ÑкаÑаÑÑ
ÑкаÑаÑÑ ÑкаÑаÑÑ
- Page 2: Москва 2011
- Page 6: Ïèñàðåâñêèé Ãðèãîð
- Page 10: Содержание От сост
- Page 14: семинарию. В 1888 г. Г
- Page 18: диссертации. В том
- Page 22: «Внутренний распор
- Page 26: ÈÇ ÈÑÒÎÐÈÈ ÑÍÎØÅÍÈ
- Page 30: Теперь же, с появле
- Page 34: В интересах импера
- Page 38: Тем обиднее было ра
- Page 42: победу над русским
- Page 46: «царь», встречаетс
- Page 50: с польским королем,
Москва<br />
2011
Писаревский Григорий Григорьевич
Ïèñàðåâñêèé Ãðèãîðèé Ãðèãîðüåâè÷<br />
Èçáðàííûå ïðîèçâåäåíèÿ ïî èñòîðèè<br />
èíîñòðàííîé êîëîíèçàöèè â Ðîññèè
УДК 94(=112.2)(47).084.8(082)<br />
ББК 63.3(2)622я43<br />
П34<br />
П34<br />
Писаревский Г.Г. Избранные произведения по истории иностранной<br />
колонизации в России / Подготовка текста, составление, редактирование,<br />
комментарии И.В. Черказьяновой. – М.: МСНК, 2011. – 224 с., порт.<br />
ISBN 978-5-98355-084-1<br />
В сборник вошли ранние работы российского историка Григория Григорьевича Писаревского,<br />
посвященные истории взаимоотношений России и Германии и проблемам иностранной<br />
колонизации XVIII в. Публикуемые статьи позже вошли в основные работы Писаревского<br />
«Из истории иностранной колонизации в России», «Внутренний распорядок в колониях Поволжья<br />
при Екатерине II», «Хозяйство и формы землевладения в колониях Поволжья в XVIII и<br />
первой четверти XIX века», «Переселение прусских меннонитов в Россию». Издание рассчитано<br />
на историков и широкий круг читателей, интересующихся прошлым российских немцев<br />
УДК 94(=112.2)(47).084.8(082)<br />
ББК 63.3(2)622я43<br />
Издание осуществленно при финансовой поддержке<br />
Министерства регионального развития Российской Федерации.<br />
Под редакцией Черказьяновой Ирины Васильевны<br />
Корректор Лищинская Марина<br />
Макет Франк Анастасии<br />
Верстка: Иксти Эдгар, Мартынов Виктор<br />
Обложка Смирновой Антонины<br />
ISBN 978-5-98355-084-1<br />
© И.В. Черказьянова, сост., ред.,<br />
комментарии, 2011<br />
© АОО «Международный союз<br />
немецкой культуры», 2011<br />
© Министерство регионального<br />
развития Российской Федерации, 2011<br />
© ЗАО «МСНК-пресс», 2011
Содержание<br />
От составителя . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6<br />
Из истории сношений России с Германией<br />
в начале XVI века . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России<br />
в XVIII в. (по неизданным архивным документам) . . . . . . . . . . . . 35<br />
Вопрос о колонизации в царствование<br />
Елизаветы Петровны . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 36<br />
Вызов иностранных колонистов в Россию<br />
в царствование императрицы Екатерины II . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61<br />
Переселение шведов с острова Даго<br />
в Новороссийский край (по документам<br />
Государственного архива) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 84<br />
Вызов колонистов Южной Европы и бунт корсиканцев . . . . . . 90<br />
Вызов в Россию колонистов из Данцига . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 124<br />
Вызов меннонитов в Россию . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 155<br />
5<br />
Содержание<br />
К истории иезуитов в России (вероисповедный вопрос<br />
в немецких колониях Поволжья сто лет тому назад) . . . . . . . . 207<br />
Иностранные колонисты греко-российского<br />
исповедания в Поволжье . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 219
От составителя<br />
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
6<br />
Григорий Григорьевич Писаревский вошел в отечественную<br />
историографию как автор книги «Из истории иностранной колонизации<br />
в России XVIII в.», увидевшей свет в 1909 г. и сохраняющей<br />
свою актуальность до настоящего времени. Книга стала классической<br />
работой по истории переселения иностранных колонистов в<br />
Россию в XVIII в., без ссылки на которую не обходится ни один современный<br />
исследователь, занимающийся проблемами российских<br />
немцев. До последнего времени не было не то, что научной биографии<br />
этого человека, не было даже точных сведений о его жизни,<br />
ошибочна была дата его смерти (1914). 1 Считалось, что автором<br />
книги был профессор Варшавского университета. Действительно,<br />
Писаревский был профессором в Варшаве, но им он стал уже после<br />
издания книги, основной же свой труд он создал, будучи скромным<br />
преподавателем московских гимназий. 2<br />
Григорий Писаревский родился 7 октября 1868 г. в Пошехонье<br />
в семье Григория Ивановича Писаревского, священнослужителя,<br />
смотрителя Пошехонского духовного училища. Мать Ольга Михайловна<br />
Богородская, уроженка Владимирской губернии, тоже происходила<br />
из духовного звания. Григорий был младшим ребенком<br />
и после окончания духовного училища в родном городе ему, как<br />
сыну священника, была прямая дорога в Ярославскую духовную<br />
1<br />
Справочник «Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР»<br />
(1962) и его электронный аналог в Интернете сообщают, что Писаревский<br />
скончался в 1914 г., но о самом исследователе не приводится каких-либо<br />
биографических сведений.<br />
2<br />
В настоящее время ведется работа над развернутой научной биографией<br />
Г.Г. Писаревского. Предварительные материалы были опубликованы нами, см.:<br />
Писаревский Григорий Григорьевич: известные работы неизвестного историка<br />
// Российские немцы: Науч.-информ. бюл. – М., 2007. – № 2. – С. 16–18; Работы<br />
Г.Г. Писаревского о колонизации в контексте отечественной историографии<br />
конца XIX – начала XX века // Вопросы германской истории: Немцы Украины и<br />
России в конфликтах и компромиссах XIX–ХХ вв.: Материалы междунар. науч.<br />
конф. Днепропетровск, 24–27 сент. 2007 г. / Отв. ред. С.И. Бобылева. – Днепропетровск:<br />
Пороги, 2007. – С. 266–287. Некоторые ранее опубликованные<br />
факты уже уточнены и появятся в печати в исправленном виде.
семинарию. В 1888 г. Григорий поступил и в 1892 г. окончил со степенью<br />
кандидата историко-филологический факультет Варшавского<br />
университета. Весной 1896 г. здесь же выдержал устный экзамен на<br />
степень магистра русской истории.<br />
1 июля 1892 г. выпускник университета был принят на государственную<br />
службу в Строгановское центральное училище технического<br />
рисования Министерства финансов, основанное в 1825 г.<br />
для подготовки художников для промышленности, и поэтому<br />
перебирается из Варшавы в Москву. С 1899 г. преподает историю<br />
и географию в московских учебных заведениях, сначала во 2-й<br />
женской гимназии и Александровском коммерческом училище, а<br />
в 1903–1909 гг. работает попеременно во 2-й и 1-й женских гимназиях.<br />
В это время он кропотливо вел исследования в архивах и<br />
библиотеках Москвы и Петербурга для подготовки будущей книги<br />
«Из истории иностранной колонизации», активно публиковал серию<br />
очерков, позже вошедших в книгу в качестве самостоятельных<br />
разделов.<br />
Учителем, наставником и другом Григория Писаревского на многие<br />
годы стал историк и филолог Дмитрий Владимирович Цветаев<br />
(1852–1920), профессор Варшавского университета, директор Московского<br />
коммерческого училища (1909), управляющий Архивом<br />
Министерства юстиции (c 1911), один из организаторов и почетный<br />
член Московского археологического института, младший брат Федора<br />
и Ивана Владимировича Цветаевых. Научные интересы Цветаева<br />
по русской истории концентрировались главным образом на<br />
«немецком» вопросе в России. Он исследовал жизнь и деятельность<br />
представителей протестантского и католического вероисповеданий,<br />
отношения русских к этим людям, к западноевропейской культуре<br />
и образованности. Под влиянием Цветаева сформировались<br />
научные взгляды Писаревского. Их научные и дружеские отношения<br />
сохранились и в последующие годы, когда оба оставили Варшаву и<br />
жили в Москве.<br />
Дальнейшее становление Писаревского как историка шло под<br />
мощным влиянием московской исторической школы, лидером которой<br />
был В.О. Ключевский. Среди историков, с которыми он сблизился<br />
в московский период жизни, были С.А. Белокуров, В.П. Вульфиус,<br />
М.П. Довнар-Запольский, А.А. Кизеветтер, П.А. Шафранов. Давние<br />
товарищеские отношения связывали Писаревского с профессором<br />
Московского университета М.К. Любавским.<br />
7<br />
От составителя
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
8<br />
В начале 1909 г. монография по истории иностранной колонизации<br />
была готова и подана в Казанский университет на соискание<br />
ученой степени магистра русской истории. Защита прошла 5 апреля<br />
на открытом заседании историко-филологического факультета.<br />
Отзыв на диссертацию составил заслуженный ординарный профессор<br />
Казанского университета, крупный специалист по истории<br />
колонизации Д.А. Корсаков. Факультет признал защиту диссертации<br />
«удовлетворительной» и присудил Писаревскому степень магистра.<br />
На заседании 4 мая 1909 г. совет университета утвердил решение<br />
факультета.<br />
В 1909 г., накануне защиты диссертации, Писаревский стал лауреатом<br />
17-го конкурса на соискание премии им. Г.Ф. Карпова, который<br />
регулярно проводило Общество истории и древностей Российских<br />
при Московском университете. По условиям конкурса награждались<br />
работы по русской истории, основанные на первоисточниках, поэтому<br />
книга Писаревского вполне соответствовала этому требованию.<br />
25 сентября 1910 г. книга удостоилась почетного отзыва императорской<br />
Академии наук при присуждении Уваровской премии («Награды<br />
графа Уварова») по отечественной истории. Рецензировал работу<br />
А.А. Кизеветтер, специалист по русской истории XVIII в.<br />
2 августа 1910 г. Писаревский стал экстраординарным профессором<br />
в Варшаве, и вновь вернулся в Польшу, а начиная с 21 июля<br />
1914 г. исполнял обязанности ординарного профессора русской<br />
истории, одновременно читал лекции на Высших женских курсах.<br />
Во время работы в Варшаве Писаревский продолжал активно сотрудничать<br />
с Московским археологическим институтом, участвовал<br />
в подготовке и работе археологических съездов.<br />
Первая мировая война резко изменила привычный ход событий.<br />
Из-за приближения фронта Варшавский университет эвакуировался<br />
в июне 1915 г., сначала в Москву, а вскоре – в Ростов-на-Дону. В<br />
первой половине 1920-х годов Писаревский работал профессором<br />
Смоленского университета, а в 1926 г. снова меняет место работы –<br />
он приглашен читать лекции в Баку. С 1 марта 1926 г. Писаревский<br />
занимает место профессора кафедры истории народов СССР Азербайджанского<br />
университета. Кроме преподавания в университете<br />
Писаревский работал в Институте истории Азербайджанского филиала<br />
Академии наук СССР.<br />
В 1944 г. Высшая аттестационная комиссия присудила ему<br />
ученую степень доктора исторических наук без представления
диссертации. В том же году правительство Азербайджанской ССР, в<br />
связи с 75-летием со дня рождения и 50-летием научной деятельности,<br />
присваивает ему звание заслуженного деятеля науки Азербайджанской<br />
ССР.<br />
Григорий Григорьевич Писаревский скончался в 1952 г. в Баку.<br />
* * *<br />
Г.Г. Писаревский был первым профессиональным историком, обратившимся<br />
к проблемам немецкой колонизации России. Его перу<br />
принадлежит серия статей и монографий о российских немцахколонистах,<br />
изданных в 1901–1917 гг.<br />
Самая первая публикация «К истории сношений России с Германией<br />
в начале XVI в.» (1895) раскрывает эпизод о посольстве императора<br />
Максимилиана I к царю Василию Ивановичу в 1514 году. Она<br />
была подготовлена в марте 1894 г. и напечатана в 1895 г., сначала<br />
в виде статьи, а вскоре как отдельное издание. Это была предтеча<br />
последующего увлечения исследователя историей XVIII века. К<br />
столь раннему периоду истории Писаревский больше не обращался,<br />
хронологические рамки всех последующих работ не выходили за<br />
границы XVIII – первой трети XIX в.<br />
В январе 1898 г. в журнале «Русский вестник» появился первый<br />
очерк о колонистах «Вопрос о колонизации в царствование Елисаветы<br />
Петровны», ставший одной из глав будущей диссертации и книги<br />
«Из истории иностранной колонизации». Затем печатались новые<br />
подготовительные материалы: «Вызов иностранных колонистов в<br />
Россию в царствование императрицы Екатерины II» (1898), «Переселение<br />
шведов с острова Даго в Новороссийский край» (1899), «Вызов<br />
колонистов из Южной Европы и бунт корсиканцев» (1901), «Вызов в<br />
Россию колонистов из Данцига» (1902) и другие. Анализ этих очерков<br />
свидетельствует о целенаправленной работе автора над диссертацией,<br />
каждый из очерков практически без изменений стал одной из<br />
глав диссертационной работы, а в книге они размещены в той же<br />
последовательности, в какой издавались.<br />
Увлечение Писаревского проблемами колонизации российских<br />
окраин, в центре которой стоит поселение выходцев из Германии<br />
в Россию, сформировалось, как уже отмечалось, под влиянием его<br />
научного руководителя Д.В. Цветаева, с одной стороны, и любовью<br />
к истории России XVIII века, екатерининскому периоду, с другой.<br />
Если в первой книге история российских немцев не была главной<br />
9<br />
От составителя
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
10<br />
– автор обращается к проблеме иммиграции иностранцев в Россию<br />
в XVIII веке в целом, и рассматривает ее как часть европейских миграционных<br />
процессов, то в следующих работах на первый план выступает<br />
история немцев Поволжья и меннонитов.<br />
Работы Писаревского по истории иностранной колонизации четко<br />
вписываются в историографический контекст своего времени.<br />
Последняя четверть XIX – начало ХХ века являют такой научный<br />
феномен в отечественной историографии как взрыв в исследовании<br />
проблем колонизации российских территорий. Буржуазные реформы<br />
в стране, активизация переселенческого движения – все это<br />
заставляло обратиться к истории колонизации, необходимо было<br />
осмыслить мировой и отечественный опыт в освоении пространств.<br />
В это время в России публикуются одна за другой работы, посвященные<br />
колонизационным проблемам. Это работы Г.И. Перетятковича,<br />
П.А. Шафранова, А.А. Жилинского, С.М. Середонина и многих других.<br />
Важный вклад в исследование колонизации Украины внес профессор<br />
Харьковского университета Д.И. Багалей.<br />
История выхода в свет главной книги Писаревского «Из истории<br />
иностранной колонизации» тесно связана с Археологическим институтом<br />
в Москве, который открылся в 1907 г. Целью этого учебного<br />
заведения была подготовка специалистов для музеев, архивов и<br />
библиотек. 10 сентября 1908 г. совет института принял постановление<br />
о публикации работы. Месяц спустя, 7 октября Писаревский<br />
пишет введение к уже готовой рукописи, а в начале 1909 г. книга<br />
была издана как пятый том «Записок Московского археологического<br />
института».<br />
После исследования А.А. Клауса «Наши колонии» 3 почти сорок лет<br />
в России не появлялось достойных работ о немцах-колонистах. Разумеется,<br />
писали, и писали разные люди, но профессионально, с привлечением<br />
архивных материалов, в России проблемами немецкой<br />
колонизации не занимались. В лучшем случае авторы использовали<br />
«Полное собрание законов Российской империи» и пересказывали<br />
его. Другие делились впечатлениями от посещения колоний или давали<br />
статистические сведения, приводили описание колоний.<br />
В годы Первой мировой войны Писаревский опубликовал несколько<br />
новых работ о российских немцах, в том числе книги<br />
3<br />
Клаус А. Наши колонии: Опыт и материалы по истории и статистике иностранной<br />
колонизации. – СПб., 1869.
«Внутренний распорядок в колониях Поволжья при Екатерине II»,<br />
«Хозяйство и формы землевладения в колониях Поволжья в XVIII и<br />
первой четверти XIX века», «Переселение прусских меннонитов в<br />
Россию».<br />
В советский период историк уже не обращался к теме немцевколонистов.<br />
В 1920–30-е годы им опубликованы статьи по истории<br />
Польши и Германии, во время Великой Отечественной войны – несколько<br />
научно-популярных работ на военно-патриотические темы,<br />
в том числе о М.И. Кутузове. Последние известные нам работы были<br />
посвящены вопросам крестьянского движения в Азербайджане в<br />
начале ХХ в.<br />
* * *<br />
Работы Г.Г. Писаревского никогда прежде не переиздавались, хотя<br />
в интернете можно найти электронную версию книги «Из истории<br />
иностранной колонизации». Поэтому настоящее издание следует<br />
расценивать как первый опыт републикации ранних работ Писаревского.<br />
Впервые представлен и портрет Г.Г. Писаревского, выявленный<br />
в отделе рукописей Российской государственной библиотеки в<br />
личном фонде Писаревского. Ведь до настоящего времени внешний<br />
вид автора не был известен.<br />
В настоящем сборнике помещены ранние работы Г.Г. Писаревского<br />
за 1895–1916 годы, которые предопределили его дальнейшие<br />
научные интересы или со временем вошли в его книги. Публикуемый<br />
цикл очерков Писаревского начинается самой первой его статьей<br />
«Из истории сношений России с Германией в начале XVI века», подготовленной<br />
им во время работы в Строгановском училище. С 1898 г.<br />
на страницах отечественных журналов «Русский вестник» и «Русская<br />
мысль» начинают выходить один за другим очерки по истории иностранной<br />
колонизации, которые составляют основную часть настоящего<br />
издания.<br />
При работе с исходными текстами наши вмешательства в авторский<br />
текст были минимальными: старая орфография изменена на<br />
современную, но в цитатах более ранних документов сохранено<br />
старое написание, исправлены явные опечатки, дополнены знаки<br />
препинания. При цитировании архивных документов Писаревский<br />
иногда вставлял в круглых скобках свои добавления, в этих<br />
случаях мы сохраняли тексты в скобках, но ставили свою пометку<br />
«– авт.». Существенная работа была проделана нами по уточнению<br />
11<br />
От составителя
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
12<br />
подстрочных ссылок. Там, где это было возможно, они раскрыты,<br />
уточнены и оформлены в соответствии с современными требованиями<br />
для справочного аппарата. Авторские сноски имеют сквозную<br />
нумерацию, примечания составителя отмечены звездочкой<br />
или даны в конце статьи в виде комментария. Сохранены авторские<br />
заголовки статей и все выделения курсивом. Переводы с иностранных<br />
языков сделаны преподавателями Санкт-Петербургского<br />
государственного университета: с немецкого и латинского языков<br />
– кандидатом филологических наук, доцентом Михаилом Витальевичем<br />
Корышевым, с французского – доктором филологических наук,<br />
профессором Екатериной Павловной Ивановой. Выражаем им глубокую<br />
признательность за оказанную помощь.<br />
Санкт-Петербург,<br />
сентябрь 2011 г.
ÈÇ ÈÑÒÎÐÈÈ ÑÍÎØÅÍÈÉ<br />
ÐÎÑÑÈÈ Ñ ÃÅÐÌÀÍÈÅÉ<br />
 ÍÀ×ÀËÅ XVI ÂÅÊÀ
ИЗ ИСТОРИИ СНОШЕНИЙ РОССИИ<br />
С ГЕРМАНИЕЙ В НАЧАЛЕ XVI ВЕКА<br />
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
14<br />
В 1870 году в «Журнале Министерства народного просвещения»<br />
появилась статья покойного профессора С.-Петербургского университета<br />
В.В. Бауэра «Сношения России с германскими императорами в<br />
конце XV и начале XVI столетий. 1 В основу своей статьи автор положил<br />
отечественное издание «Памятники дипломатических сношений древней<br />
России с державами иностранными», комментируя, разъясняя и<br />
дополняя его данные иностранными изданиями вроде «Acta Tomiciana»,<br />
«Fontes rerum Austriacarum», «Archiw für Kunde Oesterreichicher<br />
Geschichts-Quellen» и проч. Но так как в 1-м томе нашего дипломатического<br />
сборника есть значительный пробел, образовавшийся вследствие<br />
утраты австрийских посольских дел за 1510–1515 гг., то профессор<br />
Бауэр заявил о невозможности выяснить отношения императоров<br />
с Россией за этот период времени по недостатку материалов. Между<br />
тем еще в 1863 году в «Sitzungsberichte der kaiserlichen Akademie der<br />
Wissenschaften» (Philosophisch-Historische Classe, Band XLIII, Heft II, Juli)<br />
были обнародованы Иосифом Фидлером извлеченные из Венского<br />
архива документы о сношениях императоров с Россией за 1513–1515<br />
(и отчасти последующие) годы. Документы эти представляют значительный<br />
интерес не только потому, что не сохранилось вовсе соответствующих<br />
русских материалов, но и по самому своему содержанию, так как<br />
относятся к тому историческому моменту, когда в отношениях между<br />
Россией и империей произошел кризис. На основании этих документов<br />
и приложенной к ним статьи их издателя (Фидлера) «Die Allianz zwischen<br />
Kaiser Maximilian I und Vasilij Ivanovič Grossfürsten von Russland, von dem<br />
Jahre 1514» нами и составлен предлагаемый ниже очерк.<br />
С конца XIII столетия характер политики германских императоров<br />
изменяется коренным образом. До этого времени императоры<br />
германские, принадлежавшие к династиям Саксонской, Франконской<br />
и Швабской (Гогенштауфены), ставя на первом плане общие<br />
интересы Германии, стремились к возвеличению императорского<br />
достоинства, к обузданию папских притязаний, подавлению власти<br />
князей и государственному объединению всех немецких земель.<br />
1<br />
ЖМНП. – 1870. – № 3, март. – С. 55–93.
Теперь же, с появлением на императорском престоле династий Люксембургской<br />
и Габсбургской, руководящей нитью императорской<br />
политики становится преследование частных династических интересов<br />
императорского дома, и самый императорский титул является<br />
лишь орудием для достижения этих последних. В особенности это<br />
можно сказать о династии Габсбургов, самым типичным представителем<br />
которой в этом направлении является Максимилиан I. Он<br />
доставил своему дому необыкновенное могущество, соединив под<br />
его властью массу самых разнообразных земель посредством тонко<br />
обдуманной политики выгодных браков, о которой составилось известное<br />
латинское изречение: «Bella gerant alii, tu, felix Austria, nube,<br />
nam quae Mars allis, dat tibi regna Venus». Впрочем, для заключения<br />
выгодных браков Максимилиану приходилось пускать в ход самые<br />
разнообразные средства, не исключая и оружия. Особенно много<br />
хлопот наделала ему подготовка брака между своим внуком Фердинандом<br />
и принцессой Анной, наследницей корон венгерской и чешской.<br />
Для достижения этой цели императору, между прочим, пришлось<br />
войти в деятельные сношения с московским государством,<br />
один из моментов которых мы и намерены представить ниже.<br />
Несмотря на явное неудовольствие национальной антигабсбургской<br />
партии в Венгрии, долголетние притязания Фридриха III и<br />
Максимилиана I на наследование венгерского королевства по Пресбургскому<br />
миру 1491 года (7 ноября) были признаны незаконными со<br />
стороны короля Владислава и санкционированы высшими сановниками<br />
королевства, а в 1506 и 1507 гг. подкреплены заключением брачных<br />
договоров между детьми Владислава и внуками Максимилиана. Но<br />
около 1511 г. национальная аристократическая партия в Венгрии значительно<br />
усилилась и стала явно действовать в антигабсбургском духе,<br />
стараясь устроить брак между дочерью Владислава Анной и одним<br />
из сильнейших магнатов Венгрии Иоанном Заполья, чтоб тем самым<br />
доставить последнему венгерский престол в случае смерти сына Владислава<br />
– Людовика, хилого и болезненного ребенка. С целью найти<br />
себе поддержку извне, эта партия устроила брак польского короля<br />
Сигизмунда I с сестрой Иоанна Варварой и посредством этого брака<br />
вовлекла в свои интересы Польшу, для которой и без того было крайне<br />
невыгодно и даже опасно чрезмерное усиление Габсбургского дома. 2<br />
15<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае<br />
2<br />
Бауэр В.В. Сношения России с германскими императорами // ЖМНП. – 1870.<br />
– № 3, март. – С. 72–81.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
16<br />
Таким образом, Польша, связав свои интересы с интересами венгерских<br />
патриотов, заняла явно враждебное положение по отношению к<br />
императору, что не могло не возбудить в последнем серьезных опасений.<br />
Чтобы заставить Польшу отказаться от поддержки национальных<br />
стремлений венгров, император задумал составить против нее могущественную<br />
коалицию из России, Дании, Саксонии, Бранденбурга и<br />
Тевтонского ордена, рассчитывая одним видом столь могущественных<br />
врагов склонить Польшу к уступчивости.<br />
Для осуществления этого плана необходимо было, прежде всего,<br />
склонить на свою сторону московского государя, исконного врага<br />
Польши. С этой целью император отправил в Москву посольство в<br />
лице своего советника Георга Шнитценпаумера фон Зоннег, капитана<br />
(Hauptmann) Петау. Согласно данной ему (13 августа 1513 года)<br />
инструкции Шнитценпаумер обязан был:<br />
1. После приветствия и передачи верющей грамоты уверить великого<br />
князя в братской любви к нему и дружбе императора;<br />
2. Напомнить ему о том дружеском согласии и союзе, в каком<br />
император находился с его отцом Иваном Васильевичем и затем с<br />
ним, и которое он желает продолжить и на будущее время, а равно<br />
выразить желание императора помогать ему во всем, что может<br />
служить к пользе и благополучию его персоны и государства;<br />
3. Во внимание к столь многим неприятностям, которые чинятся<br />
великому князю со стороны польского короля, а равно в виду подобного<br />
же образа действий и почти презрительного отношения<br />
последнего к императору и империи, выразившегося в дерзостях<br />
и намеренном притеснении столь важного для всего христианства<br />
Тевтонского ордена, просить великого князя, чтоб он оценил намерения<br />
императора.<br />
Последние же, по смыслу инструкции, заключались в следующем.<br />
Расположив великого князя в пользу императора, Шнитценпаумер<br />
должен был склонить его к заключению коалиции против Польши<br />
и к отправлению с этой целью особого посольства в Данию, куда<br />
со своей стороны снарядили бы подобные посольства император<br />
и его предполагаемые союзники, условившись предварительно с<br />
великим князем и между собою относительно времени проектируемого<br />
конгресса. 3<br />
3<br />
См. приложение: «Инструкция императора Максимилиана I своему послу<br />
Георгу Шнитценпаумеру» и т.д.
В интересах императора было именно устройство коалиции, а<br />
не заключение отдельного договора с Россией: во-первых, один<br />
вид коалиции, без открытия военных действий, мог устрашить<br />
Польшу и заставить ее отказаться от противодействия планам<br />
императора в Венгрии; во-вторых, если б даже великий князь<br />
московский, верный своему слову, немедленно по заключении<br />
коалиционного договора и объявил войну Польше, то император,<br />
под благовидным предлогом, всегда мог бы избавиться от оказания<br />
помощи России в этой войне, предложив ей обратиться за<br />
этим к прочим союзникам, менее угрожаемым со стороны внешних<br />
врагов. Правда, император и ранее, при заключении отдельных<br />
договоров с Россией, никогда не исполнял своих обязательств, 4 но<br />
частое повторение подобных случаев могло надолго лишить его<br />
столь полезного и верного союзника при столкновениях с Польшей,<br />
каким был московский царь.<br />
В 1514 году (в феврале месяце) Шнитценпаумер прибыл в Москву.<br />
Продолжительные переговоры его с уполномоченными великого<br />
князя закончились составлением проекта союзного договора, причем<br />
Шниценпаумер, из усердия не по разуму, или просто сбитый<br />
с толку ловкостью московских дипломатов, вручил последним<br />
бумагу, в которой от имени императора обещал, что содержание<br />
проекта от слова до слова будет изложено в особой грамоте, подтвержденной<br />
крестным целованием со стороны императора, и что<br />
эта грамота будет передана русским послам, которые вместе в ним<br />
отправятся в Вену. 5 Между тем, по смыслу своей инструкции, Шнитценпаумер<br />
должен был лишь подготовить почву для заключения в<br />
будущем союза между великим князем, императором и прочими<br />
союзниками и, следовательно, выдавая упомянутую бумагу, он превышал<br />
свои полномочия. Но как бы то ни было, согласно данному<br />
Шнитценпаумером обещанию, великий князь в том же 1514 году<br />
(7 марта) вместе с ним отправил в Вену своих послов – Дмитрия<br />
Ласкирева и дьяка Елизара Сукова для ратификации договора и<br />
принятия договорной грамоты.<br />
17<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае<br />
4<br />
См. вышеупомянутую статью проф. Бауэра «Сношения России с германскими<br />
императорами».<br />
5<br />
Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными.<br />
Т. 1: Памятники дипломатических сношений с Империей Римской<br />
(с 1488 по 1594 г.). – СПб., 1851. – Стб. 1446.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
18<br />
Между тем, о пребывании Шнитценпаумера в Москве и его переговорах<br />
с великим князем узнали в Польше и, сильно встревожившись,<br />
сделали попытку расстроить союз императора с великим<br />
князем. На сейме в Петрокове, в апреле 1514 года, было решено<br />
посредством переговоров с императором покончить дело об отношениях<br />
Польши к Тевтонскому ордену, которое Максимилиан выставлял<br />
как причину своих враждебных действий против Польши.<br />
С этой целью Сигизмунд I отправил к Максимилиану посольство<br />
в лице Рафаила Лещинского, снабдив последнего четырьмя сороками<br />
соболей для поднесения их императору в виде подарка. 6 Но<br />
посольство это не имело успеха. Император даже не дал послу<br />
личной аудиенции, а уклончиво и холодно отвечал ему чрез своих<br />
уполномоченных, требуя отдачи спора между Польшей и орденом<br />
на решение имперского сейма. Равным образом он решительно<br />
отказывался освободить города Данциг и Ельбинг от подсудности<br />
верховному имперскому суду (Reichskammergericht’y), о чем просил<br />
король. 7 Тогда Сигизмунд обратился к посредничеству своего<br />
брата Владислава Венгерского, который поспешил отправить<br />
к императору, для примирения его с Сигизмундом, своего посла<br />
Ренульта. Посольство это было принято Максимилианом очень любезно,<br />
но не добилось удовлетворительных результатов: император<br />
теперь предлагал лишь передать дело об отношениях Польши<br />
к ордену на решение не имперского сейма, а третейского суда, составленного<br />
из папы, императора, короля Владислава и германских<br />
имперских чинов, под условием, что Сигизмунд заранее согласится<br />
подчиниться тому решению, которое будет постановлено на суде<br />
и что входящие в состав суда князья и нации гарантируют со своей<br />
стороны соблюдение постановленного ими решения. При этом<br />
император обещал склонять к принятию данного предложения<br />
великого князя и гроссмейстера Тевтонского ордена. 8<br />
По той настойчивости, с какой Сигизмунд старался теперь улучшить<br />
свои отношения к Австрии, Максимилиан еще более уяснил<br />
себе и оценил всю важность своего сближения с великим князем,<br />
сближения, как он представлял его себе, не налагавшего пока<br />
на Австрию никаких жертв, никаких определенных обязательств.<br />
6<br />
Acta Tomiciana. – T. III. – № CI, CXLII.<br />
7<br />
Ibidem. – № CLXXIV.<br />
8<br />
Ibidem. – № CLXX.
Тем обиднее было разочарование императора, когда с приездом<br />
московских послов и Шнитценпаумера выяснилось, что сближение<br />
с великим князем получило реальное выражение в виде<br />
договорной грамоты с определенными условиями, благодаря<br />
превышению Шнитценпаумером своих полномочий. Император<br />
теперь был поставлен в затруднительное положение и не знал,<br />
что предпринять: с одной стороны, ему не хотелось связывать<br />
себя определенными обязательствами по отношению к великому<br />
князю, с другой, – он считал для себя неудобным отвергнуть<br />
заключенный Шнитценпаумером договор и тем вызвать неудовольствие<br />
Московского государя, так как цель, ради которой была<br />
предпринята вся эта дипломатическая кампания против Польши,<br />
пока еще не была достигнута. Был созван императорский совет,<br />
на котором венские дипломаты со столь свойственною им казуистическою<br />
изворотливостью придумали компромисс: было постановлено,<br />
что император, «чтобы не осрамить Шнитценпаумера<br />
пред русскими и не заставить русское посольство возвратиться<br />
домой, не исполнив дела», 9 письменно и с клятвой подтвердит<br />
его обещания, но с существенной оговоркой: указав на причины,<br />
по которым он не отказывается от выдачи обещанной Шнитценпаумером<br />
договорной грамоты, император выговорит себе право<br />
переменить ее впоследствии на другую, вполне тождественную<br />
с первой, за исключением некоторых изменений в содержании<br />
и форме. Во исполнение этого постановления, 4-го августа<br />
1614 года в городе Гмундене, согласно проекту Шнитценпаyмера,<br />
была приготовлена на пергаменте грамота, снабжена золотой<br />
печатью, подтверждена крестным целованием со стороны императора<br />
и передана русским послам, которые со своей стороны<br />
передали императорскому правительству соответствующую русскую<br />
грамоту. 10 После этого русское посольство отправилось в<br />
обратный путь. 11<br />
19<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае<br />
9<br />
Fiedler J. Die Allianz zwischen Kaiser Maximilian I und Vasilij Ivanovič Grossfürsten<br />
von Russland, von dem Jahre 1514. – Wien, 1863. – С. 188, Приложение 7,<br />
с. 262.<br />
10<br />
Ibidem.<br />
11<br />
Bместе с тем Шнитценпаумер был удален от императорского двора, получив<br />
(28-го августа) место в Крайне с жалованьем в 100 рейнских флоринов. См.:<br />
Fiedler J. Die Allianz. – Примечание, с. 189.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
20<br />
Между тем великий князь, полагаясь на заключенный Шнитценпаумером<br />
договор, 8-го июня выступил в поход против Польши, а<br />
29-го июля осадил Смоленск и в тот же день взял его, благодаря<br />
удачному действию своей артиллерии. 12 Потеря Смоленска произвела<br />
удручающее действие на Сигизмунда, который в это время<br />
находился в Минске. 30-го июля он отправил к своему брату Владиславу<br />
Венгерскому письмо, полное горьких жалоб на императора,<br />
которого считал главным виновником своих несчастий. Сигизмунд<br />
указывал на то, что император постоянно интригует в Риме против<br />
Польши через своих послов и послов своих союзников – королей<br />
испанского, английского и датского, и что ему же Польша обязана<br />
своей войной и с Московским государством. В заключение король<br />
просил брата выступить посредником между ним и императором и<br />
уговорить последнего, по крайней мере, не преследовать Польши,<br />
если уж он не желает помогать ей. 13<br />
Исполняя просьбу брата, Владислав снова отправил к Максимилиану<br />
посольство в лице Албрехта Ренделя, который должен был<br />
выяснить последнему, что для Венгерского короля, как родного<br />
брага Сигизмунда, далеко на безразличны такие или иные отношения<br />
императора к Польше, указать на важное значение Польши и<br />
Венгрии, как оплотов христианства против неверных и, наконец,<br />
просить императора – изменить свои отношения к польскому королю<br />
и примирить его с Московским государем. 14<br />
Когда затем 1-го сентября прибыл в Офен доктор Куспиниан,<br />
в качестве поверенного Максимилиана из года в год, начиная с<br />
1510 года, совершавший поездки в Beнгрию для переговоров о<br />
брачных договорах, Владислав, горько жалуясь на императора за<br />
преследование им брата, дал понять Куспиниану, что без участия<br />
Сигизмунда он не решится подтвердить их вновь. 25-го сентября<br />
Куспиниан уехал к императору, а 26-го октября возвратился снова<br />
в Офен и сообщил о согласии императора вступить в переговоры с<br />
польским королем при участии Владислава.<br />
Император не считал более нужным отказываться от примирения<br />
с Польшей, тем более, что Сигизмунд, несмотря на блестящую<br />
12<br />
Соловьев С.М. Иcтopия Poccии с древнейших времен. – СПб.: Общественная<br />
польза, 1893. – Кн. 1, т. 5. – С. 1608–1609.<br />
13<br />
Acta Tomiciana. – Т. III. – № CCXVI, с. 154–155.<br />
14<br />
Ibidem. – № CCXIX, с. 156–157.
