Nikitin3
довольно равнодушно. Вечером, по распоряжениюместного начальства, город был иллюминован,но особенного движения не было заметнов освещенных улицах. Дело другое, если быиллюминация вызвалась самым событием, каквыражение общей радости; к сожалению, этобыло не так. Мне кажется, это произошло оттого,что народ слишком утомился ожиданиемрешения вопроса, о кото-ром идет здесь речь.Есть и другие причины, но изложение их потребовалобы слишком много времени и места,а потому я считаю его неудобным. Согласитесь,— ведь, есть чему порадоваться: . такиедела, как, напр., уничтожение кантонистов,устройство железных дорог и, наконец, это последнеевеликое дело — освобождение крестьян,,могут не затронуть только человека крайне тупоумногоили бездушного, но все живое, все, способноемыслить и чувствовать, поймет их значениеи не может не радоваться. Эти дела будутлучшею страницею в истории императораАлександра П-го, страницею блистательною.Снимать цепи с миллиона подобных себе,разумных существ, — такая доля выпадает немногим монархам. Народ еще хорошо не понял,как много для него сделано; когда он пойметэто, Вы увидите, что из него выйдет, какон переродится. Его апатия имеет историческийсмысл, но она уступит духу нового времени,духу просвещения и развития. Поймите, какоесветлое будущее ожидает наше потомство, какаялежит перед нами широкая дорога! У меня дыханиезахватывает от восторга, когда я об этомдумаю! . . Теперь носятся слухи о преобразованиях,имеющих быть в наших духовных учебныхзаведениях 2. Проект преобразования, говорят,уже. написан и напечатан в небольшомчисле экземпляров для лиц, которые будут заседатьв особом, нарочно устроенном по этомуповоду, комитете. К сожалению, носится слух,что человек, написавший его, принадлежитк известной касте, стало быть, от него нельзяожидать ничего доброго. Что нужды!— Лишьбы позволили говорить о нашем духовенстве, —тогда литература сделает свое дело, точно так,как она сделала его в вопросе об освобождениикрестьян. Быть может, я кстати появлюсь насцене. Надсбно Вам сказать, что я написал довольнобольшую по объему статью: «Запискисеминариста». Цензура долго меня мучила, наконец,пропустила ее с некоторыми прзбглами.Статья эта напечатается в «Воронежской Беседе»,издаваемой Глотовым, под редакциею Де-Пуле. Воображаю, каким сюрпризом покажетсяона нашему духовенству, в особенности лицамучащим! Впрочем, я человек не совсем робкий,и чем более будет против меня криков, тем болеея буду радоваться: эти крики послужат доказательством,что я прямо попал в цель, заделза больное место.Если бы Вы знали, какой теплый, какойсолнечный день был у нас вчера! Представьте,— я слышал утром пение жаворонка; 10 марта—это редкость! Зато как же я был рад егопесне! Я люблю этого предвестника весны едвали не более, чем соловья. Вы не удивляйтесьэтому: жаворонок как-то необыкновенно поэтическиумеет себя обстановить. Слыхали ли Выего песню в степи, перед восходом солнца,когда края неба горят в полыме, по краям степилежит еще прозрачный утренний туман, когдаВы видите перед собою только сгепь да небои подле ни одной живой души? Серебряныезвуки льются с синей выси навстречу медленновосходящего солнца и провожают Вас, куда быВы ни ехали, с горы или на гору. О! мне знакомаэта песня, и я не могу ее не любить! Простите,что я немножко заговорился. Мне,знаете ли, сделалось отчего-то немножко скучно,— вот я и повел с Вами речь. Если минутадля этой речи выбрана мною не совсем кстати,— пожалуй, побраните меня, — что ж такое!Я никогда не слыхал, как говорит раздраженнаяженщина, — вероятно, очень хорошо. Право,побраните, только, ради бога, поскорее! Ъашамолчаливая досада была бы чистым наказаниемдля меня, всегда готового Вас слушать.