этой

дорогой до Новопокровки, - сказала матушка. - Или хотя бы до поворота

на Преображеновку. Коммуны «Колос» уже нет, от неё осталось

одно кладбище, а Преображеновка, люди говорят, стоит, как и

наша Новопокровка. Многие разъехались, но остались жители. Сын

Витя меня в Новопокровку последний раз возил на своей машине

лет десять назад, не этой дорогой, по тракту. Карасей полведра привезли.

Сосед Шкилёв дал. В Куреме жёлтый водится. Небольшой, но

вкусный.

- Часовню построим и пойдём! - вдохновилась Лена предложением

матушки. - Хочу знать дорогу, по которой шли вы с Богородицей!

- Какая, Лена, Богородица красивая! И лицо, и голос, и ступни.

Сразу не придала значение или не дано было, а потом вспомнила Её

ножки. Кожа такая, будто шла, не касаясь земли. Старомодной одеждой,

широкой юбкой походила на цыганку, а больше ничем. Те-то

наглые, шуму вечно напустят и норовят заговорить человека, запутать

его словами, сбить с толку, тараторят, тараторят. А у Богородицы

голос ручейком журчит... Успокаивающий. Маме я не решилась

рассказать об этой встрече. Что-то удержало. Боялась, не поймёт -

7 6


женщина с неба спустилась. Сейчас думаю, мама как раз и поняла

бы всё правильно. Лицом потемнела после моих слов про гриву.

Я с одним из тех дезертиров в детстве играла, через четыре дома от

нас жил, на год старше меня. Наткнись я на них, не оставили бы в

живых...

Вставая дома на молитву, Лена покрывает голову матушкиной

косынкой. Они как-то вернулись из Тамбовки, матушка пригласила

Лену к себе домой, достала косынку.

- Это тебе на молитвенную память, - вручила подарок. - Спасибо,

Лена, без тебя не знаю, как бы часовню строила.

- Матушка, как я благодарна Богу, свёл меня с вами. Я, конечно,

заполошная, налетела тогда в храме, как сумасшедшая: давайте часовню

строить!

- За сумасшедшую тебя не приняла, - улыбнулась матушка, -

кого только не приходилось в жизни и в церкви встречать. Но напором

озадачила, честно скажу. А потом думаю: что-то ведь привело

меня сегодня в Никольский собор. Не в Скорбященскую пошла.

- А часовню, матушка, мы обязательно построим.

- Надо, Лена. Что той жизни мне осталось. Хочу успеть помолиться

в часовне.

Помолилась. Часовню владыка Феодосий освятил за три месяца

до упокоения матушки Евгении.

«М атеринское Услышание»

Во время строительства часовни скорби Лену не оставляли.

Квартиру забрали за долги, с мужем развелась, мыкалась

по чужим углам.

- Сынок, бывало, - вспоминает весело Лена, - в Большекулачинском

монастыре на сундуке спал.

Матушка Евгения нашла вариант - одинокая старушка, родственников

никого, живёт в трёхкомнатной квартире.

- Ты ведь не обманешь, придёт срок, досмотришь её, - говорила

Лене. - Она перепишет на тебя квартиру.

Однако не выгорело.

- Значит, не твоё, - комментировала матушка, - будет что-то

другое. И молись Николаю Угоднику.

7 7


Потом владыка Феодосий благословит Лену пожить в пустующем

доме, принадлежавшем епархии. Дом добротный, старинный,

состоятельные люди когда-то строили, но в запустении, долго бесхозным

стоял, электричество отключено. Да выбирать не приходилось,

одно лето Лена жила в нём.

В конце концов выкарабкалась из трудного положения, по новой

бурную предпринимательскую деятельность развернула. Не

зря текла в ней купеческая кровь. Смеясь, рассказывает, как сокрушалась

её бабушка Августа: «Лена, какая ты непутёвая, умру,

что без меня будешь делать?» «Непутёвая» в итоге оказалась самой

«путёвой».

- Бабушка Августа умница была, - говорит Лена, - без дела не

помню. С соседками на лавочке лясы точить - никогда. На Северных

улицах у нас был большой дом, забот с таким полон рог. И всёто

она толклась по дому, по двору.

Лена поначалу купила квартиру, а потом и дом за городом построила.

Отговаривали: куда ты голову суёшь - ни воды, ни людей,

ни подъезда нормального. Так-то место лучше не надо - целебное

озеро рядом, до Иртыша рукой подать. Идиллия - но деревенская.

Не остановило эго Лену. В один момент решила: только здесь. Отличный

дом поставила. Переселилась, с полгода прошло, как-то

расположилась вечером на веранде у окна, оно на юго-запад, и, Бог

ты мой, озарило: если по прямой смотреть, взгляд упрётся в часовню

над могилкой матушки Евгении. Само собой, воображение надо

включить, как-никак не один километр расстояние. И не три. Открыла

карту в Интернете. Всё правильно. Пусть километров десять,

да что это для мысленного взора - рядом.

На второй или третий год после смерти матушки Лена поехала

к ней. Уже строилась часовня над могилой - ещё ни крыши, ни

оконных рам, но стены до верха выведены. Полноводный Иртыш

на солнце сверкает, живописный обрыв, беспечные облака в синем

небе... Вольно, просторно...

- Матушка, - воскликнула Лена, - в каком месте ты лежишь!

Какая красота вокруг!

А когда, сидя на веранде, сделала открытие - она с матушкой

почти рядом, покаялась:

- Матушка, прости меня - долго раздумывала, строиться или

нет на этом участке. Ведь по твоим молитвам рядом мы.

7 8


Каждое лето Лена ездит в Тамбовку на празднование иконы Владимирской

Божией Матери. В иной год на все три праздника умудряется.

Вернувшись домой, обращает взор в сторону Ачаирского

монастыря и рассказывает матушке о празднике. Звучит повествование

примерно так:

- Матушка, дорогая моя, мира, как всегда, собралось много.

Владыка Савватий служил литургию. Это тот самый отец Сергий

Загребельный, который сруб на часовню в Тамбовку из Усть-Ишима

прислал, он принял монашество с именем Савватий, а теперь епископ

Тарский и Тюкалинский. Сослужили владыке игумен Серафим

и батюшка Василий. Батюшка Василий - это который служил при

тебе в Никольском соборе. Он построил храм в Тамбовке, где алтарём

наша с тобой часовня. Крестный ход как всегда первую остановку

сделал на чтение Евангелия на месте, с которого ты, матушка,

Богородицу увидела, там ещё берёза искривлена, почти до земли

согнулась. Следующая остановка у Поклонного креста. Недавно

7 9


деревянный заменили на металлический, на века поставили. Высоченный,

на перекладине надпись золотистой краской: «Пресвятая

Богородица, спаси нас». Издалека видать. Погода лучше не надо - не

жарко и солнечно, ветерок освежающий. Хорошо. От Креста пошли

к часовне на опушке леса. Помнишь, показывала место, куда Пречистая

из березняка вышла. Там недавно построена кирпичная часовня

в честь иконы Божией Матери «Воспитание». В ней большая

икона Богородицы «Материнское Услышание». Пречистая в бордово-синем

одеянии со скрещенными на груди руками спускается с

неба, ножки на маленьком облачке, голова слегка наклонена, взгляд

устремлён на двух женщин, они на земле на коленях. Обе с мольбой

на Богородицу смотрят. Одна в левом нижнем углу, как бы твоя

мама, молитвенно руки подняла, в правом ты. У часовни длинная

очередь крестоходцев выстроилась, к образу приложиться. Затем

пошли к святому источнику архангелов Гавриила и Михаила. Владыка

Савватий окропил нас святой водой. Капельки святые на лицо

падают, рукой проведёшь и как омоешься. Владыка святую воду не

жалел, щедро кропил. И так счастливо обратно в Тамбовку шагалось,

так радостно! Я, конечно, тебя, матушка, всю дорогу вспоминала,

как ходили мы на пару по этим местам. Бывало, за тобой не

угонишься...

Лена подробно опишет праздник и обязательно в конце скажет:

- Матушка, всё получилось, как ты говорила. Я не верила, а ты

права - и храм, и часовня, и святой источник, и мира много на святое

место, как всегда, приехало. Игумен Серафим рассказывал, как

одна женщина поведала ему историю: на закате в иной день видит

из Тамбовки церковь в небе, купола сверкают. Игумен попросил нарисовать,

она изобразила пятикупольный храм. Другая женщина

сказала: по вечерам слышит колокольный звон оттуда. Не удивлюсь,

матушка, если доживу, когда поставят большой храм на месте, где

ты встретилась с Пресвятой Владычицей. Храм, наверное, нескоро,

а вот келейный корпус уже построили для монашеской общины в

Тамбовке.

Первого июня, в день смерти матушки, Лена день начинает с

того, что садится в машину и едет с большим букетом к матушке в

Ачаирский монастырь. И всякий раз по дороге пытается вспомнить,

но никак не может, что помешало быть на погребении?

8 0


Хоронили матушку на «Владимирскую» - третьего июня.

Младший её сын Виктор рассказывал, в самом начале мая приехала

она из Ачаирского монастыря к себе на Чапаева. День был очень

жарким. Солнце пекло по-летнему. Она очень устала. На предложение

сына поесть отказалась, прилегла, а потом ей стало плохо,

вызвали «скорую», отвезли матушку в 10-ю медсанчасть. Домой

вернулась умирать и первого июня упокоилась. До болезни мечтала

третьего июня, на праздник иконы Владимирской Божией Матери,

поехать в Тамбовку, а получилось - на «Владимирскую» хоронили.

Гроб решили выносить из квартиры через окно. Распахнули

створки, и, когда мужчины на улице стали принимать домовину,

голуби начали слетаться. Да много - летят и летят... Смелые садились

на гроб...

С первых дней, как переехала матушка с мужем на Чапаева, стала

кормить голубей. Первый этаж, окно откроет, хлеба покрошит

или зерна насыплет. Сын Виктор по просьбе матери специально ездил

на рынок за пшеницей. Голуби быстро вычислили сытное место,

8 1


со всей округи слетались. Соседи порой ворчали, она не обращала

внимания, продолжая подкармливать птах небесных. После литургии

не успеет во двор зайти, они тут как тут и сопровождают до самого

подъезда. Муж заворчит:

- Катя, ты сама сначала поешь, с утра голодная.

Нет, прежде чем сесть за стол, голубей покормит.

Будто бы кто сказал птицам о смертном часе кормилицы, о том,

что в последний раз распахнётся окно с нею - летели и летели прощаться.

Кто-то из стоящих у подъезда обронил:

- Словно ангелы к душе праведницы...

Отпевали матушку в Казачьем Никольском соборе. Отпевал

владыка Феодосий при большом собрании священства. Сын матушки

Владимир приехал из Клина в последний момент. Только-только

успел, гроб уже собирались выносить. Как и подобает усопшим

монахам, лицо у матушки закрывал плат. Сын попросил открыть,

попрощаться. Просьбу выполнили, Лена стояла у гроба и увидела,

что щёки у матушки розовые.

И ещё хорошо запомнила, такого не забудешь - не было на сердце

безутешного горя. Понимала разумом, окончилась земная дружба

с матушкой. Год с небольшим пронёсся как один день. Начался с

того, что в этом храме, в Никольском, она подлетела с квадратными

глазами к матушке - «будем вместе часовню строить». Столько всего

произошло хорошего после этого, и вот наступила пора прощаться.

А на сердце светло. Светло и всё.

Собираясь в Никольский, Лена достала подобающий скорбному

случаю чёрный платок, была у неё косынка, покупала подругу хоронить,

накинула на голову и тут же сняла - нет, нет и нет. Покрутила в

руках, что делать? На глаза попался белый лёгкий шарфик, набросила

на голову. И никакого отторжения. Сменила на чёрную косынку -

снова всё внутри воспротивилось. Позвонила знакомому батюшке,

обрисовала ситуацию.

- Батюшка, как в белом идти на похороны? Бесконечно дорогого

человека хороню. Траур ведь! И не могу, во мне всё восстаёт против

чёрного. Надеваю белый платок - хорошо! Что это, батюшка? Как быть?

- Лена, священники в каких облачениях отпевают усопших христианин?

В белых, радостных. Вот тебе и весь сказ. Господь Бог призвал

матушку в Свои обители, твоя душа радуется!

8 2

Чёрная доска


та история началась в тот период, когда всего ничего осталось

по часовне - купол поставить, крест на него водрузить.

Да дело застопорилось. Ни купола, ни креста, ни

денег. Лена обещала матушке к зиме кровельные работы окончить,

купол поставить, а тут хоть расписывайся в собственном бессилии.

- Плохо мы, Лена, молимся! - говорила матушка.

Кто-то надоумил Лену совершить паломничество к Симеону

Верхотурскому. Он-де для сибиряков такой же святой, как в Москве

Сергий Радонежский, в Дивеево Серафим Саровский. И, кроме всего

прочего, помогает в строительстве храмов. Лене и сейчас ничего

не стоит собраться и через всю страну куда-нибудь улететь, в двадцать

восемь лет и подавно была легка на подъём. Сына в охапку и в

Верхотурье. Там узнала о старце Сергии. Достоялась к нему и начала

плакаться:

- Строим часовню, средств не хватает, помощники поначалу

были, да все вышли. Батюшка, что нам делать?

Отец Сергий вопросом на вопрос:

- А ты как хотела, чтобы всё как по маслу, как с горочки? Потрудиться

надо, помолиться. Враг день и ночь норовит помешать твоей

часовне. Ты думаешь - он стоит в сторонке и любуется, как ты строишь

дом Божий? Куда там, из кожи вон лезет навредить. А ты руки

не опускай, умножь молитву, читай каждый день акафист Николаю

Угоднику, проси у Чудотворца помощи!

- Буду, - с жаром ответила Лена. - Буду!

- Господь с тобою.

Вернулась в Омск, купила акафист. Каким бы трудным день ни

выдался, как бы поздно ни окончился, пусть глаза слипаются, ноги

не держат - читает.

Неделя в таком ритме проходит, другая. Вдруг Лену пробило на

чтении акафиста: а кому, собственно, она молится? Кому акафист

читает? В доме ни одного образа святителя Николая Мирликийского.

На следующий день отправилась в антикварный магазин. Месяца

за два до этого подруга затащила туда, подсвечник искала, Лена

обратила внимание - много старинных образов в витрине. Пришла в

83


магазин, взгляд сразу выхватил чёрную икону. Все иконы как иконы,

эта чернущая, будто гудроном по ней прошлись. Ничего не видать.

- А эта чернота зачем? - напрямую спросила Лена.

- Эка вы хватили, - тряхнула головой продавец, женщина в очках

со стильной оправой, достала икону и подала Лене. - Посмотрите

внимательно.

Лена повернула икону к свету и увидела глаза святого.

- Николай Чудотворец что ли? - спросила Лена.

- Он самый.

Продавец, подогревая интерес покупателя, принялась рекламировать

товар: икона редкая, старинная. История такая, что хозяйка

образа двадцать лет назад умерла, перед смертью передала родственникам,

утех икона в кладовке пылилась, ну и почернела в забвении.

- Полное ощущение, - сказала Лена, - гудроном облили!

И тут же попыталась подковырнуть «гудрон» ногтем.

- Нет-нет, это обычная чернота икон, которая говорит о старинности

образа, - пояснила продавец. - Вещь дорогая, знатоки оценили,

но никто не решается купить из-за черноты. Я вам сделаю хорошую

скидку. Поверьте, иконы со временем светлеют.

Икона небольшая, сантиметров двадцать или около того высотой.

Без киота, одна доска. Лена подержала в руках, приложилась

лбом к образу (губы накрашены) и обратилась к святому:

- Николай Чудотворец, я тебя спасу. Никто тебя не купит, а у

меня тебе будет хорошо.

Не остановила цена, даже со скидкой сумма выходила приличной.

С деньгами у Лены дело в ту пору обстояло туго, много на часовню

уходило, но решилась потратиться на образ Николы Угодника.

Принесла домой, поставила рядом с другими на комод и обратилась

к святителю:

- Николай Угодник, я тебе каждый день буду акафист читать, а

ты уже проступай из черноты. Иконы просветляются, и ты давай.

Взяла дружеский тон с Николаем Угодником, запросто обращалась,

разговаривала, но лишь до той поры, пока ни открыла для себя -

слышит. Вот когда испугалась. А поначалу - «давай светлей». Как с

ровней. Только что не сказала: «по рукам»?

- Я здесь буду молиться, а ты у себя на небе, чтобы мы с матушкой

Евгенией часовню в Тамбовке достроили. Вроде немного осталось, да

как обрубило. А просветлеешь ликом - отдам в часовню, что построим

8 4


с матушкой. Паломники будут приходить, смотреть, молиться на твой

образ и узнавать о чуде: чёрная доска снова стала иконой.

Можно сказать, поставила условие - Николай Угодник, ты должен

явить чудо для укрепления веры. Тебе ничего не стоит, а в часовню

люди потянутся, местным в Тамбовке часовня пока не нужна,

пальцем не пошевелят помочь, а посмотреть на чудо, глядишь, заглянут.

Сфотографировала Лена икону в первоначальном виде, дабы с

чем потом сравнивать. Всё предусмотрела.

Читает Лена акафист месяц, читает второй... И вдруг, батюшки

свет, на иконе лоб святителя начал обозначаться, щёки проступили,

борода стала читаться.

Вот тут-то Лена заволновалась: получается, Николай Угодник

слышит её. Старец Сергий в Верхотурье наказал Николаю Чудотворцу

молиться, она и молилась. И вдруг образ начал светлеть.

Лену страх обуял. Святой, семнадцать веков назад живший, даёт ответ.

Житие читаешь, многое сказкой звучит, а тут наяву слышит её

тог, кто спасает людей в море, на войне...

Недолго думая, Лена схватила икону и повезла в Тамбовку. Раз

обещала Николаю Угоднику отдать в часовню, тянуть нечего. Он

просьбу услышал, надо слово держать, не то обидится.

К тому времени часовню окончательно достроили. Поставили

купол, крест на него водрузили, полы настелили. Владыка Феодосий

освятил. Всё как положено.

Смотрела за часовней Маргарита Алексеевна. В прошлом учительница,

она единственная из сельчан была настоящей помощницей

при строительстве. Матушка Евгения и Лена, приезжая в Тамбовку,

у неё останавливались.

Маргарита Алексеевна без восторга приняла образ Николая

Чудотворца. Лена, передавая икону, взахлёб рассказывала о паломничестве

к Симеону Верхотурскому, о наставлении старца Сергия

читать акафист Николаю Чудотворцу, дабы святой Никола помог

преодолеть бесовские козни и достроить часовню. В эмоциональном

ключе Лена поведала историю о походе в антикварный магазин

и приобретении иконы, «гудроном намазанной».

- Вы только посмотрите, Маргарита Алексеевна, чернота отступает,

одни глаза были видны, да и то надо было хорошо присмотреться,

и вот... Николай Чудотворец слышит нас! Слышит!

8 5


Я обещала ему, что в часовню отдам, как построим с его помощью. Часовню

мы построили, он светлеть начал. Жаль, матушка не дожила...

Маргарита Алексеевна посмотрела на икону, пожала плечами,

но место образу на стене определила.

На обратной дороге из Тамбовки Лена заехала в Казачий Никольский

собор, купила домой образ Николая Угодника. С этой поры

перед ним продолжала читать акафист. С ещё большим рвением.

Время от времени звонила Маргарите Алексеевне, спрашивала

про икону Николая Угодника. В надежде услышать - светлеет.

- На месте твоя доска чёрная, - звучало каждый раз в ответ.

Лену задевала скептическая формулировка «доска чёрная», она

еле сдерживалась, чтобы не сделать замечание Маргарите Алексеевне,

что та непочтительно об иконе говорит.

8 6


С этой оценкой уже сталкивалась. Когда дома образ стоял, гости

невоцерковлён н ы е чаете н ь ко с п р а ш и вал и:

- Лена, что за чёрная доска среди икон? Или так надо?

Лена обижалась на доску и гвоздила дилетантов:

- Ыс знаете - не говорите! Не доска, а Николай Чудотворец! Великий

святой! Смотреть надо лучше!

Лена решительно брала икону, несла к свету, показывала:

- Видите, вот глаза его! Должен весь проявиться.

Прошло больше года, и Лена перестала звонить в Тамбовку, к

чему лишний раз расстраиваться, услыхав - «доска чёрная».

Терялась в догадках: почему образ перестал светлеть. Может,

поспешила передать в часовню? Там никто акафист не читает... Хоть

обратно икону забирай... Да только, что сделано, то сделано... Как

это будет выглядеть: я перекумекала - давайте икону обратно! Что

Никола Угодник подумает!

Дальше Лена рассказывает так:

«Привозят в Омск святые мощи, к своему стыду, не скажу, забыла,

какого святого. В Христорождественский собор их доставили,

тогда ещё на месте Свято-Успенского собора Поклонный крест

стоял, основные события происходили в Христорождественском. Я

в самый первый день пришла к мощам, а священник говорит в проповеди:

- У нас в Омской области, в Тамбовке, в Саргатском районе, недавно

чудо произошло!

Я ушки навострила, какое может быть чудо в Тамбовке, о котором

я не знаю? Чудо там одно - явление Пресвятой Богородицы

девушке Екатерине. Оно давным-давно случилось. А тут «недавно

произошло».

- Женщина принесла в часовню икону, - продолжает священник,

- образ был в жутком состоянии, просто чёрная доска, чутьчуть

глаза Николы Угодника проступают из черноты, борода. Больше

ничего. Икона в часовне несколько месяцев висела. И вдруг

начала обновляться, и сейчас никакой черноты.

Я чуть не закричала: как обновилась?

Если бы услышала не от священника - не поверила.

Хотелось сказать во всеуслышание: подтверждаю - чёрная была,

как гудроном залитая доска! Это я купила её в антикварном магазине,

а потом отнесла в часовню!»

8 7


Разволновалась Лена от слов священника, приложилась к мощам,

и бегом из храма на автовокзал, благо, в десяти минутах ходьбы.

В голове одно: только бы какой-нибудь транспорт шёл в сторону Тамбовки.

На её счастье, успела на автобус в Саргатку. Вышла на повороте

в Тамбовку, тут же попалась попутка. К Маргарите Алексеевне домой

забежала. С таким лицом, хозяйка подумала: плохое произошло.

- Что случилось, Лена?

- Где икона с чудом? - выпалила гостья с порога. - Почему не

позвонили?

- Пыталась, да ты знаешь, какая здесь связь!

Образ просветлел, будто в помине черноты не существовало.

Стали различимы все детали до самых мелких! Ни капельки «гудрона»!

В нижней части краска в нескольких местах облуплена до светлой

доски, саму доску видно. В левом верхнем углу Иисус Христос,

в правом - Пресвятая Богородица. Их вообще не видно было. Нисколько

не различались! В левой руке у Николая Чудотворца закрытое

Евангелие, цвета обложки - коричневый с золотом и зелёный.

Тоненькие золотистые лучики чётко прорисованы. Тоже не было!

Пальцы правой руки святителя сложены для благословения, панагия

на груди.

Лена расцеловала икону, и тут же возникла идея идти с образом

к Поклонному кресту. Маргарита Алексеевна отказалась, нездоровилось

ей, а Лена с Николаем Чудотворцем отправились к месту

встречи девушки Екатерины с Пресвятой Богородицей. Солнце садилось

за спину, в листве желтеющих берёз гулял ветер, просёлочная

дорога была пустынной, Лена, делая широкие шаги, в полный

голос запела тропарь:

Правило веры и образ кротости, воздержания учителя

яви т я стаду твоему яже вещей истина; сего ради

стяжал ecu смирением высокая, нищетою

богатая, отче священноначальниче Николае,

моли Христа Бога спастися душам нашим.

Один раз пропела, второй...

Эх, думала Лена, как бы хорошо вот так на пару с матушкой шагать.

Сколько раз они ходили с молитвой этой дорогой. Сколько раз...

Но матушка Евгения молилась уже в небесных обителях.

ИКОНА


Рассказы

матушки Анастасии


%4:

М онахиня в м иру

Моя героиня, матушка Анастасия, из монахинь, которые

несут послушание в миру. Легче это или сложнее, чем

в стенах обители, не мне судить, однако есть мнение,

монах, живя в миру, должен обладать особой силой духа.

Я как человек с техническим образованием - приверженец цифр.

Они убеждают конкретностью, наглядностью, их достоверность физически

ощутима. Матушка за свою жизнь построила шесть церквей.

Сейчас строит седьмую. Пусть это не величественные храмы, внутреннее

пространство которых поражает объёмами, вмещающими

в себя сотни и сотни прихожан, матушка создавала домовые церкви.

Да только дом Божий, даже будь он хоть совсем крохотным, остаётся

таковым. Здесь служится литургия, здесь совершаются церковные

таинства... Прихожане всех её церквей - дети, большинство -

детдомовцы. Матушка учила их складывать пальцы для крестного

знамения, готовила к первой исповеди, первому причастию, была

тем человеком, который заронил в души семена православия. Они

могут прорасти сразу или через много-много лет. Сколько моих знакомых

вспоминают своих бабушек, которые в дошкольном детстве

рассказали им о Боге. Долгие атеистические годы эти слова лежали

под спудом, да не забылись, в один момент стали живой связывающей

путеводной нитыо.

Нижеследующее повествование - не история строительства матушкой

церквей. Нет. Это рассказ о человеке с непростым путём к

православию, о его жизни (со многими скорбями и взлетами) после

принятия сердцем Благой Вести.

Сегодня матушкина келья находится в таёжном селе, далёком от

суеты губернского города. Стена векового соснового бора закрывает

село с одной стороны, параллельно ей течёт речушка. Два года назад

наметил владыка устроить на этом чудном месте женскую обитель

и благословил матушку Анастасию на переезд. Создание общины -

дело небыстрое, могут уйти годы. Владыка решил положить начало

обители укоренением в селе матушки. Говоря мирскими понятиями

- разведка действием. Матушка своим присутствием, своей

энергией будет закладывать основы отношения сельчан к будущему

монастырю. Владыка знает: сложа руки она сидеть не будет, в селе

детский дом, значит, есть куда приложить силы и душу.

9 0

ИКОНА ДЛЯ ПРЕЗИДЕНТА

Матушкина келья - весёленький снаружи, светлый внутри домик.

Приехав к ней в гости, понял, что живу сельскими категориями

шестидесятых-семидесятых годов прошлого века. Переступив порог

сеней, сразу окунулся в деревенские запахи детства, так вкусно пахнет

в прогретых солнцем сенях рубленого дома, но сразу бросилось

в глаза - традиционной бочки с водой в сенцах (или фляги) у матушки

нет. Объяснение простое - водопровод. Как хорошо! Более

того - есть горячая вода, матушка поставила электрический бойлер.

Для меня это и вовсе поразительно - горячая вода в таком вот деревенском

доме.

- Жить можно, - улыбается матушка на мои восклицания. - Излишества

ни к чему, но люблю уют.

Спрашиваю про печку, судя по её виду - недавно переложена.

- От прежних хозяев неудачная досталась, - объясняет матушка,

- первую зиму промучилась и решила: нет. Нашла печника...

9 1


Во дворе построила гостевой домик. Небольшой, но капитальный,

не летний вариант, с печыо, можно принимать гостей в любые

морозы. В дальнем углу двора красуется новенькая баня.

- Предлагаю владыке купить соседний дом, тогда можно строить

скит обители.

Предпоследняя матушкина стройка тоже была за чертой города,

в южном районе. Там матушка организовала детский православный

центр. Дети одного из городских детдомов ездили туда на каникулы,

на выходные. Воспитатели рассказывали, как приезжала группа детей,

человек двадцать, матушка обязательно выходила к автобусу...

Стоит она - женщина крупная, высокая, - а из автобуса с криками:

«Матушка! Матушка!», - высыпает ватага мальчишек и девчонок...

Кажется, не устоять матушке - снесут волной радости, счастья! Собьют

с ног... Обступят, облепят, каждый норовит поскорее коснуться

матушки. Обнимают, целуют...

Матушка грустит по тем временам.

- В детдоме они могли почувствовать православную атмосферу

урывками: на занятиях воскресной школы, на службе в церкви,

в кружках, что мы вели... В сумме не так уж много... Ко мне летом

приезжали на три-четыре недели... Молились, работали на огороде,

пели церковные и русские песни, купались, ходили крестным

ходом... Получалось деревенское каникулярно-весёлое лето православной

семьи...

Надо признаться, затянул автор с вступлением - получилось

оно чересчур длинным, пора переходить к повествованию. Построил

его на рассказах от первого лица. Так что передаю слово героине -

матушке Анастасии.

Затаившийся грех

одила я второго ребёнка и обозначились вены на ногах,

после третьего - варикоз проявился по-настоящему. В

детстве-юности была в семье и за девку, и за парня: по

воду с вёдрами на колодец бегала, мешки с картошкой в подпол

с огорода таскала... С годами это вылезло наружу. Одно время

ноги совсем разболелись, пожаловалась в разговоре соседке Галине.

Та обрадованно вскинулась:

9 2


- Буквально вчера услышала про дедушку-лекаря по таким болезням.

Принесла листок с телефоном. Дедушка, звали его Михаил Евгеньевич,

с готовностью вызвался:

- Не беспокойтесь, я сам приеду.

Метод у лекаря-целителя эксклюзивный. Осмотрел мои многострадальные

ноги, похмыкал себе под нос, открыл портфельчик

с медииструментами и начал лечение с использованием огня. Приспособлением,

похожим на печать, надавил на вену, где узел образовался,

кожу прорезал, затем положил на это место кусочек бумажки

и поджёг. Баночкой накрыл, и густая кровь начала на бумажку вытягиваться...

Прямо скажем - пламенная процедура...

Как лекарь дедушка ничего не помог, всё равно операцию пришлось

делать, зато миссионером оказался успешным. С первого

визита заговорил об Иисусе Христе. Слушала его, не мигая. К тому

времени прошла оккультистов, экстрасенсов, к рериховцам заглядывала

- ух, какая гордыня у них ... На своей шкуре поняла: не моё...

Михаил Евгеньевич, завершив первый сеанс лечения, пригласил на

собрание. Был он баптистом. Для меня, в христианстве в ту пору

совсем тёмной, понятие баптист звучало не просто нарицательно -

ругательно. Михаил Евгеньевич, как чувствовал, баптистом себя не

назвал. Пошли мы с соседкой на их собрание. Потом пресвитер признается:

с первого взгляда определил: я останусь, а Галина - нет.

Это сейчас они построили отличный особняк, а тогда под молитвенный

дом переделали частный: большая комната, деревенские

скамьи. Вышел пресвитер, начал говорить, а у меня из глаз слёзы как

хлынут. У баптистов проповеди зачастую на эмоциях, с чувством, со

слезой... Меня сразу прошибло.

Плачу и плачу, остановиться не могу. Так и проплакала первый

раз. Бросилась в баптизм со всей своей горячностью. Человек я обучаемый,

видимо, в голове кое-что есть, вскоре поручили вести воскресную

школу. И всё же, и всё же... Крестик не топтала, иконы на

пол не сбрасывала, топором не рубила, но иду мимо православной

церкви, кольнет обязательно - предала ведь...

Что меня задевало у баптистов, так это трепетное отношение

к деньгам. Из Ветхого Завета символом веры вынесли догмат десятины.

Пресвитер постоянно повторял с кафедры: «Не вносящий

десятину обкрадывает Бога». Только что карикатуры не было, как

9 3


залезает нерадивый апологет баптизма в небесный карман и тащит

оттуда копейку.

Ещё одна формула: «Десятину вноси обязательно, и сверх того

старайся, тогда Бог отметит дополнительной благодатью».

Часто приезжали проповедники-немцы, учили веровать, жить.

Я такой человек, что какое-то время с открытым ртом новому внимаю,

каждой буковке верю, потом начинаю сопоставлять, анализировать.

Не так-то просто из меня магнитофон, играющий по кругу

одно и то же, сделать. Слушала-слушала немецких проповедников и

про себя решила: вот вы приезжаете нас учить, а мы вас в войну в

пух и прах разделали. У ваших солдат на пряжках было выбито: «С

нами Бог», - а как ни крути, Он был не с вами, а с нами. Помогал не

вам, а нам.

Два раза приводила мужа на собрания.

- Ты уж извини, - сказал в итоге, - больше не пойду. Что-то

не то.

Я и сама стала ощущать - хожу по кругу. Так было, когда разуверилась

в экстрасенсорике, астрологии, оккультизме. Резко все книги

по этим «наукам» в мешок собрала (покупала ведь пачками, глотала

жадно) и в костёр. Мы домик в Чернолучье купили. Привезла туда...

Знакомая потом укоряла, дескать, зачем так-то в пепел, взять бы да

людям интересующимся отдать. Ну уж нет. Как эта чертовщина не

хотела гореть! Стою у костра и физически ощущаю сопротивление

книг огню. Будто бы не книга Блаватской, а сама эта дама рвалась из

костра учить бесовщине дальше...

Меня как туда подпутало? К нам на работу пришёл с лекцией

экстрасенс. Секретарём парторганизации была Нина Павловна

- термоядерный реактор в юбке. Когда вожжи партия ослабила,

Нина Павловна горячо заинтересовалась экстрасенсорными возможностями

человеческого организма и свою партийную энергию

переключила на неведомую тогда для нас тему. Потом и вовсе, как

партия бросила поводья, сделалась экстрасенсом. На ту самую первую

лекцию я не пошла, сотрудницы приходят и говорят:

- Лектор сказал, очень способными могут быть люди, у которых

на левом предплечье три родинки в виде треугольника.

Вспомнила, у меня какие-то имеются. Дома посмотрела в зеркало:

точно, как тушью нарисованные, именно в виде треугольника

Обрадовалась: во мне имеются потаённые силы... Давай искать

9 4


литературу, читать запоем. Записалась на курсы бесконтактного массажа,

окончила их... Да что-то родинки мои ложными оказались -

способности сверхчеловеческие не проявились ни на занятиях, ни с

получением диплома. Я не отчаялась, не расстроилась - нет особых

способностей и ладно...

Но уже завелась не на шутку - ведь столько вокруг интересного...

Наткнулась на курсы астрологии. С увлечением давай

составлять гороскопы на всех подряд: на себя, мужа, детей, знакомых...

По телефону звоню, расспрашиваю... Астролог на общественных

началах... Книги покупаю, читаю... Попалась монография

одного известного американского астролога, запала одна

мысль его: на любого человека можно составить гороскоп до дня

смерти, а на верующего в Бога невозможно - гороскоп не работает.

Американец не заострял внимание на своём наблюдении,

однако меня оно заинтересовало. Это что получается: верующий

человек живёт по другим законам? Его судьба в обычную схему

не укладывается?

Куда только не ходила. Пламенная Нина Павловна затащила на

лекцию в Концертный зал. Читал её психоаналитик из Москвы, раскрученный

светило. Вещал он со сцены, вещал, потом говорит:

- Посмотрите сначала на цвет ваших чакр, а потом на желудок

соседа.

Ничего не узрела ни у себя, ни у соседа. Но резануло-передёрнуло:

получается, они запросто могут, как какие-нибудь диггеры,

бродить по моим внутренностям. Рассматривать, что я ела на обед,

во что превратился ужин. Желудочное ясновидение мне не понравилось.

Нину Павловну ничем не смутишь. На учёбу в Питер, в Москву

ездила, сертификатов получила полную папку, после чего взялась

учить и лечить. Раскрутилась за год-два. Поначалу на простенькой

машинёшке гоняла, потом в шикарную пересела. Были у неё какие-то

способности. Встречала её пациентов, кто-то восторженно отзывался

- помогла, кто-то ругался... Меня она ещё до всех своих машин в

сомнение ввела. Я беременная третьим ребёнком ходила, Нина Павловна

уверенно просканировала живот проницательным взглядом и

сделала категоричный вывод:

- Дочь будет!

Вопреки предсказанию родился Павлик.

9 5


Долго в моей голове варилась каша из жуткой мешанины, прежде

чем костёр из книг разожгла. Сотрудница в день серебряной

свадьбы обвенчалась. Фотографии показывает, восторженно рассказывает,

смотрю, и так захотелось под венец - фата, красивое платье,

церковная торжественность. Как раз двадцатипятилетие нашей

с мужем свадьбы подходило. Тогда ничегошеньки про Иисуса Христа

не знала, ещё до баптистов было. Взяла у сотрудницы фотографии,

Гене своему показываю.

- Смотри, - говорю, - как красиво! Давай и мы обвенчаемся?

Посмотрел на меня, как на ненормальную:

- Ага, а потом и налево не сходишь.

Про его «лево» доподлинно ничего не скажу, замечен не был, однако

идею не поддержал.

Проходит несколько лет, за которые успела с баптизмом нагрешить,

едет Гена в командировку в Казань, встречается с институтским

другом, тот ему говорит: «Ты знаешь, обвенчался, и чувства

обновились. Казалось, все прошло, быльем поросло - ан нет, жизнь

обрела новые яркие краски!»

Гена вернулся домой и с порога:

- Давай обвенчаемся!

Боже, радости у меня не было предела. Буквально на следующее

утро побежала в церковь, половины не поняла, что требуется на венчание,

докупала в последнюю минуту. За неделю сшила платье. Не

всякая девчонка так свадьбы ждёт, как я венчания. Кто-то сказал:

надо квартиру освятить. Пригласила дня за два до венчания священника.

Провожая его, у машины призналась: ходила к баптистам, что

теперь будет? Он по-доброму, мол, главное, что вы осознали этот грех,

раскаиваетесь в нём, возвращайтесь в церковь и всё будет хорошо.

Платье, туфли - всё новое приготовила. Гену, как ни сопротивлялся,

заставила купить костюм. Не хожу, летаю, как девочка перед

свадьбой. И вот завтра венчание, а у Гены вечером подскочило

давление. Сбить не могу, никакие таблетки не помогают, вызвали

«скорую». Врач говорит: «Надо в стационар». Увёз моего жениха на

машине с крестом. Я села на диван, детей не было, и разревелась:

за Гену беспокоюсь и обидно - долгожданное наше венчание сорвалось.

Утром подошла к окну: свят-свят-свят, по двору жених мой

идёт. Открываю дверь:

9 6


- Что, - спрашиваю, - уже выписали?

- Нет, - говорит, - не выписали, но я не мог не прийти. Удрал!

Венчались в Крестовоздвиженском соборе на Тарской. Две пары

сразу. Колокола, хор, я на седьмом небе. Не девочка - тётка, трое

детей, но душа вознеслась выше облаков. Наши друзья на венчание

пришли, сотрудники мужа. Я Нину Павловну пригласила. Она за

столом (после церкви я шикарный накрыла!) рассказала, что во время

венчания видела, как две серебряные нити опустились к нашим

головам, свились в одну нить и поднялись под купол. Над второй парой

ничего подобного не опускалось. Радостно было такое слышать.

Это, пожалуй, один из самых счастливых дней моего супружества.

Праздник в каждое мгновение. Счастливей не было ни до, ни после

этого.

Крестилась я в тридцать восемь лет. Не раз слышала от подруг:

надо креститься. В Омске это сделать нельзя было, муж на номенклатурной

должности. Крестилась в Киргизии. Там жил брат мужа, в

городке была церковь во имя Святаго Духа. Поехала туда с младшим

сыном Павликом, оба покрестились. Ничего я не понимала, ни одной

молитвы не знала, ничего не почувствовала. Всё что запомнила:

стояла жара, полная крестильня народа, пожилому батюшке в облачении

было тяжело. Он раздражался: никто не знал молитв, многие

не умели креститься. Все были, как я, далёкие от церкви и Бога,

крестились неосознанно. У меня в памяти не отложилось, насколько

красивой была та церковь. В эту церковь попала через двенадцать

лет и поразилась, насколько красиво она была отделана внутри резным

деревом в сочетании светлых и тёмных тонов. Подобного нигде

не видела.

В православие пришла вскоре после венчания и начала ездить в

паломничества. Хотела везде побывать, всем святыням поклониться.

Гена не препятствовал, зато наш владыка Феодосий ворчал: не

обязательно туда-сюда мотаться, молиться нужно в родном Омске.

Кивать на его упрёки кивала и продолжала «мотаться», открывать

для себя новые и новые монастыри, новые и новые святыни...

Наконец-то, подошла к главной теме рассказа. Долго запрягала,

так у меня бывает. В тот раз отправилась в паломничество на Украину

- Киев, Почаев. В нашем аэропорту стою на регистрацию, смотрю:

ба, знакомые всё лица - передо мной группа христиан-баптистов...

Всех - не всех, но многих знала... Года четыре миновало,

9 7


как разошлись наши пути-дорожки. Пресвитер подошел, поздоровались,

поговорили, посетовал, что не осталась у них. Что ж ему не

сетовать, я горячо взялась за дело, вкладывала всю душу... Деньги

тоже несла, десятину обязательно и сверх того...

Поговорили перед регистрацией, в самолёте сидели в разных

концах салона...

Эта случайная встреча получилась вовсе даже не случайной...

Прилетели в Домодедово, я сразу к остановке автобуса. Но меня,

оказывается, опытный глаз сразу вычленил из толпы, в секунду определил,

глядя на мою персону: тётка не московского пошиба, бери её

голыми руками. Тётка, конечно, вся из себя озабоченная, проблем

полная голова: на Киевский вокзал ни разу не заносило, билет на

поезд не куплен, а время самое горячее - отпускное, летнее. Краешком

уха отмечаю, за спиной что-то стукнуло. Короткий звук, будто

записная книжка упала. Не придала значения, не обернулась, как

шла, так и иду, мало ли что там. Вдруг кто-то за локоть берёт, оборачиваюсь

- молодой парень. Лет, может, двадцати, короткая стрижка,

располагающая внешность. Одет в светлый пиджак... С первого

взгляда сказала бы - студент. В руках пачка долларовых купюр.

Толстая, резинкой перетянута. В то время деньги, рубли наши, были

совсем дешёвые, их пачками считали, резинками фиксировали. Где

взять столько резинок? Кто-то додумался нарезать из старых велосипедных

камер. Точно такой резинкой толстенная пачка не рублей,

а долларов перетянута. Парень с вежливой улыбкой спрашивает:

- Это вы уронили?

- Вы что, - говорю, - я таких денег сроду в руках не держала.

Он предлагает:

- А давайте разделим пополам? Никого нет...

Я сначала отказалась, а потом говорю:

- Нет, всё же дайте мне одну бумажку, я в паломничество еду, на

нужды храма положу.

Молодой человек с готовностью, голос приветливый, хорошо

играл роль:

- Конечно, конечно! Зачем одну, возьмите несколько!

Как вслух я произнесла про «бумажку», меня будто током ударило:

вдруг на этих деньгах кровь, человека убили, а я на храм...

Испугалась. Парень начал доставать американские денежки из-под

резинки, я твердо ему:

9 8


- Молодой человек, я пошутила.

Тут как раз автобус к остановке подкатил, заторопилась к нему.

Села, и такая радость на душе. Не поняла отчего. Только что мысли

суетные терзали, вдруг легко, хорошо на сердце! Много позже поняла:

Ангел-хранитель радовался за меня грешную. Устояла, не клюнула

на эти доллары.

В чем суть фокуса? Об этом виде мошенничества потом в газете

читала. На вокзалах, в аэропортах, у гостиниц, в крупных магазинах

ловили простофиль. Парень в светлом чётко определил: провинциалка

в Москву прилетела, а значит, что? Значит, деньги у неё должны

быть на жизнь в столице, и обратно не на трамвае за три копейки

поедет... Согласись я взять пачку или разделить её с великодушным

незнакомцем, тут же появляется на сцене «хозяин» денег (один из

вариантов - вдвоём с липовым милиционером) и потребует вернуть

находку. При пересчёте денег «обнаруживается» серьёзная недостача.

А это что значит? А то, что я прикарманила чужие доллары. Более

того - успела их припрятать подальше. Далее следует справедливое

требование хозяина долларов ко мне: покажите-ка ваши деньги!

При появлении которых включается ловкость рук, в результате я

осталась бы без копейки. Слава Богу, вовремя становилась. А то моё

паломничество к святыням в аэропорту бы и закончилось.

Денег своих везла много, как-никак на три недели отправилась.

Кроме того, собираясь в поездку по монастырям, обзванивала всех

православных знакомых, в результате набиралась приличная сумма

на требы... Составляла длинные «портянки» с таблицами - кому, что

и где заказать. Молебны, сорокоусты, неусыпная псалтирь... Я всех

люблю, всем хочу помочь, у сотрудника дитё болеет, у подруги маме

должны операцию делать... Скорбей у всех у нас хватает. Надают

денег на требы, надают. Зато как хорошо на душе, когда поставишь

последнюю галочку в списке - все наказы выполнила. Та поездка не

была исключением, более того - в Почаевскую лавру редко кто из

Омска ездил, далеко, а всем хотелось Иову Почаевскому хотя бы заочно

поклониться, попросить его молитв к Господу Богу.

В тот раз впервые столкнулась с бесноватыми. Быть в столице

и не приложиться к мощам блаженной матушки Матроны Московской,

тем более полдня в моём распоряжении имелось до поезда

в Киев... Приехала в Покровский монастырь, на удивление народу

немного, небольшая группа у мощей. Рядом со мной женщина

9 9


средних лет. Ничем не приметная, тихонько стоит. Вдруг из неё голос,

от которого мороз по коже: «Молись, молись, а я смеюсь над

тобой и над Матроной твоей, пока Иисус Христос не прикажет, не

выйду!» Мне жутко сделалось. Отошла в сторонку. Начался молебен,

и как только батюшка начал кропить святой водой, женщина

упала без чувств. Стояла и вдруг начала падать. Её подхватили, вынесли

на улицу. Через какое-то время вернулась. На лице скорбь.

Бес не успокоился, снова закричал... Корёжило его от близости

святыни...

Трудно с чем-то сравнить Почаевскую лавру. Возведёт православный

человек ещё что-то подобное до Второго Пришествия

Христа? Навряд ли... Белокаменная, золотоглавая, чудным облаком

опустилась на гору. Столько любви, столько благодати... И бесноватых...

Такого количества нигде больше не встречала. Разговорилась с

местной женщиной, она прояснила: на Украине полным-полно колдунов,

ворожеек, наговорщиков, отсюда и бесноватые. Посоветовала

быть осторожной:

- В лавре и колдуны ходят, делают на приезжих.

Оказывается, даже в таком святом месте нечисть водится... Говорят,

бесы боятся колокольного звона, поэтому бесноватые, кроме

всего прочего, стремятся на колокольню попасть, прикоснуться

спиной к большому колоколу.

Пошла первый раз к мощам преподобного Иова Почаевского.

Небольшая очередь, передо мной хорошенькая девушка. И вдруг она

грубым мужским басом начала кричать ругательства... Да такие грубые...

Потом успокоилась, виновато посмотрела на меня.

За что дитё мучается - своих ли грехов успела нацеплять или за

грехи родителей?

Иов Почаевский помог избавиться мне от затаившегося греха.

Приложилась в Успенском храме к стопочке, что Матушка Пресвятая

Богородица оставила на скале, явившись инокам в огненном

столпе, и отправилась к мощам Иова Почаевского. Мощи находятся

в пещере естественного происхождения. Мощные своды из серого

необработанного камня, иконы и дивно украшенная рака с мощами

преподобного. Тут же лаз в пещерку, в ней святой уединялся на долгие

часы и дни в молитвенном бдении. Я очень хотела помолиться в

этой пещерке. «Словно рядом с Господом Богом побываешь», - говорила

женщина в гостинице.

1 0 0


Таких, как я, собралось человек двадцать. Один за другим пролезают

паломники в небольшое отверстие в скале. Я, конечно, уже

не пёрышко лёгкое, давно утратила сорок шестой девичий размер,

да смотрю, люди моих габаритов, даже крупнее, запросто ныряют

в пещерку. Поэтому не сомневалась - пройду. Полезла, ан, нет - не

пускает сходу пещера. Все с интересом уставились на меня. Кто-то

посоветовал снять кофту. На мне в восемь ниток вязаная толстенная

кофта, погода прохладная в тот день стояла. Снимаю, остаюсь

в футболке с коротеньким рукавом и упрямо вонзаюсь в лаз. Меня

как стиснуло, как сжало, еле выдернула себя наружу. Рванула со всей

силы, руку до крови ободрала...

Монах, стоявший при входе, разволновался, глядя на меня, пошёл

к мощам молиться, но я больше не отважилась повторять попытку.

Пока стояла в очереди, монах рассказывал, что утром приходил

батюшка необъятных размеров, так он птичкой туда и обратно проскочил.

И поведал свежий случай, о котором даже газеты писали - в

пещерку женщина пролезла, а на обратном пути застряла. И не могла

выбраться, пока за неё не стали молиться монахи, и пока она не

исповедалась специально пришедшему батюшке в смертном грехе -

мать отравила...

Понятно, в каком я настроении возвращалась в гостиницу. Как

ни крути, а не пустил батюшка Иов к себе. Не заслужила, выходит.

Сижу в унынии... Рука саднит, будто тёркой по ней прошлись... На

улице пасмурно... На душе хмуро. Потом думаю: что это я бедненькой,

несчастненькой прикинулась? Я куда приехала? На выставку? В

музей? Я приехала к великому молитвеннику земли православной!

Вместо того, чтобы вначале исповедаться, причаститься, приготовиться

должным образом, рванула, как на вернисаж...

Отчитала себя и стала рассуждать: ведь неспроста батюшка Иов

не пустил. Что-то неугодное Богу содеяла, раз прихватила пещерка.

И сам собой встал перед глазами омский аэропорт и группа баптистов.

Вот тебе и затаившийся грех. Ни разу не каялась на исповеди,

что два года ходила к ним, послушания несла, работала, десятину

отдавала.

Вечером пошла на исповедь. Иеромонах (пожилой, борода седая)

услышал о моём баптистском прошлом и так напустился на

меня многогрешную, так вознегодовал... Каялась со слезами: сама

1 0 1


втянулась, с головой ушла, других сагитировала, воскресную школу

вела, мужа, детей водила... Рассердился батюшка не на шутку. Для

почаевских ревнителей православия отход от родной церкви - тяжкий

грех. Разошёлся во гневе, грешным делом боялась, по голове

треснет... На возвышенности сидел. Ругал-ругал... Не надеялась, что

отпустит грех... Чуть не запрыгала от счастья, когда прочитал разрешительную

молитву.

Вот тебе и случайная встреча с баптистами в аэропорту. Заботясь

обо мне, батюшка Иов прихватил пещеркой... Дескать, соображай,

милая моя, что и почему - таблетки для похудения пить или в

чём другом загвоздка...

Причастилась, подумала-подумала и больше не отважилась

на попытку попасть в молитвенную пещерку преподобного Иова...

Струсила... Потом жалела, в таком святом месте, в пещерке Иова

Почаевского, не помолилась, но...

1 0 2

Схимонахиня Феодора


Девяносто пятый год, я с младшим сыном полетела в паломническую

поездку в Израиль через Москву.

Паша никогда в столице не был, сделали остановку. Быть

в Москве и не посмотреть Красную площадь? Погуляли, перекрестились

на храм Василия Блаженного. Как же в ГУМ не зайти, советскую

молодость не вспомнить. На первом этаже стоят монахини,

человек пять, на шее ящички для пожертвований. Одна явно пенсионного

возраста, другие моложе.

Монашеская одежда виделась тогда пропуском в Царствие Небесное.

Перед монахами-мужчинами благоговела, вдвойне почитала

монахинь. Мужчина есть мужчина, он по своей сути свободнее, а

женщине оторвать себя от мира, уйти бесповоротно - это какой небывалый

подвиг. Подошла к монахиням, положила пожертвование.

Не поскупилась, весомую купюру опустила в прорезь ящичка. Пожилая

монахиня поблагодарила, певучим голосом пожелала Божьей

милости. Настолько искренне и сердечно... Не дежурно: ты снизошла

до нас, мы в ответ головой кивнули, пару слов сказали. Так желают

добра самым близким, кого любят, кто дорог... Я положила ещё

одну купюру, тоже не копеечную... Монахиня заговорила со мной. Я

поделилась с ней планами: вот еду с младшим сынком в Израиль по

святым местам, столько мечтала увидеть землю, по которой ходил

Спаситель, наконец удалось... Она сняла с руки чётки, благословила

ими. И где-то в разговоре попросила телефон и адрес. Я продиктовала,

стоящая рядом монахиня записала.

Прошло с год, вдруг звонок, трубка представляется:

- Схимонахиня Феодора, помните ГУМ?

Попросила помочь монастырю.

Через полмесяца матушка снова звонит, поблагодарила за перевод

и выразила желание приехать в Омск. Не скажу, что сходу

была готова к такому повороту событий, да раз у человека есть надобность

совершить поездку по делам церкви, почему не помочь...

Дело во славу Божию. Материально мы жили основательно, покупка

билетов на поезд от Москвы и обратно семейному бюджету ощутимого

урона не нанесёт. Предварительно попросила благословения

у владыки Феодосия. Мало ли что, не подружка в гости собралась,

1 0 3


а монахиня - обвинит в самочинности... В немилость к нему лучше

было не попадать...

Возможно, благословение владыки спасло мне жизнь. Он ещё

сказал:

- Если что, познакомишь меня с ней.

Не категорично «познакомь». Как бы на моё усмотрение. Не стала

знакомить. Вскоре снова звонок от матушки, на этот раз спросила,

можно приехать вдвоём с ещё одной монахиней и на самолёте.

Я отказала - это было для меня дорого. Кольнуло первое сомнение.

По моему разумению, самолёт - не совсем по-монашески аскетично.

Поделилась насторожившей информацией со знакомой. Та работала

в милиции, мозги до последней клетки на криминал повернуты,

накинулась на меня:

- Ты, подруга, простофиля! Головой своей думай, прежде чем

незнакомым двери открывать - заходите, люди добрые, берите чё

хотите! Она прекрасно поняла: деньги у тебя водятся, значит, что?

1 0 4


Есть чем поживиться. Знаешь, сколько «народных артистов» бродит

по стране, в любого переоденутся, хоть в Папу Римского, и навешают

такой густой лапши... Запустишь её к себе, она ночью, пока вы

будете дрыхнуть, откроет сообщникам дверь, обнесут квартиру, а

вас придушат. Сама подумай, зачем свидетели им?

Это я понимала: свидетели в такой ситуации ни к чему. Из

квартиры было что нести. Вспомнила, как знакомого батюшку обворовали.

Только-только церковь в селе построил, к нему зашёл

под вечер шагающий монах. Бедный, несчастный - переночевать

негде. Разжалобил батюшку, тот пустил. «Шагающий» всё утащил

из алтаря. Вместе с ним под покровом ночи «ушагали» евхаристический

набор, дарохранительница, напрестольный крест. Вещи дорогие,

батюшка с трудом наскрёб нужную сумму (какие там деньги

в сельском приходе?), ухарь обчистил, только что свечи не взял.

Это раньше церковные воры презирались даже в своей среде, обирать

храмы считалось последним делом, нынешние нравы опустились

ниже некуда...

Заметалась я: как быть с гостьей? Муж тоже не выразил никакого

удовольствия от перспективы видеть в своей квартире какую-то

монахиню.

Матушка снова позвонила, я сказала, что могу принять её одну с

оплатой проезда в плацкартном вагоне.

Встретила матушку на вокзале и слукавила, мол, извините: муж

ни с того ни с сего ремонт затеял, дома поселить не могу, в гостинице.

Подруга-милиционер, спасибо ей, подсказала снять недорогую

гостиницу. Так и сделала. Матушка не выразила никаких отрицательных

эмоций - гостиница так гостиница.

