СБОРНИК 2011.pdf - Библиотека БрГУ имени А.С. Пушкина

110Старинные народные песни маркировали самодостаточное бытие русской деревни впрошлом («Эпитафия»). Это с Благовещения замирающие «по вечерней заре песни девушек,прощавшихся со своими обрученными подругами», и «грубые, но могучие песни на Духовдень», и «величальные песни и шумные свадьбы» [2; 2,176]. Художественные функциифрагментов народной песни – оттенять устоявшийся издревле исконный ритм бытия русскойдеревни: «Ходит сон по сеням, а дрема по дверям». И, намаявшись за день, поевши«соснового» хлебушка с болотной водицы, спят теперь наши былинные люди, смыслжизни и смерти которых ты, Господи, веси!» [2; 2,184]. В такой лесной деревушке завершилжизненный путь не мудрствующий лукаво соцкий Митрофан («Сосны»). Опрокинутостьнародного сознания, ауру фольклора помогает повествователю связать историческое времяконца XIХ века с временем эпическим, былины. И то и другое в бунинском тексте противятсяпрагматизму новой эпохи. Песенный фрагмент в финале «Антоновских яблок» будто подводилбесславный итог бытия мелкопоместных, кутящих на последние гроши:На сумерки буйный ветер загулял,Широки мои ворота растворял.Широки мои ворота растворял,Белым снегом путь дорогу заметал [2; 2, 170].Хозяйничавшим по старинке, полагавшимся только на случайную удачу безалаберныммелкопоместным нет пути-дороги в будущее. На бездорожье и персонажи-крестьяне в повести«Деревня», жившие почти по языческим нормам, не знавшие христианского милосердия,заботы о ближних своих. Их небрежение трудом ради куска хлеба насущного высказано вразухабистой частушке: « – И-их! – крикнул кто-то в толпе под крепкий глухой топот: «Не пахать,не косить – / Девкам жамки носить!» [2; 3, 67].Надежды закадычных гуляк-бездельников осенены языческими поверьями. Один изперсонажей так и заявил – гулящий народ надеется только на домового [2; 3, 67]. Заметим, нена Бога и не на себя. Отсутствие прочных семейных уз, норм, способствующих сохранениюсемьи, основанных на Христовых заповедях констатировано в гневной филиппике КузьмыКрасова о семейно-обрядовых песнях: «Все одно, все одно: мачеха – лихая да алчная, свекор– «лютый да придирчивый», «сидит на палате, словно кобель на канате», свекровь опять-таки«лютая», «сидит на печи, ровно сука на цепи», золовки непременно «псовки да кляузницы»,деверья – «злые насмешники, муж – «либо дурак, либо пьяница», ему «свекор-батюшка вялитжану больней бить, шкуру до пят спустить», а невестушка этому самому батюшке «полы мыла –во щи вылила, порог скребла – пирог спекла…» [3; 3, 31].Песенные формулы, обнажившие народное безбожие, отсутствие подлинной семейнойэтики, Бунин ввел в повествование «Деревни» из собственных записей. Вкраплены в текст«Деревни» и фрагменты из духовных стихов, угрозы страшной кары для нераскаявшихсягрешников, которые «не минуют суда божьего! Не минуют огня вечного!» [2; 3, 42]. Парадокс жеситуации в том, что духовные стихи исполняет известный в округе вор и пьяница Макарка,надевший на себя личину зловещего прорицателя. Бунин полемизирует, в «Деревне» особенно,с расхожими официальными характеристиками своего народа как сугубо православного.И важнейшее подспорье в этой полемике для него фольклор – фрагменты народных песен,сказочных сюжетов, частушки, присловья, пословицы. В «Деревне» негатив в духовностинарода, языческая этика его отсвечена и фрагментом сюжета сказки о рябом кобеле, которогоразбогатевший с его помощью прежде «бедный–пребедный» мужик решил хоронить поправославному обряду. За деньги, якобы завещанные кобелем священнику, тот решилпохоронить его в церковной ограде [2; 3, 50–51]. Другой сказочный сюжет, распространенный ив белорусском фольклоре («Пану навука») о жестокой мести мужика барину-обидчику, Бунинпоручил пересказать крестьянину Никифору, которого подозревали в ограблении церкви:«Говорят, что Никифор пропивал в шинке на большой дороге мелкие складни» [2; 3, 418].В бунинской прозе 10-х гг. ушедшего века фольклорные вкрапления (пословицы,поговорки, песенные, сказочные фрагменты) явственно отразили неприятие языческойаксиологии народа и приобретательской прагматики «новых русских» того времени. Недаромзаглавие бунинской знаковой повести производно от названия селения, где не было храма –«Деревня». В приобретательской прагматике особенно преуспел Тихон Красов – основнойперсонаж повести. Монологи и реплики его пестрят поговорками и пословицами, в которыххватка цепкого хищника: «живем – не мотаем, попадешься – обротаем», «своего я тебе трынкине отдам»; «не те деньги, что у бабушки, а те, что в пазушке»; «зачитаешься, в кармане не