победу над русскими, одержанную Константином Острожским при<br />
Opше (8-го сентября) все-таки стремился к сближению с императором,<br />
другими словами, – готов был отказаться от своей прежней<br />
политики, порвать связь с партией Заполья и содействовать<br />
осуществлению планов императора в Венгрии. 15 Таким образом,<br />
при деятельном участии Владислава между Сигизмундом и Максимилианом<br />
начались переговоры, которые, пережив несколько<br />
фазисов, закончились в 1515 году (июль–август) Венским конгрессом,<br />
подтвердившим и со стороны Сигизмунда прежние брачные<br />
договоры между детьми Владислава и внуками Максимилиана. Но<br />
еще осенью 1514 года, когда лишь только завязались вышеупомянутые<br />
переговоры, Максимилиан счел уже возможным отправить<br />
в Москву посольство в лице Якова Öслера и Морица Бургсталлера,<br />
которые должны были переменить прежнюю договорную грамоту<br />
на новую и вместе с тем предложить великому князю покончить<br />
счеты с Польшей мирным путем посредством конгресса в Любеке. 16<br />
Врученная этим послам грамота и по содержанию и по форме отличалась<br />
от предыдущей грамоты, составленной при участии<br />
Шнитценпаумера.<br />
По договору, заключенному Шнитценпаумером, между императором<br />
и великим князем устанавливался наступательный и оборонительный<br />
союз против всех врагов вообще и против польского короля<br />
в особенности; объявление войны предоставлялось произвольному<br />
усмотрению того или другого союзника, причем самый факт открытия<br />
военных действий одним из них уже ео ipso обязывал другого принимать<br />
в них участие, коль скоро этот последний извещен был об этом<br />
со стороны первого или другим путем получил соответствующее<br />
известие. В грамоте же, отправленной с Öслером и Бургсталлером,<br />
говорилось преимущественно касательно оборонительного союза<br />
против всех врагов вообще и наступательного против польского<br />
короля в частности, впрочем с оговоркой, уничтожавшей в сущности<br />
все союзнические обязательства императора, а именно: предлагалось<br />
прежде всего попытаться мирным путем склонять польского<br />
короля к удовлетворению требований союзников и только в случае<br />
21<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае<br />
15<br />
Forschungen zur Deutschen Geschichte. Bd. 7, Heft 3. Xaver Liske. Der Congress<br />
zu Wien in Jahre 1515. Eine kritisch-historische Studie. – S. 478, 481. Fiedler J. Die<br />
Allianz. – С. 203–205.<br />
16<br />
Acta Tomiciana. – Т. III. – № CDXXVI, с. 294.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
22<br />
его отказа от исполнения этих требований открыть военные действия;<br />
последние должны открыться одновременно с двух сторон<br />
весною 1515 года (в Егорьев день) и продолжаться все лето и зиму до<br />
тех пор, пока притязания союзников не получат должного удовлетворения;<br />
ни одна сторона без ведома и согласия другой не может<br />
заключать мира или перемирия; после того как польский король<br />
выполнит требования союзников, союзный договор остается в силе<br />
по отношению к прочим врагам договаривающихся сторон. 17<br />
Что же касается формы, то различие между первой и второй грамотой<br />
сводится к следующему:<br />
1. Первая грамота начиналась словами: «Nach Gottes Willen und<br />
nach Unser Liebe» («По Божьей воле и по нашей любви»), между тем,<br />
как вторая обычной в практике австрийской императорской канцелярии<br />
вступительной формулой (forma tituli): «Wir Maximilian von gottes<br />
genaden Erwelter Römischer Kayser Zu allentzeitten* merer des Reichs»<br />
etc. Фидлер предполагает, 18 что Шпитценпаумер имел под руками более<br />
древнюю русскую договорную грамоту (быть может, союзный договор,<br />
заключенный Георгом фон Турн в 1490 г.), которой и пользовался<br />
как образцом при составлении проекта союзного договора.<br />
2. В немецком дубликате первой грамоты и в титуле и в самом<br />
изложении неоднократно великий князь называется «von Gottes<br />
Gnaden Kaiser und Herscher aller Rewssen** und Grossfürste», между<br />
тем как во второй грамоте это наименование, как перевод слова<br />
17<br />
Fiedler J. Die Allianz. – Приложение 4: Freundschaftsbündniss zwischen dem<br />
Grossfürsten Vasilji Ivanovič von Russland und Kaiser Maximilian I (оригинальная<br />
русская грамота, сохранившаяся в Венском архиве; черновик этой грамоты, сохранившейся<br />
в Московском Главном Архиве Министерства иностранных дел,<br />
издан в «Собрании государственных грамот и договоров» (Т. 5, № 67, с. 66– 68);<br />
в «Памятниках дипломатических сношений» (т. 1, с. 1503–1508) напечатан перевод<br />
с немецкого оригинала, сделанный при Петре Великом; Приложение 5:<br />
Umgefertigte Urkunde über das Freundschaftsbündniss zwischen Kaiser Maximilian<br />
I und dem Grossfürsten Vasilji Ivanovič von Russland. – С. 247–250, 253–256.<br />
* «Zu allentzeitten» – скорее всего, ошибочное написание XVI века, следует читать<br />
«zu allen Zeiten». С точки зрения орфографии написание императорского<br />
титула, если судить по другим документам, имеет варианты, например, «Wir<br />
Maximilian von Gottes Gnaden erwöhlter Römischer Kayser, zu allen Zeiten Mehrer<br />
des Reichs».<br />
18<br />
Ibidem. – С. 106.<br />
** В тексте, вероятно, ошибка, следует читать «aller Russen» – «всех русских».
«царь», встречается только однажды в титуле, в изложении же, при<br />
каждом упоминании имени великого князя, последний называется<br />
только «grosser Herr aller Rewssen».<br />
3. В первой грамоте заключительной и вместе с тем подтвердительной<br />
формуле (Bekräftigunsclausel) предпослан титул обоих<br />
государей в полном объеме, тогда как во второй он лишь кратко<br />
обозначен в самой заключительной формуле.<br />
4. В первой грамоте договаривающейся с великим князем стороною<br />
является один император, во второй же грамоте в качестве<br />
таковой стороны названы также империя и союзники.<br />
5. Заключенный договаривающимися сторонами союз по второй<br />
грамоте распространяется и на их потомство, о чем в первой<br />
грамоте вовсе не упоминается.<br />
6. Месту составления первой грамоты в первом ее печатном<br />
издании, 19 хотя только вследствие неправильного чтения, придано<br />
название «Brudenach», между тем как вторая грамота и согласное с<br />
ней второе печатное издание первой дает чтeниe «Gmunden». 20 Но<br />
так как во всей Германии не встречается ни одного города, местечка<br />
или селения с именем «Brudenach», то эта ошибка дала многим ученым<br />
повод отрицать подлинность самой грамоты, когда последняя<br />
была обнародована Петром Великим для доказательства своих прав<br />
на императорский титул. 21<br />
Помимо измененной таким образом грамоты, Якову Öслеру и<br />
Морицу Бургсталлеру была вручена для руководства особая инструкция,<br />
до нас не дошедшая, касавшаяся, по мнению Фидлера,<br />
трех пунктов: а) вышеупомянутой перемены грамот, b) предположенного<br />
конгресса в Любеке и с) принятия в число союзников<br />
новых членов. 22<br />
13-го декабря 1514-го года послы были уже под Москвою. Не доезжая<br />
до нее двух миль, они с большой пышностью были встречены<br />
19<br />
Сделанном в 1718 году по распоряжению Петра Великого для доказательства<br />
прав его на императорский титул.<br />
20<br />
Fiedler J. Die Allianz. – C. 196–197; Приложение 4 и 5, с. 247–250, 253–256.<br />
23<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае<br />
21<br />
Памятники дипломатических сношений. – Т. 2. – Стб. 1442–1444. В русском же<br />
переводе, изданном Петром Великим одновременно с немецким оригиналом,<br />
было напечатано: «Дано в нашем граде Гундене». См.: Памятники дипломатических<br />
сношений. – Т. 1. – Стб. 1508.<br />
22<br />
Fiedler J. Die Allianz. – C. 189.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
24<br />
людьми великого князя, а 17-го декабря в первый раз приняты последним<br />
в торжественной аудиенции, причем, если верить окончательному<br />
донесению послов, им был оказан необыкновенный<br />
почет. Во время приветственной речи послов великий князь сошел<br />
со своего трона и слушал ее стоя, при каждом упоминании имени<br />
императора делал поклон («gesсhlagen»), наконец, серьезно расспрашивал<br />
о его здоровье и, получив благоприятный ответ, выразил<br />
свою радость и благодарил Бога за эту милость. Однако ответ, данный<br />
великим князем лично в следующей аудиенции на сделанные<br />
послами предложения, касавшиеся трех вышеуказанных пунктов,<br />
далеко не соответствовал той предупредительной любезности, какая<br />
была оказана послам в первой аудиенции.<br />
Великий князь решительно отказывался от перемены грамот, заметив<br />
послам, что инициатором заключенного союза был сам император,<br />
предложивший дружеское единение и братство, причем его<br />
посол Шнитценпаумер передал бумагу, в которой были указаны статьи<br />
и форма договорной грамоты; что он, со своей стороны, в угоду<br />
императору, принял предложение, крестным целованием подтвердил<br />
свои союзнические обязательства и до сих пор свято исполнял<br />
их, равно как и на будущее время готов делать то же самое, жертвуя<br />
для этого своим здоровьем, жизнью и отцовским наследием, в уверенности,<br />
что его брат император сделает тоже самое.<br />
На сделанное послами возражение, что Шнитценпаумер не имел<br />
полномочия на заключение такого союза, великий князь выразил<br />
свое удивление, мотивируя его тем, что Шнитценпаумер передал<br />
ему как верющую грамоту, в которой император просил его (великого<br />
князя) давать полную веру предложениям своего посла,<br />
так равно и свою инструкцию, которая вполне согласовалась со<br />
сделанными им предложениями; что проект договора был составлен<br />
Шнитценпаумером, в котором с русской стороны не сделано<br />
никаких изменений, что сам император, наконец, подтвердил заключенный<br />
Шнитценпаумером договор, привесив золотую печать<br />
(буллу) к грамоте, составленной согласно с проектом последнего,<br />
и поцеловав крест в присутствии русских послов. Исходя из этих<br />
соображений, великий князь заявил желание, чтоб старая договорная<br />
грамота осталась в силе, выразив при этом свою непоколебимую<br />
уверенность, что император докажет ему свою добрую<br />
христианскую верность и доверие. При этом Василий Иванович дал<br />
понять послам, что он уже давно мог бы добиться выгодного мира
с польским королем, чего он, тем не менее, не сделал по желанию<br />
императора, но еще глубже погрузился в неприязненные действия<br />
против Польши и притом со значительным для себя ущербом, от<br />
которого, однако, с Божьею помощью он надеется освободиться в<br />
короткое время.<br />
Помимо этого разумного и исполненного достоинства ответа со<br />
стороны великого князя, московское правительство при каждом удобном<br />
случае напоминало послам о том, что данное Шнитценпаумером<br />
от имени императора обещание – отправить в Иванов день (24-го<br />
июня) 1514-го года императорские войска против Польши – не было<br />
исполнено, хотя великий князь вполне рассчитывал на это.<br />
Положение императорских послов было очень затруднительно:<br />
возможность такого ответа со стороны великого князя не была<br />
предусмотрена их инструкцией и потому они не знали, что возражать<br />
на него. Наконец, по некотором размышлении, они дали<br />
следующий ответ.<br />
Известно, что поручение, данное Шнитценпаумеру, ограничивалось<br />
приказанием разузнать, угоден и приятен ли будет великому<br />
князю союз с императором, если последний его предложит. В случае<br />
утвердительного решения этого вопроса Шнитценпаумер должен<br />
был предложить великому князю отправить посольство к датскому<br />
королю, куда император и его союзники снарядили бы также свои<br />
посольства, чтобы там единодушно и соразмерно (с интересами и<br />
силами договаривающихся сторон) заключить союз, – потому что,<br />
если император желал войти в дружеский союз с великим князем,<br />
то не меньшим его желанием было осуществить этот союз таким<br />
способом, какой не был бы неприятен папе и христианским королям<br />
и князьям. В виду несоблюдения этих условий, заповеданных и<br />
честью и религией, легко исполнимых и совершенно безубыточных<br />
для великого князя, император неодобрительно отнесся к поступку<br />
Шнитценпаумера, хотя вообще он ничего не может возразить<br />
против заключенного последним союза. Настоящие послы хорошо<br />
знают, что верующие грамоты находятся в связи с инструкцией,<br />
которая вместе с ними вручается послам, но им также известно<br />
и то, что Шнитценпаумер не получил никакой другой инструкции,<br />
помимо ими упомянутой. Очень возможно, что он в своем письменном<br />
предложении пошел дальше, чем позволяли его полномочия<br />
и предписывала инструкция, но в таком случае это – уже не<br />
воля императора, но бумага превысившего свои полномочия посла.<br />
25<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
26<br />
Впрочем, им отнюдь не безызвестно, что Шнитценпаумер проект<br />
союзного договора не привез с собою от императорского двора, но<br />
впервые списал его в Москве со старой договорной грамоты. Если<br />
же император со своей стороны передал послам великого князя<br />
соответствующую грамоту с золотой печатью, то это было сделано<br />
с добрым намерением, чтоб не стали кричать, будто его величество<br />
не хочет заключать союза, что могло бы укрепить польского короля<br />
в его предприятии. Далее, это было предпринято в несомненной<br />
уверенности и добром братском доверии к тому, что великий князь,<br />
если нужды императора и положение дел потребуют этого, братски<br />
снизойдет на его просьбу о перемене грамот, так как московское<br />
правительство и в настоящем и в будущем может только выиграть<br />
от такого образа действий.<br />
Несмотря на всю ловкость этой отповеди послов, великий князь<br />
неизменно отвечал одно, что император целовал крест в исполнении<br />
первой, а не второй грамоты и, следовательно, невозможно<br />
принять этой последней, тем более, что он сам лично желает оставаться<br />
при первой и держаться за нее до конца жизни.<br />
Вследствие решительного отказа со стороны великого князя,<br />
вопрос о перемене грамот пришлось, таким образом, оставить<br />
нерешенным.<br />
Но оставалось решить еще два вопроса.<br />
Относительно предположенного конгресса в Любеке великий<br />
князь дал императору письменный ответ, 23 а чрез своих уполномоченных<br />
сообщил послам ту точку зрения, с какой он смотрел на<br />
это дело. Уполномоченные говорили: великий князь, равно как и<br />
блаженной памяти его отец, много раз требовал от короны польской<br />
возвращения своей отчины (западнорусских городов), но<br />
всегда безуспешно, вследствие чего и решил наконец от слов и<br />
переговоров перейти к делу. Желая оказать честь и сделать приятное<br />
своему брату императору и вместе с тем выяснить прочим<br />
князьям, прав он или не прав в своих отношениях к Польше, он<br />
намерен отправить к императору посольство, которое сообщит ему,<br />
каким образом Россия была вынуждена объявить войну Польше.<br />
Равным образом, он хочет разъяснить это и на конгрессе в Любеке<br />
устно и письменно, обстоятельным образом изложив факты того<br />
великого вероломства и глубокого недоверия, которое постоянно<br />
23<br />
Документ этот, очевидно, не сохранился в Венском архиве.
приходилось испытывать со стороны польского правительства ему<br />
и его покойному отцу, а также указав на те усилия, какие он делал<br />
со своей стороны для устранения христианского кровопролития.<br />
После того как он теперь видит, что ни письменные обязательства,<br />
скрепленные печатью и крестным целованием, ни другие виды<br />
христианского подтверждения верности для поляков не имеют никакого<br />
значения, и сам он чрез свою доверчивость всегда терпит<br />
один вред и убыток, – он не вложит своего меча в ножны до тех пор,<br />
пока не добьется, что, наконец, перестанут обманывать его словами,<br />
убивать его родственников и предоставлять христианскую кровь<br />
произволу неверных. Поэтому он желает свое здоровье и свое имущество,<br />
одним словом все, что дал ему Бог, без всяких дальнейших<br />
переговоров приложить к достижению вышесказанного, причем<br />
император может вполне на него положиться.<br />
Таким образом, великий князь соглашался принять участие в<br />
проектируемом императором конгрессе, но не для того, чтобы заключить<br />
на нем мир с Польшей при помощи посредников, а затем<br />
лишь, чтоб открыто пред всеми засвидетельствовать свою правоту<br />
в столкновении с нею.<br />
Относительно третьего пункта – принятия в число союзников<br />
новых членов – великий князь объявил, что в угоду императору он<br />
готов вступить в тесный союз на вечные времена или на определенный<br />
срок с теми князьями, какие ему будут указаны, и какие сами<br />
будут добиваться этого.<br />
Таким образом, императорское посольство, в сущности, потерпело<br />
в Москве полнейшую неудачу: оно поехало домой ни с чем,<br />
не добившись никаких положительных результатов. 24 Великий князь<br />
обнаружил в этом деле необыкновенный такт, непоколебимую твердость<br />
в раз принятом решении и уменье замаскировать неприятные<br />
чувства, возбужденные в нем двуличной политикой императора:<br />
несмотря на очевидное недовольство предложениями послов, он<br />
приказал проводить их с предупредительною любезностью и теми<br />
же почестями, с какими они были приняты. 25<br />
27<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае<br />
24<br />
Relation vor dem versammelten k. Hofrath über die von Dr. Jacob Ösler und Moriz<br />
Burgstaller verrichtete Gesandtschaft nach Moskau. 1515. 19. Mai. См.: Fiedler J. Die<br />
Allianz. – Приложение 6, с. 256–260.<br />
25<br />
Памятники дипломатических сношений. – Т. 1. – Стб. 173.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
28<br />
Когда, по возвращении послов, император увидел, что его хитросплетения<br />
не привели ни к чему, он приказал своему гофмейстеру и<br />
членам придворного совета собраться в своем дворце в Аугсбурге<br />
для торжественного заседания, на которое сверх того были приглашены<br />
особые свидетели и нотариусы. Заседание было открыто<br />
в субботу 19-го мая 1515 года в 9 часов утра. Перед собранием<br />
выступил Конрад Пейтингер, доктор обоих прав (doctor utriusque<br />
juris) в качестве поверенного императора, чтоб от его имени заявить<br />
протест против непринятия великим князем измененной договорной<br />
грамоты. С этой целью, в присутствии обоих послов – Öслера<br />
и Бургсталлера, он велел публично прочесть бумагу, сущность которой<br />
заключалась в следующем.<br />
Императорский посол Шнитценпаумер, отправленный в Россию<br />
с поручением завязать дружеские сношения с великим князем,<br />
заключил с последним от имени императора союзный договор,<br />
превысив свои полномочия. Несмотря на это, император, выслушав<br />
мнение своих советников, счел нужным со своей стороны<br />
изготовить соответствующую договорную грамоту и подтвердить<br />
ее клятвенным обещанием, чтоб не осрамить Шнитценпаумера в<br />
глазах русских и не заставить прибывшее к императорскому двору<br />
русское посольство возвратиться домой, не выполнив своей миссии.<br />
При этом император выговорил себе право переменить эту<br />
грамоту на другую, по большей части тождественную с первой, за<br />
исключением тех мест первой грамоты, которые противны совести<br />
императора и употребляемому в императорской канцелярии стилю.<br />
Отправленным в Москву послам Öслеру и Бургсталлеру между прочим<br />
поручено было произвести эту перемену грамот, но великий<br />
князь решительно отказался от нее, заявив, что подтверждена была<br />
клятвой первая, а не вторая союзная грамота, и что он не может и не<br />
желает принимать второй, о чем оба посла обстоятельно сообщили<br />
всему собранию. Ныне его величество выражает свою непреклонную<br />
волю следовать только второй союзной грамоте, подтвердить<br />
ее клятвой в присутствии имеющих вскоре прибыть сюда русских<br />
послов и затем передать им.<br />
После прочтения этой бумаги Пейтингер устно повторил сполна<br />
ее содержание, присовокупив при этом, что все вышеизложенное<br />
пред императорским советом, свидетелями и нотариусами он рассматривает<br />
как протест императора, и просил нотариусов приготовить<br />
и передать ему, как поверенному последнего, один или
нисколько законным образом удостоверенных официальных актов<br />
относительно этого. В качестве свидетелей в этом деле фигурировали:<br />
Ганс Бонгартнер из Виллаха, Патминер из Констанса, Ганс<br />
Юнгвирт и Матвей Шöнбергер – оба из Пассау, а в качестве нотариусов<br />
– Яков и Гильг Мöрлин’ы и Мартин Гейдент, императорские<br />
нотариусы и граждане Аугсбурга. 26<br />
Между тем великий князь во второй половине лета 1515-го года<br />
отправил к императору посольство в лице Алексея Григорьевича<br />
Заболоцкого и дьяка Алексея Малого просить у него обещанной в<br />
первой грамоте помощи против поляков. Впрочем, после посольства<br />
Якова Öслера и Морица Бургсталлера, великий князь едва ли<br />
мог серьезно рассчитывать на помощь императора и, отправляя к<br />
нему посольство, по всей вероятности, руководился желанием выяснить<br />
себе, что означал неожиданный поворот в императорской<br />
политике, выразившийся в отправлении специального посольства<br />
в Москву для перемены договорных грамот. Послы великого князя<br />
прибыли к императорскому двору в конце августа или начале<br />
сентября, 27 т.е. вскоре после окончания Венского конгресса. Из<br />
врага превратившийся теперь в союзника Польши император на<br />
просьбу великого князя о помощи против поляков отвечал предложением<br />
своих услуг для примирения воюющих сторон. Послы<br />
увидели теперь, что на Максимилиана рассчитывать нельзя,<br />
ознакомились с истинным положением дел и поспешили поэтому<br />
отправиться в обратный путь, заявив, что они не имеют никаких<br />
инструкций для ведения мирных переговоров. С ними вместе отправился<br />
в Poccию императорский посол Панталеон, чтобы лично<br />
великому князю предложить посредничество императора для<br />
примирения России с Польшей. С этого момента вплоть до смерти<br />
Максимилиана следует целый ряд императорских посольств в Москву<br />
с той же целью, но ни одно из них не имело успеха. Стремясь<br />
столь настойчиво к примирению двух славянских государств, Максимилиан<br />
не столько руководился желанием выполнить данное<br />
29<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае<br />
26<br />
Protest des kaiserlichen Bevollmächtigten, Konrad Peutinger, Lehrers des Rechtes<br />
und kaiserlichen Raths, vor dem Reichshofrathe gegen die von dem Grossfürsten<br />
von Moscau verweigerte Annahme des ihm mit den kaiserlichen Gesandten Jacob<br />
Ösler und Moritz Burgstaller zugeschickten umgefertigten Bündnissbriefes von<br />
4 August 1514. См.: Fiedler J. Die Allianz. – Приложение 7, с. 260–264.<br />
27<br />
Fiedler J. Die Allianz. – С. 227.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
30<br />
Сизизмунду обещание – примирить его с великим князем, сколько<br />
политическими соображениями: в его живом и энергичном уме,<br />
по улáжении венгерского дела, возник смелый план крестового<br />
похода против турок, в котором Россия и Польша должны были<br />
принять деятельное участие. 28<br />
ПРИЛОЖЕНИЕ<br />
20-го марта 1894-го года.<br />
Москва.<br />
Инструкция императора Максимилиана своему послу Георгу<br />
Шнитценпаумеру, отправленному к великому князю Русскому Василию<br />
Ивановичу. 1513 г. 11 августа.<br />
Максимилиан, Божьей милостью избранный Римский император<br />
и проч.<br />
Инструкция, что должен делать и выполнить наш верный любезный<br />
Георг Шнитценпаумер, наш советник, при светлейшем Василии,<br />
великом Господине и князе всея Руси, герцоге Московском, как нашем<br />
любезном друге и брате, а именно:<br />
Во-первых, по заявлении ему нашего приветствия и передаче<br />
нашей приложенной при сем верющей грамоты, сказать нашу братскую<br />
любовь и дружбу.<br />
И тогда тщательным образом представить и изложить то дружеское<br />
согласие и союз, в каком мы обыкновенно прежде находились<br />
с ним и блаженной памяти его отцом, (заявить) что мы со своей стороны<br />
также желаем, не переставая, поддерживать их с особенным<br />
тщанием, охотою и страстным желанием, а равно не быть для него<br />
бесполезными во всем том, что относится к благополучию и пользе<br />
собственной его персоны и его государства.<br />
И поэтому мы послали к нему нашего советника Шнитценпаумера,<br />
в особенности же руководясь тем, что мы слышали, как ему<br />
причинены со стороны короля Польского замечательные и нестерпимые<br />
неприятности. И этот самый король поступает также<br />
с нами и священной Римской империей несправедливо и почти<br />
с презрением, а именно: он позволяет себе дерзости, старается<br />
28<br />
Ibidem. – С. 228 и след.
погубить для христианства и подавить, вопреки всякому закону,<br />
Тевтонский орден нашей Пресвятой Девы, что служит не к малому<br />
вреду и убытку не только немецкой нации, но и всего христианства,<br />
так как рыцарство этого ордена, беспрерывно и даже ежедневно<br />
ведя борьбу с неверными, упражняет и употребляет свои силы<br />
для охраны христианской виры и не расточает своего имущества<br />
безрассудно, но к благу христианства. Таким образом этот орден,<br />
почтенное убежище и приют немецких дворян, снабжаемый дарами<br />
со стороны великих и богатых людей, до сегодняшнего дня<br />
уподобляют всеобщему госпиталю дворянства немецкой нации со<br />
славной и превосходной репутацией. И поэтому, чтобы вышеупомянутый<br />
польский король не остался безнаказанным по отношению<br />
к этому самому великому государю, князю всея Руси и герцогу<br />
Московскому, за неправильное и презрительное поведение и<br />
поступок, мы намерены, упомянув о такой прежней и дружеской<br />
готовности и согласии, к которому мы привыкли со стороны его<br />
отца и которое мы практиковали прежде по отношению к нему,<br />
побудить вышеназванного нашего советника Шнитценпаумера и<br />
заставить придерживаться по отношению к господину всея Руси<br />
нашего образа действий, чтобы он (великий князь) к благу своему,<br />
упомянутого ордена и всего христианства и в отместку, в особенности<br />
же в виду таких основательных причин, вследствие которых<br />
мы также наконец решились удержать вышеупомянутого польского<br />
короля от его прежних насильственных поступков, пожелал бы<br />
сделать со своей стороны то, что такой мужественный воин должен<br />
делать, именно, – согласиться с нашим мнением и на наше предприятие,<br />
начать дела самым практическим манером и как можно<br />
храбрее исполнить их.<br />
Для исполнения всего этого мы заблагорассудили единодушно<br />
заключить союзный договор с королем датским, герцогом саксонским,<br />
маркграфом бранденбургским, с ним и точно также с гроссмейстером<br />
Тевтонского ордена Пресвятой Богородицы против вышеупомянутого<br />
польского короля, вследствие чего мы можем быть<br />
гарантированы на вечные времена, что он впредь не обидит нас<br />
несправедливым поступком, и почтенный орден получит возможность<br />
находиться в мире и покое.<br />
Поэтому мы намерены, соблюдая должную почтительность,<br />
вместе с нашим вышеупомянутым дорогим дядей, курфюрстами и<br />
князьями послать наших послов к королю датскому вести таким<br />
31<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
32<br />
манером переговоры о делах, хотя мы сами лично, если б нам можно<br />
было, готовы были бы сделать это (обуздать польского короля),<br />
не только помогая нашей силой и деньгами, но и лично, как это<br />
было бы до французской и венецианской войны, в которую мы<br />
теперь впутаны. Но как скоро, как мы верно надеемся на это, мы<br />
освободимся от этих войн, благодаря нашей победе и торжеству,<br />
то мы намерены для исполнения всего этого пустить в ход свою<br />
собственную личность и не перестать до тех пор, пока великий государь<br />
и князь всея Руси не пожелает этого.<br />
Вследствие этого наш советник Шнитценпаумер должен побудить<br />
этого великого государя и князя, если последний хочет, чтобы<br />
мы не сомневались в нем, что он вместе с нами и упомянутыми курфюрстами<br />
и князьями исполнит это, послать своих послов к королю<br />
датскому и написать нам и своему соседу гроссмейстеру, когда он<br />
намерен это сделать, для того, чтобы гроссмейстер и впредь посылал<br />
нам такие грамоты и давал бы нам знать обо всем этом, и мы<br />
со своей стороны могли бы во время послать с поручением своих<br />
послов и назначить день, когда будут трактовать об этом, и вышеупомянутые<br />
курфюрсты и князья могли бы послать своих послов к<br />
упомянутому королю датскому.<br />
Таким образом, мы должны не переставать делать все то, что нужно<br />
для осуществления нашего предприятия и желания и что служит<br />
также к его пользе и к пользе его личности и государства; и этот<br />
великий государь и князь всея Руси должен принять к сердцу такое<br />
наше дружеское побуждение и просьбу к его дружбе, как выше упомянуто.<br />
Все это должен вышеназванный советник наш Георг Шнитценпаумер<br />
передать этому великому государю и князю всея Руси,<br />
Василию, герцогу Московскому, с большим числом подобных слов,<br />
чтоб он положился во всем на нас, что мы с полным основанием не<br />
хотели скрыть от него нашего дружеского образа мыслей, как это<br />
ему (Шнитценпаумеру) хорошо известно вследствие нашего указа и<br />
желания. Поступая так, он делает честь нашему серьезному мнению<br />
о нем и нашему государству. 11-го августа 1513 года, в 28-й год нашего<br />
правления. 29<br />
29<br />
Прилагаемый перевод инструкции Максимилиана I Шнитценпаумеру сделан<br />
нами при содействии В.А. Зентбуше, коему и считаем долгом выразить свою<br />
живейшую признательность
33<br />
Русские послы на приеме у императора Максимилиана.<br />
Примечания<br />
Статья была подготовлена к печати 20 марта 1894 г. и впервые опубликована<br />
в 1895 г. в «Чтениях в Императорском обществе истории<br />
и древностей Российских» (ЧОИДР. – М., 1895. – № 2. – С. 2–21). В том<br />
же году статья без изменений вышла в виде отдельного издания, отпечатанного<br />
в типографии Московского университета на Страстном<br />
бульваре. Здесь текст воспроизводится по изданию: Писаревский Г. Из<br />
истории сношений России с Германией в начале XVI века. – М.: Университет.<br />
тип., 1895. – 21 с.<br />
Из истории сношений России с Германией в начале XVI векае
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
34<br />
с. 14. Бауэр В.В. – Бауер, Бауэр (Bauer) Василий Васильевич (5 дек. 1833,<br />
СПб – 6 нояб. 1884, СПб), историк, специалист по истории Древней Греции,<br />
выпускник, затем профессор кафедры всеобщей истории Санкт-<br />
Петербургского университета.<br />
с. 14. «Die Allianz zwischen Kaiser Maximilian I und Vasilij Ivanovic Groossfürsten<br />
von Russland, von dem Jahre 1514» (нем.) – «Союз императора Максимилиана<br />
I и великого князя Московского Василия Ивановича в 1514 году».<br />
с. 15. Bella gerant alii, tu, felix Austria, nube, nam quae Mars allis, dat tibi regna<br />
Venus (лат.) – Пусть воюют другие, ты же, счастливая Австрия, заключай<br />
браки, ибо иным Марс, тебе же Венера дает царства.<br />
с. 15. Пресбургский мир 1491 года – мир, заключенный императором<br />
Максимилианом и королем Чехии и Венгрии Владиславом II Ягеллоном,<br />
согласно которому Габсбурги становились наследниками Ягеллонов<br />
в Чехии и Венгрии, а Венгрия отказывалась от притязаний на земли<br />
Австрии.<br />
с. 18. Четыре сорока соболей – «сорок» или четыре десятка, четыре сорока<br />
означали 160 соболей. В старину в России считали «сороками»<br />
– первый сорок, другой сорок и т.д. Соболь продавался сороками еще<br />
в конце XIX в., одного сорока хватало на шубу.<br />
с. 18. Acta Tomiciana. Epistolarum, legationum, responsorum, actionum et<br />
rerum gestarum: Serenissimi principis Sigismundi Primi, Regis Poloniae, Magni<br />
Ducis Lithuaniae. – Poznan, 1852–1860. – Собрание документов об известных<br />
деятелях в Польше. Станислав Гурский по поручению крупнейшего<br />
мецената, епископа П. Томицкого собрал и систематизировал документы<br />
о жизни и деятельности людей, чем-либо прославившихся в Польше.<br />
Собрание в 8-ми томах издано графом А.Т. Дзялынским в Познани в<br />
1852–1860 гг.
Î×ÅÐÊÈ ÏÎ ÈÑÒÎÐÈÈ<br />
ÈÍÎÑÒÐÀÍÍÎÉ ÊÎËÎÍÈÇÀÖÈÈ<br />
 ÐÎÑÈÈÈ Â XVIII â.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
36<br />
ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ ИНОСТРАННОЙ<br />
КОЛОНИЗАЦИИ В РОСИИИ В XVIII в.<br />
(по неизданным архивным документам)<br />
ВОПРОС О КОЛОНИЗАЦИИ В ЦАРСТВОВАНИЕ<br />
ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ<br />
Московские государи XVI–XVII веков, а равно Петр Великий и его<br />
ближайшие преемники благосклонно относились к «выездам» в Россию<br />
иноземцев и нередко принимали чрез своих представителей<br />
за границею довольно энергичные меры к привлечению в Россию<br />
иностранных офицеров, врачей и всевозможных техников, обещая<br />
им обширные льготы и привилегии и солидное жалование. Особенно<br />
усилился приток в Россию иноземцев с царствования Петра<br />
Великого, который, предаваясь кипучей преобразовательной деятельности,<br />
нуждался в помощи различных специалистов, и потому<br />
не жалел никаких средств для привлечения в Россию нужных людей<br />
из-за границы. Многие из иностранцев и сами, на свой страх, являлись<br />
в Россию искать счастья. И те и другие в большинстве случаев<br />
не отказывались от мысли о возвращении на родину, как только<br />
наживут здесь известный капитал. Притом эти «выезды» в Россию<br />
иностранцев до половины XVIII века, за немногими исключениями,<br />
носили, если можно так выразиться, чисто индивидуальный характер,<br />
ограничиваясь отдельными лицами и семьями. Около же<br />
половины XVIII столетия русское правительство приходит к мысли<br />
о пользе массового и прочного водворения в России иностранных<br />
поселенцев и начинает систематическую колонизацию ими<br />
русской территории. Для привлечения иностранных поселенцев<br />
употребляется много усилий, приносится масса материальных<br />
жертв; иностранцы щедрою рукой награждаются привилегиями и<br />
льготами, которым можно только позавидовать коренное русское<br />
население. Этот странный факт русской политики может быть понят
и рационально объяснен лишь на почве исторических условий того<br />
времени.<br />
Огромные степные пространства на юге и юго-востоке России<br />
не только не приносили государству никакой пользы, но и служили<br />
для него источником постоянных беспокойств. Почти вовсе<br />
не заселенные и не эксплуатируемые оседлым земледельческим<br />
населением, степи служили удобною ареной различным кочевым<br />
народам для подготовления их набегов на соседние русские области.<br />
Исторический опыт упорной и продолжительной борьбы со<br />
степью показал русскому правительству, что наилучшим средством<br />
для укрепления за собою степных окраин, извлечения из них возможных<br />
выгод о водворения спокойствия является их колонизация,<br />
одновременно военная и земледельческая. В XVI, XVII и первой половине<br />
XVIII века правительство усердно хлопочет о колонизации<br />
южных, юго-восточных и восточных окраин русским элементом –<br />
великороссами и малороссами, не отказываясь в исключительных<br />
случаях и от услуг инородцев. К половине XVIII века свой, русский,<br />
источник колонизации иссякает. Людей свободных, вольных делается<br />
все меньше; крепостное право, развиваясь и количественно<br />
и качественно, лишает крестьянское население империи свободы<br />
передвижения; оно задерживает, таким образом, естественное распределение<br />
населения по территории, сообразное с количеством<br />
почвы, и искусственным образом сосредоточивает его в менее<br />
плодородном центре, в бассейнах Оки, верхней и средней Волги,<br />
то есть в пределах прежнего Московского государства. В виду недостатка<br />
туземного колонизационного материала правительство<br />
в царствование Елизаветы Петровны, в самом начале пятидесятых<br />
годов XVIII века, решает обратиться к содействию иностранцев и<br />
прежде всего единоплеменников и единоверцев славян. В двадцати<br />
верстах от польской границы, за южными пределами Киевской губернии,<br />
австрийские сербы, под начальством полковника Хорвата,<br />
образуют ряд военных поселений известных под именем Новой<br />
Сербии. Эти поселения составили два полка – гусарский и пандурский,<br />
по 4 000 человек в каждом. Восточнее, на Лугани и в Бахмуте,<br />
поселяются полки Шевича и Прерадовича, образующие так называемую<br />
Славяно-Сербию. Поселение сербов в этих пределах имело<br />
стратегическое значение и было прямым продолжением прежних<br />
колонизационных операций правительства на южной окраине государства.<br />
По самому количеству отводимой каждому земли сербы<br />
37<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
38<br />
приравнивались к русской ландмилиции и отставным военным. 1<br />
Позднее, в царствование Екатерины II, на юго-восточных окраинах<br />
Европейской России появляются колонии западноевропейских выходцев,<br />
преимущественно немцев. Созидая эти колонии, правительство<br />
преследует уже здесь не военные, а чисто культурные цели<br />
– эксплуатацию естественных богатств страны, извлечение из них<br />
возможных выгод.<br />
Но район, где появляются колонии западноевропейских выходцев,<br />
не ограничивается малозаселенными окраинами: мы их<br />
встречаем в губерниях – Лифляндской, Петербургской, Черниговской<br />
и Воронежской. Правительство радушно отворяет двери<br />
России и тем из иностранцев, которые пожелают поселиться<br />
в центральных и даже столичных городах. Все они пользуются<br />
при переселении в Россию поддержкою правительства, щедро<br />
наделяются льготами и привилегиями. Таким образом, задача<br />
иностранной колонизации не ограничивалась заселением лишь<br />
пустынных окраин империи; вызывая иностранных колонистов в<br />
Россию, правительство преследовало еще другую, более широкую,<br />
цель: развитие в империи торгово-промышленной деятельности,<br />
заведение новых фабрик и заводов, ознакомление туземного населения<br />
с новыми ремеслами и новыми усовершенствованными<br />
способами обработки земли, вообще поднятие русской культуры<br />
на ту высоту, на которой находилась тогда культура передовых<br />
западноевропейских народов.<br />
Осуществления этой задачи думали достигнуть двумя путями – непосредственным<br />
и посредственным. Первый путь состоял в привлечении<br />
в Россию преимущественно опытных, технически образованных,<br />
ремесленников и фабричных мастеров, опытных земледельцев,<br />
способных завести в России плантации тутовых деревьев, винограда,<br />
табака и проч. Поэтому, прежде всего, внимание правительства было<br />
обращено на самую передовую и промышленно развитую в то время<br />
нацию – французскую.<br />
Второй путь состоял в увеличении вообще количества народонаселения<br />
в империи посредством иммиграции, при чем уже<br />
обращалось внимание на национальность и непосредственную<br />
пригодность иммигрирующих элементов. Уже самое увеличение<br />
1<br />
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 6-ти кн. – СПб.:<br />
Общественная польза, 1893–1895. – Т. 23. – С. 713–714.
народонаселения, происходящее от иммиграции, должно-де было<br />
способствовать торгово-промышленному развитию и вообще культурному<br />
росту России.<br />
Такое направление колонизационная политика русского правительства<br />
приняла под влиянием господствовавших в то время на<br />
Западе теорий народонаселения и основывающейся на этих теориях<br />
политики некоторых западноевропейских государств, в особенности<br />
Дании и Пруссии.<br />
В XVIII столетии учение о народонаселении становится центральным<br />
пунктом в науке о народном хозяйстве; положение, что<br />
многочисленность населения оказывает благотворное влияние на<br />
жизнь страны, считалось несомненным, не нуждающимся в доказательствах,<br />
и на нем, как на аксиоме, строили свои выводы не только<br />
меркантилисты, но и явившиеся на смену им физиократы. 2<br />
Многие государственные деятели XVII–XVIII веков, разделяя популяционистские<br />
теории своего времени, ставили своею целью<br />
увеличение народонаселения в управляемых ими государства путем<br />
различных правительственных мероприятий. «Несомненна та<br />
истина, – говорил Фридрих Великий, – что от численности населения<br />
зависит богатство государства». Увеличения населения думали<br />
достигнуть, препятствуя безбрачию, поощряя заключение браков и<br />
их плодовитость, снисходительно относясь к внебрачной беременности,<br />
воспрещая эмиграцию и поощряя иммиграцию.<br />
Таким образом, когда в 1685 году был отменен во Франции<br />
Нантский эдикт, бежавшие из отечества французские протестанты<br />
встретили радушный прием в Голландии, Англии, Пруссии и других<br />
государствах не только по сочувствию к ним как страдальцам<br />
2<br />
Представителями этих теорий народонаселения были: в XVII веке – немецкие<br />
ученые Фейт Людвиг фон-Секкендорф, Иоганн Иоахим Бехер, Лейбниц, англичанин<br />
сэр Вильям Пети, французский маршал де-Вобан и другие; в XVIII веке<br />
– Иоганн Петер Зюсмильх, посвятивший свое сочинение «О божественном<br />
порядке в судьбах рода человеческого» (Die göttliche Ordnung in den Veränderungen<br />
des menschlichen Geschlechts) Фридриху Великому, Иоганн Генрих<br />
Готтлиб, Ф. Юсти и другие прусские экономисты эпохи Фридриха Великого,<br />
Франсуа Луи Верон де-Форбоннэ, известный историк французских финансов,<br />
знаменитый Монтескье и др. Относительно последнего нужно, впрочем, заметить,<br />
что он, хотя и одобрял для своего времени политику размножения<br />
народонаселения, но отнюдь не считал ее полезною и необходимою во все<br />
времена и при всех обстоятельствах.<br />
39<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
40<br />
за веру, но и в силу господства вышеуказанных популяционистских<br />
теорий.<br />
Голландия даровала тогда французским эмигрантам натурализацию,<br />
в силу которой они приравнивались к коренным гражданам<br />
республики и наравне с ними получали право вступать в цехи<br />
ремесленников и торгово-промышленные компании; в виде пособия<br />
им было выдано в три приема 312 000 гульденов из государственной<br />
казны, помимо пожертвований в их пользу со стороны<br />
частных лиц. Те из французов, которые были в состоянии обзавестись<br />
здесь домами, освобождались от уплаты половины налогов,<br />
падающих на этот вид собственности. «Одним словом – писал своему<br />
правительству русский посол в Гааге граф Головкин, – великое<br />
милосердие от здешних жителей показано и еще поныне (1752 г.)<br />
продолжается ко всем гонимым французам, равно же и в других<br />
здешних провинциях всякое щедрое попечение о них было и еще<br />
продолжается». 3<br />
Не менее гостеприимно были приняты французские эмигранты<br />
и в Англии, где около половины XVIII столетия их насчитывалось<br />
уже до полутораста тысяч человек. И правительство, и общество<br />
принимали горячее участие в их судьбе. Король Иаков I разрешил<br />
производить во всех английских церквах сбор пожертвований в<br />
пользу эмигрантов; таким образом, в течение двух лет было собрано<br />
70 000 фунтов стерлингов, которые отчасти пошли на наем для эмигрантов<br />
квартир и устройство церквей, отчасти были розданы им в<br />
виде милостыни и пособий на обзаведение. Особенно же много внимания<br />
и забот уделял французским эмигрантам король Вильгельм III,<br />
по настоянию которого парламент определил ежегодно выдавать<br />
из liste civile сумму в распоряжение особой комиссии для раздачи<br />
беднейшим из них.<br />
Ни в Голландии, ни в Англии, вследствие густой населенности<br />
этих стран, эмигрантам не было отведено для поселения особых земель;<br />
все они поселились в существующих уже городах и селениях<br />
3<br />
Московский главный архив Министерства иностранных дел (далее – МГА МИД).<br />
«Дело по проектам: а) бригадира де Лафонта – о призыве в Россию на поселение<br />
изгнанных за веру французской нации купцов и мастеровых людей;<br />
б) генерала Вейсбаха – о вызове бранденбургских подданных и о поселении<br />
их около Украинской линии». Донесение графа А.Г. Головкина от 1 декабря<br />
1752 года и все другие цитируемые в дальнейшем изложении нашей статьи<br />
архивные документы входят в состав этого дела.
