Nikitin3

20.09.2022 Views

Но, к несчастиго, желание это решительно дляменя неосуществимо: едва я начал оправлятьсяот одной болезни — простуды, явилась другая— скорбут. Ноги мои распухли, покрылиськрасно-синими пятнами и окончательно отказываютсямне служить. Словом, повторяетсята же история, которая была со мною назадтому три года. Впрочем, я не теряю присутствиядуха и не бросаю дела, проводя целые днив своем книжном магазине. Там у меня естьотдельная комната, где я постоянно читаю, лежана диване. Если является покупатель, мне даюттотчас об этом знать, и я. прихрамывая и морщасьот боли, выхожу к нему и, как могу иумею, удовлетворяю его тр.ебование. Доктораединогласно советуют мне пользоваться чистымвоздухом, прогулками в поле и в лесу. С своейстороны, я вполне понимаю, как было бы хорошодля меня пожить некоторое время без заботи занятий, но обстоятельства сложилисьтак, что мне остается отказаться от подобнойжизни, или насладиться ею в самой ничтожноймере. Причина этому — необходимость моегоприсутствия в моем книжном магазине. Приказчик,рекомендованный мне г. Сеньковским,уже недели две с половиною приступил к отправлениюсвоей должности. Действительно,он чрезвычайно учтив и скромен, о чем г. Сеньковскийизвещал меня заранее, но, увы! ведь,этого мало для того, чтобы я мог отдохнуть,предоставив ему полную свободу действий почасти книжной торговли. Чиадров не только незнает русской литературы в полнейшем смыслеэтого слова, — он не знает даже правописания,которое доходит у него до последней степенинелепого. Что касается француз, языка, — вотобразчик его сведений: на-днях известный журнал,отданный для чтения одному из моих подписчиков,он отметил в книге и в билете подписчикатаким образом: реву де монд. . . ; —это, изволите видеть, выходит: «Revue des deuxMondes». Со стороны эта история только смешна,а меня она заставляет краснеть. Книжныймагазин — не дегтярная лавка, где всякая нелепостьпрощается продавцу потому, что он неболее, как дегтярь— и только. Вчера, приМ. Ф. Де-Пуле, Чиадров вдруг ни с того,ни с сего заговорил об одной статье, напечатаннойв «Русском Дневнике» и написанной однимиз Воронежских жителей. «Я, — [заметил] сказалон с насмешкой, — я не понимаю, почемуподписчики наши так сильно добиваются прочитатьэту статью? Написана она незавидно;сказать без самохвальства, я написал былучше. . .» — Разве Вы пишете? — возразилДе-Пуле. «Как же, я недавно отдал в редакцию«Современника» статью о крестьянском вопросе,да вот до сих пор что-то нет о ней слуху. . .»Вы знаете Де-Пуле — человека необыкновеннойдоброты и деликатности, но и он не удержалсяи отвечал звонким смехом на простодушныйрассказ моего приказчика. Короче: мальчик,который служит у меня два месяца и которымв эти два месяца я руководил, смыслит далекоболее Чиадрова в книжной торговле. Понятно,что г. Сеньковский был последним доволен: вего «Библиотеке для чтения» все книги занумерованы,Чиадрову оставалось только взглянутьна нумер и подать подписчику требуемуюим книгу. При строгом порядке такого рода,кажется, может действовать машина вместо человека,и тогда едва ли будет какое-либо упущение,но в книжном магазине дело другое.Здесь машина уже не годится, потому что, радне рад, иногда приходится говорить с покупателемо том или другом авторе известных произведенийи произносить о них свое мнениеболее или менее верно. Но, в особенности, мучитменя отдача в чтение франц. книг. Тольковыйдешь за дверь магазина и сделаешь несколькошагов по улице, смотришь, бежит мальчик:«И. С., пожалуйте в магазин». — Зачем? —«Прислали за француз, книгами». Разумеется, ипойдешь назад, и кончена едва начатая прогулка.Вот Вам и вдыхай чистый воздух! Впрочем,все ничего, все слава богу! Главное— я в своейстихии и не слышу домашнего крику, не вижуотвратительных дрязг,— и это уже для менясчастье, за которое я благословляю и буду благословлятьВасилия Александровича.Извините, мой друг, за длинное письмо.В заключение прошу Вас, если еще не отправленыко мне книги г. Исакова, купить следующее:2 экземпляра карты Европы, на французскомязыке, послед, издания;2 — карты России, тоже послед, издания, внебольшом размере;1 — карту России в большом размере с обозначениемвсех почтовых дорог.Воронеж. 1859 г., 22 июняВесь Ваши. н икитин.NB. О покупке карт прошу Вас, потомучто Вы очень хорошо знаете по этой части. Пишуне для фразы.

