СБОРНИК 2011.pdf - Библиотека БрГУ имени А.С. Пушкина

93мгновение. И в этом угадывается замысел автора. С одной стороны, «рубленая проза»удивительно облегчает текст для восприятия, так как писательница избегает нагромождениямногословности, осложнённых предложений, сложных синтаксических конструкций. С другойстороны, недосказанность и незавершённость избираемых синтаксических форм интригуетчитателя, увлекает его, стимулирует восприятие, побуждает к формированию воединопрочитанного, даёт возможность оценить сказанное и задуматься над каждым прочитаннымсловом.Манера писать «рубленой прозой» вместе с другими не менее значимыми особенностямиавторского стиля обеспечивает двуплановость повестям и рассказам В. Токаревой. На первом плане –простая незамысловатая житейская история или её эпизод, как, к примеру, в начале повести «Я есть.Ты есть. Он есть». На втором плане – смятение чувств, психологический накал. Метание, панику,чехарду тревожных страшных мыслей в голове матери В. Токарева передаёт «рубленой прозой»:«Анна ждала домой взрослого сына. Шёл уже третий час ночи. Анна перебирала в голове всевозможные варианты. Первое… Сын в общежитии с искусственной блондинкой… НосительницейСПИДа. Вирус уже ввинчивается в капилляр. Ещё секунда – и СПИД в кровеносной системе.Плывёт себе. Отдыхает…»Виктория Токарева особенным образом описывает своих героинь. Описание ихвнешности непременно перебивается или резюмируется указанием на психологическиеособенности, черты характера, чудаковатости и странности. В этих описаниях нежнаятрогательность соседствует с тонкой иронией, а порой с откровенной грубоватостью. Этоописание, как правило, строится на контрасте. И здесь писательница опять же использует«рубленую прозу». Например, в рассказе «На черта нам чужие» описываетсятридцатипятилетняя балерина, которая по необходимости уходит на пенсию. Самымпотрясающим участком на её теле была спина. Муж говорил: такой спине лица не надо. Но уАнтиповой было и лицо. И сердце. И наивная, доверчивая душа. И никому не пригодилось.Брошенка на пенсии. На сегодняшний день нет ни мужа, ни сцены, ни зала.Рассказы и повести В. Токаревой о любви. Писательница избегает высоких пафосныхслов об этом чувстве. Накал страстей и силу взаимного притяжения любящих людей онапередаёт в метафорической иносказательности, предоставляя читателю возможность оценитьглубину чувств своих героев. И в этом тоже есть интрига. Например, в повести «Своя правда»:«Марина подходила к окну. Видела Рустама и наводила свой взгляд на уровень его глаз. Ихвзгляды пересекались, и по ним текло электричество большой мощности. И если в этоэлектрическое поле попадал комар или жук – падал замертво».Метафорическая иносказательность особенно интригует читателя в гендерном аспекте.В уста своих героев, мужчин и женщин, писательница часто вкладывает рассуждения опротивоположном поле, о специфике отношений между мужчиной и женщиной. Так, к примеру,в рассказе «Антон, надень ботинки!» метафорическая иносказательность лежит в основедиалога героев: – Зачем я тебе? – спокойно спросила Лена. – Я старая и некрасивая. Естьмолодые и красивые. – Некрасивых женщин не бывает, – возразил Елисеев. – А старыебывают. – Жёлтый лист красивее зелёного. Я люблю осень. И в природе, и в людях. …Ленапредставила себе жёлто-багровый дубовый лист и подумала: он действительно красивеезелёного. Во всяком случае – не хуже. Он – тоже лист.Оригинальным средством создания интриги в произведениях Виктории Токаревойявляется подача создаваемого образа через сравнение с литературными героями всемизвестных классических произведений. Так писательница, с одной стороны, подчёркиваетнетривиальность своих образов, с другой – предсказуемость и трагизм их дальнейшей судьбы.Например, в повести «Можно и нельзя» она пишет о главной героине, женщине со сложной,неординарной судьбой: «Она [Маруся], как чеховская Нина Заречная, готова была жить вголоде и в холоде, но познать славу – настоящую, ошеломительную. У Маруси – всёнаоборот. Полный достаток, но никакой славы, даже простого узнавания».В этой же повести муж героини также сравнивается с чеховским персонажем: «Ковалёвявлял собой нечто схожее с доктором Дымовым из чеховской «Попрыгуньи». Он, как правило,не выходил из своего кабинета, появлялся на несколько минут, чтобы сказатьмалозначительные слова, типа: «пожалуйте, господа, закусить».Как и у многих мастеров художественного слова, у Токаревой мы часто сталкиваемся сиронией, скрытой или откровенной, но у неё ирония особенная – «интригующая», острая,временами злая. В повести «Можно и нельзя», к примеру: «Ковалёв имел честьпознакомиться с Писателем. Общение было коротким. … – Где-то я вас видел,– сказал