В первый день поговорили, матушка вручила несколько книг по

православию и пачку листков: молитвы, песни (от руки переписанные),

старинные канты, их пели в древности монахи в монастырях.

Я прижала к груди эти драгоценные подарки:

- Спасибо, матушка, спасибо!

Лет через пять церковные лавки начнут наполняться книгами,

а тогда мы испытывали страшный голод. Акафисты, молитвы переписывали

друг у друга, по возможности копировали на ксероксах.

Вернувшись домой, начала перебирать матушкины листки и наткнулась

на Киприанову молитву. Чем привлекла - не знаю. Дёрнуло

1 0 5


меня тут же читать. Не остановило, что длинная. Перед этим взглянула

на себя в зеркало - на голове непорядок. Бросила в кастрюльку

пластмассовые термобигуди. Волосы у меня отменные - густые,

умело за ними ухаживала и носила шапку кудрей. Завыось и жалко

такую красоту закрывать. Платочек повязывала в церковь. Матушка

Феодора укорила:

- Ходишь простоволосая - будешь в преисподней из кипящего

котла волосы, что остригаешь, голыми руками доставать.

Заставила меня задуматься.

Духовная сила в ней, безусловно, была. К Богородице обращалась

как к бесконечно родному человеку. Так обращаются к горячо

любимой маме, зная, поймет, поможет, не оставит один на один с

твоей скорбью. Матушка начинала говорить о Богородице, и в сердце

входила уверенность - Пречистая рядом, молись, и слышит каждое

твоё слово. В моей жизни матушка Феодора была первой женщиной

с живой верой, с большим духовным опытом. Вокруг меня

такие же новоначальные, как я, она с Богом всю жизнь. Двадцать лет

странствовала...

Я долго не могла избавиться от душевной боли - столько

абортов сделала. Осознала грех, покаялась на исповеди, всё равно

гнетёт мысль - этого мало. Томила безысходность: не исправить

соделанное, не облегчить участь зачатых и не рождённых младенцев.

Матушка привезла молитвенное правило, о существовании

которого я не знала. Позже в книгах появилось, тогда только по

рукам ходило. Начала читать, молиться с поклонами, просить Господа

покрестить убиенных моих чад. Боль утихла, стало легче на

душе.

В тот первый день пришла от матушки, кастрюльку с бигуди

поставила на газ, сама пошла в дальнюю комнату, села на край кровати

и принялась читать Киприанову молитву... И отключилась.

Полностью. Очнулась, а у меня состояние смерти. Вокруг тяжёлая

темнота. Кромешная. Лежу навзничь (когда успела лечь?), листок с

молитвой в руках. Такое ощущение - меня взяли и выключили, а

потом включили. Не могла я уснуть сидя. И задыхаюсь. Нащупала

в темноте дверь на балкон, рванула на себя ручку, выскочила, воздух

ртом хватаю, сердце бешено колотится, вот-вот вырвется из

груди...

1 0 6


Как от восьми бигуди может быть столько копоти? Четырёхкомнатная

квартира закоптилась до последнего угла. Стою на балконе,

прихожу в себя, слышу звонок, причём звук откуда-то издалека

идёт. Муж вернулся. Его бурную реакцию от увиденного на печатный

язык не переведёшь! Квартира в таком состоянии, будто в ней

полдня, не меньше, жгли пионерский костер. Пришлось обои везде

сдирать и новые клеить. Ремонт, о котором нафантазировала матушке,

получила в самом реальном виде.

Позже встретила в книге пояснение: Киприанова молитва не

православная, читать её нельзя.

Рассказала матушке Феодоре о случившемся со мной, так, мол, и

так. Молча выслушала, никак не прокомментировала...

Конечно, интерес у матушки ко мне был не в последнюю очередь

финансовый. Не один раз хорошие переводы ей на строительство

монастыря отправляла. Да и в Омске она неплохо собрала. Может,

надеялась на большее. У меня полгорода друзей и знакомых, ещё до

приезда матушки сообщила всем: схимонахиня прибывает, редкая

молитвенница. Кому-то очень понравилась встреча с ней, кто-то

другого ожидал.

Несколько раз проскальзывала в её речах критика православия.

Матушка будто проверяла меня, только я этой темы сторонилась, не

поддерживала. Стала называть меня своим духовным чадом, себя -

духовной матерью. Я не возражала, но через несколько дней стала я

тяготиться её визитом. По телефону разговор был - приедет дней на

пять-шесгь, пробыла две недели. Под конец сказала, раз я её духовная

дочь, то не следует исповедаться и причащаться у местных батюшек,

надо приезжать к ней в Москву, есть старец, духовник их будущего

монастыря. Меня неприятно удивило «не надо причащаться

у местных батюшек», но промолчала, будто приняла приглашение,

как информацию для размышления. Про старца матушка говорила,

что он провидец и целитель. В молодости, когда ещё был далёк от

церкви, его способностями заинтересовались органы и привлекли к

работе. Создавалось впечатление, матушка, хотя и осторожно, старается

меня себе подчинить.

Почувствовала огромное облегчение, посадив её в поезд.

После той встречи состоялся у нас с матушкой Феодорой всего

один телефонный разговор, на этом связь прервалась. Проходит

1 0 7


пятнадцать лет. Возвращаюсь вечером домой, сын сообщает, что

звонила схимонахиня, оставила телефон. Я позвонила. Матушка

заговорила всё тем же светлым, проникающим в сердце голосом,

сказала, что страшно соскучилась. Опять собирала деньги... Нет, не

осуждаю. Это вечная проблема церковных подвижников, занятых

строительством, сама многократно была в подобной шкуре, собирала,

как называю, «небесную сберкассу» - этого требовало строительство,

ремонты, украшение храмов. Сбором средств озабочены

батюшки сельских церквушек и монахи знаменитых афонских

монастырей. Матушка сообщила: она уже схиигуменья, обитель,

о которой давно мечтала, основали в Подмосковье. Сейчас строят

ещё одну церковь. Пригласила к себе. Я искренне обрадовалась.

Не обычной паломницей поехать, а посмотреть изнутри женскую

монашескую обитель. Знаю по себе, можно неделями жить в монастыре

и ровным счётом ничего не узнать, не увидеть из того, что

скрыто от глаз постороннего, а в сердцевину никто человека с улицы

не пустит. В то время уже думала о монашестве и хотела узнать

как можно больше. Понимала: где благодать, там и скорби, там бесы

колотят со страшной силой. Восторженной романтики не было. И

всё же хотелось примериться: смогу, не смогу. Подумала: у матушки

будет возможность посмотреть на обитель не с парадного крыльца.

Привлекла подругу. Та загорелась: конечно-конечно, хотя бы на

несколько дней.

По-хорошему, без благословения владыки Феодосия ехать

нельзя. Поразмыслили и пришли к выводу: не благословит. Врать

не станешь, однако если честно открыть цель поездки - отправляемся

изучать опыт - как пить дать откажет. Начнёт ворчать: что

у нас своих монастырей нет! Свои-то есть, да в том-то и дело, что

внутренняя их жизнь сокрыта... Надумали с подругой по-партизански

провернуть операцию. Никому ничего не говоря, на недельку

сорваться.

На том и порешили. Матушка дала адрес монастыря, рассказала,

как добраться. Подруга полезла в Интернет поинтересоваться,

что пишут о новой обители. Нашла. После чего мы резко передумали

ехать за опытом к матушке Феодоре - монастырь оказался раскольничьим...

И всё же, считаю, не случайно в ГУМе шагнула к монахиням. Всё

промыслительно...

1 0 8

Где розы, там и ш ипы


Случилось это перед праздником Введения во храм Пресвятой

Богородицы. У меня осталась неделя от отпуска,

устроила себе паломническую поездку в Ярославль. Запланировала

обязательно поклониться мощам святителя Игнатия

Брянчанинова. Они почивают в Свято-Введенском Толгском монастыре.

Почему-то была уверена, обитель недалеко от Ярославля.

Отправилась туда во второй половине дня с намерением отстоять

вечернюю службу и вернуться в Ярославль. Смеркаться начало, когда

ехала в автобусе, вышла из него, дальше два километра пешком до

монастыря. Пока шла, совсем стемнело. Ни души по дороге не встретила.

Наконец из темноты выступили высоченные стены обители.

Подошла к ним и вдруг почувствовала себя настолько одинокой, заброшенной

и беспомощной, что стала отчаянно стучаться в калитку

ворот. Стучу-стучу, никто не открывает. Получилось по пословице:

«Ломиться в открытую дверь». Было не заперто.

Вечерняя служба уже началась. Я первым делом отправилась к

свечному ящику. С пустыми руками в паломничества не езжу, заказала

на приличную сумму требы (от себя и многочисленных знакомых)

и спросила у монахини на свечном ящике о свободных местах

в гостинице для паломников. Думать не хотелось, что придётся идти

по ночи обратно на автобусную остановку. Монахиня обнадёжила

возможностью ночлега в обители и посоветовала после службы обратиться

к гостиничной матушке. Показала её:

- Вон у киота стоит.

Душа моя успокоилась и вознеслась. Праздничная служба, храм

богато убран, у монахинь голоса нежные, чистые, душа пела вместе с

хором и таяла от любви и умиления. Райские минуты пережила в тот

вечер. Ни я никого не знаю, ни меня. Ничто и никто не отвлекает от

молитвы. Сёстры-хористки ангелами поют...

В таком благостном состоянии подошла к гостиничной монахине.

Служба ещё не окончилась, но я побоялась, вдруг уйдет куда-нибудь.

Высокая, молодая, с красивым лицом она на мою просьбу

о ночлеге ответила с нескрываемой неприязнью:

- Зачем вам это нужно?

Я залепетала, что завтра служба начинается рано, не успею приехать

из города, а сегодня боязно возвращаться по ночи. Она бросила,

1 0 9


что ранняя служба только для монахинь, и отвернулась, показывая

своим видом: разговор окончен.

Служба продолжалась, а я стояла и плакала. Ладно бы на мою

просьбу прозвучало, что мест нет, всё занято, я бы отошла с молитвой

и надеждой на Божию помощь. От резкого тона, граничащего с

враждебностью, сердце заныло от обиды. Я развернулась уходить из

храма и столкнулась с приветливой монахиней со свечного ящика,

та спросила, нашла ли я гостиничную, а увидев мои слезы, всё поняла

и твёрдо произнесла:

- Подождите-подождите.

Вернулась она минут через пять и радостно сообщила, что настоятельница

благословила меня ночевать в монастыре.

Но я упрямо решила: выгнали, так выгнали. Как тот ребёнок -

пусть мне будет хуже. Вышла из храма и направилась через двор к

воротам обители. Была почти у них, когда догнала всё та же монахиня,

несущая послушание у свечного ящика, строго отчитала меня:

- Нехорошо уходить из монастыря, если есть благословение настоятельницы.

Я отправилась к гостинице. Вскоре появилась гостиничная монахиня

- стремительная, с прямой, как у балерины, спиной, за ней

семенила старушка. В гостинице никого не было. Старушка, я да ещё

одна женщина моих лет. Поселили нас в одной комнате. Женщина

заявила, что в пять утра начнёт читать правило и включит свет. Так

и сделала, а могла бы спокойно читать в коридоре, где всю ночь горела

лампочка. Что тут скажешь?

Старушка всю ночь ходила мимо моей кровати в туалет, при

этом громко топала валенками. Она, как и я, попросилась переночевать,

издалека приехала в монастырь исповедоваться и причаститься.

Ей посоветовали сначала поужинать. В трапезную, только принялась

за скромный ужин, как со словами:

- Вы что сюда есть приехали? - вошла гостиничная.

Старушка расстроилась до спазмов желудка, всю ночь бегала в

туалет, а утром не смогла стоять на службе. Уехала из монастыря ни

с чем - не причастившись.

Такой урок преподнёс мне Игнатий Брянчанинов: где розы, там

и шипы.

Шла после утренней службы на автобусную остановку по сказке -

земля была укрыта пушистым снегом. Два дня назад белый покров

1 1 0

И К О Н А Д Л Я П Р Е З И Д Е Н Т А

спрятал осеннюю черноту, отправил её в прошлое, обещая зимнее

обновление. Я шагала по дороге, идущей по сверкающему на солнце

белому полю, и думала: если сподобит меня Господь Бог принять

когда-нибудь монашеский постриг, в нашем монастыре гостиничной

будет самая сердечная и доброжелательная монахиня.

Увидел кусок золота...

колько помню своё детство - жили в бедности. Моей первой

кроваткой служило оцинкованное корыто. Это, само

собой, не запечатлела моя память - знаю по рассказам.

Настелют сена - вот и перина для дитяти, спи, вес набирай. Понадобится

маме или бабушке постирать бельё, достанут меня из корыта,

сено вытряхнут. Росла я, вдыхая душистый запах трав Башкирии,

крепким и здоровым ребёнком. А что бедность? Очень может быть,

111


не познай в детстве-молодости нужду, была бы совсем другим человеком...

Как тут Бога не благодарить!

Бабушка учила: «Увидишь кусок золота на земле - не поднимай,

не к добру оно». Была она коммунисткой, и не рядовой - сельсоветом

командовала. Ни золота, ничего другого не поднимала на коммунистической

дороге в светлое будущее, бывало, и валенок не на

что купить, ходила зимой в калошах, на толстые шерстяные носки

надетых. Троих детей без мужа подняла, два сына на войне погибли.

Жила с дочерью, моей мамой, и со мной.

В Уфе квартирка у нас была мизерная. Я на раскладушке спала,

кровать поставить некуда. Да кто бы только знал, как мы радовались,

переселившись на эту жилплощадь! Не у родственников ютиться, не

в коммуналке - свой угол!

Когда перебрались в Уфу, поселились поначалу в полуподвале

у двоюродной маминой сестры. Их пятеро и нас трое. Кто бы сейчас

кого вот так принял? Нынче мы сплошь эгоисты. Полтора года

всем скопом жили в полуподвале. И ничего. Мирно, сердечно. Мама

устроилась на фабрику бухгалтером. От фабрики в брусчатом доме

на четыре хозяина дали ей квартирку. Ещё и огород - одна согочка.

Казалось бы - клочок земли, а он кормил нас: на зиму бочку огурцов

засолим, бочку помидоров, жить можно. В Башкирии летом сушь

постоит, потом дня на три дождь зарядит, после него жаркое солнце

начинает свою работу. От таких погод всё прёт из земли со страшной

силой. Только успевай сорняки выдёргивать.

Переезжая в новый дом, в грузовик покидали вещи и уже собрались

отъезжать, смотрим, котенок мяукает, подобрали - полагается

в квартиру первой кошку запустить. Так у нас появилась Муся.

Строители только-только перед нашим приездом ушли, ещё

пакля торчала из стен. Бабушка с мамой не спали всю ночь: не

могли поверить - это наше жильё. Дом на окраине Уфы, впритык

к городу деревня, я туда в школу ходила. Недалеко от нас в одну

сторону был огромный общественный сад, в другую - конфетная

фабрика, оттуда постоянно шёл карамельный запах. Вкусный!

Ребята однажды полезли в сад яблоки воровать, меня поставили

на стрёме. Научили: кричи «атас», если чужой появится.

Стояла и тряслась от страха. Мальчишки операцию провернули,

мне за работу здоровенное яблоко вручили - не смогла съесть.

Не полезло в горло, подружке отдала. Не прижилось воровство

1 1 2


ко мне. Больше в набегах не участвовала. Ни украсть, ни покараулить

- это про меня.

Рядом с бабушкиной кроватью стоял сундучок. Как я любила

школьницей, забравшись на него с ногами, слушать бабушку. На дне

сундука лежал видавший виды ридикюль, предмет особого почитания

в доме, случись пожар, его бы из вещей первым делом выносили.

Он играл роль семейного банка, в котором хранились самые ценные

вещи: документы, семейные деньги и фотографии. Что касается такой

ценности как деньги, они в бабушкиных «закромах» никогда не

задерживались, вечно не хватало. Тут гореть было нечему. У мамы и

бабушки был жёсткий жизненный принцип - никогда ни у кого не занимать.

Его не восприняла от них. Если установку «кусок золота увидишь

на земле - не поднимай...» впитала намертво, то одалживала

1 1 3


всю жизнь легко и запросто. Вовремя отдать - это обязательно, но

и попросить взаймы язык легко поворачивался. Это к слову. В ридикюле

меня страшно интересовали фотографии. Снимки тридцатых,

сороковых годов. Дядя Родимир (погиб под Смоленском) стоит

в форме лётчика на фоне какого-то дома, мама в девчонках, бабушка

со вторым сыном Михаилом - плечистый красивый парень. Было

много (для меня казавшихся страшно древними) дореволюционных

фотографий. Давно умершие прабабушки, прадедушки... Я теребила

бабушку: расскажи. Не всегда соглашалась:

- Я тебе тысячу раз рассказывала!

Да мне было снова и снова интересно. Бабушка могла кого-то

сходу не вспомнить или перепутать, я ей подсказывала. С фотографиями

в руках бабушка пускалась в волнующие меня воспоминания

о своей жизни.

Своему появлению на свет, как ни рассуждай, я обязана шутке

помещиков. Не повеселись в девятнадцатом веке два представителя

этого сословия, не было бы данного рассказа. Что уж им в голову

взбрело пошутить таким образом - от скуки ли деревенской или по

другой причине? Женщины нашего рода (в том числе и я) отличаются

высоким ростом, статью, широкой костыо. По словам моей любимой

бабушки Лены, её бабушка, а моя прапрабабушка Елизавета

была девушкой заметной: лицом хороша и габаритная - гренадёр

женского рода. Время подневольное, помещик, которому прапрабабушка

принадлежала, сидел летним вечером на террасе со своим

соседом. За чаем ли время коротали, а может, что покрепче подавали

из погребов, никто доподлинно не скажет за давностью лет. В

прохладе вечера помещики разговоры разговаривают, напитки для

связки слов употребляют, а моя прапрабабушка Елизавета по двору

идёт. Большая, сильная. Хозяин и говорит:

- Видишь, какая могучая выросла, целая история мужа подобрать.

Собеседник, секунды не раздумывая, предложил вариант, разруливающий

затруднения с замужеством:

- У меня имеется кандидатура под данный размер!

Никто, конечно, тот разговор не стенографировал, за достоверность

нельзя ручаться, но суть заключается в том, что «под данный

размер» шутки ради был предложен парень ростом метр с кепкой

в прыжке. Дело крепостное, не тот случай ерепениться «буду -

1 1 4


не буду». На решение барина не рубанешь сплеча: с таким под венец

ни за что! Обвенчали.

Кровей во мне каких только не намешано. Прапрабабушка Елизавета

- полька. Кто её муж, мой прапрадедушка, - не знаю, семейное

предание даже имя не сохранило. Единственная информация,

которая задержалась в моей голове - от неравного (если брать в

расчёт рост супругов) брака родилась моя прабабушка Анна. Тоже,

говорят, до последних своих дней высокая и большая. Прабабушка

вышла замуж за украинца Петра Савейко, и родилась моя бабушка

Лена. Душа прадедушки Петра не лежала к крестьянскому труду.

Совсем не значит, что он отъявленным лодырем круглый год на

мечи возлежал. Любил лес, охоту, а ещё был озабочен просвещением

односельчан - открыл школу в своём доме. Грамотой владел и о других

думал. Я, когда занималась воскресными школами для детей и

взрослых, получается, по его просветительским стопам шла. Прадед

учил читать-писать, я основы духовного просвещения по мере сил

закладывала.

Прадед Пётр первым из нашего рода в Сибирь попал. В отличие

от меня корни не пустил. Его отправили из Гомельской губернии на

разведку. Односельчане хотели переселиться на вольные сибирские

земли. Да разведчику Сибирь не понравилась, тогда как Башкирия

приглянулась. Подозреваю, потому что леса для охоты богатые. Ну

и земля нетронутая, башкиры, как и прадед, земледелием не занимались.

Другой плюс для переселения - дорога короче, в Сибирь из

Белоруссии намного дольше ехать. С подачи прадеда оказались переселенцы

в деревне Белорус-Александровке.

Тут-то и подмешалась к польско-украинской крови белорусская -

бабушка вышла замуж за белоруса Василия Мороза. Как она рассказывала,

Василий был мужчина сильный, добродушный. Наверное,

наивный. По его инициативе, стремясь к новой справедливой

и радостной жизни, вместе с бабушкой они вступили в коммунистическую

партию. В результате пламенного увлечения родителями

интернациональными идеями марксизма-ленинизма моя мама получила

при рождении германское имя Гертруда. Не оттого, что дедушка

раболепно преклонялся перед немцами, просто он расшифровал

имя, как герой труда. Брата мамы, ставшего впоследствии летчиком,

назвали Родимир. Значит родина и мир. Время героическое, следовательно,

имя должно соответствовать.

1 1 5


Так в деревне среди Марий, Надежд и Евдокий появилась Гертруда.

Имя своё мама не любила всю жизнь. За год до семидесятилетия

покрестилась и стала Галиной. Но быть героем труда пришлось,

чтобы выжить. Правда, сокровищ не накопила. Лишь когда я окончила

техникум и стала зарабатывать, им с бабушкой стало легче.

Дед тяготел не только к коммунизму, но и к лесу - работал лесником.

Кстати, из партии в конце концов вышел. Совершил серьёзный

по тем временам проступок - положил партбилет на стол: вычеркивайте!

Умер тем не менее своей смертью и очень рано.

Так что дедушку я не знаю. Даже фото нет. Сама себе нарисовала

его образ. Я уже достигла тех лет, когда бессонные ночи не удивляют,

бывает, лежу, одно вспомнишь, другое, и вдруг увижу ту картину.

Родилась она из рассказов бабушки. Дед с утра объезжал на лыжах

свой участок. Ближе к вечеру вышел из лесу. Лес на горе, а деревня

далеко внизу. Начало марта, снег настом затвердел, сверкающим полем

до деревенских огородов сбегает. Деду всего-то тридцать семь

лет. Бабушка рассказывала, жили они дружно, дед слова худого не

скажет. «Жалел меня, - вздыхала. - Всегда старался помочь. Тяжёлое

не давал делать». Наверное, деда на горе переполняла радость

от красоты дня - солнце скатывается к горизонту, горящий в его лучах

снег. А внизу из трубы родного дома дымок поднимается - жена

Елена у печки хлопочет, его ждёт... Распахнул полушубок крыльями

и полетел, едва касаясь лыжами наста. Наверное, перед этим взмок,

в лесу снег рыхлый, тяжело ходить по такому. Сколько он спускался

с горы, какие-то минуты, но хватило застудиться. Обдало холодным

ветром. Сразу не придал значения и заболел скоротечной чахоткой,

через год умер.

Осталась бабушка с тремя детьми. Мама - младшая. Дядья служили

в авиации, в войну самолет дяди Родимира сбили под Смоленском,

а дядя Миша был авиатехником, погиб в сорок четвёртом

в Польше.

Отца своего не знаю, разошлись с мамой, мне и года не было.

По его линии знакома только с дядей Сашей. Были они из сельской

интеллигенции. Дедушка по отцу преподавал в мужской гимназии.

Не хочу папу осуждать, да какой-то он не такой. Дядя Саша рассказывал,

однажды приехал и просит мой адрес, дескать, съезжу к дочери.

Мне в ту пору было уже двадцать пять. Двадцать четыре года,

как покинул папа семью, ни одной копейкой не помог чаду, вдруг

1 1 6


возжаждал прижать его к груди. Дядя Саша адрес мой не дал. Так

и выросла, папы не зная. Замуж мама больше не вышла. Мужчин

в нашем доме никогда не было. Мама, бабушка, я и кошка - тоже

женского рода. Одна Муся жила гармоничной жизнью. У нее были

кавалеры, регулярно приносила котят, славные всегда, пушистые...

Бабушка в Бога не верила, никогда ничего про веру не говорила,

ни хорошего, ни плохого. Мама над верующими подсмеивалась.

I кжреститься я её уговорила, согласилась за год до смерти. Один раз

исповедалась, причастилась. Один раз пособоровалась.

Когда батюшка старец Николай Гурьянов, напутствуя паломников

(в том числе и меня), приехавших к нему на остров Залит, просил

обязательно соблюдать заповедь: «Чти отца своего и матерь...», -

мое сердце не обдало жаром, дескать, поздно, этот долг перед мамой

и бабушкой выполнила. Можно было, наверное, и лучше, да слава

Богу, хватило ума, не хуже...

Икона для президента

Квоскресным школам в детских учебных заведениях в

начале девяностых относились настороженно, официального

запрета не было, но и не приветствовали. У

баптистов я приобрела хороший опыт воскресной школы. Придя в

православие, попросила благословение у владыки работать с детьми.

Директор детдома, куда я обратилась, среднего роста женщина,

крепко сбитая, лет сорока, послушала меня и сказала, как отрезала:

- Что ж давайте попробуем, глядишь, всё меньше будут вату катать.

На тот момент я всех тонкостей лексикона воспитанников детдома

ещё не знала, да по тону директора поняла: «вату катать» не

относится к технологии производства стёганых одеял.

Прошло время, воскресная школа прочно укоренилась в детдоме.

Появилась среди воспитанников группа активистов. Чуток

похвастаюсь: были - в тапочках зимой летели на автобусную остановку

встречать меня. Обнимут, сумку с гостинцами подхватят. В

детдоме, мешая друг другу, помогут раздеться. Обязательно кто-нибудь

шарф мой повяжет себе на шею, перчатки наденет - доставляло

радость примерить мои вещи, походить в них.

1 1 7


Раз в месяц возила их в церковь в Крутую Горку. Закажу автобусы

и человек девяносто на службу к батюшке Павлу. Вели себя на

литургии не лучшим образом. Во-первых - дети, во-вторых - детдомовские.

Возьмет огарок свечной из мисочки, зажжёт... Да ладно

бы один такой изобретатель. Человек пять по церкви бродят с

огарками. Кого сразу приструню, да за всеми не уследишь. Старушки

с претензиями ко мне: что это ваши дети балуются? Они ведь в

храме, не в клубе! Казалось бы, раз в месяц можно потерпеть ради

детей. Сдерживалась, но так хотелось сказать: а где ваши внуки, где?

Что-то не вижу их, а я своих привезла. Пусть непоседливых, но с

крестами на шее. Мои «Огче наш» знают, «Символ Веры» знают, образ

Иисуса Христа с образом Николая Чудотворца не путают. Вы бы

лучше обогрели их добрым словом. У большинства родители есть, а

всё одно сироты...

В ту пору в Омске ни один детдом не имел домашней церкви,

я решила в своём открыть. Обратилась к директору детдома, та холодно

отнеслась к моей затее, не поддержала. У меня, человека постороннего,

рычагов воздействия на директора не было - осталось

на Бога уповать. В 2001 году в Омск из Почаева монахи доставили

икону Божией Матери «Почаевская». Владыка Феодосий по всей

епархии возил святыню и наш детский дом не обошёл.

Перед образом «Почаевской» на коленях молила я Богородицу

о здравии моего старшего сына (сильно болел в то время), а ещё

просила помощи в устройстве церкви в детдоме. Услышала молитвы

Пресвятая Богородица - директор отдала под церковь подходящее

помещение, именно ту комнату, где стояла икона Пречистой, куда

мы деток приводили, где они прикладывались к чудотворному образу.

Площадь помещения десять на шесть с половиной, для домовой

церкви вполне, и алтарь на восток. Пригласила владыку Феодосия

благословить начало строительства, он посмотрел.

- Здесь, - показал, - кирпичную стеночку поставишь, алтарь

гипсокартоном отгородишь, бумажные иконочки повесишь...

Так и собиралась поначалу сделать - простенько, чистенько.

Да вошла во вкус, думаю: зачем упрощать, для детей ведь церковь.

Сейчас удивляюсь: как все выдюжила? Нулевые годы, с деньгами у

всех туго... В одной организации немного дадут, в другой... С Божьей

помощью закончили. Пригласили владыку освящать. Он ходил-

1 1 8


ходил, смотрел-смотрел, в алтарь зашёл. Я волнуюсь, а он ни слова.

Потом предложил:

- Давайте-ка, Татьяна Михайловна, присядем.

У стены ряд стульев. Сели, сидим. У меня сердце замирает: что

же скажет? Это была моя первая церковь, первый опыт, вдруг не так

что-то. Владыка помолчал-помолчал, потом голову поворачивает ко

мне:

- Ангельская, - заулыбался, - получилась у тебя церковь.

Действительно, как игрушечка. Вместо простенького иконостаса

с печатными иконами, на ДВП наклеенными, резной сделала.

Иконы все одной рукой написанные. Иконописец писала по заказу

одного батюшки, а тот не выкупил. Она мне по доступной цене отдала.

Иконостас её, на стенах все иконы её. Рамы я одинаковые заказала.

Никакого разнобоя. Получилось всё на одном дыхании, всё

гармонично. Что хорошо, никто не вмешивался, пока строила, не

указывал. Владыка благословил, дальше как хотела, так и поступала.

С резчиком, что иконостасом занимался, повезло. С утра до

позднего вечера работал, старался, как можно лучше для деток сделать.

После нашей церкви такая слава пошла о нём по городу. Сама

и разболтала, нет бы язык за зубами держать до поры, до времени.

И вот ситуация, он часть работы сделал, материалы закупил на свои

деньги, а я не могу рассчитаться с ним. Человек хороший, да семья,

дети, и усиленно переманивают в другую церковь. С моей рекламной

подачи пришёл оттуда староста, посмотрел, что за мастера я

себе раздобыла, ну и загорелись глаза... Благодетели у старосты хорошие.

Посулил резчику за моей спиной серьёзный аванс, дескать,

раз у тебя здесь непонятки, айда ко мне. Готов был тут же аванс вручить,

если согласие мастер даст. А я за сделанную работу не могла

ему заплатить...

Надо сказать, как начала воцерковляться, так с мужем договорились

- десятину несу в храм. Ухитрялась больше, экономила втихушку

на продуктах: где мясо подешевле достану, на других продуктах

выкружу. Муж подозревал:

- Что-то, мать, деньги быстро тают.

Слукавлю:

- Все дорожает, ты ведь по магазинам не ходишь, не знаешь.

Муж хорошо зарабатывал, но мы не одни - трое детей, то

одно надо купить, то - другое. На всякий непредвиденный случай

1 1 9


имелась в дальнем углу шкафа, на антресоли, заветная коробочка, в

которой хранились доллары. В сотенных купюрах. Неприкосновенный

запас - семейная подушка безопасности.

Все сроки расчёта с резчиком сорвала. Всех потенциальных

спонсоров обзвонила. Кругом отказ. Молюсь, прошу помощи у Богородицы,

у Господа нашего Иисуса Христа. Вопрос упирался в двенадцать

тысяч рублей. Сумма по тем временам немаленькая. Цифра

из головы не выходит, где взять? Где? И засвербело у меня: пересчитай

заначку в заветной коробочке. А что её, спрашивается, считать?

Через мои руки всё шло, деньгами в доме единолично заведовала. Но

засела мысль: пересчитай. Взяла стул, приставила к шкафу, запустила

руку под постельное бельё, достала коробочку. Раз пересчитала,

два. Вот это да! На третий, контрольный, это я уже со стула с коробочкой

спрыгнула, села за стол, медленно из одной кучки в другую

переложила... Все правильно - четыре бумажки лишние. Как раз

двенадцать тысяч в переводе на рубли по тогдашнему курсу. Схватила

и в обменник.

Даже не подумала, а если муж положил? С первых дней семейной

жизни заведено - аванс, получку, весь заработок мне отдавал, да

на всякое правило случаются исключения. Вдруг получил шальную

премию, ну и пополнил сбережения, меня не предупредив... Такая

версия в голову не пришла, сразу решила: со мной произошло крайне

редкое чудо - умножение денег.

Минуло месяца два, у меня возникает ситуация ещё более пиковая,

чем с иконостасом. Нужно срочно девять тысяч. Спонсор-благодетель

железно обещал, да на него наехала налоговая инспекция -

не до благотворительности. Я заметалась, нечем прореху закрыть.

И опять мысль возникла: посчитай доллары. Снова приставила стул

к шкафу, запустила руку в «тайник». Что выдумаете - на три бумажки

больше. На этот раз не побежала сразу в обменник. Дождалась

мужа, издалека к нему подъехала, дескать, что-то мы, отец, давно с

тобой не пополняли семейную копилку. То, бывало, хоть раз в квартал

отложим... Он соглашается, да, мать, давненько высокое начальство

премией не баловало, нечего отложить на всякий пожарный

случай. Поговорили, посетовали на судьбу: чем дальше, тем скупее

начальство. Я мысленно зааплодировала - не его рук происхождение

добавки в заветной коробочке... Со спокойной совестью взяла

доллары...

120


Был ещё один момент, когда с надеждой достала коробочку...

Но больше в ней умножение купюр не происходило. Как говорится:

знай меру...

Детдомовские дети обожали исповедоваться. Записки пишут,

друг у друга подсматривают. Очень любили. И маленькие, и старшие.

Мы сами поражались. Не сравнить, как вели себя во время исповеди

(она была в субботу после вечерней службы) и совсем по-другому на

следующее утро перед причастием. Главное для них была исповедь.

Друг за дружкой выстраивались, не толкались, не баловались. Тогда

как очередь к Чаше это было что-то. В очереди на исповедь стояли

смирно - без щипков, толканий. Душа хоть и детская, а грех её, как

и взрослую, ранит, тяготит. Нашкодит пацаненок, напакостит, герой

перед дружками, а всё одно чувствует сердечком вину. Совесть у бедолаги

не на месте... Батюшке Павлу доверяли безоговорочно: были

уверены - не выдаст. А уж как любили... Стоило ему после службы

сесть в кресло, тут же малыши налетят, облепят. Одни на коленях

усядутся, кто пошустрее - на плечи взберутся. Обнимают, за бороду

теребят. Батюшка только восклицает:

- Осторожно! Сейчас или перевернёмся, или кресло раздавим!

Тянулись сердечками к нему.

У меня внучка в шесть лет запросилась на исповедь. Стала объяснять

ей: ты ещё маленькая, таким разрешается без исповеди причащаться.

Упрямая, стоит на своем:

- Хочу!

- Хорошо, - говорю, - вот и расскажешь батюшке Павлу, как ты

меня не слушаешься, вольничаешь, по-своему норовишь сделать, а

не как надо. Честно ему поведаешь о своём поведении.

- Зачем? - забеспокоилась.

- Затем, - объясняю, - что на исповеди ты должна честно все

свои грехи изложить и покаяться в них.

Она подумала-подумала и говорит:

- Тогда, бабушка, не буду исповедоваться, я ведь маленькая ещё.

Повторюсь, детдомовцы, на удивление, любили исповедь. Писали

«греховные» записочки. Батюшка мог задавать вопросы, уточнять,

но обязательно каждый готовил записку.

Однако стоило отстоять очередь, поисповедоваться - и куда

что девалось. Настрой резко менялся: дело сделал - гуляй смело.

Почему бы не пошалить. Был у нас Игорь Ананьев. Худой, высокий

121


и лопоухий, просто локаторы торчали. Придумал выдающимся

ушам оригинальное применение. Дала ему послушание записки

«греховные», батюшкой разорванные, в полиэтиленовый пакет

собирать. Иначе клочки по всему детскому дому растащат. Мы их

сжигали в углу двора. Игорь стоял-стоял с пакетом, заскучал от однообразного

времяпровождения. Хоть и не так долго каждый грехи

свои батюшке перечислял, а все одно исповедующихся много, время

тянется медленно. Игорь одну ручку пакета зацепил за правое ухо

(благо, было за что), другую - за левое. Фигура несуразная - длинный,

тощий, сутулый... Ярко-оранжевый пакет этакой бородой на

груди и счастливая улыбка от уха до уха. У меня фотоаппарат лежал

в сумочке. Полезла за ним. Игорь не дал сделать оригинальный снимок,

увидел фотоаппарат, тут же сорвал с ушей пакет. Дескать, что я

клоун что ли?

Как-то с батюшкой поехали в район. Он за рулём. Не утерпела,

спросила:

- Батюшка, никто не сознался в краже денег? Не говорите, кто

именно украл, для меня важен сам факт, что осознал ребёнок.

Как я тогда переживала. Заказала стеклопакеты, оплатила изготовление,

доставку, а на установку денег не хватило. Привезли

стеклопакеты, в уголок поставили. Я стала собирать деньги на следующий

этап, пять тысяч наскребла. Приличная для меня сумма.

Хранилась в библиотеке. Скорее всего, мелюзга подсмотрела и старших

проинформировала. Сейфа в библиотеке не имелось, положили

их, как говорится, «у шкапчик». Окна зарешёченные, мы, наивные,

думали - надёжно. Нет, наши детки-конфетки залезли, до копейки

выгребли. Погоревали мы, погоревали и своими силами окна вставили.

Я не одна несла послушание в детдоме. В то время на многое

меня хватало. На своём предприятии взялась вести воскресную православную

школу для взрослых. На одном из занятий бросила клич

работать со мной в детдоме: вера без дел мертва. Несколько человек

откликнулось. Две женщины из той нашей компании приняли монашеский

постриг, а двое мужчин - Пётр и Алексей - стали священниками.

Всё начиналось с детдома. Это было братство, сестринство.

Дети чувствовали: мы приходили не отрабатывать и зарабатывать -

по зову души. Вели кружки, воскресную школу. Зачастую бывало

так, дети расходились по группам, режим есть режим,

122


а мы засиживались допоздна за чаем и разговорами. И сейчас раз

в год встречаемся той компанией, постарели, двоих похоронили.

А так хорошо вместе. Светлое было время. Женщины все в возрасте,

дети звали нас матушками, меня - главной матушкой. И с чьей-то

лёгкой руки вдруг стали звать ещё и «бабыньками». Откуда взяли

слово, не знаю. С теплотой, любовью произносили: «бабыньки».

Батюшку Павла спросила о краже денег из библиотеки, нет, никто

не покаялся в воровстве.

Разные, конечно, были дети. Вместе с другими в воскресную

школу ходил Вася Скопин. Никак себя не проявлял. Не скажу, что

хуже других себя вёл. На соседней улице с детдомом жил его дедушка,

но внука не брал на выходные. Я отправилась к нему узнать, в чём

дело. Обшарпанную дверь квартиры открыл сутулый старик, рот

без зубов, на впалых щеках, цыплячьей шее седая щетина, одет в пузырящиеся

на коленях спортивные брюки, застиранную футболку

серого цвета. В квартире пусто, в комнате продавленный диван, кухонный

стол, две или три табуретки, воздух пропитан табачным дымом.

Большую часть жизни дедушка провёл в заключении. Васину

мать зарезали в пьяной драке, отец сидит в тюрьме. Такой род. Моя

бабушка сказала бы: каторжный. Дедушка отказался брать Васю на

выходные после того, как тот два раза украл у него пенсию.

- А на что жить? - сказал мне. - Меня никто не кормит.

Вася и в детдоме несколько раз попадался на кражах. Его перевели

в спецшколу, где учились склонные к преступлениям дети.

Но и там недолго задержался, с компанией подростков участвовал в

избиении подвыпившего мужчины, тот в больнице скончался, Вася

попал в колонию малолетних преступников. Повторял судьбу деда,

отца.

Как я любила Лену Морозову, исключительная девочка, умница.

В общеобразовательной школе на неё не нарадовались, училась

на одни пятёрки, в воскресной была моей первой помощницей. В

детдоме после девятого класса оставляли лишь тех, кто хорошо

учился. У Лены был один путь - окончить в детдоме одиннадцатый

класс, а потом пойти в институт, хотела стать учителем литературы.

Две старшие её сестры прошли через детдом, не отличались успехами

в учёбе. Мать Лены из запойных, была лишена родительских

прав. Случилось это в начале июня, прихожу в детдом, мне с порога:

Морозова пропала, четвёртый день нет. Я гнала от себя страшные

1 2 3


мысли, молилась, как за родное дитя. Но произошло то, что не один

раз было с воспитанницами детдома: Лена пошла по рукам. Её как

будто подменили. Куда девалась исключительная девочка, наша

гордость и надежда, в голове девочки будто что-то перещёлкнули.

Еле-еле окончила девять классов, несколько раз исчезала, находили

в притонах, воинских частях. Родила первого ребёнка в семнадцать

лет, но из-за образа жизни лишили родительских прав. Второго и

третьего сразу оставила в доме малютки. В таком угаре жила лет восемь

и вдруг пришла в детдом с просьбой помочь ей восстановить

родительские права на детей.

Сколько раз приходили в голову тяжёлые мысли, а не толчём мы

воду в ступе воскресной школой. Могут ли что-то дать наши занятия,

если дети основную массу времени живут в безбожном мире.

Нет места Богу в школе, нет в группах. Никто в детском доме не прочитает

молитву перед едой, не перекрестит детей, отправляя в школу,

не помолится о них утром и вечером. Нет православной атмосферы.

Думая о Лене Морозовой, хотелось верить: в неё что-то запало

из наших занятий, разговоров. Она не один раз была у меня дома,

говорили о семье, детях, родителях. Привела ей изречение апостола

Павла из первого послания к Тимофею: «Если кто о своих и особенно

домашних не печётся, тот отрёкся от веры и хуже неверного». Мне

показалось, Лена соотнесла эти слова со своей матерыо. Столько печали

было в её глазах... Хочется думать, в какой-то момент пришло

к Лене отрезвление, и зёрнышки, которые мы пытались заронить в

детские души, проклюнулись в её многострадальной душе...

Дети в детдоме серьёзно относились к исповеди, зато причастие...

Сколько ни разъясняла: это великое таинство, мы соединяемся

с Богом, Его энергия таинственным образом входит в нас,

поэтому надо относиться к причастию благоговейно. Все мои наставления,

как пустой звук. Из воспитателей детдома никто воцерковлен

не был, многие некрещёные, но службы приветствовали

обеими руками. Приведут детей, вытолкнут в церковь и рады-радешеньки

- сбагрили воспитанников на пару-тройку часов, можно

передохнуть.

Дети сидели по группам, никаких хождений из одной в другую, а

тут в церкви оказывались все вместе. Человек сто двадцать на площади

в шестьдесят с небольшим квадратных метров. Как не ошалеть от

многолюдья. Батюшка начинает литургию, в это время хулиганистые

1 2 4


принимаются кругами ходить - того он пнул, этого ущипнул, эту

толкнул, ту задел. Не успеваешь замечания делать, да их столько -

глаз на всех не хватит. Леша Маслобойников из себя плечистый,

круглолицый, высокий. Стоит, а на физиономии метровыми буквами

написано: какую бы гадость сотворить? И ведь придумал. Палец

окунул в лампадку с маслом, на пламени свечи подкоптил, и пошло-поехало:

одному на шею жирную черту нанёс, другому по щеке

мазанул, третьему кончик носа пометил сажей... Литургия идёт, он

метки всем ставит...

Не припомню, чтобы на литургии было спокойно в храме - броуновское

движение.

Но самое интересное начиналось после «Херувимской». Батюшка

выходил со Святой Чашей:

- Великого Господина и Отца нашего...

Сколько ни разъясняла им, сколько ни говорила, что мы ещё

не спели «Символ веры», не прозвучали «Милость мира...», «Свят,

свят, свят Господь Саваоф», мы ещё должны спеть «Отче наш», поэтому

рано вставать в очередь к причастию. После «Херувимской»

мы только лишь подступаем к главной части литургии - евхаристическому

канону, когда Святой Дух нисходит на Чашу, нам грешным

следует сосредоточенно молиться, дабы свершилось великое таинство.

Или хотя бы стоять смирно.

Это было выше их разумения. Раз батюшка вышел с Чашей, значит,

надо готовиться к причастию. Пусть унесёт Чашу обратно в алтарь,

пусть Царские вра га закроются - ты будь готов к таинству... Тут

же мальчишки образовывали длинную очередь к амвону. Девчонки

редко внедрялись в неё, разве самые отчаянные. Очередь заполняла

добрую часть церкви и начинала ходить ходуном, пребывая каждым

элементом в непрестанном движении. Какая там чинность перед принятием

Святых Христовых Таин. Кого-то вытолкнули, он изо всех сил

пытается втиснуться обратно, кто-то норовит перебежать с места на

место, внедриться ближе к голове очереди, его не пускают, другого наоборот

силком втаскивают... Очередь сжимается, разжимается, извивается

змеёй по церкви... Так продолжалось до самого выноса Чаши.

Наконец батюшка возглашал, а голос у него низкий, зычный:

- Со страхом Божиим и верою приступите!

И только в этот момент очередь успокаивалась, замирала,

прихожане-детдомовцы складывали руки на груди крестом...

1 2 5


После литургии отец Павел бывало скажет:

- Как товарный поезд по мне прошёл. Сначала в одну сторону, а

потом без остановки - в обратную.

Директор детдома со вкусом одевалась, следила за собой, да и

женщина симпатичная, но в чём-то мужчина в юбке. Подозреваю - и

рука тяжёлая. Никто не жаловался, но, думаю, воспитанники чувствовали

даже на расстоянии силу. Иначе нельзя в таком заведении.

Как-то в самом начале моей детдомовской истории разговорились с

ней, она мне:

- Дети у нас разные, но все ищут шейку, куда можно сесть и

ножки свесить. Все силы прикладывают, оближут вас с ног до головы,

только бы заботились о них. Лаской прилепляют к себе, а потом

на шейку садятся.

Так оно и есть, это не в обвинение. Подсознательно ищут ласку.

Не может человек без неё. Поэтому стараются понравиться всеми

силами. Детдомовские дети, которых забирают на выходные бабушки-дедушки,

уже другие. Они знают, что нужны кому-то, их любят, у

них имеется место, где их ждут. В душе имеется ниточка, уходящая

за стены детдома и соединяющая с близкими. У кого нет этого, интуитивно

ищут, к кому прилепиться, чтобы их индивидуально полюбили,

защитили.

У Романа Акатова было шесть братьев, все детдомовцы. Знала

его с третьего класса, мы сблизились, когда он подрос. Хороший парень,

высокий, красивый. Нёс послушание алтарника. Мне во всём

помогал. Всякие мальчишки в детдоме попадались - разбитные,

норовистые. Даже среди алтарников. Был такой Толя, фамилию не

помню, глаза большие, выразительные, с год в алтаре прислуживал

батюшке Павлу, вроде обычный парнишка, вдруг звонит воспитатель:

«Толик изнасиловал девчонку». Из детдома загремел в детскую

колонию. Роман послушный, исполнительный. Нарадоваться не

могла на него. Говорил мне:

- Матушка, - это когда я уже постриг монашеский приняла, -

если мы расстанемся, это будет трагедией для меня. Мы и после детдома

обязательно будем видеться. Вы для меня самый душевно близкий

человек во всём мире!

Был случай, его перед телекамерой, областное телевидение

снимало передачу о нас, спросили о трех заветных желаниях. Первым

желанием Роман назвал: «По жизни никогда не разлучаться

1 2 6


с матушкой Анастасией...» Умненький, развитой мальчишка. Родную

мать не осуждал никогда. Я ему:

- Ну как же - шестерых детей бросить.

- Она не могла нас поднять.

Получается - нарожать могла, дальше как хотите. Всех бросила.

А детдом - это мясорубка. Там всем трудно. И воспитанникам, и

воспитатели при жизни мученики...

Роман дружил с Пашей. Не разлей вода и звёзды детдома - оба

редкостные вышивальщики. Доводилось слышать: мужчины искуснее

женщин с иглой и пяльцами орудуют. Не верилось. Не может,

думала, быть такого, женские пальцы нежнее, чувствительнее,

женщина по природе терпеливее, усидчивее... Ей сам Бог велел рукодельничать.

На примере Паши и Романа убедилась - мужчины

искуснее. Изумительно вышивали иконы. Ни за что не подумаешь -

работа мальчишек. Мы участвовали в областных и региональных

выставках, проводили выставки у себя. Кроме Романа и Паши были

ещё мальчишки-вышивальщики, ну и девчонки, конечно...

Директор детдома не относилась к воцерковленным, но её голова,

годами заточенная на выбивание, добывание, всегда работала

в нужном направлении. В детдом на Рождество Христово надумали

приехать с визитом владыка Феодосий и губернатор Леонид

Константинович Полежаев, директор мгновенно среагировала: надо

подарить гостям вышитые иконы. Посоветовались с батюшкой Павлом,

он благословил. Паша и Роман поднесли свои работы. Губернатор

один не ходил. Рой журналистов: телевидение, фотокорреспонденты.

Схлынули все, мальчишки ко мне:

- Матушка, а можно президенту Владимиру Владимировичу

Путину подарить икону?

Вошли во вкус. И что там мелочиться, планку задрали - выше не

бывает. Что им скажешь?

- Президент, говорю, на Пасху на всенощной стоял, по телевизору

показывали... Но лучше спросить у владыки, вопрос политический,

тонкий.

Они нисколько не смутились, отпросились у директора и поехали

к митрополиту в епархию. Тот благословил. Мальчишки вышили

одну икону Божией Матери «Козельщанская» президенту, а образ

Богородицы «Скоропослушница» - патриарху Алексию II.

1 2 7


Меня потом пытали не один раз, дескать, сознайся: ты надоумила?

Зачем мне к чужой славе примазываться. Моя голова на столь

дерзкую мысль не отважилась бы. Детский ум светлее и проще.

Хорошие ребята. На моих глазах росли. Роман часто повторял:

- Матушка, мы с вами неразлучники.

Паша невзрачненький, некрасивый, уши торчат... Но парнем

стал хоть куда... Его в семью забрали в Новый Уренгой. Настоящий

сирота, круглый - ни отца, ни матери. Бог устроил попасть в хорошие

руки. Признавался: что поначалу непривычно было, в один момент

даже собирался сбежать обратно в детдом. Но потом пошёл-пошёл,

школу окончил, колледж. Удачно всё сложилось.

У Романа мать не лишали родительских прав, она не отказалась

от детей.

1 2 8


Роман и Паша года три вместе держались. Никогда не забуду.

Класс седьмой. Самые последние дни августа, они вернулись из Чернолучья,

были в лагере отдыха. Прихожу в детдом, мои мальчишки

сидят в уголке и в четыре глаза горькими слезами плачут. Что случилось?

Кто обидел? Оказывается - влюбились. Бог ты мой! Безутешное

горе у мальчишек. Девчонки даже не в Омске живут, из района,

в воскресенье не сбегаешь в гости, лето провели с девчонками вместе,

а теперь расстались навсегда. Начала успокаивать, отвлекать от

угнетающих мыслей. Спрашиваю: девочки-то хорошие? - Да-да-да,

сквозь слезы говорят, - очень хорошие, не пьют, не курят.

И смешно, и не очень. Не восхищались: красивые, симпатичные,

умные девочки, нет, главное достоинство - не пыот, не курят.

Президент был растроган необычным подарком. Захотел отдариться.

Вдруг звонок из обладминистрации директору детдома:

- Что вы там ещё натворили? Сейчас вам будут звонить из администрации

президента.

Директор перепугалась... Любой и каждый занервничает - президент

на проводе. Всё из головы вылетело, в том числе история с

иконой... Стала спешно перебирать в памяти последние происшествия

с детьми... Вроде бы серьёзных до сегодняшнего утра не

было... Телефон грянул, взяла нетвёрдой рукой... Президент через

своих помощников спрашивает: мастера-рукодельники, которые

вышили икону, какой подарок хотели бы получить в ответ? Тут же

предупредили: щенков собаки президента не просить. В остальном

никаких ограничений не обозначили.

Директор срочно мне звонит:

- Приезжайте готовить ответ президенту.

Я сорвалась в детдом, директор при мне вызвала Романа с Пашей.

Спрашиваем: что хотите? Последний, недолго думая, выпалил:

портрет президента. Роман поддержал. По какому наитию, из каких

логических построений такое придумали, не могу сказать. Спросила,

в ответ пожали плечами:

- А чё, нормально ведь.

Нормально, может, и нормально. Но почему, к примеру, не компьютерный

класс... Путин тоже удивился, но просьбу выполнил.

Прислал тёплый, без всяких галстуков и пиджаков портрет. Расписался

на нем. Глава государства в лёгкой светлой куртке, воротник

стоечкой, футболка под ней... Похоже, пять минут назад принял

1 2 9


душ после спортивного зала, состояние размягчённое, настроение

отличное, улыбка на лице...

Портретом дело не окончилось. Из Новосибирска в конце мая

приехал в детдом представитель президента по Сибирскому территориальному

округу Анатолий Васильевич Квашнин. Он от себя

лично подарил храму икону Воскресения Христова, от президента -

три ноутбука, фотоаппарат и видеокамеру. И это не всё в череде подарков.

Детей собрали в актовом зале, зазвучали красивые слова, и

Квашнин торжественно объявил, что весь детский дом, тогда было

более ста человек, все до единого вместе с воспитателями едут летом

на море.

Восемнадцать дней детдом в полном составе отдыхал на Черноморском

побережье.

В тот же год в нашей детдомовской церкви появилась храмовая

икона «Собор святых отроков, отроковиц и младенцев». Читая

жития святых святителя Димитрия Ростовского, узнала я о святых

детях, пострадавших за Христа. Их целый сонм. Мученицы Вера,

Надежда и Любовь, семь отроков Эфесских, страстотерпец царевич

Алексей, благоверный царевич Димитрий Угличский, благоверный

князь Михаил Муромский, мученик младенец Кирик... Много их,

очень много. Захотелось мне иметь в храме икону с образами святых

детей. Чтобы наши детки обращались в молитве к ним. Дети просят

помощи у детей. Переговорила с иконописцем, той, что в наш

храм алтарные иконы писала. Она вдохновилась идеей и написала

большую икону, размером сто сорок на сто семьдесят сантиметров.

В центре образ Пресвятой Богородицы, Её окружают святые детки.

Владыке Феодосию икона понравилась, сам взялся освятить её.

Наш храм обрёл ещё и такую святыню. Я попросила Романа и

Пашу начать подбирать жития святых, изображённых на иконе, чтобы

в конечном итоге составить книгу.

С Романом мы дружили. Он всегда с удовольствием помогал

мне в церкви. Чистил подсвечники, в Рождество наряжал ёлку, обязательный

участник рождественских и пасхальных спектаклей, перед

Вербным воскресеньем ходил за вербой. Ни одно мероприятие

без него не обходилось, что ни попрошу - сделает. Много раз приглашала

к себе домой. Любил ко мне ездить.

Окончил девять классов, сообразительный сам по себе, но учился

средненько, а всё одно в железнодорожный колледж - серьёзное

1 3 0

ИКОНА Д ЛЯ ПРЕЗИДЕНТА

учебное заведение - хватило знаний поступить. Детдомовским достаточно

было на тройки сдать. Все хорошо, да не очень. Пришел ко

мне домой растерянный, не знает, что делать. К маме родной идти

бесполезно, он ко мне. Без копейки в кармане. Деньги, что положены

выпускнику детского дома в качестве подъёмных, ещё не начислены.

Только в октябре переведут, а ему надо форму в колледж купить к

первому сентября.

Куда я его дену, он ведь родной мне. Накормила, и пошли вместе

в военторг. Форма в колледже, как у военных, рубахи (с длинным и

коротким рукавом), брюки. Похолодало в тот год рано. Куртка парню

нужна, что-то на ноги, на голову. Прошлись по магазинам, на

шесть тысяч одежды купила. Роман стал заверять:

- Получу, обязательно отдам.

- Это подарок тебе, - говорю, - никаких денег не надо и не думай.

Купила ему, как мать сыну.

- Нет-нет-нет, - говорит, - зачем, мне ведь подъёмные дадут, а

потом ещё стипендия. У вас свои дети.

