Nikitin3

X IV
Л. А. ПЛОТКИН
против Майкова, Толстого и иных ревнителей «чистого
искусства». Это верно только отчасти. Чернышевский
выступал не только против покровителей и апологетов
Никитина, но и против тех консервативных тенденций,
которые заключены были в . творчестве самого поэта. Рецензия
Чернышевского очень резка и категорична. По
мнению Чернышевского, читатели встретили стихи Никитина
полным равнодушием. Восторженные оценки Кукольника
и Толстого, которыми был предварен выход сборника,
читатель отверг, и Чернышевский целиком и безоговорочно
согласен с этим читательским приговором.
Отметив известную поэтическую выучку Никитина, Чернышевский
увидел главный изъян его поэзии в отсутствии
самобытности и в игнорировании богатейшего жизненного
материала, который давала поэту окружающая
действительность. Чернышевский, не высказываясь прямо
в силу цензурных условий, писал о Никитине: «Публика
прочла пьесы, о достоинстве которых с таким восторгом
ей возвещали, и очень равнодушно сказала: «У Никитина
есть искусстзо подбирать прекрасные рифмы и составлять
звучные стихи; но поэтического таланта в нем
не заметно. Не заметно также, по его стихотворениям,
простолюдин он или дворянин, купец или помещик, но
видно, что он начитался наших поэтов, стихи которых и
переделывает в своих пьесах...»
Действительно, в целой книге Никитина нет ни одной
пьесы, которая обнаружила бы в авторе талант или,
по крайней мере, поэтическое чувство. У него есть только
уменье писать стихи. Граф Д. Н. Толстой сознается, что
Никитин — подражатель. Это еще не заставило бы нас
отказать ему в таланте: человек с поэтическим дарованием
может находиться под влиянием другого поэта, с
более значительным или более развитым талантом. Но
мало сказать, что Никитин подражает тому или другому
нашему поэту: он просто переделывает различные пьесы
различных авторов, — и как переделывает? так, что в его
стихах не заметно ни малейшего поэтического инстинкта:
нет ни мысли, ни чувства, ни даже соотношения между
различными строфами одной и той же пьесы» *.
Чем был вызван этот резкий приговор? Разумеется,
немалую роль сыграло то, что реакционные литературные
круги стремились выдать Никитина за подлинного и
чуть ли не единственного выразителя народных интересов
и народных чаяний. В конкретных литературных
условиях 50-х годов это можно было понять как попытку
противопоставить «благонамеренную народность» Никитина
революционной поэзии Некрасова. Кукольник называл
Никитина самобытным народным поэтом. Преемником
Кольцова изображал его Нордштейн. В предисловии
к сборнику 1856 года Д. Н. Толстой утверждал,
что поэзия Никитина сосредоточивает в себе все элементы
народного духа. И характерно, что определяющей
чертой поэзии Никитина Д. Н. Толстой считал отсут-
1 Н . Г. Черн ы ш е в с к и й. Полное собрание сочинений,
т. III. ГИХЛ, 1947, стр. 496.
ствне в ней следов «байроновского отчаяния». В устах
Д. Н. Толстого это означало, что Никитин чужд революционной
страсти и энергии. Чернышевский в своей
рецензии прямо полемизирует с этой апологетической
линией. «Многие журналы, — писал он, — рекомендовали
ее (публики. — А. П.) особенному вниманию стихи Никитина,
вообразив, что открыли в нем поэта-простолюдина
с самобытным и необыкновенным талантом» *. Чернышевский
иронически ссылается на предисловие Д. Н. Толстого:
«...нас уверяет граф Д. Н. Толстой в предисловии,
очень хорошо написанном, что «учителем Никитина
была та широкая, степная природа, которая окружала
колыбель его, и те общественные условия, которыми сопровождалось
его детство». Признаемся, мы не знали до
сих пор, что для воронежских жителей «условиями, сопровождающими
детство», бывают корабли, колеблющиеся
в гавани, морские бури, дружба с великими живописцами
и созерцание дивных создании ваяния»2.
Чернышевский не мог сказать в рецензии главного,
а именно, что поэзия Никитина не только оторвана от
жизни, но что в ней содержатся и консервативные тенденции.
Однако весь контекст рецензии именно к этому
заключению и приводил.
Следует отметить еще одно обстоятельство, крайне
существенное для понимания тона и характера рецензии
Чернышевского. Сборник 1856 года, который анализировал
Чернышевский, давал о Никитине неполное и даже
одностороннее представление. Те новые черты в его творческой
деятельности, которые могли бы импонировать
Чернышевскому, были представлены в этом сборнике
весьма скудно. В числе 61 стихотворения, включенного
в сборник, в подавляющем большинстве были ранние
веши: «Монастырь», «Мрамор», «Ночь на берегу моря»,
«Художник», «Сладость молитвы», «Война за веру» и
т. д. В сборник не вошли такие стихотворения, как
«Мщение», которое было опубликовано уже после смерти
поэта, «Рассказ ямщика», «Рассказ крестьянки». Таким
образом, сборник 1856 года выставлял Никитина в наименее
выгодном свете. И неудивительно, что в Никитине
Чернышевский увидел только эпигона ревнителей «чистого
искусства», чуждого революционно-дсмокра i ическои поэзии.
Однако в этом же сборнике Чернышевский увидел и
новые черты поэзии Никитина, за которыми было будущее.
Перечисляя поэтов, стихи которых Никитин якобы
переделывает, Чернышевский упоминает имя Некрасова,
а в рукописи рецензии имеется фраза, исключенная из
печатного текста: «Из г. Некрасова взяты также многие
стихотворения».
В сложном взаимодействии поэтических влияний Чернышевский
правильно уловил мотивы некрасовского творчества.
Эти мотивы оказались более значительными и принципиальными,
чем это мог предположить Чернышевский.
1 н. Г. Ч с р и ы ш с в с к и й. Полное собрание сочинений, т. III.
ГИХЛ, 1947, стр. 496.
- Там же, стр. 499.