СБОРНИК 2011.pdf - Библиотека БрГУ имени А.С. Пушкина

169местному населению. Их не отрицают историки и мемуаристы противоположныхидеологических установок. У монархиста А. Керсновского, например, мы находим утверждениеоб исключительной лояльности русских по отношению к местному населению [4, 197],противоречащее материалам «Колокола».С другой стороны, только ли банды бродяг и пьяниц под началом шляхтичей сражалисьпротив русских? Мог ли пьяный сброд дать жизнь партизанскому движению, котороепродержалось больше года под напором превосходящего и силами, и опытом противника?Петр Николаевич Кропоткин, называвший повстанцев «вооруженными бандами»,рассказывал тем не менее автору «Записок революционера», что сражались они «превосходно,отлично знали местность и находили поддержку в населении» (хотя «жестоко расправлялись стеми, кто оказывал услуги русским войскам») [5, 190]. Руководство восстанием в Польшедействительно оказалось в руках «белых», но борьба «красных» за власть, особенно впровинциях, не прекращалась, и участие в восстании на стороне поляков, особенно на первыхпорах, приняли не только крестьяне, но и русские офицеры. Между тем в романе Крестовскоговаршавский отдел «Земли и Воли» представлен как жидкая кучка жалких недоумков, отчастипольского происхождения, во главе с поручиком Паляницей. Мы полагаем, что статусПаляницы, возглавляющего варшавский отдел «Земли и Воли», указывает на то, чтопрототипом персонажа послужил Андрей Афанасьевич Потебня, подпоручик, член «Земли иВоли», руководитель подпольной организации русских офицеров в Польше. Этот человек,погибший в первые месяцы восстания за освобождение Польши, представлен на страницахромана жалким честолюбцем, мелким подлецом и просто откровенным идиотом.В-третьих, общественное мнение в России по польскому вопросу было противоречивыми изменчивым. Сошлемся на свидетельство Кропоткина о пропольских настроениях в начале60-х и о резком «поправении» общества к 1863 году. В дилогии Крестовского эта эволюциянашла отражение в гипертрофированном виде.Два ее полюса – начало романа «Панургово стадо», первой части дилогии «Кровавыйпуф», на страницах которого сатирическими красками рисуется повальная модаславнобубенского благородного общества на сочувствие «польской справе», и конец романа«Две силы», в котором автор отождествляет политику русского правительства в отношении кПольше с мнением всего русского народа.«Герцен не понял, – пишет В.В. Крестовский в очередном публицистическомотступлении от сюжета, – что тут не правительство, а весь народ встал за свою историческуютяжбу, за свое право…» [2; 3, 532].Мысль эта является составной частью утверждения о глубинном единстве русскогонарода и царя, проявляющемся с особой силой в периоды совместных испытаний. Впервые онапрозвучала в главах, посвященных петербургским пожарам. Обратим внимание навозникающую у Вс. Крестовского ассоциативную цепочку эпически осмысляемых событий:пожар Москвы 1812 года – пожары в Петербурге 1862 года – Польское восстание 1863–64годов. Все они, с точки зрения писателя, стали поводом к демонстрации силы и единстварусской нации.Сплочение всех сословий перед лицом опасности было показано в «Войне и мире»Л.Н. Толстого. Сходство «хроники» В. Крестовского с толстовской эпопеей усиливает то, что вобоих произведениях романические герои включены в контекст эпически осмысляемыхсобытий, критерием нравственной состоятельности служит для авторов степень приобщения кнародному мироощущению. Однако истоки эпического начала у Крестовского отличны оттолстовских.Чтобы понять характер этого отличия, следует обратиться к особенностяминтерпретации В.В. Крестовским личности польского диктатора Михаила НиколаевичаМуравьева, которого писатель делает героем, аналогичным толстовскому М.И. Кутузову, тоесть знаковым эпопейным героем, символом национального единения.Мы полагаем, что и концепция дилогии в целом, и концепция личности М.Н. Муравьеваориентированы на жанровый опыт автора «Войны и мира». Польскому восстанию придан статуссобытия общенационального масштаба и значения, а Муравьеву – статус эпопейного народногогероя. Однако сопоставление, которое спровоцировал В.В. Крестовский параллелью междуКутузовым и Муравьевым, явно будет не в пользу последнего.Для Л.Н. Толстого ключевым является понятие «народ». Поэтому Кутузов (и реальноелицо, и герой эпопеи Толстого), истинно народный, величественный даже в своих житейскихпроявлениях, защищая народные интересы, может оказаться в оппозиции Государю; выражая