Подъёмные давали хорошие. Если не ошибаюсь - тридцать

шесть тысяч рублей. Приличные на то время деньги. Принялась Романа

наставлять по-матерински, что надо отнестись к ним рационально,

иначе всё прахом пойдёт. Что-то ещё купим из них на зиму,

остальное лучше положить в банк. Есть услуга, можно получать ежедневно

не более ста пятидесяти рублей. Вполне достаточно. Плюс

стипендия.

Он согласился. Но получил деньги, и я для него исчезла. Навсегда.

Вышло так, что деньги перечеркнули наши отношения. Может,

сразу потратил, и стало неудобно передо мной. Не исключаю, братья

родные налетели - «дай».

Столкнулись с Романом в начале декабря в подземном переходе

у вокзала. Сделал вид, так мне показалось, будто очень торопится,

какую-то минутку поговорили, заизвинялся и побежал, пообещав

обязательно позвонить. Сердце подсказывало - не позвонит. Всё

равно надеялась, ждала звонка... Готова была помогать ему и дальше...

Получилось - перестала для Романа существовать, надобность

в шейке отпала.

Грех жаловаться, грех сетовать, грех осуждать, но было горько

тогда... Да и сейчас, что уж там говорить, осадок в душе остался. При

случае спросить бы Романа: «Почему матушку бросил?»

1 3 1


Камо грядеши

Спирт в девяностые погнали в Россию из Европы эшелонами.

В Германии, говорят, под наш питейный рынок

ушлые немцы построили два завода: пей русский

Ваня на благо щедрого Ганса. В семье беда, если муж пьёт, вдвойне

горе - кто-то из детей. Старший мой сын начал прикладываться

к бутылочке. Через день да каждый. Меня страх и ужас обуял.

Это ведь страшный грех - форма самоубийства. Давай молиться.

Один раз поехала в Серпухов, в Высоцкий мужской монастырь, затем

- второй, третий... Монастырь знаменит чудотворным образом

Богородицы «Неупиваемая Чаша». Часами простаивала подле

него в Покровском храме монастыря, просила Богородицу помочь

горю, отвести беду, вразумить сына. Обязательно шла на совершаемый

у этой иконы водосвятный молебен. Молилась в монастыре,

дома читала акафист святому образу Богородицы «Неупиваемая

Чаша»... Что вы думаете - сын взялся за ум. Он и в прежние года

никогда проблемным не был, институт с красным дипломом окончил,

жена, ребёнок, работа, а понесло... Вымолила, услышал меня

Господь, остановился сын...

На себе почувствовала помощь, полученную от молитв у чудотворного

образа Богородицы, что в Высоцком монастыре, захотела

до всех донести весть о святыне. Для чего выпустить миссионерский

листок. Как уже говорила, владыка Феодосий не приветствовал паломничества

за пределы епархии. Ворчал: зачем к другим святыням

мотаться, когда свои имеются. С паломнической службой епархии

мирился, но бесполезно было идти к нему за благословением, если

самостоятельно куда-то надумал. Причина имела экономическую

подоплёку - вместе с паломниками уезжали на сторону деньги прихожан.

Времена были страшно интересные. Сейчас кажется неправдоподобным:

сам владыка, митрополит вёл в Никольском храме

воскресную школу для взрослых. Мог бы поручить кому-нибудь

из преподавателей духовного училища, нет - сам. Никольский

уже вернули церкви, концерты органной музыки больше не проводились,

хотя орган ещё стоял. Службы шли в боковом приделе.

Я старалась не пропустить ни одного занятия воскресной школы,

1 3 2


владыка активистку заприметил. Я человек самостоятельный, не

бегаю с вопросами по каждому пустяку, не в моей натуре. Ушла

от баптистов и начала вести воскресную школу для взрослых на

предприятии, где работала. С благословения владыки, сахмо собой.

С его благословения могла горы свернуть. Но деньги просить

у него владыка отучил на заре моего подвижничества. Получилось

таким образом. По собственной инициативе взялась

выпускать миссионерские листки. Делала к празднику или дню

памяти святого. Формат листка А4. На кохмпьютере набирала и

размножала на домашнем ксероксе. Специально приобрела. Сначала

печатала порядка двадцати экземпляров.

Это был третий или четвёртый выпуск, вручаю владыке хмиссионерский

листок, он говорит:

1 3 3


- Почему ты у меня денег никогда не попросишь? Ты ведь тратишь!

Проси при надобности.

Я воспряла духом - можно тираж увеличить, в другие церкви

давать. Листки на ура идут. Бумага недешевая и картридж надо

заправлять. Раз владыка сам предложил, почему не попросить.

Проходит дней десять, сидим в трапезной в Никольском храме.

Говорю:

- Владыка, благословите. Двести тысяч (тогда деньги исчислялись

миллионами) нужно на картридж и бумагу.

Он высоко поднял голову и грозно так всем говорит:

- Вы посмотрите, посмотрите на неё! Двести тысяч ей дайте! И

не покраснеет!

Осрамил перед всеми. Готова была сквозь землю провалиться.

Навсегда отбил желание обращаться за деньгами. Сама находила

спонсоров, благодетелей, свои деньги вкладывала.

Развернулась с миссионерским листком. Дошло до пятисот

экземпляров. Печатала уже в типографии. Потом стала выпускать

форматом АЗ в четыре и даже в восемь полос.

После третьей поездки в Серпухов сделала листок о Высоцком

монастыре, его главной святыни, с примерами исцелений от

пьянства. Ведь проблема из проблем. В девяностые годы круглые

сутки магазины, ларьки, ярмарки торговали водкой, спиртом, вином.

Пиво лилось рекой. Сколько людей спилось, сколько отравилось.

Факт детского алкоголизма в семидесятые, восьмидесятые

годы был вопиющим, редчайшим, в девяностые приобрёл жуткие

масштабы. Про алкоголизм взрослых и говорить не приходится -

мужчины, женщины пошли под откос. Я, на судьбе своей семьи

испытавшая «водочный либерализм», старалась своим листком

помогать людям. Написала про монастырь, какие ведутся службы,

что из треб надо заказывать во исцеление болящих пьянством, как

оформить и по почте послать заказ. Подробный маршрут до монастыря

расписала. Получился хороший, душевный, человечный

листок. Акафист Пресвятой Богородице, Её образу «Неупиваемая

Чаша» тогда днём с огнём было не найти, заверстала в миссионерский

листок акафист.

Прежде чем печатать, понесла владыке на благословение. Видимо,

он куда-то задевал пробный экземпляр. Не признался, но, думаю,

так. Один раз подошла:

1 3 4


- Владыка, что скажете про листок?

- Ладно, печатай, - благословил.

По ответу поняла - не читал. Думаю, лучше подождать, бережёного

Бог бережёт. Как бы потом не возникли претензии. Второй раз

подошла. Он тоном, дескать, что ты мне надоедаешь, отрезал:

- Я тебе сказал - печатай.

Я и напечатала. Перед самым Успением Божией Матери получила

тираж. В епархию часть привезла, по церквям раздала. Довольная -

сделала нужное дело!

На всенощной в Успение стою в Никольском, так мне хорошо,

так благостно, архиерейская служба, хор замечательный, вдруг владыка

поворачивается ко мне и на весь храм, а он забит до отказа, как

же - владыка служит, на весь храм говорит:

- Стоит молитвенница-паломница! Чужие монастыри прославляет!

Будто раскаленный штырь вонзил с размаху в сердце. Услышать

такое принародно от своего первого духовника. Глаза мигом намокли...

Стою сама не своя. На помазание подошла и поняла по его виду -

страшно доволен моим состоянием, добился желаемого, проняло

критикуемую до слёз.

Вышла из храма, глаза вытираю. На душе буря. Думаю, зачем ты

мне сдался? Что я плохого сделала? Что? Написала о нашем православном

монастыре, который такую помощь людям оказывает. Не

католический или раскольничий монастырь - родной православный,

всей страной почитаемый. Отовсюду едут за помощью люди,

для кого-то последняя надежда. Нет в Омске такой святыни, ни в одной

церкви епархии не читается регулярно акафист «Неупиваемой

Чаше». А сколько матерей, жён, детей страдает, готовы всё отдать,

только бы вернуть в семью нормальную жизнь.

Иду раздёрганная, слёзы остановить не могу. Нет так нет, думаю,

плохой мой листок, значит, «до свидания». Буду себе ходить в

церковь куда-нибудь подальше, к примеру, на Труда, владыка там

почти не бывает. Получается - вашим салом да по вашим сусалам.

Пусть ищет себе другую дурочку.

Через два дня мы с мужем отправились в Италию. В паломничество.

С тяжёлым сердцем собиралась в поездку, с тяжёлым прилетела

в Рим. Вечный город, впервые в нём. Радоваться надо, а у меня

одно в голове. Пытаюсь заставить себя забыть случай с владыкой,

1 3 5


отрешиться от него, твержу про себя: «Всё, проехали, жизнь продолжается!

Раз я владыке не соработница в делах во славу Божию,

значит, так тому и быть». Даю себе команду: «Забудь!» Только куда

бы ни ехали, что ни смотрели, снова и снова стою в храме и слышу

обидные слова от владыки.

Один из объектов паломнического маршрута - церковь «Камо

грядеши, Господи?». По преданию апостола Петра, в период гонений

христиан Нероном братья во Христе предупредили: срочно уходи из

Рима, тебя обязательно схватят. Скрываясь от воинов беспощадного

императора, апостол бежал из города. Благополучно миновал городские

ворота и заспешил по Аппиевой дороге подальше от бешеного

Нерона, его кровожадных палачей. И вдруг остановился, поражённый

увиденным - навстречу шёл Господь. По пустынной дороге быстро

шагал в сторону Рима Иисус Христос.

- Камо грядеши, Господи? - удивился Петр.

Он хотел предупредить: не ходи в Рим! Там христиан сжигают

заживо, колесуют, бросают в клетки ко львам...

- Куда ты идёшь, Господи? - вскричал апостол.

- Второй раз распинаться, - бросил ученику Иисус Христос, направляясь

в Рим.

И заплакал апостол, с ужасом понимая - он снова, в который

уже раз, предал Господа. Три раза отрёкся от Него в ночь, когда Учителя

схватили в Гефсиманском саду и повели на допрос к первосвященнику.

За несколько часов до этого горячо клялся: уж кто-то, а

он на смерть пойдёт, но останется верным своему Господу. И в часы

крестных страданий Иисуса Христа не был рядом с Ним на Голгофе,

не поддержал в страшную минуту взглядом, молитвой, присутствием.

Струсил, был далеко в это время.

И вот ещё раз предал, испугавшись за свою жизнь. Пётр вернулся

в Рим, дабы смело предстать перед императором, принародно

принять мученическую смерть за Христа. Потребовал распять себя

вниз головой, посчитав недостойным быть распятым, как Иисус

Христос.

На Аппиевой дороге (так и осталась вне Рима, не поглотил её

вечный город), на месте встречи Петра и Спасителя, стоит церковь

с названием «Камо грядеши, Господи?». Привезли нас туда. Древняя

дорога, маленькая деревенская церковь. Икона с апостолом Петром,

распятым вниз головой. Я зашла в церковь и заплакала. Муж:

1 3 6


- Что ты? Что ты?

Начал успокаивать. Я слёзы платочком промокаю. А они текут-

гекут. Ничего с собой поделать не могу. В церкви тихо, апостол

Пётр на кресте, стою перед ним и принимаю для себя решение: раз

Господь поставил около владыки Феодосия, значит, это моё место,

должна делать то, на что митрополит благословляет. Пусть хоть по

голове быот, никуда не уйду.

Вернулись домой, подруга звонит:

- Владыка тебя искал, спрашивал, куда пропала? Просил зайти к

нему в епархиальное управление.

Прихожу, он прощения попросил:

- Татьяна Михайловна, ты меня прости, так уж вышло.

- Да ладно, - говорю.

Сама сделала непроницаемое лицо, чтоб знал - я тоже не лыком

шита. Не сказала: Бог простит, и я прощаю.

Нельзя ведь так, при полном храме взял меня и проткнул. Было

ощущение - раскалённый металлический штырь вошёл в сердце.

Вроде ничего такого не сказал, не оскорбил, но таким тоном произнёс

«молитвенница-паломница» - насквозь пронзил.

А вообще, владыка Феодосий - эпоха для нашей епархии. Такого,

как в девяностые, нулевые годы, больше не будет никогда. Всё

совместилось: возрождение епархии, стремление людей к духовной

жизни, тяга к Богу, мудрость владыки, его энергия, его обращённость

к пастве... Сколько церквей построено при нём, сколько духовных

чад он взрастил. Сказала ему однажды:

- Вы, владыка, ведь прозорливый, на себе не раз убеждалась в

этом, и другие говорят.

- Да-да-да! - засмеялся. - Очень прожорливый!

Когда строили Успенский храм, каждый день проводил службы

на стройке, в любую погоду. Помню, стояла летняя благодать: июль,

воскресенье, расчудесный вечер. Владыка помазывает. Женщины

наши, наверное, долго ещё ничего понимать не будут, пришли декольтированные,

едва не с пляжа (а может, кто-то и с пляжа - Иртыш

рядом), накрашенные, выстраиваются на помазание. Владыка

молча всех помазывает. В мою бытность лишь одной сказал, это

было в Никольском соборе. Разукрасилась дамочка в пух и прах.

- Ну что ты так много на себя краски-то наложила, - отечески

пожурил, - ладно бы чуть-чуть.

1 3 7


В тог день подошла на помазание бомжиха, встала в конец очереди.

Молодая, но потасканная, пивом точно в тот день взбадривалась,

и с фингалом. Яркий синячище под глазом. Данное красочное

свидетельство бурной жизни нисколько не смущало обладательницу

гематомы. Терпеливо ждёт своей очереди. Меня любопытство

разобрало: интересно-интересно, как к этой прихожанке отнесется

митрополит Омский и Тарский. Издалека наблюдаю. Бомжиха кротко

склонила голову, владыка без эмоций помазал лоб, однако девица

не отошла, а начала что-то говорить, владыка слушал-слушал, ещё

раз руку с кисточкой поднял и... помазал фингал.

Ещё раз

о Высоцком монастыре

е могу не рассказать ещё одну историю, связанную с Высоцким

монастырём. Третья моя поездка. Уже чувствовались

подвижки - сын остепенился, не было того пристрастия

к вину. В монастыре усиленно молилась, требы заказывала.

Перед отъездом помолилась на коленях перед чудотворным образом

Пресвятой Богородицы «Неупиваемая Чаша», попросила молитв

Царицы Небесной за моего сына и пошла в гостиницу.

Билет на электричку в Москву купила заранее, времени до отправления

без малого час, места в вагонах, по прошлому опыту знала,

всегда в наличии, но вдруг (ох, уж это вдруг!) охватило беспокойство

- не сидится на месте и всё тут. Лучше, думаю, у вокзала

на свежем воздухе подожду. Погода хорошая, подхожу к вокзалу, а

диктор объявляет о прибытии электрички, что следует через Серпухов

на Москву. Я планировала минут через сорок ехать, можно,

оказывается, раньше. Меня как ветром подхватило, в вагон захожу,

а он переполнен, одно единственное место свободное - рядом с худенькой,

бедненько одетой с усталым лицом женщиной. Напротив

сидели две монахини. Из разговоров соседки с монахинями, поняла,

женщина пробирается из Украины в Ижевск к больной матери, без

копейки. До Москвы ей помогли доехать монахини, а что дальше делать

- не знает. Деньги у меня ещё оставались, перед Москвой потихоньку

сказала женщине, чтобы шла за мной. Звали её Валентиной.

1 3 8


Купила ей билет до Ижевска, покормила в буфете и дала немного

денег на дорогу.

Валентина рассказала, что после развала Советского Союза уехала

на Украину с мужем. Родственников там никого, но он считал,

что Украина - край богатый (служил срочную службу там), проще

продержаться в тяжёлое время. Муж устроился на завод, поначалу

всё было хорошо, приличная зарплата, потом платить стали нерегулярно,

с большими задержками, она постоянную работу найти не

смогла. Дошло до того, что покупали дешёвый говяжий жир, подогревали,

мазали на хлеб и ели, пока не успевал застыть.

Недавно Валентина получила письмо от матери, та тяжело

заболела. Муж не отпускал, денег не было. Подожди, мол. А что

ждать, сердце ныло: как там больная мама, одна ведь... Отправилась

1 3 9


в церковь и стала молиться Пресвятой Богородице, просить у Неё

помощи. Помолилась и на вокзал с пустым кошельком...

Можно построить логическую цепочку. Начать с нетерпения,

охватившего меня в гостинице, и продолжить до единственного

свободного места в вагоне рядом с этой женщиной. А лучше поблагодарить

Бога, что подтолкнул меня на это место, и я смогла с Его

водительства поддержать человека, попросившего помощи у Неба.

Батюшка с острова

о жизни я книгочей. Читала всегда жадно. Начала воцерковлягься,

куда бы ни ездила, покупала в церковных

лавках книги пачками. Особый интерес всегда был к

старцам, достигшим святости при жизни. До революции шли и шли

к ним люди за советом: в поисках Бога, смысла жизни. Мой любимый

Гоголь (в детстве зачитывалась им) писал, что к старцу Макарию он

вошёл одним человеком, а вышел другим. Гоголь, Достоевский, Толстой

ездили в Оптину пустынь. До революции совершали паломничество

к старцам крестьяне, помещики, писатели, философы, члены

царской семьи.

Я-то думала, в наше время, если и есть они, только в книжках:

уничтожила революция обители, вместе с ними и почву, на которой

старчество возрастало. Вдруг узнаю от знакомого о батюшке Николае

Гурьянове с острова Залит. И прозорливый, и целитель, и волю

Божию может сказать тебе. Знакомого мучили головные боли. Батюшка

хлопнул по лбу ладошкой, и полегчало. При этом добавил:

- С женой тебе обвенчаться надо.

Хотя знакомый никаких автобиографических сведений батюшке

не сообщал. Старец, как рассказывал знакомый, для начала назидательно

пошутил с паломниками. Вышел из домика, они стоят,

ждут с нетерпением, а он вдруг как припустит в сторону церкви. Да

быстро ногами перебирает, не угнаться. Все за ним сорвались, приехали

издалека, как же оказаться без батюшкиного благословения.

Батюшка Николай остановился у храма да и говорит своим запыхавшимся

от пробежки гостям:

- Вы бы так в церковь каждый день бегали, как за мной летели!

Ещё и добавил:

1 4 0


- Кому церковь - не мать, тому Бог - не отец!

Преподал наглядный урок.

Я поехала к батюшке Николаю Гурьянову за советом. Оказалась

на перепутье в то время. Человек без мечты - покойник в отпуске, я

чувствовала, что топчусь на месте. Миссионерский листок, который

издавала в ту пору, свою роль выполнил, надо двигаться дальше в

этом направлении. На личном примере испытала, как нужна правильная

информация. Валом на нас валит разная непотребность,

кроме экстрасенсов, рериховцев, кришнаитов появилась масса так

называемых православных сект. Та же моя Нина Павловна, бывший

парторг, с которой когда-то вместе работали, организовала курсы:

в храм своих слушателей водит, в монастыри возит, дескать, свечки

ставьте, исповедуйтесь, причащайтесь, при этом упор делает на

астралы, чакры, экстрасенсорное лечение. Люди воспринимают как

продвинутое учение, а потом попадают в психушки с астралами

вместе. Я сама вдоволь походила по этим граблям, набила шишек,

поэтому прекрасно понимала, насколько нужна просветительская

работа.

Сказала владыке Феодосию, что хочу издавать православную

газету, он отправил к редактору епархиального ежемесячника, мол,

соработничай с профессионалом. Редактор увидела во мне соперницу.

Отчеканила на мои соображения, что газете нужны оперативные

живые материалы. Это не толстый долгоиграющий журнал. Я пыталась

возражать: епархиальная газета не какая-то городская сплетница

с жареными фактами, у нас издание особого рода. Информация

о жизни епархии - само собой, да ведь необходимо усиленно

просвещать мало что понимающий в православии народ. Все мы со

страшной силой тёмные, потому и заносит во всякие секты, уродуемся

мозгами на радость врагу рода человеческого. Душа просится к

Богу, а непутёвой голове надо обязательно в трясину свернуть. Это

при том, что мы имеем такое богатство как святоотеческая литература,

ничего выдумывать не надо, черпай из этого кладезя. Редактор

меня не услышала. Или не захотела.

Привозя пачками книги из паломнических поездок, собрала

я хорошую библиотеку. Это сейчас в магазинах православной

литературы глаза разбегаются - каких только авторов нет: Димитрий

Ростовский, Феофан Затворник, Игнатий Брянчанинов,

Иоанн Крестьянкин, Исаак Сирин, толкование псалмов, фильмы

1 4 1


по православию, аудиолекции - всё что хочешь можно найти. Тогда

- ничего подобного. Молитвослов не всегда купишь.

Дедушка Ленин знал, куда гнул, определяя газете первостепенную

роль в революционном движении. Из «Искры» раздул на полмира

пламя. Разбирался в тактике и стратегии информационной

войны. Мы в епархии, имея такой действенный орган просветительской

работы как газета, стремимся к «живинке», которая устаревает

через два дня. Редактор на все мои доводы в свою дуду дует: мол, у

вас хороший слог, литературный стиль, написали бы о строящемся

храме, зарисовку о каком-нибудь батюшке. Будто я ради гонорара к

ней обратилась.

Как поступить? Владыке жаловаться не будешь. Раз его такой

редактор удовлетворяет - не поспоришь. Обидно, знаю, что могу

много сделать. Миссионерский листок оказался отличной школой,

научилась подбирать материалы, верстать, освоила редакторскую

программу. Хотелось заняться газетой, но как переубедить владыку?

Или уже отказаться от этой затеи? Не биться головой об стену.

Тогда-то и поехала к старцу Николаю Гурьянову узнать волю Божью.

Была в Москве, на обратной дороге решила... Ночь на поезде -

не крюк по сибирским меркам.

Озеро встретило непогодой... Кроме меня, желающих на остров

не оказалось. Перевозчик подождал-подождал и повёз одну. Натерпелась

страху. Озеро, как море. Во все стороны огромное. Я такой

пловец, что держусь на воде, если точно знаю - в любой момент

встану, и под ногами будет дно, чуть глубже, паника атрофирует все

плавательные навыки - сразу топориком вниз. В детстве однажды

нахлебалась в реке, на всю жизнь на клеточном уровне ужас к воде

отпечатался. А тут такая жуть: встречный ветер порывами бьёт,

волной окатывает, усиленно молю Николу Чудотворца помочь путешественнице.

Наконец долгожданный берег.

Сумку бросила в доме у перевозчика, сама быстрее к батюшке.

Небольшой зелёный домик, народ у калитки толпится, ждёт, когда

отец Николай выйдет. Небо пасмурное, дождь утром прошёл, и на

день обещали. Минут двадцать миновало, вышел батюшка. Маленький,

беленький, улыбающийся. Родной-родной. В руках баночка со

святым маслом из Иерусалима (ему постоянно привозили и передавали

духовные чада) и большая наполовину разогнутая канцелярская

скрепка. Обмакнёт скрепку в масло, помажет.

1 4 2


Было светло рядом с ним и тревожно. Помазал всех pi спрашивает:

- Что скажете?

Я (да и все, наверное) думала, сяду с батюшкой в домике с глазу

на глаз и буду рассказывать о своих неурядицах, спрашивать совета.

Получается, надо при посторонних говорить. Стоим плотно. Значит,

все будут слушать твои проблемы. Мне и по газете надо, о сыне (тогда

ещё пил) поговорить...

После некоторого замешательства нашлись смельчаки, начали

поочередно подходить к батюшке. Кто-то отходил от него, потом

снова возвращался. Я тоже - задавала один вопрос, получала ответ,

делала шаг в сторону, обдумывала услышанное, всё ли правильно

поняла? И так несколько раз. На вопрос о газете ответил, улыбаясь,

что по приезду домой всё образуется.

Кому-то отвечал сердечным тоном, другим - строго. Дважды услышала

хлопки. Сухонькой ручкой ударил одного мужчину по лбу,

а другого - по щеке.

Девушка в голубом берете раза три или четыре подходила с одной

и той же просьбой. На что пыталась получить благословение -

я не расслышала, да и не прислушивалась, была погружена в себя,

однако батюшка твёрдо отказывал ей всякий раз.

Передо мной стояла беременная с мужем и ребёнком, девочке

года четыре. Женщина спросила, делать ли кесарево сечение, врачи

настаивают. Батюшка категорично сказал:

- Родишь сама. Всё будет хорошо!

Женщина просветлела лицом. Наверное, долго мучилась: соглашаться

или нет? Страшно не хотела идти на операцию и боялась

ослушаться докторов, потерять ребёнка. Батюшка развеял сомнения.

Муж тоже расцвёл, заулыбался...

Я задала все вопросы, в запасе оставался завтрашний день,

можно посвятить его храмам Пскова. Но уезжать от батюшки не хотелось.

Будет ли возможность увидеть ещё раз? Псков никуда не денется.

Хорошо, когда старец рядом. Подхожу к батюшке:

- Как благословите - ехать или остаться?

- А как хочешь? - весело спросил, сердечно улыбаясь.

Осталась.

На следующий день пришла рано утром. На острове, как в раю.

Крохотный, по берегу за час можно обойти. И деревенька совсем

1 4 3


маленькая. Зелёный батюшкин домик, сад и голуби. Добрая сотня голубей

жила и кормилась во дворе. Сейчас они слетаются на могилку

к батюшке, любят его... Народу было мало, батюшка постоял с нами

подольше, чем накануне. Больше не спрашивала его ни о чём, только

смотрела, смотрела. И такое это было счастье находиться рядом...

Батюшка несколько раз повторил:

- Помните заповедь: чти отца твоего и мать твою и благо тебе

будет на земле.

Кто-то спросил о венчании.

- Венчайтесь, чтобы на семье было благословение Божие. Вон

сколько вас приходит ежедневно со слезами о чадах. А разве будет в

семье хорошо без церковного брака?

Батюшка оказался прав, с газетой все наладилось. Были, конечно,

скорби, а как без них. Владыка Феодосий газету благословил,

И К О Н А Д Л Я П Р Е З И Д Е Н Т А

правда, тут же связал мне руки - запретил продавать в церквях. Ему

первым делом надо, чтобы реализовывалась епархиальная газета.

Это внесло свои трудности, ну да справилась. Владыка разрешил

распространять только в Серафимо-Алексеевской часовне. Батюшка

Серафим нам очень хорошо помогал. Три-четыре, ну пять дней -

и разлетались все наши девятьсот девяносто девять экземпляров.

Молилась о газете Иоанну Тобольскому у его мощей в Тобольске,

молилась у мощей Филарета Московского в Храме Христа Спасителя.

Батюшка Николай Гурьянов своим благословением поддержал. И

пошло дело. Выпускала газету дешевую, без прибыли, по круговой

схеме: напечатала тираж, реализовала, вырученную тысячу рублей

вкладывала в новый выпуск. Выбирала из святоотеческой литературы

в основном доступное и сердечное, учитывая, что среди читателей

есть как уже пришедшие к Богу, так и сомневающиеся. Опыт

православных газетчиков обобщала. Куда бы ни ездила в паломничества,

отовсюду привозила православную прессу - из Москвы, Питера,

Ярославля, Пскова...

Тогда как раз миллионы отменили, снова рубль весомым стал.

Затевая газету, мечтала: вот бы сделать, чтобы экземпляр стоил

один рубль. Такой цены на газету нет в городе. У меня - пожалуйста.

Причем, не миссионерский листок А4 формата: полноценная, полноцветная

на офсетной бумаге газета в восемь полос. И один рубль.

В издательстве рассчитали себестоимость, получилось два рубля

сорок копеек. Я поплакала, дескать, просветительская, так нужна

людям, это ведь не коммерческий проект. Директор сговорчивым

оказался. Пошёл навстречу: раз для нужд церкви, пусть будет рубль.

Дескать, помолитесь за нас лишний раз. Для них это малый убыток,

а мне какое подспорье.

Первый год выходила восьмиполосная с цветными фотографиями,

потом цены подросли, газета стала, как те туфли: чёрный верх,

белый низ. Половина цветная, половина чёрно-белая. Что-то раздавали

бесплатно, поэтому приходилось вкладывать свои деньги. Мне

активно помогали две подруги. Те, что и в детдоме были со мной.

Разлеталась газета быстро, ни разу не было, чтобы часть осталась до

следующего выпуска. Появился свой читатель. Владыка ворчал: твоя

газета расходится, а епархиальная лежит...

За два года выпустила тридцать номеров. Любила эту работу.

Готовишь номер, сначала сидишь над святоотеческой литературой,

1 4 5


потом работа в издательстве, подготовка к печати, получение тиража.

Разложу его с Иисусовой молитвой по пачкам (кроме Серафимо-Алексеевской

часовни было у нас ещё несколько точек), развезу.

Денег всегда набиралось вовремя на следующий номер. На третий

год повысились цены на печать, бумагу, краски, себестоимость возросла

до четырёх рублей за экземпляр, скидки мне уже не делали:

газета стала неподъёмной.

Несколько раз выпускала после газеты миссионерский листок. С

ним было проще. Газету надо регистрировать, если выпускать более

девятисот девяноста девяти экземпляров. Миссионерский листок

газетой не считали, выпускай, сколько денег хватит. Позже, правда,

и здесь свободы кончились.

Про секты вела в газете рубрику из номера в номер. И все мечтала

насесть на иеговистов. Не один раз приходилось с ними сталкиваться.

Если начинала спорить, то сугубо из спортивного интереса,

исключительно себя проверяла - насколько в тонусе. До них бесполезно

достучаться, талдычат одно и то же - магнитофонная запись

по кругу!

Есть, конечно, с вывертом мыслящие, он тебе и Священное Писание

процитирует и спросит с подковыркой: а может ли Иисус Христос

баллотироваться в президенты? Ну да меня трудно ущучить. У

баптистов многому научилась. Те Евангелие наизусть знают. Ты ему

слово, он в ответ как начнет стихами шпарить. Готовятся серьёзно.

Только за этим штудированием живой вере, прямо скажу, места

мало остаётся.

Закруглившись с газетой, подготовила четырёхполосный миссионерский

листок, полностью посвящённый иеговистам. Прошлась

по ним от души. Писала, чтобы комар носа не подточил, ни

к чему не могли прицепиться. Они не зря западных корней - сразу

в суд тащат. Строила материалы сугубо на цитатах из их журналов,

использовала выдержки из высказываний их апологетов. Концы

спрятала так, что как ни старайся, ухватиться не за что. Денег

подсобрала на тираж в пятнадцать тысяч. Уж врезать, так врезать.

Настроилась мощную акцию провести. Они тебе и на улице сунут

брошюрку, и в почтовый ящик опустят, а мы благодушничаем: да

ладно, дескать, чем бы дитё не тешилось, лишь бы не вешалось -

народ в конце концов сам разберётся что к чему. Они тем временем

уже дома в деревнях скупают, целые поселения устраивают.

1 4 6


Агрессивно ведут борьбу за наши души, а мы в церковь сходим и,

лёжа на диване, смотрим православный канал, когда чьи-то души

погибают в сетях иеговистов.

Думаю, протекло в издательстве, пока готовила выпуск. До распространения

дело ещё не дошло - они, получается, уже знали про

мой миссионерский листок. И решили: он не должен дойти до читателя.

Привезла в епархиальное управление все пятнадцать тысяч,

может, штук двадцать прихватила, уходя. Ночью кто-то через окно

забрался и поджёг. Весь тираж до единого экземпляра пропал. До

пожара дело не дошло, но закоптило все помещения, как мою квартиру

от сварившихся бигуди. Владыка долго ворчал на меня: в расходы

на ремонт ввела епархию. Не благословил дальше издательской

д ея те л ь н о ст ыо з а н и м аться:

- Хватит-хватит! - категорично сказал. - У тебя уже криминал

пошёл!

Проиграла в тот раз евангелистам.

Обидно, досадно да ладно. Печально другое: больше не сподобилась

у батюшки Николая Гурьянова на острове побывать. Он приглашал

паломников:

- Умру, вы на могилку мою приезжайте.

Я и на могилку никак не соберусь. Подруга подарила фото батюшки

в рамочке, стоит у меня над рабочим столом на полке. Сижу

за компьютером, нет-нет и взгляну на батюшку и услышу его голос:

«Всё образуется...»

По Серафиму Саровскому

таршего сына Игоря прихватило на работе. Перитонит.

Аппендицит лопнул. Семейное это. Обычно говорят:

мальчики несут материнские грехи, а девочки - отцовские.

Вышла замуж за Гену восемнадцатилетней девчонкой. Быстро

поняла: с тобой, хороший мой, надо стоять на одной доске - иначе

не будет удачи. Жена, в рот заглядывающая, быстро надоест. Техникум

у меня был за плечами, уфимский нефтяной, как специалист

на предприятии не на последнем счету, всё равно решила учиться

дальше. Уже Игоря родила. Это не остановило - пошла в институт

на вечернее отделение. Я из той породы - легко ничего не даётся.

1 4 7


Ещё не родилась, начались препятствия. Трое суток мама не могла

мною разрешиться. Село, сорок седьмой год, какая там медицина?

Ох, намучилась мама...

После трёхдневных родов явилась на свет я собственной персоной

с головой, как огурец. Бабушка головенку мылила, руками выправляла.

Сделала из огурца помидорчик. Был у нас преподаватель

в институте. Ох, греховодник. Нагло мог девчонку осмотреть на экзамене

с ног до головы: «Ну очень даже ничего. Твёрдая четвёрка». И

ставил в зачётку. Меня на «пять» оценил.

Училась в филиале Московского института нефти и газа имени

Губкина, на вечернем отделении, три последних курса в Москве экзамены

сдавали. На пятом курсе на летнюю сессию приехала в столицу.

Дома полно семейных забот-хлопот, некогда готовиться, рассчитывала

на месте подналечь. Да на второй день живот заныл, с каждым

часом боль усиливалась. Девчонки в общежитии такие же специалисты

в медицине, как и я, бросились прогреванием лечить - грелку у

кого-то на этаже нашли - держу её горячую на животе, грею-грею, а

мне хуже и хуже. Температура высоченная. Ночыо «скорую» вызвали,

меня сразу на операционный стол. Гнойный аппендицит. Общий

наркоз почему-то не сделали, на местном терзали меня многогрешную

два с половиной часа. Копались во мне, копались, аппендицит

оказался глубокого залегания. Хирурги - два молодых парня. Под

утро слышу, говорят между собой: если ещё кого-то привезут с аппендицитом

- выкинем в окно.

Аппендицит с перитонитом - это не элементарный аппендицит,

который вырезали, зашили, дней пять подержали в больнице и свободен.

У меня и после операции гноилось внутри. Шов мне вскрыли,

полоски клеёнки для дренажа напихали. Да лежать-то мне в больнице

совершенно некогда - экзамены идут, они ждать не будут моего

полного исцеления. Страх завалить сессию пересилил страх смерти.

Был у меня костюмчик немнущийся, из трикотина, надену втихаря,

сверху халат и, будто погулять, подышать свежим воздухом во двор

выхожу, в укромном уголке халат снимаю, в сумочку его, и в институт.

Молодая была, всё успевала.

Москва уже в те времена отличалась от Сибири-матушки -

в больнице ни одна нянечка тебе за просто так ничего не сделает,

что-то дай. Я-то, дура сердечная, начала за всеми ухаживать,

1 4 8


помогать тяжёлым - что-то принести, подать, постель поправить.

Потом замечаю: нянечки на меня дуются. Не сразу сообразила: откуда

ноги недовольства растут - хлеб у них отбираю! Ничего, думаю,

переживёте. В больнице первый раз «Боржоми» попробовала.

Девчонки из группы принесли. Как мне эта минералка понравилась!

Соседка по палате в благодарность за мои старания угостила

бутербродом с чёрной икрой. Тоже никогда не ела. Кормили плохо

в больнице. Пирожков с ливером куплю в городе, только ими и

наедалась.

Родным никому не стала сообщать. Муж с сыном в Пицунде отдыхали.

Мама в Уфе жила, чем могла помочь? Молодость всё перемолола.

Перитонит лёгким не бывает, я ещё и затянула, но выжила и

экзамены вовремя сдала. Всю сессию, все четыре недели в больнице

пролежала. Три из них ходила в институт с клеёнкой в животе. Последний

экзамен с тьмой формул, сходу не запомнить. Что делать?

Рано утром села в больнице в уголке и ноги исписала формулами.

Не худышка была, площади хватило. Преподаватель не в аудиторию

посадил, повёл на кафедру, оставил готовиться в комнатёнке столов

на шесть. Условия нормальные для списывания, кабы через проход

дядька не сидел. Кто он и что - не знаю. Вроде, не студент. Я минутки

на две заробела, а потом думаю, где наша не пропадала, задрала

юбку и давай списывать. Заголила перед мужиком ноги. Он ничего

не сказал. Вроде, как и не видел.

У сына такая же история с аппендицитом - перитонит. Жена его

звонит:

- Игорь в больнице.

Мне дурно сделалось от такого известия. Понятно, ребёнок

(сколько бы ему ни было) заболел - душа матери заноет и не успокоится,

пока лучше не станет. Не в первый раз, само собой, чем только

сыновья и дочь не болели. На этот раз совершенно другое, будто

черную шаль на меня накинули. Панический страх напал - теряю

сына. Как узнала, что увезли на «скорой» - запаниковала. Что-то

подсказывало: будет плохо. Волна как накатит - не знаю, куда идти,

что делать? Молюсь и плачу, плачу и молюсь. Дома молюсь - легче не

становится. Пойду в церковь - все равно тревожно. Беспрерывная

тяжесть в душе.

У Игоря трое детей - все малюсенькие, муж мой Гена уже не помощник,

из генеральных директоров крупного предприятия ушёл

1 4 9


по болезни - получал немного. Игорь весь в него, сумасшедший

трудоголик, на фирме, где отец был в своё время генеральным директором,

поднялся до начальника отдела. Кроме работы, ничего.

Сколько внушала:

- Сыночек, ходи в церковь. Надо быть ближе к Богу!

- Когда, мама, когда? Столько дел!

Казалось бы, что такое аппендицит? Людям сложнейшие операции

делают. С такими травмами попадают. Выписали Игоря через

неделю. А у него шов не зарастает, кровит и кровит. Нитки отторгаются,

сукровица идёт. На работе сидит допоздна. Прошу:

- Сынок, сходи в больницу?

- Некогда, мама.

В церковь некогда, в больницу некогда. А я места себе не нахожу,

чувствую - добром не кончится. На мужа нецензурно наехала:

- Ты отец или кто? У него заражение начнётся. Месяц шов не

зарастает! Месяц!! Что он над собой делает?! Я уже не могу ни спать,

ни есть, а тебе хоть кол на голове теши!

Проняло! Отвёз Игоря в больницу. В брюшной полости гнойник

образовался. Сделали ещё операцию. Но мне всё равно нет покоя.

Даю Господу обеты: это не буду, то не буду - только сохрани

сына. Обещаю Господу Богу: капли вина больше не выпью. Грешна

была, любила при случае бокальчика два пропустить. И вправду, с

того времени подержу глоток во рту и всё. Обещаю одно, другое. Не

получаю ответа. Боль остается. Душа ноет и ноет. Что ни предлагаю,

легче не становится. Значит, Богу недостаточно моих обетов, не берёт

их.

Игорь рассказывал, как после второй операции очнулся:

- Лежу, - говорит, - и такое состояние, будто уже умер.

И ещё сказал:

- Мама, третьей операции не выдержу.

Если уж он так разоткровенничался, значит, дело худо. Вернулся

из больницы, сколько-то прошло - шов посинел, температура

поднялась. Я как увидела шов, испугалась, растерялась, что

делать?

Вспомнила служку Серафима Саровского, его любимого ученика

Михаила Мантурова. Мишенькой звал его великий старец.

Мантуров по его совету взял на себя подвиг самопроизвольной

нищеты. Распродал имение, отпустил на свободу крепостных,

1 5 0


купил в Дивеево землю для будущей обители и всю жизнь посвятил

делу благоустроения Дивеевского женского монастыря... Случилось

так, что Мантуров смертельно заболел. Серафим Саровский

призвал единственную сестру Мантурова Елену, монахиню

Дивеевской общины, и говорит: «Умереть надо ему, матушка, а он

мне ещё нужен для обители-то нашей». После чего дал ей послушание:

«Умри ты за Михаила-то Васильевича!» - «Благословите,

батюшка», - смиренно прозвучало в ответ. Пришла матушка Елена

в келью, легла в постель со словами: «Теперь уже более не встану!»

А вскоре и отошла ко Господу. Почитает её теперь церковь как святую

Елену Дивеевскую.

Вспомнила эту историю и взмолилась к Господу Богу: «Господи,

если я умру, они переживут, ну поплачут, ну лишатся какой-то моей

1 5 1


помощи, но это не трагедия, а если Игорь умрёт - катастрофа для семьи.

Трое деток, младшей полтора годика. Пусть лучше я, Господи».

Попросила так и почувствовала: Господь принял моё предложение.

Оказывается, этого обета ждал, а не обещания, что вина в рот никогда

не возьму. На этот раз поняла я, что услышана, душа обрела

покой.

Сложилось так, что в августе к нам прибыла икона Почаевской

Божьей Матери. Я помолилась у иконы, святого маслица от неё взяла,

купила маленькую иконочку, приложила к чудотворному образу.

Пришла к Игорю:

- Сынок, последняя наша надежа - прикладывай иконку, мажь

маслицем шов и дай Богу обет посильный.

Все у Бога промыслительно. В очередной раз в этом убедилась.

Сын уже знал, что такое обет. Его любимица, младшая доченька Наташа,

родилась благодаря обещанию, данному Богородице.

Игорь очень хотел третьего ребёнка. Жена Лена считала: дочь и

сын есть - достаточно. Уже и возраст, тридцать ей было, здоровьем

не блещет и учится - оканчивала институт по специальности «психолог».

Обучение почти по той же схеме, по какой я получала высшее

образование, московский филиал: в Омске учится, а госэкзамены и

диплом - в столице. На последнем этапе Лена расслабилась, нет бы,

мобилизоваться, она к учебе с прохладцей. Осенью ехать на госэкзамены

и диплом защищать, она в июне в Турцию с детьми слетала,

потом в Чернолучье завеялась. Вижу - нет рвения к учёбе. Внутри

себя ворчала, ругалась: как можно вот так легкомысленно относиться.

Да свой ум не вставишь. Невестка не сын, давать наставления не

в моих правилах.

Все это было не случайно.

Лишь на пути в Москву, в поезде, до сознания Лены дошло:

ведь запросто можно всё завалить. К экзаменам через пень колоду

готова, диплом не закончен. Остаться на второй год, значит, опять

деньги платить, время тратить. Перед первым экзаменом началась

паника - половины вопросов не знает вообще, остальное - чуть

лучше. Бесполезно на что-то надеяться. Ходила невестка по длинному

институтскому коридору, плакала и молила Пресвятую Богородицу

помочь. Тогда-то и пообещала Ей: «Если хорошо сдам экзамены,

диплом защищу - рожу ребёнка». Такой обет дала Царице

Небесной.

1 5 2


Все экзамены сдала, всякий раз попадалось, что знала, диплом

доделала, пришлось пару ночей не поспать, защитила на

«четвёрку». Вернулась и на радостях поделилась со мной сокровен

ным:

- Буду рожать третьего, Богородице пообещала!

Здоровьишко у Лены неважное, надо было удалить камень из

желчного пузыря. Решила сделать это после родов. Дескать, рожу, а

потом за себя возьмусь. Мне пришла в голову мысль свозить невестку

в Чимеево, в монастырь к иконе Чимеевской Казанской Божией

Матери, помолиться у чудотворного образа.

В Чимеево исповедались, причастились, Лена взяла благословение

на зачатие. Сходили на святой источник, окунулись. Настолько

было светло и хорошо обоим. По сосновому лесу гуляли вблизи

источника, Лена говорит:

- Мама, знаете, хочу девочку. Мальчику тоже буду рада без ума,

но лучше девочку.

На обратной дороге из Чимеево Лене в поезде стало плохо, через

три дня сделали срочную операцию. Желчный пузырь был в таком

состоянии, что мог в любой момент лопнуть, и случилось бы самое

непоправимое. Вовремя удалили.

Господь всё устроил.

У моего на то время маловерующего сына в голове отложилось:

жена дала обещание Пресвятой Богородице, выполнила

его, и у нас появилась малышка Наташенька. К моим словам о

необходимости дать обет Господу Богу Игорь отнёсся серьёзно.

Мазал маслицем шов, прикладывал к нему ликом иконочку Почаевской

Божией Матери и пообещал Богу, исцелившись, десятину

отдавать на церковь. Владыка Феодосий как раз благословил меня

домашнюю церковь строить в детском доме, я крутилась... Деньги

Игоря хорошо помогли. По сей день он десятину на церковь

отдаёт.

Дело пошло на поправку - температура спала, шов начал заживать.

Я счастлива - сын исцелился, а сама жду, когда Господь заберёт

меня. Мою просьбу Он выполнил, пора реализовать и данный мною

обет. Собрала смертное. Первым делом рубашку положила, в ней в

Иордани купалась. Это когда мы с Павликом ездили в Иерусалим.

Подушечку для гроба оформила, содержимое которой много лет собирала:

на Троицу - листочки, травку, веточки, цветочки из церкви,

1 5 3


а также почки, кусочки веточек от верб (не сжигала прошлогодние,

когда новые в Вербное воскресенье приносила). Написала духовное

завещание. Мужа призывала думать о живом, захочет жениться -

разрешаю, главное, чтобы ему легче было. Запретила обо мне тосковать.

Бог взял, значит, пора пришла. Детям дала материнский наказ:

церковь никогда не забывать, молиться Богу. Жить в мире друг с

другом.

Грехи перебрала, во всех ли покаялась? Напряженное ожидание

продолжалось месяца три-четыре. Каждый день прислушивалась к

себе. Давно-давно в детстве жила у нас по соседству старушка - Кирилловной

звали. Лет девяносто. Сухонькая, маленькая, шустрая.

В огороде копалась, в магазин ходила, не угонишься за ней. Потом

слышу, бабушка маме говорит:

- Кирилловна легла, есть перестала, водичку святую пьёт, сказала,

что через три дня отойдёт ко Господу.

Так и получилось. Помню, к бабушке приставала:

- Откуда Кирилловна узнала, что умрёт?

- Знак какой-то ей был.

Прислушивалась к себе: не будет ли мне знака - пора ложиться,

как Елена Мантурова или Кирилловна. Ждала-ждала, а потом прошло.

Господу, наверное, хватило моего намерения. Нужна была на

земле.

Но толчок хороший получила. Сколько передумала за это время

в ожидании: вдруг завтра уйду. Сейчас редко подобные мысли

приходят. А вообще, монахиням благословляется по часу в день думать

о смерти. Недавно еду в маршрутке и начала считать: мне сейчас

шестьдесят шесть лет, мама прожила семьдесят два года. Если

ориентироваться на неё, мне осталось шесть лет. С первого взгляда

кажется: ого-го, целых шесть есть лет! Если подумать, всего-то две

тысячи двести дней. Совсем немного. Каждый день бесценен. Каждым

днём надо дорожить, грех разбазаривать оставшееся время на

пустяки...

Умом понимаю, а сердцем, как тогда, в ожидании смерти -

нет. Уже сама монахиней стала, но всё равно такой памяти смертной

не испытываю. Смертное, что приготовила тогда, разошлось.

Монахинь хоронят в их чёрном одеянии, не обмывают - лицо

протрут. Единственно, что оставила - рубашку, в которой купалась

в Иордани.

1 5 4

Ангельское место


одном из своих первых паломничеств, ещё в начале девяностых

сподобилась познакомиться с редкой бабушкой.

Из тех верующих, которые с детства несут Бога в сердце.

Родилась бабушка до революции, жизнь Господь дал долгую, полную

скорбей. Каких только напастей не довелось пережить: раскулачивание,

немецкая оккупация, послевоенная нужда. «На всё воля Божья,

всё по грехам нашим», - повторяла. Она была первой, кто раскрыл

мне глаза: клирос в церкви - место ангельское. А значит, дьявол там

из кожи вон лезет. Рассказала пару историй ещё из советского времени,

как клирошане выживали батюшку. Пусть он и главный в храме,

а решили певчие: настоятель несправедливо им платит (себе-то

вон сколько прикарманивает, им по остаточному принципу) - и добились

замены. И со старостой могли расправиться, если вдруг неугодным

становился.

Много-много лет прошло, прежде чем сама столкнулась с работой

лукавого на клиросе...

Приняла монашеский постриг, и крылья за спиной выросли. Не

ходила - летала. Подъём необыкновенный. Петровский пост. Монастырь.

Все зеленым зелено. Трава изумрудная, берёзы шумят, а вверху

синь с редкими облачками. Идёшь по монастырю (у него площадь

не тесными сотками измеряется - степными гектарами), идёшь и

такая красота: в небо собор устремлён, жаркий ветер с Иртыша,

простор во все стороны, а сердце полнится радостью - Господь Бог

сподобил стать монахиней, служить Ему в этой обители. Считала -

после пострижения мир для меня умрёт, но настоятельница не захотела

такую послушницу, владыка ей перечить не стал, отправил

юную монахиню в Преображенку. С дальним прицелом - в первую

очередь создавать детский православный центр, а кроме этого готовить

почву для женской обители.

В Преображение под храм в своё время отдали бывший клуб. Батюшка

поступил рационально - всю площадь учреждения культуры

занимать не стал, в зрительном зале оборудовал церковь, остальные

помещения от отопления отрезал. В результате я получила под детский

центр мерзость и запустение. Призвала на помощь подружек,

с которыми несла послушание в детском доме. Они стали наезжать

1 5 5


раз за разом. Сколько мы мусора выгребли. Штукатурка, побелка,

покраска, ремонт полов. Владыка дал мне все полномочия. При настоятеле

местной церкви отце Андрее сказал:

- Матушке Анастасии даю полные полномочия!

Полномочий выделил сколько хочешь, денег по своему обыкновению

- ни копейки. Другого и не ждала. Село есть село, на его

финансовую поддержку особо не рассчитывала.

Чуть отвлекусь. Не могу не рассказать один случай. Он произошёл

за четыре года до моего монашества. Привезла сюда же в Преображенку

в храм Покрова Пресвятой Богородицы на исповедь и

причастие группу детей из детского дома. Вербное Воскресенье, через

неделю Пасха. В детском доме на Рождество Христово и Пасху

мы всегда устраивали весёлые праздники. Готовили концерт с нашими

активистами, обязательно дарили деткам подарки. Они, кстати,

нам тоже. В тот год подошли к Пасхе с пустой казной. Постоянных

благодетелей до этого хорошо напрягли, по опыту знала - злоупотреблять

их добротой нельзя, надо давать передышку. Личные запасы

тоже иссякли. Наметила, что и где покупать, а денег нет. Тогда

тысяча рублей была приличными деньгами, мне как раз этой суммы

не хватало. Где взять - ума не приложу. Привезла на автобусе деток

(человек двадцать) в Преображенку. Завела их в храм. Подходит ко

мне мужчина и спрашивает:

- Вы из детского дома?

На мой утвердительный ответ достаёт бумажник, вынимает

купюру в тысячу рублей - новенькую, гладенькую - и подаёт.

Как я радовалась этим деньгам! Святые. Всем демонстрировала

купюру:

- Вот, Матерь Божья услышала мои молитвы! Не где-нибудь

деньги получила, а в храме в честь Покрова Пресвятой Богородицы.

Никогда не забуду эту тысячу. Была бы возможность, оставила

купюру на вечное хранение как знак Божией милости. Мне дали ни

больше, ни меньше, ровно столько, сколько требовалось.

Преображенка заложена воронежскими переселенцами в начале

двадцатого века. Сельчане отнюдь не кинулись помогать мне.

Долго никак не реагировали на детский центр, раза два после службы

в церкви обращалась к приходу: есть работа во славу Божью, помогите.

Двое всего и откликнулись. Деньгами стабильно сын Игорь

1 5 6


помогал, церковную десятину мне давал, подружка Галина свою десятину

отдавала - тоже святые денежки. В моей кассе они не залёживались,

пыль не успевала осесть - тут же шли в дело. Наработки

по благодетелям имелись, искала в Преображенке новых. Деньги

старалась не брать у благодетелей, просила что-нибудь приобрести,

чтобы знали - вот икона, ими купленная, рамы на окнах или двери

входные, ими поставленные.

Счастливая была - каждый день какое-то продвижение. Похудела

на двенадцать килограммов. Готовить некогда, помидорчик с луком

съем, супчик на скорую руку минут за десять лёгонький сварю.

Владыка через пару месяцев приехал, окинул взглядом:

- Какая ты субтильная стала!

С районным начальством пожаловал.

- Видите, - говорит, - какая у нас монахиня стройная. Как это

ты ухитрилась?

- Радикальное, - объясняю, - средство для похудения нашла в

Преображенке.

- Какое ещё радикальное?

- Топор и лопата! - говорю.

- И ты владыке своему подобное советуешь?

- Вам-то зачем? - спрашиваю.

- Тоже, - улыбается, - надо бы постройнеть.

За пять лет всё засверкало в детском центре. Церковь домовую

сделали во имя Иоанна Кронштадтского. Центр стал центром и села

тоже. Из детского дома регулярно приезжали ребятишки. На субботу-воскресенье

и во время каникул. Для них это было счастьем. Как

к бабушке в деревню. У кого-то ни родителей, ни братьев, ни сестер -

никого, а тут вырваться из стен детдома.

Сказать, что в жизни не была так счастлива, как встречая их,

может, и преувеличение, а всё же неповторимые минуты, когда летели

ко мне, выпрыгивая из автобуса. В день приезда меня радостное

нетерпение охватывало с самого утра, а как они мечтали об этих поездках.

Надо было видеть эти мордашки, эти глазёнки, полные любви,

восторга...

С детским центром жизнь сельского прихода оживилась. Я стала

вести сначала детскую воскресную школу для сельских деток, потом

и взрослую. В центре кроме домашней церкви была трапезная,

1 5 7


спальня, комнаты для занятий. Сын мой Игорь в алтаре начал прислуживать

священнику. С семьёй каждые субботу-воскресенье приезжал.

Невестка помогала по кухне. Смеётся, вспоминая:

- В детском центре такую школу прошла, могу на любую свадьбу

приготовить.

Я себе дом в Преображенке построила. Капитальный. Старший

сын в Красноярке дом продал, мне деньги отдал:

- Мама, покупай в Преображенке. Будем к тебе приезжать.

Зачем, думаю, старый, если можно с нуля, как захочу. Купила

отличный сруб, три нижних венца лиственничных...

Когда пришла в православие и начинала работать с детьми в

детском доме, смеялась над собой: странно - день прошёл ни один

кирпич на голову не упал. Первую воскресную школу для взрослых

вела по четвергам. Обязательно что-то выбивающее выплывало накануне,

то по работе, то дома что-то случалось. Враг работал. Нервничала,

на всякие ухищрения шла, только бы не сорвалось занятие.

В конце концов придумала, как оставаться спокойной. Сказала себе:

что я привязалась к четвергу? Не получится в этот день, проведу в

пятницу. Что интересно, стало легче. В Преображенке интенсивное

падение кирпичей началось на третий год. Есть формула: вам тяжело

- закапывайтесь по грудь и стойте, стало ещё тяжелее - закапывайтесь

по плечи. Уйти - значит, сдаться. Когда ходила к баптистам

купила у них книгу «Всё моё предельное Господу». О чём она, не запомнилось,

зато название врезалось в память. Именно «предельное

Господу». Не может быть половинчатости. Но в Преображенке была

на грани ухода.

