o_18vprppbap9n1acs192j1fot1qhea.pdf

представитель бурханизма, а точнее сказать, так и пленник его, привязанный к событиям
1904 года чистым сцеплением обстоятельств. Он, конечно, и на молении был, и в брожении
участвовал, но как бессознательная его частица. Этот рослый старик с традиционной
алтайской бородкой клинышком говорит о событиях своей далекой юности в выражениях
безличных. "Была большая толпа", "нас погнали к горе", "шаманов пороли" (и сам, может,
порол, если б приказали?), "тех, кто отказывался молиться, сажали в тюрьму". Что-то
жалкое, неуверенное проглядывает у этого одинокого человека- он с натугой переваривает
вопросы, медленно думает и как-то не может собраться, дотянуться до мысли. Он всем
обликом сросся со своей неуютной юртой, и отдаленно не напоминающей царственное
пристанище Калкина, - жерди, собранные пучком, на манер высокого шалаша, сращены
между собой корой лиственницы, т. е. стенами и крышей, вверху открывающей большую
рваную дыру. Грустная старость... И то, что Кара Таянович в свой рассказ о прошлом никак
не может внести оценки, вряд ли надо объяснять его особой дипломатией. Безразличное
отношение к тем былым событиям подтверждают две детали его быта. Во-первых, он курит
трубку - вразрез с заветами бурханизма, а во-вторых... разместившись на мягком и довольно
высоком ложе, сидит кошка - беспощадно черная кошка сверлит пришельца недобрым,
диковатым взглядом. Как видно, Кара Таянович - человек без ложных предрассудков. Для
него это друг, с которым он спит на одной постели, которому заботливо готовит болтушку в
особой мисочке. Нет, хранителем старой религиозной традиции Тайна никак не назовешь.
И ведь не ко всему он безразличен. Оказывается, был он когда-то топшуристом - и при
воспоминании о славном инструменте разглаживаются густо-коричневые вечного загара
складки на лице старика. Был лихим наездником, метким стрелком, было и еще что-то в
жизни небезопасное и сложное, выстраданное и счастливое, только к бурханизму все это
касательства не имело... Но расспрашивать Теина дальше уже как-то неловко, не лучше ли
поговорить о проблемах его быта с директором кырлыкс-кого совхоза?..
Так вот: это самое село Кырлык, в прошлом стянувшее к себе столь необычно большое
количество религиозного чуда, нынешним своим обликом ничем об этом не напоминает. Как
раз напротив - любитель экзотических алтайских редкостей мигом разочаруется. Юрты с их
острыми жердяными шпилями можно по пальцам пересчитать; за эти летне-дачные
помещения держатся, по словам руководителей совхоза, одни лишь старики (та же старость
будто приковала и Тайна к его жилищу); все основное жилое пространство деревни отдано
по линейке расчерченным порядкам стандартных одноэтажных домиков; эти проспекты
разрастаются на глазах: я видел, как прибывший сюда областной архитектор въедливо
добивался безупречной симметрии палисадников. Кырлыку назначено в ближайшие годы
стать селом образцового быта. Кырлык - совхоз коневодческий, с перспективой на резкое
увеличение табунного поголовья, но сейчас пока овечьи отары господствуют безраздельно.
Начало июня - пора стрижки овец; в Кырлыке развернулась эта горячая кампания,
забирающая все силы и все рабочие руки, и первые жертвы только-только вышли из-под
машинки, возмущенным блеянием протестуя против своего неприлично голого вида. Легко
понять, как далеки оказались проблемы бурханизма от интересов директора совхоза
Николая Шиндеевича Тижина, голова которого занята словами "план", "отчетность",
"сроки", "количество" и "качество продукции". Единственно молодостью Николая
Шиндеевича (а в Кырлыке все руководящие кадры молоды) да наклонностью к юмору
можно объяснить его благородное внимание к упомянутым проблемам. Умное и как-то поюношески
свежее лицо его изобразило с некоторым, правда, усилием дружелюбную
готовность переключиться на историю. Почему бы и нет? Он человек любознательный - и
о марсианских каналах можно потолковать, если что-то новенькое скажут. И уж
переключившись, Тижин внимательно слушал короткую лекцию учителя истории Аябаса
Николаевича Кундучина (тоже молодого, круглолицего, в соломенной шляпе), слушал о
событиях далекого 1904 года, и веселые щелочки его глаз победоносно поблескивали:
случилось же эдакое у нас, в Кырлыке...
При всем усердии и желании я не сумел обнаружить в современном Кырлыке никаких
следов живого бурханизма, той традиции, которая жила бы в людях, как-то руководила бы
их действиями или на худой конец словами. Аябас Николаевич согласен: нравы