и занялись преимущественно ремеслами и работой на фабриках и<br />
заводах, при чем не замедлили оказать свое благотворное влияние<br />
на эти отрасли народного труда. Благодаря французским эмигрантам,<br />
в этих странах возникают новые виды обрабатывающей<br />
промышленности, главным же образом совершенствуются уже<br />
существующие: французы вносят в эти последние свой тонкий<br />
художественный вкус, свойственное им чувство изящного. 4<br />
Более широкая постановка дулу иммиграции дана была в Пруссии<br />
и Дании. Не ограничиваясь французскими эмигрантами, хотя и отдавая<br />
им предпочтение, правительства этих государств старались<br />
привлекать в свои владения и других иностранцев (путем пособий,<br />
льгот и привилегий) и систематически колонизовали ими свою<br />
территорию.<br />
Помимо французских гугенотов, приглашенных великим курфюрстом<br />
Фридрихом-Вильгельмом грамотой от 29 октября 1685 года,<br />
в прусских владениях при короле Фридрихе-Вильгельме I поселились<br />
протестанты из Зальцбургского архиепископства и из Богемии,<br />
подвергшиеся на родине гонениям за веру. В данных случаях мы<br />
видим колонизацию в виде целых общин, получавших при поселении<br />
во владениях Гогенцоллернов особые права и преимущества.<br />
Но и отдельные лица из иностранцев, переселявшиеся в Пруссию,<br />
радушно встречались правительственной властью. Права таких иммигрантов<br />
были точно определены и расширены в царствование<br />
Фридриха Великого. Иностранные колонисты получали денежную<br />
подмогу со стороны правительства уже во время пути в свое новое<br />
отечество, пользовались казенными подводами, освобождались от<br />
уплаты таможенных пошлин. Прусские подданные обязаны были<br />
помогать переселенцам в отыскании пристанища и вообще оказывать<br />
всевозможное содействие. Иностранные мастера бесплатно<br />
зачислялись в цехи; иностранные купцы, художники, ремесленники<br />
и рантье освобождались на три года от всяких государственных<br />
податей и налогов. В случае надобности им выдавались ссуды и<br />
другого рода пособия, сообразно с родом деятельности каждого.<br />
На постройку домов переселенцам часто выдавался лес или оказывалось<br />
денежное вспомоществование и совершенно безвозмездно<br />
отводились для этой цели участки земли: лишь по прошествии<br />
41<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
4<br />
МГА МИД. Донесение графа Чернышева из Лондона от 29 января 1753 г. Донесение<br />
графа А.Г. Головкина от 1 декабря 1752 г.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
42<br />
15 или 20 лет они должны были уплачивать за них небольшой<br />
оброк. 5<br />
Не менее завидную будущность обещало иммигрантам и датское<br />
правительство. Королевский манифест от 29 ноября 1748 года,<br />
обнародованный в № 1 «Регенсбургской газеты» за 1748 год, следующим<br />
образом определил права и преимущества иностранных<br />
поселенцев:<br />
1. Все иностранцы, принесшие королю присягу в верности,<br />
пользуются одинаковыми правами с природными датскими подданными<br />
и, сверх того, освобождаются на 20 лет от платежа сборов с<br />
торговли и промыслов, от военно-постойного налога и поголовных<br />
денег, да и вообще ото всех податей как бы они ни назывались.<br />
Исключение составляют лишь акциз, налог на съестные припасы и<br />
таможенные пошлины с товаров, привозимых иностранными поселенцами,<br />
как для торговли, так и для собственного употребления,<br />
– ото всех этих видов косвенного обложения иностранные переселенцы<br />
не освобождаются.<br />
2. Впрочем, им дозволяется беспошлинно привезти с собой в<br />
Данию свои пожитки и разные предметы, как то: серебряные вещи,<br />
столовую посуду, обои, картины, вина, но только для своего домашнего<br />
обихода, а отнюдь не на продажу; равным образом беспошлинно<br />
же они могут провозить из-за границы необходимые<br />
для их «художества или ремесла» инструменты и сырые материалы,<br />
как то: шерсть, шелк и проч., объявляя эти товары в подлежащих<br />
местах и получая на них пропускные свидетельства. Переселенцы<br />
получают особые паспорта, и королевским чиновникам<br />
запрещается требовать с них что-либо под каким бы то ни было<br />
предлогом.<br />
3. Все здания, каменные и деревянные, старые и новые, в которых<br />
переселенцами будет производиться выделка мануфактурного<br />
товара (как то: сукон, драгетов, сарж, фризов и других шерстяных<br />
и шелковых материй, а также парусины и подобных ей видов полотна<br />
доселе не выделываемых в Дании) освобождаются от военнопостойного<br />
налога на восемь лет. Хозяевам таких дворов не позволяется<br />
поэтому поднимать наемный платы. Освобождение от налога<br />
5<br />
Народонаселение и учение о народонаселении // Handwörterbuch der Staatswissenschaften.<br />
– М., 1897. См. здесь статью Людвига Эльстера «Учение о<br />
народонаселении и политика народонаселения».
производится Коммерц-коллегией по заявлению предпринимателя,<br />
устраивающего фабрику.<br />
Эта статья манифеста имела в виду обеспечить иностранным переселенцам<br />
дешевые помещения под заводимые ими фабрики.<br />
4. Те из иммигрантов, которые в Копенгагене или других городах<br />
выстроят каменные дома «с простенками, о трех или двух апартаментах<br />
по улице», освобождаются от уплаты военно-постойного налога<br />
в течение 8–10 лет, считая льготные годы с того времени, как дом<br />
окончательно будет отделан для жилья. Да и вообще всем, кто будет<br />
производить какие бы то ни было постройки, будут оказываться всякие<br />
облегчения и льготы, смотря по постройке.<br />
5. Если иностранные поселенцы, обосновавшиеся в Копенгагене<br />
в течение первых 20 лет, пожелают переселиться в другие датские<br />
города или провинции или вовсе покинуть Данию, то они не платят<br />
со своих пожитков никаких вычетных денег. Равным образом<br />
наследство поселенцев, достающееся их родственникам, живущим<br />
вне пределов Дании, освобождается от так называемых десятой и<br />
шестой деньги и вообще от всех вычетных денег, как бы они ни назывались<br />
и под каким предлогом ни требовались бы. Иностранцы же,<br />
поселившиеся в герцогствах Шлезвигском и Голштинском, вместе с<br />
их наследниками и потомством, сохраняют за собой право выехать<br />
за границу вместе со всеми своими пожитками и капиталами «без<br />
малейшего сокращения» лишь в том случае, если докажут, что эти<br />
пожитки и капиталы они привезли туда из чужих стран. Датское<br />
правительство отказывается, сверх этого, от так называемого droit<br />
d’aubaine даже по отношению к уроженцам тех стран, где существует<br />
это право. 6<br />
6. Те из иностранцев, которые захотят устроить в Дании фабрики<br />
и мануфактуры, не только беспрепятственно могут привести свое<br />
намерение в исполнение, но еще будут пожалованы привилегиями<br />
и льготами.<br />
7. Художественные мастера и ремесленники, переселяющиеся<br />
в Данию, бесплатно и немедленно принимаются в соответствующие<br />
датские цехи, если только они под присягой подтвердят, что у себя<br />
на родине занимались этими же ремеслами и «художествами» и сами<br />
содержали подмастерьев. При этом для поступления в датский цех<br />
43<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
6<br />
Droit d’aubaine есть право местной власти на имущество, оставшееся после<br />
смерти иностранца.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
44<br />
иностранец не обязан представлять аттестата из магистрата того города,<br />
откуда он выехал; не считается также необходимым условием<br />
для этого предшествующая принадлежность к цеху на родине.<br />
8. Иностранцы-подмастерья принимаются на тех же основаниях,<br />
то есть от них не требуется представления аттестата, достаточно<br />
того, что они знают свое ремесло и под присягой подтвердят, что<br />
раньше служили подмастерьями.<br />
9. Лица, занимающиеся каким-либо ремеслом, но еще не подготовленные<br />
к тому, чтобы сейчас же могли быть приняты в соответствующий<br />
цех, имеют право целый год работать самостоятельно,<br />
на кого хотят; однако, прежде они должны принять датское<br />
подданство.<br />
10. Не желающие вступать в цехи могут исходатайствовать<br />
себе право работать самостоятельно, как привилегированные<br />
мастера.<br />
11. Всем художникам и мастеровым людям, в особенности тем, которые<br />
обделывают шерсть, дано будет позволение продавать оптом<br />
и в розницу собственноручно сделанные ими произведения.<br />
12. Иностранцам, которые на родине не занимались никаким<br />
ремеслом, дозволяется производить оптовую и розничную торговлю<br />
и заниматься промыслами, с тем, однако, чтоб они не нарушали<br />
интересов тех лиц, которые пожалованы особой привилегией, и поступали<br />
во всем согласно земским уставам и учреждениям.<br />
13. Знатные и зажиточные иностранцы принимаются, по их желанию,<br />
в гражданскую и военную службу и могут дослужиться до<br />
баронского и графского достоинства. Если они привезут с собой<br />
капиталы или наживут их в Дании, то могут выгодным и надежным образом<br />
поместить их в привилегированных компаниях обеих Индий,<br />
во всеобщей купеческой компании, в Исландской компании, в банк<br />
при страховом обществе и прочих торгово-промышленных учреждениях.<br />
Отдавая, таким образом, деньги в рост и приобретая земли<br />
и имения, они найдут случай приумножить свое состояние.<br />
14. Так как реформатам давно уже дозволено свободное отправление<br />
их веры в Копенгагене и других городах, то тем же самым<br />
правом будут пользоваться и вновь переселяющиеся в Данию лица<br />
этого исповедания. Переселенцы римско-католики получат возможность<br />
без утеснения продолжать свободное отправление их веры в<br />
Копенгагене; если же они сочтут за лучшее поселиться в таких ме-
стах, где отправление их веры им формально дозволено, то найдут<br />
в Дании несколько городов, где эта привилегия им дарована.<br />
15. «Ежели некоторые из вышеозначенных чужестранцев по<br />
каким-либо особливым обстоятельствам еще других кондиций и<br />
привилегий востребуют», то они должны заявить об это датскому<br />
правительству, которое по рассмотрении дела даст им надлежащий<br />
ответ. Иностранцы, желающие переселиться в Данию, могут завить<br />
о своем желании датским резидентам и агентам при чужестранных<br />
дворах или, по приезде в Данию, королевским министрам и коллегиям;<br />
все эти лица и учреждения окажут иностранным переселенцам<br />
всевозможное содействие к приведению их намерения в<br />
исполнение.<br />
Цель этого манифеста, заключавшаяся в то, «чтобы столичный город<br />
Копенгаген умножением мануфактур, художеств и купечества<br />
в вящее приращение привести», не была достигнута: французские<br />
банкиры не явились в Данию. 7 Однако, датское правительство не<br />
бросило мысли о привлечении в Данию иностранцев: оно лишь обратило<br />
тогда свое внимание на более доступный колонизационный<br />
материал – на немецких крестьян, которых в большом количестве<br />
стало селиться в Ютландии.<br />
Слухи о пользе, принесенной французскими эмигрантами развитию<br />
промышленности в Голландии и Англии, известие о колонизационных<br />
мероприятиях Пруссии и Дании не могли пройти бесследно<br />
и для русского правительства. Изречение «пример заразителен»<br />
приложимо не только к частным житейским отношениям, но и к<br />
отношениям государственным. Разделяя, как дети своего века, популяционистские<br />
теории того времени и видя осуществление их на<br />
практике в колонизационной политике вышеупомянутых государств,<br />
русские государственные деятели начинают склоняться к мысли о<br />
пользе и своевременности для России «по примеру других держав»<br />
приступить к колонизации своей территории иностранцами. Такое<br />
решение тем скорее созревает у них, что описанные нами выше<br />
историко-географические, бытовые и отчасти экономические условия<br />
России как нельзя более способствуют его осуществлению: на<br />
юге и востоке своих владений государство располагает огромными<br />
пространствами незаселенной земли, не только в данный момент (о<br />
будущем не думали) не приносящей никакой пользы, но и служащей<br />
45<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
7<br />
Донесение барона И.А. Корфа из Копенгагена от 18 декабря 1752 г.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
46<br />
источником постоянных беспокойств; на скорое заселение ее русскими<br />
людьми, в виду существования крепостного права, не приходится<br />
рассчитывать; наконец, русская обрабатывающая промышленность<br />
находится в зачаточном состоянии и страдает от недостатка<br />
опытных мастеров, – подвинуть ее вперед могут только технически<br />
образованные выходцы с Запада.<br />
И вот, вполне естественно, возникают проекты о вызове иностранных,<br />
в частности западноевропейских, колонистов в Россию.<br />
В нашей литературе первую мысль об основании в России колоний<br />
европейцев обыкновенно приписывают царствованию Екатерины II 8 ;<br />
в действительности же, как свидетельствуют неизданные архивные<br />
материалы, мысль об этом явилась раньше – еще в царствование<br />
Елизаветы Петровны.<br />
Первый толчок к возбуждению вопроса о вызове иностранных<br />
колонистов в Россию дал француз де Лафонт, протестант по вероисповеданию,<br />
бригадир русской службы. 8 июня 1752 года он подал<br />
канцлеру графу А.П. Бестужеву-Рюмину свой проект о привлечении в<br />
Россию гонимых на родине за веру французских протестантов. Сущность<br />
его проекта можно передать в следующих словах.<br />
Утрехтские газеты сообщают о продолжающемся во Франции гонении<br />
на протестантов, вследствие которого многие французские<br />
семейства решили покинуть свое отечество. Наиболее страдает<br />
провинция Лангедокская, где находятся такие промышленные города<br />
как Нимес и Каркассона, уступающие лишь Лиону по развитию<br />
в них шелковых и шерстяных мануфактур. Россия извлекла бы<br />
несомненную пользу от привлечения этих ремесленников в свои<br />
обширные области. Из этих областей наиболее удобств для устройства<br />
иностранных поселений и заведения мануфактур представляет<br />
Украина. Поселившись на Украине, французы привели бы эту область<br />
в цветущее состояние путем устройства шелковых и шерстяных<br />
мануфактур, улучшения качества местной шерсти и проч. Для привлечения<br />
французов Россия могла бы прибегнуть к тому же приему,<br />
какой употребил в подобном случае прусский король. Последний<br />
опубликовал в голландских газетах, что несколько протестантских<br />
8<br />
См.: Историческое обозрение водворения иностранных поселенцев в России<br />
// Журнал Министерства внутренних дел. – 1837. – Ч. 26. – С. 428; Благовещенский<br />
В. Обзор правительственных мер относительно иностранных поселений<br />
в России // Там же. – 1850. – Ч. 30. – С. 5.
французских семейств, преследуемых на родине за веру, прибыли в<br />
Берлин, где они благосклонно и приняты. Таким образом прусский<br />
король дал понять французским протестантам, что они могут найти<br />
себе убежище в его областях, и в то же время не возбудил подозрения<br />
в союзном ему французском дворе, что у него с корыстной<br />
целью переманивают подданных. Подобным же образом русское<br />
правительство могло бы напечатать в голландских газетах, что несколько<br />
французских семейств прибыло в Киев, о чем гетман Малороссии<br />
немедленно донес императрице; что императрица тотчас<br />
же приказала отвести им земли, даровала свободу исповедания,<br />
позволив иметь собственные церкви и священников и, наконец,<br />
прислала к ним директора их национальности и вероисповедания.<br />
Сверх всех этих привилегий, для успеха дела де Лафонт считает еще<br />
желательным, чтобы русские министры при чужестранных дворах<br />
оказывали материальную помощь тем их французов, которые желают<br />
переселиться в Россию, но не имеют для этого необходимых средств.<br />
«Я считаю возможным надеяться, – говорит де Лафонт, – что такие<br />
привилегии обратят внимание не только французов, действительно<br />
выезжающих из королевства, но большей части и тех, кои уже поселились<br />
в Германии. 9<br />
Проект Де Лафонта встретил очень сочувственный прием со стороны<br />
русского канцлера. В своем замечании («ремарке») на проекте<br />
де Лафонта Бестужев-Рюмин писал: «Гонимых французов в пространные<br />
Ея Императорского Величества области привлечь и поселенными<br />
их видеть государственная польза так очевидна, что, кажется, о<br />
том что-либо и упоминать излишно». Бестужев считал лишь более<br />
полезным селить французов по Волге близ Астрахани, где колонисты,<br />
каждый по своему умению и способностям, могут заняться или<br />
виноделием, или шелководством; если последнее почему-либо не<br />
удастся, колонисты могут привозить шелк из Персии и обрабатывать<br />
на устроенных ими мануфактурах. 10<br />
О проекте де Лафонта Бестужев доложил императрице, которая<br />
поручила рассмотреть его комиссии, состоявшей из трех лиц: самого<br />
Бестужева, вице-канцлера графа Воронцова и барона Черкасова.<br />
На совещании этих лиц, 26 сентября, было постановлено: 1) для<br />
47<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
9<br />
МГА МИД. Дело «Перевод представления бригадира де Лафонта, поданного<br />
канцлеру 8 июня 1752 г.»<br />
10<br />
Там же. Дело «Ремарка на письмо бригадира де Лафонта».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
48<br />
приглашения французов на поселение в Россию «по примеру других<br />
держав», отправить бригадира де Лафонта в Гданьск, Гамбург и<br />
Любек; 2) поручить Коллегии иностранных дел: а) собрать сведения<br />
о том, «каким образом в других местах такие гонимые французы<br />
приглашаемы и принимаемы были» и б) выработать инструкцию<br />
для де Лафонта; 3) императорским указом потребовать у Сената отправления<br />
инженерных офицеров на Волгу, Терек и Куму для приведения<br />
в известность порожних земель и описания их «по регулам<br />
географическим». 11<br />
Для содействия Коллегии иностранных дел в ее работе де Лафонту,<br />
служившему в Украине при ландмилиции под командой графа<br />
Салтыкова, велено было прибыть в Петербург и состоять в распоряжении<br />
помянутой коллегии. 12 31 октября Коллегия иностранных дел<br />
отправила в Гаагу, Лондон, Варшаву, Гамбург и Гданьск циркулярный<br />
рескрипт, в котором русским резидентам предписывалось собрать<br />
сведения о французских эмигрантах и немедленно ответить на<br />
следующие вопросы. Как велико число французов в областях того<br />
двора, при котором аккредитован резидент? «Какие им привилегии<br />
акордованы? Какие им в городах места, а по провинциям земли под<br />
селение отведены? Не дают ли им, яко новопришедшим, на первый<br />
случай для вспоможения какие награждения? На сколько лет им<br />
льготы от податей и какие другие выгоды дозволяются? Какие чрез<br />
них тамо фабрики и заводы и какие именно заведены». Циркуляр<br />
предписывал также сообщить копии с дарованных французам привилегий,<br />
если их можно будет достать. 13<br />
К русскому посланнику в Дании барону Корфу был отправлен особый<br />
рескрипт, в котором предписывалось только сообщить, какое<br />
действие имел изданный в 1748 году королевский манифест. «Для<br />
лучшего усмотрения» к рескрипту была приложена копия с этого<br />
манифеста на немецком языке. 14<br />
Ответы на рескрипт, более или менее обстоятельные, не замедлили<br />
последовать. Мы не будем на них останавливаться, так как выше<br />
11<br />
Там же. Дело «Записка для Высочайшего Ее Императорского Величества известия,<br />
из кабинета Ее Императорского Величества в Коллегию иностранных дел».<br />
12<br />
МГА МИД. Дело «Промемория Военной коллегии в Коллегию иностранных дел<br />
от 16 октября».<br />
13<br />
Там же. Дело «Циркулярный рескрипт от 31 октября 1752 г.»<br />
14<br />
Там же. Дело «Рескрипт к тайному советнику барону Корфу от 31 октября 1752 г.»
имели случай в кратких чертах охарактеризовать отношение к иммиграции<br />
западноевропейских государств отчасти на основании этих<br />
же ответов. Заметим только, что русский посланник в Варшаве Гросс,<br />
заявив в своей реляции о совершенном отсутствии французских<br />
эмигрантов в Польше и о малом количестве их в Саксонии, обратил<br />
внимание русского правительства на колонизационную политику<br />
Пруссии и обещал выслать напечатанную в Берлине «книгу о дозволенных<br />
привилегиях французам для веры из отечества выгнанным и<br />
живущим в прусских областях». 15 Вероятно, он имел в виду «Recueil<br />
des Edits, Oronnnces, Règlement et Rescripts contenant les Privilèges et<br />
les Droits attribués aux Francais refugiés dans ies états du Roi».<br />
Между тем бригадир де Лафонт, прибыв в Петербург, принял деятельное<br />
участие в работах коллегии по возбужденному им вопросу 16<br />
и 28 ноября представил в дополнение первоначального своего проекта<br />
«мемориал», в котором говорит о мерах, какие, по его мнению,<br />
должно употребить для привлечения иностранных поселенцев в<br />
Россию.<br />
Де Лафонт прежде всего предлагает опубликовать в газетах императорский<br />
манифест, в котором говорилось бы, что императрица, по<br />
просьбе некоторых недавно выселившихся из Франции протестантских<br />
семейств, приказала для подобных эмигрантов и всех других<br />
рассеянных по Европе вольных людей «отвести место на доброй<br />
и плодоносной земле, на вершине ли реки Волги недалеко от Москвы,<br />
или по берегам Днепра, близ польских границ протекающего».<br />
Де Лафонт поясняет, что он нарочно в предлагаемом им проекте<br />
манифеста поместил Москву близ Волги, так как если упомянуть о<br />
царствах Казанском и Астраханском, то дальность расстояния испугала<br />
бы переселенцев. Впрочем, наиболее удобным местом для<br />
поселения французов де Лафонт по-прежнему считает земли по<br />
Днепру, близ Киева.<br />
Вслед за манифестом де Лафонт предлагает поместить в газетах<br />
дополнительное «уведомление», что дело иностранной колонизации<br />
в России поручается единоверцу и единоплеменнику французских<br />
49<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
15<br />
Там же. Дело «Донесение действительного статского советника Гросса из Варшавы<br />
от 27 ноября (8 декабря) 1752 г.»<br />
16<br />
Сначала в Петербурге, а потом в Москве, куда 16 декабря 1752 года выехала<br />
императрица со всем двором и главными правительственными учреждениями.<br />
Пребывание императрицы в Москве продолжалось до 13 мая 1754 года.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
50<br />
протестантов, бригадиру де Лафонту, при участии которого и выработаны<br />
«кондиции» или условия приема иностранных поселенцев<br />
в Россию. В этих «кондициях» де Лафонт считает нужным наделить<br />
своих земляков всевозможными благами.<br />
По проекту де Лафонта правительство должно:<br />
а) не только предоставить колонистам свободу вероисповедания,<br />
право иметь церкви, священников и колокола «для созывания<br />
к службе Божией», но и отпустить им из казны средства на содержание<br />
пастора (а равно патера, если будут переселяться католики),<br />
доктора, лекаря, аптекаря и аптеки, по крайней мере, на первое<br />
время.<br />
б) Освободить колонистов на пятнадцать лет ото всех податей<br />
и даже давать в течение 6 лет казенное пропитание и содержание<br />
всем ремесленникам (в особенности мастерам, обрабатывающим<br />
шерсть и шелк, ткачам и проч.).<br />
в) Предоставить переселенцам право обращаться за деньгами<br />
на дорогу к представителям русского правительства за границей,<br />
а по приезде в Россию оказывать им всевозможное вспоможение<br />
как материалами, так и деньгами для построения на отведенном им<br />
месте города, который должен быть назван Галати или Новый Галликон<br />
«для показания будущим векам, что сей есть народ французский,<br />
следовательно же, и вольной».<br />
г) Учредить для управления колонистами особых комиссаров<br />
наполовину из лиц их национальности, предоставив высшее заведование<br />
колонистами Коллегии иностранных дел, так как, только<br />
находясь в ведении этой коллегии, они не будут опасаться за свою<br />
свободу.<br />
д) Дозволить переселенцам обратный выезд за границу вследствие<br />
болезни или по другим причинам, так как характер французов<br />
таков, что только при этой свободе выезда они прочно водворятся<br />
в России.<br />
е) Снабдить переселенцев по прибытии на место водворения необходимыми<br />
инструментами и материалами сообразно с ремеслом<br />
каждого.<br />
ж) Тех из переселенцев, которые заведут какую-либо фабрику,<br />
наградить в потомственное владение землей, содержащей пашню,<br />
от двух до шести пар волов, с таким же количеством крестьянских<br />
семейств для ведения сельского хозяйства. Этой мерой, по мнению<br />
де Лафонта, правительство, с одной стороны. Привлечет массу
переселенцев, «ибо для такого человека, который никогда над чемлибо<br />
господином себя не видал, ничего ласкательнее нет, как вступить<br />
во владение такого места», с другой стороны, Россия, таким<br />
образом, истратит меньше денег. 17<br />
з) На заводимые иностранными переселенцами фабрики и заводы<br />
назначить в качестве природных русских подданных, с тем,<br />
однако, чтобы заводчики и фабриканты получали не только свою<br />
прибыль от производства, но еще и денежное вознаграждение от<br />
правительства. 18<br />
Заканчивая изложение проектируемых им мер по привлечению<br />
иностранных колонистов в Россию, де Лафонт выражает желание,<br />
чтобы публикуемые манифест и «уведомление», содержащее «кондиции»,<br />
сопровождались следующим «разсуждением», исходящим,<br />
якобы, от самого издателя газеты: «По сей щедроте и милости Ея<br />
Императорского Величества всякой ремесленной человек не имеет<br />
нужды искать счастия в Миссисипи или в других местах Америки,<br />
ибо Европа представляет ему такие хорошие положения земли, какие<br />
только на свете сыскаться могут и которые такие преизрядныя и<br />
изобильныя паства производят, что живой баран вдоль по всей Волге<br />
також и по Днепру не стоит больше десяти и двенадцати копеек,<br />
а прочие съестные припасы по пропорции».<br />
Представленный де Лафонтом мемориал послужил предметом<br />
обсуждения в Коллегии иностранных дел. Как ни чрезмерны предлагаемые<br />
им льготы иностранным переселенцам, как ни странны,<br />
если сказать более, некоторые из них, как, например, отдача русских<br />
крестьян в крепостную зависимость иностранным выходцам,<br />
мемориал не встретил резкой критики со стороны членов коллегии<br />
и не подвергся существенным видоизменениям в своих «кондициях».<br />
Правда, коллегия отвергла прибавочный «артикул» мемориала<br />
о даче русских рабочих на устраиваемые иностранцами фабрики,<br />
не признала возможным отпускать из казны деньги на содержание<br />
пастора, доктора и проч. и дать устраиваемому иностранцами городу<br />
наименование «Галати» или «Новый Галликон», сократила срок<br />
казенного содержания иностранным ремесленникам с шести до<br />
одного года, но зато, с другой стороны, под влиянием манифеста<br />
датского короля, продлила свободу переселенцев от податей до<br />
51<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
17<br />
МГА МИД. Дело «Мемориал бригадира де Лафонта».<br />
18<br />
Там же. Дело «Прибавочный артикул к мемориалу».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
52<br />
20 лет вместо предлагаемых де Лафонтом 15 лет и признала за ними<br />
право, не довольствуясь предложенными льготами, входить в особые<br />
соглашения с правительством 19 , наконец, всецело согласилось<br />
на отдачу русских крестьян в крепостную зависимость иностранцам,<br />
устроившим фабрики.<br />
Произведя таким образом некоторые видоизменения в проектируемых<br />
де Лафонтом «кондициях», Коллегия иностранных дел условия<br />
приема иностранных поселенцев в Россию формулировала в<br />
9 статьях следующим образом:<br />
1. Будут оные пришельцы пользоваться с приезду своего в Российские<br />
области всею вольностию исповедания веры своей как<br />
сами, так и их потомки, и им позволится иметь церкви и пасторов<br />
своих, равно как такую же свободу веры и все другие в Российской<br />
империи проживающие разных наций люди имеют.<br />
2. Возымеют совершенную свободу, как от пошлин, так и от всяких<br />
податей через 20 лет таким образом, что весь плод всей работы<br />
им же в пользу будет.<br />
3. Учредятся комиссары, как от Ее Императорского Величества,<br />
так и из них собственной нации, дабы они вообще отправляли дела<br />
и об оных представляли в государственную Коллегию иностранных<br />
дел, в которой коллегии им ведаться.<br />
4. В случае если б кто впредь пожелал о возвращении своем из<br />
Российской империи просить, ему тотчас паспорт дается ехать, куда<br />
сам пожелает.<br />
5. В отводимых им местах подается им всевозможное вспоможение,<br />
как материалами, так и деньгами для построения города.<br />
6. Для поспешествования выезда их в области Российской империи<br />
к пребывающим при союзных с Ея Императорским Величеством<br />
Всероссийской дворах Ея Величества министрам указы отправятся<br />
столько им денег давать, чем бы им по состоянию каждого<br />
на проезд удовольствоваться можно было и так они могут к ним<br />
адресоваться.<br />
7. Ежели кто из вышеупомянутых в Российскую империю приходящих<br />
людей особливо себя предъявит и в состоянии будет зависеть<br />
какую-либо фабрику (чтобы, например, сукна, драгеты, саржи,<br />
фризы или других рук парчи шерстяные и шелковые делать, також<br />
и полотна ткать), то ему в начале заведения такой фабрики учинена<br />
19<br />
См. напечатанное курсивом в 1-й и 15-й статьях манифеста.
будет из казны Ея Величества денежная ссуда без процентов, токмо<br />
б они впредь оную ссуду в урочные годы по частям обратно в казну<br />
выплатили, а сверх того оной фабрикант награжден быть имеет как<br />
на его персону, так и для потомков его в вечное владение землей, содержащей<br />
в себе пашню, от двух до шести пар волов, с толикими же<br />
семьями крестьян для земледельства, поелику сия вознамеренная<br />
фабрика награждения заслуживает.<br />
Ремарка: По всеподданнейшему Коллегии иностранных дел мнению,<br />
можно толикое наибольшее количество крестьян давать из<br />
находящихся в близи к тем местам, где оные фабрики заводятся, из<br />
дворцовых волостей или из отписных, буде какие случатся.<br />
8. В рассуждении того, что называется вообще ремесленной человек,<br />
как шерстяной мастер, ткач, також медного, железного, стального,<br />
разных и токарных и других всяких мелочных и крупных работ<br />
мастеровые люди, которые сами особливых фабрик завести не могут<br />
быть в состоянии, то им пропитание и содержание давано будет чрез<br />
один год с приезда их в Россию.<br />
9. Ежели некоторые из тех пришельцев по каким особливым<br />
обстоятельствам еще других кондиций и привилегий востребует и<br />
о таком своем требовании представлять будет, то им тогда по обращению<br />
обстоятельств в том столь склонное решение учинено быть<br />
имеет, какого они от Высочайшего Ее Императорского Величества<br />
праводушия надеяться могут.<br />
Увлечение господствовавшими тогда теориями народонаселения<br />
и колонизационною политикой Пруссии и Дании было столь сильно,<br />
что от поселения в России иностранных колонистов ожидали для<br />
нее стольких благ, что наши передовые государственные деятели не<br />
останавливались ни пред какими жертвами.<br />
Для привлечения в Россию переселенцев на вышеизложенных<br />
условиях, согласно решению, принятому 26 сентября на совещании<br />
Бестужева-Рюмина с графом Воронцовым и бароном Черкасовым,<br />
Коллегия иностранных дел проектировала отправить самого де Лафонта<br />
вместе с поручиком Ингерманландского полка Паскалем в<br />
города: Данциг, Любек и Гамбург, снабдив его на этот предмет суммой<br />
в 10 000 рублей. Помимо прогонных денег на почтовые подводы<br />
до Риги, де Лафонт должен был получить 500, а Паскаль 200 червонных<br />
на дорожные расходы, в виде единовременного пособия.<br />
Тот и другой сохраняли свое обычное окладное жалование и еще<br />
сверх его во все время пребывания за границей имели получать<br />
53<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
54<br />
дополнительное содержание – де Лафонт по 100, а Паскаль по 50 рублей<br />
в месяц.<br />
Коллегия поспешила выработать и инструкцию, которой должен<br />
был руководствоваться де Лафонт в своих действиях по вербовке<br />
иностранных переселенцев в Россию.<br />
Прибыв в вышеупомянутые вольные города, де Лафонт должен<br />
«повсюду под рукою осведомляться», на каких условиях французские<br />
эмигранты принимались в других государствах и каково их там<br />
настоящее положение, о чем и сообщать обстоятельные сведения<br />
Коллегии иностранных дел. Затем, завязав сношения с находящимися<br />
в вольных городах эмигрантами, де Лафонт через посредство<br />
последних может вступить в переговоры с остающимися во Франции<br />
протестантами, а равно и с переселившимися в различные<br />
области Германии, в общих выражениях («в генеральных терминах»)<br />
приглашая их к переселению в Россию. Приглашать в Россию<br />
можно всех рассеянных по Европе вольных людей, исповедующих<br />
христианскую религию, но главное внимание следует обращать на<br />
французов, в особенности на жителей городов Нимесса и Каркассоны<br />
(в Лангедоке), где существуют в большом количестве шелковые<br />
и шерстяные мануфактуры, – мастеров шелкового и шерстяного<br />
дела следует привлекать «всякими удобовозможными способами»,<br />
чтобы посредством их завести в России такие же мануфактуры как<br />
во Франции.<br />
Переселенцев надлежит обнадеживать, что они будут пользоваться<br />
в России полной свободой вероисповедания, получат удобные<br />
к переселению участки земли и денежное вспомоществование на<br />
дорожные и другие потребности; при этом, впрочем, де Лафонту следует<br />
держаться обнародованных «кондиций», «не авансируя собою<br />
сверх того ничего, ежели бы с оными малейшее несходство было»,<br />
дабы не дать повода переселенцам по приезде в Россию заявлять<br />
излишние претензии. Упомянутое в 8-й статье «кондиций» право<br />
переселяющихся в Россию иностранных художников и ремесленников<br />
получать пропитание и содержание в течение одного года<br />
по приезде в Россию нужно понимать в том смысле, что переселенцы<br />
будут получать от 6 до 25 копеек на день, смотря по ремеслу<br />
каждого. Де Лафонту предписывается входить с переселенцами по<br />
этому предмету в соглашение и присылать в коллегию именные списки<br />
с обозначением, сколько кому следует ежедневной дачи. Всем<br />
переселяющимся художникам и ремесленникам де Лафонт должен
присоветовать запастись у себя за границей необходимыми в их<br />
профессии инструментами, так как в России их иногда нельзя достать<br />
ни за какие деньги.<br />
Сборными пунктами для эмигрантов всего удобнее назначать<br />
приморские города, чтобы иметь возможность отправлять их водой<br />
в С.-Петербург на особо нанятых для того судах, договариваясь со<br />
шкиперами последних относительно платы за провоз и содержание<br />
переселенцев во время пути. При этом часть платы, в виде задатка,<br />
шкипер может получить в месте отправления, а остальную – по доставлении<br />
переселенцев в Петербург. Этим, впрочем, у де Лафонта<br />
не отнимается право, в случае надобности, отправлять переселенцев<br />
и сухим путем, прибегая к содействию дипломатических представителей<br />
русского правительства за границей. При отправлении<br />
сухим путем переселенцев нужно снабжать деньгами без излишка,<br />
в таком размере, чтобы только хватило на дорогу, и особенно наблюдать<br />
за тем, чтобы кто-нибудь из них напрасно не выманил денег<br />
и не скрылся.<br />
Обо всех своих действиях по набору переселенцев де Лафонт<br />
обязан возможно чаще доносить Коллегии иностранных дел, сообщая<br />
подробные сведения о том, в каких местах и сколько человек<br />
явилось охотников к переселению в Россию из французов и<br />
других вольных людей, «каких они художеств и ремесла», на каких<br />
основаниях переселяются в Россию, – под условием ли принятия<br />
вечного подданства или иначе, в каких пунктах будут собираться<br />
и каким путем отправляться, – обо всем этом коллегию надлежит<br />
уведомлять заблаговременно, чтоб она могла принять все надлежащие<br />
меры для приема переселенцев. Для сношения с коллегией<br />
де Лафонту даются две «циферные азбуки» – на русском и французском<br />
языках.<br />
В случае надобности де Лафонту разрешается «для исполнения<br />
этой ему поручаемой комиссии» из вольных городов переезжать в<br />
Ганновер и Голландию.<br />
Вообще же, предоставляя установление деталей переселенческой<br />
организации благоразумию де Лафонта, коллегия рекомендует<br />
ему руководствоваться в этих случаях примером других государств,<br />
в особенности Пруссии и Дании, и все дело на первых порах вести<br />
втайне, не подавая и вида, что он имеет формальное поручение<br />
приглашать переселенцев в Россию; особенно нужно остерегаться,<br />
чтобы не узнало о его миссии французское правительство, так как в<br />
55<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
56<br />
противном случае оно может принять меры против эмиграции своих<br />
подданных. 20<br />
К дипломатическим представителям русского правительства в<br />
тех местах, где главным образом де Лафонт имел производить набор<br />
эмигрантов, именно – к Шереру в Данциге, князю Голицыну в<br />
Гамбурге и графу Головкину в Гааге, Коллегией иностранных дел<br />
был изготовлен циркулярный рескрипт, которым предписывалось<br />
оказывать де Лафонту всевозможное содействие. В то же время<br />
другой циркулярный рескрипт предполагалось отправить в Лондон<br />
к графу Чернышеву, в Копенгаген к барону Корфу и в Варшаву<br />
к Гроссу с предписанием, помимо содействия де Лафонту в его<br />
миссии, самостоятельно производить набор переселенцев и снабжать<br />
их деньгами на дорогу в Россию, соблюдая при этом надлежащую<br />
осторожность и своевременно представляя в коллегию счеты<br />
произведенным издержкам. В этом рескрипте, как и в инструкции<br />
де Лафонту, рекомендовалось отправлять переселенцев в Петербург<br />
по преимуществу морским путем.<br />
Таким образом, определив условия приема иностранных переселенцев<br />
в Россию, Коллегия иностранных дел установила в общих<br />
чертах и организацию их набора. Теперь оставалось только получить<br />
санкцию императрицы предположениям коллегии, чтобы положить<br />
начало западноевропейской колонизации в России. Изложив свои<br />
предположения по этому вопросу в особом докладе, Коллегия<br />
иностранных дел 14 января 1753 г. отправила последний канцлеру<br />
Бестужеву-Рюмину для представления императрице. Нет оснований<br />
сомневаться в том, что доклад был своевременно представлен Бестужевым<br />
на благоусмотрение императрицы. Тем не менее, никакого<br />
ответа на него в это время не последовало. Лишь в конце апреля<br />
следующего 1754 г. получено было устное повеление императрицы,<br />
в силу которого Коллегия иностранных дел должна была передать<br />
вопрос об иностранной колонизации России на усмотрение Сената.<br />
При этом Сенату предоставлялось право не только отвести по<br />
своему усмотрению удобные места для поселения западноевропейских<br />
колонистов, но определить и самый объем даруемых им льгот.<br />
Коллегии же иностранных дел поручалось только, руководствуясь<br />
20<br />
МГА МИД. Дело «Инструкция отправляющемуся в Германию господину бригадиру<br />
де Лафонту». (Два экземпляра, несколько различающиеся между собой<br />
в деталях – авт.).
решением Сената, составить императорский манифест о вызове иностранных<br />
колонистов в Россию и публиковать его в иностранных газетах<br />
через посредство дипломатических представителей русского<br />
правительства за границей.<br />
Сообщая Сенату «доношением» от 27 апреля 1754 года о последовавшем<br />
повелении императрицы, Коллегия иностранных дел<br />
сочла нужным представить ему при этом и некоторые материалы<br />
для решения возбужденного вопроса, как то: манифест датского<br />
короля в русском переводе, копию с циркулярного рескрипта<br />
к русским послам и посланникам при чужестранных дворах от<br />
31 октября 1752 года и экстракт из полученных от них ответов на<br />
этот рескрипт. О проекте и мемориале де Лафонта, а равно и о выработанных<br />
ею «кондициях» и «инструкции» де Лафонту Коллегия<br />
иностранных дел в своем доношении не обмолвилась ни единым<br />
словом. 21<br />
Передача вопроса о вызове иностранных колонистов в полном<br />
объеме на рассмотрение Сената не могла быть приятной Коллегии<br />
иностранных дел, так как выполненную ею по этому предмету<br />
работу делала бесплодной и все дело откладывала в долгий ящик.<br />
Коллегии была хорошо известна медленность Сенатского делопроизводства,<br />
благодаря которой множество дел по целым годам и<br />
даже десятилетиям оставались нерешенными. Ожидая и в данном<br />
случае такого же результата, Коллегия иностранных дел сочла излишним<br />
дальнейшее пребывание при ней бригадира де Лафонта и<br />
потому спешила отослать его в распоряжение Военной коллегии<br />
«для определения по прежнему к команде». 22 Действительность<br />
оправдала ожидания коллегии: дело о вызове западноевропейских<br />
колонистов в Россию не подвинулось в Сенате ни на шаг к своему<br />
разрешению в царствование Елизаветы Петровны, тем более что<br />
внимание русского правительства вскоре было всецело поглощено<br />
Семилетней войной.<br />
Отвлекая, однако, внимание русского правительства от преследования<br />
мирных культурных целей и способствуя забвению вопроса,<br />
возбужденного проектами де Лафонта, Семилетняя война со своей<br />
57<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
21<br />
МГА МИД. Дело «Доношение Коллегии иностранных дел Сенату от 27 апреля<br />
1754 г.»<br />
22<br />
Там же. Дело «Промемория из Коллегии иностранных дел в Военную коллегию<br />
от 7 мая 1754 г.»