Вот когда узнала, как диавол на клиросе шурует! В церкви, по

большому счёту, не главное, если пол не вымыт, подсвечники не почищены,

но когда нет клироса, то и службы нет. Клирос в Преображенке

был отличный. Регент Зинаида Васильевна, профессиональный

хоровик. С большим опытом. Работала в клубе, школе. Как храм

в селе освятили, батюшка подтянул её на клирос, она знала, кого из

села привлечь. Быстро освоила церковное пение. Я сама люблю петь,

как приехала в Преображенку, напросилась на клирос, Зинаида Васильевна

взяла.

С батюшками Преображенке долго не везло. Поначалу был

отец Андрей. В селе появлялся наездами, дня на два приедет,

1 5 8


отслужит, и нет его. В церкви надо жить, а наша пустует. В дела

церкви я старалась не лезть, но хочешь, не хочешь, если это одно

помещение. В своей части капитальный ремонт делаю, посмотрела

крышу - надо перекрывать. Нехорошо, свою часть сделать, а

над церковью непонятно что. Батюшке сказала, он отреагировал:

как хотите. Поняла - деньгами не поможет. Нашла благодетеля

и всю кровлю поменяла. Начала красить снаружи здание, тоже

не делю - это моё, а это пусть как стояло серым, так и стоит. Все

стены обновила. Из развалюхи сделала красоту. Благоустроили

церковный двор, поставили забор, клумбы разбили, саженцы посадили.

Всё покрашено, побелено, сияет. По реакции отца Андрея

поняла: не нравится ему моя самостоятельность. Он в приходе

главный, а получается - церковь без его участия преображается.

Его нет, а жизнь кипит.

Отца Андрея перевели на другой приход, владыка дал нового

батюшку, отца Георгия. Тоже не привёз семью, не переселился

в Преображенку. На службу в субботу-воскресенье приедет, а так,

если только праздник посреди недели или позвонят усопшего отпевать.

Деньги, которые получала от благодетелей, ни отцу Андрею,

ни отцу Георгию не давала. Кассу держала в своих руках. Особенно

отцу Георгию моя финансовая позиция не нравилась. Имел поддержку

владыки, чувствовал себя уверенно. Точно не скажу: он ли

вознамерился меня выжить или Зинаида Васильевна. Верховодила

в операции она. Настропалила главу сельской администрации,

мол, монастырь Преображенке не нужен. Собрали что-то наподобие

схода. Но не в воскресенье после службы, а надёргали старушек

по селу в будний день. Деньги приплели, мол, себе дом отгрохала

непонятно, на какие средства. Спонсоры дают на церковь,

она их на свой дом тратит. Загребает церковные деньги. Для меня

это обвинение вообще было высшим оскорблением. Свою пенсию

вкладывала, а она у меня хорошая, десятину сына, десятину подруги,

а также в бывшей моей организации работу вела, хорошо помогали.

Получается - я это всё загребала себе. Их коробило, считали:

женщина командует церковью. Командовать ею, я не командовала,

живи батюшка в селе, ничего без его ведома не делала бы, но и не

могла согласиться с положением: он в городе большую часть времени,

а я не могу пылинку с храма сдуть без его благословения.

1 5 9


Народу на сходе было немного, но налили на меня грязи. Зачем нам

монастырь с такой монахиней? Протокол составили: не нужна селу

обитель.

После схода всю ночь ревела, утром звоню владыке Феодосию,

объясняю ситуацию и прошу:

- Благословите уехать из села, не могу больше.

Владыка пообещал через пару дней быть в Преображенке. Обещание

выполнил, с благочинным приехал, встретился с главой сельской

администрации. Что говорил отцу Георгию, не знаю, в итоге

постановил:

- Регента работать с клиросом мы не благословляем.

Дал Зинаиде Васильевне от ворот поворот.


В воскресенье прихожу на литургию. Не успела к иконе на аналое

приложиться, Зинаида Васильевна передо мной встала. Оказывается,

батюшка Георгий и здесь меня подставил, сказал Зинаиде Васильевне:

«Идите к матушке и разбирайтесь с ней». Сам ни слова ей,

что к чему, не озвучил решение владыки.

Она спрашивает меня:

- Матушка Анастасия, в чём дело?

Я пересказала решение владыки. Зинаида Васильевна тут же

перешепталась с певчими. Начинается служба, клирошане, восемь

человек, встали в ряд по стеночке, а на клиросе никого, пусто, только

я да ещё один мужчина, Василий Иванович. Торчим, как два тополя

на Плющихе. Василий Иванович - местный житель, на пенсии

уже, часто помогал в детском центре. Мужчина мастеровой, что ни

попросишь, сделает: плотничал, штукатурил, кирпич клал. Платила

ему, а как же. Когда и так сделает:

- Да что вы, матушка, тут делов-то на один перекур.

У меня сердце оборвалось от демарша певчих. Получается, я

во всём виновата. Что делать? Какая служба без клироса? Затрясло

меня. Вдруг чувствую, Василий Иванович взял за руку. Наклонился

ко мне и говорит тихонько:

- Матушка, только не переживай. Споём.

Мы всю литургию вдвоём спели. Клирошане рядком стояли и

смотрели. А мы пели.

После этого у меня на ноге осела рожа. Надо в больницу, а какая

больница - через неделю Троица, к празднику надо готовиться, церковь

детского центра украшать? К вечеру температура подскочила,

кое-как сбила. Зинаида Васильевна ушла с клироса. Я перед следующей

службой пришла на клирос, всех клирошан по очереди обняла,

поцеловала: простите меня, сёстры. Простили друг друга. Снова

вместе запели.

От стресса ли рожа на ноге села или, как в народе говорят, ктото

навёл, не знаю. Полтора месяца мучилась, нога, как в огне, но я

продолжала ходить. Хорошо, не стала себя жалеть - сидеть да лежать

в ожидании выздоровления. Без движения нога бы начала гноиться.

Перемогла болезнь.

А потом владыка Феодосий ушёл на покой, было решено обитель

в Преображенке не создавать, лучше в урмане, на севере области.

1 6 1


Из тайных монахинь

в явные

адумаешься иной раз: столько бед принесла перестройка.

•"■'WСколько людей не выдержало испытаний деньгами, властыо,

водкой. Какое кладбище ни возьми - заселялось в те

годы, как никогда. С другой стороны: не будь перестройки - возродилась

бы Церковь? Неужели нужна была и эта плата за наше богоотступничество?

Если судить по мне - навряд ли пришла к Богу, не случись эпоха

перемен. Тогда как мужа доконали бурные годы. Гена был человеком

сильным, умным. В тридцать лет стал начальником отдела. В советское

время - скачок серьёзный. Все начальники - сложные люди.

Бывало, не выдержу, скажу: был бы ты шеф-поваром, носил домой

продукты, а так приносишь раздражение. И разряжаешься на мне.

Постоянно в работе. Даже ночыо проснётся и думает, думает... В те

времена начальник - это не значит, жили на голову лучше других.

Ничем особым не отличались. Машины не было. Квартира - да, по

советским меркам большая, четырёхкомнатная. Но у нас трое детей.

Игоря с Верой родила с интервалом в два года, а Павлика - совсем

поздно. Тогда впервые столкнулась с необъяснимым, нелогичным.

В тридцать семь я забеременела. Игорь в институт пошёл, Вера

школу заканчивает, а у меня, великовозрастной тёти, назревает

перспектива ходить с животом. В Бога не верила, даже некрещёная

была, без колебаний решила - аборт. Опыт, неоднократно повторённый,

имелся. Сдала анализы, с вечера вещи собрала, в наволочку

сложила, анализы туда же - утром в больницу. Легла спать, а сна нет.

В голове начались сомнения: да или нет? Оставлять - не оставлять?

Словно две чаши весов качаются. Я участвую в диалоге, но будто бы

и наблюдаю - какая сторона перевесит? Оптимистичная подаёт голос

«за»: подумаешь - тридцать семь лет, женщины в пятьдесят рожают.

Тут же ядовитое: будешь посмешищем, в пятьдесят рожали,

когда женщины были, как кошки, и никакой медицины. В пику этому

доводу думаю: у бабушки было трое детей, да ещё в какие трудные

годы, неужели мы не вырастим, старшие дети помогут... И тут

же клякса пессимизма: чуть подрастёт, и окружающие станут считать,

1 6 2


что я бабушка ребёнку, он начнёт стыдиться возрастных родителей...

Спать нисколько не хотелось, шёл спор дьявольских и божественных

сил. Ничего этого не знала - тёмные, светлые... Под утро

вызрело - ребёнку быть! Поднялась с кровати совершенно счастливая,

порвала анализы, выбросила клочки в унитаз, чтобы и следов

не осталось. Утром разбираю вещи из наволочки, муж спрашивает:

- Что?

- Готовься, - говорю, - в многодетные папаши.

Он заулыбался и полез в шкаф, смотрю, достает бутылку коньяка

и в портфель его.

- Девчонкам на работе, - подмигнул, - обмыть надо. С тобой-то

нельзя теперь.

- Не трезвонил бы раньше времени!

- Да брось ты!

Беременность переносила легко, ходила счастливая, будто с первым

ребёнком. Муж насколько на комплименты скупой и то, бывало,

скажет:

- Ты у меня просто красавицей стала.

На самом деле расцвела. Но за две недели до родов давление подскочило

на уровень зашкаливания, утром поднялась в отличном состоянии,

вдруг скачок давления, я загремела в центр матери и дитя.

Не успела полежать в палате - ещё хуже стало. Меня в реанимацию.

Везут на каталке, слышу, кто-то подгоняет:

- Быстрее-быстрее.

Круглосуточно хлопотали вокруг меня медсёстры, что-то постоянно

вливалось в вену. Вдруг чувствую - умираю... Дышать не могу,

сопротивляться не могу - край. В Бога не верила, молитв не знала.

Пришло чёткое понимание: не выживу. Не жалела, не корила себя, что

отказалась от аборта, значит, такая моя участь. Не было сожаления:

оставляю детей, мужа. Безропотно согласилась. Вдруг в полуяви, в

полусне вижу: у меня в ногах старушка, как монахиня, в чёрном. Небольшая,

сухонькая прошла по палате и села. У меня мысль: смерть

пришла. Но лицо у старушки доброе. Чётко различаю его черты. Ничего

не говорю, и она ни слова не проронила. Потом я забылась.

На другой день стало лучше. Перевели из реанимации в палату,

начали стимулировать роды. Будто монахиня была послана посмотреть:

оставлять меня или уже пора роженице в мир иной. Когда

1 6 3


через много-много лет впервые поехала в Татьяновку в обитель к

матушке Варваре, увидела её, и закрутилось в голове: страшно кого-то

напоминает, но кого? Потом вспомнила старушку из видения.

У той тоже нос картошечкой был...

Рожала сложно, под наркозом. Схваток не чувствовала. Часа два

лежала, врачи стояли вокруг меня и ждали. Очнулась, когда доктор

нажал на живот, Павлик выскочил, а у меня отнялись ноги.

Все перемогла. Павлик родился как раз, когда в стране закрутилась

перестройка. Свобода слова, экстрасенсам и сектантам - зелёный

свет. Стала пробуксовывать экономика, падать промышленность, началась

инфляция, мы наоборот полезли материально вверх. Причем,

оставаясь с мужем оба в той же организации. Работали в нефтянке.

Был короткий период - могли за две зарплаты купить любую квартиру.

Люди тогда машины меняли на квартиры. Советские «жигули» на

полноценные квартиры. Потом жильё резко возросло в цене. Ушлый

народ сообразил: не в деньгах счастье, а в недвижимости.

В это время муж получил должность генерального директора,

сидел на нефтепродуктах - перекачка бензина, дизтоплива. Мог разбогатеть

очень быстро. Считаю, Господь по моим молитвам ситуацию

удержал. Семья затрещала, как только пошли большие сделки.

Просила его, умоляла, никуда не лезть. Сколько нам надо? Мы не

хотим понять простую истину, как мало нам требуется. Но человек

меры не знает. Бабушкино: «Увидишь кусок золота на земле - не поднимай.

Не к добру оно», - запомнила на всю жизнь.

Подарки начали к нему прилепляться, женщины закрутились,

стал часто приходить домой с алкогольным душком. Поначалу говорил:

- Не ругайся, мать, сделку, хочешь ты или нет, надо обязательно

вспрыснуть.

Потом даже не считал нужным что-то объяснять. Кому какое

дело? Он хозяин, он генерал, он ворочает большими делами. Напряжение

в семье росло день ото дня. Я уже не девчонка, за сорок, стала

думать о разводе. Как бы ни было тяжело - времена сложнейшие,

все вокруг валится, дети ещё не определены, - но так жить больше

нельзя. Генуя стала раздражать одним своим видом...

Только-только начинала движение к православию, порвала со

всем остальным, стала ходить регулярно в церковь. И вдруг охватила

1 6 4


тоска, страшная тоска - живу не так. Живу мимо чего-то главного.

А как жить правильно, что делать - не ведаю. Случилось это на работе.

Сижу за столом. Какие-то бумаги передо мной, а мысли далеко.

Повернула голову к окну и... увидела образ Спаса Нерукотворного.

Под ним два креста. Сам образ размытый, не как на иконе, а кресты -

чёткие, в круге... Долго размышляла, к чему показано? И решила:

Господь хотел укрепить меня в вере, поддержать. А кресты? Один -

деятельно быть в церкви, второй - семья. Пусть очень тяжело, но

должна нести и первый, и второй. Не поддаваться гордыне, не рвать

с мужем, набраться терпения, просить милости Божией, чтобы всё

образумилось.

1 6 5


В девяносто третьем мы с мужем и Павликом поехали в Крым.

Сыну врачи рекомендовали море, я попросила Гену достать путёвки

в хороший пансионат. Ему это было раз плюнуть. Как бы делая

одолжение, согласился ехать с нами. Предлагала ему: езжай один с

Павликом. Нет, только втроём, но требовал лететь на самолёте. Я

настаивала ехать на поезде. Панически боялась самолёта. За год до

этого отправили в Павлодар в командировку, самолёт Як-40, через

полчаса после взлёта попали в жуткую болтанку, в небе творилось

что-то невообразимое, самолёт мотало, как щепку. Мне показалось,

мы чудом приземлились. Страху натерпелась. Больше не за себя боялась:

дети останутся без матери, старшие - ладно, не маленькие, но

Павлик...

Настояла - отправились в Крым железной дорогой. Скорый поезд,

фирменный, а вагоны с какого-то отстойника - ободранные, в

туалетах жуть. Всю дорогу Гена нервничал, раздражался. Ехали трое

суток. Всё ему мешало. Возможно, давление скакало. Таблетки не

пил.

Пансионат в прошлом для шахтёров построен. Потрясающий

вид из номера. Море до горизонта валами дыбится, на солнце сверкает.

Сразу забылась дорога, зачуханный вагон. Мы в мире парусов,

шума прибоя, криков чаек. Дышим ветром, который гоняет волны,

качает кипарисы, срывает лепестки с роз. Райское место.

Впереди виделся сказочный отпуск. Да всё сразу пошло не так.

Началось с того, что подвела мужа чистоплотность. Гена пусть и деревенский.

В понимании многих деревенский, это значит голова под

горшок стрижена, рубаха грязного цвета, брюки корова жевала. Мне

однажды попались цветные фотографии Прокудина-Горского, он до

революции пол-России отснял. Великий мастер. Что удивило: крестьяне

на покосе, крестьяне на жатве одеты не в рвань ветошную,

когда тут дыра, там заплата - нет, на них добротная даже красивая

одежда. Гена мой, бывало, из дома не выйдет, не почистив туфли,

а уж на брюках стрелочки - это обязательно. Как из журнала мод

ходил. В молодости смеялась: жили рядом с его работой, я с Игорем

сидела, Гена прибежит на обед, поест, ещё и подгладить брюки

успеет. Утром, само-собой, стрелки наводил, ещё и днем добавлял.

Аккуратист, чистюля до сумасшествия. На диване морщинка, мимо

не пройдет - обязательно расправит. Нас приучал. Дети поиграли,

чтобы полнейший порядок навели после себя.

1 6 6


Приехали в Крым, заселились. Он пошёл голову мыть. Воды горячей

не было. Говорю - потерпи. В комнате сквозняки. Ну как же он

послушается - с дороги надо обязательно вымыться. Его продуло.

Вечером жаловался на головную боль, принял две или три таблетки.

На второй день поехали в Ялту. По дороге чувствую - у него речь

сбивается. Говорю: Гена, давай вернёмся, не микроинсульт ли у тебя?

Всегда читала медицинскую энциклопедию. Дети были маленькие -

приболевшему не дам лекарство, выписанное врачом, пока не прочитаю,

что за микстура. В Ялте погуляли полтора часа, он выпил баночку

пива. Вернись мы сразу, легче бы прошло. Поднялись в номер -

у него полный инсульт. Не говорить, не двигаться. Медперсонал

забегал, вызвали «скорую», отвезли в Ялту. Больница занюханная,

ужас... С начала перестройки не ремонтировалась, в последние годы

вообще мрак.

О чём будешь думать, если муж без движения, врачи ничего

хорошего не обещают. Павлику говорю: давай за отца молиться. На

колени вдвоём встанем. Гена по жизни не знал, что такое болезнь.

Если только насморк когда или кашель. Мощный человек. Первый

раз приехала к нему в больницу. Лежит в убогой, обшарпанной палате.

Пошевелиться не в состоянии. Кыш мухе не может сказать. Села

к нему на кровать:

- Здравствуй, Гена.

У него слеза по щеке покатилась-покатилась. Впервые за двадцать

семь лет совместной жизни увидела его плачущим. Что тут скажешь?

Господь взял и положил его. Я за него очень сильно молилась.

Господь слышал мои молитвы. Но поскольку Гена страшно самоуверенный

- Гордей Гордеевич - Господь дал ехму по голове. Другого

пути не было.

Я никогда ничего у Бога материального для себя не просила. Сохранить

семыо, вразумить мужа, чтобы никуда не влез. Однажды,

ещё только-только пошёл нефтяной бизнес, звонок в дверь, открываю,

незнакомый мужчина стоит, в руках ковёр, огромный ковёр, в

рулон свёрнут:

- Геннадию Павловичу.

Домой занесла, развернула - богатый ручной работы ковёр.

Думала, муж купил. Оказалось - подарок. Тогда ковры были делом

престижным. Я испугалась, откровенно испугалась. Категорично

1 6 7


потребовала вернуть. Боялась, чтобы меня это не сожрало. Видела

опасность, инстинктивно чувствовала - нельзя.

Лежит Гена, вытерла ему слезу. Говорю:

- Всё будет хорошо.

В пансионате готовила еду, возила в больницу. Был абсолютно

парализован. Ничем не шевелил. По полной программе шарахнуло.

Язык не ворочался. Лежал колодой. То он в кабинете, все к нему

с поклоном, с подарками, всем надо бензин налить, он царь и бог.

Его уважают, его боятся, у него везде связи. Вдруг раз - и туалет

под себя. Как ему было тяжело... Игорь и Вера только начинают самостоятельную

жизнь, Павлик - вообще дитё, а отец хуже ребёнка.

Потом рассказывал, что в больнице поставил себе цель: во что бы

то ни стало должен подняться и младшего выучить.

В Ялте пробыли вместо двадцати дней месяц. Потихонечку начал

отходить. Лекарства, какие ни говорили врачи, покупала. Он за

месяц поднялся. Поставил себе цель и к ней шёл. Я Бога просила.

Павлику постоянно говорила: сынок, если двое молятся, то Господь

с ними. Встанем на колени в номере, я молюсь вслух, Павлик со

мной крестится.

Врачи говорили: не ждите, он не поднимется никогда. Гена встал

и пошёл. В день отъезда в море полез:

- Хоть окунусь, хоть маленечко окунуться надо. Быть у моря и

разу не искупаться...

Как ни отговаривала, зашёл в воду. На обратной дороге попросила

водителя к церкви Воскресения Христова подвезти, что

у Фороса. Внизу бескрайнее море, вверху огромное небо, церковь

всем ветрам открыта. Мы восхищаемся дворцом «Ласточкино

гнездо», но его человек, ублажая себя, строил, здесь - славя Бога.

Гена отказался зайти в церковь, мы с Павликом свечи поставили,

я заказала сорокоусты всей семье, благодарственный молебен, записки

подала.

Гена поднялся, а у меня тут же отдача - столько дней в напряжении.

Возвращались через Севастополь. Мне в машине сделалось

плохо. Один раз прошу остановиться - воздуху не хватает, сознание

плывёт, второй. Как тряпка выжатая. Но когда болеть - всё на

мне. В поезде отлежалась, а дома опять впряглась. Гену отправила

на реабилитацию. Крутых его знакомых подняла, они договорились

с местными светилами, стали устраивать его везде, возить

1 6 8


на консультации. Правая рука еле действует, надо разрабатывать и

разрабатывать. Я ему:

- Вот тебе, мой дорогой, Псалтирь. Молиться ты не хочешь, в

церковь идти не хочешь - переписывай псалмы. Двойная польза -

руку разрабатывать, тренировать, заодно хоть немного да проникнешься.

Тетрадочку с его «тренировками» и сейчас храню. Сначала коряво

писал, потом лучше и лучше. Дополнительно наказала 26-й псалом

выучить. Мне однажды батюшка Павел сказал, что этот псалом

мы должны обязательно ежедневно читать. Гена упрямый - выучил.

Несколько раз его переписывал. Последний раз по памяти писал.

Восстановился, вернулся на работу и другая история - депрессия.

Ещё страшнее. Возвращается домой вечером, а глаза отсутствующие.

Робот. Врачи рекомендуют в неврологию положить на

лечение. Я встала стеной: не пущу, напичкают транквилизаторами,

уведут в параллельный мир, будет, как растение. Растением не захотел

быть. А так безразличие полное, приходит с работы, ничего

не надо, ничего не интересует - ни телевизор, ни газеты. Рядом

сажусь и давай молитвочки вслух читать. Он послушает и заснёт.

Просил:

- Когда ты разговариваешь со мной, молитвы читаешь, мне становится

легче и легче.

Самые разные читала. Молитвы, акафисты. На церковнославянском.

Лучше воспринимал на церковнославянском.

Он уснёт, я на пол падаю и плачу. Страшно было и тяжело. До

сорока шести лет я была парень, тут стала мужик. Вся семья на меня

свалилась - были одни дети, а теперь и муж.

От владыки Феодосия узнала, что в Москву привезли с Афона,

из Свято-Пантелеимонова монастыря главу святого великомученика

целителя Пантелеймона. Надо ехать. Но как? Проще всего вечером

улететь, а на следующий вечер обратно. За сутки обернуться. Да

не могу я на самолёте. А что делать? Это не в Крым на отдых. Пересилила

себя. Весь полёт беспрестанно Иисусову молитву читала. В

начале пятого утра была у Донского монастыря. Очередь всю стену

обители опоясала. Палатки стоят, костры жгут. Тут же продаются

иконки, ладан, святое маслице из Греции. Около главы великомученика

находилась секунд пять-шесть, а стояла в очереди шесть часов,

все шесть часов молилась.

1 6 9


После моей поездки к главе целителя Пантелеймона прошла

депрессия у Гены. Опять погрузился в работу. Он, конечно, хорошие

деньги приносил, но время мутное. Всякая шваль крутилась

вокруг продажи нефтепродуктов. Создавались липовые фирмы -

печать, бумажка и всё. Какая-то фирма купила у них бензин. И не

забирает. Время идёт. Никто не приезжает. Это не канистра или

столитровая бочка. Счёт шёл на железнодорожные цистерны. Стали

искать фирму-покупателя, а её нет. Телефоны, адрес - всё подставное.

Однодневка. Из серии: купить, продать, исчезнуть. Получилось

- куплено, оплачено, а товар не забирают. Он ждал-ждал и

скачал бензин обратно на нефтезавод. Так, во всяком случае, сказал

мне. Покупатели вдруг объявились, а бензина нет. Почему-то взять

с нефтезавода его уже было нельзя. Свои тонкости. За мутной фирмой

стояли бандиты. Гена ничего не говорил, меня не посвящал,

уверена - ему звонили, угрожали. Бандиты наняли киллеров-подрывников.

Те в четыре утра подложили бомбу под дверь. Взрывчатку

взяли качественную, да спасло нас русское авось - длины

провода не хватило. Какой-то малости. Установи они бомбу прямо

под нашей дверью, не знаю, что от нас бы осталось. Павлик вообще

спал в комнате, дверь которой напротив входа в квартиру, рядом

комната дочери. Провод они до площадки дотянули, нарастили куском,

но всё равно недостаточно. Взрыв пошёл в стену и частично

в соседскую дверь. Все стёкла в подъезде вдребезги. Нашей двери

хоть бы что, у соседей вынесло. Мы им новую заказывали. Слава

Богу, Гены дома не было, за два дня до этого поехал на пару дней в

Новосибирск. Его бы взрыв доконал.

Нефтепродукты - товар стратегический. Под контролем ФСБ.

Гена потом сказал, что органы нашли исполнителей - афганцы из

Екатеринбурга.

Гена свои проблемы в себе носил всегда, не делился, думаю, много

у него в работе было опасного, что требовало нервного напряжения.

После инсульта восстановился, потом смотрю - хуже и хуже.

Стала настаивать: уходи из генералов. Столько лет шёл к должности

генерального директора. При нём построили здание - башня в восемь

этажей, сплошь стекло тонированное, первое подобное строение

в городе. Он хозяин, всё вокруг него крутится. Уважаемый человек.

И вдруг уходить. Я настаиваю:

1 7 0


- Не были богатыми, нечего и начинать.

Он своё:

- Да что ты понимаешь? Сейчас мы можем так подняться!

Начались проблемы с сердцем. Билось оно с двойной паузой. Лёг

в больницу. Там ему объяснили, чем грозят нагрузки на его сердце.

Осознал: пора искать тихое место. Стал генеральным директором

небольшой фирмочки. Намного спокойнее, да и там нужно было

здоровье.

Как-то бросил мне:

- Ну что ты такого для меня сделала?

Обидно, страшно обидно услышать такое. Пожала плечами. Заставила

себя смириться. В конце концов ушёл и с этого поста, стал

советником у генерального директора. Пенсионерская должность. И

деньги маленькие. Здоровье полосами шло, вдруг начал заметно сдавать,

ходить тяжело, от любого напряжения - устаёт. Я готовилась -

в любой момент может умереть. Потом более-менее наладилось.

Всего год не дожил до получения Павликом диплома. Павлик школу

окончил с золотой медалью, отец настоял пойти в нефтяной институт.

Причем, на платный факультет.

- На учебу ему заработаю, - говорил.

Параллельно Павлик три года плотно учил английский, два диплома

получил. Плохо поздно рожать детей. Павлик сейчас один

трепыхается...

А с Геной получилось так. Полгода оставалось до шестидесяти.

Собрался в Тюмень, какие-то документы отвезти. Они вдвоём

поехали. Я тормозок организовала в дорогу - бутерброды, помидоры,

огурцы. Напарник заехал за ним, забрал, через полчаса звонит:

- Геннадий Павлович умер.

Я ему:

- Аркадий, брось плоско шутить.

Аркадий потом рассказывал:

- Ехали в машине, Геннадий Павлович весёлый, жизнерадостный.

На вокзале по ступенькам поднимаемся, он впереди, ещё и

ускорился, подгоняет меня, мол, что ты тянешься в хвосте, как старичок?

К вагону подошли, упал и мгновенно умер...

1 7 1


Аркадий поставил сумку на землю, наклонился к ней, достать

билет из бокового отделения, вдруг женский крик. Проводница закричала.

Аркадий голову поднял от сумки, а он лежит.

Кончился у организма завод. Часы остановились.

Жизнь моя круто изменилась. Подумывала и раньше о монашестве.

Рассуждала: если Гена, не дай Бог, умрёт, надо принимать постриг.

Похоронила его, открылся путь в монахини, но я долго не могла

определиться. Владыка в шутку спросит:

- Когда в матушки?

Пожму плечами. Весы туда-сюда колебались очень сильно.

Постриг обратной дороги не имеет. А я до конца не представляю -

куда иду, смогу или не смогу. И я придумала. Шла к владыке в епархиальное

управление, как на экзамен, волновалась страшно. Сижу у

кабинета. К нему батюшки заходят, один, другой. Всех пропускаю.

Наконец толкнула дверь. Сердце колотится. Говорю:

- Владыка, давайте пострижем меня в тайные монахини.

Он спрашивает:

- Это что - будем знать ты да я, да мы с гобой?

- Да, владыка.

- Хорошо, - весело говорит. - Пусть будет так.

Я будто пятёрку на экзамене получила. Столько тряслась: согласится

или нет? Вроде как - половинчатый вариант. Боялась, скажет:

«Зачем нам катакомбность? Гонений нет, от кого прятаться? От

себя?» Целый монолог ответный отрепетировала, объяснить, что

да почему. Он без всяких легко согласился. Дескать, хочешь тайно,

пусть будет, жалко что ли. Не стала расспрашивать: когда постриг?

Он этого не любил. Когда посчитает нужным - сам скажет. Поговорили

о том, о сём.

Ушла от него успокоенная. Так всё ладно вышло. Буду и монахиней,

а для непосвященных - обычная тётка. Владыка прекрасно

понимал мои терзания, знал - нужен толчок. С неделю прошло, пригласил

поехать с ним в Ачаир, в женскую обитель. После литургии

стоим возле церкви в честь Димитрия Салунского. Конец июня, Петровский

пост, запах разнотравья, берёзки шумят. Хорошо. Окружили

мы владыку - монахини, батюшки, паломники. Владыка Феодосий

говорит, да весело так:

- Татьяна Михайловна скоро примет ангельский чин.

Я чуть не села - наша с ним великая тайна стала явью. Тогда же

в Петровский пост постригли меня...

1 7 2


Спаси, Господи, люди Твоя

Весь день напролёт проговорили мы с матушкой. Больше

слушал. Вечером решили разнообразить беседу прогулкой,

попросил показать село. Оно отдалённо напоминало

мой дорогой по солнечному детству Большой Улуй, что в Красноярском

крае. Оба возведены при помощи топора и пилы, основной

строительный материал того и другого поселения - дерево. Рубленые

дома по-сибирски приземисты, многие поставлены лет пятьдесят-шестьдесят

назад, потемневшие от времени, но крепкие. Главное

сходство с Большим Улуем - сосновый бор, высокой стеной подступающий

к краю села.

Быть у бора и не войти под его своды... Дорога забирает круто

вверх, бор на возвышенности, у опушки асфальт заканчивается,

дальше спрессованный колесами автомобилей песчаник. Сосна -

дерево, как ни одно другое, солнечное, впитывая зелёной кроной

энергию небесного светила, превращает её в золотисто-коричневые

стволы, внутри которых движется медово-прозрачная смола - живица.

Ударь по стволу топором, рана тут же целебно заполнится живым

янтарём. Земля в бору покрыта мягким ковром отслужившей

свой век хвои. Недавно пронёсся по округе сильный ветер, сухие

ветки, сброшенные с деревьев, пламенеют игольчатым огнём. Под

стволами россыпи серо-коричневых шишек. Воздух сухой, пахнет

корой, перегретой хвоей. Но стоит прошуметь дождю, разольётся

между стволами густой аромат хвойного леса...

Сосны, уходящие в небо, можно сравнивать с мачтами, натянутыми

струнами, ракетами на старте. Воздух не шелохнётся в тишине,

но если приложить ухо к стволу, кажется, что слышен гул верхового

ветра, потоки которого проходят высоко-высоко под облаками...

По лицу матушки вижу, не один я очарован вековым бором. Не

спрашиваю, но уверен, мыслями она в лесу своего детства - в Башкирии...

- А вон мой детский дом, - показывает матушка на двухэтажный

корпус, виднеющийся между стволов. - Тут у меня малыши, -

рассказывает матушка, - восемь-двенадцать лет. Однажды пришла

к ним с бородинским хлебом и солью. Даже не скажу, почему вдохновение

нашло на такой гостинец. Сама любила в детстве с солью

и чесноком. Как им понравилось! Налетели. С тех пор обязательно,

1 7 3


собираясь к ним, покупаю. Однажды плюс к этому конфеты «подушечки»

принесла. Напали: матушка, мы так это любим! Чёрный хлеб,

соль, чеснок и «подушечки». Фильмы просят обязательно военные.

Подобрала православные мультики - про битву на Куликовом поле,

Ослаблю, Илью Муромца. Довольные! В самую точку попала. Смотреть

чинно не умеют - кричат, шумят, диктора не слышно. «Князь

Владимир» - мультик - на ура восприняли. Хочу найти им голливудский

«Александр Македонский», а еще фильм из моего детства -

«Даки». Хлеб едим, фильмы смотрим. На исповедь вожу, причастие.

Сложнее начинать работать со старшими, с малышами легче. Теплые

детки. Их только обнимай... На земле живут. «Вату катать» некогда.

Летом за ягодами ходят, варенье варят. Огород свой в детдоме.

1 7 4


Сначала не могла поверить, когда директор сказал, что ни один воспитанник

не курит. Пятьдесят человек, и ни один.

Матушка замолкает, на лице улыбка, чему-то своему улыбается.

- Знаете, на одном уроке в воскресной школе рассказывала

ребятам, как Господь будет судить нас. На одну чашу положит

твои добрые дела, на другую - злые. Какая перевесит, такая участь

ждёт тебя в вечной жизни. И вдруг девочка говорит: «Матушка,

на вашу добрую чашу Господь положит конфеты, которые вы нам

приносите». Я в первое мгновение растерялась от этих слов. И запомнила

их навсегда. Знакомых прошу приносить в детский дом

конфеты, лучше карамель и без начинки, чтобы дольше порадовались

детки.

Мы выходим из бора. Село внизу. Небольшая тихая речка, мост,

за ним дома. Идем по спуску к реке, вдруг ловлю себя на ощущении -

чего-то не хватает в этом летнем вечере. И понимаю - стада. Мычащего,

блеющего, усталого, сытого, оно втекает разноголосой широкой

рекой в улицу, заполняет её от забора до забора. Коровы идут

лениво, им хочется домой, получить корку хлеба от хозяйки, скорее

опростать вымя, освободиться от тяжести молока, и ноги устали за

день. Среди скотины можно увидеть женщин, ребятишек с хворостинами.

Они ведут под индивидуальным надзором своенравных

бурёнок. Иную норовистую кормилицу если вовремя на околице не

перехватить, запросто пустится колобродить по селу, бегай потом,

ищи по переулкам. Смирных коровок хозяйки ожидают у открытых

калиток. А если какая хозяюшка зазевается дома или замешкается

на дальнем конце огорода, корова с переполненным выменем встанет

у ворот, замычит: открывайте, доить пора, а вы даже во двор не

соизволите впустить.

Шумный проход стада венчает летний день. Вот скотина загнана,

зазвенели струйки молока о дно подойников, начался деревенский

вечер...

Но стада нет. Не держат коровок. Редко где во дворе мычит

бурёнка, мало у какого дома стог сена.

- Деревня, а коров нет, - говорит матушка, - не хочет народ возиться

со скотиной.

Мы останавливаемся на середине спуска, я достаю фотоаппарат

и делаю снимок села на память.

- Здесь мой нынешний редут, - улыбается матушка.

1 7 5


Говорит с иронией в голосе и печалью. Иеговисты пустили

корни в селе, недавно появились неоязычники. Напористые, воинственные.

Я считал: последние лишь в городах гнездятся, представленные

интеллигенцией-образованщиной да задурманенными

ею юнцами. Приходилось слышать на гневе замешанные монологи

неоязычников, что христианство-де, вторгнувшись в пределы Руси,

уничтожило древнейшую славянскую культуру. Что на это сказать?

Испанские конкистадоры в Южной Америке мечом и огнём уничтожали

язычников (кои, кстати, людей приносили в жертву своим

богам), а не сумели сравнять с землёй цивилизации инков, майя, ацтеков,

многое сохранилось. Куда, спрашивается, у нас все «великое»

девалось?

- В магазине одна ко мне подступила, - рассказывает о сельских

неоязычниках матушка: «Вы чем в церкви причащаете людей? Вином

ведь! Вином! Спаиваете нацию!» С виду неглупая женщина, но

агрессивная. Момент специально выбрала, чтобы аудитория была,

очередь собралась, тогда и вылепила. Ей ничего не докажешь. Пыталась

что-то говорить, от неё в ответ откровенная неприязнь...

Недавно родственник написал: на Украине, в Николаеве, неоязычники

пытались поджечь два православных храма. Цитаты из

рун написали на заборах. Не униаты, которых никак не обвинишь в

«дружелюбии» к православию, не радикалы-националисты, а современные

язычники...

Делаю ещё несколько снимков панорамы села. Кое-где поднимаются

из труб струйки дыма: топят бани - суббота. Лучи заходящего

:олнца нисходят на крест высокой колокольни, он горит золотом, и

сами собой приходят слова молитвы:

Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое,

победы православным христианам на сопротивные даруя

и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство.

КУЛАЙ -

ОСТРОВ

НЕСВОБОДЫ


В океане болот

Кулай. Чужая музыка в слове. Холодная, настораживающая.

Кулай - остров среди Васюганских болот. Летом, в

период цветения болот, летишь на вертолёте, а под грохочущей,

сверкающей винтами машиной открывается многоцветный

от горизонта до горизонта раскинувшийся ковёр. Огромные пятна -

белые, голубые, красные, жёлтые, зелёные. Смотришь в иллюминатор,

пытаясь вобрать в себя картину, которую иначе как с высоты

и не увидишь. Мы говорим о чуде Байкала, Ниагарского водопада,

неповторимых Кордильер. Васюганские болота из этого ряда - бескрайние,

недоступные, таинственные, красивые и пугающие. Здесь

есть свои озёра, реки, острова и проливы, этот огромный мир отгородился

от человека топями и трясинами. А если ты вдруг оказался

в нём по своей или чужой воле, не так-то просто выбраться на сушу.

Вытянутым пятном лесистой суши лежит Кулай в океане трясин.

Кулай - в переводе острый нож. На карте остров вытянут с юга на

северо-запад, и надо обладать завидной фантазией, чтобы увидеть

нож, тем более острый. Высоты, на которой летит вертолёт, не хватает

обозреть границы острова. Давний-давний инородный первопроходец

этих мест, воскликнувший: «Кулай!» - каким-то образом

почувствовал сходство с ножом. Не откажешь аборигену в образном

мышлении. Сумел, стоя на земле, вознестись духом ли, воображением

ли и обозреть клочок земли с высоты. Замечу, не вертолётной,

бери выше.

А у меня на высоте птичьего полёта под гул двигателя геликоптера

вдруг обожгло сердце - пересекаю пространство, по которому

уходили на Небо души спецпоселенцев, проходивших мытарства на

кусочке земли в океане болот. Прискорбный счёт открыли те, которые

покидали детские тела. Они первыми устремились в небесные

обители. При раскулачивании нередко детей постарше забирали

родственники, грудничка не оставишь, везли их матери, прижимая

к себе, по тридцатиградусной стуже.

Стучит в висок услышанное, женщина вышла к обозу с ведром

молока. Жалко горемычных, везут на погибель. Кому как не местным

знать - жить на Кулае, куда идёт обоз, нельзя, никто, ни в какие

времена там не селился. Гиблое место. Вышла крестьянка с ведром

молока, подаёт женщине в санях:

17 8

КУЛАЙ - ОСТРОВ НЕСВОБОДЫ

- Напои детей, ведро забросишь в кусты. Я потом подберу.

Женщина в ответ суёт свёрток:

- Поступи, как со своим.

Крестьянка взяла поспешно, тут же налетел конвоир и давай

охаживать её плёткой. Не жалел силы, чтобы и другим неповадно.

Женщина под ударами не выпустила свёрток из рук, прибежала с

ним домой, развернула, а в нём мёртвый ребёнок. «Поступи, как со

своим», значит, похорони по-человечески. Похоронила чужого ребёнка,

а через три года сама легла рядом, сказались побои, нанесённые

охранником.

179


Сколько трупиков оставалось на обочинах после прохождения

обозов. Было такое, вырывают из рук матери умершего ребёнка, а та

кричит: «Не отдам, похороню на месте»... Случалось, обезумевшая

от отчаяния мать сама бросала исходящего криком младенчика в сугроб

- кормить всё одно нечем.

* * *

Читая газеты, документы

Нас выслали из родной деревни в марте 1932. Отобрали всё: дом,

скотину; всех на подводу и под конвоем на край света. Добирались

ровно месяц: 130 километров до Омска, потом три сотни до Тары

и ещё 130 до Кулая. Выгрузили просто под ёлками. Мне тогда было

пять лет... В первый год в нашей семье умерло двое детей. Потом

ещё один. Дети умирали раньше взрослых - о т болезней, о т холода,

голода. В месяц на человека полагалось всего шесть килограммов хлеба

с берёзовыми опилками.

Из воспоминаний спецпосеяенца Андрея Ивановича Мостового.

«Аргументы и факты в Омске» 16, 2004 г. Татьяна Минаева

«Без права на могилу»

Паломничество на Кулай

Мы едем на Кулай. По обочинам сверкают снежные поля

под небесным ультрамарином. Мартовское солнце щедрое,

молодое, безудержное. Весенний день не узкая

полоска в пять-шесть часов - солнце только-только успевает перевалить

с восточной части неба на западную. В марте ему вдосталь

можно нагуляться по синему простору, лаская золотистыми лучами

настывший за зиму мир, радуя надеждой - скоро-скоро тепло.

Добрую тысячу километров предстоит преодолеть нам за день на

Кулай и обратно. На душе солнечно, задуманное полгода назад свершается.

Об этом паломничестве заговорили осенью, робко: как бы

устроить поездку? И вот ровно урчит мотор, летит под колёса дорога.

Нас трое: иерей Андрей, монахиня Евдокия и я. Батюшка за рулём.

У него настоящая поповская борода, не аспирантский фасонистый

клинышек, не пижонская до последнего волоска обласканная бородка,

какую можно встретить у молодых иереев, нет, у батюшки окладистая,

богатая серебром. Когда-то митрополит Омский и Тарский

18 0


Феодосий восторгался ею, но об этом чуть позже. Батюшка смотрит

на дорогу, рассказывает о себе. В далёкой молодости гонял по этой

трассе на большегрузных машинах. На Кулай тоже случалось много

раз ездить. Ничего не знал о трагической истории острова.

- Тогда жизнь в Васиссе била ключом! - вспоминает. - В центре

села день и ночь работала столовая. Зимой подъезжаешь, полно

машин и сизый дым висит - морозяка, двигатели шоферня не выключала.

Ух, пельмени готовили столовские. Вручную лепили. Две

мощные стряпухи исключительно на пельменях стояли. Уважали

водители те пельмешки.

Батюшка из иереев призыва девяностых годов - кто пришёл к

Богу не в студенческом возрасте. Не рухни Советский Союз с его

атеизмом, многие из этих священников, возможно, вообще не пришли

бы в храм. Но Господь призвал.

- Скажи мне кто в девяносто пятом, стану священником, ни за

что не поверил, - улыбается батюшка.

Что толкнуло к тому прилавку? Советский Союз был на закате.

После долгих дебатов в Кремле (большинство горбачёвских перестройщиков

костьми ложились с мнением «против») коммунисты

разрешили Русской православной церкви отпраздновать тысячелетие

Крещения Руси. В провинции данное событие прошло незаметно,

центральное телевидение ограничилось коротенькими репортажами,

местное вообще никак не отреагировало. Да всё равно пошли

подвижки. Андрей Иванович после работы заглянул в «Детский

мир», сына какой-нибудь игрушкой порадовать, и заметил новый

прилавок, скромненько притулившийся в уголке. С товаром более

чем необычным для советского магазина: свечи, иконки, крестики.

Православную литературу в то, ещё атеистическое, время светские

издательства не печатали, патриархия, находясь под прессом советской

идеологии, выпускала крайне ограниченные тиражи книг. На

прилавке сиротливо лежала Библия - Новый завет и Ветхий Завет.

Солидное каноническое издание в русском переводе. Отличная бумага,

добротный переплёт, цена тоже приличная. Андрей Иванович

взял в руки тяжёлый том, полистал, и захотелось иметь такой. Захотелось

и всё. В кармане лежала хорошая премия. Почему бы не

купить.

- Беру, - сказал продавщице.

Принёс Библию домой, поставил в шкаф, и восемь лет она

181


пробыла без движения. Ни строчки не прочёл.

Как говорит сам батюшка:

- Господь ждал-ждал, когда возьмусь за Священное писание, и

решил ускорить процесс - шарахнул меня по затылку.

Никаких видимых причин для падения не имелось. На ровном

месте поскользнулся Андрей Иванович и так ударился, что врач настаивал

на инвалидности. Доктора, как известно, не любят давать

инвалидность, здесь настаивал. Андрей Иванович отказался. В голове

не укладывалось - чуть более сорока и инвалид. Да ни за что!

Врач смеялся:

182


- Кто-то готов на харакири пойти ради инвалидности, вам по

закону положено - вы фордыбачитесь. Оформляйте да и всё. Наши

чиновники дадут без всяких. Не тот случай волокитить...

Андрей Иванович слушать не хотел.

- Хозяин - барин, - разочарованно отреагировал врач на упрямство

пациента, - моё дело предложить, а там хоть трава не расти.

Врач даже обиделся слегка. Пожалел человека, а он гнёт из себя

героя. Прописал на три месяца строжайший домашний режим. Никаких

прогулок на свежем воздухе, безвылазно находиться в четырёх

стенах. И не потому, что обиделся - травма была из опасных. На

лавочке перед подъездом и то запретил сидеть:

- Вам только разреши! - сказал и добавил категорично: - Если

хотите жить - носа из квартиры не высовывать.

Вот тогда-то Андрей Иванович достал Библию. «В начале сотворил

Бог небо и землю...» И прочитал от корки до корки. До тех

самых строчек, что завершают «Откровение святого Иоанна Богослова»:

«Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами».

Далеко не всё понял, прямо скажем, мало что понял, и всё же прочитанное

вдохновило, растревожило. Взялся читать по второму кругу.

Торопиться некуда, времени вволю. В очередях в поликлинике сидеть

не надо - все медицинские услуги с доставкой на дом. И врачи,

и медсёстры посещали его строго по графику. Осмотры, капельницы,

уколы. Едва не всё свободное время, оно, можно сказать, с утра

до вечера было свободным, Андрей Иванович читал и думал.

- Я как живую воду пил, - рассказывал батюшка. - Мир раздвигал

свои границы. Многое сходу не дошло, но понял главное: не так

мы живём, не так я живу. Суетливо, мелочно...

Побег ради жизни

День набирал силу. Широкое небо, весёлое солнце предвещали

скорую весну. Не за горами капель, птичий гомон,

нежная листва. А пока ослепительно сверкают снежные

поля слева и справа от трассы, по которой летит наша машина.

- Неделями тащились обозы на Кулай по этой дороге, - произнесла

монахиня Евдокия. - Бабушка рассказывала, её родители надеялись:

по-человечески с ними поступят, их изначально обманули.

Сказали: ничего с собой не брать, на месте выдадут.

183


Приехав в Васисс помогать батюшке с клиросом, монахиня

знать не знала, что она не первая из их рода, кто посетил сей медвежий

угол. На побывку приехала в Омск, начала бабушке взахлёб

рассказывать про Кулай, та огорошила:

- Я едва не умерла там.

Ничегошеньки бабушка Лена не помнила из той одиссеи по причине

малого возраста. Быть бы ей среди сотни младенцев, кои умерли

по дороге в спецпоселение и на самом Кулае, да остановился обоз

в Петровке, последней деревне перед болотом, на ночлег, и хозяйка,

куда определили их, пожалела кроху.

- Оставьте девочку, - сказала родителям, - за болотом ничегошеньки

нет - голая тайга!

Жили прадедушка Игнат Иосифович и прабабушка Матрёна

Фёдоровна в Заводоуковске, что в Тюменской области, имели в хозяйстве

лошадь, корову и восемь детей. Игнат Иосифович был церковным

старостой. При раскулачивании данный штрих биографии

потянул сильнее, чем корова и лошадь. Новая власть, взяв курс на

атеизм, церковнослужителей записала в разряд идеологических

противников. Объявив кулака классовым врагом, к безжалостной

борьбе с ним подверстали тему церкви. Дескать, заодно и по опиуму

для народа пройдёмся железной пятой - одним махом семерых побивахом.

Дабы не возвращаться к данному вопросу в будущем.

В Заводоуковске получилось печальнее, пришли к старосте

церкви представители власти, скомандовали: «Собирайтесь!» Ничего

с собой брать не велели, никаких топоров, вил и другого инвентаря,

дескать, на месте всё выдадут. Куда едут - не объявили. Запряг

Игнат Иосифович лошадь, съестных припасов, крестьянским умом

рассуждая, с запасом взял, а детей - не всех. Взял двоих старших да

самую младшую - Елену, бабушку монахини Евдокии, восьмимесячного

грудничка. Остальных чад родственники разобрали.

- Оставьте девочку, - настойчиво советовала женщина в Петровке,

- загубите ребёнка.

Звали женщину Анной. Посовещались родители Елены, молоко

у матери в дороге пропало, кормить младенца нечем, и решили оставить

младшенькую у чужих людей. А там как Бог даст.

Монахиня попыталась найти родственников Анны в Петровке.

Успехом розыски не увенчались, кого ни спрашивала из деревенских,

никто, ничего не знал.

1 8 4


- Сама Анна, поди, давно умершая, - сказал самый старый петровский

дедок, - а родственники, верней всего, уехали. В деревне

нас, видишь, три калеки осталось.

После слов Анны о том, что за болотом, куда их везут, никакого

жилья нет, одна тайга, у Игната Иосифовича начала зреть мысль о

побеге. Запоминал дорогу, осторожно расспрашивал местных, которых

брали в обоз в качестве возчиков, не все лошади раскулаченных

выдерживали долгий путь. Про людей и говорить нечего. Весной

столько трупов вытаяло из-под снега вдоль дороги и на самом Кулае.

С приходом тепла в некоторых местах невозможно было дышать изза

смрада.

Больше месяца в общей сложности ехали они в ссылку. Привезли

на Кулай, а там снег по горло, сосны да ёлки до неба. Ни строений,

ни нормальной еды. Топоры, чтобы каждому работнику в руки, не

давали. Только под присмотром. «Ага, вооружи вас топорами да вилами»,

- посмеивалась охрана. Начали шалаши ставить, разрывать

снег до земли, костры жечь, на кострищах спать.

Игнат Иосифович на Кулае окончательно решил: жизни здесь

не будет. Это понимали многие. Да не все решались на побег. В который

раз поблагодарил Игнат Иосифович Господа и помолился за

рабу Божыо Анну, что приютила Елену у себя, с младенцем было бы

сложнее. Решил идти с семьёй в ночь на Пасху, в тот год она была

двадцатого апреля. Апрель выдался морозный, лежнёвку не развезло,

но дело шло к этому, ждать дальше нельзя. Ночью под свет

звёзд Игнат Иосифович со своей Матрёной Фёдоровной и старшими

детьми Иваном да Василием пошли по узкой дороге. На двух конных

охранников наткнулись под самое утро. Но Бог уберёг, охранники

из местных, недавно призванные, махнули рукой, мол, мы вас не видели,

идите с Богом. Правда, ухнуло сердце у Игната Иосифовича,

пошло в галоп, вдруг раздался за спиной громкий оклик: «Подождите».

Обернулся он, смотрит - охранник направил коня в их сторону.

Бежать бесполезно. Игнат Иосифович безропотно остановился -

ждёт. Охранник подъехал вплотную, наклонился с седла и сунул в

руку Игнату Иосифовичу что-то завёрнутое в тряпочку. И ускакал.

Оказалось, три яйца крашеных и кусок кулича.

Беспрепятственно добрались до Петровки. Раба Божья Анна обрадовалась,

как родным. На Пасху приехали кумовья из Мартюшей.

Они забрали с собой беглецов, потом помогли переправиться в Тару.

185


Везде попадались добрые люди, так семья добралась до Омска, где

удалось затеряться и осесть.

- Когда первый раз поехали с батюшкой на Кулай, - рассказывает

монахиня, - не могла избавиться от чувства - еду туда, где были

прадедушка и прабабушка, бабушкины братья, куда бабушка чудом

не попала... Всё перемешалось, прадед был старостой церкви в Заводоуковске,

мама - партийной, дедушка воевал, до Берлина дошёл,

танкист. А про Кулай впервые услышала в монастыре, спецпоселенцами

были две наши монахини - матушка Гликерия и матушка Пелагия...

Матушка Гликерия оказалась «за болотом», как называли Кулай

местные, в шесть лет. В первые дни спецпоселения, в марте

тридцатого года. Прибыла семья обозом из Москаленок. Мать,

отец, четверо детей. Она младшая. Сестрёнка, всего на год старше,

в первые дни на Кулае сильно простудилась. Больную посадить бы

на русскую печь, да где взять ту печь. Через два дня девочка умерла.

Слава Богу, остальных детей смертельные хвори обошли. Мать

семейства, отчаянная женщина, по теплу надумала с тремя детьми

бежать. Продуктовую норму работника получал один муж, отдавал

её детям, сам впроголодь перебивался. Если так дальше пойдёт, а

другого не предвиделось, она и мужа потеряет, следом детей. Побег

удался, вышла сама из кольца болот, вывела детей. Куда дальше?

Вариантов не было, надо идти в Москаленки, а дальше в родную

Николаевку.

На что надеялась женщина? Власти забудут? Оставят в покое?

Или была договорённость с мужем, он тоже убежит с Кулая, потом

все вместе куда-нибудь уйдут? Через одиннадцать месяцев мать

с детьми снова отправили в ссылку, и снова в Васюганье, но не на

Кулай, а по другую сторону болот - в Каргасок. Везли по Иртышу

на барже. Наобещали женщине, муж присоединится к семье в Таре,

пусть не беспокоится - вместе будут ссылку коротать. И коварно

обманули. Матушка Гликерия рассказывала, когда миновали Тару,

мать зашлась в крикс, сбежалась вся баржа на вопль отчаяния. По

опыту Кулая прекрасно понимала женщина, что такое ссылка, не

представляла, как выживать на чужбине одной с тремя детьми. Кулай

многому научил, собираясь в дорогу, пошла на хитрость - под

видом одежды взяла недозволенное - мешок муки, в ящик уложила,

тряпками накрыла.

18 6


- С баржи стали выгружаться, - рассказывала матушка Гликерия

монахине Евдокии, - один охранник заподозрил неладное, чересчур

тяжёлый ящик, коль в нём одежда - женщина еле тащит. Мама стала

Бога просить. Что-то охранника отвлекло, потерял интерес к нашей

поклаже, сошли на берег без проверки. Как та мука выручила нас. А

осенью радость - папа присоединился, мужчинам разрешили приехать

с Кулая. Двадцать четыре дня добирались мужики на лодке по

Иртышу до Каргасока.

Не любили ни матушка Гликерия, ни матушка Пелагия рассказывать

про ссылку. Матушка Пелагия прожила на Кулае восемнадцать

лет. Детство, юность, молодость остались за болотом. В девять лет

привезли родители на Кулай, и до двадцати семи безвыездно там. Не

знали кулайцы электричества, радио. Не было в их совхозе никакой

техники. Всё вручную. Одна подмога - лошадь. Работала матушка на

187


раскорчёвке леса, таскала за мужиков, призванных в войну на фронт

и в трудармию, тяжёлые мешки. Отца в 1942 году арестовали, присудили

восемь лет. Отсидел, вернулся, а через три месяца умер - рак.