Возобновляя в памяти прошлую мою жизнь,так богатую разнообразною горечью, и всматриваясьво все, окружающее меня в настоящеевремя, — и там, и тут я нахожу для себя малоутешительных явлений. Впрочем, я не хочу повторятьстарой, плачевной песни о том, какмне жилось прежде и как живется теперь: наВас она навела бы тяжелую скуку, на меня —невыносимую тоску. Назад тому несколько летсчастливый случай свел меня с несколькимиличностями, которые имели благодетельноевлияние на развитие моей нравственной стороны,— вот о них-то я хочу сказать два-три слова.Эти дорогие для меня люди были: Вы, мойдруг, Николай Иванович, Нордштейн, Прид. иДе-Пуле. Но никто из этого небольшого кружкане мог узнать меня настолько, насколькодолжны бы узнать меня Вы, потому что явполне раскрывал перед Вами одним мою душуи в радости, горе, Вам одному высказывал моисокровеннейшие мысли, по которым, без всякогозатруднения, Вы могли судить о светлых итемных сторонах моего характера. К сожалению,оказывается, что и Вы знаете меня недостаточно.Доказательство — Ваше письмо ', котороеглубоко меня опечалило и задело за живое.•Я не смею отрицать, что дикий образ моеговоспитания и отвратительная обстановка моихдетских лет, может быть, явственно положилина меня свое темное клеймо, что многопривилось ко мне дурного, что это привитиеиспортило до известной степени мой характери не дало, как бы следовало, выработаться вомне всему благому и разумно-человеческому.Что ж делать? Как бы то ни было, все-таки,приговор Ваш надо мною слишком строг и едвали не ошибочен.Вы ставите меня в разряд торгашей, которые,ради приобретения лишнего рубля, не задумаютсяпожертвовать своею совестью ичесгыо. Неужели, мой друг, я упал так низков Ваших глазах? Неужели так скоро я сделалсямерзавцем из порядочного человека? (Если быво мне не было признаков порядочного человека,я уверен, Вы не сошлись бы со мною близко.)Грустное превращенье! Вот к чему привеломеня открытие книжного магазина! Итак, моислова:— пора мне удалиться и отдохнуть отсцен, обливающих мое сердце кровью, — былиложью; мое желание принести некоторую долюпользы на избранном мною поприще — былоложью; моя любовь к труду, безукоризненномуи благородному, — была ложью. . . Неужели,мой друг, все это справедливо?Вы говорите, что я гублю свое здоровье, сутра до ночи замкнутый в стенах своего книжногомагазина. Вы зовете меня в Спб., надеясь,что поездка меня исцелит и рассеет. Но что жея буду там делать без денег, и как я доедутуда без денег? Книжная торговля идет таквяло, что я никак не собьюсь уплатитьА. Р. Михайлову мой долг, состоящий из 200руб. сер. Наконец, допустим, что, благодарядобрых людей, деньги на дорогу у меня найдутся;что станется со мною, если в продолжениепути желудок мой расстроится еще более? З а­метьте, что -здесь, на месте, при жизни совершеннорегулярной, я счастлив, если проходятдве недели без появления слизей, как следствиявоспаления кишечного канала. Дорожная тряска,беспокойство и • несвоевременный прием пищидля меня неблагодетельны, — это я испытывал,проезжая каких-нибудь сто верст. Далее Вы говорите,что из-за книжного дела я бросил своистихи, т. е. что я черствею сердцем, тупеюумом. Нет, мой друг, обвинение это, высказанноеВами из любви ко мне, — неосновательно.Не в книжном магазине я сижу с утра до ночи,увиваюсь не около покупателей (которых, скажукстати, приходит очень мало), а просто в особой,смежной с магазином комнате, лежа надиване, читаю все, что нахожу под рукою дельного;не читать — для меня значит не жить. ..Где же тут торгашество?Нанять где-нибудь в деревне квартиру я нерешаюсь, потому что не привык к затворническойжизни, не могу обойтись без кружка двух-трехблизких мне, мыслящих людей. И кто будетухаживать за мною в деревне? Кто будет обвертыватьна ночь дрожжами мои ноги? Ктоприготовит мне мой диетический стол, до крайностимне надоевший, между тем необходимыйпри сильном расстройстве моего желудка? Кухарка,живущая у меня несколько лет, хорошознает, что и когда нужно мне варить и жарить,но ей невозможно оставить двор, где, во времямоего отсутствия, она заменяет хозяйку. Деревенскаябаба не заменит мне моей кухарки;иметь повара не позволяет мне мой карман.(Быть может, в последних словах Вы заметитемою страсть к гнусным рублям? Как быть!Пишу, что думаю; входить в долги ради поварая не намерен.) Прежде я имел временное пристанищеу Плотникова, но дом его глядит