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
58<br />
стороны вызвала появление нового колонизационного проекта,<br />
который преследовал не столько культурные, сколько чисто военные<br />
цели. Мы имеем в виду проект саксонского генерала Вейсбаха,<br />
поданный им в 1758 году русскому посланнику при польскосаксонском<br />
дворе Гроссу. 23<br />
Борьба с могущественной европейской коалицией заставила прусского<br />
короля Фридриха II до крайности напрягать платежные силы<br />
своих подданных, обременять их строгими «экзекуциями», военными<br />
постоями и беспощадными рекрутскими наборами. Чрезвычайные<br />
меры, к которым был вынужден прибегнуть прусский король, вызвали<br />
эмиграцию из его владений в соседние польские области. Особенно<br />
много было беглецов из трех провинций: Померании, Пруссии и Силезии.<br />
Но, бежав в Польшу, эмигранты, в сущности, попадали из огня да в<br />
полымя: они не только не получили здесь никакой правительственной<br />
поддержки, но, будучи в огромном большинстве протестантами по<br />
вероисповеданию, подвергались еще гонениям за веру со стороны<br />
римско-католического духовенства. Тем не менее, бегство прусских<br />
подданных в Польшу продолжалось, что, естественно, должно было<br />
вести к ослаблению Пруссии. Наблюдая этот факт, генерал Вейсбах<br />
сделал заключение, что если бы какая-нибудь держава дала у себя<br />
приют этим беглецам, наделила их землей под условие уплаты известной<br />
подати и обеспечила им свободу вероисповедания, то число<br />
беглецов из Пруссии возросло бы в значительной степени, а также<br />
умножились бы случаи дезертирства из прусской армии. Имея в виду<br />
нанести прусскому королю «знатный ущерб в доходах и войске»,<br />
Вейсбах составил проект поселения прусских подданных на южной<br />
окраине России между старой украинской линией и новой турецкой<br />
границей, установленной после Белградского мира в 1740–1742 гг. В<br />
своем проекте Вейсбах предлагает русскому правительству для более<br />
успешного привлечения прусских беглецов в южные пределы России<br />
предоставить эмигрантам право собственной юрисдикции через выбираемых<br />
ими старшин и судей и свободу от всех рекрутских и лошадиных<br />
наборов и также от поставки провианта, дозволить им варить и<br />
между собой продавать пиво и вино, торговать с турками и татарами<br />
23<br />
Там же. Дело «Проект поселению бранденбургскими подданными земли меж<br />
старою украинскою линиею и новою с турками 1741 года поставленною границею<br />
лежащей, сочиненной Кур-Саксонским генералом Вейсбахом и в 1758 г.<br />
поданной статскому советнику Гроссу».
хлебом и другими товарами и ловить рыбу и зверей на Днепре и других<br />
реках, не уплачивая за все это никаких пошлин. На этих условиях,<br />
по словам Вейсбаха, Россия, затратив всего 100 000 червонных, привлечет<br />
в свои южные пределы большое количество переселенцев,<br />
которые «охотно пребудут в должной преданности» и извлечет из<br />
этого следующие выгоды:<br />
1. Увеличатся государственные доходы, так как по истечении шести<br />
льготных лет правительство будет ежегодно получать не менее<br />
20 000 червонных поземельной подати (по два червонных с каждого<br />
земельного участка).<br />
2. Украина будет свободна от малых татарских набегов.<br />
3. «Маломощные» украинские жители будут удержаны от бегства<br />
к запорожским казакам.<br />
4. Предупреждена будет возможность образования гайдамацких<br />
отрядов, на набеги которых часто жалуются соседние державы.<br />
5. Наконец (и в этом главная и основная цель проекта), нанесен<br />
будет ущерб прусскому королю в доходах и войске, что равносильно<br />
тому, «как бы баталию у него выиграть, чего ради надлежит с иждивением<br />
многих миллионов собирать армию».<br />
Проект Вейсбаха Гросс представил в Коллегию иностранных дел,<br />
но здесь на него, как видно, не обратили внимания и не дали дальнейшего<br />
хода; таким образом, он имел еще более печальную участь,<br />
чем проект де Лафонта.<br />
Тем не менее, возбужденный этими проектами вопрос о вызове<br />
иностранных колонистов в Россию не мог окончательно заглохнуть:<br />
обстоятельства сильно благоприятствовали решению его в положительном<br />
смысле. И, действительно, как только со вступлением на<br />
престол императрицы Екатерины II и с прекращением участия России<br />
в Семилетней войне наше правительство получило возможность<br />
всецело заняться внутренними делами, вопрос о вызове колонистов<br />
снова был поставлен на очередь. Тогда вспомнили о проектах де Лафонта<br />
и Вейсбаха.<br />
59<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
Примечания<br />
Очерк был опубликован в 1898 г. в журнале «Русский вестник» (т. 253,<br />
1898, январь). Текст воспроизводится по этому изданию.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
60<br />
с. 37. Пандурский полк – пешее иррегулярное военное формирование,<br />
предназначенное для поселения, было сформировано в России в<br />
1751–1752 годы из сербов. Вооружение состояло из ружей, сабель, пик.<br />
В 1764 г. полки расформированы.<br />
с. 40. Liste civile (цивильный лист) – в монархических государствах сумма,<br />
предусмотренная государственным бюджетом на содержание царствующего<br />
дома.<br />
с. 45. Русский посланник в Дании барон Корф. Корф Иоганн-Альбрехт<br />
(1697–1766), барон, выдвинулся службой при дворе герцогини курляндской<br />
Анны Иоанновны, в 1738–1740 гг. – президент Санкт-Петербургской<br />
Академии наук, с 1740 г. – посол в Копенгагене.<br />
с. 55. Циферная (цифирная) азбука – специальный шифр, который разрабатывала<br />
Коллегия иностранных дел для сохранения тайны дипломатической<br />
переписки.
ВЫЗОВ ИНОСТРАННЫХ КОЛОНИСТОВ В РОССИЮ<br />
В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II 1<br />
Императрица Екатерина II была крайней последовательницей господствовавших<br />
в ее время теорий о народонаселении. Будучи еще<br />
великой княгиней, женой наследника русского престола, Екатерина<br />
писала: «Мы нуждаемся в населении. Заставьте, если возможно, кишмя<br />
кишеть народ в наших пространных пустырях. Я не думаю, чтобы для<br />
достижения этого, было бы полезно принуждать наших инородцев нехристиан<br />
принимать нашу веру, – многоженство еще более полезно<br />
для умножения населения». 2 Таким образом, ради торжества своих излюбленных<br />
теорий народонаселения Екатерина, по-видимому, готова<br />
была пожертвовать распространением православия среди инородцев,<br />
имеющим у нас в России не только религиозно-нравственное, но<br />
и культурно-политическое значение. Позднее, уже сделавшись самодержавной<br />
императрицей, Екатерина в своем знаменитом «Наказе»<br />
высказала те же мысли о необходимости умножения в России населения<br />
во что бы то ни стало, выраженные, правда, не в такой крайней<br />
и резкой форме: «Россия, – писала Екатерина, – не только не имеет<br />
довольно жителей, но обладает еще чрезмерным пространством земель,<br />
которые ни населены, ниже обработаны. Итак не можно сыскать<br />
довольно ободрений к размножению народа в государстве».<br />
«…Чтобы восстановить Державу, обнаженную от жителей, напрасно<br />
будем ожидать помощи от детей, могущих впредь родиться.<br />
Надежда сия вовсе безвременна; люди, живущие в своих пустынях,<br />
не имеют ни ободрения, ниже рачения. Поля, могущие пропитать<br />
целый народ, едва дают прокормление одному семейству…» 3<br />
Естественным выходом из этого положения, по мнению Екатерины<br />
и ее сотрудников, является вызов в Россию иностранных колонистов.<br />
От привлечения последних, помимо увеличения количества<br />
населения, ожидают больших и определенных выгод для России и<br />
61<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
1<br />
См.: Писаревский Г. Очерки по истории иностранной колонизации в России в<br />
XVIII в. // Русский вестник. – 1898, январь.<br />
2<br />
Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства<br />
иностранных дел. Т. 1. 1744–1764 годы // Сборник Имп. Русского<br />
исторического общества. Т. 7. – СПб., 1871. –С. 85.<br />
3<br />
Наказ комиссии о сочинении проекта нового Уложения. С. 265, 279.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
62<br />
ее коренных обитателей. Предполагается, что колонисты «работами,<br />
трудами, промыслами, ремесленными заводами и рукодельными<br />
мануфактурами в короткое время равную же могут принесть обширной<br />
… империи пользу – распространение торговли, богатству –<br />
какую изгнанные из Франции уничтожением Нантского эдикта протестанты<br />
принесли Англии, Голландии, Дании, а особливо болотным,<br />
пещаным и не плодородным областям короля Прусского».<br />
Главным же образом на иностранных колонистов возлагаются<br />
теперь надежды, что они «могут приобретенным своим искусством,<br />
рукодельством, промыслами и разными незнаемыми еще в России<br />
машинами открыть (русским – авт.) подданным легчайшие и кратчайшие<br />
средства к обрабатыванию земель, к распространению домового<br />
скота, к разведении. Лесов, к употреблению с пользою всевозможных<br />
только произношений (произведений), к заведению собственных фабрик,<br />
к управлению всего крестьянского домоводства». 4<br />
Собственно забота о заведении новых фабрик и заводов отходит<br />
теперь как бы на второй план: не отказываясь поощрять иностранцев к<br />
устройству фабрик и заводов, в особенности таких, каких еще не существовало<br />
в России, правительство главное внимание свое обращает в<br />
другую сторону – на заведение земледельческой культуры в пустынных<br />
степных окраинах империи и улучшение ее там, где она уже существует,<br />
вообще на поднятие в России сельского хозяйства до того уровня, на<br />
каком оно находилось тогда в Западной Европе. В этом заключается существенная<br />
разница колонизационной политики Екатерины II от колонизационных<br />
проектов, составлявшихся в царствование Елизаветы Петровны.<br />
Разница эта объясняется различием экономических воззрений<br />
у деятелей того и другого царствования. Государственные люди Елизаветинского<br />
царствования, ставя основною целью западноевропейской<br />
колонизации в России основание шелковых и шерстяных мануфактур<br />
и вообще введение новых видов обрабатывающей промышленности, а<br />
также совершенствование и более широкое развитие уже существующих,<br />
действовали под влиянием экономических воззрений меркантилизма.<br />
Экономические же воззрения Екатерины II и ее сотрудников до<br />
некоторой степени приближаются к учению физиократов: земледелие<br />
признается основным производительным трудом, источником богатства<br />
нации; подмечается связь его с промышленностью и торговлей.<br />
«Земледелие, – писала Екатерина в «Наказе», – есть первый и главный<br />
4<br />
МГА МИД. Дело «Реляция Мусина-Пушкина из Гамбурга, от 3 (16) сентября 1763 г.».
труд, к которому поощрять людей должно; второй есть рукоделие из<br />
собственного произращения (le second les manufactures qui mettent<br />
en oeuvre les propres producations du païs 5 ). … Не может быть там ни<br />
искусное рукоделие, ни твердо основанная торговля, где земледелие<br />
в уничтожении, или нерачительно производится». 6<br />
Таким образом, взгляды русского правительства на основные задачи<br />
экономической политики несколько видоизменяются; но убеждение<br />
в пользе для России иностранной колонизации остается: эту<br />
пользу видят теперь только, главным образом, в расширении площади<br />
эксплуатируемых земель и усовершенствовании земледелия. Как<br />
основной и непреложный принцип политической мудрости, провозглашается<br />
положение, что размножение народа и земледелие суть<br />
крайне важные и заслуживающие, чтобы каждый государь и каждый<br />
министр, знающий истинную политику, крайнее, во что бы это ни<br />
стало, попечение о том имел. 7<br />
В то же время из ремесел признаются наиболее полезными те,<br />
которые имеют прямое отношение к земледелию и вообще к сельскому<br />
хозяйству. Так, на сообщении русского посла в Лондоне Генриха<br />
Гросса 8 об отправлении им в Россию на поселение искусного<br />
кузнеца, швейцарца родом, в Коллегии иностранных дел было сделано<br />
следующее замечание: «Такова ремесла люди гораздо России<br />
полезнее, нежели шелковые и серебряные фабриканты». 9<br />
5<br />
Наказ. Гл. XIII. С. 313.<br />
6<br />
Там же. С. 294.<br />
7<br />
МГА МИД. Дело «Рассуждение, внесенное в (лондонские) газеты, от 28 сентября 1763 г.»<br />
8<br />
Там же. Дело «Цидула г. Гросса в Коллегию иностранных дел от 18 июня 1764 г.»<br />
9<br />
Надо заметить, впрочем, что старые экономические воззрения не сразу уступили<br />
место новым, но продолжали существовать у деятелей Екатерининского царствования<br />
параллельно с новыми. Одновременно со взглядами, очень заметно<br />
примыкающими к учению физиократов, высказываются характерно меркантилистические<br />
воззрения. Когда в 1763 году немец Яган Готфрид Шнейдер, позолотчик<br />
по ремеслу, выразил желание переселиться в Россию и предложил для этого<br />
свои «кондиции», то в Петербурге положили на последних следующую резолюцию:<br />
«Сколько известно, истребителей золота и серебра в нашем отечестве и без<br />
него довольно. Полезные сии вещи покупать от чужестранных и при полезной<br />
коммерции платить их вексельными переводами нежели заводить и умножать<br />
такие фабрики, которые металл, действительное государственное богатство,<br />
истребляют». МГА МИД. Дело «Реляция резидента Ребиндера из Гданьска от<br />
12 (23) декабря 1763 г. с приложением кондиций Шнейдера» (на нем. яз.)<br />
63<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
64<br />
Екатерина, сделавшись самодержавной императрицей, не замедлила<br />
приступить к осуществлению на практике вышеизложенных<br />
популяционистских и экономических воззрений.<br />
При самом вступлении своем на престол она заявила, что главным<br />
правилом себе поставляет «иметь попечение и труды о тишине<br />
и благоденствии вверенной ей от Бога пространной империи и о<br />
умножении в оной обитателей».<br />
14 октября 1762 года дан был Сенату собственноручно написанный<br />
императрицей указ, которым повелевалось «раз навсегда»,<br />
«без дальняго доклада», сносясь лишь с Коллегией иностранных дел,<br />
принимать всех желающих поселиться в России иностранцев, за исключением<br />
евреев. 10 Этим распоряжением устранялись пока только<br />
излишние канцелярские формальности, излишня канцелярская волокита<br />
при «выездах» в Россию иностранцев.<br />
В конце того же 1762 и в начале следующего 1763 года предприняты<br />
были более активные меры для привлечения в Россию иностранцев.<br />
4 декабря 1762 года Екатерина издала манифест, которым<br />
приглашала всех иностранцев, за исключением евреев, селиться в<br />
России, обещая им оказывать свою монаршую милость и благоволение<br />
11 , при чем повелела Сенату данный манифест «публиковать<br />
на всех языках и во всех чужестранных газетах напечатать». 12 Исполняя<br />
волю императрицы, Сенат озаботился напечатанием манифеста<br />
на разных языках и при указе от 29 декабря препроводил<br />
в Коллегию иностранных дел по сотне экземпляров манифеста<br />
на русском, французском и других языках, с тем, чтобы коллегия<br />
разослала их нашим дипломатическим агентам за границей, предписав<br />
последним способствовать распространению манифеста в<br />
тех землях, где они аккредитованы. 13 В силу этого указа Коллегия<br />
иностранных дел разослала к русским министрам и резидентам<br />
при чужестранных дворах циркулярный рескрипт, которым поручалось<br />
им «не токмо известным учинить» манифест императрицы<br />
«внесением его в обыкновенные тамошние газеты, но при том и<br />
10<br />
Бильбасов В.А. История Екатерины Второй. – [Лондон, 1895]. – Т. 2, приложение<br />
I, 15. – С. 522.<br />
11<br />
ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 16. № 11720.<br />
12<br />
Бильбасов В.А. История Екатерины Второй. – Т. 2. – С. 195.<br />
13<br />
МГА МИД. Дело «Указ из Правительственного Сената Коллегии иностранных<br />
дел».
всевозможное старание прилагать, чтоб оный непременно свое<br />
действие иметь мог». 14<br />
Получив этот рескрипт вместе с экземплярами манифеста, некоторые<br />
из наших дипломатических агентов поспешили указать центральной<br />
власти на недостаточность заключающихся в манифесте<br />
обещаний для привлечения в Россию иностранцев. «Одно только<br />
обещание принимать тех, – писал из Лондона своему дяде канцлеру<br />
граф Воронцов, – которые к тому являться будут, не может привлечь<br />
большого числа жителей; ибо в сем случае оставили б они то, что им<br />
уже надежно, для принятия того, что им еще совсем безызвестно». 15<br />
Отсюда, по мнению наших дипломатов, вытекала необходимость<br />
точно определить и обнародовать те «авантажи» и привилегии, которыми<br />
иностранные переселенцы имеют пользоваться в России, а<br />
также установить им денежную дачу на путевые издержки, так как,<br />
главным образом, люди бедные прибегают к переселению. 16<br />
Признавая основательность этих соображений, Коллегия иностранных<br />
дел обратилась в Сенат с «доношением», в котором, ходатайствуя<br />
о назначении переселенцам денежной дачи на путевые<br />
расходы, просила также указать: а) какие места назначены для поселения<br />
иностранных колонистов; б) какие «облегчения и выгоды»<br />
могут им быть дарованы и в) к кому должны обращаться колонисты<br />
при прохождении через русские города, чтобы напрасно «не таскаться»<br />
из одного места в другое. При этом коллегия сочла нужным<br />
напомнить Сенату, что она с такой же просьбой обращалась к<br />
нему в царствование Елизаветы Петровны доношением от 27 апреля<br />
1754 года, при чем представила и необходимые для решения данных<br />
вопросов материалы, но что «резолюции тогда не воспоследовало».<br />
Представляя теперь, на всякий случай, копию с помянутого «доношения»<br />
и всех к нему приложений, коллегия к числу последних<br />
присовокупила на этот раз составленные Де Лафонтом «мемориал<br />
и проект» манифеста, «который хотя не состоялся, – заключила свое<br />
14<br />
Бумаги Екатерины II. 1762 год // Сборник Имп. Русского исторического общества.<br />
Т. 48. СПб., 1885. С. 251. (Циркулярный рескрипт от 7 января 1763 г. «О<br />
вызове беглых русских подданных к возвращению в Россию»)<br />
15<br />
МГА МИД. Дело «Перевод экстракта из письма графа Воронцова из Лондона<br />
к канцлеру от 18 февраля (1 марта) 1763 года».<br />
16<br />
Там же. Реляция графа Остермана из Стокгольма от 24 февраля (4 марта)<br />
1763 г., реляция Генриха Гросса из Гааги от 11 (22) февраля 1763 г.<br />
65<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
66<br />
«доношение» коллегия, – да и ныне по обстоятельствам не может<br />
во всем содержании оного, в рассуждении французов, издан быть,<br />
разве с некоторыми отменами; однакож не малое облегчение подать<br />
может в рассмотрение о сем деле в настоящем случае». 17<br />
Сенат не спешил отвечать на «доношение» Коллегии иностранных<br />
дел, а между тем наши дипломатические агенты не переставали напоминать<br />
последней о необходимости, ради успешности колонизации,<br />
точного обозначения и обнародования во всеобщее сведение<br />
тех «вольностей и выгод», которыми имеют пользоваться переселяющиеся<br />
в Россию иностранцы, вследствие чего Коллегия иностранных<br />
дел «доношениями» от 25 апреля и 16 июня 1763 года снова обратилась<br />
в Сенат с ходатайством определить, «на каком основании оным<br />
чужестранцам быть, дабы министры, к которым адресуются, знали, в<br />
чем их обнадежить». 18<br />
Коллегия иностранных дел, вероятно, еще долго и, быть может,<br />
напрасно, как это случилось с доношением от 27 апреля 1754 года,<br />
пришлось бы ждать резолюции Сената, если бы не энергия императрицы,<br />
неоднократно и настойчиво выразившей свою волю. Благодаря<br />
ее вмешательству в это дело при Сенате под руководством<br />
генерал-прокурора А.И. Глебова был выработан проект даруемых<br />
иностранным колонистам льгот. В то же время у Екатерины и в кругу<br />
приближенных к ней лиц, во главе с графом Григорием Орловым, возникла<br />
мысль об учреждении особенного «опекунственного места»,<br />
которое заведовало бы иностранной колонизацией в России; здесь<br />
же «будущими опекунами», как выразилась императрица, был рассмотрен<br />
присланный Глебовым проект и подвергся некоторым видоизменениям<br />
и дополнениям. После новых совещаний с Глебовым 19 ,<br />
17<br />
МГА МИД. Дело «Доношение Коллегии иностранных дел Правительственному<br />
Сенату от 10 апреля 1763 г.»<br />
18<br />
Там же. Дело «Доношение Коллегии иностранных дел Правительствующему<br />
Сенату от 16 июня 1763 г.»<br />
19<br />
См.: Сборник Имп. Русского исторического общества. Т. 7. – СПб., 1871. –<br />
С. 301–303. (Записка Екатерины II к генерал-прокурору А. Глебову «Предложение<br />
Сенату об учреждении правительственного места для поселяющихся<br />
в России иностранцев» от 26 июня 1763 г.; заметка Екатерины II «О присутственном<br />
месте для заведывания колонистами, план и рассуждение об иностранцах,<br />
поселяющихся в России», 1763 г. [без даты]; записка Екатерины II к<br />
генерал-прокурору А. Глебову «О проекте манифеста и инструкции касательно<br />
иностранцев, поселяющихся в России» от 18 июля 1763 г.).
канцлером М.И. Воронцовым 20 и другими лицами 22 июля 1763 года<br />
были, наконец, одновременно обнародованы два законодательных<br />
акта, послуживших фундаментом иностранной колонизации в России,<br />
именно: указ об учреждении Канцелярии опекунства иностранных<br />
и манифест о даруемых иностранным переселенцам правах и<br />
преимуществах». 21<br />
Первым из этих законодательных актов был создан особый центральный<br />
административный орган для насаждения и развития иностранной<br />
колонизации в России. На Канцелярию опекунства иностранных<br />
возлагалось попечение обо всех приходящих в Россию на<br />
поселение иностранцев, чтобы они «никакому изнурению или тягости<br />
подвергнуты не были», отвод им в Петербурге квартир из одной или<br />
нескольких комнат, «смотря по числу людей», на время, пока они не<br />
будут отправлены в назначенные им для поселения места; приведение<br />
в известность порожних земель и выбор из них мест удобных для поселения<br />
путем составления их планов и описаний, наконец, отправление<br />
колонистов из Петербурга в отведенные им местности и водворение<br />
в последних. Равным образом деятельность русских дипломатов<br />
и наших агентов за границей по набору и отправлению в Россию<br />
иностранных переселенцев находилась под высшим наблюдением<br />
Канцелярии опекунства и направлялась ее указаниями. Для сношения<br />
с «заграницей» при президенте Канцелярии опекунства учреждалась<br />
должность «особого секретаря, знающего достаточно иностранные<br />
языки». Так как заранее нельзя было определить число имеющихся<br />
ежегодно переселиться в Россию иностранцев, то в распоряжение<br />
канцелярии «на первый случай, пока больше потребно будет», определено<br />
было отпускать из Камер-коллегии по 200 000 руб. в год, как на<br />
содержание самой канцелярии и квартир для иностранцев, так и для<br />
доставления колонистам всего хозяйственного обзаведения полезных<br />
фабрик и заводов. 22 Деньги, потребные Канцелярии опекунства иностранных<br />
предписано было выдавать «тотчас, сколько, когда требовано<br />
будет, из всяких сборов, какие бы на лицо не случались». 23<br />
67<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
20<br />
Архив князя Воронцова. Т. 28: Письма русских государей и особ царского дома<br />
к графам Воронцовым. – СПб., 1883. – С. 26.<br />
21<br />
ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 26. № 11879, 11880.<br />
22<br />
ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 16. № 11881 (Инструкция Канцелярии опекунства<br />
иностранных).<br />
23<br />
Там же. Т. 17. № 12763.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
68<br />
По своим правам Канцелярия опекунства приравнивалась к государственным<br />
коллегиям, т. е. имела характер особого министерства<br />
и обязана была отчетностью одной императрице. Она состояла из<br />
президента, назначаемого самой императрицей, и членов, избираемых<br />
президентом. 24 Оклад жалования служащим в ней был назначен<br />
такой же, как и в прочих коллегиях, а именно: статскому советнику<br />
1 500, коллежскому советнику 1 200, секретарю 600, казначею, бухгалтеру<br />
и переводчику – каждому по 400 рублей, канцеляристам по<br />
250 рублей, а знающему по-немецки 300 рублей, подканцеляристам<br />
и копиистам по 120 рублей, а знающим по-немецки по 130 рублей<br />
в год. 25 Президентом Канцелярии опекунства Екатерина назначила<br />
близкое к ней и доверенное лицо – графа Г.Г. Орлова, что уже<br />
само по себе должно было служить залогом успешности действий<br />
канцелярии.<br />
В своих отношениях к иностранным переселенцам Канцелярия<br />
опекунства должна была руководствоваться вышеупомянутым манифестом<br />
от 22 июля 1763 года. Содержание этого основного в истории<br />
нашей иностранной колонизации законодательного акта сводится к<br />
следующему:<br />
1. Все иностранцы получают дозволение приезжать в Россию и<br />
селиться, где только пожелают, во всех русских губерниях, объявляя<br />
о своем желании или Канцелярии опекунства иностранных в Петербурге<br />
или губернаторам и прочим начальствующим лицам в пограничных<br />
русских городах. Не имеющие средств для переселения<br />
могут обращаться к находящимся при иностранных дворах русским<br />
дипломатическим агентам, которые немедленно будут отправлять<br />
их в Россию на казенный счет и снабжать деньгами на дорожные<br />
расходы.<br />
2. По прибытии в Россию иностранные переселенцы обязаны<br />
объявить – желают ли они записаться в купечество или в цехи, или<br />
же поселиться колониями на свободных и удобных для хлебопашества<br />
землях. Сообразно изъявленному желанию всякий получает<br />
свое назначение, при чем по своей вере и обрядам приносит обыкновенную<br />
присягу на подданство.<br />
3. Иностранным поселенцам предоставляются следующие права<br />
и преимущества:<br />
24<br />
Там же. Т. 16. № 11879.<br />
25<br />
Там же. № 11890.
а) Свободное отправление веры по своим обрядам, с правом<br />
строить церкви и колокольни (но не монастыри) и иметь при них потребное<br />
число пасторов и прочих церковнослужителей. Но при этом<br />
строго воспрещается переселенцам склонять в свою веру кого-либо<br />
из христиан других исповеданий, живущих в России, магометан же из<br />
числа соседних с Россией народов дозволяется не только обращать<br />
в христианство, но и делать себе крепостными.<br />
б) Свобода от податей и налогов всякого рода, служб и повинностей<br />
как обыкновенных, так и чрезвычайных для поселившихся<br />
целыми колониями на пустопорожних местах в продолжение 30 лет,<br />
для поселившихся в столицах (Петербурге и Москве) или в городах<br />
прибалтийских, ингерманландских, карельских и финляндских – на<br />
5 лет, а в прочих губернских, провинциальных и других городах – на<br />
10 лет. Свободою от податей и повинностей пользуются и потомки<br />
первых колонистов во все продолжение льготных лет. По прошествии<br />
означенных льготных лет переселенцы, как и коренные русские<br />
подданные, обязаны платить все обыкновенные подати и нести<br />
земские повинности. Но они освобождаются навсегда от службы военной<br />
и гражданской, кроме обыкновенной земской, которую несут<br />
по истечении льготных лет наравне с прочими жителями империи.<br />
Однако переселенцы могут по собственному желанию поступать в<br />
солдаты, и в таком случае вступающему в полк дается 30 рублей помимо<br />
обыкновенного жалования.<br />
в) Переселенцы получают не только достаточное количество<br />
земли выгодной и свободной как для хлебопашества, так и для заведения<br />
фабрик и заводов, но и всякое вспомоществование, сообразно<br />
с состоянием каждого переселенца и той пользой, которой можно<br />
ожидать от его деятельности.<br />
На особенное внимание и содействие правительства могут рассчитывать<br />
те переселенцы, которые заведут фабрики и заводы, небывалые<br />
еще в России, – продукты таких фабрик и заводов (если они<br />
до того не были производимы в России другим путем) дозволяется<br />
вывозить из России за границу в течение 10 лет без платежа внутренней,<br />
портовой и пограничной пошлины.<br />
г) Иностранные колонисты, на собственные средства устроившие<br />
в России фабрики, мануфактуры и заводы имеют право покупать<br />
к последним крепостных людей и крестьян.<br />
д) На постройку домов и покупку скота, земледельческих орудий<br />
и необходимых в ремеслах инструментов, а равно на приобретение<br />
69<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
70<br />
припасов и материалов производится переселенцам из казны денежная<br />
ссуда без процентов с одной обязанностью лишь выплатить<br />
ее по истечении 10 лет в три года по равным частям.<br />
е) Переселенцы получают право беспошлинно провезти в Россию<br />
не только свое имение, в чем бы оно ни состояло, он и товаров<br />
для продажи на сумму не свыше трех сот рублей для каждого<br />
семейства под тем, впрочем, условием, если последнее проживет<br />
в России не менее десяти лет, в противном случае при выезде своем<br />
за границу оно платит обычные ввозные и вывозные пошлины.<br />
Вообще же иностранным поселенцам предоставляется свобода обратно<br />
выехать за границу, когда пожелают, но при этом они обязаны<br />
отдать в казну из всего нажитого в России имения известную часть,<br />
а именно: прожившие от одного года до пяти лет – пятую часть, а от<br />
пяти до десяти лет и далее – десятую.<br />
ж) Поселившиеся особыми колониями и местечками пользуются<br />
правом собственной внутренней юрисдикции без вмешательства в<br />
их распорядки русских властей. 26 Впрочем, все колонисты обязаны<br />
подчиняться русскому гражданскому праву.<br />
з) Переселенцам позволяется в основанных ими колониях заводить<br />
по собственному усмотрению торги и ярмарки, не уплачивая<br />
за это никаких казенных сборов и пошлин.<br />
и) Переселенцам со дня прибытия на русскую границу даются до<br />
места назначения кормовые деньги и безденежно подводы. 27<br />
к) Наконец, помимо всех этих прав и льгот, дарованных всем вообще<br />
иностранным переселенцам, последним пунктом манифеста<br />
26<br />
В скором времени (19 марта 1764 года) это право подверглось некоторому<br />
ограничению: было постановлено, с выезжающими в Россию иностранцами<br />
заключать особые письменные договоры относительно внутреннего их управления;<br />
договоры эти должны быть представляемы на утверждение Сената,<br />
после чего они делаются обязательными для всех колонистов, к которым относятся.<br />
См.: ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 16. № 12095.<br />
27<br />
Первоначально кормовые деньги выдавались в следующем размере: мужчинам<br />
по 15 копеек, женщинам по 10, а детям, смотря по возрасту, от 2 до 6 копеек<br />
в сутки, но затем, в 1766 году 19 мая, решено было уменьшить мужчинам<br />
размер кормовых денег до 10 копеек, в виду того, что колонисты употребляют<br />
кормовые деньги, не взирая на знатную здесь против Гамбурга в съестных<br />
припасах дешевизну, по большей части не с такой бережливостью, какой бы<br />
собственная их польза требовала, но больше на вино и на другие излишества<br />
проматывают. См.: ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 17. № 12651.
дозволялось желающим из них выговаривать себе особые преимущества,<br />
обращаясь с просьбами по этому делу в Канцелярию опекунства<br />
иностранных. 28<br />
К манифесту 22 июля был приложен реестр свободных и удобных<br />
к заселению земель. Таковыми были объявлены следующие<br />
места 29 :<br />
1. В Сибири: по Барабинской степи и близ Усть-Каменогорской<br />
крепости, а также по рекам: Убе, Ульбе, Березовке, Глубокой и по<br />
другим, впадающим в Иртыш.<br />
2. В тогдашней Астраханской губернии: от Саратова вверх по<br />
Волге и по речкам: Тилюн, Вербатунь, Иргиз, Санзалея, Березовка,<br />
Малый Иргиз, и от Саратова вниз по Волге, ниже речки Мухор-<br />
Торлык, при Камышевом Буераке, по речке Малому Иргизу, Нижнему<br />
Еруслану, Яблонскому Буераку.<br />
3. В Оренбургской губернии: по реке Сакмар, в 40 верстах от<br />
Оренбурга, и вниз реки Самары, от Оренбурга в 300 верстах, до реки<br />
Конели и по реке Иргизу.<br />
4. В Воронежской губернии, по речкам: Журавка, Геркул, Битка и<br />
Оскол, в пределах Валуйского уезда.<br />
В пределах данной территории иностранным поселенцам предоставлялось<br />
право водворяться по своему усмотрению, где пожелают,<br />
при чем не воспрещалось, однако, селиться и на других, помимо<br />
указанных в реестре, свободных землях.<br />
В соответствие центральному органу, ведавшему делом иностранной<br />
колонизации – Канцелярии опекунства иностранных – первоначально<br />
не было создано за границей местных специальных органов по<br />
набору и отправлению колонистов в Россию: и то и другое было возложено<br />
на русских дипломатических агентов в иностранных государствах.<br />
Посредствующим звеном в этом деле между Канцелярией опекунства<br />
иностранных и нашими дипломатами, естественно, явилась<br />
Коллегия иностранных дел. В дополнение и разъяснение манифеста<br />
28<br />
Ср. 15-й пункт манифеста датского короля и 9-й пункт «кондиций», выработанных<br />
при Елизавете Петровне Коллегией иностранных дел. См.: Писаревский Г.Г.<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в. // Русский<br />
вестник. – 1898, январь. – С. 109, 117.<br />
29<br />
Впоследствии решено было главное внимание обратить на колонизацию<br />
территории между Волгой и Доном. См.: ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 17. № 12095 (Высочайше<br />
утвержденный доклад Сенату Канцелярии опекунства иностранных от<br />
19 марта 1764 г.)<br />
71<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
72<br />
от 22 июля и как руководства при наборе и отправлении колонистов<br />
из Коллегии иностранных дел был послан ряд циркулярных рескриптов<br />
к нашим министра и резидентам при иностранных дворах.<br />
Согласно этим циркулярам при отправлении переселенцев наши<br />
дипломатические агенты должны соблюдать умеренность и не делать<br />
никаких лишних расходов, выдавая денежную ссуду и подмогу<br />
лишь тем из них, которые окажутся в действительной нужде и пожелают<br />
ехать в Россию на поселение и на вступление в подданство на<br />
предписанные в манифесте годы; при этом предписывается следить,<br />
чтобы получившие деньги на самом деле отправлялись в Россию, а<br />
не оставались в прежнем месте жительства. 30 Обязанность открыто<br />
оказывать содействие отправлению переселенцев в Россию возлагалась<br />
лишь на тех наших дипломатов, которые аккредитованы<br />
при правительстве тех стран, откуда эмиграция не воспрещается<br />
местными законами, «ибо инако непристойно аккредитованному<br />
министру явным образом сделаться вербовщиком людей той земли<br />
подданных, где он пребывает, подговаривать и под своею протекциею<br />
партиями и фамилиями высылать». Там, где эмиграция воспрещена,<br />
нужно поступать с осторожностью, «чтобы ни малейшей не<br />
могло быть причины к неудовольствию и нареканию от того двора»,<br />
при котором аккредитован русский министр или резидент; в виду<br />
этого переселенцам, принадлежащим к числу подданных таких<br />
стран, предписывается паспортов не давать, «а оставлять каждому<br />
на его собственное попечение выезд из своего отечества»; по отношению<br />
же к иностранцам, проживающим в подобных странам,<br />
можно действовать более открыто. 31 С особой осмотрительностью<br />
нужно относиться к фабрикантам и мануфактурщикам, которые, имея<br />
намерение завести в России шелковые и другие фабрики, не довольствуются<br />
обещаниями, заключающимися в манифесте от 22 июля, но<br />
требуют особых, точно определенных условий. Наводя тщательные<br />
30<br />
Сборник Имп. Русского исторического общества. Т. 48. – С. 571–572. (Циркулярный<br />
рескрипт от 12 августа 1763 г. «Разъяснение о порядке вызова в Россию<br />
иностранных переселенцев); МГА МИД. Указ Правительствующему Сенату<br />
Коллегии иностранных дел от 13 августа 1763 г. и циркулярный рескрипт от<br />
25 августа 1763 г.<br />
31<br />
Политическая переписка императрицы Екатерины II. Т. 2: 1763 и 1764 г. // Сборник<br />
Имп. Русского исторического общества. Т. 51. – СПб., 1886. – С. 126–127.<br />
(Циркулярный рескрипт от 28 ноября 1763 г. «О необходимых предосторожностях<br />
при вызове иностранцев к переселению в Россию»).
справки о личности и искусстве подобного рода эмигрантов, но не<br />
заключая с ними контракта, не выдавая вперед денег и не отправляя<br />
в Россию, наши дипломатические агенты обязаны требовать от них<br />
умеренных условий и собрать следующие сведения для предоставления<br />
центральному правительству: 1) на каком основании намерены<br />
они завести фабрики: на свои ли средства или же некоторым<br />
вспоможением от казны, обязываясь, возвратить его впоследствии<br />
в несколько сроков; 2) сколько в компании каждого ремесленника<br />
и какого именно ремесла и сколько им понадобится денег на проезд<br />
в Россию, если они не имеют для этого своих средств; 3) могут<br />
ли они достаточно обучить своему искусству русских учеников и за<br />
какую плату; 4) какие сорта шелковых и других материй будут они<br />
производить на своих фабриках и из каких именно материалов – туземных<br />
русских или же иностранных и, если из иностранных, то «на<br />
каком основании» придется «выписывать» их из-за границы; 5) для<br />
приведения в действие фабрик не требуется ли им вывезти с собой<br />
из-за границы некоторых инструментов или их моделей и рисунков<br />
и сколько на это потребуется денег.<br />
«Кондиции» эмигрирующих фабрикантов должны быть изложены<br />
ясно и обстоятельно, чтобы не возбуждать никаких недоумений и<br />
тем дать возможность центральному правительству без замедления<br />
дать на них такой или иной ответ. При этом следует предупредить<br />
переселяющихся, что им позволяется строить фабрики в расстоянии<br />
60-ти верст и ближе от столичных городов, но отнюдь не в самых<br />
столицах.<br />
Вообще же предписывалось строго следить за тем, чтобы в Россию<br />
переселялись лишь такие фабриканты и мануфактурщики, от<br />
которых по совершенному их искусству в заведении и распространении<br />
желаемых фабрик можно ожидать настоящей пользы, а не<br />
напрасного убытка.<br />
При всем том наши дипломаты должны иметь в виду, что России<br />
«особливо нужны земледельцы и пахотные люди, которых сколь много<br />
б не являлось охотников» к переселению, следует отправлять «без<br />
всяких затруднений» к русским границам на основании публикованных<br />
манифестов. 32<br />
73<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
32<br />
Сборник Имп. Русского исторического общества. Т. 51. С. 69–70. (Циркулярный<br />
рескрипт от 28 октября 1763 г. «Правила для желающих переселиться в<br />
Россию иностранцев»).
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
74<br />
При снабжении переселенцев деньгами на дорогу надлежит заблаговременно<br />
доносить в Коллегию иностранных дел, сколько,<br />
кому дано денег и до которого именно места. Лучше же, если возможно<br />
будет, давать ассигновки на получение таких денег в пограничных<br />
русских городах. 33<br />
Но еще прежде, чем один из циркулярных рескриптов был издан,<br />
а другие успели дойти по назначению и оказать свое действие,<br />
уже начался сбор и отправление в Россию колонистов; каждый из<br />
наших дипломатических агентов спешил заявить свое усердие отправлением<br />
возможно большего числа колонистов, не обращая внимания<br />
на нравственную и физическую пригодность эмигрирующих<br />
элементов.<br />
Более осторожно, по-видимому, действовал русский посол в Голландии<br />
Генрих Гросс, писавший в своей реляции от 18 (29) ноября<br />
1763 года, между прочим, следующее: «Понеже по сю пору у меня<br />
ради поселения не явилось кроме самых некоторых ветреных и негодных<br />
французов, кои только деньгами на проезд напрасно пользоваться<br />
хотели того ради и по сю пору я на коште Вашего Императорского<br />
Величества никого не отправил». 34 В этой осторожности<br />
Гросса на самом деле играла не маловажную роль национальность<br />
являвшихся к нему эмигрантов. Немец по национальности и вюртембергский<br />
подданный, Генрих Гросс вообще был против переселения<br />
в Россию французов, быть может, приберегая здесь место для своих<br />
земляков. В этих видах он старался даже заподозрить в глазах русского<br />
правительства политическую благонадежность французских<br />
переселенцев. Так, в реляции от 5 (16) декабря того же 1763 года,<br />
сообщая об отклонении им проекта о наборе для России 6 000 человек<br />
в Австрийских Нидерландах, Фландрии, Шампани, Лотарингии<br />
и Люттихе вследствие чрезмерности притязаний составителя этого<br />
проекта французского инженера Жибралтара и вообще рискованности<br />
всего предприятия, Гросс писал: «Я надеюсь, что Ваше Императорское<br />
Величество всемилостивейше изволит апробовать поступок<br />
мой толь наиначе, что на колонии, почти совсем из французов состоящей<br />
и на границе Вашей империи переселяемой, по легкомысленности<br />
того народа полагаться не можно было б и опасаемо, что<br />
при первом каком неудовольствии часть оных не отошла за границы<br />
33<br />
МГА МИД. Дело «Циркулярный рескрипт от 16 декабря 1763 г.».<br />
34<br />
Там же.
