o_18vprppbap9n1acs192j1fot1qhea.pdf

баксы, услышав этот мотив Коркута, не в состоянии оставаться спокойными. Нужно
полагать, что заунывный мотив Коркута сильно действует на их нервную организацию".
"Услышав этот мотив или ему подобный, приходит в крайне нервное состояние и поет свои
заклинания". Секрет воздействия музыки на баксы видели в особенном характере звуков
кобыза, "таинственный гнусавый тембр коего способен вызывать соответственное
гипнотизирующее настроение" баксы, играя отрывки из "Коркут-кюя", придавали мелодии
"мистический", "потусторонний" характер, "играя исключительно в нижнем регистре, где
под смычком рождался низкий, жужжащий, "таинственный" звук, под стать их заговорам и
заклинаниям".
Однако, судя по некоторым записям песен баксы, казахские шаманы играли во время
обряда не только мелодию Коркута. Кроме того, баксы аккомпанировали себе на домбре,
которая не могла дать то же звучание, что кобыз. Следовательно, дело здесь не в характере
звуков и мелодий. Туркменские и киргизские шаманы приходили в экстаз под звуки
щипковых струнных инструментов. Шаманы юго-западных туркмен не знали мелодий
Коркута, а предпочитали мелодии песен на слова узбекского Поэта Алишера Навои. В
Хорезмском оазисе записаны две шаманские песни, называемые "порхан нама". "Эти две
пьесы являются лечебными песнями, употреблявшимися во время Надир-шаха пор-ханом...
для лечения сумасшествия путем заговора. Обе эти песни исполняются со словами из
[стихов] Юсуп-Бега (узбекского поэта из Куня-Ургенча)". Первая песня "служила для
приведения порхана в экстаз, после которого он впадал в забытье", второй песней "будили
впавшего в транс порхана". В. Успенский встретился с туркменским (чов-дурским) шаманом
Оразназаром. Присутствовавший при их беседе музыкант стал играть. "Ораз [назар]
заплакал, начал нервничать, все время посматривая на дверь и с кем-то скороговоркой все
время здоровался: "валейкум эс селям!" Затем несколько раз сказал Мухаммеду-Мурату
[музыканту]: "Оставь меня, не играй... действует сильно"". В. Успенский не говорит, какие
мелодии растревожили шамана (скорее всего, звучали упомянутые "порхан нама"), но в
любом случае это был не "Коркут-кюй". У уйгурских шаманов наиболее распространен
следующий способ начинать лечебный сеанс: "Бакши берет в руки бубен, садится [лицом]
по направлению к кыбле, читает стих из книги Неваи [Навои], затем произносит: "Алла
тангримдинг...", затем бакши плачет и усиленно просит великих духов о помощи". Таким
образом, шаманы могли прийти в экстаз под звуки разных музыкальных инструментов и
разных мелодий.
Более того, музыка не была непреложным условием шаманского экстаза. По рассказу
А. П-ва, баксы "дошел до настоящего экстаза" без игры на кобызе. Если автор не ошибся,
баксы взялся за кобыз только под конец обряда. Не упоминает о кобызе и П. Вавилов. Баксы,
пишет он, "сидел на кошме, выкрикивал и звал к себе разных давно умерших людей
[видимо, мусульманских святых]... Затем у баксы глаза сделались белые, так что зрачков
стало вовсе не видно, и, упав на землю, он начал говорить непонятные никому слова", а
потом укусил старика и стал "бегать по кибитке вокруг больной женщины и несколько раз
ее таскал и кусал" и т. д. А. Янушкевич попросил шамана предсказать, "когда мы будем в
Омске и не пойдем ли против Кенесары". Баксы "начал тихонько молиться... Потом встал,
зажмурив глаза и прохаживаясь, гневался, несколько раз призывал сатану, повторив:
"Праведное дело нравится богу". Наконец, сатана вошел в него, тогда он стал издавать
страшные крики и метаться по юрте, как зверь. Бросался между вещами, бил головой о
кереги [решетка юрты], откидывал ее назад и вперед, стуча зубами, крутился влево и вправо
так быстро и сильно, что весь покрылся пеной. Наконец, постепенно замедляя движения,
совершенно успокоился и сообщил свое предсказание".
Даже если кто-либо из этих авторов просто забыл упомянуть о кобызе, наш вывод
остается в силе. Мы располагаем сегодня многочисленными известиями о среднеазиатских
шаманах и шаманках, камлавших без музыкального сопровождения. С внедрением
мусульманских идеалов в шаманский культ музыкальные инструменты заменялись иными
атрибутами - четками, книгой. Этот процесс в начале XX века оказывал заметное влияние на
формы шаманства. У большей части киргизских шаманов не было музыкальных