- Ничего светлого не могу вспомнить на Кулае, - говорила матушка

Пелагия. - Как вспомню, всё внутри обрывается. Жили мы в

Знаменском районе, в селе Чередово. Вдруг раскулачивание. Поначалу

не понимала ничё. Вывели из дома, а куклы между рамами в

окошках. Для красоты делали. Разревелась. Жалко кукол оставлять.

Больше ничего не интересовало. Мать плачет, жизнь порушена, я

плачу - куклы остались. Привезли нас в Тару в тюрьму, в ней ночь

переночевали. На следующий день дальше. Не было ничего хорошего

на Кулае. С девчонками ходили ликоподий собирать, лекарственную

траву. Не раз и не два было такое: идёшь и вдруг скелет. Заблудился

человек или от бессилия упал, рядом котелок. Бедняга истлел,

столько пролежал, места дикие, а котелок стоит. И в ряме, когда ходили

по клюкву, встречали умерших. Лежат те косточки, земле не

преданные. Упокой, Господи, их души.

Лучшая борода училища

Д ЯГ чит машина по снежно-солнечному простору. Ровно

| \ / 1 гудит двигатель. За бортом морозно, в машине тепло,

Т -Ж.я расстегнул пуховик, снял шапку, шарф. Есть расхожий,

тиражируемый жёлтой прессой (она в отношении христианства

едва не вся такого цвета) образ - поп на «мерседесе». Не скажу,

что в моём поле зрения много попов, и всё же с десятка три наберётся,

на «мерседесах» не попадались. Хотя, что там говорить, разные

есть батюшки.

В распоряжении отца Андрея «жигули» четвёртой модели. Видавший

виды автомобиль, но в опытных руках ещё вполне. Хотя

пора менять, лет двадцать машина бегает по дорогам и сельскому

бездорожью. «Четвёрка» непростая - подарок владыки Феодосия.

Делал ли он подобные подарки ещё кому-то, кроме отца Андрея, не

слышал. Батюшка получил за Кулай. Владыка не говорил о причинах

автомобильной щедрости, это читалось в подтексте. Отец Андрей

лелеет презент владыки, да старость автомобильная тоже не в радость.

С Божьей помощью авто пока на ходу, даже на такой бросок

решился хозяин.

1 88


- Доедем, - уверенно говорит он и продолжает свой рассказ, -

купил я «Закон Божий». Священное писание нешуточный интерес

пробудило. На этой почве начались разногласия с женой. Начну читать

«Закон Божий» вслух детям, её позову. Реакция огневая. Нет,

нет и нет. Тот случай, когда Божье слово вызывает отторжение. А

уж когда я бороду отпустил, вообще ополчилась. А борода куда с

добром. Это сейчас поседела, поредела, тогда густая, чёрная, окладистая.

Сама по себе аккуратная. Бывает, торчит во все стороны,

ровняй, не ровняй - не то. У меня, без хвастовства скажу - загляденье

была. Не зря владыка сразу отметил. Я записался в духовное

училище, по книжкам можно долго узнавать, что и как, тут умные

люди учат. Училище вечернее, после работы туда. Владыка мою бороду

с первого занятия стал в пример ставить.

- Что сказано в «Левите», - говорил владыка, митрополит Омский

и Тарский Феодосий, аудитории: «Не стригите головы своей

кругом, и не порти края бороды своей». Не должно, согласно писанию,

брить голову и подстригать края бороды. У вас не бороды -

видимость, будто не в иереи готовитесь, а в пижоны-аспиранты.

У одного раба Божия Андрея борода, с которой на амвон выйти не

стыдно.

Требовал равняться на Андрея Ивановича, пока тот не удумал

постричься. Сел в кресло к мастеру-цирюльнику, коим была девчушка

остроглазая. Постригла она голову семинаристу. Андрей Иванович

посмотрел на себя в зеркало - всё отлично, но борода всё же

чересчур разрослась. Пусть сказано в Писании «не порти края бороды»,

однако красота требовала чуток пройтись ножницами по краям.

Девчушка честно призналась: бороду они в училище проходили,

но лично у неё опыта по данной волосяной растительности не

имеется. Андрей Иванович предложил общими усилиями добиться

требуемого результата. Не сложнее, в конце концов, борода головы.

Пощёлкает девчушка ножницами, отступит на шаг, оценит результат.

Снова пощёлкает. Надо было всего ничего снять, получилось -

чересчур. Андрей Иванович крякнул, да что делать - сам напросился.

Владыка увидел «лучшую бороду духовного училища» и в лице

переменился:

- Что ж ты с собой сделал-то? Да как тебя угораздило?

Не будешь владыке объяснять про несчастный случай, когда

парикмахер оказался двоечником по бороде. Минут пять качал

189


владыка головой, разводил руками, отчитывал. Наконец успокоился,

перешёл к теме занятия. Однако стоило бросить взгляд на

Андрея Ивановича (он перед глазами - за первым столом) - начинал

по новому кругу:

- Один на весь курс с настоящей бородой - благообразной,

представительной, в самый раз для батюшки, и тот себя испоганил.

Мирского человека встречают по одёжке, священника - по бороде.

С твоей только лекции восторженным девицам где-нибудь в университете

читать! Но ты ведь не в профессора, в иереи собрался, и

вот...

Все в аудитории с «профессорскими» бородами сидят, владыка

одного Андрея Ивановича склоняет. Свёл занятие к растительности

на лице.

- Ну посмотрите, посмотрите на него, - в третий раз вернулся к

теме дня, - что он, спрашивается, с собой сделал?

Борода - дело поправимое, прошло недельки три, снова лучшей

на курсе стала. Другое плохо - не торопился владыка на амвон с ней

пускать Андрея Ивановича.

Годы шли интересные. Всё новые и новые церкви начинали оглашать

колокольным звоном города и веси нашей многострадальной

страны, возвращались епархиям когда-то отнятые храмы. Народ потянулся

к вере. Одна загвоздка - служить в храмах некому, священники

в остром дефиците. Владыка Феодосий то и дело сокурсников

Андрея Ивановича рукополагал. Не успеет такой к орарю дьякона

привыкнуть, а уже епитрахиль священника на нём. Андрей Иванович

год учится с «лучшей бородой училища», второй...

Как говорилось выше, он в училище пошёл исключительно с

катехизаторскими планами, но осмотрелся, огляделся и захотел в

дьяконы. О сане священника не мечтал, слишком ответственно, а

дьяконом - почему бы нет. Голос - дай Бог каждому, читал по-церковнославянски

без запинок. Опять же - борода лучшая на курсе.

Однако у владыки на этот счёт имелось особое мнение. Каждую субботу

он служил в Ачаирском монастыре Честнаго Креста Господня,

при этом обязательно брал в свою свиту кого-то из семинаристов,

Андрея Ивановича никогда не приглашал. Тому приходилось добираться

до монастыря своим ходом.

- Успокаивал себя, - рассказывал батюшка, - на всё воля Божья.

Да это сказать легко, а попробуй избавиться с лёгкостью от червячка,

1 9 0


который грыз: чем я хуже других? У владыки всегда были любимчики,

в их число, откровенно скажу, не рвался. Не один раз наблюдал:

сегодня он в фаворе, владыка от себя не отпускает, а завтра в упор не

хочет видеть, отправляет на самый дальний приход. Владыка тоже

был с норовом, прости меня, Господи.

Лишь на втором году обучения митрополит отдал команду

«лучшей бороде» писать прошение в дьяконы. Преподавал он гомилетику,

пришёл на занятие и первым делом объявил об этом своём

решении. По дороге в училище пришёл к нему или раньше, только

первым делом наказал перед лекцией писать прошение. Обрадовался

Андрей Иванович. Вполуха слушал лекцию, сказанное владыкой

пело на сердце, за спиной росли крылья. Дух захватывало от открывающейся

перспективы послужить Богу! Светская жизнь остаётся,

всё круто меняется!

Воспарил над землёй и тут же шмякнулся об её твердь. Батюшка

с первого взгляда может показаться человеком спокойным, даже

толстокожим, на самом деле горячий, эмоции могут ударить через

край, оттеснить рациональность на второй план. В конце занятия

владыка по своему обыкновению спросил:

- Вопросы есть?

Редко когда в такие минуты следовали вопросы. По простой причине

- владыка не любил их. Не потому, что ответов не знал. С его

светлой головой и памятью знал всё, но считал: после его ясной и понятной

лекции, какие могут быть вопросы. На тему, отвлечённую от

гомилетики - тем более. Лекционная аудитория - не то место, на постороннее

время тратить. Андрей Иванович, получив зелёный свет в

дьяконство, осмелел. На «вопросы есть?» спросил разрешения:

- Благословите?

Владыка посмотрел испытующе на «лучшую бороду», сделал паузу

и произнёс великодушно:

- Тебе сегодня можно.

Андрей Иванович, счастливо сияя лицом, спросил:

- Как в наше время попасть на Афон?

Об этой мечте своей никому не говорил, однажды ехал в поезде

из паломнической поездки, ответов на духовные вопросы она не

дала, и пришла мысль о Святой горе. Крестьяне царской России в

XIX веке ходили из Сибири в Иерусалим, почему бы крестьянскому

сыну в XXI веке не слетать на Афон.

191


Казалось бы, что особенного прозвучало в вопросе семинариста.

Если бы семинарист женского пола, имелись таковые в группе,

задал его, тогда понятно... Известное дело: гора Афон закрыта для

тех, кому надлежит стоять в храме с покрытой головой. Какой подвох

может быть в интересе к Святой горе мужчины?

Оказывается, подвох читался. Владыка, будучи большим дипломатом

и политиком, на десять ходов вперёд зрел в корень. Иногда,

как в нашем случае, мог почувствовать то, чего на самом деле не

было. За невинным на первый взгляд вопросом увидел хитро продуманный

умысел. Посчитал, за счёт епархии раб Божий вознамерился

на Афон сгонять. Не успел сан принять, уже выгоду ищет, льготы

себе обеспечивает. Позже Андрей Иванович узнал - прецеденты паломничества

на Святую гору за счёт епархии имели место. Три таких

случая зафиксировала статистика. В делах финансовых владыка

отличался прижимистостью, поэтому иерею надо было обладать

выдающимися заслугами, дабы попасть на Афон за счёт епархии. И

вдруг семинарист возомнил себя непонятно кем, подавай ему Святую

гору.

Владыка чуть наклонил голову, глядя на вопрошающего, и пропел:

- Можно.

Андрею Ивановичу почувствовать бы, каким тоном «можно»

произнесено, и прикусить язык, который, как известно, - наш враг.

Андрея Ивановича несло на крыльях настроения, охватившего после

слов владыки о дьяконстве, широким жестом плеснул масла в

разгорающийся огонь, ляпнул ни к селу, ни к городу:

- Кто первый спросил про Афон, - дерзко сказал владыке, - первым

едет на Святую гору.

Категорически открыл собою список отправляющихся в паломничество

по афонским монастырям.

Владыка посмотрел на дерзкого семинариста так, будто шилом

прошил.

- Молитвенник выискался, - прорвало архиерея, - на Афон собрался!

Да знаешь, как надо заслужить такую награду?! Ты ещё ничего

не представляешь из себя - и на Афон его пошлите!

Андрей Иванович сидел на третьем ряду, после этих слов владыки

голову в плечи вобрал, спрятался за впереди сидящего семинариста.

Стыдно, обидно... Ушат ледяной воды на белоснежные

1 92


крылья радости опрокинул митрополит. Обидно - владыка вовсе не

так понял, стыдно перед однокашниками - высунулся с инициативой

и получил.

Стало понятно после реакции митрополита: никакого прошения

на дьяконство писать не следует. Своим языком всё испортил.

- Ребята меня убеждают, - рассказывал батюшка, - всё равно

пиши прошение, раз владыка благословил. Дескать, он только Афон

обрубил, про благословение слова не сказал, не взял его обратно.

Поначалу решил: ни за что писать не буду, потом думаю: где наша

не пропадала. Прошение носил с собой больше месяца, где владыку

ни увижу, у него реакция, будто знать меня не знает. Отвернётся

в сторону, в упор не видит. Я тоже упрямый, удобный момент в

Ачаирском монастыре поймал. Столкнулись нос к носу у церкви

Димитрия Солунского, я вручил прошение. Он пробежал глазами,

усмехнулся и говорит:

- Рано тебе ещё!

Бумагу не вернул, забрал, да только получается - как благословил,

так и передумал. Тонкий политик, он знал, когда приблизить

к себе, по головке погладить, а когда и за уши потрепать, по носу

щёлкнуть.

Месяцев десять Андрей Иванович был в немилости. Владыка

демонстративно не признавал его ни в храме, ни в училище. В тот

раз Андрей Иванович на вечерней службе подошёл на елеопомазание,

митрополит, ставя кисточкой крест на лбу, сказал:

- Во вторник приходи в училище.

Что, зачем? Отказываться не будешь. Андрей Иванович пришёл,

сел подальше. Владыка опять, будто не знает его. Вдруг нашёл глазами

и спрашивает:

- А вы зачем сюда пришли?

- Обычно на «ты» ко мне обращался, - продолжал рассказ батюшка,

- тут, словно в первый раз видит. Сам пригласил, а теперь

«зачем?». Мне терять нечего, встаю и говорю: «Вы, владыка святый,

в одной из ваших проповедей говорили о Поклонном кресте

на Кулае, строительстве скита в тех местах. Может, я каким-нибудь

истопником или трудником сгожусь там». Видели бы владыку,

он изменился лицом, расцвёл в улыбке: «Дорогой ты мой,

да тебя губернатор расцелует». Я дерзко в ответ: «Вовсе не для

193


губернаторского лобзания хотел при ските быть». Владыка дерзость

мимо ушей пропустил. Позвал к доске и принялся вопросы

задавать по всему курсу. Я отвечаю. Он: «Да ты всё знаешь». Меня

задело: «Да ничего не знаю». Грешен, обида на него точила сердце.

За перепады отношения ко мне, то в упор не видел, отворачивался

при встрече, вдруг «дорогой»...

С этого момента пошли дела Андрея Ивановича в гору. В ближайшую

субботу владыка взял его с собой в Ачаирский монастырь,

его и ещё одного семинариста - Ивана Хмелёва.

Той весной Андрей Иванович наметил кардинальные перемены

в жизни. В мае планировал взять отпуск и отправиться по монастырям.

Для себя решил: в своей епархии ему ждать нечего, надо найти

обитель, к которой душа прилепится, и остаться в ней трудником.

Прекрасно знал: монастырям прежде всего нужны люди рукастые,

умелые. В себе был уверен, много что делать умел, а водитель с многолетним

стажем в любой обители сгодится. В монахи не собирался,

трудником хотел себя попробовать.

В Ачаире в Успенском соборе на вечерней службе владыка позвал

Андрея Ивановича в алтарь и спрашивает:

- Ты почему без подрясника?

Вопрос, конечно, интересный, зачем, спрашивается, ему подрясник.

Не имел его никогда, в алтарь впервые попал. Можно сказать,

с бухты-барахты. Андрей Иванович эти тонкости объяснять

не стал. Доложил, что нет подрясника. Владыке ответ не понравился,

приказал взять подрясник у Ивана Хмелёва. Последнего позже

рукоположит в диаконы и иереи. Здесь были свои сложности. Отец

у Ивана из серьёзных предпринимателей, не к церковной службе

готовил сына, да смирился с выбором чада. Однако пускать на самотёк

церковную карьеру сына не хотел, вышел к владыке с предложением:

он на свои средства возводит храм в городе, но с единственным

условием - сын будет в нём настоятелем. Владыке идея

не понравилась, не одобрил:

- Храм для сына - не полезно. Моё дело определять, где кому

служить.

Иван из себя щупленький, Андрей Иванович тоже не богатырь,

однако подрясник Хмелёва едва-едва налез на него. Андрей Иванович

в первый момент не понял, зачем владыка устроил сцену с

облачением в подрясник. Однако тут же наступил второй момент,

194


который всё прояснил. Сказали: «Выходи». Он из алтаря вышел, перед

иконостасом встал, раздался возглас: «Повели!» Взяли его под

руки и повели в алтарь.

Ехал в Ачаир мирским человеком, вернулся диаконом.

- Присягу зачитывать, - рассказывал батюшка, - а текста нет в

храме. Владыка крякнул от недовольства. Да с его феноменальной

памятью разве это преграда. Скомандовал отцу Владимиру взять

бумагу и ручку, начал диктовать. Дали мне присягу, я её зачитал и

диакон готов. Все поздравляют, владыка тут же даёт наказ: утром

быть на службе в Христорождественском соборе.

Новоиспечённый диакон думал, на стажировку, а ничего подобного,

владыка взял сумасшедший темп. Всего одну ночку спал отец

Андрей в сане диакона. В воскресенье на литургии был рукоположен

в священники. После чего вывел митрополит новоиспечённого иерея

на амвон... Храм, само собой, полон, как же - архиерейская служба.

- Сегодня мы рукоположили в священники отца Андрея, - объявил

владыка, - отправляем его на Кулай, к Поклонному кресту. Там

будет сооружён монашеский скит. Край далёкий, безлюдный, большая

надежда на отца Андрея. В скиту будет возноситься молитва о

загубленных душах, безвинных жертвах Кулая.

Лестно было Андрею Ивановичу стоять на амвоне рядом с владыкой,

слушать напутственные слова.

Благословил владыка ехать в Васисс, открывать храм, создавать

приход.

Андрей Иванович, теперь уже отец Андрей, решил не срываться

с низкого старта в край далёкий, поднатореть в Омске в службе,

опыта поднабраться, настоятель Христорождественского собора

предложил:

- Поможешь мне недельки две-три, на дорогу подзаработаешь.

У меня как раз один священник в отпуск просится.

Недели не прошло, Андрей Иванович попался на глаза владыке.

Тот возмутился:

- Тебя в Васиссе ждут не дождутся - ты здесь прохлаждаешься.

Отец Андрей честно признался, с деньгами туго. Не на что ехать!

Владыка хмыкнул, диалог начальника и подчинённого состоялся

накануне Радоницы.

- Дам тебе иеродиакона, - сказал преосвященный, - в родительский

день езжай на кладбище, послужите панихиды, литии...

195


Васисс

е слишком вдохновил батюшку Васисс, когда приехал

к месту своего служения. Умирающую деревню сразу

видно. Улицы, зияющие пустотами на месте когда-то

стоявших домов. Немало домов, что доживали свой век. Ветшали,

кособочились без нужного догляда, крепкой мужской руки. Скорее

всего, хозяева и сами из племени доживающих.

Васисс, приличной площади село, стояло с проплешинами на

окраинах и в самом центре. Первый удар по селу нанесли реформаторы

в начале шестидесятых. В хрущёвскую перестройку потерял

Васисс статус районного центра. В нём стояли геологи, работал мощный

лесхоз, сотни детей бежали каждое утро со всех улиц к двухэтажной

школе, а двухэтажный интернат вбирал в себя ребятишек

со всего района. Три тысячи жителей насчитывал Васисс. Проблема

была картошку посадить, сено накосить. Тайга кругом, болота - земли

мало, лугов недостаточно. Сейчас - сади, не хочу, коси - сколько

душе угодно, но пустуют угодья - некому раззудить плечо с косой да

граблями. В хрущёвские времена поубавился Васисс, но ещё крепко

стоял. Горбачёвская перестройка с ельцинской переломкой и последующей

оптимизацией добили сельское хозяйство, а сельское оно

потому и сельское, что сельчане ведут. Работы не стало. Лесхоз ещё

дышит, не сказать, на ладан, да всех работой обеспечить не в состоянии.

И полутысячи жителей не наберёт Васисс. Да и те, кто в силе,

кто не махнул на себя рукой, норовят в Тару уехать.

Владыка Феодосий считал, отправляя отца Андрея в Васисс,

не на пустое место едет новоиспечённый иерей - из села в епархию

пришло прошение от главы администрации с просьбой прислать

священника. Однако никто его не ждал. Приехал, а жить негде, с помещением

под храм никакой определённости. Всё пришлось самому

выбивать. Главой посёлка была в то время Тамара Павловна, это она

писала прошение митрополиту.

С ней приключился знаменательный случай. Поставил батюшка

колокольню. Колокол в Таре презентовали. Отчасти по пословице:

на тебе, Боже, что нам негоже. Тарской обители колокол не подходил,

трещина шла по боку, а для деревни и такой куда с добром. Колокол

не в комплекте - без языка. Да это мелочи, тем более в Васиссе

нашёлся мастер, выточил за двести рублей. На Пасху Господню

196


к колокольне, как и полагается, свободный доступ. Звонницу батюшка

сам построил во дворе церкви - четыре высоких столба, площадка

в двух метрах от земли, а над ней под крышей колокол. Звонарям-добровольцам

батюшка облегчил жизнь, детям ничего не стоило

взлететь на звонницу по приставной лестнице, взрослому не так-то

просто. Батюшка нашёл выход: привязал длинную верёвку кколоколудёргай

и никуда залазить не надо, можно управлять громкой музыкой

прямо с земли. Всем весело и радостно: беспрерывный звон над

селом во славу Воскресения Господня. Пасха Христова во всей своей

красе пришла в Васисс - с ночной службой, колокольным звоном,

освящением яиц и куличей. Детишки в очередь выстраивались к колокольне,

вовсю старались, дёргая за верёвку, и взрослые впадали в

детство. Подошла глава администрации, два раза дёрнула и оторвала

язык колокола.

Казалось бы, с кем не бывает. Но если подумать - многозначительный

факт, человек написал прошение в епархию, слёзно просил

прислать священника, он прибыл и что? А ничего - крутись батюшка,

как знаешь.

Приехал отец Андрей в Васисс, вышел из автобуса, попутчики

разошлись, один остался посреди деревни, обставленный сумками -

рук не хватит унести. Понятно, не на неделю прибыл, навсегда приехал.

Время вечернее, вот-вот ночь опустится со всеми вытекающими

последствиями. А куда идти? Это не город, на вокзале не переночуешь.

Начал крутить головой, искать, где дом с государственным

флагом. Где тут власть, его призвавшая в село, гнездится.

Хорошо, мир не без добрых людей - директор лесхоза Вениамин

Петрович, проходя по улице, не прошёл мимо одиноко стоящего

священника. Остановился, спросил, в чём загвоздка. Узнал и

сразу за сотовый телефон. Вызвал свою машину и повёз батюшку

в лесхоз. В его ведомстве имелась гостевая комната. В ней батюшка

первые два месяца жил, пока с огромным трудом не определился с

домиком. А с Вениамином Петровичем они сдружились, много раз

батюшке помогал.

- Плохой я поп, - сокрушается отец Андрей. - Не сумел собрать

село вокруг себя. Да и мыслями был на Кулае. Считал, я должен

в Васиссе подготовить место для своего преемника. Переберусь

в скит на Кулай, на смену владыка нового священника пришлёт,

тому не с нуля, как я, начинать. Домик подготовлю, церковь доведу

197


до ума... Всё сделал, но по домам не ходил, до каждого жителя не

пытался достучаться. Лишь в церкви говорил о спасении души, о

покаянии...

Возможно, Бог, отправляя батюшку в Васисс, давал последнюю

зацепку его жителям. Преобразитесь сами - преобрази тся село, не

скатится в свой апокалипсис. Покайтесь в грехах, посмотрите на

свою жизнь. С церковью даётся вам шанс: будет служиться Божественная

литургия, будет Святой Дух нисходить на Святые Дары,

а значит, и на стоящих в храме. Будут причащаться сельчане, а причастник

и сам освящается, и окружающих освящает.

Единицы пришли в церковь. Не шли сельчане к Святой Чаше,

избегали исповеди. Закостенело село в безверии, в равнодушии.

Первое время даже те, кто приходил на службу, отказывались от

исповеди. Дошло до того, что батюшка со всей своей горячностью

пригрозил вообще не служить литургию.

По-настоящему за шесть лет, что служил отец Андрей в Васиссе,

покаялось всего несколько человек.

1 9 8

КУЛАЙ - ОСТРОВ Н ЕСВОБОДЫ

Следователь Балаш енко,

взры вник и другие

Дед Балашенко, в далёком прошлом следователь и даже

прокурор, ходил по селу с прямой спиной, как балетный

танцор. Весной, летом, осенью неизменный серый пиджак,

на голове фуражка защитного цвета. Такие фуражки выпускала

одно время советская промышленность в качестве ширпотреба. Защитного

цвета верх, такого же околышек с козырьком, без кокарды.

Не военная, верх поменьше, околышек уже, чем на форменных,

небольшой козырёк. Среди молодёжи вообще не пользовался такой

фасон спросом, если и носили - деды. Под девяносто годков было

Балашенко в то время. Воевал. О военном прошлом, как говорили

односельчане, не любил рассказывать. Мол, на фронте был недолго,

ранили, а пока в госпитале лежал и войне конец. В церковь несколько

раз заходил в будни, когда службы не было, батюшка по своему

обыкновению что-нибудь ремонтировал. Фуражку снимет, постоит,

посмотрит. Говорил скупо. На заданный отцом Андреем однажды

вопрос - крещён или нет, ответил, что в детстве крестили.

- Бабка по отцу сильно верующая была, - добавил к ответу, не

пояснив, каким образом она участвовала в его крещении.

В Васиссе до войны храм был в честь иконы Казанской Божьей

Матери.

- Там, где сейчас магазин, - рассказал Балашенко, - поповский

дом стоял. Это я помню.

В Бога не верил.

- Какой Бог? - возмущался. - Какая загробная жизнь? Брехня на

постном масле. Помрём, и черви сожрут за милую душу! Вот вам и

вся загробная жизнь с раем и адом вместе взятыми.

В тот вечер монахиня Евдокия с двумя клирошанками репетицию

проводила, батюшка в алтаре полку делал. Вдруг раздались в

сенях-веранде топающие шаги, вбежал внук Балашенко, он в школе

физику и математику преподавал.

- Батюшка Андрей, дед зовёт, умирать собрался! - выпалил с

порога. - Пойдёмте быстрее.

Монахиня на всякий случай тоже пошла, помочь батюшке, если

вдруг умирающий пособороваться захочет. Идут по селу, навстречу

фельдшер. Доложила, что Балашенко совсем плохой.

199


- Да и пора уже, - добавила бесстрастно.

Дом у Балашенко добротный. Крытый двор. Тут же стайка для

коровы, свиней, в дальнем углу баня. Высокое крыльцо, бордовым

цветом крашено, застеклённая веранда. Батюшка с монахиней зашли,

Балашенко лежал в дальней комнате на кровати поверх одеяла.

При виде батюшки начал садиться.

- Лежите-лежите! - попытался остановить батюшка.

- Нет, - с трудом сел на кровати. Посидел и сказал хриплым голосом:

- Исповедоваться буду.

Домашних выгнал:

- Идите во двор, там подождите.

Внука спровадил, жену его.

Монахиня собралась за ними уходить.

- Ты сиди, - скомандовал.

И начал рассказывать, как расстрельные статьи подписывал.

В синих кальсонах, лысый, седая щетина на впалых щеках, тонкая

шея.

- Сволочь я, сволочь. Витька Самсонов, в школу вместе ходили,

а я его... Умный был, мне так наука не давалась... Сгинул в лагерях.

Если бы люди знали, что я творил... Никого не щадил. Наоборот,

удовольствие доставляло. Разорвать меня на куски мало...

Заплакал:

- Надька, соседка, двое детей, мужа лесиной придавило, и её не

пожалел... Двоюродный дядька в ногах у меня валялся, просил за

зятя Игната... Мог я отвести Игната от статьи... Не захотел, не любил

меня Игнат, чувствовал мою гадскую сущность. Надсмехался:

«Говнистый ты, Миша, мужик!» Раз я говнистый, пусть тебе говнисто

будет. Ему в Таре следователи-костоломы почки отбили, на этапе

умер. В Тарской тюряге звери подсобрались в те годы, потом и сами

по 58-й статье пошли.

Хоть и говорил Балашенко «черви сожрут», а совесть была, мучила

всю жизнь, кровенило сердце. Не только червей загробных боялся.

Всю исповедь слёзы, сопли на кулак мотал.

- Я после той исповеди всю ночь заснуть не могла, - говорила

монахиня. - Большую часть жизни он кровавую грязь в душе носил.

Получается, саднило сердце.

Не умер Балашенко после исповеди. На предложение батюшки

причаститься, подумал и согласился. Стакан с запивочкой дрожал в

200


руке, но держал сам, всё выпил. И обессиленно лёг, вытянувшись во

всю длину.

И прожил ещё два года. Всё так же ходил по селу с прямой спиной,

в неизменной фуражке. В церковь больше ни разу не заходил

и батюшку с монахиней сторонился. Молча кивнёт при встрече. Но

попросил перед смертью внука, чтобы «поп отпел».

Однажды пришла в церковь женщина, Светлана Петровна. До

пенсии была воспитательницей в детском саду, заведующей. Из

сельской интеллигенции. Жила то в Васиссе, то в Таре, где у неё дочь

была замужем. На службы заходила изредка, не исповедовалась,

не причащалась. Миловидная женщина, из тех, кто и в шестьдесят

стройны и симпатичны.

Батюшка достраивал дровяник в церковном дворе, зашёл в храм

за гвоздями, она следом. Перекрестилась, поздоровалась. Потом говорит:

- Батюшка, мне в последнее время один и тот же сон снится.

Мальчишка лет двенадцати. Хорошенький такой.

Сказала, посмотрела испытывающим взглядом на батюшку. Тот

ждал продолжения. Явно не сном поделиться пришла Светлана Петровна.

- А вы знаете, отец Андрей, - сменила тему прихожанка, - в

этом здании роддом был?

Батюшка знал.

Здание относилось к больничному городку. В нём размещался

роддом, потом стационар.

- А вот там, - Светлана Петровна показала на дверь в ризницу, -

абортарий находился. Знаете?

Этого он не знал.

- Подруга у меня в этом роддоме работала, - сказала Светлана

Петровна и показала на печь. - Стою на службе, и вдруг придёт в

голову - сколько после абортов детей сожгли в этой печке.

Сказала и вдруг разревелась:

- Можно прямо сейчас исповедоваться? Иначе не решусь. Забеременела

я в девушках, - начала Светлана Петровна, - дотянула, что

никакой аборт делать нельзя. Подруга-акушер вызвала искусственные

роды, ну и в этой печке мы его... И вот снится постоянно мальчик,

почему-то думаю, тот ребёнок. Простит мне Бог?

201


Батюшка задал несколько вопросов, прочитал разрешительную

молитву, наказал вычитать каноны, прийти в воскресенье к причастию.

Не пришла.

В то будничное утро батюшка красил окно внутри церкви,

стукнула входная дверь, зашёл мужчина. Постарше батюшки, за

шестьдесят. В чёрных резиновых сапогах до колен, брезентовой

куртке. Подвыпивши. Подал руку, здороваясь, одновременно представился:

- Борис.

Батюшка видел его в селе, у Бориса был самодельный трактор,

без кабины, с кузовом. Жил на дальнем от церкви краю в хорошем

доме. Мужчина постоял, потом попросил у батюшки кисть, скупыми

уверенными движениями докрасил раму, подоконник. Получалось

хорошо.

- В стройбате служил, - прокомментировал наличие профессиональных

навыков маляра. - До тошноты помахал кистью. Да и

лопатой пришлось.

После чего сказал:

- Прости меня, отец, болит душа. Иногда до того плохо. Сестра

моя ходит к вам, Татьяна. Ну да я не о том. По молодости охоч был до

баб. Зверски охоч. Первая жена Лида... Потом ещё два раза женился,

всё не то. Лучше её не было. Поначалу хорошо с Лидой жили, да мне

всё мало. Куролесил. Особо не прятался. Ей стыдно, обидно! Хозяйка

была настоящая, у неё и мать такая, с Украины они, из переселенцев.

Скотину мы держали, а в доме ни соринки. Чистота везде. Ничего не

замечал, одно было на уме... В тот раз закрутил с медсестрой, а работал

взрывником у геологов... Лида обмотала себя взрывчаткой и... Я

же ей и рассказывал, дурак, что и как делается... Дескать, вот какая

у меня ответственная и опасная работа. Не могу её забыть. Хочу, а не

могу. В последнее время тянет к ней на могилку. Что мне делать?

Эту историю батюшка рассказал, когда мы проехали поворот на

Большеречье.

- У отца Андрея в Большеречье двенадцать детей, - сказала монахиня

Евдокия, - одиннадцать своих, один приёмный. Сейчас строит

храм в честь Успения Пресвятой Богородицы.

- У настоятеля нашего храма отца Дионисия, - не смог я лишний

раз не выразить восхищения, - десять детей!

202


- Какой у вас храм? - спросила матушка.

- Ефрема Сирина.

- Детки - самое светлое в васисской эпопее, - произнёс батюшка,

глядя на дорогу. - Приехал в Васисс, из автобуса вышел, стою. В

подряснике, с крестом, всё, как полагается. Куда идти, не представляю.

Ко мне мальчик подходит. Апрель. Развезло. Пять сумок. Одежда,

облачение, кое-какая церковная утварь. Священники похмогли.

Один кадило дал, другой требник. Владыка распорядился выдать с

епархиального склада евхаристический набор. Ехал, ничего не знал,

как и где буду устраиваться. Зато было благословение владыки. С

ним ничего не боялся. Ни в тайге, нигде.

Подходит мальчишка лет двенадцати. Поздоровался.

- А вы кто? - спрашивает.

- Священник.

- Вы меня покрестить можете?

- Церковь, - говорю, - откроехм, принесёшь разрешение от родителей,

окрещу обязательно.

Что вы думаете, крест на фронтоне прибиваю, залез на сени-веранду,

прибиваю, он снизу кричит:

- Батюшка, я разрешение принёс.

- Двести двенадцать человек за шесть лет окрестил, - приводит

отец Андрей церковную статистику. - В храм единицы пришли...

Был случай, по сей день жалею... С год прошло, как приехал в Васисс,

слышу, в калитку кто-то стучится, открываю - девочка. Славная,

шапочка с помпоном, розовая курточка, глазёнки большие, ясные.

Потом узнал, в первом классе училась. Бойко заявляет:

- Меня Алисой зовут! Хочу креститься!

Правило - крестить исключительно с письменного согласия родителей

- неукоснительно соблюдал. Сказал, чтобы несла разрешение.

И получаса не прошло, снова стук в калитку. Снова Алиса.

- Вот, - говорит и протягивает листок бумаги. Из блокнота вырван,

край один неровный.

На нём детской рукой большими буквами написано: «Разрешение».

Мне бы взять да и окрестить. Пусть несовершеннолетняя,

пусть взгрели бы меня. Могли и в епархию нажаловаться. Ну и

что? Дальше Васисса владыка не отправил бы. Да и понял бы всё.

Мог отругать при свидетелях, потом наедине сказать: «Должен был

203


я отреагировать, а ты правильно сделал». Я снова отправил Алису за

разрешением:

- Мама или папа должны написать.

Мама, как потом узнал, беспутная. В школе русский и литературу

преподавала. По натуре из блудливых. С мужем на этой почве

разошлись, после этого понеслось - с одним сойдётся, поживёт, разбегутся,

следом другой появится. В деревне всё на виду. Одно время

едва не шведской семьёй жила с двумя мужиками. Обращалась к ней

Алиса за разрешением креститься или нет - не знаю, но больше ко

мне не приходила. По сей день корю себя - не окрестил ребёнка.

Воскресная школа

етки были очень хорошие, - подключается к разговору

монахиня. - Родители, бывало, беспутные, а детки хорошие.

Перед Рождеством наряжали ёлку в храме. Допоздна

провозились. Выходим на крыльцо, небо звёздное. Полюбовались.

Вон, говорю, Большая Медведица, а там Северная звезда. Начала

рассказывать про Вифлеемскую звезду, как засверкала она в таком

же бархатно-тёмном небе необыкновенным светом, привлекая внимание

пастухов. И повела их к святому семейству.

Так идём по селу, Маринка Некрасова руку в карман сунула, растерянным

голосом говорит:

- Матушка, а я варежку в церкви забыла.

- Может, - спрашиваю, - по дороге потеряла?

Жмёт плечиками:

- Не знаю.

Нехолодно в тот вечер, градусов десять.

- Ищи, - говорю, - по всем карманам. Смотри, вдруг дырка в

подкладке, туда провалилась.

Ребятишки давай помогать. Все карманы у неё обшарили. Нет.

Надо возвращаться. Шеренгой выстроились на дороге, идём под

ноги смотрим. Подошли к храму, а он открытый. Оставили дверь незапертой.

У меня похолодело на сердце. Были в селе хулиганы, могли

залезть, нагадить. Мы на звёзды залюбовались, я, тетеря, забыла

про замок. Достала ключи, начала закрывать, Маринка радостно

воскликнула:

- Матушка, нашла варежку!

2 0 4


Если бы не эта пропажа, оставили церковь открытой.

Марина нашла варежку в кармане.

Для них это было чудом. Из ряда вон. Все вместе искали варежку,

во всех карманах у Марины. И вдруг она в кармане. Несколько

дней только и разговоров было о варежке, пропавшей и чудесным

образом снова оказавшейся на месте.

В тот год они тайком от меня вертеп слепили. Договорились

между собой, пришли и слепили во дворе церкви. За день до Рождества

прихожу в церковь, а во дворе вертеп. Да так старательно сделали.

И коровка, и две овечки, святое семейство...

Оля Петрова хорошо лепила, она заводилой была, когда делали

вертеп. А весной она повесилась.

В тот вечер пришла в церковь, принесла рисунок. Три девушки

за столом... В манере Модильяни, тонкие линии, шеи длинные. На

столе перед девушками блюдо с монетами. В воскресной школе двое

хорошо рисовали - Вова Новичков и Оля. Мальчик как мальчик, по

вдохновению, десять раз напомню, может вообще не сделать, Оля -

надёжная. Мы рукописный журнал выпускали. Я сразу отказалась от

компьютерных картинок. Дети, пусть и сельские, а продвинутые: давайте,

говорят, из Интернета будем брать. Нет, говорю, лучше сами,

так интереснее. В церкви завели ящик для вопросов. В журнале на них

отвечали. Про святых писали, о церковных праздниках. Помню, Оля

нарисовала преподобного Герасима со львом. Лев грустный-грустный,

это когда он осла прокараулил, а караванщики украли животинку, что

бесхозно паслась. Преподобный Герасим посчитал, лев проголодавшись,

ничего умнее не придумал, как животинкой голод утолить.

В тот роковой день Оля рисунок с девушками принесла, я спрашиваю,

к чему?

- Помните, - говорит, - вы читали житие Николая Чудотворца,

как святитель золото тайком подкинул отцу трёх дочерей, от панели

их спас.

Похвалила Олю, хорошо нарисовала.

Она вдруг говорит, вдвоём сидели в церкви. Не с кем ей было

поделиться. Одинокой росла. Страшно одинокой.

- Вы ведь знаете, - говорит, - моя мама отца убила. Как мне

жить?

Случилось это задолго до церкви. Пока мать сидела, Оля с сестрой

и братом у бабушки с дедушкой жила. Мать после отсидки

205


сошлась с одним местным мужиком, на десять лет моложе, и от него

ещё троих родила. Сына от первого брака машина сбила. Как раз

напротив церкви. Я клирос собрала на репетицию, поём «Свете тихий»,

вдруг дверь распахивается, отчим заносит тельце мальчишки...

Было такое...

Оле говорю на её вопрос «как жить»:

- Мама за свой поступок сама ответит перед Богом, а ты молись

за неё.

Она расплакалась:

- Мне так, матушка, тяжело, такие разговоры по селу.

Перед этим в школу пришла фельдшер, тоже какая-то без царя

в голове, и говорит Оле: «Ты беременная». Оля ей: «Ничего я не беременная».

Та: «Нет, беременная». Начали девчонку клевать. Дым

откуда пошёл? Отчим начал домогаться падчерицы. Жуткая деградация

в селе. Был случай - дядя изнасиловал племянницу. Пьянство

среди детей... Сколько самоубийств при нас произошло. Олин отчим

мужикам по пьянке брякнул, мол, у меня ещё одна жена подросла.

Олиной матери выгнать бы такую скотину в три шеи.

Оля приходила ко мне с рисунком первого мая, а второго смотрю

в окно, по улице идёт в сторону церкви. Какое-то время миновало,

глядь, второй раз в том же направлении прошествовала. У меня стол

у окна, нет-нет да брошу взгляд на улицу. Ещё подумала, что это Оля

туда-сюда курсирует? Кольнуло во мне и тут же угасло - ну ходит и

ходит, мало ли что. Ночыо Оля в бане повесилась. Может, решалась на

дороге к церкви. Утром подружка её Оксана прибегает вся в слезах...

Оля завела на три ночи будильник, поднялась и пошла в баню...

Как показало вскрытие, беременной она не была. Всё сошлось в

одно: отчим, фельдшер, и моя интуиция ничего не подсказала.

Хорошие были детки. С некоторыми переписываемся по Интернету.

У некоторых уже свои дети имеются. Мы Олю похоронили,

прошло месяцев пять, уже учебный год начался, говорю: «Надо сходить

к Оле на могилку». В воскресенье после службы отправились.

«Давайте, - говорю, - приберёмся. Могила - это святое место. Раз

крест стоит - место святое. А здесь столько веток, листвы...» С собой

грабли прихватили, метёлочку. Убрали могилу, крест протёрли.

Не Могу без слёз вспоминать те похороны. Лежит в гробу рыженькая

девочка. И себя корю, нет бы, форточку открыть да окликнуть,

позвать к себе. Не заметила её, когда в первый раз обратно от

2 0 6


церкви прошла, потом гляжу, снова в направлении церкви идёт. Всего-то

и подумала: что это Оля туда-сюда ходит?

Убрали мы Олину могилку в тот раз, поплакала я с девчонками.

Потом смотрю, они пошли к могилкам бабушек, дедушек, давай прибираться.

Светлые души...

***


Часто требовали из деревни подводы, чтобы везти из Тары кулаков

за болото. В феврале 1931 года пришлось и мне везти этих людей

в дальний путь. Мне тогда шёл семнадцатый год. Дело к весне

и дорога часто портилась. В Таре собралось более 100 подвод. Загрузили

их людьми и имуществом, и обоз наш тронулся. Сундуки с одеждой,

железные кровати, швейные машины, и некоторая домашняя

утварь - вот вещи, которые разрешалось брать.

В мою подводу посадили девушку. Хорошо одетая, культурная.

Ехали через Пологрудово на Литковку и Петровку. Всё чаще стали

останавливаться: то завёртка порвётся, то копыл выпадет, то

оглобля сломается. Ехали около месяца. Кончился корм для лошадей,

иссякли продукты. Нас кормили в деревнях, через которые мы

проезжали... Ну а после этих деревень начались настоящие страдания.

Поехали по болоту, а затем лесом. Начали умирать дети и

старики, хоронили их рядом с дорогой, в снегу. Страшный случай

произошёл на речке Кулай, где мы заночевали. Там повесилась моя

пассажирка. Двадцать один год ей был. Схоронили её здесь же, в глубоком

снегу.

В. Зайцев. Газета «Ленинский путь» № 8,

9 февраля 1991 года, г. Тара

Не отдадим - нужна самим

ладыка Феодосий отправил монахиню Евдокию в Васисс,

помочь батюшке с клиросом. Ехала на месяц-другой, подучить

местных, преподать азы клиросного пения и обратно

в цивилизацию. Получилось не совсем так, точнее - вовсе не

так. Батюшка в апреле приехал в Васисс, начал организовывать приход.

С клиросом загвоздка. Да и понятно, чудо было бы, найдись в

Васиссе сведущий в церковном пении, батюшка тоже не специалист.

20 7


- Батюшка, ты привези с города, чтобы нам показал, - просили

прихожанки, - петь-то мы поём любую песню, хоть под баян, гармошку

или под стопочку, но как по-церковному, не знаем.

Петь они пели. Батюшка однажды подходит к церкви, оттуда,

аж стёкла дребезжат: «В жизни раз бывает восемнадцать лет...» Бабушки

вспомнили молодость на полную громкость. Да так хорошо

выводят. Ну молодухи и молодухи... Голоса сильные...

- Не боги горшки обжигают, - сказали батюшке, - нам бы показать

да рассказать - мы тоже выучимся.

Батюшка приехал в Омск и - к владыке Феодосию, так и так,

нужен человек клирос в Васиссе поставить.

- Ищи, - коротко благословил владыка.

«Легко сказать ищи», - подумал батюшка и поехал в субботу

в Ачаирский монастырь. Учась в духовном училище, он со всеми

священниками перезнакомился, половина сокурсников приняли

сан. В Ачаирском монастыре спрашивает у иерея, который монахинь

окормлял, где бы клирошанку толковую на время взять. Пожаловался

на владыку, мог бы приказным порядком кого-то откомандировать,

сказал «ищи», будто так просто заманить в глушь

человека.

Ачаирский батюшка похвастался:

- Тебе бы нашего регента, кого хочешь научит, но мы её вам не

отдадим! Даже не думай!

Батюшка обиделся:

- Да не беспокойся ты, не претендую на вашу звезду!

Дескать, если не отдадите, нечего и душу травить.

Батюшка приехал в Ачаир в субботу. Раз суббота - обязательно

архиерейская служба. При владыке Феодосии так было установлено.

Все это знали. Обязательно паломники из Омска. И простые миряне,

и к владыке приближённые. У батюшки Андрея одно на уме, всех

знакомых, имеющих отношение к церковному пению, опросил - не

нашёл отчаянных с ним поехать. Регента, которым хвастал ачаирский

батюшка, не было, куда-то отлучилась из монастыря.

После службы отец Андрей сходил к святому источнику, на

обратной дороге у храма Димитрия Солунского снова встретил батюшку,

пожалевшего регента, - «мы вам своего не отдадим». Встреча

оказалась промыслительной. Батюшка указал на монахиню, стоявшую

на крыльце храма.

2 0 8


- Вон наш регент! - и снова повторил: - Не дадим тебе, самим

нужна!

- Ты так говоришь, будто я покушаюсь на неё, силком хочу забрать,

- в сердцах высказался батюшка.

- Не обижайся, ты сам подумай: оно ей надо ехать в ваш медвежий

край! И вообще, идём лучше на трапезу.

За трапезой после ухи владыка поднял отца Андрея:

- Нашёл певчую?

- Нашёл, - уверенно ответил тот.

Трапеза по случаю чудной августовской погоды происходила

на свежем воздухе. Монахиня Евдокия несла послушание на раздаче

первого-второго. Сцена была достойная кисти живописца. Стоит

монахиня перед бадьями с ухой, рыбными котлетами, салатом, а со

спины к ней бурёнка подходит. Упитанная коровка, рыжего окраса,

с белым пятном на боку, один рог наполовину сломан. Монахиня не

видит парнокопытную гостыо, та, как истинно монастырское существо,

нисколько не смущается большого количества священства за

трапезой, и владыка ей не указ, преспокойненько склоняет морду к

одному из котлов...

Владыка засмеялся:

- Матушка Евдокия, бурёнке-то налей! Видишь, заинтересовалась,

чем вы владыку потчуете!

Монахиня вскрикнула, обнаружив за спиной корову. Несмотря

на благословение владыки, не стала обслуживать бурёнку, отогнала

грозным окриком.

Инцидент с коровой был исчерпан, владыка вернулся к делам

насущным, снова обратился к отцу Андрею:

- Кого ты нашёл?

- Да вон, - батюшка указал на монахиню Евдокию.

Владыка посерьёзнел лицом:

- Она согласна?

- Не знаю.

- Интересно ты нашёл, - заметил владыка и повернул голову к

монахине:

- А ты согласна?

- На что, владыка святый?

- Поехать с ним в Васисс.

- Согласна.

209


Ту их совместную дорогу в Васисс батюшка описал таким образом:

- До Тары ехала, по сторонам смотрела, всё ей было страшно

интересно. После Тары смотрю, настроение у регента резко пошло

на минус. А когда увидела домик, который ей выделили для проживания,

совсем скисла.

- Не будь благословения владыки, - смеётся монахиня, - на

следующий день помахала бы ручкой - только меня и видели. Про

себя решила: месяц и всё, ни за какие коврижки больше не останусь.

Пусть владыка хоть что со мной делает. Да ещё комары в первый

вечер налетели. В шоке была! Батюшку лениво кусают, а на меня набросились.

Обет Господу

етит машина, батюшка внимательно смотрит на дорогу,

она далека от совершенства, участок с выбоинами, не дай

Бог колесом на скорости угодить. Матушка рассказывает

свою историю:

- О вере слышала дома всегда. Прадед был старостой церкви

в Заводоуковске, держал странноприимный дом. По рассказам бабушки,

у её брата жили старица и слепой иеромонах. Монастыри позакрывали,

он приютил бездомных, до смерти жили. Крестили меня

в двенадцать лет. Как бабушка говорила: «Крестили в тог год, как

Брежнев умер». Я говорила, дед с бабушкой верующие, а мама была

партийной. В церковь по молодости лет забегала с подружкой. У той

одна бабушка немка, другая украинка, обе ходили по праздникам в

Крестовоздвиженский собор.

Папа мой в тридцать лет ослеп. Нашли у него гидроцефалию

головного мозга, водянка по-народному. Он двадцать /два года слепым

жил. Мне было девятнадцать, дома никого, мы с ним вдвоём.

И папа стал умирать. Меня охватил ужас, не знаю, как поступить,

стала кричать:

- Господи, оставь папу жить, я в монастырь уйду.

На колени упала, руки к окну простёрла и кричу. Отчаяние

охватило, ничем помочь не могу. Вырвалось: «В монастырь уйду!»

Вдруг он очнулся. Сел на кровать. У меня отлегло от сердца - папа

живой.

210


Прошло несколько лет, поехала к знакомым в Ачаир. Тогда

впервые услышала о монастыре, его только начали строить.

Значения не придала, и думать не думала: туда бы в монашки.

Своё обещание Богу забыла.

В двадцать лет написала первое заявление в ЗАГС. За день до регистрации

отказалась. Нет, не могу, не хочу, поторопилась. Дала от

ворот поворот жениху. Прошло два с половиной года. Снова собралась

замуж. Подаём заявление в ЗАГС. Парень хороший. Да я непостоянная,

перед самой регистрацией: нет и всё. В двадцать семь лет

попадаю в больницу с бронхиальной астмой. Клиническая смерть,

четверо суток в коме. С больницей рядом Христорождественский

собор. Ощущение, пока была без сознания, постоянно слышала колокольный

звон.

Очнулась, говорю:

- Господи, мне так хорошо.

Смотрю, мама рядышком.

- Доченька, - говорит, - радость моя.

А по щекам слёзы.

Поставили мне диагноз: бронхиальная астма. Более-менее отошла

и отправилась в храм. «Господи, - говорю, - не знаю, чем тебя

благодарить, я живая осталась». Пучок свечей купила. Всюду поставила.

Проходит несколько дней, я на больничном, дай, думаю, в церковь

схожу. И так меня стало тянуть туда. Сплю, а мне снится - иду

в храм, двери открываю, свечи мерцают, хор поёт. Тянуло страшно.

Жила в ожидании, скорее бы воскресенье - в церковь пойти.

Работала на почте оператором, возвращалась домой поздно, на

церковь оставалось лишь воскресенье. А мне мало. Не хватает одного

дня в неделю. Разреши каждый день ходить - устали бы не знала.

Взмолилась: «Господи, если мне нужно в храме часто быть, помоги

с работой». Через какое-то время двоюродный дядя пришёл к нам в

гости, с отцом общался, я за компьютером сидела, мама что-то позвала,

захожу к ним в комнату, дядя Лёня говорит:

- Лена, что ты к этой почте прилипла? Суета, народ раздражённый,

каждый день на работу ходить и платят не ахти. Пошли к нам

оператором газовых котельных. Заработки хорошие, день-ночь отработала,

трое суток дома.

Думаю, это знак свыше. Пусть я чистой воды гуманитарий,

с физикой и химией в школе дружбу не водила, да где наша

211


не пропадала. Иду на курсы, без сучка и задоринки учусь, на «отлично»

сдаю все экзамены, в том числе химию с физикой. Работа как раз

по мне. Смена в день, на следующий день - в ночь, затем трое суток

дома. Ходи в церковь сколько хочешь. Довольнёхонькая, пролетают

три или четыре месяца, во мне накапливается чувство - мало мне

этого, а куда дальше двигаться, не знаю. Да Бог ведёт. В Великий пост

на крестопоклонной неделе ко мне подходит регент нашего Христорождественского

собора, примерно моего возраста, и спрашивает:

- Не хотите на клиросе петь?

Врач предупреждал, с моей бронхиальной астмой петь не смогу.

Не помню, к чему сказал о пении, певицей даже в художественной самодеятельности

не выступала. Петь заказано по причине, вдохи при

пении нормально делать не смогу. Так врач объяснил. В эти детали

регента посвящать не стала, зачем нагружать своими болячками постороннего

человека. Об астме умолчала, в другом покаялась - музыкального

образования нет, какая из меня клирошанка после этого.

- Вы попробуйте, - регент настаивает, - батюшка вас благословляет.

В храм вы ходите постоянно, поможете клиросу.

Раз батюшка благословляет, почему не попробовать. Быстро у

меня получилось. Вдохи нормально делаю, никаких неудобств, о которых

врач предупреждал, через две-три службы я уже читала на

церковнославянском, будто с Псалтырем родилась. Клирос в соборе

серьёзный, не бабушки из окрестных домов, таких слухачей, как я,

всего одна женщина, остальные с консерваторским образованием

или после Шебалинки - музучилища имени Шебалина.

Вот когда я была счастлива. На работе в ночную никого, я одна,

пою в полный голос. Дома папе пела. Ему нравилось. Особенно «Херувимскую»

любил, «Богородицу», сто второй псалом - «Благослови,

душе моя, Господа»...

- Лена, как хорошо! - скажет. - Ты меня приучила, на работу

уйдёшь, а я жду, вот Лена придёт, будет мне петь.

И вдруг в один момент что-то во мне разладилось. Будто шторку

закрыли. Ни в одну ноту попасть не могу, начинаю читать - то и

дело запинаюсь, ударения неправильно ставлю. То в автомате шло -

здесь, через пень колоду. Регент недоволен. Я пошла к батюшке, разревелась

перед ним. Мудрый человек он начал успокаивать:

- Господь показал - ты можешь. Трудись дальше, не отчаивайся.

Так бывает.

212


Молилась Сергию Радонежскому, Николаю Чудотворцу, не помогают

молитвы, священномученику Сильвестру. Думала, всё, конец

моему клирошанству. Паниковала - как я без пения буду жить?

Папа просит спеть, а я не могу признаться: папа, Лена своё отпела.

Отнекиваюсь на его просьбы, мол, горло болит. Его приучила к

своему пению, и сама не мыслила вне клироса себя. Регент вроде как

в шутку обронила:

- Что Иисус Христос сказал? Неплодоносящую смоковницу

срубают и сжигают.

Она в шутку, а для меня удар - получается, бесталанной одна

дорога - на свалку. Казалось, ничего страшнее быть не может, если

с клироса погонят за профнепригодность. Месяца два как чумная

ходила.

Вот уж испытание. Потом чувствую - вернулось. В ноты стала

попадать, читать без всяких яких. Но ещё робела, опасалась - вдруг

снова разладится. В воскресенье владыка приехал в наш храм. Как

водится со своим хором. Руководитель Раиса Денисовна, преподаватель

Шебалинки. Нас тоже привлекли, подпевать, так сказать. Меня

позади Раисы Денисовны поставили. Я в напряге, стараюсь петь в

сторону, чтобы не слышала. Она заметила, шепчет:

- Что ты отворачиваешься, пой нормально. Всё хорошо.