Но, к несчастиго, желание это решительно для

меня неосуществимо: едва я начал оправляться

от одной болезни — простуды, явилась другая

— скорбут. Ноги мои распухли, покрылись

красно-синими пятнами и окончательно отказываются

мне служить. Словом, повторяется

та же история, которая была со мною назад

тому три года. Впрочем, я не теряю присутствия

духа и не бросаю дела, проводя целые дни

в своем книжном магазине. Там у меня есть

отдельная комната, где я постоянно читаю, лежа

на диване. Если является покупатель, мне дают

тотчас об этом знать, и я. прихрамывая и морщась

от боли, выхожу к нему и, как могу и

умею, удовлетворяю его тр.ебование. Доктора

единогласно советуют мне пользоваться чистым

воздухом, прогулками в поле и в лесу. С своей

стороны, я вполне понимаю, как было бы хорошо

для меня пожить некоторое время без забот

и занятий, но обстоятельства сложились

так, что мне остается отказаться от подобной

жизни, или насладиться ею в самой ничтожной

мере. Причина этому — необходимость моего

присутствия в моем книжном магазине. Приказчик,

рекомендованный мне г. Сеньковским,

уже недели две с половиною приступил к отправлению

своей должности. Действительно,

он чрезвычайно учтив и скромен, о чем г. Сеньковский

извещал меня заранее, но, увы! ведь,

этого мало для того, чтобы я мог отдохнуть,

предоставив ему полную свободу действий по

части книжной торговли. Чиадров не только не

знает русской литературы в полнейшем смысле

этого слова, — он не знает даже правописания,

которое доходит у него до последней степени

нелепого. Что касается француз, языка, — вот

образчик его сведений: на-днях известный журнал,

отданный для чтения одному из моих подписчиков,

он отметил в книге и в билете подписчика

таким образом: реву де монд. . . ; —

это, изволите видеть, выходит: «Revue des deux

Mondes». Со стороны эта история только смешна,

а меня она заставляет краснеть. Книжный

магазин — не дегтярная лавка, где всякая нелепость

прощается продавцу потому, что он не

более, как дегтярь— и только. Вчера, при

М. Ф. Де-Пуле, Чиадров вдруг ни с того,

ни с сего заговорил об одной статье, напечатанной

в «Русском Дневнике» и написанной одним

из Воронежских жителей. «Я, — [заметил] сказал

он с насмешкой, — я не понимаю, почему

подписчики наши так сильно добиваются прочитать

эту статью? Написана она незавидно;

сказать без самохвальства, я написал бы

лучше. . .» — Разве Вы пишете? — возразил

Де-Пуле. «Как же, я недавно отдал в редакцию

«Современника» статью о крестьянском вопросе,

да вот до сих пор что-то нет о ней слуху. . .»

Вы знаете Де-Пуле — человека необыкновенной

доброты и деликатности, но и он не удержался

и отвечал звонким смехом на простодушный

рассказ моего приказчика. Короче: мальчик,

который служит у меня два месяца и которым

в эти два месяца я руководил, смыслит далеко

более Чиадрова в книжной торговле. Понятно,

что г. Сеньковский был последним доволен: в

его «Библиотеке для чтения» все книги занумерованы,

Чиадрову оставалось только взглянуть

на нумер и подать подписчику требуемую

им книгу. При строгом порядке такого рода,

кажется, может действовать машина вместо человека,

и тогда едва ли будет какое-либо упущение,

но в книжном магазине дело другое.

Здесь машина уже не годится, потому что, рад

не рад, иногда приходится говорить с покупателем

о том или другом авторе известных произведений

и произносить о них свое мнение

более или менее верно. Но, в особенности, мучит

меня отдача в чтение франц. книг. Только

выйдешь за дверь магазина и сделаешь несколько

шагов по улице, смотришь, бежит мальчик:

«И. С., пожалуйте в магазин». — Зачем? —

«Прислали за француз, книгами». Разумеется, и

пойдешь назад, и кончена едва начатая прогулка.

Вот Вам и вдыхай чистый воздух! Впрочем,

все ничего, все слава богу! Главное— я в своей

стихии и не слышу домашнего крику, не вижу

отвратительных дрязг,— и это уже для меня

счастье, за которое я благословляю и буду благословлять

Василия Александровича.

Извините, мой друг, за длинное письмо.

В заключение прошу Вас, если еще не отправлены

ко мне книги г. Исакова, купить следующее:

2 экземпляра карты Европы, на французском

языке, послед, издания;

2 — карты России, тоже послед, издания, в

небольшом размере;

1 — карту России в большом размере с обозначением

всех почтовых дорог.

Воронеж. 1859 г., 22 июня

Весь Ваш

и. н икитин.

NB. О покупке карт прошу Вас, потому

что Вы очень хорошо знаете по этой части. Пишу

не для фразы.

Hooray! Your file is uploaded and ready to be published.

Saved successfully!

Ooh no, something went wrong!