o_18vprppbap9n1acs192j1fot1qhea.pdf

функции, которая соответствовала речи или мысли в том состоянии сознания, которого я
достиг. Знаки или иероглифы двигались и менялись передо мной с головокружительной
быстротой и выражали переходы, изменения, сочетания и соответствия идей. Только такой
способ "речи" оказывался достаточно быстрым для той скорости, какой достигла мысль.
Никакие другие формы нужной скоростью не обладали. И вот эти движущиеся знаки вещей
указывали на начало нового мышления, нового состояния сознания. Словесное мышление
становилось совершенно невозможным. Я уже говорил, что промежуток между двумя
словами одной фразы занимал слишком много времени. Словесное мышление не могло в
этом состоянии угнаться за мыслями.
Любопытно, что в мистической литературе имеется немало указаний на эти
"обозначения вещей". Я даю им то же название, что и Якоб Беме, не сомневаясь при этом,
что Беме говорил точно о тех же знаках, которые видел я. Для себя я называл их
"символами", но по внешней форме правильнее было бы назвать их движущимися
иероглифами. Я попробовал зарисовать некоторые из них, и хотя иногда это удавалось, на
следующий день было очень трудно связать полученные фигуры с
какими-нибудь идеями. Но один раз получилось нечто очень интересное.
Я нарисовал линию с несколькими штрихами на ней.
Число штрихов здесь несущественно; важно то, что они расположены друг от друга на
неравном расстоянии. Я получил эту фигуру следующим образом.
В связи с некоторыми фактами из жизни моих знакомых я задал себе довольно
сложный вопрос: каким образом судьба одного человека может повлиять на судьбу другого?
Сейчас я не в состоянии с точностью воспроизвести вопрос, но помню, что он был связан с
идеей причинно-следственных законов, свободного выбора и случайности. Все еще
продолжая в обычном состоянии думать об этом, я представил себе жизнь одного моего
знакомого и тот случай в его жизни, благодаря которому он встретился с другими людьми,
оказав самое решительное влияние на их жизнь, тогда как и они, в свою очередь, вызвали
важные перемены в его жизни. Размышляя таким образом, я внезапно увидел все эти
пересекающиеся жизни в виде простых знаков, а именно: в виде линий со штрихами.
Количество штрихов уменьшалось или возрастало; они приближались друг к другу или
удалялись; в их внешнем виде, приближении или отдаленности, а также в сочетании разных
линий с различными штрихами выражались идеи и законы, управляющие жизнью людей.
Позднее я еще вернусь к смыслу этого символа. В настоящее время я только объясняю
метод получения новых идей в необычном состоянии сознания.
Особую часть моих переживаний составляло то, что можно назвать отношением к
самому себе, точнее, к своему телу. Все оно стало живым, мыслящим, сознательным. Я мог
разговаривать с любой частью тела, как если бы она была живым существом; я мог узнавать
от нее, что ее привлекает, что ей нравится, а что не нравится, чего она боится, чем живет,
чем интересуется, в чем нуждается. Такие беседы с сознаниями физического тела открыли
передо мною совершенно неизведанный мир.
В своей книге "Tertium Organum" я попытался описать некоторые результаты своих
опытов, говоря о сознаниях, которые не параллельны нашему.
Эти сознания (ныне я называю их сознаниями физического тела) имели очень мало
общего с нашим сознанием, которое объективирует внешний мир и отличается от "не-я".
Сознания физического тела были полностью погружены в себя. Они знали только себя,
только "я"; "не-я" для них не существовало. Они могли думать только о себе, говорить
только о себе, зато они знали о себе все, что можно было знать. Тогда я понял, что их
природа и форма их существования состояла в том, чтобы
постоянно говорить о себе: о том, что они такое, что им нужно, чего они хотят, что им
приятно и что неприятно, какие опасности им угрожают, что могло бы предупредить или
устранить эти опасности.
В обычном состоянии мы не слышим эти голоса по отдельности.
Только их общий шум, как бы их совместный тон чувствуется нами в форме нашего
физического состояния или настроения.