Всем сердцем преданный ВамИ. Н.ICO. П. А. М АТВЕЕВОЙВоронеж [1861,] марта 21-гоВот видите, как Вы строги, как искусно Выумеете ловить меня на слове! Я сказал, чтомне скучно, что мне не с кем обменяться словом,— и написал Вам несколько строк; Выпоймали мое слово и даете ему обратныйсмысл, так что я, употребивший его, чуть непопадаю в родные братья тех милых людей, намедных лбах которых выступает крупнымибуквами неизгладимая надпись: «дурак». . .Кому же охота читать строки, написанные отскуки? Это справедливо. Но позвольте несколькооправдаться. Я думаю, Вам известно,что есть скука, происходящая от праздности,от нечего делать, тем более порядочное, умное,
и есть скука другого рода — это тяжелое состояниедуши, чувство чего-то неприятного,какой-то тупой нравственной боли. Она не похожана грусть: в грусти бывает подчас многопрелести, стало быть и поэзии; в скуке, о которойя говорю, нет се и тени. Итак, Вы неугадали моей скуки и напрасно упрекнули меняза это слово. Вообще оценка чужой личности,составление о ней понятия, что она такое, наосновании одних предположений, — дело довольнотрудное и редко может быть удачным,или удачным только случайно. Вы, например,можете предположить, что я люблю песни. жаворонков потому, что привык их слушатьвблизи того сада, который, и проч., но, позвольте!Вы делаете ошибку на первом шагу:я полюбил эту песню давным-давно, в то время,когда бродил в степи или в полях с ружьем,не ради охоты, а ради того, чтобы надышатьсячистым воздухом, после долгого заключения вчетырех стенах, чтобы налюбоваться зеленьютрав, румянцем утренней и вечерней зари иярким блеском солнечных лучей, рассыпанныхна гладкой поверхности озер и заливов. ..Садов там никаких не было, но случалось мнезаходить под тень леса, с говором которого ятак сроднился с младенчества, что слышу в немчто-то родное, понятное моему сердцу, будтоласкающую речь милого друга. . . Из Вашихслов видно, что Вы любите природу, стало бытьВы меня поймете и не скажете, что я мечтаю отбезделья. Мне, выросшему в удушливом воздухе,нельзя было ее не полюбить: она быламоею нравственною опорою, поддержкою моихсил, светлою стороною моей жизни, она заменяламне живых людей, которых вокруг менябыло так мало, или лучше сказать — вовсе небыло. Ока никогда мне не изменяла, всегдаоставалась одинаковою ее божественная, вечнаякрасота. . . В одном из своих писем Высказали, между прочим, что Вам нет никакогодола до сплетен, что Вы стоите выше этихпустяков, а теперь говорите, что эти сплетниуложили Вас в постель. А отчего ж Вы неотвечали на них презрением? И что Вам заохота употреблять слово разочарованность, этостарое, избитое, истасканное до смешногослово? Люди — всюду люди: есть в них многохорошего, много есть и подленького, низкого,грязного. Вините в последнем их воспитание,окружающую их среду и проч., ипроч., только менее всего вините их самих.Они нередко более жалки, чем злы, потому чторубят с плеча, не задумываясь, куда или на когопадут их удары и что от этого выйдет. ..Пусть потеряли бы Вы терпение, поддалисьсильному гневу, — все это было бы ничего, нозаболевать от сплетни, не только бессознательной,даже намеренной, — просто не стоило.Ваше равнодушие убило бы наповал эту отвратительнуюгадину, оно было бы для нее сильныммучительным наказанием, потому что злаясплетня именно на то и рассчитывает, что ее примутк сердцу. Будто Вы не знаете, что в глухойстороне сплетня рождается так же легко, какнасекомые в грязной избе, что сплетня для некоторыхнужнее насущного хлеба, слаще млекаи меда? Ну, помилуйте, ради бога, стоило лиВам заболевать из-за этой дряни? А, все-таки,мне за Вас грустно. . . Что сказать Вам о нашихновостях? Нет, о них лучше после, потомучто есть кое-что более дооогое, более близкоемоему сердцу. Вы упрекаете меня в привязанностик китайским церемониям, в сдержанностивыражений, в какой-то вечной arriere penseeмежду тем, сами беспрестанно употребляетеслова вроде следующих: извините, мое письмо,быть может, Вам. . . и так далее. Ваши вариациина эти слова бесконечны. Грех Вам!