к смежным варварским народам, обучая оных в художествах к предосуждению<br />
Вашего Величества империи». 35 Когда Коллегия иностранных<br />
дел сообщила данную реляцию Гросса Канцелярии опекунства<br />
иностранных, то последняя в ответе на нее заметила, что «места к<br />
населению легкомысленных народов можно избрать в некотором<br />
отдалении от границ соседственных держав». 36<br />
Другие наши дипломатические агенты согласно с намерениями<br />
правительства не обращали внимания на национальность являвшихся<br />
к ним иностранцев и охотно снабжали их деньгами на дорогу в<br />
Россию. Раньше других дипломатов приступил к набору переселенцев<br />
в Россию наш резидент в Данциге Ребиндер. Он еще до издания<br />
манифеста 22 июля, в апреле и мае 1763 года, отправил в Россию<br />
несколько десятков переселенцев, среди которых наряду с немцами<br />
попадались и поляки. 37 После издания манифеста 22 июля Ребиндер<br />
усилил свою деятельность по набору переселенцев и с целью привлечь<br />
возможно большее количество их не скупился на расходы: он<br />
не только отправлял переселенцев морем на казенный счет, согласно<br />
манифесту, но и выдавал каждой семье денежное пособие, иногда<br />
довольно значительное. Впрочем, цифры говорят красноречивее<br />
слов, а потому приведем сполна «список отправленных» им (в сентябре<br />
1763 года) переселенцев с обозначением «сколько каждому<br />
денег выдано»:<br />
Канатного дела мастер Яган Циммер с женой<br />
и подмастерьем Томас Шмидским получил . . . . . . . . 45 гульд.<br />
Кожевник Яган Даниель Пруст . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 130 гульд.<br />
Сапожник Христофор Зидель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30 гульд.<br />
Портной Христиан Вирзинг с женой и тещей . . . . . . 100 гульд.<br />
Плотник Якоб Флод . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 100 гульд.<br />
Плотничьего дела подмастерье<br />
Яган Христиан Гедике с женой и детьми . . . . . . . . . . . 100 гульд.<br />
Оного же дела подмастерье<br />
Яган Христиан Сандер . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 200 гульд.<br />
75<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
35<br />
МГА МИД.<br />
36<br />
Там же. Дело «Промемория из Канцелярии опекунства иностранных от 25 февраля<br />
1764 г.»<br />
37<br />
Там же. Дело «Письмо Ребиндера к канцлеру от 1 (12) апреля и реляция от<br />
4 мая 1763 г.»
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
76<br />
Перчаточный мастер<br />
Яган Натанаель Винцениус . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 45 гульд.<br />
Служивал кучером Мартын Будберг<br />
с женой и ребенком . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 90 гульд.<br />
Купец Христиан Габриель Генгенс<br />
с женой и четырьмя детьми . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 300 гульд.<br />
Всего на 24 человека, считая<br />
женщин и детей, дано . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1140 гульд.<br />
Сверх того, перевоз пожитков переселенцев на корабль обошелся<br />
90 гульденов 38 , да за провоз самих переселенцев от Данцига до<br />
Петербурга пришлось уплатить 32 рубля. 39<br />
Наш посланник при берлинском дворе князь Долгоруков, несмотря<br />
на то, что эмиграция из прусских владений строго воспрещалась,<br />
отправил в Россию водой и сухим путем несколько ремесленников<br />
и «фабрикантов», дав им всем на проезд, а двоим сверх того на уплату<br />
долгов, в общей сложности 222 червонных. По этому поводу из<br />
Коллегии иностранных дел отправлен был к Долгорукову рескрипт,<br />
которым выражалось ему порицание за неумеренные расходы и<br />
предписывалось вообще не тратить денег на отправление в Россию<br />
прусских подданных, так как все издержки на это могут оказаться<br />
совершенно безрезультатными вследствие помянутого запрещения<br />
эмиграции из Пруссии. 40<br />
Однако и в странах, откуда эмиграция не воспрещалась существующими<br />
законами, издержки наших дипломатических агентов по<br />
набору и отправлению колонистов не всегда приводили к желанным<br />
результатам. Особенно неудачными, – чего и естественно было ожидать,<br />
– оказались первые шаги наших дипломатов на этом поприще<br />
деятельности: их неопытность и увлечение идеей колонизации, в<br />
связи с отсутствием правильной организации переселенческого<br />
дела, приводили нередко к напрасной трате денег. Характерным в<br />
данном отношении является инцидент, случившийся с нашим послом<br />
38<br />
По тогдашнему курсу русский рубль равнялся 4½ гульденов.<br />
39<br />
МГА МИД. Дело «Канцелярская цидула в государственную Коллегию иностранных<br />
дел от обретающегося в Гданьске полковника и резидента» от 17 (28) сентября<br />
1763 г.<br />
40<br />
Сборник Имп. Русского исторического общества. Т. 51. – С. 115–118. (Циркулярный<br />
рескрипт от 21 ноября 1763 г. князю Долгорукову в Берлин «Правила<br />
для желающих переселиться в Россию»).
в Лондоне Александром Романовичем Воронцовым. 41 Инцидент этот<br />
представляет еще и тот интерес, что наглядно знакомит нас с тем,<br />
какие элементы западноевропейского общества эмигрировали в<br />
Россию.<br />
Ревностные старания графа Воронцова набрать возможно большее<br />
количество колонистов увенчались, по-видимому, успехом: нашлось<br />
«около двухсот, а может быть, идо трехсот человек», изъявивших<br />
желание отправиться в Россию на поселение. Значительное<br />
число их сейчас же стало получать из русского посольства и деньги<br />
на пропитание «по нескольку шиллингов в день». Озабочиваясь отправлением<br />
колонистов в Россию, граф Воронцов нанял для этого<br />
особый корабль под названием «Sally», договорившись с хозяином<br />
последнего Джонсоном, уплатить за пропитание и провоз их до Либавы<br />
по три гинеи с половиной за человека, полагая общее число<br />
отправляемых более двухсот. В счет означенной платы было выдано<br />
капитану вперед 250 гиней, остальные же деньги, согласно контракту,<br />
имели быть уплачены в Либаве тем лицом, которое командирует туда<br />
русское правительство для приема колонистов. Конечным пунктом<br />
отправления избрана была Либава (город, не принадлежавший еще<br />
тогда России), потому что ни один из капитанов не согласился ехать<br />
в Ригу (вероятно, из-за того, что была уже поздняя осень), большинство<br />
же предлагало довезти колонистов лишь до Данцига, «на что<br />
я, – доносил граф Воронцов, – отнюдь не согласился в рассуждении,<br />
что таких случаем, может быть бы, и большая часть сих людей остались<br />
в прусских областях и не дошли бы до российской границы;<br />
впрочем, такие же предосторожности при отправлении их и здесь<br />
возьмутся и капитану дадутся, что ни один из них утратиться не<br />
может». 42 На деле, однако, вышло иначе, – большинство набранных<br />
колонистов «утратилось» перед самым отправлением из Лондона<br />
в Либаву: одних переманило английское правительство для своих<br />
колоний, других – каролинская семья для заселения Каролины (в<br />
Северной Америке). Агенты означенной компании, распространяя<br />
77<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
41<br />
Вскоре после этого инцидента граф Воронцов был перемещен в Гаагу на место<br />
Генриха Гросса, а Гросс занял его место в Лондоне. См.: Сборник Имп. Русского<br />
исторического общества. Т. 51. – С. 134–136. (Рескрипты к графу Воронцову и<br />
Гроссу от 9 декабря 1763 г.).<br />
42<br />
МГА МИД. Дело «Экстракт из реляции полномочного министра графа Воронцова<br />
из Лондона от 21 октября (1 ноября) 1763 г.»
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
78<br />
о России ложные слухи, действовали настолько успешно, что сманили<br />
около 40 человек таких, которые уже получали из посольства<br />
деньги на пропитание; в конце концов желающих ехать в Россию<br />
оказалось всего 68 голов. В первых числах ноября ст. ст. этот «bétail<br />
humain» отправился в путь под руководством выбранных из его среды<br />
«инспекторов». Кораблем командовал капитан Александр Муррей<br />
(Murray). Погода не благоприятствовала путешествию: в Северном<br />
море корабль претерпел сильную бурю и попал на мель, откуда выбравшись<br />
с большим трудом, пристал у берегов Зеландии в Цирикзее<br />
(Голландия) ради исправления повреждений. Между тем колонисты,<br />
пока корабль стоял на рейде, украли находившийся в межпалубном<br />
пространстве (en soulevant une planche de l’entre-pont) бочонок водки,<br />
«которую и пили между собой в количестве достаточном, чтобы<br />
потерять рассудок». Как раз в день этой попойки капитан, находя<br />
ветер благоприятным, решил продолжать путешествие; но еще не<br />
успел корабль потерять из вида город, как «один из тех, которые<br />
принимали участие в попойке, увидев землю и вообразив, что она<br />
была очень близко, подогретый винными парами (échauffé par les<br />
vapeurs de la liquer), решил, что можно достигнуть берега вплавь, и<br />
потому бросился в море», где мгновение спустя исчез из глаз. Считая<br />
нужным довести об этом происшествии до сведения городских<br />
властей, капитан отправился в город. Во время его отсутствия между<br />
колонистами и матросами корабля произошла ссора, вследствие которой<br />
последние отказались продолжать путешествие, и сошли на<br />
берег. Лишь при содействии городского магистрата, приславшего<br />
свою стражу, капитану удалось вернуть свой экипаж на корабль. Водворив<br />
здесь спокойствие, капитан решил было снова пуститься в<br />
плавание, как вдруг при сильном северном ветре произошла буря, от<br />
которой корабль настолько пострадал, что было опасно продолжать<br />
на нем путешествие. Колонисты взбунтовались, решительно отказались<br />
продолжать путешествие, и сошли на берег; из 68 лишь 14 человек<br />
остались на корабле. Часть покинувших корабль обратилась<br />
с прошением к русскому послу в Голландии (Генриху Гроссу), категорически<br />
отказываясь вернуться на корабль и вообще ехать морем,<br />
они просили отправить их в Россию сухим путем. Наведя справки<br />
относительно данного инцидента и снесясь с графом Воронцовым,<br />
Гросс не счел возможным исполнить просьбу колонистов, и они были<br />
предоставлены самим себе, получив свободу идти, куда хотят. Потерпевший<br />
от бури корабль «Салли» направился обратно в Англию,
но, не доходя до ее берегов, погиб. Нашему правительству пришлось<br />
однако уплатить собственнику корабля всю сумму (с процентами –<br />
393 фунта стерлингов и 15 шиллингов), которая по контракту следовала<br />
за провоз до Либавы более двухсот человек колонистов, тем<br />
более что в это дело вмешался английский посол Мокартней. Графу<br />
Воронцову оставалось лишь утешать себя размышлениями на тему,<br />
что «обыкновенно начало таких предприятий бывает более убыточно,<br />
нежели полезно, и только время и экспериенция, наконец, научают<br />
и самими ошибками впредь с лучшим успехом дело исправлять и в<br />
такие сети не впадать». 43<br />
Более опытному нашему посланнику в Гамбурге А.С. Мусину-<br />
Пушкину, несмотря на принятые им предосторожности, не всегда<br />
удавалось избежать напрасной траты денег: нередко случалось у<br />
него, в особенности на первых порах, что набранные колонисты,<br />
получив кормовые деньги, скрывались перед самой посадкой на<br />
корабль, который должен был отвезти их в Россию. Мусин-Пушкин<br />
склонен был обвинять в этом прусских вербовщиков, но могло быть<br />
и так, что являвшиеся к нему «подонки» Германии не думали ни о<br />
каком переселении, а хотели лишь воспользоваться кормовыми<br />
деньгами, чтобы потом скрыться. 44<br />
Еще в худшее положении оказались те наши дипломаты, которым<br />
приходилось отправлять колонистов сухим путем: забрав деньги на<br />
дорогу, редко кто из последних на самом деле отправлялся в Россию.<br />
«Из отправляемых от пребывающего в Вене российского министра<br />
князя Голицына, – писала в мае 1764 года Канцелярия опекунства<br />
43<br />
МГА МИД. Дела: Реляции графа Воронцова из Лондона от 2 (13) ноября 1763 г.,<br />
4 (14) января, 23 января (3 февраля) и 15 (26) марта 1764 г.; его же реляция<br />
из Гааги от 1 (12) августа 1764 г.; реляция Гросса из Гааги от 28 ноября (9 декабря)<br />
1763 г. с приложением прошения колонистов; письмо Гросса графу<br />
Воронцову от 27 ноября (8 декабря) 1763 г.; письмо капитана Муррея к Гроссу<br />
от 16 (27) декабря 1763 г., письмо графа Воронцова Гроссу от 5 (16) и 9 (20) декабря<br />
1763 г.; промемория из Канцелярии опекунства иностранных в Коллегию<br />
иностранных дел от 19 ноября 1764 г.; экстракт из конфиденциальной записки<br />
бытности у его сиятельства вице-канцлера в 15 день августа 1765 года чужестранных<br />
министров; справка в Коллегию иностранных дел от 31 августа<br />
1765 г.; промемория Коллегии иностранных дел в Канцелярию опекунства<br />
иностранных (август 1765 г.).<br />
44<br />
Там же. Дело «Реляция Мусина-Пушкина от 3 (14) октября 1763 г. на счет при<br />
реляции от 7 (18) октября того же года».<br />
79<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
80<br />
иностранных в Коллегию иностранных дел, – доныне еще никто не<br />
явился, кроме одного Сербенина Афанасия Поповича, о котором<br />
он в реляции своей между прочим прописывает». 45 «Я ныне неприятными<br />
опытами уже спознался, – доносил Симолин из Регенсбурга,<br />
– что даваемые таковым людям (колонистам) на проезд деньги<br />
редко в пользу употреблены бывают, ибо многие из таковых, коим я<br />
по их горьким просьбам и представлениям о их бедности и нужде<br />
несколько денег на проезд давал, безсовестно поступили и в Россию<br />
не поехали». 46<br />
В видах упорядочения переселенческого движения Симолин<br />
предложил учредить в Любеке должность особого комиссара, к которому<br />
находящиеся в Германии русские дипломатические агенты<br />
могли направить являющихся к ним колонистов, а он отправлял бы<br />
их морем в Россию. 47<br />
Предложение Симолина, по докладу Коллегии иностранных дел,<br />
было утверждено императрицей 48 , и Мусину-Пушкину поручено<br />
было приискать в комиссары «способного и надежного человека»,<br />
«дать ему довольное наставление» относительно предстоящей ему<br />
деятельности и отрекомендовать его со своей стороны городу Любеку<br />
«пристойным образом». 49 По представлению Мусина-Пушкина<br />
комиссаром был назначен купец Генрих Шмит с жалованием по<br />
500 рублей в год 50 . Таким образом, в Германии, как таком месте, откуда<br />
преимущественно являлись колонисты, создан был специальный<br />
орган для отправления их в Россию. Большая часть наших дипломатических<br />
агентов получила предписание отсылать являющихся у них<br />
эмигрантов в Любек как центральный пункт, из которого переселенческое<br />
движение направлялось в Россию 51 , но денег им на дорогу до<br />
45<br />
МГА МИД. Дело «Промемория из Канцелярии опекунства иностранных в Коллегию<br />
иностранных дел от 4 мая 1764 г.».<br />
46<br />
Там же. Дело «Перевод с реляции министра Симолина из Регенсбурга от<br />
14 (25) февраля 1764 г.»<br />
47<br />
Там же. Дело «Реляция Симолина из Регенсбурга от 24 сентября (5 октября)<br />
1765 г.»<br />
48<br />
Там же. Дело «Всеподданнейший доклад Коллегии иностранных дел от 15 декабря<br />
1763 г.»<br />
49<br />
Там же. Дело «Рескрипт к Мусину-Пушкину от 9 января 1764 г.»<br />
50<br />
Там же. Дело «Реляция Мусина-Пушкина от 10 (21) февраля 1764 г.»<br />
51<br />
Там же. Дело «Циркулярный рескрипт от 9 января 1764 г.»
Любека не давать, «ради избежания от утраты оных чрез бездельных<br />
и данного обещания не содержащих людей». 52 В пользу последний<br />
меры Симолин приводил то соображение, что «добрый работник<br />
может в Германии в короткое время столько нажить, сколько ему<br />
и с домашними своими в пути до Любека на нужное содержание<br />
надобно быть может; и если такие люди истинное намерение имеют<br />
сыскать» в России «лучшее себе пропитание, нежели в отечестве<br />
своем, то они весьма и тем довольны будут, что им из Любека всевозможное<br />
вспоможение учинится, следовательно, и сами все свои<br />
старания приложат, дабы до означенного города дойти». 53 Однако,<br />
чтобы строгим применением этой меры «не отвратить и добросовестных<br />
от правдивого их намерения», Канцелярия опекунства иностранных<br />
рекомендовала «в таких случаях их уговаривать, чтоб они,<br />
ежели собственного достатка на проезд до Любека не имеют, то б от<br />
знаемых ими на то заимствовали без излишества, с тем, что как скоро<br />
у комиссара в Любеке явятся и водою в С.-Петербург отправлены<br />
будут, то оной о том министров российских немедленно уведомить,<br />
почему занятое число, кому следует, возвращаемо будет без всякого<br />
продолжения».<br />
Благодаря этим распоряжениям переселенческое движение с<br />
внешней стороны несколько упорядочилось, обманы со стороны<br />
колонистов стали менее возможны, но состав переселенческих партий<br />
не улучшился: как и раньше отправляли в Россию всякого, кто бы<br />
ни пожаловал, не обращая внимания на нравственную и физическую<br />
пригодность эмигрантов. Вспоминая это, колонист Platen впоследствии<br />
писал:<br />
Stadt Lübeck war der Ort<br />
Wo man thät engagiren;<br />
Da konnte, wer da wollt,<br />
Jung, Alt, ja Gross und Klein,<br />
Zu diesem Gastgebot<br />
Bald eingeladen seyn.<br />
Эмигрировал в Россию, главным образом, городской пролетариат,<br />
оборванцы и пропойцы из разных слоев общества, в роде автора<br />
81<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
52<br />
Там же. Дело «Промемория из Канцелярии опекунства иностранных в Коллегию<br />
иностранных дел от 4 мая 1764 г.»<br />
53<br />
Там же. Дело «Перевод с реляции Симолина из Регенсбурга от 14 (25) февраля<br />
1764 г.».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
82<br />
цитируемой поэмы, который говорит о себе, что он – „ein Officier,<br />
auch gut von Adel wär“ и так характеризует свое положение пред<br />
поступлением в колонисты:<br />
Mundirung, Geld und Gut<br />
Thät mir nun gänzlich fehlen;<br />
Kurr, meine ganze Sach’<br />
War herzlich schlecht bestellt<br />
Ich konnte’es ohne Klag’<br />
Vor Leuten nicht verhehlen:<br />
Ich musste barfuss gehen,<br />
Kein Schnеht zu wählen. 54<br />
Примечания<br />
Очерк опубликован в 1898 г. в журнале «Русский вестник» (т. 255. С. 146–<br />
167). Текст воспроизводится по этому изданию.<br />
с. 61. «Мы нуждаемся в населении…» Отрывок взят из собственноручной<br />
заметки великой княгини Екатерины Алексеевны, написанной на французском<br />
языке. Возможно, автор приводит его в собственном переводе<br />
на русский язык. Составитель бумаг Екатерины II академик П.П. Пекарский<br />
дает несколько отличный перевод этого места: «[…] мы нуждаемся<br />
в населении, а не в опустошениях; заставьте, если это возможно, кишмя<br />
кишить народ в наших пространных пустынях. Для достижения этого не<br />
признаю полезным принуждать нехристиан-инородцев принимать нашу<br />
веру: многоженство более полезно для умножения населения […]».<br />
с. 62. МГА МИД. Дело «Реляция Мусина-Пушкина из Гамбурга, от 3 (16) сентября<br />
1763 г.». Этот и другие упоминаемые в данном очерке архивные<br />
документы 1762–1763 годов составляют «Дело о всемилостивейшем<br />
принятии иностранных разных наций, кроме жидов, в Россию на<br />
54<br />
„Reise-Beschreibung der Kolonisten, wie auch Lebensart der Russen“ on einem<br />
Officier Plathen (1764–1770) // Клаус А. Наши колонии. СПб., 1869. Приложение.<br />
«Город Любек был тем местом, // где шла вербовка; // там мог каждый, кто<br />
хотел, // молодой и пожилой, да, стар и млад // на этот переезд // вскорости<br />
получить приглашение.<br />
Ни обмундирования, ни денег, ни имения // – ничего этого не было у меня<br />
и в помине; // все дела мои без исключения // шли из рук вон плохо // Без<br />
причитаний не мог все это я // скрыть от людей: // Ходить мне приходилось<br />
босиком, // да шнапс выбирать не приходилось» (перев. с нем. М.В. Корышева).
поселение и позволении бежавшим от сего из своего отечества российским<br />
подданным возвращаться с прощением всех из преступлений».<br />
Документы 1764 и следующих годов значатся в архиве под рубрикой «О<br />
колонистах».<br />
с. 76. Червонные (червонцы) – название золотой монеты. Первые русские<br />
червонцы были отчеканены в 1701 году достоинством в 3 руб., в<br />
1775–1914 гг. – достоинством в 5 и 10 руб.<br />
с. 77. Либава – совр. г. Лиепая (Латвия).<br />
с. 78. «bétail humain» (фран.) – человеческий скот.<br />
с. 79. Экспериенция (от лат. experientia) – опыт, знание предмета.<br />
83<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ШВЕДОВ<br />
С ОСТРОВА ДАГО В НОВОРОССИЙСКИЙ КРАЙ<br />
(по документам Государственного архива) 1<br />
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
84<br />
Особый исторический интерес в наше время получают те опыты<br />
колонизации окраин, какие предпринимало наше правительство<br />
в прошлом столетии. В настоящем очерке мы намерены коснуться<br />
одного эпизода из области этих опытов, а именно: переселения<br />
шведов в Новороссийский край, предпринятого Потемкиным в<br />
1781–1782 годы.<br />
Около этого времени мыза Гогенгольм на острове Даго, принадлежавшая<br />
ландрату графу Стенбоку, перешла к новому владельцу, лифляндскому<br />
помещику Унгарну. Потемкин, занятый тогда устройством<br />
Новороссийского края, охотно принимавший туда и русских беглых,<br />
и подонков западноевропейского общества, серьезно думавший о<br />
поселении в Крыму даже беглых английских преступников и каторжников<br />
2 , решил воспользоваться этим обстоятельством в целях<br />
колонизации вверенного ему края. По его ходатайству, в 1781 году<br />
состоялся указ императрицы Екатерины II о переселении проживавших<br />
на мызе Гогенгольм шведских крестьян в Новороссийский край.<br />
Заведывание переселением было вверено полковнику Ивану Синельникову,<br />
который 9 июля этого года явился с упомянутым указом<br />
в Ревельскую генерал-губернаторскую канцелярию и потребовал<br />
от нее командировки с ним на остров Даго особых чиновников для<br />
переписи подлежащих переселению крестьян. В Ревельской канцелярии<br />
Синельникову сообщили, что шведы уже заключили условие с<br />
новым владельцем Гогенгольма – Унгарном и теперь живут на той же<br />
земле, на которой жили и раньше; тем не менее Синельников, предполагая,<br />
что многие из крестьян решились остаться на старых местах<br />
от крайности, по неимению себе «пристанища», 10 июля отправился<br />
на остров Даго, «как для внушения всех выгод со стороны казенной<br />
им открывшихся, так же и ко узнанию способов о переселении их в<br />
Новороссийскую губернию». 3<br />
1<br />
Государственный архив, XVI, 692; из дел Потемкина-Таврического.<br />
2<br />
Брикнер А.Г. Потемкин. – СПб., 1891. – С. 76.<br />
3<br />
Рапорт Синельникова от 10 июля 1781 года.
Миссия Синельникова, как и следовало ожидать, увенчалась<br />
успехом: «выгоды со стороны казенной открывшиеся» были настолько<br />
значительны, что крестьяне не могли долго колебаться в<br />
решимости переселиться на новые места. Потемкин «обнадеживал<br />
и удостоверял» шведов, что переселение их состоится на следующих<br />
условиях:<br />
1) нарезано им будет в Новороссийской губернии довольное<br />
количество земли весьма плодородной, именно по 60 десятин на<br />
двор; 2) в течение четырех лет они будут пользоваться льготой ото<br />
всех податей с обязательством по истечении льготных лет платить в<br />
казну то же, что и прочие «государственные поселяне», а именно: по<br />
пяти денег в год за каждую десятину, «не платя уже подушных денег»;<br />
3) на постройку домов и на первоначальное обзаведение выдан им<br />
будет казенный лес и денежное пособие в размере 12 рублей на<br />
каждый двор; 4) будет доставлено достаточное количество разных<br />
семян для посева хлеба и казенный провиант в течение года для<br />
прокормления; 5) на новых местах будут поселены они «особыми<br />
колониями», т. е. отдельно от поселенцев другой национальности, и<br />
будут иметь церковь и пастора; 6) во время следования их до новых<br />
мест оказано им будет возможное вспоможение.<br />
Шведы с радостью приняли предложенные условия, и Синельников<br />
при помощи сопровождавших его чиновников Ревельской<br />
генерал-губернаторской канцелярии составил список всех крестьян<br />
мызы Гогенгольм, как находившихся на месте в данный момент, так<br />
и проживавших в Ревеле; последних решено было разыскать и отправить<br />
вместе с первыми в Новороссию. Всех, подлежавших переселению,<br />
оказалось 935 человек (мужского пола 422 и женского 513).<br />
Однако, крестьяне, в количестве 75 человек уже давно проживавшие<br />
в Ревеле и свыкнувшиеся с городской жизнью, отказались от<br />
переселения, несмотря на все «изобильные выгоды», ожидавшие<br />
переселенцев в Новороссии; местная Ревельская администрация<br />
недоумевала, что с ними делать, и спрашивала князя Потемкина: «Как<br />
с оными нежелающими отсюда в Новороссию людьми поступить повелено<br />
будет, выслать ли их туда или оставить по их вольности и<br />
желанию здесь в Ревеле?».<br />
Что ответил на это Потемкин, из находящихся у нас под руками<br />
документов не видно.<br />
Зато среди крестьян-земледельцев, проживавших на острове<br />
Даго, нашлись охотники к переселению и с других мыз, помимо<br />
85<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
86<br />
обывателей Гогенгольма, так что общее число переселявшихся составило<br />
около 960 душ.<br />
20 августа 1781 года назначено было днем выступления переселенцев<br />
в путь, но прежде нужно было ликвидировать их имущественные<br />
отношения. С собой переселенцы должны были взять<br />
только необходимые «инструменты», повозки и годных к упряжи лошадей<br />
и волов; продажа собранного и остающегося на корню хлеба<br />
и прочего имущества, чего не успели продать сами переселенцы,<br />
возложена была на местную администрацию, которая вырученные<br />
деньги должна была передать в комиссариат для перевода в Новороссийскую<br />
губернию. «Езжалый скот», лошадей и волов Синельников<br />
решил переправить, прежде их владельцев, в город Гапсаль<br />
и потребовать от местного магистрата для пастьбы скота удобных<br />
мест. Переезд самих переселенцев встречал затруднения в недостатке<br />
судов на Даго, но граф Стенбок, желая угодить всесильному<br />
Потемкину, изъявил готовность помочь в этом деле «всеми своими<br />
паромами и лодками и крестьянами». После необходимых приготовлений<br />
переселенцы переправлены были в Гапсаль и оттуда предприняли<br />
отдаленное и утомительное путешествие в Новороссию в<br />
сопровождении назначенного им руководителя отставного капитана<br />
Макаретова. Последний должен был руководить и водворением<br />
переселенцев на новых местах, получая за это обычное жалование<br />
«земского провинциального комиссара».<br />
Между тем, пока переселенцы совершали свой долгий путь, новороссийский<br />
губернатор Николай Данилович Языков, по распоряжению<br />
Потемкина, должен был принять подготовительные меры для их<br />
водворения: а) Отвести шведам землю при реке Днепр, выше города<br />
Кизи-Кермена (переименованного в 1784 года в Берислав), в городской<br />
даче, отмежевав на каждый двор, состоящий из четырех душ,<br />
по 60 десятин, а сверх того (в общее пользование) «довольную часть<br />
лесных мест из ближайших днепровских островов»; б) купив на губернские<br />
суммы ржаных семян и собрав по запорожским зимовьям<br />
волов и плуги, запахать отведенную землю «за плату казенную» и<br />
посеять на каждый двор по двенадцати четвериков в течение осени<br />
1781 года; в) так как переселенцы должны прибыть на новые места<br />
уже в глухую осень, то, «избрав выгодное селение, поместить их для<br />
перезимования, довольствуя их казенным же провиантом».<br />
Языков отвел переселенцам для зимних квартир местечко Решетиловку,<br />
расположенное между Кременчугом и Полевой.
В Решетиловку переселенцы прибыли 26 ноября, употребив, таким<br />
образом, на свой длинный путь целых три месяца.<br />
«Переход их был им сносен, – доносил Синельников Потемкину<br />
из Кременчуга рапортом от 9 декабря, – но только обременились<br />
малолетними детьми, от нападения на них в дороге оспы, от коей и<br />
на месте еще страдают; впрочем, они, видя над собой благодеяния<br />
вашей светлости, изобильное продовольствие и землю, обещающую<br />
им лучшую жизнь, весьма довольны». Во время пути и на зимних<br />
квартирах по 24 января 1782 года умерло из числа переселенцеввзрослых<br />
30 человек, от разных болезней, главным же образом от<br />
старости, а малолетних – 56 человек, от оспы, которой они заразились<br />
в Белоруссии; итого всех умерших было 86 душ, на лицо же<br />
оставалось в живых 880 душ обоего пола. 4<br />
Переселенцы были удовольствованы провиантом, а их лошади (в<br />
количестве 326 – фуражом по 16 апреля, причем администрация обратила<br />
особенное внимание на поправление лошадей, изнуренных<br />
дальней дорогой: сверх «указанной дачи» было прибавлено на каждую<br />
лошадь по пяти фунтов сена в сутки и единовременно отпущено<br />
на каждую же лошадь по полчетверти овса.<br />
16 апреля, т.е. с началом весенних полевых работ, переселенцы<br />
должны были выступить на отведенное им под поселение место,<br />
где администрация также озаботилась заготовлением для них провианта,<br />
а равно семян для весеннего посева – на каждый двор по<br />
12 четвериков.<br />
Одной из первых забот местной администрации было построение<br />
домов для переселенцев. Потемкин предписал губернатору Языкову,<br />
чтобы дома для переселенцев были выстроены под наблюдением<br />
мастеров, выписанных из Курляндии. В этом распоряжении видна<br />
необыкновенная заботливость о переселенцах, видно стремление<br />
создать на новых местах обычный в Прибалтийском крае тип построек,<br />
к которому переселенцы уже привыкли на своей родине, чтобы<br />
тем, хотя отчасти, облегчить им возможность сродниться с новыми<br />
местами, устроиться среди новых условий жизни.<br />
Вследствие недостатка леса в Новороссии материалом для построек,<br />
по мысли Языкова, должен был служить камень-плита, которого<br />
имелось достаточное количество близ отведенных переселен-<br />
87<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
4<br />
Рапорт князю Потемкину от губернатора Языкова от 24 января 1782 г.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
88<br />
цам мест; этим Языков думал не только выиграть в прочности, но и<br />
в дешевизне построек.<br />
Среди хлопот по водворению переселенцев не были оставлены<br />
без внимания и их религиозные потребности. В рапорте Потемкину<br />
от 9 декабря 1781 года Синельников, между прочим, писал, что<br />
переселенцы «скучают о определении к ним пастора» и просил о<br />
назначении такового. Потемкин не остался глух к желаниям переселенцев<br />
и озаботился приисканием для них пастора, который в<br />
то же время удовлетворял бы и религиозным нуждам служивших в<br />
русских войсках лютеран. Желание занять это место изъявил пастор<br />
Иоганн-Адольф Европеус, которому были предложены Потемкиным<br />
очень выгодные условия.<br />
«Узнав желание ваше принять на себя звание дивизионного и<br />
шведских переселенцев пастора во вверенной мне Новороссийской<br />
губернии, – писал Потемкин Европеусу, – предлагаю вам следующие<br />
выгоды для лучшего удостоверения со стороны нашей: 1) Определяю<br />
я вам жалования ежегодно по 400 рублей; для обзаведения же<br />
вашего на счет жалования отпустится вам впредь 200 рублей, с тем,<br />
чтобы оные вычтены были в два года. 2) Время жалования, вам определяемого,<br />
начнется со дня отправления вашего отсюда в тамошний<br />
край, по прибытии же вашем туда получите вы, как в самой колонии<br />
помянутых шведских крестьян, так и в Кременчуге, приличную вашему<br />
званию квартиру и землю, особливо выделенную для церкви.<br />
3) Соглашаюсь я охотно и в собственное ваше владение, вечное и<br />
потомственное, особливо приказать отвести тысячу десятин удобной<br />
земли на основании Высочайше конфирмованного о землях плана.<br />
4) Невозбранно позволяю вам пользоваться теми доходами, которые<br />
по обычаю шведских прихожан и по их собственной воле священникам<br />
от них определяются. 5) По прошествии пяти лет полную вы будете<br />
иметь свободу отбыть оттуда, если бы далее в сем звании там оставаться<br />
не восхотели, для чего должно вам будет заблаговременно<br />
уведомить о том меня или тамошнего губернатора. Наконец, проезд<br />
ваш туда заплачен будет без возврата из жалования вашего».<br />
8 апреля 1782 года пастору Европеусу для церкви основанной<br />
шведами колонии была выдана из казны церковная утварь в более<br />
чем достаточном количестве, утварь, можно сказать, роскошная для<br />
сельской церкви, а именно: 1) большой сосуд серебряный с позолотой,<br />
2) маленький сосуд серебряный с позолотой, 3) телохранительница<br />
серебряная большая с позолотой, на верху крышки приделан
агнец, 4) другая маленькая серебряная с позолотой, 5) два дискоса<br />
серебряные гладкие вызолоченные, 6) большой сосуд серебряный с<br />
крестом и ручкой для держания вина церковного, 7) дорожный сосуд<br />
на подобие банки, сделанный для держания вина церковного, с позолотой,<br />
8) большое блюдо серебряное, 9) четыре священнических<br />
облачения: а) одно – серебряное, полосатое с зеленым, обложено<br />
по краям серебряной тесемкой с фольгой; б) другое – фиолетового<br />
атласа, по краям обложено серебряной тесемкой с фольгой; в) третье<br />
– малинового атласа, обложено по краям серебряным газом;<br />
г) четвертое – черного па-де-суа, обложено серебряным газом; на<br />
всех облачениях кресты из таких же серебряных тесемок и газов.<br />
Доставление прочих необходимых в церковном обиходе вещей, как<br />
то: напрестольных одеяний, подсвечников, колоколов, кошельков с<br />
колокольчиками для собирания денег в церкви и проч., правительство<br />
также приняло на свой счет.<br />
При таком заботливом попечении правительства о хозяйственных<br />
и религиозных нуждах переселенцев возникла первая шведская колония<br />
на юге России, в пределах нынешней Херсонской губернии и<br />
Херсонского же уезда, неподалеку от заштатного города Берислава,<br />
на правом берегу Днепра. Эта колония получила название Старошведской<br />
(Альт-Шведендорф). В царствование императора Павла I<br />
в 1800 году шведам, хотя они и до переселения в Новороссию были<br />
русскими подданными, присвоены были права иностранных колонистов<br />
«по совершенному различию новой местности от их родины»,<br />
а в царствование Александра I в 1804 году были основаны еще три<br />
шведских колонии, образовавших вместе с ранее основанной шведский<br />
колонистский округ.<br />
Примечания<br />
Очерк опубликован в 1899 году в журнале «Русская мысль» (№ 3.<br />
С. 246–252).<br />
с. 84. Остров Даго (совр. Хииумаа) – остров в Балтийском море, входит<br />
в Моонзундский архипелаг.<br />
с. 85. Ревель – совр. г. Таллин (Эстония).<br />
с. 89. Дискос – круглое блюдо на ножке, украшенное священными изображениями<br />
и надписями, служит для размещения просфор.<br />
89<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
ВЫЗОВ КОЛОНИСТОВ ЮЖНОЙ ЕВПРОПЫ<br />
И БУНТ КОРСИКАНЦЕВ 1<br />
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
90<br />
В 1781 году, во время североамериканской войны, испанцы отняли<br />
у Англии сначала часть острова Менорки на Средиземном море<br />
с портом Магон, а затем овладели и всем островом. Перемена властителей<br />
отразилась, прежде всего, на пришлом населении острова:<br />
командующий испанскими войсками герцог де Крильон (Crillon) поспешил<br />
изгнать с острова проживавших на нем греков, а также и<br />
корсиканцев, состоявших до того времени на службе у английского<br />
правительства.<br />
Русский посланник в Португалии граф Нессельроде сообщил<br />
своему правительству о несчастной судьбе, постигшей греков;<br />
6 ноября 1781 года письмо Нессельроде было доложено императрице.<br />
Екатерина II не осталась равнодушной к участи изгнанников:<br />
восьмидесятые годы XVIII столетия были временем, когда императрица<br />
платила дань увлечения известным «греческим проектом»<br />
князя Г.А. Потемкина. Покровительство и помощь грекам и другим<br />
православным народам Востока и привлечение таким путем их<br />
симпатий к России, с одной стороны, возможно быстрое заселение<br />
Новороссийского края русскими переселенцами и иностранными<br />
колонистами, с другой, считались теми подготовительными мерами,<br />
которые должны предшествовать осуществлению проекта. В ответ<br />
на сообщение Несельроде Екатерина приказала дать «надлежащие<br />
повеления» русскому морскому генеральному комиссару в Италии<br />
графу Дмитрию Мочениго, а равно командующему русской эскадрой,<br />
зимовавшей в то время в Ливорно, чтобы они «на случай желания<br />
сих высланных и других тому подобных Греков выехать на эскадре<br />
Российской сюда» позаботились «о помещении их на оной и о подании<br />
им всякой пристойной защиты и пособия».<br />
1<br />
См.: 1) Государственный архив. XVI, 692: «О колонистах, переселенных в Екатеринославскую<br />
губернию… и о бунте корсиканцев». (Из дел князя Потемкина-<br />
Таврического). 2) МГА МИД. Дела: «О чрезвычайных издержках графа Мочениго<br />
на отправление колонистов в Херсон», «Сношения с Тосканой», «Записки о<br />
докладах» за 1782–1783 гг. 3) Московское отделение Архива Главного штаба.<br />
«Дело, произведенное в Херсоне над итальянскими колонистами, учинившими<br />
бунт и убийство на фрегате „Борисфен“» (№ 539, из дел князя Потемкина).
