Monografija - drugo izdanje - ruski - niska rezolucija

прямоугольничках. Эмерик развлекался, прислушиваясь
к «музыке мира» – на бедняцкой клеенке его кухонного
стола плыли венецианские гондолы, ворковали парижские
голуби, мчались японские поезда, пели ходжи
с сараевских минаретов. Все дали были близки. Кто бы
мог подумать, что по духу этот скромный человек был
авантюристом и путешественником, вечным Колумбом,
постоянно открывающим новые города, «составляя» их
Янко Брашич: «Портрет мајке»
254
из разноцветных кубиков домов с ярко-красными крышами,
соединяя многоцветие художественных «пазлов».
И если бы здесь шел более глубокий разговор, то стоило
бы поговорить о единстве общего и коллективного
(город как улей, составленный из «сот» над которыми
жужжат пчелы-люди). Рисуя ясными красками окошки
и балкончики, а белыми зигзагами – черепицы на кривоватых
крышах, добавляя там и сям башенки (ассоциации
на замок из какой-то, прочитанной в детстве сказки), он
пел торжественную, слегка глуповатую детскую песенку
о богатстве и красоте мира, по настоящему трогательную,
наивную до слез. Разноцветную.
И это его «разноцветие» в работах преемников часто
превращалось в «черно-пестрое».
Ох, какими же веселыми могут быть картины сельских
кладбищ, родительских суббот и даже похорон на
полотнах художников-примитивистов шестидесятых годов,
пронизанных сельской простой философией о том,
что жизнь продолжается наперекор смерти и красота
ее торжествует. Картин, полных философии сельских
поминок, которые часто, начавшись напряженно, затем
становятся веселее и в конце заканчиваются песней («А
покойник любил вот эту...»)
Западная публика, не знакомая с обычаями восточной
Сербии, когда человек сам себе организует похороны
с пустым гробом и поминками, на которых он,
затаившись, смотрит кто его завтра, когда прийдет его
последний день, лучше оплачет, а после, скрывшись под
столом, слушает зазадравные речи о «покойнике», – не
привыкшая к подобным мрачным атавизмам людских
душ, была бы поражена и потрясена этой жизненной силой
и морем оптимизма наших художников-самоучек.
Следовало бы пойти на какое-нибудь из кладбищ Драгачево,
куда до недавнего времени на Дмитриевскую родительскую
субботу приводили духовой оркестр и танцевали
коло между крестами, чтобы понять, что в наивных
картинах проводов, погребения и поминок, на самом
деле, так мало шокирующего, и что этот новый нюанс
в изобразительном искусстве (краски «черно-пестрые»)
не фантастика, а реалистичная картина, характерная для
балканского фольклора.
Сегодня, когда многие из цветов «югославской весны»
опали (кроме нескольких сербских центров), особое место
в мире художественного наива занимала и Хорватия,
особенно потому, что была более связана с западным