^ставьте все это и говорите со мною просто.Ваши слова без украшений, без яркого нарядабудут для меня понятны и. главное, всегдабудут мне дороги. Яркая пестрота пот и всегдаудивляет, нередко отталкивает. Для того, чтобыкрепко, горячо пожать Вашу милую руку, какруку друга, на нее не нужно надевать душистуюмодную перчатку с изысканным махорчиком ис блестящею застежкою, — уверяю Вас, что этотак. Игра слов, разные извинения и оговорки —это своего рода pas des deux 2, фигура, можетбыть, уместная на сцене, но неприменимая вобыкновенной, обыденной жизни. Представьте,что я вхожу в Ваш дом и, вместо того, чтобыподойти к Вам прямо и сказать: «добрый день»,или «добрый вечер», — делаю шаг налево, шагнаправо, шаг вперед, шаг назад, — ведь Вы захохоталибы непременно. . . То-то и есть! . . авосьна будущее время Вы оставите ваши оговорки,от которых мне становится грустно и больна.Кому же приятно недоверие? .. Как было быхорошо, если бы Вы приехали в Воронеж! Какя был бы этому рад! Конечно, разные-разностипомешали бы поговорить нам ка свободе, нолучше что-нибудь, чем ничего. А знаете ли? —У нас устраивается в пользу «Общества распространенияграмотности» литературно-музыкальныйвечер. Если он состоится, то будетсделан в зале дворянского собрания на шестойнеделе великого поста; так, по крайней мере,предполагается. Я приглашен читать, но буду
- Page 283 and 284: помещику; долго ли
- Page 285 and 286: Вы пишете, чтобы я п
- Page 287 and 288: существование, зав
- Page 289 and 290: Ивановича денег (мы
- Page 291 and 292: Квартира на Дворян
- Page 293 and 294: дет ожидать Вашего
- Page 295 and 296: него позволения вы
- Page 297 and 298: Поздравляю Вас с Но
- Page 299 and 300: Зачем же я буду печ
- Page 301 and 302: ся в магазин, что на
- Page 303 and 304: с номинальной цены
- Page 305 and 306: в глаза, что по свое
- Page 307 and 308: Возобновляя в памя
- Page 309 and 310: меня от тяжелой пер
- Page 311 and 312: стерпимо, едва-едва
- Page 313 and 314: Отсутствие незабве
- Page 315 and 316: гвардии) — один из
- Page 317 and 318: покупку вынимали и
- Page 319 and 320: Что ж ты сделал для
- Page 321 and 322: длить в беш енство,
- Page 323 and 324: Брожу ли я вдоль ул
- Page 325 and 326: Воронеж. 1660, декабр
- Page 327 and 328: 93. IT. м. в и ц н п с п о
- Page 329 and 330: 1 руб. 50 к. и Гоголем,
- Page 331 and 332: положение устроить
- Page 333: Москвы, тогда я неп
- Page 337 and 338: Воскрес, школ. Надо
- Page 339 and 340: Мне хотелось бы дол
- Page 341 and 342: слабости, и грудь д
- Page 343: 11Я. Н Е И ЗВ Е С ТН О
- Page 346 and 347: 3. Тишина ночи. Впер
- Page 348 and 349: 19. Ссора. Впервые на
- Page 350 and 351: 37. 38. «Отвяжнся, тос
- Page 352 and 353: сколько стихов в «П
- Page 354 and 355: эти произведения, п
- Page 356 and 357: мещено. Это стихотв
- Page 358 and 359: 39. Черемуха. Никити
- Page 360 and 361: рова. Поправка эта
- Page 362 and 363: нами поэмы Никитин
- Page 364 and 365: 1 857 г., «вследствие
- Page 366 and 367: 68. Н. И Второе].j. 1 Ко
- Page 368 and 369: беседа» на 1861 г. неи
- Page 370 and 371: Уличная ястреча .....
- Page 372 and 373: Степная дорога........
- Page 374: 57. Н. И. Второву. 20 Фе
довольно равнодушно. Вечером, по распоряжению
местного начальства, город был иллюминован,
но особенного движения не было заметно
в освещенных улицах. Дело другое, если бы
иллюминация вызвалась самым событием, как
выражение общей радости; к сожалению, это
было не так. Мне кажется, это произошло оттого,
что народ слишком утомился ожиданием
решения вопроса, о кото-ром идет здесь речь.
