Nikitin3

думая о Вас, сильнее и сильнее я чувствую
свою потерю. Бог весть, где и когда мы встретимся,
и встретимся ли, это — вопрос. Не понимало,
что делается со мною с некоторого времени.
Все мне опротивело: мой дом, выход из
дома, разговоры с кем бы то ни было, труд,
даже книги. Если это болезнь, — пусть бы она
поскорее проходила. Единственная книга, которую
я теперь читаю и которая меня завлекла:
— «Le dernier des Mohicans» Купера '1 увлекла,
может быть, потому, что действительность, в
ней воспроизведенная, совершенно противоположна
тому, что меня окружает. Кажется,
вместе с героями романа, я слышу величавый
шум водопадов, брожу в девственных лесах,
упиваюсь воздухом пустыни Нового Света; всетаки,
легче, когда забудешься, хоть не надолго.
Раз десять начинал я новую работу (поэму) и
разрывал в мелкие куски жалкое начало: дрянь
выходила из-под пера!0 Нет, придется, верно,
отказаться от мира искусства, в котором
когда-то мне жилось так легко, хотя этот мир
и был ложный, созданный моим воображением,
хотя чувства, из него выносимые, были большею
частию «пленной мысли раздраженье». Придется,
видно, по словам Пушкина,
Ожесточиться, очерстветь
И, наконец, окаменеть. . . 0
Грустная будущность! Но чго же делать!
Видно, я ошибся в выбранной мною дороге.
Искра дарования, способная блестеть впотьмах
и чуждая силы греть и освещать предметы, не
разгорится пожаром, потому что она — жалкая
искра, а светящимся червяком я быть не хочу.
Может быть, я бы и трудился, и вышло бы
что-нибудь из-под пера сносное, но воздух,
которым я дышу, отравил мое дыхание. Помню,
в одном произведении Пушкина книгопродавец
говорит поэту, что его несчастия — источник
песней С Правда, но в таком только случае,
если эти несчастия действуют на поэта, как
шпоры на коня, побуждая его к бегу, но когда
шпоры обращаются в удары ножом, — бедный
конь откажется от бега и упадет на землю,
истекая кровью. Бури вне семейства, каковы
бы они ни были, еще сносны, но неумолкаемая
гроза и гроза отвратительная, грязная под родною
кровлей — невыносимая битва, потому
что она — уродливость в природе, вопль там,
где по естественному ходу вещей ожидаешь невозмутимого
мира, где надобно бы черпать
силу для борьбы с внешним злом, которого так
много и которое так разнообразно. Да ниспошлет
мне господь духа мудрости, смиренномудрия,
терпения и любви! Иглы, ежедневно
входящие в мое тело, искажают мой характер,
делают меня раздражительным, доводят иногда
до желчной злости, за которою немедленно
следуют раскаяние и слезы, увы! слезы тоски и
горя, жалкие, бессильные слезы! Но довольно
обо мне. В другой раз этого не услышите.
Скажите, что Вы встретили нового в Москве
и что Ваша надежда в будущем? Дай бог Вам
всего лучшего, но, признаюсь, я не чужд
эгоистического желания снова видеть Вас в
Воронеже. Читали ли Вы Константину Осиповичу8
«Кулака»? Будьте так добры, сообщите
мне его мнение. У нас все то же: гений
разрушения не почил от своих трудов. Придорогин
просит Вас передать ему сведения по
его делу, если Вы успели их собрать. Пепловский
очень жалеет, что Вы молчите, и желает
знать о дальнейших Ваших намерениях
по части службы. Суворов9 говорит, что без
г. Второва скучно: «Идеальный человек! Надобно
ему подражать!» Подобные восклицания
не мешают ему, однако, как я слышал, брать
взятки. Де-Пуле 10 при .каждом нашем свидании
от души повторяет: «Ах, если бы Николай
Иваныч возвратился в Воронеж!» Право, я
не знаю, кто бы о Вас не говорил, кто бы Вас
не помнил! Когда Вы поехали, я зашел на несколько
минут к хозяину Вашей квартиры.
Предметом беседы, разумеется, были Вы. «Не
нажить мне такого постояльца!» — сказал старик,
заключая свой разговор, и у него навернулись
слезы. . . Вот как Вы у нас любимы!
Примите на себя труд засвидетельствовать мое
нижайшее почтение Надежде Аполлоновне 11 и
поцелуйте за меня Сонечку 12; как ее здоровье?
Все лица, о которых я здесь говорил, посылают
Вам поклон. М. М. Панов 13 — тоже. Придорогин
поправляется. Не замедлите, добрый
Николай Иванович, ответом: скучно!
Всею душою преданный Вам
И. Никитин.
1857 г., июля 15. Воронеж
19. П. II. ВТОРОВУ
Благодарю Вас, незабвенный Николай Иванович,
за письмо! Как я рад, что все Ваше
семейство здорово! Когда я читал писанные
Вами строки, мне казалось, что Вы пришли
запросто навестить меня, как это бывало прежде,
— и уголок мой просветлел. Вы, я думаю,
помните, что портрет Ваш стоял у меня на