На первоначальное пособие изгнанникам в случае желания их<br />
переселиться в Россию императрица повелела (16 ноября 1781 г.)<br />
ассигновать в распоряжение графа Мочениго 3 000 рублей. Вскоре<br />
во флорентийских газетах появилось известие, что императрица<br />
всероссийская принимает под свое покровительство греков и иных<br />
изгнанников с острова Менорки и открывает для них убежище в своих<br />
обширных владениях, возложив исполнение своей высочайшей<br />
воли по этому предмету на графа Мочениго.<br />
13 января 1782 года к графу Мочениго в Ливорно явились первые<br />
греческие изгнанники из Магона в числе 17 человек и представили<br />
ему «мемуар», в котором, описывая свое бедственное положение и<br />
ссылаясь на известие о милости императрицы к изгнанникам, просили<br />
о денежном вспомоществовании. Это были, по-видимому, до<br />
своего изгнания люди более или менее состоятельные, имевшие на<br />
острове Менорке свои дома, лавки и земли, и теперь, вследствие<br />
высылки, обратившиеся в нищих. Естественно, что они не могли<br />
сразу примириться со своим положением и питали надежду, что<br />
военное счастье перейдет со временем на сторону англичан, и тогда<br />
им представится возможность опять водвориться на Менорке.<br />
На переселение в Россию они смотрели как на крайнюю меру, на<br />
которую можно решиться не ранее, как потеряв всякую надежду<br />
на возвращение в отечество: только тогда они соглашались переселиться<br />
в Херсон. Граф Мочениго счел необходимым исполнить<br />
просьбу греков.<br />
«Ваше превосходительство увидит из их мемуара, – писал он<br />
вице-канцлеру графу Остерману, – что они просят о субсидии, и<br />
хотя я не имею достаточно ясных приказаний чтобы производить<br />
ее, не смотря на то я разсудил что было бы несогласным с величием<br />
ея императорскаго величества, после публичнаго объявления<br />
что она милостиво приняла (их – авт.) под свое покровительство,<br />
отказать им в субсидии, в величайшей возможной для них<br />
милости в их настоящих обстоятельствах. Я решился выразить им<br />
свое согласие, тем более, что это не превысит приблизительно<br />
100–150 рублей в месяц».<br />
Екатерина одобрила распоряжение Мочениго, предписав продолжать<br />
выдачу грекам субсидии впредь до нового ее приказания.<br />
Между тем, военные успехи испанцев на Менорке, в особенности<br />
взятие ими форта «Филипп», последовавшее 5 февраля, побудили<br />
изгнанных греков согласиться на переезд в Россию. Как люди,<br />
91<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
92<br />
серьезно смотревшие на предпринимаемый ими шаг, они решили<br />
предварительно отправить из своей среды двоих уполномоченных<br />
в Херсон, чтобы те сделали там необходимые распоряжения, прежде<br />
чем перевозить туда целые семейства. В ожидании возвращения посланных<br />
остальные 15 греков должны были оставаться в Ливорно<br />
на попечении графа Мочениго. Последнему приходилось не только<br />
ежемесячно тратить на содержание их ассигнованные 100–150 рублей,<br />
но и делать новые расходы на лечение: вследствие развившихся<br />
среди эмигрантов болезней Мочениго должен был заплатить<br />
аптекарю, хирургам и лекарю около 100 рублей. Этим, однако, не<br />
ограничивались заботы Мочениго об эмигрантах. Летом 1782 года<br />
он обратился к испанскому послу во Флоренции Монино с просьбой<br />
оказать «добрые услуги», выхлопотать у губернатора Менорки<br />
позволение изгнанным грекам продать там свои земли и вывезти<br />
с собой вещи и мебель. Монино изъявил на это свое согласие и<br />
депутаты от греков отправились в Магон с его рекомендацией и<br />
под покровительством русской императрицы для ликвидации своих<br />
имущественных дел. «Услуги» Монино оказались очень полезными<br />
для изгнанников: губернатор на этот раз отнесся к их депутатам с<br />
вниманием и заботливостью.<br />
Несмотря на всю предупредительность Мочениго по отношению<br />
к грекам, число греческих эмигрантов, хотя и увеличилось новыми<br />
семействами, в общем все же было незначительно: Ливорно не был<br />
удобным пунктом для вербовки греков. Главный контингент изъявивших<br />
желание переселиться в Россию составили представители<br />
других национальностей, главным же образом итальянцы, и то переселенческое<br />
движение в Россию, проводником и организатором<br />
которого сделался теперь Мочениго (в 1782–1783 гг.), должно было<br />
таким образом положить основание на греческой, а итальянской<br />
колонизации на юге России.<br />
Изгнание с острова Менорки, подобно грекам, корсиканцы, потеряв<br />
всякую возможность после капитуляции форта св. Филиппа<br />
продолжать свою службу Англии, рассеялись по разным городам<br />
Италии: их можно было встретить в Генуе, Ницце, Ливорно и других<br />
местах; в одном Ливорно их было около 60 человек. Последние,<br />
ознакомившись с публикацией, помещенной во флорентийских<br />
газетах, представили Мочениго свой мемуар, в котором заявляли<br />
о своем желании отправиться в Херсон, но не в качестве простых<br />
колонистов, а в качестве военнослужащих: они просили образовать
из них роту егерей, снабдив их домами и землями и почтить военными<br />
чинами тех, кои ими облечены; при этом составители мемуара<br />
уверяли, что все их товарищи, рассеянные по разным местам Италии,<br />
немедленно присоединятся к ним, как только узнают о согласии русского<br />
правительства принять их на службу, что тогда же поспешат<br />
соединиться со своими семьями те из корсиканцев, которые их<br />
имеют. Не желая ничего брать на свою ответственность, Мочениго<br />
представил мемуар корсиканцев вице-канцлеру графу Остерману<br />
при письме от 16 (27) мая. Ответ со стороны русского правительства<br />
на ходатайство корсиканцев последовал благоприятный: 21 июня<br />
императрица повелела «упоминаемых в письме графа Мочениго<br />
корсиканцев обнадежить милостию и покровительством, и по<br />
желанию их отправить в Херсон», сообщив о том предварительно<br />
князю Потемкину, чтобы он в качестве генерал-губернатора Новороссийского<br />
края распорядился принятием необходимых мер для<br />
их водворения.<br />
Одновременно с принятием корсиканцев последовало разрешение<br />
на переселение в Херсон «луканцев» по ходатайству Квилличи,<br />
уроженца города Лукки, «который вследствие превратностей судьбы<br />
не имел средств содержать себя и жить честно в своем отечестве».<br />
Квилличи обещал перевести в Россию помимо своего семейства,<br />
состоящего из жены и 5-ти человек детей, еще 5 или 6 добрых крестьянских<br />
семейств и привезти собой в новое отечество умение<br />
обрабатывать хлопок; взамен этого он просил отвести ему в собственность<br />
дома и земли в количестве достаточном и дать субсидию<br />
на дорогу и на приобретение необходимых в хлопчатобумажном<br />
производстве инструментов.<br />
О последовавшем соизволении императрицы по переселению в<br />
Россию корсиканцев и луканцев вице-канцлер уведомил Мочениго<br />
письмом от 5 июля.<br />
Между тем молва о гостеприимстве русской императрицы, приглашавшей<br />
в свои обширные владения представителей разных национальностей,<br />
быстро разнеслась по берегам Средиземного моря:<br />
явились проекты переселения в Россию славян, женевцев, евреев,<br />
началось движение в Италии среди пролетариата и среди горцев<br />
Корсики и Сардинии, живших разбоем.<br />
Граф Иван Трифон Бурович, дворянин города Катаро и два его<br />
товарища, Франциск Лазари и Андрей Лукович, все трое подданные<br />
Венецианской республики, предложили набрать полк, в два<br />
93<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
94<br />
батальона, из 1 200 человек славонцев и македонян, «привычных к<br />
морю, добрых земледельцев и храбрых солдат», для водворения в<br />
Херсоне и образования там военно-земледельческой колонии. При<br />
этом они выговаривали себе следующие условия:<br />
1. Солдаты-колонисты снабжаются со стороны русского правительства<br />
шинелями, одеялами и платьем «по-славонски» и находятся<br />
на полном его содержании с момента посадки на корабль и до приезда<br />
в Херсон.<br />
2. В России колонисты пользуются всеми правами и преимуществами,<br />
предоставленными другим колонистам.<br />
3. В случае, если через три года полк будет распущен, штаб и<br />
обер-офицеры переводятся в другие полки с тем же чином и с тем<br />
же старшинством.<br />
4. Управление колонией и назначение офицеров зависит от<br />
Буровича и Лазари, а сами они подчиняются непосредственно<br />
генерал-губернатору.<br />
5. При сформировании первого батальона Бурович получает чин<br />
подполковника, Лазари майора, а Лукович первого капитана; когда<br />
же будет набран второй батальон, все они получат повышение на<br />
один чин.<br />
Представляя на благоусмотрение правительства «мемуар» указанных<br />
лиц, Мочениго писал вице-канцлеру графу Остерману: «Считаю<br />
необходимым указать вашему превосходительству, что будут садить<br />
людей на суда на Черногорском и Рагузском берегу, чтобы не придти<br />
в столкновение с венецианцами. Если ее императорское величество<br />
найдет также условия, требуемые предлагающими слишком чрезмерными,<br />
то достаточно мне будет объявить ее высочайшую волю,<br />
чтобы направить дело сообразно с ней».<br />
Условия, предложенные Буровичем и его товарищами, императрица<br />
не нашла чрезмерными, но дать полное согласие на их проект<br />
она не сочла возможным, очевидно, по тем же соображениям, по<br />
которым сами предприниматели не решались производить посадку<br />
колонистов на суда в венецианских владениях, то есть не желая возбуждать<br />
неудовольствия в Венеции: в эпоху вооруженного нейтралитета<br />
Екатерина с вниманием относилась и к мелким государствам,<br />
тем более к Венеции, все еще представлявшей значительную морскую<br />
силу; возможно также, что, оказывая в своем согласии на переселение<br />
в Россию уже сформированных полков, Екатерина хотела<br />
избежать подозрений и разных придирок со стороны Турции при
провозе колонистов через Дарданеллы и Босфор. Как бы то ни было,<br />
когда ей были доложены «промемория» Буровича с товарищами и<br />
письмо Мочениго к Остерману, императрица положила следующую<br />
резолюцию: «Что касается до желания некоторых из Славян набирать<br />
полки, то может он, граф Мочениго, советовать им просто переселиться<br />
в Херсон или другие места Новороссийской или Азовской<br />
губернии, где по переезде их в таковое их желание удовлетворено<br />
будет; а в формировании там на месте полков великия на то неудобности<br />
предстоят; впрочем, может он их обнадежить высочайшею<br />
милостью и всяким со стороны правительства защищением<br />
и пособием».<br />
Таким образом, массовое переселение славян в Россию на этот<br />
раз не состоялось, но отдельные лица и целые славянские семейства<br />
являлись к Мочениго в Ливорно и были им принимаемы в число<br />
колонистов. 2<br />
Сам Мочениго, имея в виду усилить переселенческое движение в<br />
Россию и притом эмигрантами наиболее, по его мнению, полезными,<br />
предложил свои услуги для привлечения в Россию швейцарцев, искусных<br />
ткачей, обрабатывающих лен «до совершенства батистовой<br />
ткани», и женевцев, «искусных ювелиров и часовщиков».<br />
«Я имею средства и в Швейцарии и в Женеве, – писал он графу<br />
Остерману, – чтобы их привлечь, но ваше превосходительство хорошо<br />
знает решение Ирландскаго парламента которое дарует каждому<br />
из этих выходцев 50 фунтов стерлингов, землю, дом, натурализацию<br />
и все права гражданства; здесь нет сравнения между издержками и<br />
издержками Ваше превосходительство, будьте сообщить мне<br />
2<br />
В следующем 1783 году среди славян Далмации снова обнаружилась тяга к<br />
переселению в Россию. Их уполномоченный Любович обратился к русскому<br />
послу в Вене князю Д.М. Голицыну с просьбой о позволении им переселиться<br />
в Россию. Голицын отправил Любовича в Петербург со своими письмами, «по<br />
коих содержанию ее императорское величество повелеть изволила помянутого<br />
Любовича с курьером препроводить к князю Г.А. Потемкину, сообщая<br />
ему, что ежели он таковое переселение далматинцев находит выгодным и полезным,<br />
то и позволяет ее величество дать сему присланному ответ и сделать<br />
нужные распоряжения, а буде в нем предусматриваются напрасные издержки<br />
и разные затруднения, особливо же в переводе их, в таком случае, объявив<br />
о неудобности того на настоящее время и отлагая на другое способнейшее,<br />
отпустить его, выдав ему, Любовичу, на проезд сто червонных из суммы на<br />
чрезвычайные расходы определенной». («Записки о докладах 1783 г.», доклады<br />
2 июня в Царском Селе).<br />
95<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
96<br />
привилегии, которые ея императорское величество имела милость<br />
даровать Херсонской колонии, все служит к тому, чтобы дать большее<br />
движение делу».<br />
Русское правительство не думало, однако, вступать в конкуренцию<br />
с Ирландским парламентом и не обратило внимания на предложение<br />
Мочениго; когда вскоре кавалер де Гриер из Парижа также<br />
предложил со своей стороны организовать переселение женевцев<br />
в Россию, то Екатерина велела холодно отвечать ему, что переселение<br />
женевцев в Россию зависит от их собственной воли, равно<br />
как и избрание ими здесь того или другого места для поселения,<br />
что в России всем иностранцам предоставлена полная свобода<br />
«приезжать, селиться, переселяться и выезжать из государства по<br />
своему благорассуждению». Императрица сознавала, что для заселения<br />
южнорусских степей женевские ювелиры неподходящие<br />
колонисты.<br />
Точно также было отклонено ходатайство евреев с острова<br />
Менорки о переселении их в Россию. Евреи эти, подобно грекам<br />
и корсиканцам, были изгнаны испанцами из порта Магон. Узнав о<br />
принятии в Россию их собратьев по несчастью, евреи через своего<br />
уполномоченного Иосифа Вилла де Бенедетти представили графу<br />
Мочениго «мемориал», в котором ходатайствовали о разрешении<br />
им водвориться в Херсоне и принимали на себя следующие обязательства:<br />
1) вывезти в Россию некоторое число торговцев и ремесленников<br />
из своих единоверцев без всяких других издержек со<br />
стороны русского правительства, кроме платы за провоз от Ливорно<br />
до Херсона; 2) на том же основании вывезти земледельцев, художников<br />
и рукодельных шелковых мастеров, способных ко всякой работе,<br />
кои все римско-католического исповедания, а также 3) мастеров для<br />
устройства завода «цветных и других всякого рода стекол», если<br />
только императрица пожалует этому заводу привилегию на определенное<br />
число лет.<br />
Взамен этого евреи испрашивали для себя у русского правительства:<br />
а) поселение на местах, удобных для торговли сухим путем и<br />
морем; б) «домы для житья, кои не были бы им в тягость»; в) земли<br />
наряду с другими колонистами; г) денежную подмогу «художникам и<br />
рукодельным мастерам» «для скорейшего произведения их работ»;<br />
д) свободное отправление веры и открытие синагог с теми преимуществами,<br />
коими пользовались они тогда в Ливорно; е) «вольность<br />
и свободу в отправлении торгов» наряду с другими колонистами и
ж) все права русских подданных наравне с переселенцами прочих<br />
национальностей.<br />
Традиционная политика русского правительства по отношению<br />
к евреям носила ограниченный и даже запретительный характер;<br />
известна резолюция императрицы Елизаветы Петровны: «от врагов<br />
веры Христовой не желаю интересной прибыли». Сама Екатерина<br />
манифестом от 22 июля 1763 года приглашала в Россию всех иностранцев<br />
«кроме жидов». Граф Мочениго как представитель русского<br />
правительства знал это, но, считая переселение евреев полезным<br />
для России в видах развития торговли, не отказал им, а представил<br />
выписку из их мемориала в Петербург при письме на имя вицеканцлера<br />
графа Остермана. Последнему Мочениго писал, между<br />
прочим, следующее: «Хотя не безызвестно мне что в счастливых ея<br />
императорскаго величества областях нет Жидов, однако я не хотел<br />
сам собою решиться в разсуждении их требования, а доставляю<br />
оное вашему сиятельству, тем больше что место где они просят<br />
о позволении селиться собственно не в России находится, и когда<br />
великий герцог Тосканский вознамерился основать в сем городе<br />
(Ливорно – авт.) торговлю, то он употребил к тому сей народ, коему<br />
и должна она частию цветущим своим состоянием».<br />
Соображения Мочениго, что Херсон «собственно не в России находится»<br />
и указания его на цветущее состояние торговли в Ливорно<br />
благодаря евреям возымели, очевидно, свое действие и на Коллегию<br />
иностранных дел: она, по крайней мере, не торопилась отказом на<br />
ходатайство евреев; по некотором размышлении решено было представить<br />
последнее на усмотрение Потемкина, что и было исполнено<br />
23 октября. Потемкин находился в это время на юге России, и дело<br />
затянулось. Между тем, получая от вице-канцлера письма, в которых<br />
ни словом не упоминалось о евреях, Мочениго недоумевал, что это<br />
значит. В письме к Остерману от 26 ноября (7 декабря) 1782 года<br />
он писал: «Хотя ваше превосходительство мне сделали честь ответить<br />
на мои письма от 8 (19) августа, я не вижу, однакож, чтобы вы<br />
мне объяснили волю ея императорскаго величества относительно<br />
проекта Еврея Бенедетти; правда что в вашем письме от 7 октября<br />
сказано: „принимать и отправлять в Херсон колонистов разных<br />
национальностей которые пожелают там водвориться“, и так как<br />
Евреи представляют нацию, то я буду иметь возможность считать<br />
себя уполномоченным их принимать; несмотря на то, чтобы мне никоим<br />
образом не ошибиться, я умоляю ваше превосходительство<br />
97<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
98<br />
сообщить мне положительно волю ея императорскаго величества<br />
по этому предмету».<br />
Только письмом от 19 декабря вице-канцлер сообщил графу<br />
Мочениго, что набор колонистов в силу приказания императрицы<br />
должен быть ограничен только двумя нациями, греками и корсиканцами:<br />
представители других национальностей принимаются лишь в<br />
том случае, если они сочтут возможным примкнуть (очевидно, не<br />
по языку только, но и религии) к грекам или корсиканцам. 3 То же<br />
самое было подтверждено вице-канцлером в начале следующего<br />
1783 года. Этим ответом совершенно устранялись евреи от принятия<br />
в число колонистов 4 , но зато открывалась возможность переселения<br />
в Россию для итальянцев и славян 5 . Этой возможностью и воспользовался<br />
главным образом итальянский пролетариат.<br />
В письме к графу Остерману от 31 октября (11 ноября) 1782 года<br />
Мочениго сообщил, что принятые для привлечения колонистов<br />
меры, а именно: публикация в газетах, «милостивое и щедрое предложение»<br />
императрицы грекам и корсиканцам и принятие луканцев,<br />
возбудили во множестве лиц стремление к переселению в Россию и<br />
водворению в Херсоне.<br />
«Я принял, – писал Мочениго вице-канцлеру, – депутатов горцев<br />
из Гросаньяны, Пармы, Модены и Массы просивших меня устроить<br />
переезд их соотечественникам земледельцам, пастухам и нескольким<br />
мануфактурщикам шляп Если ея императорское величество<br />
имеет расположение принять людей, я могу себя льстить<br />
надеждою послать до июля месяца свыше 2 000 человек населять<br />
новую колонию».<br />
До получения предписания ограничить эмиграцию в Россию греками<br />
и корсиканцами Мочениго напринимал в число колонистов<br />
3<br />
„L’engagement des colons est borne aux seules nations Grecque et Corse, à moins<br />
que d’autres sous le nom de celles-ci ne jugeassent à propos de se presenter“.<br />
4<br />
В черновом письме вице-канцлера, вслед за приведенным в предыдущем примечании<br />
текстом, говорилось далее: «Il s’ensuit naturellement de cela, que les<br />
juifs comme tells ne peuvent point entrer en consideration», но затем эти слова<br />
были зачеркнуты. См.: «Сношения с Тосканой», III.<br />
5<br />
Записки о докладах 6 декабря 1782 г. «По письму графа Мочениго о являющихся<br />
к нему желателях для переселения в Херсон или другой место Новороссийской<br />
губернии ее императорскому величеству угодно, чтобы ему дано было<br />
знать, дабы он прием таковых желателей ограничил в одних греках и корсиканцах,<br />
разве бы между ними под именами сих наций являлись и другие».
людей различных национальностей: среди них встречались французы,<br />
немцы, славяне, испанцы, шведы, но все же количественно преобладали<br />
итальянцы. Независимо от национальности, это были по преимуществу<br />
бедные горожане-пролетарии, заброшенные судьбой на<br />
побережье Средиземного моря в портовые и промышленные города<br />
Италии. В письме к вице-канцлеру от 24 декабря 1782 года (4 января<br />
1783 г.) Мочениго заявлял, что он вынужден окружать себя миром<br />
черни, потому что люди порядочные не желают переселяться. Несмотря<br />
на это Мочениго выражал надежду, что колонисты-пролетарии<br />
разных национальностей не подадут никакого повода к нареканию<br />
на себя: «Они не обольщены, не навербованы никаким эмиссаром;<br />
ужасный голод, крайняя бедность, вот что выгнало их из отечества и<br />
заставило просить о принятии» (в колонисты). Те же мысли о крайней<br />
нищете колонистов, как основной причины их эмиграции, высказал<br />
Мочениго в августе 1783 года в письме к князю Г.А. Потемкину, причем<br />
уже обнаружил более трезвое отношение к эмигрантам: в том обстоятельстве,<br />
что только крайняя необходимость, голод, побуждала<br />
записываться в колонисты, Мочениго видел уже скорее отрицательную,<br />
чем положительную сторону организованной им эмиграции:<br />
«Здесь нет никого, кто предпочитал бы водворение в Херсон самому<br />
скудному в Италии: эмигранты побуждаются голодом давать согласие<br />
на переселение в надежде дезертировать весной».<br />
Особенно тяжелым становилось положение итальянских пролетариев<br />
с наступлением осени и зимы, когда приходилось думать не<br />
только о пропитании себе, но и о квартире: поступление в колонисты<br />
обеспечивало и то и другое на целую зиму. Эмигрантам выдавались<br />
«харчевые деньги» в различном размере, смотря «по людям и их<br />
состояниям». В среднем содержание каждого колониста обходилось<br />
приблизительно в три осмиреальных пиастра, то есть по тогдашнему<br />
курсу по 3 рубля 90 копеек в месяц.<br />
Помимо этого, колонистов, «как людей в крайней бедности находящихся»,<br />
приходилось снабжать всем необходимым из одежды и<br />
белья: для мужчин изготавливались «епанчи, фуфайки и по паре матросских<br />
шаровар» на каждого, «а для женщин шерстяное с головы<br />
до ног платье». Для избавления от насекомых и содержания в чистоте<br />
всем выдавалось по две рубашки, по две пары чулок и по две пары<br />
башмаков. Иногда расходы для колонистов возрастали вследствие<br />
случайных причин, например, развития среди них болезней или<br />
нежелания капитана нанятого для перевозки колонистов корабля<br />
99<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
100<br />
своевременно отправиться в путь 6 . Характер колонистов также<br />
обусловливал собою большую или меньшую степень расходов на<br />
них. Сообщая об отправлении колонистов на корабле «Св. Николай<br />
и св. Спиридоний», Мочениго меньшее сравнительно количество<br />
расходов по этой экспедиции приписал «тихому и кроткому характеру<br />
колонистов», умеренности их потребностей, в противоположность<br />
колонистам из сардинцев, и отсутствию у них назойливости.<br />
В общем, по вычислениям Мочениго, каждый колонист должен был<br />
обойтись русскому правительству от 50 до 60 рублей, но действительная<br />
стоимость колонистской «головы», несомненно, превысила<br />
эту цифру. 7<br />
Иные, поступив в колонисты в сентябре месяце, пользовались<br />
готовым содержанием и квартирой всю осень и зиму, а когда с<br />
наступлением весны предстояло отправиться в Россию, дезертировали.<br />
Против этого Мочениго принужден был принимать меры<br />
предосторожности. Сообщая о посадке колонистов на корабль «La<br />
très sainte Annonciantion» для отправления в Россию, он писал графу<br />
Остерману: «Чтобы удержать посаженных на корабль эмигрантов во<br />
время пребывания в этом порту, я обращался к господину адмиралу<br />
(командовавшему русской эскадрой в Средиземном море – авт.),<br />
который назначил мне стражу, и благодаря этому и мерам строгости,<br />
которые мне должно было употребить, я воспрепятствовал бегству<br />
с корабля, (равно – авт.) как благодаря военной силе, которая мне<br />
была дана правительством (Тосканским – авт.), мне удалось остановить<br />
тех, которые, будучи содержимы в течение шести месяцев<br />
на императрицыном иждивении, старались убегать. Без доброго<br />
расположения его королевского высочества (герцога Тосканского<br />
– авт.) мне было бы очень трудно благополучно справиться<br />
с этим поручением, труд по исполнению которого превосходит все<br />
другое».<br />
6<br />
В письме на имя вице-канцлера от 6 (17) марта 1783 г. Мочениго писал: «Vendredi<br />
3/14 du courant le capitaine André Garmongliesi se mit à la voile après un<br />
séjour Presque d’un mois, causé en partie par les tempêtes et en partie par ses<br />
caprices pour ne pas perdre le carnival, ce qui lui fît perde le bon temps et occasionna<br />
bien de dépenses».<br />
7<br />
За одну перевозку от Ливорно до Херсона 212 человек колонистов на корабле<br />
«Александр Великий» Мочениго должен был заплатить 7 000 рублей. Копия<br />
договора Мочениго с корабельщиком Н. Калерджи.
Впрочем, у Мочениго нашлись помощники из числа самих эмигрантов,<br />
до некоторой степени облегчавшие его труд. В числе желающих<br />
переселиться в Россию вместе с корсиканцами солдатами<br />
и итальянскими пролетариями оказалось несколько иностранных<br />
офицеров. Некоторые из них и раньше уже состояли на русской<br />
службе, как, например, поручик Паччиола родом корсиканец, майор<br />
Этаньон родом француз; другие, как Макюзи, служили раньше различным<br />
правительствам; теперь они заявляли желание отправиться<br />
в Россию с тем, чтобы стать во главе отправляемых колонистов и<br />
образовать из них на новом месте жительства военные колонии. В<br />
последнее время Макюзи состоял на английской службе и командовал<br />
отрядом корсиканцев в Магоне. 60 человек его отряда, по<br />
ходатайству его и его товарищей, уже были приняты в колонисты и<br />
отправлены в Россию; не довольствуясь этим, Макюзи предложил<br />
набрать 1 200 человек колонистов, включая сюда женщин и детей,<br />
с тем, чтобы половина их была земледельцы, четвертая часть – мануфактурщики,<br />
а остальные – солдаты. При этом обещал завести<br />
в Херсоне культуру винограда и тутовых деревьев, устроить там<br />
мануфактуры: 1) хлопчатобумажную, 2) шелковых чулок и 3) неаполитанских<br />
макарон, наконец, основать завод для производства<br />
стекла и хрустальных изделий. В награду себе за все это Макюзи<br />
испрашивал 2 000 рублей и чин майора, колонистам автономию с<br />
непосредственным подчинением их колонии генерал-губернатору,<br />
плодородные земли на берегах Днепра и все права и привилегии,<br />
предоставленные прочим иностранцам, водворяющимся в России.<br />
Какой ответ был дан нашим правительством на предложение Макюзи,<br />
из документов не видно; можно думать, что в общем, скорее,<br />
благоприятный, так как, с одной стороны, мы видим его, наряду с<br />
Паччиолой, Этаньоном и другими иностранными офицерами, стоящим<br />
во главе партии колонистов, а, с другой, выработанные позднее<br />
«конвенции» 8 , намечавшие будущее устройство водворяемых<br />
в России итальянцев и корсиканцев несколько напоминают собой<br />
условия, предложенные Макюзи в его мемуаре.<br />
Положение сначала вербовщика колонистов, а потом офицера<br />
колонистского отряда и шефа или начальника колонии (иначе «директора»)<br />
было очень выгодным и потому заманчивым для многих<br />
искателей приключений: помимо выговоренных у правительства<br />
101<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
8<br />
Государственный архив. XVI, 692.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
102<br />
законных субсидий и жалования, они получали много незаконных<br />
доходов, обирая колонистов и присваивая себе суммы, ассигнованные<br />
на их водворение. Вследствие этого никогда не было недостатка<br />
в лицах, предлагавших нашему правительству свои услуги по набору<br />
колонистов.<br />
Благоприятные условия для эмиграции, а, следовательно, и для<br />
деятельности подобных лиц, представляли в то время острова<br />
Корсика и Сардиния. Население Корсики было недовольно французским<br />
владычеством: значительная часть корсиканцев, охраняя<br />
свою независимость, нашла убежище в горах своего острова или<br />
укрылась в горах соседней Сардинии. Здесь они с оружием в руках<br />
поддерживали свое существование, «добывая себе необходимое<br />
набегами на свои края». Мочениго, по-видимому, рано обратил внимание<br />
на жителей Корсики. В 1782 году французское правительство<br />
заподозрило его в попытке сманить в Россию греческую колонию<br />
на Корсике. «Все лица которых императрица определяет на службу<br />
за границей, – писал с негодованием Вержен, – постоянно заняты<br />
сманиванием людей Они вкладывают сюда более или менее<br />
ловкости, но все же это есть та часть их инструкций которая всего<br />
более им по сердцу. Слишком хорошо известно, какова судьба несчастных<br />
которые соблазняются обещаниями русских министров<br />
и эмиссаров. Большая часть обречена погибать в пустынях предоставленныя<br />
корыстолюбию начальников колоний, которые дают им<br />
только самую ничтожную часть того что императрица назначила для<br />
их водворения». Франция приняла самые суровые меры «против<br />
охоты за колонистами», против вербовщиков-соблазнителей, заранее<br />
осужденных на виселицу. Военный министр запретил некоему<br />
Перетти сформирование на Корсике полка для русской императрицы,<br />
решено было даже во что бы то ни стало воспрепятствовать<br />
единичным отъездам с острова. «Король, – писал тот же упомянутый<br />
выше министр, – имеет чем занять своих подданных какое бы<br />
состояние они ни хотели избрать; они могут поступать на службу<br />
иностранной державы только получив позволение, которое дается<br />
в очень редких случаях». 9<br />
Тем не менее, попытки склонять корсиканцев к переселению в<br />
Россию не прекращались. Некто Антуан Паоли предложил Мочениго<br />
устроить переселение в Россию нескольких сотен корсиканцев,<br />
9<br />
Pingaud Léonce. Les Français en Russie et les Russes en Francé.Paris, 1886. P. 81–82.
укрывающихся в горах Корсики и Сардинии, на условиях дарования<br />
им военной организации. Мочениго сочувственно отнесся к предложению<br />
Паоли, но, прежде чем вступить с ним в обязательство,<br />
решил навести справки, и отправил в Сардинию одно доверенное<br />
лицо, чтобы разузнать «о настроении этих людей» и отношении сардинской<br />
администрации к предложенному переселению их. Ответ<br />
получился благоприятный. В частности, Сардинская администрация<br />
готова была всеми мерами содействовать выселению с острова<br />
корсиканцев, «чтобы освободиться от этих людей».<br />
«Получив эти известия, – доносил Мочениго своему правительству<br />
рапортом от 8 (19) августа 1783 года, – я приказал одному из<br />
моих друзей нанять корабль, чтобы закрыть глаза французскому<br />
консулу который за мной наблюдал и вместо того чтобы запасаться<br />
провизией в Ливорно, я дал сто золотых дукатов указанному<br />
Паоли чтобы купить провизию в Сардинии, и несколько денег<br />
другим троим Корсиканцам которых он избрал для помощи в этом<br />
предприятии».<br />
Паоли благополучно прибыл в Сардинию, и корсиканцы готовы<br />
уже были двинуться в путь, как вдруг один из компаньонов Паоли,<br />
Жан Санто Перальди (при помощи своего друга Франсуа Делитата<br />
Тедде и двоюродного брата Паоли Эттори) «по зависти к своему<br />
соотечественнику» распустил среди корсиканцев слух, «что Паоли<br />
продал их как Негров, и что должно обличить этого человека, отослать<br />
его и устроить свои дела самим. Эти инсинуации возымели<br />
свое действие: Корсиканцы отказались садиться на судно и капитан<br />
должен был возвратиться ни с чем в Ливорно».<br />
«Хотя я был крайне поражен, – писал Мочениго в том же рапорте,<br />
– дурным исходом дела которое я считал верным и ради которого отсрочил<br />
другую экспедицию на Корсику где я также пригласил людей<br />
тем не менее, в виду показаний капитана Chelmi и Корсиканца<br />
Антонелии что люди пребывали все в том же намерении переселиться,<br />
я рискнул отправить еще раз самого капитана, тем более<br />
что он требовал всего только 15 дукатов, если не успеет перевезти<br />
самих людей. Это второе путешествие к Корсиканцам было также<br />
бесполезно, так как они постоянно были убеждаемы Перальди и Эттори<br />
никоим образом не доверяться. Но с другой стороны мои служащие<br />
увлекли с собой 44-х Сардинцев 10 , которые были соединены<br />
103<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
10<br />
В списке колонистов они были помечены как пьемонтцы.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
104<br />
с Корсиканцами Они вознаграждают до некоторой степени<br />
этот расход короны».<br />
«Хотя и обескураженный» неудачей в Сардинии, Мочениго «тем<br />
не менее не потерял своей цели» и обратился в сторону Корсики.<br />
Однако, несмотря на содействие нашего поверенного в делах при<br />
Генуэзской республике Мордвинова, попытка нанять в Генуе одно<br />
или два судна для отправления в Корсику за колонистами долго не<br />
удавалась, так как никто не хотел рисковать собой и своим кораблем<br />
в виду суровых мер, принятых на Корсике французским правительством.<br />
Экспедиция на Корсику, таким образом, затянулась. Только в<br />
конце июля 1783 года явился в Ливорно корабль, капитан которого<br />
«отважился на предприятие». Но к этому времени Мочениго уже<br />
получил приказание от своего правительства «прекратить всякий<br />
дальнейший прием» колонистов. В силу этого приказания пришлось<br />
не только отменить посылку корабля на Корсику, но и отказать в<br />
приеме 120 корсиканцам, явившимся в Ливорно из Гибралтара в начале<br />
августа 1783 года.<br />
Отправление колонистов в Россию совершалось по мере накопления<br />
их в Ливорно и приискания подходящих судов для их перевозки.<br />
Важную заботу для графа Мочениго составляло охранение<br />
колонистских транспортов от нападения пиратов на Средиземном<br />
море и поддержание внутреннего порядка и дисциплины среди<br />
посаженных на корабль колонистов. Для охраны от пиратов иногда<br />
назначались в качестве конвоиров военные суда русской эскадры,<br />
крейсировавшей тогда в Средиземном море. 11 Гораздо больше<br />
приходилось считаться с возможностью беспорядков среди самих<br />
колонистов; особенно опасными в этом отношении казались Мочениго<br />
некоторые «довольно беспокойные и упрямые корсиканцы».<br />
Во главе каждого транспорта колонистов ставился один или несколько<br />
офицеров иностранцев, избиравших себе помощников из<br />
числа самих колонистов. «Для доброго управления» колонистами<br />
Мочениго «счел подходящим установить систему, распадающуюся<br />
на гражданскую, которая наблюдает за добрым порядком в отношении<br />
обеспечения съестными припасами, и военную, чтобы заставить<br />
наблюдать субординацию и добрый порядок во всем». Колонисты<br />
11<br />
Так, русский корабль «Александр Великий», принадлежавший Михаилу Фалееву<br />
и нагруженный 212 колонистами, был конвоируем русским военным<br />
судном.
подчинялись строгой военной дисциплине: выработанный Мочениго<br />
«Ordonnance», состоявший из 14 артикулов, определял их поведение<br />
на корабле; за нарушение того или другого из артикулов<br />
ордонанса колонисты подвергались более или менее суровым взысканиям:<br />
заключению в оковы, уменьшению рациона на половину,<br />
наказанию линьками и проч.<br />
Офицеры должны были наблюдать, чтобы, в случае остановок в<br />
портах дружественных держав, колонисты не вызывали своим поведением<br />
жалоб со стороны местных властей или вовсе не скрылись<br />
с корабля. Особенное внимание офицеров Мочениго обращал на<br />
поддержание чистоты и вообще на санитарное состояние корабля,<br />
рекомендуя производить беспрестанные окуривания жженным<br />
уксусом во всех помещениях, где находятся колонисты, а также<br />
заставлять последних «чесаться, мыться, переменять рубашку и<br />
чулки, чтоб избежать того, что заведутся вредные для их здоровья<br />
насекомые».<br />
Отправление колонистских транспортов совершалось в следующей<br />
последовательности: 26 августа (5 сентября) 1782 года на полярке<br />
«Мадонна де Мегаспиль», принадлежавший Димитрию Вальсамахи<br />
и плававшей под русским флагом, отправлено было в Херсон<br />
87 колонистов греков, корсиканцев, луканцев и иных итальянцев.<br />
Начальство над колонистами было вручено поручику Августину<br />
Паччиола. Эти первые колонисты обошлись нашему правительству<br />
в 4 981 рубль 85 копеек.<br />
3 (14) марта 1783 года корабль «La très sainte Annonciantion» отправлено<br />
было 229 человек, по преимуществу итальянцев (греков<br />
совсем не было), в том же месяце 20 (31) числа последовала новая<br />
экспедиция колонистов, в количестве 300 человек, на корабле «Св.<br />
Николай и св. Спиридоний». В конце мая того же года на корабле<br />
«Александр Великий», принадлежавшем русскому негоцианту Михаилу<br />
Фалееву, Мочениго отправил 212 колонистов (в большинстве<br />
итальянцев). Все четыре экспедиции прошли благополучно,<br />
но над пятой и, как потом оказалось, последней экспедицией, для<br />
которой был назначен фрегат «Борисфен» (принадлежавший тому<br />
же Фалееву) тяготел какой-то рок.<br />
Не желая ограничиваться эмигрантами итальянской национальности,<br />
Мочениго обратил внимание на греков, живших на восточном<br />
побережье Адриатического моря, в южной части Далмации, где,<br />
по заявлению самого Мочениго, его «репутация стояла довольно<br />
105<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
106<br />
прочно». Для привлечения греков в число колонистов Мочениго<br />
употребил неких Лазаревича и Десковича, вручив им на первый раз<br />
24 дуката. Под влиянием уговоров этих лиц греки стали являться в<br />
Ливорно, и Мочениго отправлял их вместе с корсиканцами (с острова<br />
Сардиния), которых поджидал со дня на день.<br />
20 июня старого стиля, видя, что набралось достаточно людей для<br />
отправления в Россию, и не желая обременять Ливорно большим<br />
количеством греков, Мочениго приказал капитану фрегата Власьеву<br />
«сойти с мола и пойти на рейд». Греки и огромная часть колонистов,<br />
видя что «Борисфен» намеревается уходить, наскоро сошли на<br />
землю и отправились в трактиры, которые обычно удовлетворяли<br />
их нуждам. Из объяснений Мочениго с Десковичем обнаружилось,<br />
что последний превысил свои полномочия и наобещал колонистам<br />
больше, чем следовало, что сверх того греки и славяне напуганы<br />
слухами о войне между Россией и Турцией и потому отказываются<br />
ехать в Херсон. Желая положить конец все возраставшему волнению<br />
среди колонистов, Мочениго, по совету ливорнского губернатора,<br />
запретил трактирщикам отпускать взбунтовавшимся пищу. Но<br />
это только подлило масла в огонь, и Мочениго должен был пойти<br />
на уступки.<br />
«В момент величайшего волнения, – доносил Мочениго своему<br />
правительству рапортом от 8 (19) августа 1783 года, – я приказал<br />
позвать начальников Греков и Славонцев, я им дал чем удовлетворить<br />
их нужду по этот вечер, я им обещал удовольствовать их<br />
на следующий день и, отослав их, старался найти средства к тому,<br />
чтобы усмирить также других, которые, увлеченные своею яростью<br />
напали на мой дом, старались выломать дверь, угрожая<br />
разграбить его и даже покуситься на мою жизнь, но так как мой<br />
дом находится в центре города, то я имел достаточно времени,<br />
чтобы велеть позвать стражу которая при помощи моих людей и<br />
особенно некоторых сардинских колонистов, находившихся у меня<br />
разсеяла этих людей. Губернатор города был у меня в тот же<br />
вечер; так как из его разговоров я понял что я не могу успокоиться<br />
на этих распоряжениях, то я принял решение дать всем свободу<br />
уйти, дав им некоторую небольшую сумму на дорогу Вследствие<br />
этих распоряжений у меня осталось Греков в двух партиях<br />
всего 13 человек Хотя все казалось спокойным, тем не менее<br />
буря не прошла. Оставались еще люди которые вообразили себе<br />
что могут уладиться с господином адмиралом, но так как они все
отказывались отправиться в Россию, они хотели служить только<br />
своему капризу, то, получив отказ и истратив то немногое что я им<br />
дал на дорогу, возбуждаемые своими предводителями, они снова<br />
безпокоили город и меня. Внушения правительства сделать некоторые<br />
новые жертвы чтобы освободить от затруднений его королевское<br />
высочество, слабость самого правительства и еще более<br />
нерасположение министра к этой эмиграции покровительствуемой<br />
единственно государем великим герцогом вследствие дружбы к ея<br />
императорскому величеству, побудили меня приступить к легальному<br />
и окончательному договору с предводителями этих людей,<br />
которые, как вся эта порода предпринимателей, не имели другой<br />
цели как только выманить денег: когда им это удалось, люди эти<br />
разсеялись сами собой».<br />
Из этих начальных происшествий Мочениго сделал лишь следующий<br />
вывод: во-первых, что не следует ограничивать набор колонистов<br />
людьми какой-нибудь одной национальности, так как они<br />
«способны соединяться и претендовать на то, чтобы давать законы<br />
там, где они считают себя самыми сильными»; во-вторых, что имея на<br />
руках 150 человек, не следует медлить их отправлением. Усомниться<br />
в пользе для России подобных колонистов русскому дипломату не<br />
пришло и в голову.<br />
Потеряв греков и не дождавшись корсиканцев, Мочениго 24 июля<br />
посадил на «Борисфен» тех 228 колонистов, которые у него имелись<br />
и 15 (26) июля отправил их под начальством Макюзи. Так как русский<br />
адмирал получил от своего начальства приказ не отпускать<br />
ни одного из своих кораблей для конвоирования «Борисфена», то<br />
последний пришлось вооружить по требованию капитана Власьева,<br />
который заявил, «что он не двинется, не будучи вооруженным,<br />
из опасения варварийцев». Однако, опасность «Борисфену» и его<br />
капитану угрожала не оттуда, откуда ее ждали.<br />
2.<br />
107<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
«Борисфен» благополучно совершил свой путь по Тирренскому,<br />
Ионическому и Эгейскому морям, обогнув Италию и Балканский полуостров,<br />
и в сентябре 1783 года приблизился к Дарданеллам. Наступление<br />
осенней погоды задержало, однако, на целые два месяца<br />
дальнейшее движение корабля к пределам России: несколько раз<br />
«Борисфен» пытался войти в Дарданельский пролив, но каждый раз
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
108<br />
противные северо-восточные ветры заставляли его возвращаться<br />
назад; пришлось поневоле стать на якорь и дожидаться более благоприятной<br />
погоды. Место для этой невольной стоянки корабля было<br />
выбрано у берегов острова Тенедоса по тем соображениям, что<br />
здесь «способно было стоять для налития пресной воды и покупки<br />
дров и провианта».<br />
Продолжительное и однообразное пребывание на корабле,<br />
сопряженное с необходимостью соблюдать известный порядок и<br />
дисциплину, было тяжелым испытанием для отбросов итальянских<br />
городов, и строгие взыскания, до телесного наказания включительно,<br />
которым по настоянию командира «Борисфена», лейтенанта<br />
Власьева, они были подвергаемы за нарушение установленных<br />
правил, только озлобляли людей, которые были «все почти с виселицы».<br />
На беду Власьева и его экипажа в это время один беглый из<br />
России колонист распространил на Тенедосе слух, «будто бы находящиеся<br />
в Херсоне колонисты, худо содержатся». Этот слух был искрой,<br />
попавшей в порох. «Не хотя себя подвергнуть равной участи,<br />
а желая снискать себе вольность и независимость», семь человек<br />
колонистов «Борисфена» составили заговор с целью завладеть кораблем.<br />
В случае успеха своего предприятия они предполагали<br />
отправиться в Алжир и там или продать «Борисфен» вместе с его<br />
грузом, или же заняться на нем морским разбоем. Во главе заговора<br />
стоял сардинец Николай Теальди, по профессии подлекарь. Для<br />
приведения своего намерения в исполнение заговорщики сначала<br />
хотели отравить экипаж корабля опиумом, тайно влив его в «водяные<br />
бочки», откуда корабельные служители пресную воду употребляют<br />
в пищу 12 , но почему-то передумали и решили действовать<br />
открытым бунтом.<br />
С 15 (26) на 16 (27) октября около двух часов по полуночи колонисты<br />
выскочили внезапно на палубу с ножами и поленьями, напали на<br />
подштурмана Кузьму Любимова и шестерых человек матросов, стоявших<br />
на вахте, избили их поленьями и бросили в фор-люк; боцмана<br />
Андрея Ащепкова и трех матросов, находившихся на баке, зарезали<br />
и еще одного матроса тяжело ранили.<br />
Чтобы остальные русские матросы, спавшие в трюме, не оказали<br />
им сопротивления и помощи своим товарищам, колонисты<br />
12<br />
Государственный архив. Рапорт подштурмана Любимова контр-адмиралу Макензию<br />
от 1 декабря 1783 г.