После службы спрашивает:

- Не хочешь в субботу в Ачаирский монастырь?

Конечно, хочу.

- Приходи утром к Казачьему собору.

Всё удачно сложилось, в субботу у меня выходной. К собору

подхожу, Раиса Денисовна показала на «газель»:

- Садись.

Села на самое неудобное место, спиной к водителю, прямо как в

Евангелии: садитесь на последнее место, чтобы не попросили пересесть

на худшее.

Мне всё равно как ехать, спиной к движению, лицом ли - в молодости

не укачивало нисколько. Сижу довольная, и вдруг входит

владыка Феодосий. Без малого не ринулась на выход. Владыка напротив

садится. Сижу, как кол проглотила, голову не поднимаю,

ужас какой. Страшно разволновалась, сердце колотится. Митрополит

собственной персоной в полуметре от меня.

Он спрашивает:

213


- Как зовут?

Выдохнула:

- Елена, владыка святый.

- Красивое имя.

Он мне посох подаёт, держи, мол. Держу, и боюсь пошевелиться.

Сама не своя, владыка так близко. Он говорит:

- Вот смотрю на тебя, Лена, поездишь ты, поездишь в монастырь

да и останешься в обители.

Я ни слова в ответ. Боялась ляпнуть невпопад.

Монастырь произвёл ошеломляющее впечатление. Настолько

хорошо.

Начала ездить при первой возможности. В субботу, если нерабочая

- обязательно, кроме этого, в будни. Послушания всякие разные

несу - по кухне, на уборке территории, на клиросе пою. Игуменья,

матушка Вера, меня привечала. Интерес к клиросу в Хрисгорождественском

соборе стал ослабевать, одна мысль в голове - в монастырь

съездить. Отпуск подходит, я к игуменье за благословением в

монастыре пожить.

- А как же, - спрашивает, - клирос в Христорождественском?

Настоятель не будет ругать меня.

- Там, - говорю, - без меня хватает людей.

Пожила месяц в монастыре, потом взяла месяц за свой счёт. И

поняла, без монастыря не могу. Решила уволиться. Начальник, дядя

родной, слушать не хочет, твердит: «Не отпущу, только через мой

труп. У меня желающие на твоё место сразу найдутся. Хорошая работа,

хорошая зарплата, не дури». Не знаю, что делать, дядя - человек

уважаемый. И тут на неделю уезжает, я к заместителю. Тот заявление

подписывает и говорит, широко улыбаясь:

- Лена, желаю тебе счастливой семейной жизни. По своему опыту

скажу: со временем понимаешь, семья - главное в жизни.

У меня лицо вытянулось, глаза по блюдцу, говорю:

- Какой такой семейной жизни?

Он улыбку спрятал:

- Мне сказали, ты замуж выходишь и переезжаешь с мужем в

другой город.

- Я в монастырь ухожу.

Засмущался:

- Будем считать, по семейным обстоятельствам.

2 1 4


Хоть по каким, главное - заявление подписано, бегу в отдел

кадров. Дома ни слова. Дядя долго мои документы держал, никого

не брал на моё место, надеялся, вернусь.

В монастыре первые два месяца, как на крыльях: радость -

словом не выразить! Счастье! Никакой работы не чуралась, на все

службы ходила. Конец мая, берёзы зеленью опушились, ветерок с

Иртыша, рано утром выйдешь - хвали, душа моя, Господа! Сердце

поёт! На траве роса сверкает, солнце поднимается, лететь хочется.

Потом начались искушения. Тяжко было. Старые монахини гнобили:

ходи с молитвой в сердце, глаза в пол, не улыбайся, ты в монастыре,

а не на дискотеке. Если я по жизни такая, как могу на раз

переделаться.

Приезжает владыка... Я сама смиренница. Глаза в пол, молчу.

Он в недоумении:

- Лена, что ты, как истукан?

И говорит игуменье:

- Один нормальный человек был и того изуродовали.

Матушка Вера залепетала:

- Владыченька святый да мы ничего, она привыкает!

- Вижу, как привыкает!

А потом я постриг приняла.

Папа парализованный лежал. Из монастыря приехала, привезла

ему крестик. Надела, он обрадовался. Говорить не мог. Что интересно,

иногда речь возвращалась...

В тот раз захожу, а крестик на полу. У меня сердце похолодело:

- Папа, ты что - от креста отказываешься?

Он голову тянет от подушки. Поняла, просит надеть. Может, во

сне сорвал.

Мы друг друга на сердечном уровне понимали. О постриге не

сообщала ему. А тут речь вернулась к нему, говорит:

- Доченька, видел во сне твою свадьбу! Только почему-то платье

у невесты чёрное. Почему ты в чёрном платье?

- Папа, я стала монахиней, приняла монашеский постриг.

Он посмотрел на меня и единственное, что сказал:

-Да.

Не знаю даже, одобрил или нет.

Приехала в Васисс. Вроде, на месяц-другой, клирос собрала,

воскресную школу открыла. Батюшка Андрей, мол, не торопись,

2 15


зимник будет, на Кулай съездим. Очень хотелось на Кулай. Думаю,

ладно, в монастырь успеется. Взрослых мало ходило в церковь, а

детки очень хорошие. Неизбалованные, кто-то из неблагополучных

семей, все ребятишки славные.

Сентябрь прошёл, октябрь снегом отметился, в первых числах

ноября капитально лёг. Папа умер десятого декабря 2004 года.

Мне настолько плохо вечером сделалось. Не могу себе места найти.

Разладилось во мне всё. Часов пять было. Прилягу, думаю, минут

на пятнадцать, отдохну, потом встану на молитву. Прилегла, вдруг

будто кто-то за руку взял, открываю глаза, папа передо мной. Пытаюсь

крикнуть: папа, ты откуда? Он палец к губам своим приставил:

«Тихо, доченька, не кричи, я умираю». «Папа, - говорю, - а как же я?

Не умирай, я сейчас поеду к тебе!» - «Ты, доченька, не успеешь, ты

только не кричи. Меня отпустили к тебе проститься». И руки крестом

на груди, как на причастие, складывает и уходит.

Я поднялась с дивана, ничего понять не могу, в это время заходит

сосед и говорит:

- Твоя мама звонила.

У меня сердце оборвалось:

- Папа умер?

Пусть мне хоть что говорят, это он был в Васиссе. Я физически

ощутила прикосновение его руки. Утром поехала в Омск. Батюшку

Владимира позвала отпевать. Он зашёл, посмотрел на гроб, перекрестил:

- Мученика в роду имеете.

t

М онастырь

вадцать два года папа пролежал, - продолжала рассказывать

о себе монахиня Евдокия. - Человек тихий, спокойный.

Девятнадцать лет прожил после моих слов «в монастырь

уйду, если папа жить будет».

Непередаваемые ощущения, когда постриг приняла. Во всё веришь

без всяких подтекстов, принимаешь, как должно быть, и чудеса

на каждом шагу. Господь укрепляет веру, помогает, будто посадили

тебя на саночки и везут по жизни. Отец Иоанн идёт по дороге к

воротам, меня увидел.

2 1 6


- Помолись, - просит, - чтобы маршрутка подошла.

Повернулся, пошёл, я спину ему перекрестила.

Он поворачивается в полупоклоне:

- Спасибо.

Мой крест почувствовал.

Первые месяца два после пострига на тебе, с одной стороны,

благодать, тут же - страхование. Удобств тогда в келейном корпусе

не было, будочка туалета на приличном расстоянии в лесу.

Пошла туда, простите за такие подробности. Дверь захлопнула,

а снаружи крючок щёлк и закрылся. Накинули крючок. Сам никак

не мог запрыгнуть. Не щеколда, а крючок. В щёлочку смотрю,

ничего не вижу. Открыть не могу. Потом слышу, монахиня кричит.

И я закричала. Потеряли меня, нет и нет, пошли на поиски.

А темно уже.

После пострига говорили: одна не ходи по темени, только в

чьём-либо сопровождении. Я поначалу думала, кого мне бояться,

что может произойти?

Что только не случалось, разные испытания. Однажды клирос

отпел Пасху, все пошли на трапезу - монахини, паломники. Мы,

певчие, приходим, нам места не хватило за общим столом. На кухне

накрыли. Я страшно обиделась. Как так, Господня Пасха, клирос пел

всю ночь, ему на кухне разговляться. Гордыня взыграла.

- Всё, - громогласно заявляю, - на службу не пойду!

Утром отец Иоанн кричит:

- Матушка Евдокия, пойдём на службу.

Во мне обида через край продолжает кипеть.

- Пусть вам, - говорю, - паломники поют! Раз клиросу места нет

за праздничной трапезой, на службу не пойду.

- Ой, матушка, помяни мои слова: придёт время, захочешь на

службу и не сможешь.

Меня как холодной водой облили, страшно стало. Мигом подхватилась,

собралась и бегом в храм. А вечером иду, на совершенно

ровном месте - ни ямочки, ни бугорка - падаю и ломаю ногу. Повезли

в Омск, два месяца на костылях. Истинно: захочешь на службу, а

не сможешь.

Владыка и монастырь - отдельная история. Мало кому известно,

сам не афишировал - охоч был до рыбалки. Как ребёнок, обрадовался,

когда узнал - меня тоже хлебом не корми, дай с удочкой

217


посидеть. На пару стали рыбачить в монастыре на пруду. Приедет,

тихонько скажет, чтобы лишние уши не слышали:

- На рыбалку собирайся.

Я удочки беру, тесто приготовлю. Только с поплавком рыбачил и

на тесто. Никаких червяков, кузнечиков не признавал. Учил:

- В муку один желток, масло пахучее (нерафинированное), замесить

хорошо...

Бывало, до позднего вечера рыбачили, ночевал крайне редко в

монастыре, если какие-то обстоятельства. Карасей ловили на озере

у источника. Если от Голгофы к озеру идти, густые кусты по берегу,

за ними не видать рыбаков, место удобное и уловистое. Сидим тихонечко,

таскаем карасиков. Однажды мужичок подходит.

- Дед, - владыке говорит, - ты что расселся, здесь нельзя ловить.

Это монастырь!

218


Владыка ни слова в ответ.

Он опять:

- Чё ты молчишь, как язык проглотил! Сказано: не положено

здесь ловить!

Я тоже молчу. Зачем высовываться. Мужик проворчал себе под

нос, мол, обнаглел народ, святое место, они рыбалку устроили. Ладно,

эта молодая без мозгов, дед седой весь и туда же.

Ушёл, бурча.

Владыка мне:

- Ты почему не сказала, кто мы?

К тому времени я уже не робела с владыкой.

- Сами бы и сказали.

Владыка засмеялся:

- По-твоему, я должен был сделать грудь колесом и объяснить,

что я митрополит Омский и Тарский, монастырь мой, что хочу, то и

ворочу на его территории.

Поединок

у святого источника

"¥" е могу не вспомнить поединок с милиционерами у свяисторию

монахиня.

Ьё мне доводилось слышать ранее. История стала почти мифической

в Омской епархии, у каждого рассказчика имелись свои

краски и детали. Интересно было послушать от непосредственного

участника событий.

- К тому времени я уже освоилась в монастыре, - начала монахиня.

- Куда девалась та Лена, которая по стеночке ходила, боясь

лишнее слово проронить. Игуменья не один раз повторяла:

- Ой, смирение - не твоя добродетель!

Согласна, зато милицию приструнила на долгое время!

Озеро в монастыре глубокое, рыбное, из святого источника

вода бежит в него. Милиция ничего умнее не придумала, как сети

ставить. Будто это природный водоём в степи, а не монастырская

территория. Посторонний дедок возмущался на митрополита: чё

ты с удочками расселся, монастырь здесь! Милицию такие тонкости

2 1 9


не волновали. Тогда милицию ещё в полицию не переименовали,

так что буду по-старому называть. При монастыре работал пункт

правопорядка. Круглосуточно милиционеры дежурили и приспособились

использовать озеро в своих целях. Сетёшки ставят, рыбу

ловят. Владыка мне поручил охранять озеро. Понятно, не сгарушкам-монахиням

давать такое послушание. Сразу решила, снимать

сети не буду, таскаться с ними, безжалостно резала ножом. Из дома

привезла острый нож и безжалостно кромсала милицейские снасти.

В конце концов отвадила рыбаков с погонами от озера. Сети я так

полосовала - ремонту не подлежали, какая тут рыба. Жаловаться,

естественно, не жаловались игуменье. Но слышала однажды, один

милиционер другому говорил:

- Клёвый карась ловился в озере! Но какая-то зараза все мои

сети порезала. Руки бы обломать!

Это ещё, думаю, неизвестно, кто кому обломает.

Вскоре представился случай и в отношении рук. Продемонстрировала

доблестной милиции, что монахини не только чётки перебирать

умеют. В то лето милиция обнаглела дальше некуда. На главных

воротах монастыря днём монахини дежурили. На ночь эти ворота

закрывались, но были ещё одни, хозяйственные, через них машины

заезжали, святую воду в цистерны закачивали, возили на завод разливать

в бутылки. Милиция приноровилась запускать в них по вечерам,

когда все паломники разъезжались, своих людей. Территория

монастыря огромная, а монахинь да инокинь с десяток не наберётся.

Приезжали послушницы помогать монастырю, но тоже немного.

На ночь пустел монастырь. Этим милиция пользовалась. Церкви,

часовни не интересовали стражей порядка, тогда как святой

источник облюбовали для ночных увеселений. Своих знакомых в

монастырь запускали поздно вечером и сами развлекались. Развели

вопиющее непотребство: пьяные компании - мужики, женщины - в

святом источнике. Монахини, послушницы по утрам мешками мусор

собирали после ночных «паломников».

В памятный вечер милиция сама надумала расслабиться. Несколько

милиционеров с дамочками. Что отмечали - неведомо, но

отмечали по полной: бутылки, закуска. Начало июля, Петровский

пост, а у нас в святом источнике разлюли-люли-малина - пьяная

тусовка. Шум, гам, словно в пустынном месте на Иртыше. Кто-то

перекушал, на бережке тело своё безвольное расположил, кто-то в

220


святом источнике бултыхается, кто-то в озеро залез. В двух шагах

храм Иоанна Предтечи, в двух шагах Голгофа, а тут под сеныо крестов

милиционеры гужбанят, женщины визжат.

Батюшка смиренный был, отец Владимир, видит, что я завелась,

говорит:

- Не вздумай вмешиваться!

- Батюшка, - успокоила его, - вы не ходите, мы сами справимся.

Была у нас послушница Таня. Младше меня, двадцать восемь

лет, и каратистка. А я самбо серьёзно занималась. Девяносто килограммов

веса во мне тогда было. Не хилая. Подходим с Таней к

источнику. Там как сельдей в бочке набилось. Мужики гогочат, женщины

визжат. Мы попытались словом Божьим вразумить милиционеров.

Воззвать к совести: монастырь, святой источник... Они полезли

в бутылку. Мы с Таней пытались мирно разрулить ситуацию,

дескать, граждане милиционеры, покиньте территорию монастыря,

перейдите на берег Иртыша. Там не хуже, даже лучше. Они начали

дерзко вякать, материться. Посылать нас с Таней в разные места.

Стало ясно, словом Божиим этих рабов Божиих не урезонишь,

пора переходить на понятный им язык. Пообещала небо в алмазах,

если сейчас же не соберут вещички и не очистят территорию монастыря

от своих пьяных персон. Старалась говорить предельно вежливо,

но уже начала закипать.

Как стражи порядка они начали руки распускать, один за пистолетом

полез. Тут я не выдержала. На соревнованиях обязательно

наступал момент, когда «пятнадцать человек на сундук мертвеца и

бутылка рома!», и тогда было не удержать. Перешли мы с Таней к активным

действиям. Таня миниатюрных габаритов и ножка тридцать

шестого размера, но если она прилетала в физиономию, то интерес

физиономии к водным процедурам и отдыху на площадях святой

обители пропадал.

Милиционеров человек пять дееспособных было, остальные

отдыхали, мы эту пятёрку к отдыхающим присовокупили. Оружие

забрали, одежду сгребли, оставили в трусах и фуражках. Фуражки

пытались взять, да неудобно было тащить, рук не хватало. Таня потом

сетовала:

- Зря в озеро не покидали.

Таня не хуже меня «пятнадцать человек на сундук мертвеца!».

Её один страж порядка за плечо до синяка цапнул, после чего она

221


в раж вошла и понеслась. Положили мы стражей порядка рядком.

Их дамочки видят, весёлый вечер закруглился, платьишки похватали,

боясь, как бы мы их не присовокупили к забранной милицейской

форме. Одна комплимент отпустила:

- Вы, девчонки, прямо спецназ!

Наутро к игуменье приехало милицейское начальство. Меня

вызвали на разборки, я поведала без утайки, всё как есть. Полковник

потом сказал мне, игуменья как раз вышла:

- Даёте вы дрозда! Никогда бы не подумал, монахини так могут!

- Я, - говорю, - в вашем «Динамо» самбо занималась. А Таня

каратистка.

- И правильно сделали! - похвалил. - Я им ещё со своей стороны

добавлю.

Дал мне номер личного телефона. Мол, если какие проблемы,

звоните.

Вернули ему оружие, одежду, уехал, игуменья давай меня отчитывать:

- Как ты могла? Уму непостижимо, монахиня устроила рукоприкладство!

Владыка наоборот. Я думала, тоже ругать начнёт, приготовилась

защищаться.

- Молодцы, девчатки! - похвалил владыка, девчатками нас молодых

называл. - Так их, чтобы источник не поганили.

Больше милицейских гулянок не случалось при мне. Похоже,

начальник дал своим хороший нагоняй.

* * *


Побеги из кулайской ссылки случались часто. Люди бежали болотами,

понимая, что рискуют остаться в них навсегда. Иногда выводить

из ссылки брались проводники из местных... На болоте расстояние

не вёрстами меряется, т у т каждый шаг может стои ть

жизни. И стоил. То т у т , то там беглецы встречали незахороненные

трупики детей. Видели мать, прислонившуюся к дереву, держащую

на руках двоих детей. И мать, и дети были мертвы. Были случаи,

мне о таких говорили с точными адресами, когда матери приходилось

решать, кого из детей в болоте бросить, чтобы вывести

остальных живыми...

222


Седому обессилевшему старику удалось пробраться через болото.

Он вышел на окраину Петровки, повергнув в ужас своим видом

сбежавшуюся ребятню. Был он измотан усталостью , доведён до

полуобморочного состояния голодом. А в руках держал журавлёнка.

Ч то помешало ему, истощённому, в дороге съесть птицу? Может,

верил он в неё как в талисман своего спасения? Дойдя до деревни, с т а

рик рухнул без сил. Крестьяне подобрали его, отнесли в деревенский

клуб, и сердобольный народ, не рассчитав, накормил его (на голодный-то

желудок) досыта. В о т так, на пороге своей свободы старик

и умер.

И. Коровякина. «Молодой сибиряк»,

22 октября 1988 года, г. Омск

М едвеж ий след

Не всё так просто в нашем мире. Интерес к Кулаю совпал

со временем, а может, был инициирован им, когда положили

глаз на Крапивку, то бишь, Крапивинское нефтяное

месторождение, магнаты от нефти. Память о Кулае они почтили

- у границы кольца болот, окружающих Кулайское урочище, у

самого узкого места, полоски размером в три километра, по которой

прокладывается зимник, поставили Поклонный крест.

Средств на него, слава Богу, не пожалели. Углубились в болотистое

место на четыре метра, сделали свайное поле, на него бетонный

стакан в шесть тонн водрузили, холм отсыпали, над ним вознёсся

восьмиметровый Поклонный крест с надписью «Дань потомков

Вере и Памяти жертв Кулая».

Крест поставили за два года до прибытия батюшки в Васисс. Батюшка

готов был на следующий день, как приехал к месту службы,

сорваться ко Кресту, да местные остановили. Поздно, сказали, зимник

поплыл, не продерёшься.

- До августа, - давали совет знающие люди, - лучше не соваться.

А там проще пареной репы - до речки Берёзки на машине, дальше,

увы, дорога такая, что никакой дороги, только на своих двоих десять

километров. К осени гнуса меньше, звери сытые.

- Да я невкусный, - хорохорился батюшка.

- А ты знаешь, что на Крапивке не разрешается рабочим между

посёлками пешком ходить, только на машинах - медведи. Людям не

2 2 3


разрешается, а топтыгину ничего не стоит самому зайти в посёлок.

Если гора не идёт к Магомету... И заходят. В августе звери запитаные,

не так кидаются на человека, безопаснее.

В Преображение Господне батюшка отслужил литургию, а на

следующий день Вениамин Петрович, директор лесхоза, выделил

ему уазик с водителем, к Поклонному кресту ехать. Если зимой дорога

по зимнику на Кулай хоть яичком катись все километры от Петровки

до Нижнего Кулая и дальше, летом всего-то восемь из них на

машине проходимые - до речки Берёзки.

- Тебе бы сейчас супертехнику какую-нибудь, - сказал водитель

уазика! Говорят, есть такая, да её здесь никто не видал. И я тоже. А на

моём аппарате эту дорогу не взять.

- Придётся пешком, - взял батюшка сумку с требником, епитрахилью,

кадилом. - Дойду с милостью Божьей.

Идёт батюшка, по сторонам лес чахлого болотного вида. И духота.

Листочек не дрогнет, травинка не колыхнётся. Ни дуновения.

Воздух стоит. Солнце ещё не распалилось в полную силу, а уже духота

над рямом.

Батюшка наставления местных помнил. Под ноги - мало ли -

смотрел. Это в Васиссе говорил, что «невкусный», оставшись один

на один с диким краем, так не думал. И увидел медвежий след. Охотники

учили не бросаться со всех ног к машине. Не терять голову.

Легко сказать «не терять». Холодок пробежал по спине. Тишина, как

на кладбище, сучок не треснет, шишка с ёлки не упадёт. Батюшка

провёл визуальный анализ находки, место сырое, тогда как след подсох.

Вмятины от когтей чуть оплыли. Явно не полчаса назад мишка

прошагал. Скорее, вообще не сегодня. Рядом собачий след.

«Охотник с собакой, - подумал батюшка, - одна собака, что бы

тут бегала».

Предположил он правильно в отношении одинокой собаки. Что

касается охотника - нет. Вернувшись в Васисс, начнёт рассказывать

Вениамину Петровичу о паломничестве ко Кресту. Тот заулыбается

на «охотника с собакой».

- А ты следы охотника видел? - спросит.

- Вроде не было.

- И не может быть. Какой здравомыслящий охотник будет шарашиться

в эту пору, ему что делать нечего? Какая сейчас охота?

- А собака откуда?

2 2 4


- Оттуда! Волчий след ты встретил!

- Так это что, угол не только медвежий, но и волчий!

- А то! И змеиный, и клещевой. Комар был?

- Ещё какой!

Медвежий след не остановил батюшку, он продолжил путь.

Крест увидел из-за поворота. Справа от дороги, на возвышенности

стоял он в мареве знойного дня величественный, одинокий,

чужой в лесном и болотном краю. От Креста исходило тревожное

чувство, будто вобрал в себя всю боль Кулая, но удержать не смог,

она сочилась скорбью из железа и бетона, уходила во все стороны,

давила тяжестью, проникала в сердце тревогой, заставляла думать

о тех, кто лишь в одну сторону прошёл мимо этого места, и тех, кто

покинул Кулай с обожжённой душой. Удачно убежал или уехал по

разрешению властей.

Каждый раз приходя ко Кресту, прежде чем служить панихиду,

батюшка устраивал субботник. Вырывал траву, которая лезла

из щелей деревянного трапа, ведущего на холм, чистил площадку у

Креста. По зимнику мимо ездили нефтяники на Крапивку, ходили

лесовозы - пустые на Кулай, гружёные обратно. У Креста валялись

пластиковые бутылки, окурки, бумажки. И водители оставляли после

себя, а ещё родственники кулайских поселенцев приезжали на

святое место, помянуть своих. Привозили искусственные цветы, веночки.

Оставляли у креста конфеты...

Уберёт мусор батюшка, отслужит панихиду, сядет на трап и увидит

длинный обоз из саней, идущий на Кулай. Встанет перед глазами

картина: измученные лошади, запряжённые в сани, безрадостные

лица спецпоселенцев, в полушубках, шапках, платках, всадники на

конях - охрана, истоптанный в кашу сотнями копыт снег. Тянется-тянется

обоз, пересекает узкий перешеек болота под снегом, втекает

под высокие сосны острова.

- Место особое, - делится своими впечатлениями о Поклонном

кресте монахиня. - Знаете, как благодатью накрывает! И слёзы душат.

Помню, первый раз приехала с батюшкой, панихиду служим. Стою, и

такое чувство, воздух вокруг густой-густой. Поёшь, а звук будто вязнет,

замедленно уходит в сторону болот, с отставанием возвращается

эхом. Петь тяжело, словно в плотном кольце, и слёзы не удержать.

- Монахиня у нас - особа чувствительная, - улыбается батюшка, -

меня в самый первый раз комары накрыли.

2 2 5


Ни мази, ни спрея антикомариного он не взял в то своё самое

первое паломничество к Кресту, элементарно забыл. Это в следующий

раз, собираясь сюда, первым делом мазь сунет в сумку, вспомнив,

бои с комарьём... А тогда измучил его гнус. Был бы ветер, всё

не так доставал, без ветра комар беспрепятственно летел куда хотел,

а хотел одного - в батюшку впиться.

Отслужил батюшка панихиду, пропел перед Крестом «Вечную

память» мученикам, кого забрал болотный край, отдохнул и пошёл

обратно. В одной руке сумка, добавил в неё бутылочку с водой

(в ручье набрал), в другой - ветка, безостановочно летающая вокруг

головы. К движениям ветки комары быстро приноровились, пока

идёт вверх - снизу вопьются, пошла влево, правую часть физиономии

облепят, норовя сквозь бороду пробиться. Закон диалектики -

единство и борьба противоположностей - ещё как в борьбе за выживание

актуален.

Идти тяжело не только из-за гнуса. Дорога - сплошные колдобины

- большегрузная техника разбила по весне. Будто по пахоте шагаешь.

И духота. Батюшка в Таджикистане отдавал воинский долг Родине.

В летней форме одежды панама вместо пилотки. И не снимай,

заголишь голову на несколько минут, и солнечный ожог обеспечен.

Однако в таджикском пекле легче дышалось, чем в кулайской жаре.

Болотная влажность добавляла изнуряющей экзотики.

Выбился батюшка из сил - упасть бы и не вставать. И вдруг

эврика - при дороге глубокая бочажина, до краёв наполненная чистейшей

водой. Батюшка стянул подрясник (спина белая от соли) и

плюхнулся в кювет. Стегануло кожу холодом. Выскочил и тут же повторил

водную процедуру - ещё раз плюхнулся. Блаженство!

- Взбодрился в придорожной купели, - рассказывал отец Андрей,

- кожу от комариных укусов остудил, веселей зашагалось. Что

значит вода-водичка. Усталость как рукой сняло. Ещё одна бочажина

попалась, снова занырнул. Полдороги прошёл, немного осталось.

Иду, только что не посвистываю, вроде и духота ослабла, комар не

так достаёт. Вдруг веселье разом слетело. На дороге медвежьи следы.

Подошва широкая... От длинных когтей пять углублений чётко

отпечатались... Я, само собой, не такой следопыт, чтоб сходу определить

- три минуты назад зверь ступал или полчаса миновало, но

что след свежий сомнений не вызывало. Вот отпечатки моих сапог,

утром в направлении Креста идущие, а это медвежьи встречным

2 2 6


курсом. Он, как и я, двигался к Берёзке. Похоже, из лесу вывернул

на дорогу. Будь эти следы утром, обязательно заметил.

И что делать? Назад не повернёшь. Или отдать себя на прокорм

комарам в ожидании пока мишка подальше уйдёт, или идти вперёд

всем смертям назло.

Последний житель Кулая рассказывал. Охотником был, потому

и не хотел уезжать из тайги. В начале пятидесятых три семьи осталось

в Нижнем Кулае. Две позже уехали, он с семьёй ещё лет десять

жил. Вольготно было, никто над ним не стоял, а прокормить себя

всегда мог. Неверующий. Небольшого роста, крепкий, хотя за восемьдесят,

всегда в шляпе. Весна, лето, осень с короткими полями

шляпа серого цвета. Неразговорчивый. Однажды попросил пасынка

на Кулай взять. Узнал, я собираюсь на вертолёте лететь. Пасынок,

молодой мужик, родился на Кулае. Но лодырь последней степени.

С вертолётчиками я договорился Поклонный крест и ограду для

кладбища забросить на Нижний Кулай. Пасынок единственное помог

- звенья забора донести до кладбища. После чего исчез. Пришёл,

когда мы уже заканчивали забор ставить. Наврал, что заблудился.

Сам у речки просидел.

- Зверя уважать надо, а я в молодости - герой, - рассказал мне

охотник, когда пришёл просить за пасынка. - Обнаглел и доигрался,

кабы не лошадь, заломал бы меня. Найду берлогу и ну топтаться

на ней, раскачивать, заводить медведя. Слышу, заворчал, проснулся,

яриться начинает. Кому приятно, когда спать не дают. Я отбегаю

и жду с ружьём наготове, он выскакивает и получает пулю. В тот

раз возьми и вынырни с другой стороны, не с той, откуда я ждал.

Выстрелить я выстрелил, да впопыхах промазал. Метнулся к саням,

медведь за мной, вскользь достал лапой, фуфайку разодрал, когтями

по спине прошёлся, успел я упасть в сани. Хорошо, лошадь раньше

времени не рванула... Так бы пел ты мне свои панихиды в Нижнем

Кулае.

Вспомнился этот рассказ охотника у медвежьего следа. Но думай,

не думай - надо что-то делать. Были у меня с собой чётки... К

нам в Тару приезжал старец Зосима из Абалакского монастыря, я

попросил благословение читать «Богородичное правило». Он благословил

и чётки подарил. С ними ходил к Кресту. Начал читать у

медвежьего следа «Богородичное правило». Первые десять молитв

«Богородица, Дсво, радуйся...» раз прочитал стоя па месте. Вслух,

2 2 7


громко, чтобы до мишки дошла молитва. Предупредил топтыгина.

На тропаре: «Милосердие двери отверзи нам, благословенная Богородице...»

- пошёл по его следам. Читал всю дорогу в полный голос,

нараспев... В одном месте след свернул с дороги в тайгу. Молитву

ли медведь услышал или дела неотложные ждали в урмане... Мне,

собственно, всё равно, главное - пути наши разошлись...

Глухарь

и один поход батюшки к Поклонному кресту не обходился

без приключений. Монахиня Евдокия летом к

Кресту не ходила, куда ей с астмой. Батюшка в августе

до Успения совершал паломничество к границе болот. Не пугали

медведи, волки и комары. Зимой вдвоём ездили, да и что там по

зимнику, сел на машину и до самого Креста катишь, горя не знаешь,

и часа не пройдёт - на месте. Летом путешествие на весь день.

Рассказываемый случай произошёл на второй год пребывания батюшки

в Васиссе. В тот раз медвежьего следа не встретил, волчьего

тоже. С комарами успешно боролся при помощи спрея. Терпимо

шагалось. У Креста порядок навёл, панихиду отслужил. Посидел и

обратно.

На той дороге хорошо молилось, хорошо думалось. Батюшка

или «Богородичное правило» читал, или размышлял на тему скита.

Жил им. Горел им. Собирал утварь, утратившую надобность с

приходом технического прогресса. К чему гладить брюки утюгом, в

котором исходят жаром уголья из печки, когда есть электрического

накала - сунул вилку в розетку и наводи стрелки. В ските о какой розетке

может идти речь. Брюки ладно, можно без стрелок, но в мятом

облачении как литургию служить? Был у батюшки в коллекции чугунный

утюг, который на плиту ставится для нагревания. Приносили

прихожане подобные артефакты, особенно старались детишки,

что в воскресную школу ходили. Тщательно исследовали чуланы и

чердаки своих домов, бабушек и дедушек. Одних утюгов штук пять

скопилось в батюшкиной коллекции. Два самовара, кои сапогом

раздуваются. Паяльник кузнеца принесли. Длинная металлическая

ручка, на конце наподобие молотка. Клещи кузнеца задарил сосед,

у него дядя был искусным ковалем... И наковальню предлагал, батюшка

отказался: кузню открывать на Кулае не собирался.

2 2 8


Дизель пообещал устроить начальник лесхоза Вениамин Петрович

через военных.

- Батюшка, - обещали вертолётчики, - горючку мы тебе закинем.

Люди на Южном полюсе с дизелем живут, что уж тебе на Кулае

без электричества.

Дизель - хорошо, но надо ко всем непредвиденным случаям готовиться.

Планы были по силам, в их реальности отец Андрей не сомневался.

Думал и о себе, и об иерее, что придёт на смену в Васисс. Церковь

максимально старался обустроить, домик до ума довести. Крышу

отремонтировал, печника нашёл, тот переложил печь. «Ташкент

будет!» - пообещал. И не обманул. В подполье батюшка закрома

обновил, гнилые доски заменил... Баню поставил. В Таре мужики

котёл по сходной цене сделали, получилась отличная банька...

- Поп без бани не поп! - говорил отец Андрей. - Не бегать же в

подряснике с мочалкой по соседям - пустите иерея помыться!

Вениамин Петрович однажды пришёл попариться и похвалил:

- Батюшка, у тебя в парной барана можно жарить! Хорошая

банька получилась, поверь, я в банях разбираюсь.

Думая о бане на Кулае, батюшка решил ставить в стороне от

церквушки и келейного корпуса. Сначала планировал рядом, потом

решил - нет. Баня - объект пожароопасный...

Любил размышлять на дороге ко Кресту, что и как в скиту

устраивать. В тот раз вот также задумался, вдруг в двух шагах сбоку

взрыв. Как в немом кино. Звука нет, а столб пыли вынесло выше

головы. Батюшка отпрянул назад. До того неожиданно: тишина, солнечный

день, ветерок, и вдруг фонтан пыли из-под ног... Батюшка

как от удара отпрыгнул... К встрече с медведем был готов, с волком,

но с фугасом...

Глухарь подложил. На обочине в пыль зарылся и блаженствует...

Курицы страсть как любят в пыли купаться. Лапами хохлатка ямку

выроет, одним боком уляжется, другим, животом прижмётся... Тут

же что-то перед собой поклюёт, снова лапами начинает грести. Хоть

и говорят, курица одна от себя гребёт, остальные под себя норовят,

пыль у неё по сторонам не разлетается, вся идёт на свои нужды...

От паразитов таким образом очищается. Глухарь не зря принадлежит

к курообразным. Тоже пылевые ванны подавай. Принимал у дороги,

а тут батюшка весь в раздумьях. Идёт, ничего не подозревает.

2 2 9


У этой болотной курочки размах крыльев не сравнить с наседками

из курятника - до полутора метров. Представляете, какой столб

пыли может с перепугу поднять! И поднял! Сам напугался, заполошно

замахал крыльями, улетая, и батюшку в ступор ввёл.

Спецтехника

странной окраски

1е места загадочные, - рассказывает отец Андрей ещё об

одном приключении на дороге к Поклонному кресту. -

J L Свой мир. Отслужил я в тот раз панихиду у Креста. Присел

на ступень. Отдохну, думаю, да пойду. Что там говорить - Кулай

магнитом притягивал. Как не посмотреть в его сторону лишний раз.

Вот и тогда повернул голову на дорогу, переходящую в болото, помечтал:

эх, сейчас бы перелететь. Я тогда окончательно определился

2 3 0


с местом для скита - на Яглах. Нижний Кулай перекопали, места живого

не оставили. Ставить скит в безлюдной тайге на краю карьера,

в который целая четырёхэтажка уместится, какая радость. До Яглов

экскаваторы не добрались, где как не там сооружать скит.

Сижу у Креста, мечтаю о своём кулайском и вижу - километрах

в двух от меня со стороны Кулая что-то движется. По участку болота,

по которому зимник прокладывают с холодами, идёт, как мне

привиделось, машина. Будто по ухабам - вверх-вниз, сбоку на бок,

вверх-вниз. Понятно, болото не асфальт, не разбежишься. Подумал,

геологи-буровики. У них какой только техники нет. Даже такая, как

рассказывали, по болоту можно передвигаться. Одно смутило -

цвет у машины белёсый. Обычно зелёный. Решил, какая-то геологическая

партия в фирменный колер технику окрашивает. Сейчас всё

частное, какой цвет взбредёт в голову владельцу, в тот и малюют.

Самолёты разноцветные, вертолёты. Да мне всё равно, пусть хоть

кузбасским лаком кроют, главное - подбросили бы до Берёзки. Готов

хоть на «броне», хоть где ехать, только не тащиться пешком по

буеракам.

Жду-пожду, а чудо техника не приближается - вдалеке прыгает,

и звука двигателя не слышно... Наверное, думаю, оттого, что ветерок

в сторону Кулая тянет, а геологи, похоже, на своей технике в болоте

застряли, на одном месте бултыхаются. Минут пятнадцать провел в

ожидании. И не вытерпел - комары, пауты, пёсьи мухи одолевают.

Мазыо мажусь, да она какая-то не такая, короткое время действует,

потом снова кровососы набрасываются... Опять доставай тюбик,

втирай в себя ядовитую жидкость... Последний раз бросил взгляд

в сторону Кулая и пошёл. Лучше идти, на ходу легче с гнусом справляться,

а у техники другого пути с Кулая нет, догонит. Если, конечно,

у неё двигатель вертикального старта не предусмотрен, не взлетит в

небо, преодолевая притяжение трясины...

Никто меня не догнал.

В Васиссе пошёл к начальнику лесхоза, Вениамину Петровичу,

объяснил: ждал-ждал технику, так и не догнала. Не случилось ли

что? Может, пора МЧС вызывать, выручать геологов из болота. Застряли

бедолаги, кабы не утонули...

Вениамин Петрович хитро посмотрел на меня:

- Тебе, батюшка, повезло: не скрутили, не арестовали.

- За что меня арестовывать? - спрашиваю.

23 1


- Нечего по тайге шастать. Это зонд. За ним на вертолёте должны

прилететь, снять секретную аппаратуру.

Везло мне на той дороге. Медведя не встретил, с волком не столкнулся,

спецподразделение не явилось с неба - взять на цугундер!

Кладбище

на Нижнем Кулае

рактически никаких следов от спецпоселенцев на Кулае

не осталось. Согласно документам было организовано в

первый год более двадцати посёлков. По одним данным -

двадцать два, по другим - на один меньше. И ничего не осталось,

время переварило, перемололо. Не быльём - тайгой поросло. Лишь

на месте двух посёлков побывал батюшка, про остальные ничего,

практически, узнать не удалось. Местные, кто бывал на Кулае, лес

ли заготавливал, охотился, летал над ним, мало что добавляли. Всего

два конкретных адреса пребывания спецпоселенцев имелось -

Нижний Кулай да Яглы.

С вертолётчиками батюшка задружил. Они регулярно летали

над Кулаем, к батюшке относились уважительно.

- У тебя у самого кто-то за болотом остался? - не один раз спрашивали.

«За болотом» значит на Кулае.

И удивлялись, узнав, никто из родственников отца Андрея на

Кулае не жил.

Командир вертолётчиков в приватной беседе скажет:

- Ты знаешь, батюшка, многих мы возим на Крапивку, начальство,

олигархов, говорить они про Кулай, Поклонный крест, говорят,

но, вижу, никому это не нужно! Только у тебя глаза горят, душа болит.

Много раз забрасывали вертолётчики отца Андрея на Кулай по

пути на Крапивинское нефтяное месторождение, которое в народе

именовалось Крапива или с лёгким негативным оттенком - Крапивка.

Языкастые сограждане за словом в карман не лезут, высокопарную

официальность обрубили, крапива она и есть крапива, с какой

стати возводить на пьедестал.

Программа полётов имела предельно простое наполнение -

доставить груз на Крапивку. Промежуточная посадка на Кулае не

2 3 2


предусматривалась. Если просил отец Андрей - шли навстречу. Забрасывали

его, обратным рейсом забирали. Бывало, оставался на

день-другой-третий. Летали вертолётчики строго по графику, не

успел к назначенному сроку - пеняй на себя, ждать не будут. Случалось

- пенял.

Не без волнения летел отец Андрей в тот самый первый раз.

Столько передумано о Кулае в Омске и в Васиссе. Его будущее здесь,

в этом мистически притягивающем месте. Здесь стоять скиту, здесь

его служение. И вот первая встреча. Воочию увидит - какой он Кулай.

Пусть всего-то на пару часов экспедиция, на обратной дороге

заберут вертолётчики. Но хотя бы так - посмотреть, пройтись по

Кулаю, и главное - найти кладбище.

В провожатые взял бывшего лесника.

- Батюшка, на Нижнем Кулае всё знаю, - уверял тот. - Кладбище

сосной да берёзой заросло, но несколько крестов сохранилось.

Покажу.

О кладбищах батюшка расспрашивал всех, кто знал Кулай не по

наслышке. С полной уверенностью (были упоминания и о других)

говорили о двух в Нижнем Кулае - старое, его заложили в первый

1930 год, и новое, на нём начали хоронить перед войной. Эти погосты

разыскали комсомольцы в 1990-м и впервые написали о них. О

той экспедиции батюшка читал.

Он планировал поставить на кладбищах поклонные кресты.

Не по-людски, что брошены и забыты. «Любовь к родному пепелищу,

любовь к отеческим гробам», - сказал поэт. Родным или не

родным было то пепелище, но жили люди, работали, кто был постарше

- молились, а ушли без покаяния, без причастия. Никто

не отпет, никому, провожая в последний путь, не вложили в руку

крест, разрешительную молитву... Грехи мучеников Бог простит,

но простит ли тех, кто старается забыть их. Если человек остаётся

человеком, должна гореть в его душе свеча, напоминающая о предках.

Так думал батюшка.

Более полувека никого не хоронили на Кулае, но ехали паломники

к Поклонному кресту на границу болот. Были, кто углублялся

на Кулай. В третью батюшкину зиму в Васиссе Борис-взрывник, тот

самый, который каялся в самоубийстве жены, обратился с просьбой.

Воскресенье, батюшка только из церкви после службы вернулся, Борис

открывает дверь:

2 3 3


- Батюшка, родственников не сопроводите на кладбище в Нижнем

Кулае.

Чтобы отец Андрей отказался от поездки на Кулай - быть такого

не могло. В две минуты собрался. Облачение, кадило взял, в унты

запрыгнул. Паломники на «Волге». За рулём мужчина лет пятидесяти,

пригласил батюшку на переднее сиденье. Сзади две женщины.

Дорога хорошая - «зимний асфальт» - машина хорошая. Долетели.

Женщины в сапогах на высоких каблуках. До кладбища с зимника

по снегу идти метров четыреста. Каблуки не та обувь. Но не остались

в машине, пошли по снегу. У мужчины на Кулае мать жила, два

дяди остались, бабушка.

- Мама почти не рассказывала про Кулай, - скажет мужчина,

когда доберутся до кладбища, - не любила эту тему, однажды сказала:

у соседей за неделю умерло пятеро маленьких детей. Высокая

температура поднималась, и сгорели один за другим.

Кладбище к тому времени стояло огороженным, отец Андрей

постарался, паломники по глубокому снегу прошли к Поклонному

кресту. Впереди шёл батюшка в унтах, тропил тропу, сзади мужчина

в ботиночках, за ним женщины в городской обуви. Отец Андрей облачился

в епитрахиль, разжёг кадило, отслужил заупокойную литию.

На обратной дороге мужчина скажет:

- Наконец-то выполнил наказ мамы. Вроде бы и не так далеко

от Омска, а сколько лет собирался. Нынче решил, хватит уже тянуть,

надо ехать. Мама всю жизнь молилась за своих родственников. В последние

годы ногами маялась, не ходила, меня в церковь с записочками

посылала.

Прощаясь, мужчина протянет батюшке тысячную купюру, назовёт

имена родителей:

- Помолитесь, батюшка, за моих.

Это будет позже, а тогда, в свой самый первый полёт на Кулай,

на сердце пришло волнение, стоило вертолёту подняться в небо.

Батюшка припал к иллюминатору, разглядывая тайгу с птичьего

полёта. Бетонный Поклонный крест даже сверху смотрелся величественно,

за ним чахлая болотная растительность. Как по линейке

проведённая резала Кулай дорога на Крапиву.

Рядом с батюшкой сидел лесник, мужичок за пятьдесят, в резиновых

сапогах с короткими голяшками, на голове кепка с длинным

2 3 4


козырьком, одет в лёгкую курточку из плотного материала. В иллюминатор

не смотрел, ему было неинтересно.

Винтокрылая машина приземлилась, батюшка с лесником спрыгнули

на землю. Вертолётчики предупредили: не опаздывать, ждать

не будут, у них всё строго.

Вертолёт взмыл в воздух, имел батюшка в своём распоряжении

на всё про всё два часа.

- Ну показывай, - сказал леснику, - кладбище с крестами. Сначала

туда пойдём.

Лесник выбросил руку с короткими пальцами перед собой:

- Батюшка, иди прямо, метров через сто от края леса будет кладбище.

Увидишь крест. А мне тут надо сбегать...

И скорым шагом, почти бегом, устремился в сторону. Чем крайне

озадачил батюшку. Он-то думал, лесник приведёт на кладбище,

всё покажет, с этим условием брал в провожатые. А он порысил по

своим делам.

Ну да ладно, сто метров это рядом. Деревьям было лет по тридцать-пятьдесят

- берёзы, сосны. Батюшка - в руках у него сумка, в

ней кадило, облачение, требник - заторопился к лесу. Времени в его

распоряжении не так много, надо кладбище посмотреть, панихиду

отслужить. Вошёл под сень деревьев. Ни одной тропки.

«Как бы не заблудиться», - подумал.

Считая шаги, прошёл эти самые «сто метров» в указанном направлении.

Креста не увидел ни справа, ни слева. Всё также берёзы

и сосны. Пошёл этаким зигзагом - влево метров пять, потом вправо

метров десять, снова влево, читал при этом «50-й псалом». Пошёл

назад. Внутри росло возмущение на лесника, почему не показать, а

потом бежать куда-то.

Минут через двадцать увидел крест - серый от времени, одинокий,

неуместно стоящий в окружении высоких деревьев. Восьмиконечный,

под крышей (крест-голубец), большая поперечная перекладина

утратила один конец, батюшка нашёл его у подножия креста.

Поднял, приставил к кресту, будто убеждаясь, от него или нет? От

него. На большой перекладине креста было вырезано: «Мария Ляшенко».

На наклонной стояли годы жизни: «1906-1939». Позже батюшка

узнает: у этой молодой женщины после смерти останутся

двое детей и мать. Добротный крест плотник сделал с украшениями

- на концах большой перекладины и наклонной вырезаны круги.

2 3 5


Скорее всего, крест водружён не в 1939 году, позже, не мог деревянный,

даже листвяжный, простоять столько лег. Невдалеке лежал у

бугорка четырёхконечный крест. И ещё один обнаружил батюшка,

на нём тоже были вырезаны имя, фамилия и причина смерти -

«утопла», год смерти 1963-й. Надпись ножом самая надёжная, не сотрётся,

дождями не смоет.

Наткнись батюшка на кресты случайно, обязательно подумал:

откуда в сплошном лесу? Стоило присмотреться - лес вырос на

кладбище. Под деревьями читались бугорки могил. Батюшка прошёлся

в одну сторону, другую - больше крестов не обнаружил. Как

и следов оградок. Они на сельских кладбищах сооружались деревянными:

четыре столбика, поперечины, к ним штакетник прибивался.

Четырёхконечный крест батюшка поднял с земли, приставил

к дереву. На нём было вырезано: «Ханин Вова». Вова Ханин

обрёл своё место на кладбище в 1943 году. Про его отца Леонида

Александровича Ханина батюшка много слышал. Жил он в Таре.

2 3 6


В конце восьмидесятых годов, когда заговорили о Кулае, журналисты

разузнали - Ханин «ветеран Кулая», из спецпоселенцев. Толковый,

памятливый, для газетчиков - клад. В 1990 году редакция

газеты «Молодой сибиряк» устроила экспедицию на Кулай (о ней

говорилось выше), Ханина взяли проводником. Он показал журналистам

старое кладбище, а на новом с трудом, в последний момент,

пора было бежать к вертолёту, отыскал могилу сына, которого ни

разу не видел: родился Вова, когда отец был на фронте, умер, когда

тот воевал. Из десяти детей Ханина, трое остались на Кулае. Двоих

на старом кладбище похоронили, следа могил не найти, а Вову

жена на новом положила.

Спецпоселенцев власть считала неблагонадёжным контингентом,

в начале войны не подлежали призыву, всеобщую мобилизацию

на них распространили в тяжёлое для фронта время - в сорок

втором. Ханина призвали в сорок третьем, в двадцать восемь лет.

Попал в сапёрные войска. По признанию тех, кто прошёл войну, тяжёлая

это работа - воевать. Тем более в сапёрных войсках. Ханин

с детства знал мужицкий труд, столько работы на Кулае переделал

в совхозе. На лесоповале, на дегтярном заводе, был такой на Кулае.

Умел Ханин топором тюкать, с косой, лопатой обращаться... На войне

строил укрепления, минировал поля под огнём противника. За

полтора года, что провёл на передовой, отмечен воин орденами Славы

III степени, Красной Звезды, тремя медалями «За отвагу», одной

«За боевые заслуги».

На фронте вступил в коммунистическую партию. Не с первой

попытки. На том собрании приняли всех однополчан, написавших

заявления, кроме него. Рассказывая о себе, не стал скрывать, что

отца в коллективизацию выслали как кулака. В партию не приняли,

но отправили запрос в Тару, характеристика на Ханина пришла самая

положительная. В итоге стал коммунистом.

К тому времени, когда отец Андрей поселился в Васиссе, Ханин

умер. Думая о жизни этого человека, батюшка спрашивал себя: почему

он в партию вступил? И где - на передовой, там смерть вольготно

ходила. Не о карьере ведь думал. Партия несправедливо обошлась с

ним, его родителями, не ребёнком видел Кулай. Будь жив Ханин, батюшка

обязательно спросил, хотелось узнать, что двигало человеком.

Или Ханин там, где жизнь стояла на грани «или-или», видел дальше

всех обид, понял что-то большее в жизни, чем он, отец Андрей.

2 3 7


При жизни Ханин говорил (об этом батюшка читал в газете),

на старом кладбище в Нижнем Кулае похоронено порядка трёхсот

человек. Менее чем за десять лет столько умерло. И новое кладбище

занимало приличную площадь. В сорок седьмом году совхоз на

Кулае распустили, комендатуру закрыли. Бывшим спецпоселенцам

дали команду на отъезд. Большинство разъехались в первую зиму.

Не все. Кладбище продолжало пополняться. Для батюшки осталась

загадкой смерть женщины, на кресте которой вырезана дата смерти -

«1963», и причина - «утопла». По данным отца Андрея, на Кулае уже

никого не было в то время. Может, привезли с «большой земли» и

похоронили рядом с родственниками. Это батюшка не выяснил для

себя. Хотя, если «утопла», значит, произошло летом. Маловероятно,

чтобы на вертолёте гроб доставляли? В Васиссе, кого ни спрашивал

об этой могиле, ничего не знали.

В то первое лето батюшка ещё раз побывает на кладбище. На

этот раз без проводника, сам в этом качестве выступал. Владыка Феодосий

лично захотел побывать в Нижнем Кулае. Полетел со священством,

своими певчими. На второй день после Успения Пресвятой

Богородицы прибыл владыка на Кулай. Отслужил заупокойную

литию, произнёс проникновенную проповедь о безвинных жертвах

Кулая.

На обратном пути преосвященный нашёл в кладбищенском

лесу с десяток грибов и расценил находку как дар усопших. В благодарность

за молитву послали они подарки. А ещё владыке пришла

идея берёзку Кулая посадить в Ачаирском монастыре, построенном

на месте лагеря ГУЛАГ. Сказано - сделано. Нашлась у вертолётчиков

лопата, саженец был выкопан и отправился с владыкой. Но не сразу

в Омск.

Владыку ждал ещё Васисс. Чуть не всё село собралось. Как же,

видели митрополита по телевизору, слышали по радио много раз и

вот он собственной персоной, величественный, царственный. Большинство

сельчан впервые узнали, где храм в Васиссе. Это никоим

образом не повлияло на их будущую воцерковлённость, но поглазеть

на митрополита пришли. Он освятил храм в честь Новомучеников

и Исповедников Российских. Сказал, что немало безвестных

новомучеников и исповедников нашли упокоение на Кулае. Они молятся

за нас, а мы должны в новом храме возносить свои молитвы,

поминать их.

2 3 8


- Отец Андрей теперь ваш духовный руководитель, - обратился

к сельчанам владыка, - прошу любить и жаловать. Мы его к вам послали

обустраивать храм, организовывать приход. А потом он будет

служить в скиту на Кулае.

Провожая владыку, батюшка поделился с ним планами. Следующим

летом вознамерился поставить Поклонный крест на кладбище

в Нижнем Кулае и оградой обозначить погост. Митрополит благословил

на этот труд. Батюшка, окрылённый благословением, планы

выполнил. Нашлись спонсоры, откликнулись вертолётчики.

- Поставили мы оградку, - рассказывает батюшка, - конечно,

не всё кладбище огородили, малую часть. Собственно, границы и

неизвестны. Столбики забили, звенья смонтировали, калитка с восточной

стороны. Поблагодарил Бога, так удачно всё получилось, и

только уходя, обратил я внимание: земля у самого входа просела.

Вот это да. Ровненько просела. Что это значит? А то - могила. И не

просто могила - детская. По размерам видно. Так не по себе стало.

Куда я смотрел, голова садовая, прикидывая, как лучше ограду

ставить? Получается, заходишь на кладбище и ступаешь на могилу.

Ребёнок жизни не видел, умер. И вот... Переставлять оградку бесполезно,

столбы капитально вбили. Если только могилку в следующий

раз перенести... При встрече с владыкой поделился информацией,

спросил, как поступить? Владыка не благословил тревожить захоронение.

Ни к чему, сказал. А поставить десятка полтора крестов

на могилы, благословил. Кладбище должно быть с крестами. Пусть

безымянные могилы, но с крестами. Нашлись благодетели, я заказал

восемнадцать крестов, и на следующее лето поставил. По сей день

они там.

Наше повествование хронологию не соблюдает. Снова сделало

в событийном ряду скачок. Однако пора вернуться к историческому

первому полёту батюшки на Нижний Кулай, к тому памятному моменту,

когда наткнулся на кладбищенские кресты.

Тишина в лесу стояла неправдоподобная. На память батюшке

пришла строчка из песни: «Здесь птицы не поют». Не пели они на

Кулае. Лишь один представитель пернатых время от времени издавал

хлёсткий клацающий удар - ворон. Обозначал своё присутствие

и свою власть над прилегающей территорией.

Батюшка надел епитрахиль, разжёг кадило, отслужил панихиду.

Поплакал. А потом заторопился к вертолёту, времени

2 3 9


до контрольного срока оставалось всего ничего. На этот раз азимут

взял правильный, точно вышел на место, вскоре появился лесник с

большим полиэтиленовым пакетом. Из него торчали рыбьи хвосты.

Рыба шевелилась в пакете. Не мелочь.

- Ничего себе, - удивился батюшка, - когда ты успел! VI крупняк!

