o_18vprppbap9n1acs192j1fot1qhea.pdf

нынешнего изгнания, две трети срока которого были уже позади. Тот же, уже расставаясь,
спросил его, далеко ли продвинется вторгшийся на остров враждебный народ и как долго
он тут будет оставаться. На это волк ему ответил: "За грехи нашего народа, за его пороки
Бог обрушил на него свой гнев, предав его в руки врагов. Поэтому, пока чужестранцы,
выполняя божью волю, будут дальше продвигаться своим путем, они останутся
неудержимыми и непобедимыми, но если - ведь по наклонной дороге запретных
развлечений и удовольствий так соблазнительно и легко идти, а человеческая натура
подвержена влиянию дурных примеров - этот народ, живя среди нас, переймет наши
порочные привычки, он, вне всякого сомнения, вызовет божий гнев и на себя".
Схожее высказывание есть у Левита: "...все эти мерзости делали люди сей земли, что
перед вами, и осквернилась земля; чтоб и вас не свергнула с себя земля, когда вы станете
осквернять ее, как она свергну-ла народы, бывшие прежде вас" (Левит, 18:27-28). И это
впоследствии случилось сначала с халдеями, а потом с римлянами. Нечто подобное этому
есть и у Екклесиаста: "Гибель постигает то один народ, то другой по причине их
неверности, зловредных деяний, их надменности и самодовольства и лживости".
Случилось так, что спустя два года я проезжал через Мит как раз в то время, когда
здешний епископ созывал сбор духовенства, пригласив и соседних епископов и аббатов для
содействия в разборе этого дела, которое стало ему известно в связи с признанием
священника. Узнав, что я нахожусь в этих местах, епископ отправил мне с двумя служками
послание, в котором просил меня, если это возможно, присутствовать при разрешении столь
важного вопроса; в случае же, если я не смогу прибыть, прислать, по крайней мере, мое
изложенное письменно мнение. Служки описали все обстоятельства, уже известные мне от
других людей, и, ввиду того, что я был понуждаем неотложным делом и не мог прибыть на
сбор, я решил компенсировать свое отсутствие, отправив письмо с советом. Епископ и сбор,
согласившись со мной, велели священнику отправиться к папе, взяв с собой письма от них,
и рассказать, что произошло, предъявив свое письменное признание, к которому все
епископы и аббаты, присутствовавшие на сборе, приложили свои печати.
Это невозможно опровергнуть, но в это должно твердо верить, что Бог предназначил
человека для спасения мира, и в данном случае Бог же, чтобы показать свою силу и
отправить справедливую кару, превратил его в волка. Но считать ли такое животное зверем
или человеком? Разумное животное представляется стоящим по своему уровню гораздо
выше зверя, но кто решится отнести четвероногое, к тому же такое, от-г нюдь не
вызывающее симпатию животное к людскому роду? А если кто-нибудь убьет это животное,
можно ли будет назвать его убийцей? На это можно ответить, что божественные чудеса
совершаются не для того, чтобы люди их обсуждали, но чтобы они им поражались. Как бы
то ни было, Августин в 8-й главе 16-й книги своего труда "О граде божьем", говоря о
живших на востоке людях-монстрах, одни из которых имели собачьи головы, другие были
совсем без голов с глазами, расположенными на груди, третьи имели еще какие-то
странности, поднимает вопрос о том, были ли они вообще людьми, происходящими от
прародителей человечества, и резюмирует: "Нам следует смотреть на них так же, как на
встречающихся среди людей уродов, о которых мы часто слышим; и здравый смысл говорит,
что, каково бы ни было определение человека, смертное животное, какой бы вид оно ни
имело, если оно разумное, должно быть признано человеком". В 18-й главе 18-й книги того
же труда он упоминает об аркадийцах, которые, по жребию, переплывали озеро,
превращались в волков и жили с ними в глухом лесу. Если они не притрагивались к
человечине, то через девять лет переплывали озеро обратно и вновь обретали человеческий
облик. Рассказывая далее о превращениях разных людей в волков, Августин сообщает: "Я
сам в то время, когда находился в Италии, слышал, что там в одной области живут
женщины, содержащие конюшни, которые, будучи обученными колдовству, подмешивают
что-то в сыр останавливающимся у них путешественникам, отчего те превращаются во
вьючных животных, и после того, как они перетаскают все, что на них нагрузят, они снова
становятся людьми. Разум же их на все время превращения остается человеческим". В своей
книге "Золотой осел" Апулей рассказывает, что случилось с ним самим, когда он, приняв
какое-то снадобье, обратился в осла, сохранив при этом свой рассудок.