загородили им выход на палубу, став с поленьями и ножами вокруг<br />
люков: пытавшихся выйти били и бросали обратно в трюм, где между<br />
тем другая часть колонистов вязала матросам руки.<br />
Когда таким образом одни из колонистов, принявших участие в<br />
бунте вели борьбу с экипажем корабля, другие во главе с руководителями<br />
заговора расправлялись с командиром «Борисфена» лейтенантом<br />
Власьевым.<br />
В кают-компании собралось скопище из 15-ти или 20-ти человек<br />
колонистов, из коих большая часть «с отчаянием и зверством»<br />
бросалась в камеру помянутого капитана Власьева, разбивая у нее<br />
двери и стекла поленьями и крича: «А, кончил жизнь, собака!» Из<br />
капитанской каюты (или «камеры») слышался голос Власьева, призывавшего<br />
к себе на помощь начальника колонистов Макюзи, и плач<br />
его жены. Бунтовщики ворвались, наконец, в каюту Власьева через<br />
выбитое окно с наружной стороны. Собравшись с духом, Макюзи<br />
отворил дверь своей каюты и «увидел при лунном сиянии выходящую<br />
из капитанской каюты» и направляющуюся к нему «с воплем»<br />
жену Власьева. Впустив ее к себе и поместив вместе со своей женой,<br />
Макюзи сделал слабые попытки образумить бунтующих, но не имел<br />
успеха, расправа с Власьевым продолжалась, истязания не прекращались:<br />
колонист Борию ударил Власьева два раза поленом по<br />
голове, главный зачинщик бунта Теальди нанес ему ножом две раны<br />
в живот, а вслед за ним Бартоломей Боджи два раза топором по голове;<br />
так как Власьев обнаруживал еще признаки жизни, то «капрал»<br />
Джузеппе Мари Фили взял у Боджи топор, чтобы прекратить жизнь<br />
несчастного лейтенанта.<br />
Вокруг каюты Власьева толпились колонисты, готовые принять<br />
участие в совершении убийства, как то: Станислав Пес, Томас Марцис<br />
и другие.<br />
В это время, несмотря на меры предосторожности, принятые<br />
колонистами, подштурману Никифору Дресвянникову удалось выбежать<br />
из комиссарского люка. Преследуемый колонистами, охранявшими<br />
выход из люков, Дресвянников был загнан в капитанскую<br />
каюту, откуда через окно выскочил за борт и схватился за веревки,<br />
которыми привязаны были к кораблю стоявшие на воде баркас и<br />
шлюпка; одновременно с Дресвянниковым оказался за бортом стоявший<br />
на юте матрос, сброшенный колонистами, и спасся таким же<br />
способом. Таким образом, на баркасе и шлюпками вместе с находившимися<br />
на них четырьмя дневальными матросами оказалось шесть<br />
109<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
110<br />
человек из команды «Борисфена». Теперь явилась возможность отвязать<br />
эти суда и отправиться на них искать помощи на острове,<br />
чем Дресвянников и поспешил воспользоваться. Под градом поленьев,<br />
лотов и бутылок, бросаемых с корабля колонистами (причем<br />
у Дресвянникова была перешиблена левая рука), удалось отвязать<br />
шлюпку и баркас и направиться на стоявший по близости греческий<br />
корабль под русским флагом. Здесь Дресвянников рассказал<br />
о бунте колонистов и просил о помощи. Капитан корабля Антоний<br />
Драко немедленно дал знать об этом по стоявшим венецианским и<br />
турецким купеческим судам, а затем послал судно в сопровождении<br />
своих служителей и двух русских матросов на стоявший неподалеку<br />
турецкий военный фрегат для объявления о случившемся. В то же<br />
время сам Дресвянников в сопровождении матроса и данного ему<br />
с греческого судна переводчика отправился в город Тенедос, где,<br />
явившись на гауптвахту, просил у турок защиты. Турки со своей стороны<br />
также дали знать по стоявшим судам, равно как и на свой военный<br />
фрегат. Дресвянников очень торопил турок оказать помощь, так<br />
как, отъезжая на греческое судно, заметил у колонистов намерение<br />
уйти в открытое море.<br />
Между тем колонисты, умертвив лейтенанта Власьева, начали<br />
хозяйничать на «Борисфене». Войдя в артиллерийскую каюту, они<br />
разломали сундуки и вынули оттуда тесаки, сабли, ружья, мушкеты<br />
и пистолеты и, вооружившись ими, стали ранить матросов, которые<br />
попадались им под руку; другие вбежали в комиссарский люк и,<br />
смертельно ранив караульного матроса, начали вытаскивать наверх<br />
и бросать за борт провиант, предназначавшийся на содержание команды<br />
корабля; «письменные дела», находившиеся в том же люке,<br />
«рвали и на огне жгли», а вещи, принадлежавшие матросам, растаскивали<br />
и делили между собой.<br />
Впрочем, жажда крови и увлечение грабежом овладели не всеми<br />
колонистами. Более расчетливые из них понимали, что в видах<br />
личной безопасности им следует поторопиться выходом в открытое<br />
море: в то время как их товарищи расправлялись с матросами, расталкивали<br />
и уничтожали корабельное имущество, они приготовились<br />
к отплытию: отрубили у «Борисфена» оба якоря, подняли паруса<br />
и поплыли было в южном направлении. Однако корабль оказался<br />
приспособленным более к якорной стоянке, чем к плаванию, и шел<br />
очень медленно. «Чтобы иметь больше парусов», пришлось обратиться<br />
к содействию русской команды, так как сами колонисты ничего не
понимали в мореходстве. Отыскав подшкипера Новоженова, они «за<br />
конвоем, с тесаками, водили» его по кораблю и заставляли отдавать<br />
приказания матросам, что нужно делать.<br />
В это время находившийся на «Борисфене» лоцман, венецианский<br />
подданный Павел Дисеменос, взятый в Занте «для провождения»<br />
корабля до Константинополя, поспешно «сошел на низ и обрезал<br />
веревку (штур-трос), коею руль управлялся»; таким образом, «действия<br />
в руле и не стало и понесло корабль к берегу Тенедосскому<br />
при ветре ONO», и он вскоре стал на мель. Пользуясь этим случаем,<br />
Новоженов бросился в море и выплыл на берег, а виновник посадки<br />
корабля на мель Дисеменос, «опасался, чтобы за то его не убили,<br />
тотчас влез на западную мачту и там скрывался даже до рассвету».<br />
На рассвете к стоявшему неподалеку военному турецкому фрегату<br />
присоединилось еще два таких же фрегата, и со всех трех фрегатов,<br />
а равно и с греческого судна под русским флагом, были посланы<br />
к «Борисфену» гребные суда с достаточным числом вооруженных<br />
людей. Под предлогом, что нужно облегчить корабль для снятия с<br />
мели, колонистов пригласили сойти на берег, где их турки тотчас же<br />
арестовали и отвели в Тенедосскую крепость.<br />
После этого корабль был снят с мели и поставлен на «вольную<br />
воду». Турецкие капитаны поручили капитану греческого судна Антонию<br />
Драко оказать помощь русской команде своими людьми и<br />
провести корабль в Константинополь, причем, со своей стороны,<br />
снабдили «Борисфен» якорем и канатом.<br />
1 ноября (старого стиля) «Борисфен» благополучно прибыл в Константинополь.<br />
На нем находилось в это время, помимо лиц команды,<br />
оставшихся невредимыми во время бунта, 14 человек матросов<br />
«раненных легкими и тяжелыми ранами», несколько мертвых тел 13 ,<br />
начальник колонистов Макюзи с семейством и четырьмя служителями,<br />
четыре человека пассажиров, находившихся в ведении того<br />
же Макюзи и, наконец, жена покойного лейтенанта Власьева (родом<br />
француженка).<br />
«О плачевной трагедии, воспоследовавшей на „Борисфене“» русский<br />
посланник в Константинополе Яков Иванович Булгаков был<br />
уведомлен письмом Макюзи из Тенедоса от 18 (29) октября. 1 ноября<br />
старого стиля в день прибытия «Борисфена» в Константинополя<br />
111<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
13<br />
А именно: капитана Власьева, боцмана Ащепкова и четырех матросов. Все они<br />
были преданы земле в Буюк-Дере у греческой церкви.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
112<br />
подштурман Кузьма Любимов «обще с командою» также представил<br />
Булгакову рапорт о бунте колонистов. 14<br />
Русскому посланнику предстояло теперь много хлопот. Трое из<br />
колонистов успели потурчиться в Тенедосе, то есть принять магометанство<br />
(один из потурчившихся был уже в Ливорно в цепях за то,<br />
что хотел зарезать своего тестя). 15 Вслед за этими тремя ренегатами<br />
и все остальные колонисты заявили желание принять турецкое подданство,<br />
вследствие чего турецкие власти в Тенедосе поспешили<br />
отправить их в Константинополь.<br />
Здесь, однако, Булгаков, сделав представления турецкому правительству,<br />
«преуспел всех оных колонистов получить от Порты в свои<br />
руки». «Оковав», он посадил их на «Борисфен», поручив начальство<br />
над ними и над кораблем русскому подданному, англичанину Томасу<br />
Рейну, «который умел обходиться с подобными извергами, перевозя<br />
неоднократно негров из Африки в Америку». 16<br />
21 ноября 1783 года «Борисфен», вооруженный двенадцатью<br />
шестифунтовыми орудиями, вышел из Буюк-Дере и направился<br />
к пределам России 17 , в Херсон, где Томас Рейн должен был сдать<br />
колонистов, при письме Булгакова от 8 ноября, полковнику Гаксу,<br />
начальнику Херсонской крепости. На случай, если бы за поздним<br />
временем года и противными ветрами «Борисфену» не удалось<br />
добраться до Херсона, Булгаков разрешил пристать в Крыму и обратиться<br />
к командовавшему там русскими войсками барону Осипу<br />
Андреевичу Игельстрому, или иному из начальствующих там лиц. На<br />
имя барона Игельстрома Булгаковым вручено было Томасу Рейну<br />
особое письмо и сверх того было предписано, в случае прибытия в<br />
Крым, распечатать письмо к полковнику Гаксу, чтобы местные вла-<br />
14<br />
Московское отделение Архива Главного штаба. Рапорт штурмана Любимова<br />
Я.И. Булгакову от 1 ноября; письмо Макюзи к Булгакову из Тенедоса от<br />
18 (29) октября и его же «объявление», сделанное в канцелярии русского<br />
посольства в Константинополе; показания лоцмана Дисеменоса, данное там<br />
же; показания подштурмана Дресвянникова, данное в следственной комиссии<br />
2 марта 1784 г.<br />
15<br />
Там же. Письмо Булгакова полковнику Гаксу от 15 (26) ноября 1783 г.<br />
16<br />
Государственный архив. Письмо Булгакова к полковнику Гаксу от 8 ноября<br />
1783 г.<br />
17<br />
Там же. Рапорт подштурмана Любимова контр-адмиралу Макензию от 1 декабря<br />
1783 г.
сти, сообразно с содержавшимися в нем сведениями, могли принять<br />
меры относительно колонистов. 18<br />
В письме от 8-го ноября Булгаков писал Гаксу, между прочим,<br />
следующее: «Обязанным почитаю себя просить ваше высокородие<br />
тотчас по получении сего приставить сильный караул к колонистам,<br />
даже и в карантине из цепи их не освобождать, а особливо начальников<br />
бунта, кои и на корабле с большею перед другими строгостью<br />
содержались, дабы они как не разбежались, в котором случае причинить<br />
могут большие бедствия, ибо сверх небольшого числа добрых<br />
и невинных все почти с виселицы».<br />
В другом письме к Гаксу от 15 ноября, отправленном сухим путем<br />
через ольвиопольскую почту, Булгаков опять напоминает о необходимости<br />
принять все меры предосторожности против колонистов:<br />
«Остается мне просить ваше высокоблагородие принять все нужные<br />
меры с сими колонистами. Вообразить невозможно, на какие они<br />
злодействы в состоянии пуститься, и следовательно не надлежит<br />
верить ни клятвам их, ни лицемерным лицам. Теперь они, по словам<br />
своим, все святые и кроме начальника своего лекаря никто ни<br />
в чем участия не брал. Ваше высокоблагородие скоро о поведении<br />
каждаго можете удостовериться от экипажа и чрез то в состоянии<br />
найдетесь отличить и облегчение сделать невинным».<br />
К этому письму Булгаков приложил все документы, имевшие отношение<br />
к колонистам и их бунту, и предлагал Гаксу отправить их<br />
немедленно к барону Игельстрому и нарочным офицером, если «Борисфен»<br />
за поздним временем года не в состоянии будет добраться<br />
до Херсона. 19<br />
«Борисфен», действительно, принужден был направиться<br />
к крымским берегам и 30 ноября вошел в Ахтиярскую гавань<br />
(Севастополь).<br />
Теперь началась переписка между крымскими и херсонскими<br />
властями по вопросу, как поступить с колонистами? Херсонские<br />
власти в лице генерал-поручика графа Дебальмана 20 сочли нужным<br />
довести дело до сведения екатеринославского губернатора<br />
113<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
18<br />
Там же. Рапорт барона Игельстрома Потемкину от 17 декабря 1783 г.<br />
19<br />
Московское отделение Архива Главного штаба.<br />
20<br />
Дебальман заменял в это время Гакса, который, вследствие «возложения на<br />
него князем Потемкиным крепостного строения», был уволен «от все<br />
зависящих по гражданскому управлению дел».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
114<br />
Тимофея Ивановича Тутолмина, «особому распоряжению» которого<br />
«препоручены» были князем Потемкиным вызываемые в Россию<br />
колонисты. 21 Тутолмин, со своей стороны, обратился к барону<br />
Игельстрому с просьбой «учинить строгое изыскание, кто у них был<br />
главным зачинщиком заговора и причиною содеянного на корабле<br />
злодеяния, и кто, наконец, прямо участвовал в злоумышлении и действительном<br />
исполнении онаго». 22 Во исполнении просьбы Тутолмина<br />
для производства следствия 1 марта 1784 года учреждена была в<br />
Ахтиярской гавани следственная комиссия под председательством<br />
флота капитана 2 ранга Доможирова. Вскоре, однако, дело по распоряжению<br />
Потемкина было передано военно-судной комиссии,<br />
учрежденной в Херсоне, куда перевезли колонистов. Херсонская<br />
комиссия потребовала пересылки ей дела, производившегося в<br />
Севастополе (Ахтиярской гавани), что и было исполнено; однако<br />
присланными документами она не удовлетворилась, а произвела<br />
дополнительное расследование. Дело, таким образом, затянулось.<br />
Генерал-поручик Гудович ордером от 10 сентября 1784 года побуждал<br />
военно-судную комиссию «всю возможность употребить к скорейшему<br />
окончанию сего дела, толико времени продолжающагося».<br />
Несмотря на это напоминание начальства, комиссия не спешила:<br />
только 7 ноября Гудович получил возможность представить на усмотрение<br />
князя Потемкина «дело с заключенной при нем на основании<br />
законов сентенцией 23 и свои мнением».<br />
Как показало расследование, виновниками возмущения и убийства<br />
были не корсиканцы, а сардинцы и отчасти иные колонисты,<br />
главным образом, итальянской же национальности: но так как по<br />
официальной терминологии всех их принято было объединять под<br />
именем «Корсиканцев», то и самое возмущение получило название<br />
бунта Корсиканцев.<br />
Всех найденных так или иначе виновными, не исключая и начальника<br />
колонистов Макюзи, военный суд на основании соответствующих<br />
артикулов морского и воинского уставов, приговорил к различным<br />
видам смертной казни: колесованию, повешению и простому<br />
«лишению живота», смотря по степени виновности.<br />
21<br />
Московское отделение Архива Главного штаба. Письмо графа Дебальмана<br />
Тутолмину от 15 декабря 1783 г.<br />
22<br />
Там же. Письмо Тутолмина из Полтавы от 20 января 1784 г.<br />
23<br />
Сентенция заключена в Херсоне 28 октября 1784 года.
В приложенном к сентенции своем «мнении» Гудович предлагал<br />
значительно смягчить наказание виновным, а именно:<br />
1. Николая Теальди и 6 его сообщников, как первых зачинщиков<br />
бунта и убийства, казнить смертью (вместо колесования).<br />
2. Петра Перацони и 6 же его сообщников, приставших к заговору,<br />
но не участвовавших в убийстве, сослать на два года в каторгу<br />
(вместо повешения).<br />
3. Доминика Доминичиса и 20 его товарищей, присоединившихся<br />
к бунтовщикам уже во время самого бунта без предварительного<br />
уговора и в убийстве также не принимавших участия, в городовую<br />
работу на один год (вместо повешения). (Впрочем одного из виновных<br />
последней категории, «флорентинского дворянина» Чованито<br />
Ферони, Гудович полагал «оставить без всякого наказания», вменив<br />
ему в оное содержание в железах до резолюции, «во уважение его<br />
дворянства» и того обстоятельства, что он насильно и в самом конце<br />
бунта был привлечен к участию в нем, будучи поставлен часовым у<br />
матросов).<br />
4. Начальника колонистов Макюзи, применение к которому<br />
смертной казни за попустительство и непредусмотрительность сам<br />
военный суд находил несоответствующим степени его виновности,<br />
от всякого наказания избавить, вменив ему в оное содержание под<br />
караулом до воспоследования конфирмации.<br />
Князь Г.А. Потемкин, на усмотрение которого поступило дело<br />
только относительно виновных первой категории (Николая Теальди<br />
и его сообщников), согласился с мнением Гудовича, по отношению<br />
же к виновным остальных категорий стоял за более суровые<br />
наказания.<br />
В своем всеподданнейшем докладе императрице Потемкин предлагал:<br />
(2-я категория) Петра Пероцони с прочими его товарищами<br />
«наказать кнутом, сослать вечно на каторжную работу». (3-я категория)<br />
«Доминиса с соучавствовавшими с ним Павла Гусича, ведавшего<br />
о заговоре и не донесшего, наказав кнутом, сослать в каторжную<br />
работу на время, причем Феврония, как нечаянно и насильно вовлеченного<br />
к этому делу от преступников, во уважение его дворянства<br />
и насильственного его примешания к возмутителям, не подвергая<br />
телесному наказанию, сослать на время в работу».<br />
Что касается начальника колонистов Макюзи, «коего власть недовольно<br />
была сильна к усмирению бунтовщиков, сколько он ни<br />
старался», то в виду продолжительного содержания его под стражей<br />
115<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
116<br />
и той опасности, которой он сам подвергался во время бунта, Потемкин<br />
полагал от смертной казни его избавить, предавая определение<br />
ему наказания на милость императрицы. 24<br />
Окончательное решение участи виновных колонистов опять затянулось:<br />
весь следующий 1785 год они просидели в херсонской крепости<br />
под караулом. Только 9 февраля 1786 года последовало распоряжение<br />
Потемкина отправить виновных колонистов из Херсона<br />
в Кременчуг к «правителю екатеринославского наместничества»<br />
Синельникову (сменившему Тутолмина) для приведения в исполнение<br />
состоявшейся относительно их высочайшей конфирмации.<br />
При этом оказалось, что из числа виновных 9 человек, и среди них<br />
двое присужденных к смертной казни Николай Теальди (главный зачинщик<br />
и руководитель бунта и убийства) и Франциско Папа умерли<br />
под стражей, двое бежали из под стражи, «за что бывшие тогда в<br />
карауле офицеры штрафованы, а часовые наказаны», один был отдан<br />
«на поруки херсонскому трактирщику Бенодето, от котораго бежал,<br />
да и самого поручителя не найдено», наконец, бывший начальник<br />
колонистов Макюзи, уволенный для излечения болезни на форштадт,<br />
скрылся. Только в августе 1786 года Макюзи был пойман и отправлен<br />
в Кременчуг «для поступления и с ним также по оной высочайшей<br />
конфирмации». 25<br />
Таков был финал трагедии, разыгравшейся на «Борисфене».<br />
3.<br />
Обратимся теперь к колонистам, не участвовавшим в возмущении<br />
на «Борисфене», а равно к прибывшим в Ливорно с предшествовавшими<br />
экспедициями, и постараемся осветить их судьбу, насколько<br />
позволяют это сделать сохранившиеся в Государственном архиве<br />
документы.<br />
В среде иностранных офицеров, предводителей или начальников<br />
колонистских партий, возник свой план организации итальянских<br />
колоний на юге России. План этот не имевший, к сожалению, даты, изложен<br />
в документе, озаглавленном «Конвенции». Судя по некоторым<br />
данным, заключающимися в самих «конвенциях», они выработаны<br />
24<br />
Московское отделение Архива Главного штаба.<br />
25<br />
Государственный архив. Рапорты Потемкину генерал-майора Якова Репнина<br />
от 26 марта и 15 августа 1786 г.
не позже весны 1783 года. 26 Что представляет из себя этот документ,<br />
есть ли он результат обоюдного соглашения между русским правительством,<br />
с одной стороны, и представителями и начальниками<br />
колонистов, с другой, как можно судить по его названию: «конвенции»<br />
или же это только проект, простое пожелание, исходящее от<br />
одного или нескольких лиц из числа предпринимателей, «которые<br />
из разных мест собрали в Ливорне» колонистов для России? Не имея<br />
других документальных данных, трудно ответить на этот вопрос положительно,<br />
но второе решение его, кажется, более вероятным. Как<br />
бы то ни было, «конвенции», отражая в себе интересы и стремления<br />
лиц, стоявших во главе колонистских партий, и их взгляды на организацию<br />
колоний, представляют несомненный интерес. И мы считаем<br />
не лишним, привести их здесь сполна.<br />
«Конвенции»<br />
«Колоней будет две: одна составляемая из корсиканцев и геновезов,<br />
а вторая из лукезов и разных народов итальянских; каждая колония<br />
иметь будет особливое правление под одним начальником, и каждое<br />
селение должно отдать некоторое число в солдаты.<br />
Хлебопашцы, которые не будут иметь фамилий, соединятца с теми,<br />
которые с фамилиеми, или между ими учредить товарищество кои<br />
в хлебопашестве пособствовали б взаимно, и каждое товарищество<br />
составляло б менее пяти человек.<br />
Салдаты и художники разселятца будут по пропорции между вышереченными<br />
фамилиеми и соглашены будут с ними; отведенную ж<br />
землю позволяется салдатам и художникам отдавать в работу помянутым<br />
фамилием, а от них за то получат половинную часть из<br />
прибыточнаго.<br />
Тем, которые их от разных мест собрали в Ливорне, чтоб быть достойными<br />
пользоваться милостию Ея Императорскаго Величества,<br />
каждой из тех колонистов обязан будет работать, а когда сам не<br />
может, то за оную (работу – авт.) заплатит, хотя он художник или<br />
солдат, 1 600 квадратных геометрических шагов или 40 шагов длиною<br />
117<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
26<br />
При умножении колонистов разделение их на две колонии по «конвенциям»<br />
должно зависеть от разрешения генерал-поручика И.А. Ганнибала, между тем<br />
последний в рапорте полковника Гакса Потемкину от 3 мая 1783 года называется<br />
«бывшим здесь», т.е. уже не состоящим на службе в Херсоне.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
118<br />
и шириною; половинное число сей земли работать осенью, а другую<br />
(половину – авт.) весною; начальникам же тех, которые им будут<br />
работать, содержать на свои порции во все время ево работы.<br />
Господин поручик Пачиола должен иметь команду над обеими<br />
колониеми, пока оне не разделятца, а ежели он будет обязан какими<br />
другими делами, которые не допустют ево быть при вышереченных<br />
колониях, также когда умножутся, что можно будет их разделить на<br />
две колонии, то просить должны г-на генерал-поручика Ганнибала<br />
определить на место его Пачоли г-на Гантина Гарделина.<br />
Военный корпус, который Ея Императорское Величество соблаговолила<br />
сформировать от колонистов, иметь команду г-ну порутчику<br />
Пачолу, и как корпус умножитца и потребуются другие афицеры, то<br />
должны быть г-н Иван Макюзи, а по нем г-н Гантино Гарделини, г-н<br />
Петро Орсини и Павло Антони.<br />
По умножении корпуса, как можно будет составить два селения и<br />
две роты военных, то различить оные колонии и роты сими наименованиями:<br />
первое – Корсолигура, а второе – Ольтрамонтана; г-н Пачол<br />
должен получить Корсолигуру, а г-н Макюзи Ольтрамонтану.<br />
Вышеписанные колонии и роты зависимы будут от генералгубернатора,<br />
а чтоб не быть под командою других корпусов; когда<br />
ж потребны будут другие афицеры, то начальники имеют право выбирать,<br />
по их разсмотрению, тех которые достойны и представлять<br />
по команде.<br />
Все салдаты, составляющие военный корпус, производились бы<br />
в чины по достоинству, как в России обер-афицерские дети».<br />
При устройстве судьбы колонистов администрация Новороссийского<br />
края на первых порах не обнаружила склонности руководиться<br />
«конвенциями». Согласно желанию самих эмигрантов, часть их<br />
принята была в военную службу и образовала из себя егерскую роту.<br />
К 21 октября 1783 года в последней состояло 56 человек, а именно:<br />
поручик – 1, прапорщиков – 2, сержантов – 3, капралов – 4 и егерей<br />
– 46. В следующем 1784 году еще 71 эмигрант пожелал поступить в<br />
военную службу. Остальных итальянских эмигрантов, не разделяя<br />
«по пропорции» на земледельцев, солдат и «художников», решено<br />
было всех обратить в колонистов-земледельцев 27 ; вопреки «конвен-<br />
27<br />
Так поступила местная администрация вопреки распоряжению Потемкина,<br />
который приказал посадить на землю одних хлебопашцев. См. ниже рапорт<br />
Синельникова Потемкину от 6 января 1784 года.
циям» был даже сделан опыт поселения их не отдельной колонией,<br />
а вместе с другими поселенцами, и при том совершенно чужой им<br />
национальности, с поручением наблюдения за ними состоявшему<br />
при колонии русскому офицеру.<br />
В 1782 году в Новороссийском крае водворены были особой колонией<br />
шведы с острова Даго. 28 Проходя через Белоруссию, шведы<br />
заразились оспой, которая как во время пути, так и по водворении на<br />
новых местах унесла среди них немало жертв. К этому присоединились<br />
заболевания и другие болезни, вызванные непривычкой переселенцев<br />
к новым для них климатическим условиям. Только в мае 1783 года заболеваемость<br />
и смертность приняли нормальные размеры. Между тем<br />
шведы совсем потеряли голову и вопреки здравому смыслу и требованиям<br />
гигиены искали спасения в сплоченности, в соединении нескольких<br />
семейств в одном доме: «будучи в таком неожиданном страхе,<br />
в расстроенном здоровье», они, «к лучшему себе вспоможению, поместились<br />
из числа совсем отстроенных» для них «58 домов только в<br />
19-ти домах, полагая будущим летом разделиться и занять жительством<br />
остальные». Но «главная команда» распорядилась иначе: решено было<br />
воспользоваться пустыми домами для водворения в них «корсиканцев»,<br />
причем последние делались совладельцами отмежеванной<br />
шведам земли. 29 В июне 1783 года поселено было, таким образом, в<br />
шведской колонии 38 семей корсиканцев в количестве 235 душ.<br />
Мы знаем, что за люди были новые иностранные колонисты: в<br />
огромном большинстве это были бездомные горожане, пролетарии,<br />
люди опустившиеся и не способные ни к какой работе, тем более к<br />
земледелию, одним словом, подонки больших и приморских городов<br />
Италии и побережья Средиземного моря.<br />
Зная состав колонистов и не имея при этом никаких других документальных<br />
данных, уже не трудно было бы предугадать результаты<br />
итальянской колонизации на юге России: ясно, что она не могла дать<br />
других результатов, кроме чисто отрицательных; но мы располагаем<br />
и фактическим материалом, который не оставляет никакого сомнения<br />
в справедливости этого вывода.<br />
119<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
28<br />
См.: Писаревский Г.Г. Переселение шведов с острова Даго в Новороссийский<br />
край (По документам Государственного архива) // Русский вестник. – 1899,<br />
март. – С. 246–252.<br />
29<br />
Государственный архив. Доношение Ивану Максимовичу Синельникову уполномоченного<br />
шведов Михеля Альферсона от 5 декабря 1783 г.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
120<br />
Не прошло и месяца от водворения корсиканцев в шведской<br />
колонии, как началось их бегство оттуда: уже 25 июня состоявший<br />
при упомянутой колонии капитан Макаретов рапортом донес Тутолмину,<br />
что 8 корсиканцев скрылись из колонии. Оставшиеся же в<br />
ней (корсиканцы), «узнав, что по желанию их на содержание их и на<br />
одежду деньгами отпуска не будет, вознегодовав за то, к продовольствию<br />
принятием провианта отказались, кроме восьми хозяев, но и<br />
те, получа на полмесяца, увидя, что не пшеничная, а русская мука,<br />
с крайним презрением в домах своих без употребления рассыпали.<br />
Хотя по способности нынешнего времени к употреблению пользы,<br />
выданы им были для кошения сена косы, но ни один в хозяйство<br />
свое не входя, обращались ежедневно в праздности». 28 июня ночью<br />
опять бежало из колонии шесть корсиканских семей в количестве<br />
37 душ, а 6 июля ночью же еще 25 семей, состоявших из 169 душ, в<br />
колонии, таким образом, осталось всего четыре корсиканских семьи<br />
или 21 душа.<br />
Беглецы, захватив с собой выданные им из казны инструменты,<br />
топоры, железные лопаты и косы, как можно было думать, направились<br />
к Херсону. Почему капитан Макаретов просил херсонское полицейское<br />
управление и «начальствующего» в Херсонской крепости<br />
полковника Гакса о поимке корсиканцев. Со своей стороны, губернатор<br />
Тутолмин предложил новороссийской губернской канцелярии<br />
«сделать неукоснительное о поимке их в уездах и городах… распоряжение<br />
и об отправлении пойманных в колонию». Точно также и<br />
Гаксу было предписано Тутолминым, в случае поимки корсиканцев,<br />
«отправить их под присмотром по-прежнему в колонию». 30<br />
Благодаря принятым мерам беглецов поймали, хотя и не всех, и<br />
снова водворили в шведской колонии. В начале 1764 года их находилось<br />
здесь налицо «за умертвением мужеска и женска пола взрослых<br />
и малолетних сорока» и «за побегом тридцати семи» 160 душ.<br />
Но теперь уже сами шведы, ссылаясь на «уверительные пункты»<br />
Потемкина, требовали выселения от них корсиканцев и представления<br />
им всей отмежеванной к колонии земли. Находя претензию<br />
шведов обоснованной и справедливой, бригадир Синельников, со<br />
своей стороны, ходатайствовал перед Потемкиным об исполнении<br />
их просьбы. Помимо указания на законность притязаний шведов,<br />
30<br />
Государственный архив. Рапорт Тутолмина Потемкину от 2 июля 1783 г. из<br />
Полтавы.
он приводил и другие доводы в пользу выселения корсиканцев<br />
из колонии. В своем рапорте от 6 января 1784 года Синельников,<br />
между прочим, писал Потемкину: «Шведским крестьянам льготные<br />
годы положены от вашей светлости на четыре года, а Корсиканцам<br />
Новороссийская губернская канцелярия определила на десять лет, и<br />
следовательно будет тут в одном селении и за одну землю разновременный<br />
сбор; и необходимо должно будет им как пахотными и не<br />
пахотными землями, сенокосами и другими угодьями разделяться,<br />
и чрез то будут выходить споры и безпокойство; а сверх того ваша<br />
светлость, помещая в оную колонию в состоявшие там пустые дома,<br />
оставшиеся от умерших Шведов, означенных Корсиканцев, приказать<br />
мне изволили поселить из оных только земледельцев, а оных<br />
кроме четырех семей, подающих надежду к земледелию, нет, и что<br />
те Корсиканцы чинили побеги, то тому причиною было помещение<br />
их в той земледельческой в степных местах колонии и раздача им<br />
земледельческих инструментов, ибо они возростя и состарившись<br />
при городах и упражняясь в разных службах, не находили там себе<br />
работы и потому огорчались тою жизнию; а при том и поселить их<br />
в том пограничном месте сомнительно, поелику оные, сколько ни<br />
чинили побегов, то всегда пробирались к реке Бугу и в Крым, ища<br />
способа уйти за границу, и не однажды предпринимались красть в<br />
Кизи-Кермене лодки, как видно, на оных уплыли Днепром в море,<br />
ибо и поныне как те лодки, так и оные не найдены».<br />
В силу этих соображений Синельников испрашивал повеление<br />
Потемкина об отослании корсиканцев в Новороссийскую губернскую<br />
канцелярию для поселения в городе Кременчуге, где они по<br />
привычке к городской жизни и знанию ремесел могли бы себе найти<br />
пропитание и «поместиться в приличное звание». Какой ответ дал<br />
Синельникову Потемкин, из документов не видно, но, очевидно, ходатайство<br />
его было уважено.<br />
Во всяком случае, бегство колонистов не прошло бесследным для<br />
администрации Новороссийского края, и она теперь, по-видимому,<br />
была не прочь действовать в направлении, указываемом конвенциями,<br />
насколько это оказывалось возможным.<br />
26 января 1784 года Потемкин дал предписание Тутолмину «касательно<br />
учреждения порядочного жития корсиканских колонистов».<br />
«Исполняя насланное» к нему «повеление», Тутолмин распорядился<br />
«самолично от каждого отобрать желание, в какое состояние<br />
кто из них поступить хочет»? Результаты опроса оказались очень<br />
121<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
122<br />
любопытными: из 485 человек 94 (68 мужского пола и 26 женского)<br />
оказались мастеровыми и были водворены в Кременчуге; 181 человек<br />
(125 мужского пола и 56 женского) заявили желание получить<br />
паспорта, по которым они могли бы «вступать в службу и работу<br />
для снискания пропитания трудами», т.е. и в России хотели остаться<br />
теми же, как были на родине в Италии, бездомными пролетариями:<br />
желание их было исполнено; наконец 210 человек (130 мужского<br />
пола и 80 женского) выразили готовность «упражняться в<br />
земледелии». 31<br />
В мае того же 1784 года по распоряжению Тутолмина произведен<br />
был опрос 206 человек итальянских колонистов, временно расположенных<br />
в местечке Станиславе близ Херсона (сюда входили и прибывшие<br />
на «Борисфене», но не участвовавшие в бунте 180 человек).<br />
На этот раз из 206 человек оказалось только 40 земледельцев; иные<br />
объявили себя «художниками», т.е. ремесленниками, большинство<br />
же изъявило желание получить паспорта и пропитывать себя работой,<br />
т.е. опять таки остаться пролетариями.<br />
Таким образом, состав эмигрантов оказался очень неблагоприятным<br />
для земледельческой колонизации, и соблюсти при поселении<br />
в колониях должную пропорцию между различными их категориями,<br />
как требовали «конвенции», не было возможности; да и среди<br />
самих колонистов большинство предпочитало городскую жизнь<br />
жизни в колониях. Поэтому правительство решило наделить землей<br />
лишь тех, которые сами выразили готовность «упражняться в<br />
земледелии»: таковых оказалось в общей сложности 84 семьи. Из<br />
них была образована отдельная колония в Павлограде, «где по перемещении<br />
уездного правления в Луганку» они могли воспользоваться<br />
«не только землей, к хлебопашеству удобной, но и казенными там<br />
строениями», а также «еще не отделанной церковью»; во главе колонии<br />
был поставлен офицер их национальности, указанный в «конвенциях»<br />
поручик Паччиола. Кроме него при колонии назначены были<br />
состоять: священник, подлекарь и подлекарский ученик. Всем им<br />
было назначено жалование от казны: поручику Пачиоле 120 рублей,<br />
священнику и подлекарю по 100 рублей, а подлекарскому ученику<br />
24 рубля в год. На уплату жалования этим должностным лицам<br />
по 1 января 1785 года и на обзаведение корсиканцев «экономией»<br />
Азовская губернская канцелярия отпустила 2 221 рубль. После<br />
31<br />
Государственный архив. Рапорт Тутолмина Потемкину от 19 апреля 1784 г.
уничтожения Азовской канцелярии попечение о колонистах перешло<br />
к Екатеринославской казенной палате, которая должна была<br />
позаботиться о снабжении их семенами для посева и скотом, а также<br />
продовольствием по 1 сентября 1785 года, т.е. до получения первого<br />
урожая.<br />
За неимением данных мы не можем проследить дальнейшую историю<br />
этой колонии, нам известно только, что, несмотря на все заботы,<br />
и это поселение в качестве итальянской земледельческой колонии<br />
не уцелело, и поселенцы рассеялись бесследно.<br />
Так плачевно кончилась задуманная колонизация юга России итальянцами,<br />
стоившая усилий и трудов многих лиц, больших расходов<br />
денег и даже жертв людьми.<br />
123<br />
Примечания<br />
Очерк был опубликован в 1901 году в журнале «Русский вестник» (№ 2, 5).<br />
В том же году появился отдельный оттиск из журнала. Текст воспроизводится<br />
по журнальному варианту.<br />
с. 94. Славонцы – жители восточной части Хорватии.<br />
с. 100. «Vendredi 3/14 du courant le capitaine André Garmongliesi se mit à la<br />
voile après un séjour Presque d’un mois, causé en partie par les tempêtes et en<br />
partie par ses caprices pour ne pas perdre le carnival, ce qui lui fît perde le bon<br />
temps et occasionna bien de dépenses» (фран.) – «В пятницу 3 (14) капитан<br />
Андрэ Кармонглиези поднял паруса после почти месячной стоянки,<br />
вызванной отчасти штормами, отчасти его капризами, ибо не желал покинуть<br />
карнавал, из-за чего было упущено благоприятное время и что<br />
повлекло большие расходы».<br />
с. 105. Наказание линьками – разновидность телесных наказаний матросов<br />
при помощи короткой веревки с узлом на конце.<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
ВЫЗОВ В РОССИЮ КОЛОНИСТОВ ИЗ ДАНЦИГА<br />
Эпизод из истории иностранной колонизации в России<br />
(по неизданным архивным документам) 1<br />
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
124<br />
По первому разделу Польши город Данциг оказался со всех сторон<br />
окруженным прусскими владениями. Уже во время этого раздела<br />
Пруссия добивалась включения Данцига в состав польских земель,<br />
доставшихся на ее долю, 2 но встретила сильное противодействие со<br />
стороны России и Англии.<br />
Несмотря на постепенное умаление в течение XVIII столетия торгового<br />
значения Данцига, последний ко времени первого раздела<br />
Польши все еще был значительным хлебным рынком: через него шло<br />
за границу польского хлебного около половины всего хлебного вывоза<br />
из Польши.<br />
Не добившись на этот раз присоединения Данцига, прусское правительство<br />
предприняло ряд мер, которые должны были отвлечь<br />
торговлю от него в прусские города, главным образом в Эльбинг,<br />
и тем подорвать торгово-промышленное, а вместе и политическое<br />
значение Данцига.<br />
Для достижения указанной цели, хлеб, шедший из Польши в Данциг<br />
и вывозимый из него морем, был обложен высокими пошлинами,<br />
между тем как прусские подданные, покупавшие польский хлеб и<br />
направлявшие его в Эльбинг, платили сравнительно ничтожную пошлину.<br />
Благодаря этому хлеб в Эльбинге стоил дешевле, чем в Данциге,<br />
что привело к падению хлебной торговли последнего.<br />
1<br />
1) Московский главный архив Министерства иностранных дел (далее –<br />
МГА МИД): а) «Дела колонистов 1768–1792 гг.» Письма, полученные и отправленные<br />
коллежским асессором Траппе, вследствие возложенного на<br />
него поручения набирать в Данциге на казенный счет охочих людей к поселению<br />
в наместничествах, вверенных начальству князя Г.А. Потемкина, и<br />
отправлять их в Ригу». («О поселении в России иностранных колонистов и<br />
других выходцев»); б) «Сношения России с имперскими городами. III. Данциг».<br />
Государственный архив. XVI, 692: «О колонистах, переселенных в Екатеринославскую<br />
губернию из Корсики, Данцига и острова Даго». (Из дел князя<br />
Г.А. Потемкина-Таврического).<br />
2<br />
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 6-ти кн. – СПб.: Общественная<br />
польза, 1893–1895. – Кн. 6, т. 28. – С. 857.