- Рыбалка здесь знатная! Нижний Кулай впадает в Ягыл-Ях, отличный

омут. Будет возможность, порыбачь, не пожалеешь.

- У тебя же удочек не было.

Лесник засмеялся в ответ:

- На палец ловил.

Вскоре послышался звук приближающегося вертолёта.

Батюшка не удержался, высказал леснику претензии, мог бы и

привести на место, как обещал.

- Нашёл ведь, - беспечно сказал лесник.

- Минут пятнадцать-двадцать тыкался, пока крест увидел.

- Да брось ты, батюшка, где там блудить. Сто метров от края и

чётко выходишь.

- Интересно ты говоришь. Это не сто метров в парке с качелями-каруселями

и фонтанами, здесь ни одного ориентира.


Из 2790 кулацких хозяйств или 8891 души к моменту обследования

имелось 890 хозяйств с количеством душ 1607 человек. Остальные

наименьшей частью были освобождены о т ссылки Госорганами -

208 человек, а подавляющее большинство 7077 человек белсало самовольно.

Причинами к бегству комиссия считает следующие имеющиеся

моменты:

1. Голодный паек (к моменту посещения комиссией выдавалось и

выдается теперь по 6 кг немолотой ржи на едока, а на главу семьи 12

кг, при отсутствии приварка).

2. Невозможность приложить труд в сельском хозяйстве.

При этом комиссия выявила лично факты, когда лошадиная

кожа употреблялась в пищу и в роли мяса, и в роли студня, а также

приварка из различных трав.

Плохое питание на большинстве кулаков отразилось болезненно.

Комиссия установила: опухоль, исхудалость, желтизну, слабости

и болезни (в лежку). Фельдшер базы, следующий в составе комиссии,

* **

24 О

КУЛАЙ - ОСТРОВ Н ЕСВОБОДЫ

делал в каждом поселке до 10 посещений больных, лежащих в постели

и до 20 приемов приходящих больных.

Ко всему изложенному выше комиссия видела лично ф акты примеси

к ржаной муке толченой березовой коры, всевозможных трав,

примешиваемых в целях увеличения количества хлеба. В силу этого

хлеб получается несъедобный и непитательный (образцы прилагаю

тся), и вредно о тзы вается на желудке. Всевозможные травы (несъедобные)

примешиваются и в роли овощей и в супы. В таки х же

условиях находятся и дети.

Из акт а обследования условий расселения кулацких хозяйств

В. Васюганского района (Кулайский). 6-16 июля 1930 г.

Бюджетное учреждение Омской области

«Исторический архив Омской области»

М артю ш и

/ \Наша паломническая группа под водительством батюшки

Андрея и благодаря его водительскому искусству мчит

по яркому мартовскому утру на Кулай. Экспедиция идёт

по плану. В запланированное время показалась Тара. Древнейший

город Сибири, один из форпостов России на пути на восток. Поселению

перевалило за четыреста лет. Много чего было в его истории.

В интересующие нас тридцатые годы Тара славилась тюремными порядками.

Тоже был своего рода форпост на севере Омской области,

тарские следователи, тюремщики отличались жестокостью.

Тару пролетели на одном дыхании. Перекрестились на Спасский

собор, его кресты золотисто указывали в высокое небо. Въехали на

Самсоновский мост, впечатляющий своей ажурной красотой.

- Злые языки утверждают, - сказал батюшка, - мостопереход

тоже построен ради Крапивы и её нефти. Всё ради неё... Задумывали

его строить давно. С Крапивой активизировались...

От моста сворачиваем направо. Начинаются сосновые леса.

Царь сибирского леса, безусловно, кедр. Как настоящий царь он на

глаза не лезет, на публику не стремится, держится в таёжной тени.

Так просто его не увидишь. Для встречи требуется приложить усилия.

Тогда как сосна красоту не прячет. Любит свет, щедрое солнце,

даже почву предпочитает солнечную - песчаную. Сосны стеной

2 4 1


подступают к дороге. Сверкающий снег, зелень игольчатых лап, голубое

небо и солнце.

- Заедем в Мартюши, - объявляет батюшка.

Мартюши - это по простонародному, официальное название

села Мартюшево. Стоит в сосновом бору, в селе живёт батюшкин

духовный сын Виктор. Большой дом стоит на краю села. Рядом с домом

обширный огороженный участок, который можно назвать хоздвором.

Пару трелёвочных тракторов (судя по всему - нерабочих),

танкетка, кабина от колёсного трактора «Беларусь».

- Основная техника в тайге, - поясняет батюшка. - Предприятие

Виктора валит лес. Звонит мне в конце ноября: «Батюшка, помогай,

помолись. Надо по зимнику за болото в тайгу заезжать, а я не могу

оформить бумаги». Не знаю, помогла моя молитва или нет, в середине

декабря получил Виктор разрешение. У чиновников одна забота

голову гложет - себе отщипнуть. Столько времени Виктор потерял,

более чем на месяц позже в тайгу зашли его лесорубы. На Кулае тоже

валят лес. А вообще, конечно, вырубается он со страшной силой. Говорят,

китайцы заходят к нам. Тогда вообще жди пустыню. Желтолицые

братья - натуральная саранча. Она прожорливо прошлась по

енисейской тайге, забайкальской. Кулай после китайцев точно уйдёт

в болото. Сибирский кедр живёт пятьсот лет, а мы его прожорливой

саранче... Строили мост для Крапивы, ей он стал не нужен, зато саранче

в самый раз...

Виктора дома не оказалось. Перекусили в машине бутербродами

с чаем, благо, монахиня предусмотрительно захватила двухлитровый

термос. Подкрепились и поехали к церкви.

Деревня в одну улицу. Справные бревенчатые дома справа и

слева от дороги напомнили детство, крепкие таёжные деревни Восточной

Сибири. Улица пустынная. Единственно, кто встретился -

молодая женщина в белоснежном лыжном костюме. В таком рассекать

по крутым склонам Шерегеша или Домбая на горных лыжах.

Март - самое время. Ещё лежит снег, а солнце в горах, хоть загорай.

Горных трасс в радиусе тысячи километров от Мартюшей не имелось.

Хотя если по зимнику пролететь через Кулай и Васюганские

болота в Томскую область, там можно покататься.

Церковь небольшая, но ладная. Я сделал несколько снимков.

Вдыхая морозный воздух, снова вспомнил детство. В воздухе стоял

тонкий аромат печного дыма от берёзовых дров.

2 4 2


Садимся с машину, батюшка давит на газ, и вот уже мы въезжаем

в преддверие Васюганья. Сосны исчезли - берёзы, осины, кустарник

по сторонам. И дорога - разбитая лежневка... Монахиня Евдокия

рассказывает, как однажды поехала из Васисса в Мартюши к

зубному врачу. Не одна, восемь человек сели в уазик, все нуждались

в стоматологическом лечении. У монахини накануне зуб разнылся,

впору на стенку лезть. Решила вырвать, как раз клич по селу прошёл

- фельдшер договорилась со стоматологом в Мартюшах, примет

страждущих из Васисса. Ехать каких-то тридцать пять километров,

но уазик героически преодолевал смешное расстояние семь часов.

- Добрались до Мартюшей во втором часу ночи, - со смехом

рассказывает монахиня Евдокия о стоматологически-санитарном

рейсе, - все в грязи с головы до пят. Толкали машину, подкладывали

под колёса ветки. Пешком быстрее бы дошли. За всем этим я про

зуб забыла. Самое интересное, врач посмотрел и говорит: «Вы ноги

погрейте, зуб у вас здоровый. Не стал рвать, спасибо ему. Зуб по сей

день служит».

Мы преодолели расстояние от Мартюшей до Васисса минут за

сорок. Батюшка остановил машину у деревянного высокого здания с

большим сбитым из струганной доски крестом на фронтоне. Фронтон

обшит рейкой, почерневшей от времени, крест не успел потемнеть,

ярко выделялся на этом фоне. Здание на вид крепкое. Строили

из хорошего леса, с умом.

- По-хорошему снять бы крест, - с печалью в голосе произнёс

батюшка, - не будет здесь больше церкви. Жаль. Освятив её, владыка

Феодосий скажет: «Это самая северная церковь, которую освящал».

Он предложил в честь Новомучеников и Исповедников Российских.

По глубокому снегу подошли к высоким окнам, сквозь выбитые

стёкла окна заглянули внутрь церкви. Пол из широких плах крашен

песочным цветом. Краска зашелушилась. Мёртвая печь в углу.

- По площади церковь в самый раз для Васисса, - прокомментировал

батюшка. - Первое время бабульки придут, лавки поставят,

как в клубе, рассядутся и ждут, когда я начну развлекать разговорами.

В городе народ в отношении церкви тёмный, сам таким сколько

лет был, в деревне вообще без просвета.

Над селом, засыпанным снегом, залитым солнцем, стояла тишина.

Я попросил монахиню сфотографировать нас с батюшкой на

крыльце церкви. Монахиня отошла с фотоаппаратом к покосившейся

2 4 3


на одну сторону колокольне. Четыре высоких столба, в двух метрах

от земли площадка для звонаря. Над ней четырехскатная крыша с

крюком для колокола.

- Уезжая из Васисса, колокол снял, - пояснил батюшка, и тут же

расплылся в улыбке. - Ох, в первый год на Пасху звонили, едва не

всё село перебывало у колокольни. Дети обязательно и взрослые тут

же. Кто специально приходил - куличи, яйца святить, кто по пути

заворачивал, место бойкое, магазин неподалёку. Душа пела у меня,

так хорошо было, настоящая Пасха в селе.

Здание церкви относилось когда-то к медицинскому городку.

Он построен, скорее, в пятидесятые годы. Как говорит батюшка:

«Строили по кулайской архитектуре». С десяток основательных

бревенчатых строений Васисса вывезены из Кулая. Были там мастера-плотники

со своим почерком. Откуда они, из каких краев привезли

этот стиль деревянного зодчества? Делаю фото, покажу знатокам.

Батюшка рассказывает, половую плаху менял в церкви. Думал,

поднимет подгнившую, заменит и всё. Нет, скреплены были между

собой шпоном. Забайкальские старообрядцы, семейские, так стелили

полы. Все подогнано, на десятилетия посажено. Был в Васиссе

двухэтажный бревенчатый интернат. Когда решили его разобрать, а

точнее - разломать, тракторами растаскивали, до того на века строилось.

Долгое время здания, вывезенные из Кулая в конце сороковых

годов, когда спецпоселение закрыли, вносили свой колорит в

облик Васисса. Среди них - библиотека, почта. В настоящее время

половина брошено. Зияет пустыми окнами дом, на котором идёт по

фронтону надпись большими буквами «Почта, радио, телеграф».

Кулайцы тоже остави/ш след в жизни Васисса. Пополнили собой

село после того как спецпоселение упразднили. Кому-то попросту

некуда было ехать.

Стучит в голову навязчивая мысль: не привнёс ли Кулай свою

тупиковость сюда? Не заразил ли ею село?

- В этом доме я жила, - показывает монахиня Евдокия на доживающий

своё домик. - Он и тогда на одну сторону скособочился. А

сейчас, бедолага, совсем доходит до ручки.

Мы стоим у машины. Мимо проходит подросток, в тёмно-синем

пуховике, на голове вязаная шапочка.

- Здравствуйте, - весело поздоровался, на пару секунд остановился.

- Вы, батюшка, к нам насовсем?

2 4 4


- Нет, в гости.

- А-а-а! Я-то думал, насовсем.

- Чей он? - обратился батюшка к монахине, когда парнишка

ушёл.

Монахиня отрицательно покачала головой:

- Не скажу, не узнала!

- Поехали к кедровой роще, - предложил батюшка.

Мы садимся в машину.

Гордость Васисса - кедровая роща. Два гектара отборного кедра.

Говорят, что много-много лет назад село соседствовало с кедровым

лесом. Но однажды пожар слизал это богатство. Одна роща осталась.

Стоят кедры как на подбор, высотой в семи-восьмиэтажный дом.

Кто его знает, пройдёт время, только и останется от села эта

роща. Есть крепкие дома, есть. Да слишком много брошенных. Что

должно произойти, чтобы вернулась жизнь сюда. В конце девятнадцатого

века переселенцам из центральной России и Белоруссии

определили этот глухой край на жительство. Не испугались рисковые

люди морозов, поставили дома, поставили церковь, сделались

сибиряками.

Мы углубляемся в рощу. В кедраче сумрак, глаза отдыхают от

яркого солнца, блестящего снега. Фотографируем друг друга на фоне

могучих деревьев.

- Иногда уходил из дома с чётками, - говорит батюшка, - по

периметру несколько раз обходил рощу и читал «Богородичное правило».

Хорошо молилось. «Богородичное правило» мне лучше всего

в движении читать. В Дивеево канавка Богородицы, хотел на Кулае,

на Яглах, вокруг бывшего посёлка тропу проложить и ходить по ней

с «Богородичным правилом»...

Прокурор из Москвы

тот первый свой визит на Кулай, когда батюшка долго не

мог найти кладбище, дефицит времени не позволил осмотреть

территорию спецпосёлка. Не удалось сделать это и во

время полёта за болото с владыкой, не прошёлся по бывшей улице,

не отыскал первого кладбища. А вскоре ничего от посёлка и его первого

погоста не осталось. С морозами проложили зимник, пригнали

2 4 5


по нему на Кулай тяжёлую технику, провели вскрышные работы, открыли

мощный карьер по добыче супеси и песка. Кому он понадобился

в глухой тайге? Магнаты от нефти получили разрешение двадцать

пять лет разрабатывать Крапивку, и, не откладывая в долгий ящик,

по-хозяйски принялись осваивать недра в пределах месторождения.

На вертолёте на Крапиву не налетаешься, понадобилась дорога, дабы

катиться из Тары яичечком до самых скважин с нефтеприбылыо. Понагнали

техники, она по-деловому вгрызлась в Кулай. В болотистой

местности только подавай грунт для отсыпки дорог.

С карьером казус вышел. Вдруг экскаватор стал загребать кости

человеческие. То ли экскаваторщик попался с совестью, то с длинным

языком, растрезвонил: попали на кладбище, ковш загребает

кости. Информация просочилась в Интернет. Прогрессивно мыслящие

граждане заслуженно в восьмидесятых и девяностых годах

перемывали косточки тем, кто отправил спецпоселенцев на Кулай

ради светлого будущего. Само собой, костям спецпоселенцев от этого

легче не стало. И вообще волны перемен не дали им спокойно

дождаться в земле-матушке второго пришествия Иисуса Христа.

Прогрессивно мыслящие модернизаторы засучили рукава строить

новую дорогу к светлому будущему. Призвали самую современную

технику лежнёвку по болоту провести и на тебе - останки кулайцев

тормозом на пути... Живьём одним преобразователям мешали,

костьми - другим...

Батюшка преспокойненько живёт на краю географии, а в центре

географии буря разыгралась в связи с тормозом, и не в стакане воды

заштормило - в ёмкости поболее. До Васисса буря докатилась в виде

представительного «лексуса».

Батюшка пьёт чай в хорошем расположении духа, на календаре

воскресенье, он литургию отслужил, после неё молебен, первая половина

дня прошла во славу Божию, можно отдохнуть. В доме отрадно -

белёный бок печи испускает волны тепла, лучи солнца играют на широких

плахах крашеного по осени пола, за окном каких-то двадцать

градусов, снег в ограде вычищен, можно посибаритствовать. Вдруг

машина у дома остановилась. Кому это поп понадобился? Может,

помер кто из деревенских? Глянул в окно - у палисадника шикарный

«лексус», прямо скажем, нехарактерный для Васисса автомобиль, архиредкий

на его улицах, если вообще что-то подобное когда-нибудь

заезжало. Тем паче такое не водилось в близлежащих деревнях.

2 4 6


Вышли из «лексуса» трое, одеты не по-васисски. Не в китайские

пуховики. Мужчины, сразу видно, ухоженные и крутые. Наметанным

глазом батюшка выделил главного. Кто о чём, у батюшки одно

в голове: неужели состоятельные люди приехали помощь предложить.

Эта мысль приятно щекотнула сердце.

К тому времени батюшка вовсю распланировал, где ставить

скит, договорился с молодым предпринимателем из Бобровки, он

вызвался срубить скит, собрать у себя, затем разобрать и второй раз

собрать на Кулае. Дело было за малым - найти деньги. Так что мысль

у батюшки полыхнула: сейчас он покажет потенциальным благотворителям

эскизы скита...

Гости даже в ограду не зашли.

- Мы на минутку, - сказал тот, в котором батюшка разгадал

старшего. - Вы Кулаем занимаетесь? Монашеским жильём на нём?

Вопрос наполнил батюшку оптимизмом. Раз знает о монашеском

ските, значит, в теме, затем и пожаловал. Мысль работала

с реактивной скоростью. Скорее всего, человек связан с Кулаем,

2 4 7


возможно, родственники из высланных, решил пожертвовать ради

их памяти. Батюшке много что нужно в скитском хозяйстве: тракторок

бы не помешало. У игуменьи Варвары видел в Татьяновке, в

монастыре, как бы хорошо такой на Кулае... Дизель свой бы тоже...

Батюшка, опережая события, начал рассказывать, скит поставить

решил, но там копать начали...

Как уже говорилось, не знал батюшка о поднявшейся волне в

Интернете. По простой причине жил в счастливом неведении - Интернета

не было. Но сам того не подозревая, в разговоре с незнакомцем,

которого принял за благодетеля, вышел на тему интернетовской

волны. Почему она поднялась? Про отрытые на Кулае экскаватором

кости узнали краеведы. Кто-то из них не поленился, поехал на Кулай,

сделал фотографии и выложил в Интернет. А может, рабочие

передали фото...

Возить грунт на прокладку трассы с материка - невыгодно.

Олигархи-нефтяники деньги считать умеют. И зачем возить, когда

на двадцать пять лет тебе дана аренда на недра. На самом Кулае

слишком не развернёшься - леса да болота. Самое место карьерам,

где посёлки стояли. На Нижнем Кулае такой карьерище отрыли, как

уже говорилось - целиком четырёхэтажка в пять подъездов войдёт

вместе с крышей. Фотографии этой ямищи попали в Интернет - полюбуйтесь,

что творится в подлунном мире... Да и ладно, бы яма,

мало ли ям у нас, эта с человеческими костями...

Гости из «лексуса» для приличия послушали батюшку, его увлечённый

рассказ о будущей молитвенной жизни монахов на Кулае,

затем старший твёрдо и коротко высказал простую и ясную, как выстрел,

мысль. Заключался выстрел в том, что совать батюшке свой

нос в это дело не надо, звонить по белому свету о костях, карьерах,

кладбищах спецпоселенцев не следует, иначе в том же карьере его

в один не очень хороший момент закопают, так, что и концов никто

не найдёт, да и искать не будет. Пусть даже не сомневается. Это

раз, второе - для «жилища монахов» место будет оставлено. Пусть

не беспокоится. Также оставят от строящейся трассы к «жилищу»

дорогу, остальной грунт будет выбран.

На этом незнакомцы сели в машину и отбыли восвояси.

«Вот тебе, батюшка, и благодетель! - усмехнулся отец Андрей

своей наивности. - С больши-и-и-и-им кошельком!»

В Таре пытался выяснить, что за фрукт на «лексусе» приезжал?

2 4 8


Сказали: прокурор из Москвы. По логике вещей, какого рожна московскому

прокурору в такую даль ехать, чтобы всего-то пригрозить

простому попу - «не суй свой нос»? «Или я ничего не понимаю

в этой жизни?» - думал батюшка. Хотя разные есть прокуроры, разные

генералы. Сегодня генерал, а завтра у него нашли квартиру от

пола до потолка набитую деньгами.

Тот факт, что в гости к нему приезжал не простой смертный, сомнений

не вызывал. Получилось, батюшка, сам того не желая, подсыпал

перцу на хвост важным птицам.

Владыка однажды бросит, качая головой:

- Широко ты, отец Андрей, шагаешь!

Отец Андрей долго думал над мимоходом брошенной фразой

владыки. Вроде похвалил, в то же время укоризненные нотки прозвучали,

за которыми слышалось: а не чересчур ли взял с места в

карьер? Не сильно ли разогнался? Типа: широко шагаешь - не порви

штаны.

п на «бронике-истребителе»

о характеру батюшка человек горячий. Монахиня Евдокия

смеётся:

- Фанатик убьёт ради Бога, верующий умрёт ради Бога.

Батюшку нашего фанатиком не назовёшь, но раньше был готов

убить ради Бога. А как горел Кулаем! Владыка однажды признался:

«Не ожидал от отца Андрея такой прыти. В духовном училище ничем

не проявлялся, а тут...» Надо сказать, владыка ценил батюшку

за самоотверженность. Прекрасно понимал, всю епархию перетряси,

не найдёшь священника, кто добровольно отважится на Васисс.

А батюшка сам вызвался. Это сейчас он поостыл, раньше за что ни

возьмётся - огонь. Бывало, повздорим, я тоже не сахар. «Раз так, -

говорю, - до свидания!» Собираю сумку и в Омск, иду к владыке,

рублю с плеча: «Не буду с отцом Андреем служить, хватит! Возвращаюсь

в монастырь!» Владыка начнёт уговаривать: «Не бросай отца

Андрея, как он один?» Смирение, как ни крути, не моя добродетель.

Ругались с батюшкой, уезжала, возвращалась. Однажды батюшка

поехал к моему духовнику в монастырь, нажаловался. Не знаю,

что отец Владимир сказал, батюшка так и не признался, вернулся

2 4 9


в Васисс, начну ему выговаривать - ни слова в ответ. Что бы ни учудила,

молча сносил. Месяца два держался. Он ведь вспыльчивый. И

я не могу смолчать. Скажу: «Вы священник, вам надо держать себя в

узде!» «А тебе не надо? - тут же свой довод приведёт. - Ты вообще -

монахиня!»

На четвёртый год жизни в Васиссе отец Андрей взбрыкнул. По

его планам год на второй-третий он должен поставить скит и перебраться

на Кулай! Миновало два года, третий к ним присовокупился,

четвёртый замелькал днями: за рассветом - закат, за закатом -

рассвет, день да ночь - сутки прочь, а дело стоит, и непонятно, сдвинется

с места когда-нибудь. И владыку батюшка перестал понимать,

поначалу сам торопил, потом стал притормаживать. Батюшка устал

ждать, в один момент приказал монахине Евдокии:

- Терпение моё лопнуло, едем в Омск, буду писать прошение,

пусть владыка переводит в другое место. Не могу больше воду в ступе

толочь. Время идёт, никому ничего не надо, бьёмся-бьёмся! Обживаться

на Кулае следует, пока я в силе! Мы ни туда, ни сюда!

В Омске они с корабля на бал попали на архиерейскую службу.

Христорождественский собор, священство причастилось, настоятель

с Чашей вышел на амвон к мирянам, владыка сел отдохнуть

в алтаре, ему скоро с проповедью выходить. Отец Андрей поодаль

стоит. Владыка повернул голову.

- И что ты приехал? - спросил с недовольством в голосе.

Монахиня накануне позвонила владыке, в коротком разговоре

сказала: отец Андрей что-то надумал, но не говорит. Не стала посвящать

владыку в намерения батюшки, пусть сам скажет.

Батюшка на вопрос владыки направился за благословением.

- Пока шёл по алтарю, - рассказывал, - там идти-то было три

шага, у меня всё внутри переменилось, всю службу думал об отъезде

из Васисса, как подойду с этим к владыке, как скажу. А подхожу

и говорю: «Владыка, благословите завтра же уехать в Васисс». Он

по-доброму заулыбался, так улыбаться мог только он, в глазах лучик

хитринки. Человек мудрый, понял, зачем я приехал, а я обратное выпалил.

«Завтра придёшь ко мне, - сказал, - выберешь себе машину и

поедешь на ней в свой Васисс».

Так батюшка получил «жигули-четвёрку», на которой мы

ехали на Кулай в тот солнечный мартовский день. До этого другой

автопрезент ему вручили. Не владыка Феодосий, хотя была в

2 5 0


том уникальном подарке и его лепта. Машину батюшка окрестил

«брони к-истребитель».

- В первый месяц как обосновался в Васиссе, - рассказывал он, -

поехал в Тару. В Спасском соборе подходит мужчина моих лет и

предлагает автомобиль. Звали мужчину Николаем, из православных,

сейчас под Тобольском в Абалакском монастыре. Слышал, недавно

принял иноческий постриг. Собираясь в Тобольск, Николай спросил

у владыки Феодосия, кому из сельских батюшек подарить машину.

Митрополит указал на меня. Почему, спрашивается, благодетель

предпочёл сельского батюшку? Городскому его раритет на дух был не

нужен. ГАЗ-69 выпуска 1953 года. Практически мой ровесник. Полвека

на ходу. Я сначала воодушевился, когда Николай сказал «машину

отдам». Не мог предположить, мы с ней одногодки. Я за пятьдесят лет

поизносился, что говорить о машине. Николай повёл знакомить с подарком.

Заводит к себе во двор, и мне стало дурно от вида этого чуда

технического прогресса. Ни секунды не раздумывал. Ладно, внешний

вид - страхолюдина конкретная. Это ничего: в Омске по Любинскому

проспекту не запускать наперегонки с «лексусами» и «мерседесами».

Но я ведь шоферюга по жизни, прекрасно понимаю, внутренности у

ископаемого автомобиля тоже ископаемые.

- Спасибо, - говорю, - не возьму.

Николай пытался уговаривать, дескать, если ты нацелен на Кулай,

это в самый раз для таёжного бездорожья, два моста ведущих.

Всепроходимый.

- Всепроходимый, - говорю, - если ходит. А встанет колом, где

запчасти брать? Не возьму!

Вскоре приехал в Тару владыка, несостоявшийся даритель доложил,

что отец Андрей носом крутит, машину не берёт. Владыка

удивился, что это я капризы устраиваю? Спрашивает: в чём дело?

Не стал загружать его техническими нюансами, рассказывать, что

машиной данный агрегат трудно, в моём понимании, назвать.

Николай владыке доложил: авто на ходу, но про год выпуска

скромно умолчал. Владыка благословил машину взять. От благословения

митрополита не откажешься. Неделю под ней с утра до вечера

провалялся, перебрал от и до, попробовал - вроде, ездит и поставил

во дворе. Целое лето не заводил. Не лежала душа. Наступили холода,

по зимнику пошли машины. У меня заиграло ретивое, а что если

попробовать. Монахине говорю:

251


- Давай съездим ко Кресту.

И тут же добавляю задачу-максимум:

- Если поведёт себя «броник-истребитель» нормально, махнём

на Кулай, отслужим панихиду на кладбище.

Монахиня живо согласилась. Тоже романтик. Не будь им - разве

осталась бы в Васиссе.

Я задачу-максимум усложняю, если ехать на Кулай, то с ночевой.

Зимний день короткий, пока доедем до Поклонного креста, панихиду

там отслужим, потом на кладбище надо отслужить будет, темно

станет, «броник-истребитель» пусть всепогодный агрегат, сподручнее

по свету на нём передвигаться. Фары не светят, и трасса на Кулае,

понятное дело, без придорожных фонарей.

Почему на «бронике-истребителе» по Любинскому проспекту

лучше не ездить - стёкол на дверцах не было. Представляете, едет автомобиль

по центру Омска, а вместо стёкол блеклая старая клеёнка в

цветочек. На обеденном столе своё отлежала, после чего на автомобиль

пустили. Печки тоже не имелось. Что на себя одел-обул-натянул,

то и греет в пути.

- Ничего, - говорю, - лётчики на Ан-2 в унтах и меховых куртках

зимой летают, чем мы хуже. Такую аналогию привёл для придания

25 2


монахине дорожного оптимизма. Она валенки обула, мне в валенках

несподручно на педали жать, сапоги меховые надел. Стартанули. До

Петровки мотор работал без претензий. Настроение водителя зависит,

как известно, от работы двигателя, посему довольнёхонек еду.

Лучше плохо ехать, чем хорошо идти. А ехали мы вовсе даже неплохо.

Речку Берёзку проскочили, от которой пешком ходил летом ко

Кресту, и движок застучал. Стук такой - глухой услышит. Похоже -

коробка передач. Остановился. Что делать - не знаю. Но что-то

надо. Нашёл ключ 12x14. Мысль была ослабить педаль. Пробовал

крутить гайку - бесполезно. Стук застал на открытом месте. Как на

семи ветрах стоим, пальцы в пять минут скукожились. Бросил ключ,

кое-как руки дыханием отогрел. Монахиня спрашивает:

- Что будем делать?

- Чго-что, - говорю, - для начала хотя бы развернуться. Глядишь,

какой лесовоз или другая техника с Кулая пойдёт, на буксир

подцепит.

Развернуться тоже надо ухитриться. Радиус поворота у «броника-истребителя»,

как у грузовика, а полотно дороги узкое и поднято -

лежнёвка, как бы в кювет не нырнуть. Завожу - никакого стука. Будто

каких-то пять минут назад не стучало, как молотком по голове.

Монахиня спрашивает:

- Что теперь?

Мои опасения (зима, пустынная дорога) из головы разом вылетели.

-Только вперёд! - командую.

Сколько раз ловил себя в трудных ситуациях на мысли: «Ладно,

себя не щажу, но монахиню почему не жалею?»

На одном дыхании добрались до Нижнего Кулая. Поклонный

крест проскочили, решили на обратной дороге отслужить панихиду

у него. Машина вела себя идеально, никаких стуков. Напротив избушки

остановились. Я воду из радиатора слил.

Избушка не сказать, охотничья. Житель Васисса когда-то поставил.

На рыбалку ездил в те края, за грибами-ягодами, поохотиться

для души зимой. У него родственник-вертолётчик, забрасывал летом-осеныо.

Зимой на машине добирался. Он мне разрешил: ночуй,

дровами, пользуйся. Мы с монахиней решили не заводиться сразу

с печкой, перекусить всухомятку, сходить на кладбище, отслужить

панихиду, а потом обживаться, печку растапливать. Снега нападало

2 5 3


много в тот год, но ряды могил читались хорошо. Всего было могил

двадцать. Я на каждую нагрёб снега, из березовых сучьев сделал

кресты. Пусть неказистые получились, главное - каждая могила с

крестом. Отслужили панихиду.

Железная печка в избушке была добротной, да мы едва не замёрзли

у неё под боком. Поначалу ничто не предвещало трагедии. Дров

достаточно, печка в полной исправности. Не ленись - кочегарь. Да

прохудившаяся крыша внесла коррективы. Дрова оказались голимым

льдом. Поленья по осени насквозь пропитались влагой, а потом замёрзли,

льдом схватились. Не могу разжечь. Бился, бился и рискнул

слить из бака машины немного бензина. Плеснул в печку, поджёг, бензин

вспыхнул, сгорел, дровам хоть бы что. Ещё раз сходил к машине...

Тот же эффект: бензин прогорел, дрова огнём не взялись. Бензин тратить

- смерти подобно. За всю дорогу на Кулай ни одной машины не

видели. Ни навстречу, ни в попутном направлении. До Петровки идти

более пятидесяти километров. Так что бензин - это жизнь.

Как раз в тот год дорожники-нефтяники начали добывать в

Нижнем Кулае супесь и наткнулись на кости. Не помню точно, прокурор

из Москвы до нашей поездки на Кулай приезжал или после.

Кажется, после. Точно не скажу. Ямищу выкопали и наткнулись на

кости, которые шуму в Интернете наделали. В день, когда мы с матушкой

на «бронике-истребителе» приехали, работы в карьере не

велись, но трактор на дне стоял. Я и подумал, надо солярки набрать.

От избушки добрый километр до карьера, а там ещё спуск... Монахиня

отказалась сопровождать меня. Вдвоём сподручнее, да она

впала в отчаяние:

- Никуда не пойду, вдруг там волки!

Всё может быть, но ситуация не та - носом крутить. Надо одно

из двух выбирать: или, боясь волков, тихо замерзать в избушке, или

борясь за жизнь, добывать солярку под носом у зверья.

- Молись, - говорю, - а я пошёл.

Сам тоже молюсь, не от волков, а чтобы солярка в тракторе

была. Ночь лунная, на небе ни тучки. А на земле пейзаж из фильма

ужасов. В призрачном свете ямища карьера зияет преисподней.

Всё покрыто мертвенно-белым снегом. Спускаюсь на дно карьера,

и радость великая - не замёрзнем! Солярка есть в тракторе, краник

в том месте, где я предполагал. Набрал пятилитровую полиэтиленовую

бутыль, притащил в избушку.

2 5 4


С ледяными дровами не стал эксперименты проводить, взял топор,

нарубил сучьев в лесу, полил соляркой. Скоро монахине сделалось

жарко:

- Батюшка, открывай дверь, задыхаюсь!

Пока печь огнём шумит - монахине жарко, воздуху не хватает,

требует дверь открыть, чуть прогорела печка, холод собачий, надо

идти за сучьями.

Пережили ночь, утром, как рассвело, пошёл к «бронику-истребителю»,

воду залил, завёл, а сам боюсь, начнёт стучать и что? За

всё время нашего пребывания на Кулае, ни одна машина не прошла.

Завожу двигатель - отлично работает. До Петровки долетели, свернули

на Васисс, как давай стучать. Да пусть, думаю, хоть застучится.

Сколько проедем, столько и проедем. Если колом встанет двигатель,

брошу да и всё. Не было машины и это не автомобиль. Без него не

пропадём в данном месте, это не Кулай, по дороге машины хоть редко,

но ходят. Стук был страшный, но доехали.

Бросил машину во дворе, до лета стояла без движения. По теплу

коробку передач стал разбирать, а там ни грамма масла. На машине

Николай лет пять не ездил, оказалось, один сальник пропускал, по

капельке масло вытекло. На сухой коробке с Божьей помощью более

ста километров проехали.

Батюшка сальник сменил, и раз десять после этого ездил на

«бронике-истребителе» на Кулай. И «на большой земле» в хвост и в

гриву использовал подарок Николая. В частности, дрова заготавливал.

Покупать дорого, приход бедный, посему с монахиней лесины

пилили-валили, к машине привязывали, она не хуже трелёвочного

трактора. Аналогичным способом доставляли брёвна, когда батюшка

баню строил. За грибами и ягодами на «бронике» ездили.

Посмеивался Васисс, глядя на «броник-истребитель», тем не менее

батюшка приобрёл на нём славу автомобилиста аса. Сельчане на

него ориентировались, рассуждая о качестве той или иной дороги,

решая, можно по ней проехать или нельзя. Говорили, если отец Андрей

не проедет, никто не проедет, если он недавно ездил, можно

пробовать...

Однажды вот так же поехал батюшка с монахиней на Кулай. Мороз

градусов двадцать пять. Для Васисса семечки, но это если дома у

русской печи сидеть. В машине без печки, с клеёнкой вместо окон, другое

ощущение. Лобовое стекло в пути быстро теряет прозрачность,

2 5 5


делается матовым, покрывается ледком, батюшка остановится, смотровую

щель расчистит... Через какое-то время снова останавливайся,

«дворники включай».

Водитель с многолетним стажем, батюшка горячей водой боролся

с обледенением. Отправляясь зимой на Кулай (летом на «бронике-истребителе»,

вертолётными качествами не обладающем, туда

не добраться), запасались кипятком. Монахиня вскипятит полный

чайник, закутает в фуфайку и - антиобледенитель готов. У лётчиков

спирт долгие годы служил в этом качестве, батюшка приноровился

кипятком бороться с наледыо. По дороге несколько раз выйдет, обработает

стекло, обеспечит обзор дороги и дальше газует. Чайник

брали на пять литров, и всё равно не хватало на всю дорогу. Горячая

вода иссякнет, ничего не останется, как вручную смотровую щель

расчищать.

Тот памятный день выдался пасмурным. Небо серостью затянуло,

нелётная погода. Видимость никудышная, смотровая щель на лобовом

стекле затягивалась поминутно. Приехали в Нижний Кулай.

Батюшка растопил печку в избушке, скомандовал монахине:

грейся! Ещё дал команду готовить антиобледенитель. Набил в чайник

снега, поставил на печку. Себе назначил согреться на лыжах по

пути на кладбище. Монахиню брать не стал, тяжело ей с астмой по

снегу пробираться.

Кладбище стояло огороженным, Поклонный крест виделся издалека,

заснеженные могилы обозначали восемнадцать крестов.

Батюшка вытоптал в снегу перед Поклонным крестом площадку,

приготовился к панихиде. В такой момент приходили в голову терзающие

сердце мысли о смерти этих людей, вырванных безжалостным

временем из привычного круга, заброшенных в неведомый край.

Всячески приспосабливались на Кулае, старались сами выжить, детей

вырастить. Лелеяли надежду вернуться в родные края, но остались

косточками на чужбине. После панихиды на душе у батюшки

становилось легко и светло. Будто очищалась душа, избавлялась от

тяжкого груза. Значит, молитва дошла до Бога.

А ещё думалось, непросто придётся в скиту вдали от людей, непросто,

и в то же время что-то подсказывало - здесь будет на месте

душа. Здесь и только здесь... В келейной молитве, в повседневных

заботах, в монастырских службах обретёт она дом, а пока пребывает

в долгих гостях...

2 5 6


Возвращаясь в избушку, батюшка постоял у карьера. На этот раз

не было ни экскаватора, ни трактора. В пустынном месте огромная

белая яма выглядела зловеще.

В избушке было тепло.

- Всё, поехали, - скомандовал батюшка монахине. - Согрелась?

- Ещё бы, выходить не хочется.

- Часа через полтора будем в Васиссе. Дорога отличная, яичечком

покатимся.

Яичечком не получилось. Километров десять проехали, машину

вдруг резко повело вправо, и «броник-истребитель» оказался на

обочине. Всё так же стоял на четырёх колесах, но метрах в десяти от

трассы. Батюшка ли через смотровую щель, которая то и дело затягивалась,

не углядел за дорогой, или ещё какая напасть, в мгновение

ока машина зарылась в глубокий снег.

Первое, что сказал батюшка:

- Слава Богу, Любу не взяли.

Жила с монахиней в тот период Люба, можно сказать, подранок.

О ней чуть позже пойдёт речь. Со слезами умоляла батюшку взять с

собой на Кулай, он отрубил: «Даже не думай! Не хватало простудить

тебя!»

- И что теперь? - спросила монахиня, выбравшись из машины

в глубокий снег.

Батюшка лукавить не стал, нарисовал ближайшую перспективу:

- Минут через пятнадцать-двадцать вода в двигателе замёрзнет.

Потом уже и мы.

Трасса была пустынной. Ни вчера, ни сегодня ни одной встречной

машины, ни одна не обогнала. Матушка сразу вспомнила сообщение,

услышанное два дня назад по радио о том, как замёрзли

восемнадцать человек в Ямало-Ненецком национальном округе,

машина с вахтовиками шла в Ноябрьск и сломалась. Данный факт

оптимизма монахине не прибавил.

- И что нам делать? - растерянно спросила.

- Одно остаётся - молиться.

Монахиня откладывать в долгий ящик предложенный батюшкой

вариант спасения не стала, возопила. Именно возопила во весь

свой клиросом поставленный голос:

- Святитель отче Николай, помоги нам!

2 5 7


О дальнейшем рассказывает так:

- Вдруг голос сзади раздался, а я спиной к дороге стояла: «Бог

помощь, матушка». Я поворачиваюсь, на дороге старые-пресгарые

«жигули», дверцы бух-бух, четыре разом открываются. Выходят

четыре высоченных парня. Лиц не вижу. Батюшку потом спросила,

тоже не разглядел. Длинное одеяние в пол, чёрное, как у монахов.

Абсолютно одинаковые ростом. Проходят мимо меня. Батюшка у

машины стоял. Они его отодвигают, на руки поднимают машину,

выносят на дорогу, ставят... Её развернуло, стояла носом больше на

Кулай, парни выносят машину, а ведь это ГАЗ-69, не «Запорожец»,

добрых полторы тонны весом, ставят на дорогу в сторону Васисса.

После чего молча садятся в «жигули». А там старёхонькая-старёхонькая

«копейка», такое чувство, со свалки взята. Загорелись красные

фонарики стоп-сигналов, машина, отъехала и исчезла. Ни здрасьте,

ни пока-пока. Обычно в таких случаях обязательно расспросы: «Как

вас угораздило?» Или: «Главное, все живы». Здесь ни одного слова.

Мы с батюшкой друг на друга смотрим. На снегу никаких следов,

кроме наших. Спрашиваю:

- Батюшка, что это было?

Он:

- Садись, поехали, пока вода не замёрзла.

Пять лет батюшка с монахиней эту историю не вспоминали, не

обсуждали. А тут заехали к владыке домой, на Успенскую, 26, была

причина, чуть ниже расскажем о ней, пока не будем отвлекаться.

Владыка всегда живо интересовался новостями Васисса. В тот раз

пригласил гостей к столу, среди трапезы спросил:

- С вами никакого случая не было?

- Как же, владыка, - монахиня говорит, - ещё какой.

Принялась рассказывать, как слетела машина на обочину, врюхалась

в снег, как положила молитву «Святитель отче Николай...» и

тут же услышала за спиной: «Бог помощь, матушка».

На что владыка сказал:

- Надо этот случай в газете епархиальной описать.

Но так и не дошли у митрополита руки до публикации поучительной

истории в газете. Монахиня с батюшкой сами писать не

стали, не давал владыка им такого послушания, но и сам корреспондента

не подослал. История не была оглашена газетными средствами

среди православного люда епархии. Сам владыка, услышав её,

2 5 8


посчитал нужным рассказать отцу Андрею и монахине Евдокии следующую

притчу.

Захотел человек помочь строящемуся храму в качестве благодетеля.

Имелась в его хозяйстве отличная гранитная плита. Глядя на

неё подумал: у меня без дела лежит, а ведь может сгодиться строителям.

Отдам-ка её храму. Плита большая, тяжёлая. Одному не справиться.

Пошёл к профессиональным грузчикам-носильщикам. Те

говорят: плати алтын, доставим груз по назначению. Даритель все

карманы обшарил, но как ни старался, всего пол-алтына насобирал.

Рабочих данная сумма для решения данной логистической задачи не

вдохновила. Или алтын, или до свидания.

Даритель сел на плиту в грусти и печали: что делать? Подходят

четыре мужичка, явно не силачи, даже доходяги. Один другого тщедушнее.

И ростом не вышли, и весом не взяли. Но уверенно предлагают

себя в качестве носильщиков. Плату запросили, как раз по

батюшкиному карману - пол-алтына.

- Да вы же слабаки, - оценивая внешние данные работников,

сказал даритель, - куда вам справиться с таким грузом!

- А ты нам подсоби, - настаивают на своём доброхоты. - Мы

тебе на спину плиту положим, сами по углам встанем и впятером

справимся.

- Вы поднять-то её сможете? - продолжал сомневаться даритель.

- Не раздавит меня плита?

- Если для Бога стараешься - не раздавит, - назидательно сказали

носильщики, - а если хочешь перед людьми покрасоваться, себя

показать...

- Для Бога, конечно, - уверенно перебил даритель рассуждения

носильщиков.

- Тогда решайся.

Другого варианта не было - согласился. Очень уж хотелось подарить

плиту храму. Взвалили мужички плиту её владельцу на спину.

Даритель опасался - раздавит груз, оказалось, вполне по силам

ноша. Донёс плиту, осторожно опустил на землю, разогнулся, собираясь

рассчитаться с мужичками, вручить честно заработанные полалтына,

а кроме этого, поблагодарить добрым словом, да никого рядом

с собой не обнаружил. Как испарились грузчики-носильщики.

- Если делаешь во славу Божью, - сказал в заключение владыка, -

на подмогу не только люди, ангелы приходят.

2 5 9


Как уже говорилось, беседа сия происходила у владыки дома.

Памятной получилась не только разговором об ангелах, помогающим,

кто во славу Божию старается. Началась встреча с того, что батюшка

с монахиней принесли в дар митрополиту старинную икону -

святителя Феодосия Черниговского, небесного покровителя владыки.

Икону месяца за два до этого прихожанка батюшке вручила.

Крепкая старуха, которую товарки называли Аганей. По паспорту

значилась Авдотьей. Была из спецпоселенцев, работала в войну на

лесоповале. Образ святителя Феодосия не с Кулая вывезла Аганя, в

Васиссе на чердаке нашла.

- Внук нашёл, - рассказывала Аганя. - Взялся чердак от хлама

освободить и наткнулся. От прежних хозяев дома осталась икона.

Была Аганя далека от веры и прямолинейной. Раза два постояла

на литургии, потом спрашивает батюшку, голос громкий:

- А чё это всегда одно по одному?

Ей требовалось разнообразие в службе. И не только ей. Ещё и

стоять на ногах бабушки категорически не хотели поначалу. Рассядутся

на лавочках, будто в клуб пришли концерт смотреть. Батюшке

пришлось провести жёсткую разъяснительную работу.

Что касается иконы, образ был в хорошем состоянии, а вот киот

обветшал, батюшка новый заказал. Решили с монахиней принести в

дар владыке.

По Омску потом слух прошёл: владыка перед отцом Андреем

на коленях стоял за его труды на Кулае. Слухи имеют свойство обрастать

по мере распространения новыми подробностями. На колени

преосвященный действительно встал в шаге от батюшки, но не

перед ним.

- Это вам, владыка, подарок на день рождения от нашего прихода,

- сказал отец Андрей, вручая икону.

Родился владыка в Рождество Христово - седьмого января, батюшка

с монахиней приехали в Омск числа десятого.

Владыка расплылся в улыбке, увидев образ Феодосия Черниговского,

встал перед ним на колени, припал губами к иконе.

За трапезой они в тот раз сидели долго, владыка угощал вином,

а потом вдруг запел «Вечерний звон», монахиня подхватила, батюшка

не сразу попал в ноты, но к концу песни исправился, хорошее

получилось трио.

2 6 0


- Спаси вас Господи, - скажет владыка на прощание, - уважили

образом Феодосия Черниговского. Редкого письма. Как он в ваш Васисс

попал? Поди, мои земляки с нэньки Украины привезли.

Гвозди на Яглах

Рыбалка на Кулае - сказка. И не только уловом. Сидит батюшка

на берегу с удочкой, следит за поплавком, красной

стрелкой стоящим на воде. А тишина, кажется, слышно

дуновение от крыльев бабочки, что садится на поплавок. Вторая бабочка

рыбаку на плечо невесомо опустилась. Батюшка глаз скосит на

гостыо. Крылья у неё замысловатым узором расписаны и чуть подрагивают.

Красота этим не заканчивается, картину рыбной ловли дополнили

ещё одни обладатели крыльев, эти повесомее бабочек - утки.

Тем не менее ведут себя также пристойно, без лишних звуков сели на

воду. Понимают, человек не просто поглазеть пришёл - занят делом,

добывает рыбу на прокорм. Но как всегда найдётся тот, кому наплевать

на других, лягушка откуда-то припрыгала к кромке воды. По всему

видно - поболтать пришла. Но форс держит. Батюшка спросит:

- Ну что лягуха-квакуха? Наскучило в болоте сидеть? Почесать

язык пришла?

Лягушка только этого и ждёт. Обязательно квакнет в ответ тоном:

пришла и пришла, ты не указ, где мне сидеть, в болоте или здесь.

Вроде ноль внимания, на воду смотрит, никакого интереса к происходящему.

Стоит батюшке что-то сказать, не промолчит - квакнет.

Бурундук высунется, батюшка лёгким свистом поприветствует

зверька, гот, в отличие от жабы трусоватый, скроется и тут же из-за

другого укрытия мордочку высунет.

Где ещё такое соседство найдёшь? Есть фото - монахиня снимала

- батюшка на берегу с удочкой, на голове от комаров бандана, и

бабочка на лбу тигрового раскраса!

Лягушка поговорит и упрыгает. Знает себе цену. Зато бурундук

опять выглянет. Не даёт ему покоя новое явление на родном берегу.

Каждый день одно и то же, вдруг прямоходящее животное.

Рыба практически на пустой крючок клюёт. Да ещё какая! Краснопёрка

граммов по сто. Или окунь, полосатый красавец. Этого и на

двести граммов можно запросто поймать.

261


- Какие на Кулае сладкие окуни, - делится рыбацкими впечатлениями

монахиня, - нигде таких не ловила! И что меня там поразило,

я-то считала, тайга не смолкает от птичьего гомона, заливаются птахи

вдали от человечьего жилья. Наоборот, ни звука. Только в другой

раз ворон как даст. Щелчок, как выстрел, разлетится на всю округу.

Самого редко увидишь, разве случайно попадётся в поле зрения -

высоко-высоко на ветке сидит. А чернущий. Батюшке говорю: «Такое

ощущение, затишье перед бурей. Зверьё где-то рядом с вилками

и ножами сидит, выжидает, кто первым накинется на приезжих,

начнёт трапезу». Батюшка смеётся: «У тебя одно на уме, как бы тебя

не скушали!» Как же не будешь думать, когда в Васиссе любой разговор

о Кулае обязательно выходит на тему медведей и волков. Сидим

в избушке, мышь в углу зашебуршит, я кричу: «Батюшка, зверь

какой-то!». - «Ага, - говорит, - сейчас выйдем за порог, а там волк

зубами щёлкает».

В тот раз целью заброса по воздуху были Яглы. Ещё более дикое

место, чем Нижний Кулай. Называли его медвежьим углом, волчьей

падью. Охотники васисские, само собой, знали о Яглах, но они народ

себе на уме, не распространялись. Не хотели видеть чужаков в своих

угодьях.

О Яглах батюшка узнал благодаря директору лесхоза Вениамину

Петровичу. Директор к батюшке благоволил, познакомил с дедом.

Лет семидесяти пяти, с большой, заросшей густым волосом головой.

Тот долгое время работал диспетчером вертолетчиков на аэродроме

в Васиссе. Дедок сказал, что если ехать дальше от Нижнего Кулая по

старому зимнику, наткнёшься на поселение. Место примерно указал.

Батюшка с первого захода безрезультатно съездил на «бронике-истребителе»,

не нашёл. Помог внук одной прихожанки. Молодой

мужчина поехал с батюшкой и показал Яглы. Угол медвежий,

но и людей заносило. Зимник в стародавние времена пробросили,

неуёмные геологи-разведчики глаз положили на таёжно-болотный

пятачок, вышку поставили, норовя что-нибудь полезное в земле

найти. Ни до чего не добурились, интерес потеряли, вышку забросили.

Металлоискатели XXI века пронюхали про неё. Не те бомжеватые,

что по свалкам дырявые тазы собирают, серьёзные - с мощной

техникой. Старый зимник они расчистили и возили по нему трубы,

оставшиеся от геологов.

2 6 2


Так батюшка открыл для себя местоположение ещё одного

спецпосёлка. В пятидесятые-шестидесятые годы находилась на его

территории охотничья база или даже контора. От неё расходились

охотники по своим угодьям. База - название громкое, просторная

избушка и все производственные площади. По-разному говорили.

Одни утверждали, строение относилось к комендатуре спецпоселения,

его охотники приспособили под свои нужды. Другие - нет,

с п е ц и а л ь н о с о оруд и л и.

Батюшка упросил летом вертолётчиков забросить в Яглы. Разведал

место и пришёл к выводу: скит надо ставить в Яглах. Нижний

Кулай обезобразили карьером. Могут и сюда добраться. Яглы на бугре

стояли, из него супеси много наковырять можно. Если он успеет

раньше поставить скит, глядишь, не посмеют пускать экскаваторы с

тракторами на монашеское поселение.

Для начала решил водрузить Поклонный крест. Говорили, должно

быть на Яглах кладбище, батюшка его не нашёл. Место для Креста

наметил на краю поляны, на которой стояли когда-то Яглы. Хорошо

читалась бывшая деревенская улица. Никаких строений не сохранилось,

деревья не росли, пустое пространство, покрытое травой,

но стоило присмотреться, вставала картина, где были расположены

дома с огородами. Был случай, батюшка едва в погреб или подполье

не угодил. Пошёл вдоль улицы да в траве не туда ступил и ухнул

вниз. За деревней бежал в овраг ручей. Хорошее место, высокое.

С Поклонным крестом батюшка тянуть не стал. Вениамин Петрович

посоветовал делать листвяжный, помог с лиственницей. Получился

отличный крест. Батюшка собрал его в Васиссе, разобрал и

на вертолете доставил в Яглы. Полетели с монахиней. Инструмент

взял - топор, лопаты и так далее. А гвозди забыл. Надёжные приготовил

- двухсотку. Такой вобьёшь - навечно. Чопики смастерил -

шляпку гвоздя утопить, сверху чопиками закрыть, вода попадать не

будет, ржа раньше времени не начнётся. Всё предусмотрел. На крест

для долговечности покрытие нанёс. А гвоздей, все сумки обшарил,

как прибыли на Яглы, нет.

Батюшка не отчаялся.

- Пошли в избушку за гвоздями, - сказал монахине.

До избушки прилично, метров восемьсот под гору, обратно -

соответственно в гору. Склон крутой.

- Я не пойду, - отказалась монахиня.

2 6 3


- Хорошо, оставайся, - безропотно согласился батюшка.

Так даже лучше, монахиня с её весом и астмой идти будет долго.

Но монахиня тут же передумала:

- Ой, не останусь, а если медведь? Вы, батюшка, сами говорили -

медвежий угол.

Батюшка достал из сумки две пустые пластиковые бутылки-полторашки,

под воду прихватил из Васисса:

- Хлопай ими. Медведь шума не любит, не подойдёт!

Монахиня со всей силы ударила бутылкой о бутылку, ёмкости

от соприкосновения издали резкий хлопок, который выстрелом разлетелся

по всей поляне и ушёл в окружающий лес пугать зверьё. Матушка

повеселела:

- Как из ружья!

- Стреляй почаще! - подбодрил батюшка и быстро зашагал к

избушке.

За спиной раздалась автоматная очередь.

Неподалёку от избушки бил ключ. Вода ледяная, вкусная. Батюшка

напился, омыл лицо и с коротким: «Господи, благослови», -

принялся за поиски. Поругал себя: как так - неделю готовиться к

экспедиции и гвозди забыть. Список составил, гвозди на первом

месте после инструмента стояли. Сосед принёс с десяток в старой

брезентовой верхонке, рука помнила тяжесть толстого пучка.

Чтобы не забыть, батюшка, проводив до калитки соседа, сразу понёс

гвозди к сумке. Получается, что-то отвлекло по дороге, гвозди

куда-то положил, но посчитал перед отправкой на Яглы - они

в сумке.

Открыл избушку. Пахнуло затхлостью. Если кого и заносило

сюда, не менее полугода назад, зимой. Обыскал все углы, обшарил

все полки. Люди основательные пользовались избушкой. Три фляги

стояли на нарах с сухарями, крупами... Крышки замотаны проволокой

на случай медведя. На полке стояла литровая банка с солыо,

в полиэтиленовом мешочке спички. Это если человеку сразу надо

печь растопить. А ещё спички были во флягах. Даже десятилитровая

канистра с бензином имелась. Снаружи из стены торчали четыре

скобы, к ним была привязана. Гвоздей не нашёл.

Батюшка полез под крышу. Односкатную положили не прямо

на потолок, подняли, получилось что-то вроде низкого чердака.

Там хранились капканы, кроме них батюшка нашёл лом, ножовку,

2 6 4


завёрнутую в промасленную тряпку, две большие кованые скобы,

топор-колун без рукоятки. «Колун, наверное, от спецпоселенцев, -

подумал батюшка, разглядывая находку. На лезвии стояло клеймо

изготовителя и оттиснуты цифры - 1940. Довоенного выпуска. И,

о радость, - ржавые кривые гвозди. Нужной длины. Вспомнил, на

всю жизнь врезалось в память, дядя двоюродный говорил ему, тогда

ещё молодому парню: «Андрюха, если гвоздь погнутый найдёшь

у себя в хозяйстве и куда подальше выкинешь, знай, уважать тебя

перестану».

