o_18vprppbap9n1acs192j1fot1qhea.pdf

Таким было мое первое впечатление. Далее, пытаясь описать странный мир, в котором
я очутился, должен сказать, что более всего он напоминал мне мир сложных
математических отношений.
Вообразите себе мир, где все количественные отношения, от самых простых до самых
сложных, обладают формой.
Легко сказать: "Вообразите себе такой мир". Я прекрасно понимаю, что "вообразить"
его невозможно. И всетаки мое описание является ближайшим возможным приближением к
истине.
"Мир математических отношений" это значит мир, в котором все находится во
взаимосвязи, в котором ничто не существует в отдельности, где отношения между вещами
имеют реальное существование, независимо от самих вещей; а, может быть, "вещи" и
вообще не существуют, а есть только "отношения".
Я нисколько не обманываюсь и понимаю, что мои описания очень бедны и, вероятно,
не передают того, что я помню. Но я припоминаю, что видел математические законы в
действии и мир как результат действия этих законов. Так, процесс сотворения мира, когда я
думал о нем, явился мне в виде дифференциации некоторых простейших принципов или
количеств. Эта дифференциация протекала перед моими глазами в определенных формах:
иногда, например, она принимала форму очень сложной схемы, развивающейся из довольно
простого основного мотива, который многократно повторялся и входил в каждое сочетание
во всей схеме. Таким образом, схема в целом состояла из сочетаний и повторений основного
мотива, и ее можно было, так сказать, разложить в любой точке на составные элементы.
Иногда это была музыка, которая также начиналась с нескольких очень простых звуков и,
постепенно усложняясь, переходила в гармонические сочетания, выражавшиеся в видимых
формах, которые напоминали только что описанную мной схему или полностью
растворялись в ней. Музыка и схема составляли одно целое, так что одна часть как бы
выражала другую.
Во время всех этих необычных переживаний я предчувствовал, что память о них
совершенно исчезнет, едва я вернусь в обычное состояние.
Я сообразил, что для запоминания того, что я видел и ощущал, необходимо все это
перевести в слова. Но для многого вообще не находилось слов, тогда как другое
проносилось передо мною так быстро, что я просто не успевал соединить то, что я видел, с
какиминибудь словами. Даже в тот момент, когда я испытывал эти переживания и был
погружен в них, я догадывался, что все, запоминаемое мною, лишь незначительная часть
того, что проходит через мое сознание. Я то и дело повторял себе: "Я должен хотя бы
запомнить, что вот это есть, а вот это было, что это и есть единственная реальность, тогда
как все остальное по сравнению с ней совершенно нереально".
Я проводил свои опыты в самых разных условиях и в разной обстановке. Постепенно
я убедился, что лучше всего в это время оставаться одному. Проверка опыта, т. е.
наблюдение за ним другого лица или же запись переживаний в момент их протекания,
оказалась совершенно не возможной. Во всяком случае, я ни разу не добился таким путем
каких либо результатов.
Когда я устраивал так, чтобы ктонибудь во время моих опытов оставался возле меня, я
обнаруживал, что вести какиелибо разговоры с ним невозможно. Я начинал говорить, но
между первым и вторым словами фразы у меня возникало такое множество идей,
проходивших перед моим умственным взором, что эти два слова оказывались разделены
огромным промежутком, и не было никакой возможности найти между ними какуюлибо
связь. А третье слово я забывал еще до того, как его произносил; я пытался вспомнить его и
обнаруживал миллионы но вых идей, совершенно забывая при этом, с чего начинал. Помню,
на пример, начало одной фразы: "Я сказал вчера..."
Едва я произнес слово "я", как в моей голове пронеслось множество мыслей о
значении этого слова в философском, психологическом и прочих смыслах. Все это было
настолько важным, новым и глубоким, что, произнеся слово "сказал", я не мог сообразить,
для чего его выговорил; с трудом оторвавшись от первого круга мыслей, я перешел к идее
слова "сказал" и тут же открыл в нем бесконечное содержание. Идея речи, возможность