Есть и другие причины, но изложение их потребовало
бы слишком много времени и места,
а потому я считаю его неудобным. Согласитесь,
— ведь, есть чему порадоваться: . такие
дела, как, напр., уничтожение кантонистов,
устройство железных дорог и, наконец, это последнее
великое дело — освобождение крестьян,,
могут не затронуть только человека крайне тупоумного
или бездушного, но все живое, все, способное
мыслить и чувствовать, поймет их значение
и не может не радоваться. Эти дела будут
лучшею страницею в истории императора
Александра П-го, страницею блистательною.
Снимать цепи с миллиона подобных себе,
разумных существ, — такая доля выпадает не
многим монархам. Народ еще хорошо не понял,
как много для него сделано; когда он поймет
это, Вы увидите, что из него выйдет, как
он переродится. Его апатия имеет исторический
смысл, но она уступит духу нового времени,
духу просвещения и развития. Поймите, какое
светлое будущее ожидает наше потомство, какая
лежит перед нами широкая дорога! У меня дыхание
захватывает от восторга, когда я об этом
думаю! . . Теперь носятся слухи о преобразованиях,
имеющих быть в наших духовных учебных
заведениях 2. Проект преобразования, говорят,
уже. написан и напечатан в небольшом
числе экземпляров для лиц, которые будут заседать
в особом, нарочно устроенном по этому
поводу, комитете. К сожалению, носится слух,
что человек, написавший его, принадлежит
к известной касте, стало быть, от него нельзя
ожидать ничего доброго. Что нужды!— Лишь
бы позволили говорить о нашем духовенстве, —
тогда литература сделает свое дело, точно так,
как она сделала его в вопросе об освобождении
крестьян. Быть может, я кстати появлюсь на
сцене. Надсбно Вам сказать, что я написал довольно
большую по объему статью: «Записки
семинариста». Цензура долго меня мучила, наконец,
пропустила ее с некоторыми прзбглами.
Статья эта напечатается в «Воронежской Беседе»,
издаваемой Глотовым, под редакциею Де-
Пуле. Воображаю, каким сюрпризом покажется
она нашему духовенству, в особенности лицам
учащим! Впрочем, я человек не совсем робкий,
и чем более будет против меня криков, тем более
я буду радоваться: эти крики послужат доказательством,
что я прямо попал в цель, задел
за больное место.
Если бы Вы знали, какой теплый, какой
солнечный день был у нас вчера! Представьте,
— я слышал утром пение жаворонка; 10 марта—
это редкость! Зато как же я был рад его
песне! Я люблю этого предвестника весны едва
ли не более, чем соловья. Вы не удивляйтесь
этому: жаворонок как-то необыкновенно поэтически
умеет себя обстановить. Слыхали ли Вы
его песню в степи, перед восходом солнца,
когда края неба горят в полыме, по краям степи
лежит еще прозрачный утренний туман, когда
Вы видите перед собою только сгепь да небо
и подле ни одной живой души? Серебряные
звуки льются с синей выси навстречу медленно
восходящего солнца и провожают Вас, куда бы
Вы ни ехали, с горы или на гору. О! мне знакома
эта песня, и я не могу ее не любить! Простите,
что я немножко заговорился. Мне,
знаете ли, сделалось отчего-то немножко скучно,
— вот я и повел с Вами речь. Если минута
для этой речи выбрана мною не совсем кстати,
— пожалуй, побраните меня, — что ж такое!
Я никогда не слыхал, как говорит раздраженная
женщина, — вероятно, очень хорошо. Право,
побраните, только, ради бога, поскорее! Ъаша
молчаливая досада была бы чистым наказанием
для меня, всегда готового Вас слушать.
Всем сердцем преданный Вам
И. Н.
ICO. П. А. М АТВЕЕВОЙ
Воронеж [1861,] марта 21-го
Вот видите, как Вы строги, как искусно Вы
умеете ловить меня на слове! Я сказал, что
мне скучно, что мне не с кем обменяться словом,
— и написал Вам несколько строк; Вы
поймали мое слово и даете ему обратный
смысл, так что я, употребивший его, чуть не
попадаю в родные братья тех милых людей, на
медных лбах которых выступает крупными
буквами неизгладимая надпись: «дурак». . .
Кому же охота читать строки, написанные от
скуки? Это справедливо. Но позвольте несколько
оправдаться. Я думаю, Вам известно,
что есть скука, происходящая от праздности,
от нечего делать, тем более порядочное, умное,
Change language