Батюшка пересчитал гвозди. Даже на один больше, чем надо.

Монахиня повеселела, когда извлекла из бутылок звук выстрела,

батюшка не меньше обрадовался находке кривых гвоздей. Он уже

думал о худшем, придётся детали креста под крышу избушки засунуть

до следующего приезда. Везти обратно в Васисс из-за отсутствия

гвоздей - смех и позор. На поляне оставлять нерационально.

Место пустынное, а всё одно заносит людей.

Ржавые гвозди батюшка тут же на камне обухом топора выпрямил

и заторопился пускать находку в дело.

Чуть поднялся на бугор, как услышал стрельбу бутылочными

очередями. Монахиня без устали колотила бутылками, при этом

громко озвучивала антирекламу:

- Миша, я невкусная!

Потом запела тропарь Кресту: «Спаси, Господи, люди Твоя...»

Когда батюшка взошёл на бугор, увидел живописную картину:

среди высокой травы монахиня в апостольнике, поверх его сетка от

мошки и других кровососущих, в руках полторашки, которыми то и

дело «стреляет». А ещё кричит, на тот случай, если медведя не испугают

«выстрелы», объявляет, что она неаппетитная.

Батюшка, желая успокоить монахиню, крикнул издалека:

- Монахиня Евдокия, я уже пришёл!

Но слух монахини притупился от шума, ею производимого. Никак

не отреагировала на призыв батюшки, продолжала настойчиво

повторять, что она невкусная.

- Ты всю живность уже распугала, - сказал батюшка, подойдя

вплотную, - она по болотам разбежалась, сидит, не знает, как жить

дальше от такой канонады! Партии зелёных на тебя нет!

Монахиня увидела отца Андрея и расплакалась. Горькими слезами

залилась:

2 6 5


- Ну вас, батюшка! Сколько можно ждать?! Я уже всё передумала!

- Думай, не думай, - сказал батюшка, - надо крест ставить.

Собрали его, яму батюшка выкопал, поставили Поклонный

крест. Всё получилось на пять баллов.

- Может, промыслительно, батюшка, что вы гвозди забыли, -

предположила монахиня, - гвозди, скорее всего, от спецпоселенцев

оста/шсь, получилось - и они вложили свою лепту в Крест!

Батюшка отошёл от Креста, посмотрел со стороны.

- Здесь ставим скит, - ещё раз утвердился в своём в решении. -

Отличное место.

Разжёг кадило. Отслужили молебен.

Самое забавное в этой истории - вернувшись в Васисс, батюшка

обнаружил верхонку с гвоздями в кармашке одной из сумок.

- Даже не знаю, что сказать? - сокрушался, - все сумки на два

ряда проверил. Чудеса да и только...

2 6 6

По звёздному небу


Вту экспедицию, когда с гвоздями казус случился, много интересного

произошло. Поклонный крест поставили, поужинали,

солнышко скрылось, батюшка стал готовиться к

ночлегу. Для себя поставил палатку рядом с избушкой, посчитал -

в избушке монахине комфортнее, да и медведей с волками боится.

Монахиня спать в избушке отказалась:

- Буду в палатке.

Логика женская. Когда батюшка собрался за гвоздями, медведя

испугалась, в избушке - мышей. Предпочла спать в палатке за стенами

жилья. В избушке многое не приглянулось - сыро, запах затхлый,

и опасения обуяли - уснёт, а мышь с потолка на лицо свалится. Богатое

воображение монахини нарисовало пикирующих мышей. Батюшка

на Кулае мог спать в любом месте, таёжный воздух, таёжная

работа служили отличным снотворным, хоть в палатке ему над ухом

из пушки стреляй - не разбудишь, хоть в избушке.

Рядом с палаткой торчал трухлявый пень. Монахиня потребовала

расколотить, вдруг змея в нём затаится. Батюшка обухом топора

разделался с потенциальным серпентарием, по всей поляне гнилушки

раскидал. Все пожелания монахини выполнил. Пошёл спать в избушку.

Но монахине и в палатке не спалось. Ночью вылезла наружу.

Темень, хоть глаз коли. Неба не видать, избушки не видать, леса не

видать, но чудо - вся поляна светится. Плотная чернота, а под ногами

все мерцает. Будто на звёздном небе стоит. Ребячий восторг обуял.

Давай огоньки собирать... Чуть батюшку до инфаркта не довела,

восторженным возгласом:

- Батюшка, фонарик!

Не один раз говорилось в нашем повествовании: Бог монахиню

знатным голосом одарил. Батюшка подскочил спросонья с нар, понять

ничего не может, медведь или кто напал на монахиню, которая

кричит во всё горло. Фонарик-то зачем, масть медведя разглядывать?

Пошарил в темноте по столу, фонарик схватил, нож охотничий

попался под руку, тоже взял. Не помешает. Выстрелом вылетел за

порог, в левой руке фонарик, в правой - нож...

- Батюшка, что это светится? - монахиня встретила восторженным

вопросом.

2 6 7


- Так это гнилушки, - разочаровал её батюшка. - Кримагь-то зачем

так инфарктно?

Монахиня не услышала недовольства в голосе батюшки. Она

была очарована картиной мерцающей поляны перед собой.

- Так космонавты ходят по звёздному небу! - сказала и пошла

по поляне.

Батюшка выключил фонарик, обнаружил, что рука его, вооружённая

ножом, всё ещё занесена для атаки на медведя, опустил. И

сам залюбовался «звёздным небом» под ногами.

- Кулайский космос! - произнёс в темноту батюшка.

- Ага, - ответила из темноты монахиня.

Кулайская аномалия

апошка считает, Яглы - это остров на острове. Болота кругом.

Проход, конечно, должен быть - ведь ходили с Яглов,

ездили в Нижний Кулай. Но никто ничего сказать не мог.

Кладбище тоже так и не отыскал. Не могли хоронить в Нижнем Кулае,

далеко. Но и рядом с посёлком ничего похожего на кладбище. В

Васиссе у кого ни спрашивал, пожимали плечами. Никого старожилов

не осталось. В приезд, когда ставили Поклонный крест, батюшка

один день отвёл на изучение окрестностей Яглов. Заблудился так,

что часа четыре искал дорогу к избушке.

Потерять направление в тайге городскому человеку легче лёгкого.

Что тайга, у батюшки был случай в Нижнем Кулае вдвоём с монахиней,

если не в трёх соснах заблудились, то около того. Сколько

может расти тех самых сосен на площади в два футбольных поля...

В таком лесу заблудились. Договорился батюшка с вертолётчиками,

их начальство всегда шло навстречу. Уважали отца Андрея за решимость,

нацеленность на Кулай. Человек, если он человек (не важно -

верующий в Бога или нет), чувствует сердцем: брошенные кладбища,

могилы без крестов - это не по-людски. Каждый, связанный с

Васиссом, знал о Кулае, его печальном прошлом. Кому-то Кулай был

интересен сугубо с практической стороны - взять от него лес, зверя,

ягоду, но были и такие, у кого тревожно отзывалось сердце при упоминании

об этом месте.

2 6 8


В тот раз прилетели в Нижний Кулай под вечер. Не успели расположиться

в избушке, монахиня засобиралась к реке. Стоит в её

присутствии сыронизировать по поводу слабости к рыбной ловле,

непременно вспомнит святого Симеона Верхотурского, который

даже на иконах с удочкой. Дескать, если уж святой праведный Симеон

позволял себе с удочкой посидеть, рыбки на прокорм половить,

что уж нам многогрешным чураться этого.

Рыбачили на стрелке, Нижний Кулай впадает в Ягыл-Ях, на месте

слияния омуты уловистые. В две удочки натаскали окуней. Симеон

Верхотурский лишнюю рыбу не ловил, и они не стали. В предвкушении

вкусной ушицы направились к избушке. И заблудились.

Идут-идут, нет избушки. Сколько раз этим путём следовали, никаких

аномалий... Ладно, один потянул не в ту сторону, оба весело шагали

в ложном направлении. Друг на друга посмотрели, посмеялись

над собой - прицел у обоих сбился. Самое правильное в его отладке -

вернуться на исходную позицию. К реке вышли, уточнили курс...

И снова мимо цели. Да что ты будешь делать? Смешно сказать, идти

всего ничего, пятьдесят метров с небольшим. Раз промазали, другой...

Отец Андрей весь на взводе, куда избушка могла деться? Как в

тартарары провалилась...

- Не можем взять в толк, - рассказывал он, - вправо или влево

забираем. Я до этого всё исходил в районе избушки, считал, знаю

этот кусок тайги как свои пять пальцев, и вдруг... Монахиня, которая

всего боится, годом раньше одна с удочками ходила к реке. И

вот - здрасьте, тыкаемся, как слепые котята, будто в первый раз...

Пока безуспешно пытались решить навигационную задачу, на

небо тучки набежали. Август не июнь, день короче, того и гляди,

придётся оставить хождения меж берёз и сосен до утра. По темноте

лучше всего сидеть на одном месте и молиться, чтобы никакой зверь

не вышел. Ни спичек с собой, ни фонарика. Зачем, спрашивается,

фонариком светить среди белого дня? Поплавок и так видно.

- Давай-ка, - предложил батюшка, - пока не стемнело, сделаем

так, ты в одну сторону идёшь, я в другую, и перекликаемся.

Не прошло пяти минут, на весь Кулай раздался счастливый крик

монахини:

- Нашла!

Батюшка ринулся на голос, а обнаружив избушку, первым делом

вбежал в неё, схватил топор и начал просеку делать к реке. Принялся

26 9


мелкую поросль вырубать, делать проход, при наличии которого заблудиться

невозможно. В результате его стараний стало, как в парке

культуры и отдыха - слепой дорогу отыщет.

Во время той экспедиции батюшка окончательно утвердился

в мысли ставить скит в другом месте. Перекопанный Нижний Кулай

наводил на грустные мысли, перспектива жить в дикой гайге на

краю свежевырытого карьера, на узенькой полоске, которую обещал

оставить «прокурор из Москвы», не прельщала.

Потом пришла идея скита в Яглах. Матушке место тоже понравилось.

Они установили Поклонный крест, скоротали ночь в походных

условиях, монахиня не хуже космонавта походила по «звёздному

небу», утром отслужили у Креста обедницу, потом - панихиду.

- Мы тогда на три дня прилетали, - с удовольствием вспоминает

батюшка приключения той экспедиции. - Поклонный крест поставить

и разведку окрестностей провести, надеялся кладбище найти,

и вообще хотелось посмотреть, что за тайга в округе. От Креста до

избушки метров восемьсот. Спускаешься с горки, и вот она стоит

родная. Рядом речка бежит. Строили так, чтобы за водой далеко не

ходить. От избушки до Креста дорога всё время на подъём. Кладбища

я не нашёл, ещё и заблудился, часа четыре блукал. Слава Богу, вышел.

Матушка уже паниковать начала, нет меня и нет. Места вокруг

Яглов интересные. По настоящему дикие. Только охотники туда зимой

добираются, летом - никого.

В день отлёта мы вещи загодя собрали. Четыре сумки, топор,

пила, две лопаты, палатка. Контрольное время прибытия вертолёта -

четырнадцать часов, ноль-ноль минут. В тринадцать ноль-ноль мы

сумки собрали. Монахиня говорит:

- Пойдёмте, батюшка, потихонечку. Дорога в гору, лучше по ней

не торопясь двигаться, а то начну задыхаться.

Только она это проговорила - шум вертолета. Откуда - рано же!

Но мы хватаем сумки, бежим. А гора. До половины склона добежали,

монахиня не может больше - астматик, не хватает ей воздуха, я

выдохся. Сумки бросил, порысил налегке, только бы вертолётчикам

дать знать - мы живы-здоровы, готовы к посадке на винтокрыл! От

Креста, где они приземлились, не видать взбирающихся в гору. Не

успел подняться, слышу, вертолёт взлетел.

Дотащились мы с сумками до Креста, настроение на нуле. Была

надежда - вдруг вернётся, знают: сами мы никуда уйти не можем.

2 7 0


Из еды остались две упаковки лапши «Ролтон», банка «Сайры» и семилитровое

ведёрко солёной рыбы. Условно солёной, пока по тайге

шастал, монахиня наловила и засолила. На Яглах тоже рыбалка хорошая.

Сказать, я запаниковал - с голоду помрём, нет. В избушке

охотничьи запасы имелись. И всё же весёлого мало. И солнце разошлось

- давит жарой. Место открытое - ни деревца, ни тенёчка. Взял

лопаты, воткнул в землю в качестве столбиков, накинул покрывало,

тенёк для монахини смастерил. Она умостилась под сеныо и на небо

посматривает на предмет вертолёта. Ничего хорошего не дождалась,

а тучу принесло, с дождиком.

- Пошли, - говорю, - в избушку.

- А вдруг прилетит.

- После дождика в четверг?

- Не, в четверг не пойдёт, - не согласилась монахиня на такое

расписание полётов, - сегодня пятница, завтра у нас всенощное бдение

с полиелеем. Бабушки помазание любят.

- Будем здесь служить.

- Здесь не хочу!

Делать нечего, надо ставить палатку. Переждали в ней дождик.

А там уже и сумерки опустились, с ними холод пришёл. Нешуточно,

надо сказать, похолодало, пришло здоровое желание растопить

печурку. По темноте в избушку не пойдёшь. Монахиня предлагает:

- А если свечами греть палатку. Свечи большие, мы сразу несколько

зажжём.

Одну зажгли, вторую, быстро убедились - эффект нулевой. Как

ещё палатку не прожгли. Новенькая палатка... Но закоптили. Потом-то

узнали, температура в ту ночь опускалась до минус двух градусов

в Васиссе, на Яглах, скорее всего, и того больше - все четыре.

Монахиня не могла не спросить:

- Медведь не заявится к нам непрошенным гостем?

Я и сам не исключал подобного развития событий. Палатка не

избушка, тряпичные стены - плохая защита. Не стал пугать монахиню

информацией, что поблизости проходит водопойная тропа, зверьё

к речке ходит. Накануне на берегу наткнулся на медвежий след.

И лосиный тут же. Причём топтыгин серьёзный, лапищи пятьдесят

последнего размера. И не потому, что у страха глаза велики, к тому

времени медвежий след много раз встречал, есть с чем сравнивать.

И волк у речки прошёлся, тоже испить водицы наведывался. Перед

2 7 1


моим броском в тайгу дождик прошёл, после него волчий след чётко

отпечатался. Думаю, дай-ка замерю. Кулак в ямку сунул, весь уместился,

а ещё когти. Волк до восьмидесяти килограммов доходит.

Похоже, в окрестностях избушки на Яглах бройлерный экземпляр

живёт.

- Да кому мы нужны, - сказал бодрым голосом, успокаивая монахиню

и себя. - Звери сейчас запитанные.

- Это хорошо, что неголодные! - согласилась монахиня. - Очень

хорошо!

Кстати мужчина на «Волге», которого я зимой сопровождал на

Кулай, рассказывал: бабушка, дед и отец жили в Яглах, потом перебрались

в Нижний Кулай. Проронил мечтательно: «Эх, в Яглах бы

поохотиться». Ему отец рассказывал: так, как в Яглах, он нигде больше

не охотился. А всю жизнь с ружьём не расставался. Бил в районе

Яглов лосей, на медведя ходил, соболя брал, про зайцев и говорить

нечего, волков стрелял.

Еле-еле ту ночь высидели мы в палатке. Намучились, утром солнышко

выглянуло, теплом повеяло, ночные страхи улетучились -

жить можно. Монахиня завернулась в спальник, на солнышке пригрелась.

У меня под ложечкой засосало, желудок зазвонил: пора завтраком

повеселить его. Вечером мы консервами поужинали, банку

«Сайры» без хлеба умяли, один «Ролтон» остался. Неподалёку

от Креста лесок, пошёл туда, сучьев насобирал, воду на костерке

вскипятил, заварил лапшу, подхожу к монахине, а она рыбину из ведёрка

достала, накануне посоленную, и с аппетитом наворачивает.

- Ты что, - говорю, - просолиться не успела!

- Отличная, лучше не надо с голодухи!

И довольная. Отогрелась после жуткой ночи, подкормилась.

А тут ещё я с лапшой веселья добавил.

Лапшу вертолёт не дал употребить, только прицелились в «Ролтон»

вилками, винт загремел над головой. Оказывается, в Васиссе

бучу подняли - священник с монахиней пропали на Кулае. ЧП местного

масштаба. Начальник вертолётчиков извинялся потом передо

мной, а летунам дал взбучку: десяти минут не подождали - не покричали,

не поискали, круг не сделали над Яглами...

Приехали мы домой, смотрю на часы - ровно минута в минуту

на час отстают. Сразу вспомнился Нижний Кулай. Там впервые

столкнулся с подобным. Тогда электронные носил. Ровно на час от-

2 72


стали. Преспокойненько собираемся с монахиней, куда торопиться

- времени вагон. Слышим вертолёт. В Нижнем Кулае проще, не

надо совершать марш-бросок, избушка недалеко от посадочной

площадки.

- Что так рано? - спрашиваю вертолётчиков.

- Как рано? Может на пять минут всего!

И называет время. Мои часы, а носил электронные, ровно на

час другое время показывают. Я их тут же на берёзу повесил, взамен

купил механические. Считал, шестерёнки, колёсики не подведут, заводи

вовремя и милое дело. С ними случилась кулайская аномалия

на Яглах, на тот же час отстали от вертолёта. Пришлось и с ними

расстаться - в детский дом отдал, детям на Кулай не летать.

* * *


Группу беглых, среди которых была и семья Кучер, проводник

через болота провёл удачно. А потом их перехватила охрана. На

обратной дороге некоторых беглецов пришлось нести на носилках -

конвойные )1рикладов не пожалели. «Комендантом Шевченко был.

Ох, и добрая сатана. Мог конём стоп тать, мог нагайкой полоснуть.

Л уж беглого мог до смерти забить. Что ему? Кулака, как собаку,

убьёшь - ничего не будет» (из воспоминаний Н.П. Неупокоевой). Рассказывает

А.О. Обухова: «Одного парня к кобыле привязали и галопом

её гоняли. Видать, из беглых он был».

«Там, за болотом...» «Молодой сибиряк»,

22 октября 1990 года, № 44

Подранок

онахиня Евдокия отправилась на пару недель из Васисса

в родную обитель, Ачаирский монастырь. В

Омск заехала, маму проведала, лекарством запаслась.

В монастыре на трапезе смотрит, все лица те же, кроме одного, с

краю сидит наголо постриженная девчонка. Никакого ёршика, абсолютно

наголо. Кто? Откуда? История невесёлая. Мать привезла

к воротам монастыря с полупустой сумкой и оставила. В прежние

времена младенцев женским монастырям подкидывали, здесь семнадцатилетнюю

девчонку. Высокая, худенькая, прозрачная, в чём

273


только душа держится. В сказке «Морозно» родной отец отвёз дочь

в лесную глушь на радость мачехе, Любу-Любашу мать родная подальше

от отчима увезла. Другие времена, другие сказки.

Семнадцать лет, но дитё дитём. И фигурой щупленькая, и глаза

растерянные, подранок и подранок. Прислониться в монастыре

не к кому, монахини все возрастные. Матушка поговорила с

Любашей, поспрашивала о житье-бытье с родной мамой и чужим

дядей. Личности, что один, что другая - мутные. В свою очередь

монахиня рассказала про Васисс, Кулай, отца Андрея. Любаша запросилась:

- Матушка, возьмите с собой. Я всё умею, в тягость не буду! Готовить,

печь топить...

Монахиня подумала: почему бы и нет, в монастыре некому с ней

возиться, некому отогреть. Позвонила батюшке Андрею, тот разрешил.

Дело происходило морозной зимой, других в Васиссе при отце

Андрее не наблюдалось. Монахиня с батюшкой несли в церкви

послушание истопников. При передаче здания церкви имело оно

центральное отопление. Время наше оптимизационное. Чаще почему-то

прогресс боком выходит для оптимизируемых. Васисской

церкви точно не повезло - отрезали от котельной. По лени или

по деревенской расчётливости, предполагая возможность такого

поворота событий, печь не развалили в своё время, стояла в углу.

Дров матушка с батюшкой при помощи «броника-истребителя»

наготовили достаточно и назначили себе послушание истопников.

Наёмному работнику (и не один кочегар нужен) деньги платить

надо, а где их взять?

В литейном цехе производство безостановочное, у церковной

печки аналогичное расписание трудовой повинности. Морозы Васисс

стороной не обходили, любили в гости заглянуть и не на пару

деньков - гостить, так гостить! Случались дни - градусника не хватало

для предоставления объективной информации о температурном

режиме. Красный столбик съёживался до предела, его и дальше

морозы заставляли ужиматься, да некуда - шкала с цифрами упиралась

в донышко.

Батюшка печь модернизировал, поставил котёл, к чугунным

радиаторам отопления подключил, давая возможность теплу

равномерно распространяться по храму, создавать прихожанам

2 7 4


комфортные условия для молитвы, дабы не жались к обогревателю.

Зато истопнику в холод приходилось жить рядом с топкой. Батюшка

методом проб установил оптимальный производственный график: в

морозы каждые четыре часа печь надлежало чистить, загружать дровами

и засыпать новой порцией угля. Ночные часы не исключение.

Дай слабину - система отопления окажется под угрозой катастрофической

разморозки. Зимой батюшка и монахиня жили по строгому

распорядку. В узловые моменты верещал будильник. К примеру,

в восемь вечера монахиня Евдокия раскочегарит отопительный

агрегат до устойчивого пламени и ровного гула в топке, после чего

со спокойной душой следует домой. В двенадцать ночи батюшка

открывает церковь, шурует кочергой, выгребает золу, закладывает

дрова... В четыре ночи будильник монахини играет подъём, в восемь

утра - батюшкин. Так изо дня в день, из ночи в ночь. А куда из

подводной лодки денешься.

Четвероногие друзья

Втёмное время суток кроме всего прочего имелось ещё

одно неудобство, даже беда - собаки. Казалось бы, собака

ночыо должна сторожить дом, исполнять основную свою

функцию, в нашем селе с точностью до наоборот - хозяева вечером

выпроваживали четвероногих охранников за ворота. Сугубо из

практических соображений: глядишь, пёс на стороне подкормится,

да и нагадит под чужим забором, а не в своём дворе. Собаки, как

известно, не лишены чувства коллективизма, ночь не мешала им

удовлетворять потребность в собачьем социуме, сбивались в стаи.

Безобидностью эти компании не страдали, не позволяя жителям Васисса

беспечно шататься по ночным улицам.

Батюшка с монахиней жили в разных частях деревни, четвероногие

друзья в батюшкином околотке отличались задиристостью.

Симпатий к батюшке не испытывали, наблюдалась взаимная

неприязнь. Псы никак не могли согласиться с фактом ночных батюшкиных

бдений с проходами по их территории. Считали себя на

ней полноправными хозяевами, батюшка, выходя за калитку, брал

черенок от лопаты, не один сломал, защищаясь от псов. Пытался в

светлое время суток взывать к совести хозяев: почему не на привязи

2 7 5


подопечные? Ответ был убийственно логичным. С невинными глазами

владельцы повторяли, как под копирку: шельмец с ошейника

сорвался и через забор, а попробуй догони. Что, мол, тут поделаешь,

свой ум не вставишь.

Ночное батюшкино противостояние происходило с переменным

успехом, не только черенки ломались о хребты псов, батюшка

тоже нёс потери. Однажды, заторопившись к остывающей

печи, забыл вооружиться. Вспомнил о своей оплошности, завидев

приближающуюся свору. Ни палки поблизости не обнаружил, ни

кирпича. В стае, как водится, вожак-заводила. Сам ярится и других

распаляет. Оскалившись, подскочит, зарычит, батюшка замахнётся:

«Ну-ка, пошёл отсюда!» Тот отскочит и снова скалится,

наступает. Остальные не менее воинственно настроены. Собаки

не совсем дикие, а всё одно, зверь есть зверь, только силу понимает,

слабины давать нельзя. Без палки одно оружие - кулак. Отец

Андрей улучил момент, двинул кулаком в морду заводиле. Метко

получилось - в нос угодил. Куда ярость девалась, пёс издал жалостный

звук, заскулил, прижав хвост, компаньоны не бросились

на защиту главаря. Лишь самая мелкая шавка пошла ва-банк,

цапнула за ногу.

- И ведь не в сапог вцепилась! - рассказывал батюшка, - в мышцу.

До мяса прокусила... Брюки ладно, понятно, не в новых к печке

ходил, но кровь потекла. Пошёл к фельдшеру, укол от бешенства поставил.

Монахине рассказываю наутро, ей весело, смеётся: батюшка,

укол надо было псу ставить. Юмористка. А потом сама угодила в

переплёт.

У монахини на её краю деревни собак вольного ночного выгула

меньше водилось. Второй плюс - ладила с ними. Жила в соседях

у немки Риты. Та раза два в месяц моталась на день-другой к

дочери в Мартюши, всякий раз просила матушку за скотиной посмотреть,

Рекса покормить. Рекс дворовой масти, и всё же кровь

лайки в нём преобладала. Шерсть округлой пушистости, хвостик

колечком. Рита кормёжкой собаку не баловала, кусок хлеба бросит,

и будь доволен. Монахиня в детстве собачница была, эрдельтерьер

жил у них. Рекса стала подкармливать, супчиком из своего

рациона баловала, собачий корм покупала, чего он отродясь

не знал. Как же не симпатизировать такой соседке. У Риты Рекс

тоже по ночам «срывался с ошейника». На радость монахини,

2 7 6


Рекс верным оруженосцем провожал её до церкви. Сядет у крыльца

хибарки монахини и ждёт, когда на горячую смену идти. Монахиня

за верность специально приготовленной косточкой одарит,

собачьего корма вынесет. Рекс проводит до церкви и ждёт, не

убегает, пока с печкой благодетельница воюет. С Рексом матушка

Евдокия была спокойна - посторонние собаки не покушались на

её жизнь.

В ту ночь Рита как назло забыла предоставить Рексу возможность

«сорваться с ошейника», он остался дома на цепи.

Через дом от монахини жили Гришины, к ним кум из Петровки

приехал, и пса, на горе монахини, прихватил погостить в Васиссе.

Само собой, на ночь на цепь садить не стал. Монахиня вышла за

калитку, он тут как тут и отнюдь не с дружескими намерениями.

Рекс загавкал со своего двора, а что толку, чужак не испугался лая.

Монахине ничего не оставалось, как вернуться к себе и вооружиться

лопатой для снегоочистительных работ. Была полна решимости

проучить залётного, местных хоть отбавляй, ещё и пришлый пытается

свои законы устанавливать. Чужак оказался не из робких,

лопата его не испугала, первым бросился в атаку. Монахиня замахнуться

не успела, как пёс повис на ней. Мама подарила монахине

нутриевую шубу, дабы чадо не замёрзло на северах, шуба приняла

на себя первый удар. Пёс не из мелких шавок, свалил монахиню в

сугроб. Да так ловко провёл собачий приём, что монахиня придавила

собой лопату. Нечем огреть агрессора, защищая себя и мамин

подарок. Плюс к шубе пострадал сапог, монахиня попыталась ногой

достать обидчика, на что он тут же замкнул капкан зубов на

голяшке сапога...

В голове вспыхнуло красным сигналом тревоги: если так же

крепко в горло вцепится, придётся батюшке отпевать монахиню Евдокию.

Ни шуба, ни сапоги больше не понадобятся. Матушка вовремя

вспомнила ещё об одном оружии - голосе. Поверженная в сугроб

закричала, что было мочи:

- Помогите!

Хозяин пса услышал душераздирающий вопль. Кромешная

ночь, тишина, и крик на всю деревню. Он как почувствовал, его собака

повинна в воззвании о помощи, выскочил на крыльцо, свистнул

разбойничьим посвистом, пёс разжал зубы и поспешно удрал,

делая вид, что он ни при чём.

277


Угар

Приехали монахиня Евдокия с Любой в Васисс, а через

пару дней Никольские морозы грянули, мобилизовали

истопников (батюшку с монахиней) на несение вахты у

церковной печки. Монахине пришла идея: зачем туда-сюда бегать, с

собаками воевать, недосыпать, когда в церкви можно расположиться.

Батюшка с удовольствием благословил на этот вариант. Он топит

печь днём, монахиня с Любой ночыо. Всем хорошо, деревенским собакам

тоже - никто не тревожит в тёмное время суток. В Омске минус

сорок - это конец света, в Васиссе такая температура - оттепель

в сравнении с пятьюдесятью градусами, обычными для Никольских

морозов.

В тот год они плавно перешли в Рождественские, на пару дней

опустились до сорокаградусной «оттепели», и снова сжали в точку

спиртовой столбик термометра. Перед Новым годом произошёл

случай из разряда загадочных. Стоит заметить, монахине при первом

знакомстве показалось, Люба при такой жизни отстала в развитии.

Время внесло коррективы - ничего подобного, смышлёная

и не белоручка. Дров ли надо принести, воды натаскать - два раза

просить не надо. В тот вечер, как обычно, раскочегарили они печь

в храме, легли спать, в три часа монахиня проснулась от холода...

Мороз давил за стенами церкви так, что даже постоянная работа

печи плохо спасала. Как батюшка ни затыкал дыры в здании, тепло

быстро уходило. Бросила монахиня с пяток полешек в печь, угля

подсыпала, часа через два снова пробудилась с намерением трубу

закрыть. Посмотрела - рано, печь полна красных углей.

Залезла под одеяло, через какое-то время проснулась с тревожным

чувством. Бэлова чумная и явно угаром пахнет. Печь всё так

же полна углей, покрытых зловещим свечением, и, Бог ты мой, труба

закрыта. Ни Люба не помнит, чтобы закрывала, ни монахиня. А в

храме душегубка.

Монахиня Любу спрашивает:

- Голова болит?

- Матушка, - ответила та упавшим голосом, - вдруг мы умершие!

И посмотрела на то место, где два дня назад гроб стоял. Батюшка

отпевал мужчину.

278


11лемяыник зашёл к дяде, тот у порога лицом в пол лежит. Видимо,

почувствовал угарный газ, сполз с кровати, да успел уже смертельно

надышаться, сил не хватило за дверь выползти.

Матушка о той ночи рассказывает:

- На меня тоже помрачение нашло. Люба сказала «умерли», у

меня в голове - где мы? Голова чумная, знаю, молиться надо, «Отче

наш» начинаю и сбиваюсь, начинаю и сбиваюсь. С глазами непонятно

что творится, будто не мои...

Люба на кровать показывает:

- Там никого.

Мол, если мы отлетевшие души, тела должны лежать.

- Да, - повторяю тупо, - никого.

Сейчас весело рассказывать, тогда не до смеха.

У Любы своя логика на происходящее:

- Матушка, давайте выйдем на улицу, если кто поздоровается,

значит, мы живые.

Выходим из церкви.

Раннее утро, мужичок мимо летит в сторону магазина.

На наше «здравствуйте» даже не посмотрел.

- Не видит, - Люба прошептала с ужасом в голосе, - мёртвые мы.

Мужика свой угар накрыл - за самогонкой бежал. Продавщица

Нюрка придумала нелегальный, зато доходный бизнес: самогонку

варит, в магазине продаёт.

- Надо ещё людей подождать, - говорю Любе.

Судя по пролетевшему мимо нас мужику, мороз на улице, он

шапку едва не на глаза натянул, а я мороза не чувствую. Говорю:

- Люба, я мороза не чувствую.

- Я тоже. Значит - умерли!

Стоим, а никого, кто бы помог провести эксперимент «живой -

мёртвый». Люба предлагает:

- Матушка, идём к магазину.

У Любы явно голова лучше моей работала.

Идём к магазину, из переулка дядя Вася, сторож лесхоза, быстрым

шагом выскакивает. Тоже в магазин. Противный, честно сказать.

Едва не в первую неделю, как в Васисс приехала, зазвал, дескать,

у него икона редкая. В Васисс я ехала полная миссионерских планов

в отношении местного населения. С готовностью откликнулась.

Думала, может, сибирского письма образ. У дяди Васи картина -

Спаситель с рассечённой грудью, сердце пылает.

2 7 9


- Не, - говорю, - это не православная икона.

Дядя Вася сахарный, липучий, через каждое слово у него «доча».

В дочки записал, и намёки при этом. Мол, стемнеет, я к тебе по-соседски

загляну с бутылочкой:

- Ты одна и я один.

Дом у него в полном запустении, паласы в пол вросли, занавески

на окнах век не стираны. Бабку схоронил, самому шестидесяти нет,

опустился до старика.

- Дядя Вася, - говорю, - если хочешь с крыльца совершить кувырок

через голову, заходи смело, не робей...

Он думал, я шучу... И совершил полёт с крыльца.

Встал, отряхнулся:

- Доча, зря ты так! Я ведь по-хорошему к тебе.

Он попался нам угоревшим.

- Здравствуйте, дядя Вася, - говорю громко.

- Здравствуй, доча, коль не шутишь!

Люба в ладошки захлопала:

- Живые, матушка, живые!

Дядя Вася зыркнул на неё из-под козырька шапки:

- Откуда контуженную взяла?

- Места, - говорю, - надо знать!

Сама едва тоже не ударила в ладоши.

Голова два дня безостановочно трещала. Какие только таблетки

не пила.

Батюшка в следующую ночь освободил нас от печки:

- Идите, отсыпайтесь, - отправил домой, - да трубу не вздумайте

снова закрыть!

Отъезд Любы-Любаши

онахиня Евдокия не могла смириться с фактом: Люба-Любаша

растёт неучем, поговорила с директором

школы, тот пообещал осенью взять Любашу в восьмой

класс. Дома она как вздумается в школу ходила, матери было всё

равно.

- Мать у неё вроде не дура, - рисовала монахиня психологический

портрет родительницы, - только ещё хуже. Люба рассказывала,

мать, было время, уверяла всех - она экстрасенс, курсы в Омске

2 8 0


окончила. С месяц пудрила легковерной соседке мозги, будто излечит

от почечной недостаточности, проводила не бесплатные сеансы,

пока муж соседки не поколотил целителя, узнав размеры гонорара.

Монахиня взяла на себя послушание подготовить Любу к школе,

начала заниматься русским языком, математикой. С русским у

Любы из рук вон плохо обстояло, уровень начальной школы. По математике,

физике соображала. Память отличная, понемногу начала

г р а м от у в ы п р а в л я ть.

- С Божьей помощью научишься, - говорила монахиня.

Люба хорошо рисовала, здесь они сошлись с монахиней, та тоже

любила рисовать. Как, впрочем, и батюшка, у него накопилась целая

пачка рисунков по Кулаю. С учащимися воскресной школы монахиня

оформляла рукописный журнал, Любаша активно помогала.

Голосок у Любаши скромный, но слух имелся, матушка поставила

её на клирос. Научилась читать по-церковнославянски. Утренние и

вечерние правила вместе с монахиней вычитывали. Постепенно-постепенно

ожил подранок. Волосы отросли, тёмные с каштановым отливом.

Монахиня накупила заколок, расчешет волосы, заколет красиво.

Любаша перед зеркалом крутится, глазёнки светятся. Всю жизнь

без тепла, сердечности, рядом с монахиней отогрелась.

Батюшку побаивалась. Страшно волновалась перед каждой

исповедью. Матушка ей рассказывала о таинстве исповеди, причастия.

- Не достойна я! - утирала слёзы Любаша.

Не сразу открылась матушке. Та пыталась выяснить, почему наголо

постриглась. С месяц прошло, прежде чем призналась. Уже после

угара. Отец у Любы умер, мать, не откладывая на завтра то, что

можно ухватить сегодня, второй раз выскочила замуж. Отчим, один

к одному, как в случае с Олей, что повесилась в бане, стал приставать

к падчерице. Изнасиловал её... В отместку Люба постриглась. Мать,

как и Олина родительница, ей нет бы - выгнать насильника, увидела

в Любе конкурента, решила избавиться от неё. Спихнуть с глаз своих

и мужа. Увезла в монастырь.

- Не смогли мы помочь Любаше до конца, - сокрушается матушка.

- Любаша была морально раздавлена. В Васиссе пришла в

себя, расцвела. Но примчалась мамаша.

Мать приехала в Васисс не потому, что материнские чувства

взыграли, экономическая подоплёка заставила. На Любу получала

28 1


пенсию за отца. Ни мать, ни отчим нигде постоянно не работали.

Пенсия была единственным постоянным доходом. Да органы заинтересовались,

а где, собственно, сам пенсионер? Потребовали предоставить,

иначе пенсии не видать. Тут-то мать и забила тревогу,

полетела в монастырь забирать дочь обратно.

Люба страшно не хотела домой. В Васиссе с ребятишками из

воскресной школы подружилась. Девчонки после занятий оставались

в церкви журнал делать, заодно посиделки устраивали. Допоздна

засиживались.

Как она мечтала на Кулай летом полететь. Расспрашивала монахиню:

- В вертолёте страшно!

- Спроси, - монахиня смеялась, - у батюшки, как я трусила в

первый раз! Но видишь - жива!

По зимнику в марте до Поклонного креста втроём с батюшкой

ездили, панихиду служили.

Однажды матушка пришла из магазина, Любаша сидит в слезах.

- Что случилось? - кинулась к Любаше.

Оказывается, читала воспоминания людей, прошедших Кулай.

Отец Андрей собирал газетные вырезки.

- Матушка, - спрашивает, - как это ребёнка мать бросила в сугроб,

когда везли на Кулай.

- От отчаянья, наверное. Молока в груди нет, кормить нечем, и

невозможно вынести крик младенчика, душу переворачивает, а помочь

нельзя! Своего молока нет, коровьего нет. А дитё в крике от

голода заходится.

- А как после этого жить, матушка?

- В жизни, Люба, под одну гребёнку всех не подровняешь.

В другой раз Люба загрустила, думая о своём будущем:

- Матушка, я хотела, как вы, в монашки пойти!

- И что?

- Тогда у меня деток не будет. А я хочу деток, мальчика и девочку.

Монахиня села с ней рядом, начала рисовать фломастерами:

- Это, Любаша, твой дом, твои дети, а это ты - курносая. Ты будешь

хорошей мамой, тебя в воскресной школе все малыши любят.

Вспоминая Любашу, монахиня говорила:

- Такую мясорубку прошла, а душа чистая, не развращена. В

воскресную школу ходила группа девочек-третьеклассниц, Любаша

2 82


возилась с ними, как старшая сестрёнка. Они липли к ней.

Мать Любаши выведала в монастыре, где дочь находится, помчалась

в Васисс...

Как Любаша не хотела уезжать.

- Матушка, - умоляла, - не отдавайте, не хочу туда! Не хочу!

А как не отдать, она несовершеннолетняя. Монахиня спросила у

батюшки, что делать?

- По закону, - сказал батюшка, - должны отдать матери.

- По закону она не должна бросать её у монастыря без копейки

денег, без одежды.

Люба обещала через год приехать в Васисс, как восемнадцать

исполнится. Только ни разу Люба не позвонила монахине, как уехала...

Монахиня просила у матери номер сотового, не дала. Дескать,

ни к чему вам попусту звонить, нервировать ребёнка.

- У Любаши, - вздыхает монахиня, - своего сотового, конечно,

не было. Я не догадалась ей купить. Только после того как уехала,

спохватилась...

Добро пожаловать

на Кулай

Не доезжая до Петровки, мы свернули налево, на дорогу,

идущую на Кулай. Остановились подле указателя, который

сообщал, куда ведёт дорога и запрещал пользоваться

ею без соответствующего разрешения. Мы сфотографировались

на фоне указателя и поехали, несмотря на запрет и отсутствие пропуска.

По ровному полотну дороги машина шла ходко.

- Не подумайте, что это зимний асфальт, - сказал батюшка, -

здесь и летом сейчас дорога хорошая до Берёзки, нефтяники сделали.

Они бы всю до самой Крапивы проложили, немного и осталось,

кабы намерения не поменялись и не потеряли интерес к Кулаю.

Батюшка указал рукой в сторону широченной просеки, которая

пошла параллельно дороге после того, как проехали речку Берёзку:

- По прямой должна была дорога идти. На Кулае, как стрела,

легла и здесь...

Картина впечатляла. Будто циклопическая машина прошла

по тайге, ряму. Она в своём движении захватывала полосу метров

2 8 3


сорок шириной, пилила деревья перед собой, тут же очищала от

веток, срезала верхушки, ненужное отбрасывала в сторону, стволы

укладывала в болото. Если деревьев впереди не было - голо - брала

готовые брёвна, что везла горой в кузове, бросала себе под «ноги»,

гатила низкое место. Машина не заморачивалась на деталях, брёвна

не ложились одно к одному, требовалась в дальнейшем чистовая доводка

трассы. Возможно, циклопический агрегат, достигнув финиша,

должен был вернуться и выровнять полотно лежнёвки, уложить

брёвна по уровню. Или вдавить их в болотистый грунт, поверх уложить

ещё один слой брёвен.

По почерку машины читалось, она и с тремя километрами болот,

отрезающих Кулай от материка, справилась бы. Бросила понтонный

мост или навела другую переправу, навсегда покончив с островной

историей Кулая. Что-то не срослось у циклопического агрегата или

у заказчиков трассы. Вышла машина к Поклонному кресту, вчерне

бросила до него гать, после чего ей сказали «спасибо», дескать, более

в ваших циклопических услугах не нуждаемся - на Кулай идти не

надо.

Транспортировка нефти через Кулай нефтевозами перестала

быть актуальной, пустили чёрное золото по нефтепроводу, что шёл

по Томской области. Решение изначально напрашивалось, не исключено:

логический подход не всем приносил выгоду - доходнее перекопать

Кулай, проложить трассу в тайге и болотах, бросить в её тело

тысячи и тысячи кубометров супеси, тысячи и тысячи кубометров

строевого леса, заодно и кости спецпоселенцев, и гнать по ней нефть

автомобилями. Так утверждали некоторые злые языки. Другие шли

ещё дальше: никто и не собирался дуротой заниматься - через Кулай

на колёсах нефть возить. Умные люди деньги осваивали, эго какие

суммы в Кулай можно закопать, концы в болота спрятать! Так и

сделали будто бы. Кто-то крестьян гноил в Васюганье, свои вопросы

решал, кто-то миллиарды из Кулая добывал! Так ли на самом деле

или вовсе не так - кто его знает? Да это, впрочем, не суть важно для

нашего повествования, главное - сторонники идеи с трассой охладели

к ней. Посему лежнёвка не легла стрелой от Берёзки к болоту.

А старая дорога стала хуже, чем во времена спецпоселенцев, тогда

кроме как на санях да телегах никто по ней не ездил, не было тяжёлой

техники.

2 8 4


В высоких кабинетах менялись планы по Кулаю, и, само собой,

отца Андрея никто не собирался оповещать о новых веяниях

в нефтеполитике. Он продолжал гореть темой скита. Подобралось

несколько человек, готовых стать насельниками. Не сказать, много

таких, да лиха беда начало. Много, если подумать, и ни к чему. Батюшка

понимал, не все выдержат, не для всех затвор подойдёт, но

пусть попробуют. К нему обращались те, кто искал уединённой молитвы,

просили взять с собой за болото, ждали решения по строительству

скита. Отец Андрей не сомневался - люди будут. Во все

века в пустынях, пещерах, лесах жили христиане-отшельники - в

Сирии, Египте, Палестине, Сибири... Даже в советское время монахи-пустынники

подвизались в горах Абхазии. Их гнали самым жестоким

образом, проводили милицейские операции с привлечением

военных вертолётов, но они держались. Монахи-анахореты и в

шестидесятые годы прошлого века, об этом рассказывали батюшке

охотники, встречались в глухой сибирской тайге. Отец Андрей был

уверен, найдутся те, кто пойдёт за ним на Кулай. А нет, один с Божьей

помощью будет подвизаться в скиту. Служить литургию, молиться

о мучениках Кулая... Был уверен в себе - сможет...

И многоопытный владыка Феодосий не сомневался в нём, да

только почувствовал перемены ветров в нефтебизнесе. Если Крапива

разворачивает вектор развития задним местом к Кулаю, о каком

ските можно вести речь. Вертолётчики перестанут летать на

Крапиву. Это значит - Кулай со средины марта по ноябрь окажется

отрезанным от материка. И что тогда с отцом Андреем, головой горячей,

будет. Спешит он, торопится - подавай ему скит... А ведь может

получиться, рассуждал владыка, патриарх отправит его самого

на покой, как-никак восемьдесят исполнилось, и неизвестно, будет

ли новому архиерею дело до скита на Кулае... Тем более если власти

потеряют к нему интерес...

Батюшка всё приготовил к строительству. Осталось забросить

материалы на Кулай, освятить закладку скита. Считал: нельзя тянуть,

надо ставить, пока до Яглов не добрались добытчики супеси.

Глядишь, рассуждал он, скит поубавит аппетиты нефтяников-дорожников,

не срежут Яглы на свою трассу.

Отец Андрей был вхож в кабинет руководителя администрации

Тары, тот говорил напрямую: прилетит митрополит освятить закладку

скита - будет зелёная улица. Авторитет архиерея решал всё.

2 8 5


Владыка Феодосий приехал в Тару и вдруг в последний момент отказался

лететь на Кулай. Вертолёт стоял под парами, архиерей сослался

на запрет врачей на воздушные перелёты. Интуиция подсказала

батюшке: ничего не будет.

- Батюшка вернулся после этого в Васисс на психе, - рассказывала

монахиня Евдокия, - злой, папку с рисунками, эскизами скита

бросил в печку. Осталось всего несколько рисунков, что хранились у

меня. Стихи писал о Кулае, записи вёл о поездках, наблюдения - всё

сгорело!

- Много позже понял, - признался батюшка, - скит ставить

надо было не на самом Кулае, а между Васиссом и Петровкой. Я это

место приметил, когда мы дрова с монахиней заготавливали. Приметил,

а на большее не хватило ума... Отличная поляна в тайге, недалеко

от дороги. В то же время густым лесом отгорожена, укромная.

Владыка, мудрый человек, предугадал развитие событий. Если

планы у нефтяников поменяются, а его самого уйдут на покой, Кулай

окажется в забвении. Так и получилось. Губернатор, который

готов был «расцеловать» меня, охладел к Кулаю. Владыка обо мне

думал, но сказать об этом не мог, политика дело тонкое. А здесь, на

большой земле, рядом с Кулаем, скит я точно бы поставил. Причём -

быстро. Дорога рядом. Место само по себе укромное. Бобровка, где

сруб обещали собрать, под боком. Васисс рядом, продолжал бы в

церкви служить.

- Ага, укромное, - с иронией сказала монахиня, - зеки бы пришли

как-нибудь...

- С этим народцем было дело, - заулыбался батюшка, - расскажи-ка.

- А что рассказывать, - начала монахиня. - Иду ночыо в церковь

печку топить, гляжу - дымок из трубы. Откуда ему идти как

не из трубы, спросите. Правильно. Только в доме никто не жил давно.

Ставни закрыты, а дымок струится. Особо не придала с первого

раза значения. Мало ли, сдали кому-то или продали. В следующую

ночь снова дымок. Ночи ясные стояли, небо звёздное. И дымок.

Риту, соседку, днём спрашиваю, кто-то поселился в доме, где тополь

в палисаднике растёт? Рита удивилась, с чего я взяла, никто

там поселиться не может. Хозяева померли, дочь в Новосибирске.

Рита предупредила: «Матушка, не суйся туда, я пойду к участковому».

Восемь зеков сбежали из колонии, отсиживались в Васиссе.

2 8 6


Целый ОМОН брал сидельцев. Так что не только медвежий угол

Васисс, но и зековский.

Монахиня Евдокия рассказывала историю про зеков, батюшка

внимательно смотрел на дорогу, зимник был основательно разбит

лесовозами. Пару раз мы жались к обочине, пропуская КамАЗы,

гружённые лесом.

- Э го и есть та самая дорога, - спросил у батюшки, - по который

вы совершали летние паломничества ко Кресту? Здесь что ли медведи

с волками следы оставляют и «глухари-фугасы» взрываются?

- Пару минут назад проехали участок, где глухарь напугал.

Представляете, иду спокойно, звенящая тишина, всё замерло, вдруг

взрыв у ног. Инфарктное дело!

Нас обогнала «тойота».

- Нам бы такой Ленд крузер, - мечтательно сказал батюшка.

- Куда он? - спросил я.

- В Томскую область. Если по обычной трассе через Новосибирск

и Томск ехать, надо здорового кругаля закладывать, а напрямую

через Кулай - милое дело. Дорогу до Крапивы чистят.

В сторону Петровки прошёл лесовоз с танкеткой на прицепе,

она выглядела игрушечной в сравнении с мощным КамАЗом.

- Выходят из тайги лесорубы, - сказал батюшка, - торопятся,

пока зимник не развезло. Потеплеет, и суши вёсла.

Неожиданно для меня выскочили к Поклонному кресту. Серый

величественный с острыми углами и краями Крест сурово возвышался

на искусственном холме. По большой перекладине, будто

вырезали гигантским ножом, шла надпись - «КУЛАЙ». Крышу-голубец

венчал терновый венец из проволоки, символизирующей колючую...

На чахлый болотный лес, что был за Крестом, с высокого

ярко-синего купола щедро лились потоки ультрафиолета. Нижняя

перекладина Креста правым концом указывала путь на небо, в то

же время была обращена в сторону Кулая. В каких-то сотнях метров

от нас зимник упирался в болото и бежал по нему. В этой точке подводы

со спецпоселенцами покидали большую землю и внедрялись

на территорию, многозначительно называемую местными «за болотом».

По деревянному трапу мы поднялись на холм. К основанию

Креста был привязан небольшой венок, у подножия стояла бутылка

водки, лежало несколько конфет в ярких обёртках.

2 8 7


- Водку-то зачем? - с осуждением отреагировала на неуместный

у Креста продукт монахиня.

- Поминают, как могут, - примирительно сказал батюшка. - Это

родственники спецпоселенцев приезжают. Мало кто остался в живых

из прошедших Кулай. Молодые помнят - это хорошо. Значит,

остаётся человеческое в людях. Сюда приехать - это целый поход, не

на кладбище в городе завернуть.

Батюшка облачился в золотом отливающую епитрахиль, разжёг

кадило.

Начал служить с монахиней заупокойную литию. Мои мысли на

первых словах молитвы улетели далеко. На дороге показался обоз

со спецпоселенцами. Он следовал в сторону Кулая. Усталые лошади

с трудом тянули сани по снежному месиву. Охрана ехала верхами.

За спиной винтовки, в руках плётки. Я не слышал голосов, окриков,

плача, уши напрочь заложило. Обоз шёл и шёл, голова была далеко

впереди, она миновала болото, скрылась на Кулае, а хвост всё ещё не

показался из тайги.

Видение исчезло, когда батюшка с монахиней запели «Со святыми

упокой».

Батюшка снял епитрахиль, положил в кофр, поставил его в багажник.

- А теперь на Кулай! - закрыл он дверцу багажника.

- Да, - сказал я, - обоз только что прошёл.

- Видел? - спросил батюшка.

- Видел! - кивнул я.

- Тогда поспешим за ними. Времени не так много, а ещё ехать

сорок километров, отслужим панихиду на кладбище...

- Я так и не спросила у монахини Гликерии, - проронила матушка

Евдокия, - как звали её сестрёнку-погодка, что осталась на Кулае.

Возможно, говорила, да я забыла, а теперь не у кого спросить.

- Много здесь безымянных, - вздохнул батюшка.

Машина въехала на зимник, идущий по болоту, чахлые деревца

уходили от края дороги влево и вправо. Они тоже мечтали упираться

вершинами в небо, как их собратья на твёрдой земле, но болото

не давало почвы, не давало надежды набраться сил, тянуло в гибельную

трясину.

Наконец пейзаж сменился, мы въехали в лес, колёса «четвёрки»

побежали по острову.

2 8 8


- Когда-то на Кулае стояли ворота с надписью «Добро пожаловать!»,

- произнесла монахиня.

- Вот мы и пожаловали, - сказал батюшка.

- Кулай - остров без свободы! - вырвалось у меня.

- Упокой, Господи, души мучеников, - перекрестился батюшка.

- Упокой, Господи, - хором повторили мы с монахиней.

СОДЕРЖАНИЕ


От автора................................................................................................4

На «Владимирскую».............................................................................5

Богородица в бордовом......................................................................10

Встреча с незнакомкой....................................................................... 17

Владыка Венедикт............................................................................... 26

Муренсинька........................................................................................40

Игумен Борис.......................................................................................54

Признание владыке Феодосию.........................................................65

Часовня в честь «Владимирской».................................................... 71

«Материнское Услышание»...............................................................77

Черная доска.........................................................................................83


Рассказы матушки Анастасии

Монахиня в миру.................................................................................90

Затаившийся грех................................................................................92

Схимонахиня Феодора..................................................................... 103

Где розы, там и шипы........................................................................109

Увидел кусок золота..........................................................................111

Икона для президента.......................................................................117

Камо грядеши.....................................................................................132

Ещё раз о Высоцком монастыре.....................................................138

Батюшка с острова............................................................................ 140

По Серафиму Саровскому...............................................................147

Ангельское место...............................................................................155

Из тайных монахинь в явные..........................................................162

Спаси, Господи, люди Твоя..............................................................173

2 9 0


В океане болот........................................................................................178

Паломничество на Кулай....................................................................180

Побег ради жизни................................................................................ 183

Лучшая борода училища....................................................................188

Васисс.......................................................................................................196

Следователь Балашенко, взрывник и другие............................... 199

Воскресная школа................................................................................204

Не отдадим - нужна самим...............................................................207

Обет Господу......................................................................................... 210

Монастырь.............................................................................................216

Поединок у святого источника........................................................219

Медвежий след..................................................................................... 223

Глухарь....................................................................................................228

Спецтехника странной окраски......................................................230

Кладбище на Нижнем Кулае............................................................ 232

Мартюши...............................................................................................241

Прокурор из Москвы.........................................................................245

Поп на «бронике-истребителе».......................................................249

Гвозди на Яглах....................................................................................261

По звёздному небу..............................................................................267

Кулайская аномалия...........................................................................268

Подранок...............................................................................................273

Четвероногие друзья..........................................................................275

Угар.........................................................................................................278

Отъезд Любы-Любаши......................................................................280

Добро пожаловать на Кулай.............................................................283

Прокопьев Сергей Николаевич

ИКОНА


Повести

Издано в авторской редакции

Корректоры:

О.Н. Черных, О.В. Шилехина

Подписано в печать 21.07.2021 г.

Формат 64x90/16. Уел. печ. л. 18,25. Гарнитура «Minion Pro».

Печать офсетная. Бумага офсетная 80 г/м3.

Тираж 500 зкз. Заказ № 333030.

Отпечатано в типографии «Золотой тираж» (ООО «Омскбланкиздат»),

644007. г. Омск, ул. Орджоникидзе, 34, тел. 212-111.

34%,QJD

Г

Оставалось метров двести-триста до леска, когда

Катя невольно подняла голову к небу и обомлела.

К земле летел человек. Ей увиделось, что руки

у него скрещены на груди, голова опущена, будто

подыскивал удобное место для приземления.

Солнце ещё не взошло, лишь посветлел восток,

но ясно было видно, как опускался человек

на лесок в конце луга...

«Попутчица Пречистой»

Prokopyev_ikona

Create successful ePaper yourself

Delete template?

Save as template?