«Многие иностранные корабли, привыкшия всегда ездить сюда за<br />
хлебом, – доносил своему правительству русский дипломатический<br />
агент в Данциге Семен Соколовский, – теперь уже предпочитают<br />
Эльбинг, находя тамо цену оному хлебу гораздо дешевле противу<br />
здешняго. Многие из оных кораблей сего лета (1787 – авт.) приходили<br />
прежде сюда, но не с товаром уже, а только с барластом (sic<br />
– авт.), с которым потом и возвратились, переменяя свой путь в<br />
Эльбинг, по причине, что здешние купцы, платя прусскому королю<br />
высокие пошлины, не могут с уроном продавать товара своего, купленнаго<br />
у поляков за высокую цену». 3<br />
На все другие товары, помимо хлеба, была наложена пошлина от 8<br />
до 12 % стоимости, что, в свою очередь, подорвало Данцигскую («Доминикскую»)<br />
ярмарку, на которую прежде являлись и русские купцы<br />
для закупки товаров: «Из России, – доносил вице-канцлеру графу<br />
Остерману упомянутый Семен Соколовский, – купцы сюда уже почти<br />
совсем покупать не ездят, единственно опасаясь прусских, крайне<br />
высоких и разорительных, нарочно вокруг Гданьска (Данцига – авт.)<br />
расставленных, таможней». 4<br />
Чтобы создать своего рода таможенную блокаду вокруг Данцига,<br />
прусское правительство захватило целый ряд местностей, принадлежавших<br />
этому городу и находившихся в его окрестностях. Самой<br />
тяжкой потерей для Данцига был захват пруссаками Фарвассерской<br />
гавани (или Фарвассера), через которую направлялась вывозная торговля<br />
Данцига.<br />
Таможенные стеснения привели к развитию контрабанды в зимнее<br />
время, когда крестьяне по льду переправляли товары из Данцига,<br />
счастливо минуя прусские таможенные заставы; это еще с грехом<br />
пополам поддерживало вывозную торговлю Данцига зимой, но летом<br />
последний оказывался в отчаянном положении. 5<br />
3<br />
МГА МИД. «Сношения России с имперскими городами. III. Данциг»: Письмо<br />
Соколовского к вице-канцлеру графу Остерману от 8 (19) июля 1787 г.<br />
4<br />
Там же. Письмо Соколовского от 26 июля (6 августа) 1787 г.<br />
125<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
5<br />
Там же. Письмо резидента Петерсона к графу Остерману от 2 (13) марта 1787 г.<br />
(«Lors de l’hiver la ville ne souffre aucun embarras pour son transport (ce qui est<br />
assez considérable) par le moyen du paysan, qui peut éviter les barrieres Prussiens,<br />
passant par dessus le glaces. Ce n’est pas de même en été où il ne peut les éviter;<br />
le proffit ainsi que le négociant tire de son commerce pendant le trainage, est<br />
porté, dès que la navigation est libre, dans les coffres Prussiens pour fournir aux<br />
fraix de la douane qui est exorbitante»).
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
126<br />
Еще в худшем положении очутились данцигские ремесленники:<br />
благодаря высокой оценке в Фордонской таможне 6 провозимых<br />
через нее товаров и соответствующему высокому обложению их,<br />
всякие заказы, приходившие раньше из Польши, прекратились, ремесленники<br />
были совершенно разорены. 7<br />
Застой в торговле и промышленности тяжело отзывался на экономическом<br />
благосостоянии многочисленного населения Данцига;<br />
особенно плохо приходилось простому народу, жившему поденщиной<br />
и мелким ремесленным производством.<br />
Крупные капиталисты, стоявшие во главе городского управления,<br />
еще кое-как переносили торгово-промышленный кризис, надеясь на<br />
помощь России, на ее заступничество перед прусским правительством;<br />
«нижняго же класса люди, не имея великаго разсуждения и<br />
понятия о политических делах», показывали «себя от того неинако,<br />
как ожесточенными и терпение потерявшими мятежниками». 8<br />
Простому народу, не имевшему для себя насущного пропитания,<br />
конечно, было не до политики; для него недорога была теперь и<br />
политическая самостоятельность Данцига, и он громко заявлял, «что<br />
гораздо бы городу лучше умереть скоропостижно, т.е. сдаться теперь<br />
в прусское подданство, нежели ожидать себе смерти в продолжительной<br />
болезни». 9<br />
Не ограничиваясь выражением своих сетований и пожеланий,<br />
«ожесточенные и терпение потерявшие мятежники» от безработицы<br />
стали покидать Данциг и переселяться в другие соседние города;<br />
более решительные из них начали являться к русскому резиденту<br />
в Данциг Петерсону и просили его отправить их в Россию для водворения<br />
в Херсон. 10<br />
6<br />
Фордон (Fordon) – город в Бромбергском округе Позанской провинции<br />
(Пруссия) на левом берегу Вислы в 12 верстах от Бромберга.<br />
См.: Всеобщий географический и статистический словарь / Сост. кн.<br />
С.П. Гагарин. – М., 1843.<br />
7<br />
«Avec l΄artisan il en est tout autre, celui-ci est tout à fait ruiné, les demandes qui<br />
venoient autre fois de la Pologne, n΄existent plus, la raison en est à trouver dans<br />
la douane de Fordan» (sic – авт.).<br />
8<br />
МГА МИД. Письмо Соколовского к графу Остерману от 15 (26) апреля 1787 г.<br />
9<br />
Там же. Письмо Соколовского к графу Остерману от 19 (30) апреля 1787 г.<br />
10<br />
Там же. Письмо резидента Петерсона к графу Остерману от 2 (13) марта 1786 г.
Ближайшим толчком для этой просьбы данцигского пролетариата<br />
явился манифест императрицы Екатерины II от 14 июля 1785 г., 11 незадолго<br />
перед тем обнародованный в иностранных газетах. 12<br />
Этим манифестом императрица приглашала иностранцев селиться<br />
в Кавказской губернии (а не в Херсоне) и обещала им, помимо<br />
свободного исповедания веры и невозбранного отправления обрядов<br />
ее, все права и выгоды «наравне с прочими» своими «подданными<br />
равнаго им звания», а также освобождение на 6 лет от<br />
всякой государственной подати; если же по прошествии льготных<br />
лет, кто-нибудь из поселившихся по данному манифесту иностранцев<br />
пожелал выехать из пределов России, то обязан был при этом<br />
уплатить подать сразу за три года.<br />
О возникшем среди жителей Данцига движения в пользу переселения<br />
в Россию резидент Петерсон донес вице-канцлеру графу<br />
Остерману письмом от 2 (13) марта 1786 г.; вскоре узнал об этом и<br />
князь Г.А. Потемкин, настойчиво хлопотавший о заселении вверенного<br />
его попечениям Новороссийского края.<br />
Около того времени великая княгиня Мария Федоровна (супруга<br />
великого князя Павла Петровича) рекомендовала князю Потемкину,<br />
как генерал-губернатору Новороссийского края, некоего коллежского<br />
асессора Георга Траппе. 13<br />
11<br />
Полное собрание законов Российской империи (далее – ПСЗ). Собр. 1-е.<br />
Т. 23. № 16 226.<br />
12<br />
Несмотря на неудачный опыт вызова колонистов из Италии (см. Г. Писаревский<br />
«Вызов колонистов из Южной Европы и бунт корсиканцев». М.,<br />
1901) манифест этот был обнародован, по распоряжению Коллегии иностранных<br />
дел в итальянской газете «Notizie del’ Mondo», Numero 75, Sabato<br />
17 Settembre 1785. См.: МГА МИД. «Сношения России с имперскими городами.<br />
V. Тоскана, Consulat». Rapport de Jean Calamai, Consul Général de Russie<br />
à Livourne от 17 (28) октября 1785 г. (с приложением номера означенной<br />
газеты).<br />
13<br />
В письме на имя Потемкина Траппе говорит о себе следующее: «C΄est pendant<br />
le cours de 23 années que je eu l’occasion de me procurer assez de connaissances<br />
et quelque expérience soit pour les défrichements soit pour les améliorations de<br />
terres selon les principes excellents, solides et très applicables pour ce climat,<br />
de feu M-r de Brenkenhoff, l’homme, le plus célèbre en Allemagne pour les défrichements<br />
et pour l’établissement des colonies, comme il y a des personnes<br />
de distinction ici, qui en sont très bien informées» // Государственный архив.<br />
Письмо Траппе от 11 мая 1786 г.<br />
127<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
128<br />
Потемкин уважил рекомендацию великой княгини и принял Траппе<br />
к себе на службу. 14<br />
11 мая 1786 г. Траппе обратился к Потемкину с письмом, в котором<br />
предлагал свои услуги для привлечения в Россию иностранных<br />
колонистов.<br />
«Не только из прибавления к „Гамбургской газете“ под № 61 (par<br />
le supplement à la Gazette d΄Hambourg sous № 61), – писал Траппе в<br />
означенном письме, – но еще более по частным письмам известно,<br />
что затопление берегов Вислы только что принесло много вреда<br />
окрестностям Торна, и что большое число земледельцев разорено.<br />
Зная в совершенстве местность в этих краях, зная, насколько они<br />
населены, и имея там много связей, я уверен, что Россия могла бы<br />
извлечь пользу из этого бедствия, и могла бы привлечь несколько<br />
сотен семейств, будут ли то земледельцы, ремесленники или поденщики,<br />
тем более, что можно бы перевозить с удобством и малыми<br />
издержками в вольный город Данциг , я готов сам совершить<br />
путешествие в окрестности Торна, чтобы пригласить людей, крестьян<br />
ли или иных, отправиться для водворения в ваших губерниях,<br />
в таком количестве, какое я мог бы склонить (autant qui je pourrois<br />
persuader)». 15<br />
Таким образом, в течение каких-нибудь двух месяцев, если не менее,<br />
Потемкин получил два указания на возможность привлечения<br />
в Россию иностранных колонистов и притом из районов смежных.<br />
Он не мог, конечно, остаться равнодушным к этим указаниям, столь<br />
гармонировавшим с его обширными колонизационными планами,<br />
и вступил в переговоры с Траппе относительно поручения ему набора<br />
колонистов. Переговоры продолжались около месяца и в начале<br />
июня привели к заключению соглашения между Потемкиным<br />
и Траппе: тот и другой подписали взаимные обязательства. 16<br />
Приводим существенные пункты этих обязательств в переводе<br />
на русский язык.<br />
14<br />
Траппе по этому поводу писал Потемкину: «A présent je suis persuadé, que son<br />
altesse impériale madame la grande duchesse a bien raison en soutenant, qu’il<br />
n΄y a personne en Russie, qui ait tant d’attention pour sa recommendation que<br />
vorte altesse» // Государственный архив. Письмо Траппе от июня 1786 г.<br />
15<br />
Государственный архив.<br />
16<br />
Обязательство Потемкина помечено 5 июня, обязательство Траппе – 7 июня<br />
(оба на французском языке).
Обязательство Потемкина<br />
«Князь Потемкин поручит асессору Траппе совершить путешествие<br />
в окрестности Данцига, чтобы набирать крестьянские семейства<br />
для отправления и водворения в губерниях, которые находятся<br />
под (его – авт.) управлением.<br />
1. Князь Потемкин позаботится о том, чтобы резидент и консул<br />
ее императорского величества (в Данциге – авт.) получили необходимые<br />
приказания оказывать ему всякое содействие в случае<br />
надобности.<br />
2. Князь Потемкин велит уплатить названному асессору Траппе<br />
четыреста голландских дукатов на издержки по его путешествию и<br />
возвращению и сверх того тысячу рублей на вознаграждение его за<br />
чрезвычайные расходы.<br />
3. Будет определен в Данциге один торговый дом, который будет<br />
доставлять (деньги – авт.) на издержки по путешествию и содержанию<br />
колонистов, лишь только они прибудут в Данциг.<br />
5. 17 Князь Потемкин обещает асессору Траппе, если он успеет в<br />
своей комиссии, оказать содействие к тому, чтобы он получил чин<br />
надворного советника (de s’intéresser à ce qu΄il obtiene le rang de<br />
conseiller de cour) и был помещен надлежащим образом на службу<br />
Ея Императорского Величества».<br />
Обязательство Траппе<br />
«На следующих условиях нижеподписавшийся асессор Траппе<br />
договорился с его светлостью, г-м князем Потемкиным, совершить<br />
путешествие, чтобы приглашать людей, будут ли то крестьяне или<br />
иные, отправиться для водворения в Россию, в губернии, находящиеся<br />
под управлением его светлости (à venir s’établir en Russie<br />
et dans les gouvernements dépendants des orders de son Altesse), а<br />
именно:<br />
1. Названный асессор обещает ехать немедленно, как только его<br />
светлости угодно будет его отправить, чтобы употребить все свои<br />
усилия на набор и отправление в Ригу или Петербург такого числа<br />
129<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
17<br />
4-й пункт обязательства князя Потемкина по своему содержанию соответствует<br />
4-му пункту обязательства Траппе, которое приводится ниже.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
130<br />
колонистов, какое он в состоянии будет склонить (autant de colons<br />
qu’il pourra persuader).<br />
2. Асессор Траппе обязывается доводить (de faire conduire)<br />
колонистов до Риги или Петербурга, требуя, чтобы ему в Данциге<br />
было заплачено по 60 рублей 18 на каждое семейство за издержки<br />
путешествия и пропитания до Риги или Петербурга, после чего и<br />
тотчас же, как прибудут колонисты, будет ли то в Петербурге или в<br />
Риге, асессор считает себя свободным и слагает на корону заботу о<br />
дальнейшей перевозке колонистов.<br />
4. 19 Названный асессор примет за правило набирать колонистов<br />
под условием, что они удовольствуются правами и преимуществами,<br />
дарованными иностранцам жалованными грамотами (манифестами)<br />
Ея Императорского Величества, 20 без права претендовать<br />
на казенное жалование (sans pouvoir prétendre des gages de la<br />
couronne)». 21<br />
Сравнивая обязательства Потемкина и Траппе, мы находим, что<br />
договаривающиеся стороны не вполне одинаково понимали задачу<br />
предстоящей «комиссии». Потемкин определенно говорит о наборе<br />
крестьянских семейств, как элемента наиболее пригодного для колонизации,<br />
Траппе же обязывается принимать в колонисты всех желающих,<br />
«будут ли то крестьяне или иные»; Потемкин, основываясь<br />
на официальных сообщениях русского резидента Петерсона, имеет<br />
в виду набор колонистов именно в окрестностях Данцига, где не<br />
могло быть недостатка в охотниках эмигрантов, Траппе же говорит<br />
вообще о поездках для набора колонистов, не называя района, где<br />
он будет его производить. Таким образом, Траппе намеренно расширял<br />
рамки своей деятельности и открывал себе возможность<br />
18<br />
«Я еще вчера, – писал Траппе князю Потемкину от 2 июня 1786 г., – имел<br />
случай в совершенстве осведомиться об издержках, которых могли бы потребовать<br />
перевозка и пропитание колонистов, и я знаю, наверное, что по<br />
причине дороговизны, которую разливы Вислы причинили в этом году, эти<br />
издержки, пожалуй, могут возрасти до суммы 60 рублей на каждое семейство.<br />
Но это всегда будет безделицей по причине той великой выгоды, которую<br />
без сомнения доставит увеличение населения» // Государственный<br />
архив.<br />
19<br />
3-й пункт обязательства Траппе соответствует 1-му пункту, а 5-й пункт 2-му и<br />
5-му пунктам обязательства Потемкина.<br />
20<br />
В обязательстве Потемкина «par ukase de sa Majesté Impériale».<br />
21<br />
Государственный архив.
осуществить свой проект о поездке в окрестности Торна и вообще<br />
в Познань. Этой возможностью, как увидим, он и воспользовался,<br />
хотя и без осязательных результатов.<br />
Доведя до благополучного окончания переговоры с Потемкиным,<br />
Траппе немедленно и настойчиво стал хлопотать о своем<br />
отправлении за границу «без дальнейшей проволочки, которая<br />
могла бы повредить интересам короны». Быстроту в исполнении<br />
задуманного плана и соблюдение строжайшей тайны он считал необходимым<br />
условием успеха своей «комиссии»: ради соблюдения<br />
тайны он находил даже излишним посвящать Коллегию иностранных<br />
дел в порученное ему предприятие. «Я вас умоляю, – писал он<br />
Потемкину от 7 июня 1786 г., – приказать гг. Попову и Рибопьеру<br />
соблюдать тайну в этом деле; и чтобы избежать всякого шума и подозрений,<br />
мне кажется излишним объявлять об этом предприятии<br />
Коллегии иностранных дел (le départament des affaires étrangères).<br />
Как я думаю, достаточно, чтобы ваша светлость соизволили подписать<br />
собственной рукой рекомендательные письма к резиденту<br />
и консулу в Данциге; ибо я не могу себе вообразить, чтобы был<br />
такой министр или консул ее величества, который не обратил бы<br />
всевозможнаго внимания на то, что исходит от вашей светлости.<br />
Это безспорно, М.Г., что добрый успех моей комиссии зависит от<br />
(соблюдения – авт.) тайны, и чтобы все делалось без шума и, так<br />
сказать, украдкой». 22<br />
Находя, очевидно, соображения Траппе основательными, князь<br />
Потемкин в тот же день 7 июня написал и вручил ему два письма:<br />
одно к Семену Соколовскому, незадолго перед тем заменившему собой,<br />
в качестве поверенного в делах, резидента Петерсона, а другое<br />
– к русскому консулу в Данциге Карле Фредстендеру.<br />
9 июня Траппе получил паспорт из Коллегии иностранных дел и в<br />
качестве «курьера» через Данциг отправился в Польшу, в Познань. В<br />
Данциге он пробыл только три дня «скрытным образом», остановившись<br />
на постоялом дворе. Сюда явился к нему Соколовский, «дабы<br />
разведать точно о его комиссии», но Траппе ему об этом не сообщил,<br />
а равно не передал на этот раз и письма Потемкина.<br />
О деятельности Траппе в Польше мы не имеем никаких известий,<br />
но, очевидно, его надежды на привлечение в Россию пострадавших<br />
131<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
22<br />
Государственный архив.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
132<br />
от наводнения Вислы польских земледельцев не оправдались, и он<br />
через две недели 23 принужден был вернуться в Данциг.<br />
19 июля Траппе вручил Соколовскому «по секрету» письмо князя<br />
Потемкина. В своем письме Потемкин глухо говорил о «некоей секретной<br />
комиссии» (d΄une commission secrete pour la couronne), возложенной<br />
на Траппе, и просил Соколовского оказывать последнему,<br />
в случае надобности, всевозможное содействие. Сам Траппе устно<br />
объяснил Соколовскому, что эта «комиссия» состоит в том, чтобы «набирать<br />
всякаго сорта людей и на коронном коште отправлять их для<br />
поселения в некоторые российские провинции и города», причем<br />
от имени Потемкина запретил ему доносить об этом вице-канцлеру<br />
графу Остерману «до тех пор, пока он не увидит прежде, какой успех<br />
его комиссия здесь возымеет». Это запрещение Траппе мотивировал<br />
тем, что «князь Потемкин нарочно желает сию комиссию скрытно<br />
чрез него в действо произвести, дабы тем ее величеству в угодность<br />
сделать» (т.е. преподнести императрице сюрприз). 24<br />
Тем не менее, Траппе просил Соколовского представить его президенту<br />
Данцига, что тот и исполнил, но только частным образом, а<br />
не официально, так как не решался без ведома вице-канцлера сделать<br />
какие-либо представления данцигскому правительству.<br />
Тайна, которой Потемкин, по желанию Траппе, облек вызов колонистов<br />
из Данцига, поставила Соколовского в крайне затруднительное<br />
положение, причинила самому Траппе массу неприятностей и хлопот<br />
и задержала надолго успешное выполнением его «комиссии».<br />
Соколовский считал себя не в праве не доносить своему непосредственному<br />
начальнику, вице-канцлеру, о порученном Траппе<br />
наборе колонистов, но в то же время боялся, что, преступая волю<br />
князя Потемкина, он наживет себе в нем опасного врага, поэтому он<br />
решил немедленно же обратиться к графу Остерману «партикулярным<br />
образом», послав ему одно за другим (20 и 23 июля ст. ст.) два<br />
секретных письма, и просил его «наставления», как держать ему себя<br />
по отношению к Траппе. «Больше всего я в недоумении моем тревожусь,<br />
– писал, между прочим, Соколовский в письме от 23 июля (3 августа),<br />
– что он (Траппе – авт.) требует от меня, дабы я ему дозволил в<br />
23<br />
МГА МИД. Дело «Сношения России с имперскими городами. III. Данциг». Письмо<br />
Соколовского к графу Остерману от 13 (24) августа 1786 г.<br />
24<br />
Там же. Письма Соколовского Остерману от 20 (31) июля и 23 июля (3 августа)<br />
1786 г.
казенном здесь доме, в который я ныне жить перебрался, поместить<br />
несколько иностранных людей с фамилиями, коих он скоро сюда из<br />
окружных мест ожидает, и кои, по мнению его, должны неотменно<br />
жить и содержаться в российском доме до времени своего в назначенные<br />
места отправления».<br />
Через четыре дня после отправления своего письма Соколовский<br />
снова выражал графу Остерману свое недоумение по поводу<br />
«комиссии» Траппе.<br />
«Ныне же не могу умолчать, – писал он в письме от 27 июля (7 августа),<br />
– что в разсуждении известнаго, уже находящагося здесь г. коллежскаго<br />
асессора Траппе я нахожусь в весьма затруднительных и<br />
опасных обстоятельствах по причине его тайной комиссии, о коей я,<br />
к моему великому удивлению, ни малейшаго от вашего сиятельства<br />
не имею наставления; но как между тем не вижу я из того еще ничего<br />
такого, которое бы могло стремиться противу интересов российской<br />
державы, а особливо, когда узнал я, что г. Траппе с неограниченным<br />
кредитом от придворнаго в С.-Петербурге банкира Сутерланда адресован<br />
здесь к поселившемуся в сем городе аглицкому купцу Элиоту, за<br />
благоразумнейше почел оказывать ему возможныя услуги, какие он от<br />
меня к успеху своей комиссии здесь требовать может. Я надеюсь,<br />
что сим по верности к службе предосторожным поступком моим не<br />
окажусь безвинно виновным пред его светлостию, князем Григорием<br />
Александровичем Потемкиным, коего гнева я крайне опасаюсь».<br />
Иногда на Соколовского нападало сомнение в подлинности врученного<br />
ему Георгом Траппе письма князя Потемкина, так как до этого<br />
времени ему «еще никогда собственноручной онаго светлейшаго<br />
князя подписи видеть не случалось»; но вице-канцлер не спешил<br />
ответом на «доношение» Соколовского, хотя последний 3 (14) августа<br />
1786 г. отправил к нему «четвертое партикулярное писание», а<br />
6 (17) августа пятое, посланное уже с нарочным курьером, где просил<br />
удостоверить его «скорым сведением о существе помянутаго<br />
секретнаго письма, подлинно ли оное подписано собственноручной<br />
светлейшаго князя Потемкина рукою». 25<br />
133<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
25<br />
Позднее, в письме от 31 августа (11 сентября) 1786 г., Соколовский писал графу<br />
Остерману: «Истину говорю, что полученное мною чрез г. Траппе княжеское<br />
письмо (которое я вчера и сегодня, в угодность оному Траппе, принужден был<br />
некоторым из главных бургомистров показать) почитается здесь за фальшивое»<br />
// МГА МИД. Дело «Сношения России с имперскими городами. III. Данциг».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
134<br />
Между тем Траппе приступил к выполнению возложенной на него<br />
«комиссии».<br />
На другой день по возвращении из Польши в Данциг, представленный<br />
Соколовским городскому президенту, бургомистру Пегелау<br />
(Pegelau), Траппе сообщил последнему о данном ему, Траппе, поручении<br />
набирать людей для отправления в Россию в качестве колонистов<br />
и спросил при этом, «не противна ли будет городу такая его<br />
комиссия»? Президент на это ответил, что раз поверенный в делах<br />
представляет ему г. Траппе, то он всему сообщаемому последним<br />
должен верить и думает, что город, во всем повинуясь воле русской<br />
императрицы, не окажет в данном случае препятствия. Впрочем,<br />
президент заявил, что он «сделает прежде о том всему магистрату<br />
должное сообщение», от чего, однако, Траппе старался его отклонить,<br />
указывая на то, что такое сообщение лучше отложить «до тех<br />
пор, как нужда того потребует». 26<br />
После этого визита Траппе всеми мерами стал распространять<br />
в народе сведения о данном ему поручении, «говорил без разбору<br />
со всеми ему на улице попавшимися людьми», рассылал повсюду<br />
с этой целью своих служителей и сам открыто ездил по деревням,<br />
находившимся в окрестностях Данцига, уговаривая крестьян к переселению<br />
в Россию.<br />
Не довольствуясь этим, Траппе решил поместить в данцигских<br />
газетах публикацию о своей комиссии, «дабы все несумненно ведали<br />
о воле ея величества и о казенном для транспорта их коште». Однако<br />
типография не решилась печатать такую публикацию без разрешения<br />
местной цензуры, и Траппе вместе с Соколовским вторично<br />
должен был отправиться к городскому президенту, чтобы испросить<br />
требуемое разрешение.<br />
Президент «с важным видом» попросил тогда Соколовского<br />
представить об этом официальное требование от имени русского<br />
правительства. Не имея на этот счет предписания от вице-канцлера,<br />
26<br />
Так говорит об этом посещении президента Соколовский в письме к графу<br />
Остерману от 13 (24) августа 1786 г. Траппе же в письме к тому же Остерману<br />
от 17 августа иначе передает ответ президента: «(Bürgermeister Pegelau)<br />
expressis verbis uns erklärte dass, da dieser Ort eine frey Stadt sey, der hiesige<br />
Magistrat niemanden, der freiwillig geneigt seyn möchte, sich nach Russland zu<br />
begeben, solches verwehren würde und glaube er, dass es an solchen Leuten<br />
nicht fehlen dürfte, indem die Noth und die Bedrängnis hier sehr gross sey» //<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».
Соколовский уклонился от такого шага и просил у президента позволения,<br />
по крайней мере, повторить старую публикацию, которая<br />
печаталась в Данциге, с разрешения магистрата, в бытность там<br />
резидента Петерсона; президент на это сказал, что «он сам собою<br />
не может дать никакого ответа» и доложит требование Соколовского<br />
магистрату. Через день к Соколовскому был прислан<br />
городской секретарь и от имени магистрата объявил, что раз поверенный<br />
в делах не может дать письменного «представления» на<br />
требуемую публикацию, то магистрат «всеуниженнейше» просит<br />
его убедить Траппе отказаться от публикации, «для напечатания<br />
коей, он (магистрат – авт.) дозволение дать крайне опасается по<br />
причине как соседняго Прусского двора, который такое публичное<br />
дозволение поставил бы городу в предосудительный поступок, 27<br />
так и потому, что и сам г. Траппе не может по справедливости<br />
жаловаться, получа уже множество и без того охотников, к скорому<br />
отправлению в готовности находящихся, и что он должен<br />
и может быть тем доволен, что ему в том не препятствует здешнее<br />
правление, которое пред прусским и польским королями тем себя<br />
оправдать может, что на то город формальнаго дозволения не дал,<br />
и запрещения тому не учинил единственно с великаго к России<br />
уважения».<br />
Получив через Соколовского такой ответ магистрата, Траппе<br />
особенно и не настаивал на своем требовании, тем более что успех<br />
его деятельности по вызову колонистов превзошел все его ожидания:<br />
особенно много, на первых же порах, склонил он к эмиграции<br />
в Россию крестьян из окрестностей Данцига, элемента наиболее<br />
пригодного для колонизации. Этот успех Траппе не без основания<br />
27<br />
Достойно внимания, что само прусское правительство нисколько не стеснялось<br />
производить в Данциге вербовку солдат для своей армии. В своем<br />
письме к гр. Остерману от 15 (26) июля 1787 г. Соколовский сообщал, что<br />
прусские гусарские солдаты, непрестанно шатающиеся по Данцигу, «не<br />
только в окружности по дорогам, но уже и в самом городе людей хватать<br />
и насильно отсюда в разные полки скрытно отсылать повеление имеют от<br />
своих шефов»; немного спустя, в письмах от 26 июля (6 августа) и 30 августа<br />
(10 сентября) 1787 г., Соколовский писал вице-канцлеру, что вербовка<br />
производится уже явно и насильно, «несмотря на приносимые от магистрата<br />
прусскому резиденту формальные о том жалобы», и что «все жители почти<br />
и за город выходить опасаются, видя повседневно разные от того происходящие<br />
нахальства» // МГА МИД. Дело «Сношения России с имперскими<br />
городами. III. Данциг».<br />
135<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
136<br />
приписывал своему умению обходиться с крестьянами и основательному<br />
знанию местного народного языка (Plattdeutsche Sprache). 28<br />
Итак, не настаивая больше на публикации в газетах, Траппе стал<br />
усиленно применять те приемы вызова, которые он практиковал до<br />
сих пор и которые и без того обеспечивали ему верный успех его<br />
«комиссий».<br />
«С тех пор г. Траппе, – писал Соколовский графу Остерману, –<br />
употребил все свое искусство обратить к себе народ и постарался<br />
прельстить оный частью обещаниями, а частью деньгами, на расплату<br />
долгов и на выкупку пожитков выдаваемыми, в чем ему и удалось:<br />
ибо не только бедные городские жители, но и из окружных мест зажиточные<br />
менонисты к нему все кинулись и толпами за ним бегали,<br />
называя его спасителем своим.<br />
Г. Траппе по желанию своему нарочно избрал себе особливо<br />
несколько покоев в партикулярном и недалеко от меня находящемся<br />
доме, в коем с утра до полуночи безпрестанно люди набирались,<br />
и который окружен был многочисленным народом, и, наконец, до<br />
того дошло, что в скором времени все в городе рукодельные мастера<br />
лишились работников своих, слуги и служанки не хотели долее у<br />
господ оставаться и никто о работе помышлять не заботился, а<br />
все единогласно кричали: в Херсон, в Херсон!» 29<br />
При зачислении в колонисты желающих эмигрировать, «при сем<br />
крайне трудном и скучном, однако ж, с охотою исполняемом деле»,<br />
Траппе соблюдал следующие «предосторожности»: 1) Отнюдь не<br />
принимать прусских уроженцев («Ich ganz und gar keine Preussische<br />
Landkinder angenommen, sondern solche abgewiesen habe»). 2) Для<br />
тех «вольных» людей, которые не зависели от короля прусского, поставил<br />
за «condition sine qua non» принятия в колонисты представление<br />
церковного свидетельства о крещении (Taufschein), вида о месте<br />
рождения (Geburts-Brief ) или «несомненнаго» паспорта (einen reinen<br />
Pass), дабы этим избавить себя от нареканий. 3) За многих людей платил<br />
мелкие долги и выкупал заложенные их вещи, в особенности же<br />
такие ткацкие станки, но отказывался принимать в колонисты тех,<br />
чьи долги были слишком велики.<br />
28<br />
Письмо Траппе к гр. Остерману от 17 августа 1785 г. // МГА МИД.<br />
29<br />
МГА МИД. Дело «Сношения России с имперскими городами. III. Данциг». Письмо<br />
Соколовского к графу Остерману от 13 (24) августа 1786 г.
Таким образом, у Траппе записалось в колонисты 247 семейств,<br />
в том числе 35 семейств меннонитов, «которые весьма искусны в<br />
сельском хозяйстве, очень знающи в скотоводстве и для России особливо<br />
были бы полезны». Для перевозки этих семейств в Россию<br />
Траппе нанял уже корабль, снабдил его съестными припасами, и<br />
многие из эмигрантов принесли даже туда свои пожитки; в непродолжительном<br />
времени корабль должен был отправиться в Ригу,<br />
как вдруг случилось неожиданное препятствие: принятые Траппе<br />
«предосторожности» (dreifache Preacation), оказывается, не избавили<br />
его от серьезных неприятностей.<br />
Данцигская буржуазия, опасаясь с выселением в Россию бедного<br />
люда лишиться дешевых рабочих рук, «отважно» потребовала у магистрата<br />
«немедленно отвратить столь наглый набор (колонистов<br />
– авт.), от коего предстоит явная городу погибель». В то же время,<br />
несомненно, из ее же среды нарочно был пущен в народе слух, что<br />
Траппе «под видом России от другой прислан державы подкупать<br />
людей и делать их потом вечными невольниками». Этот слух произвел<br />
волнение в народе, и у многих из его среды явилось тогда<br />
намерение «вломиться к г. Траппе в дом и там его арестовать».<br />
Отчасти опасаясь волнений в народе, а больше уступая давлению<br />
со стороны буржуазии, магистрат, собравшись «в полное трех орденов<br />
заседание», 30 5 (16) августа послал своего секретаря к Траппе<br />
объявить ему «именем всего магистрата, с должной учтивостью, что<br />
нужные обстоятельства и самая России честь того требует, дабы он с<br />
того часа перестал набирать людей, кои в замешательстве с глупости<br />
сами не знают, что делают».<br />
В то же время магистрат задержал «до нового ордера» приготовившийся<br />
к отправлению корабль с колонистами, а хозяину того<br />
дома, где жил Траппе, воспретил, под угрозой большого штрафа,<br />
терпеть там какой бы то ни было набор и впускать туда «вольных»<br />
людей для переговоров с Траппе и записи в колонисты.<br />
137<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
30<br />
«Под именем трех орденов здешнего правительства разумеется: 1-й магистрат<br />
или ратсгеры, 2-й герихт или шепенгеры, а 3-й, так называемый Дрите<br />
Орднунг или купечество и мещанство, числом сих последних сто человек,<br />
разделяющихся на четыре части и заседающих за четырьмя разными столами,<br />
имея каждая часть одного предводителя под именем квартирмейстера»<br />
// МГА МИД. Дело «Сношения России с имперскими городами. III. Данциг».<br />
Письмо Соколовского к графу Остерману от 23 февраля (5 марта) 1788 г.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
138<br />
Траппе протестовал против этих распоряжений и грозил за них<br />
магистрату возмездием со стороны русского правительства. Тогда<br />
магистрат послал другого своего секретаря к Соколовскому с просьбой<br />
уговорить Траппе, причем секретарь неофициально сообщил<br />
Соколовскому, что город, не имея никакого «удостоверения» со<br />
стороны русского правительства относительно комиссии Траппе,<br />
«находится в великом сумнении о сем удивления достойном и в<br />
Гданьске еще не слыханном публичном наборе людей, коих городу<br />
ныне будет крайне чувствительно потерять».<br />
«После такого внушения», Соколовский немедленно отправился<br />
к Траппе, «у которого пред домом столь было много народу, что с<br />
великим трудом протесниться можно было. Взошед к нему в покои,<br />
тесно людьми наполненные», Соколовский «не преминул советовать<br />
Траппе, дабы он отложил на время комиссию свою и вывел бы<br />
чрез то весь город из подозрения».<br />
Таким образом, Соколовский, не имевший никаких указаний от<br />
своего непосредственного начальства и не доверявший Траппе,<br />
при столкновении последнего с магистратом принял сторону<br />
магистрата: оказалось, следовательно, что один агент русского<br />
правительства становится на дороге другому агенту того же<br />
правительства.<br />
Раздраженный этим, Траппе, обращаясь к предполагаемым эмигрантам,<br />
собравшимся у него на квартире, кричал, что магистрат<br />
поступает несправедливо, отнимая от них хлеб, который Россия<br />
им определяет, что Российскому двору не трудно будет сюда прислать<br />
несколько фрегатов, вооруженных для спасения народа, им<br />
набраннаго, и что он все свои поступки оправдать может своею<br />
инструкцией. Последней он, однако, не показал Соколовскому, 31<br />
а стал в его присутствии читать народу манифест 1763 г. на немецком<br />
языке.<br />
31<br />
Если верить показанию этого последнего; сам же Траппе утверждал противное.<br />
В письме к графу Остерману от 26 сентября 1786 г. он писал следующее:<br />
«Ich habe ihm aus meiner vom Fürsten eingenhändig unterschriebenen<br />
Vollmacht den ersten Punkt lesen lassen, der ausdrücklich lautet, dass<br />
der Chargé d΄Affaires mir in dieser Commission für die Crone, laut der an ihn<br />
ergangenen Orde allen nöthigen Beistand leistet würde. Aber das rührte ihn<br />
nicht, indem er dem Magistrat zu gefallen die Sache offenbar gehindert und<br />
hientertrieben hat».
Нежелание Траппе подчиниться совету Соколовского относительно<br />
приостановки набора колонистов еще более охладило взаимные<br />
отношения двух агентов русского правительства, обязанных<br />
идти рука об руку: недоверие их друг к другу возрастало, переходило<br />
в открытую вражду вызывало взаимные обвинения. Траппе<br />
обвинил Соколовского в отсутствии патриотизма, а Соколовский<br />
Траппе – «в великой нескромности», «нахальном хвастовстве» и<br />
«непрестанном болтании пустых речей», «каких бы не всякому и<br />
слушать было надобно и коими он, как слышно, навлек на себя и в<br />
городе Торне подозрение». Соколовский изливал свои жалобы на<br />
Траппе графу Остерману и, между прочим, сообщал ему (в письме<br />
от 13 (24) августа 1786 г.), что после принятых магистратом мер<br />
«уже за г. Траппе люди не бегают, однако, не для того, – наивно<br />
пояснял Соколовский, – чтобы они не хотели уже в Россию ехать,<br />
но единственно, что на его одну персону и речи доверяться не<br />
смеют, сообразуясь в том своему магистрату, который, имея об<br />
них попечение, яко о детях своих, не может им легкомысленно дозволить<br />
так скоро оставить сей город, не сведав прежде вероятно,<br />
в какие он отпускает их руки». Соколовский, таким образом, полагал,<br />
что магистрат, запрещая выселение бедному люду, заботится<br />
исключительно о благе последнего, а не об интересах правящего<br />
зажиточного класса населения, как было на самом деле. Из среды<br />
именно этого общественного класса распускались разные неблагоприятные<br />
слух насчет «комиссии» Траппе. Помимо упомянутого<br />
выше слуха, что Траппе набирает колонистов не для России, был<br />
пущен другой слух, что он намерен отправить их хотя и в Россию,<br />
но не для императрицы, а для князя Потемкина, т.е. для поселения<br />
не на государственных, а на лично князю Потемкину принадлежащих<br />
землях.<br />
Теперь и Траппе, настаивавший раньше на сохранении своей<br />
комиссии в тайне, когда его дела приняли столь неблагоприятный<br />
оборот, решился со своей стороны писать к графу Остерману.<br />
6 (17) августа от отправил к вице-канцлеру свое первое<br />
письмо, в котором, сообщив сведения о сущности возложенного<br />
на него поручения, первых шагах своей деятельности в Данциге<br />
неожиданно встреченном противодействии со стороны магистрата,<br />
просил дать предписание Соколовскому, чтобы последний<br />
сделал данцигскому магистрату «жестокий выговор за их<br />
беззаконное и невместное поведение и накрепко наказал, чтобы<br />
139<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
140<br />
оный впредь не отваживался запрещать вольным людям по собственному<br />
их произволению выезжать в Россию и поселяться», в<br />
особенности тем 117 семействам, за которых он, Траппе, заплатил<br />
их долги, и коим «производил» и теперь «производит» кормовые<br />
деньги.<br />
При этом Траппе указывал, с одной стороны, на несправедливый<br />
образ действия магистрата, который дозволяет пруссакам беспрепятственно<br />
производить в городе солдатские наборы и спокойно<br />
смотрит на эмиграцию в Пруссию, а с другой – на значительность<br />
ущерба, наносимого интересам России таким поведением данцигского<br />
правительства: «Я должен донесть вашему сиятельству,<br />
– писал он в вышеозначенном письме гр. Остерману, – что теперь<br />
дело настоит о столь важном приобретении, каковаго, может быть,<br />
в сем роде и столь малым иждивением еще не было сделано для<br />
Херсона; что в числе принятых мною людей есть много нынешним<br />
летом из чужих краев сюда прибывших пропитания здесь найти<br />
не могущих, как то: ткачей шелковых, полотняных и бумазейных<br />
материй и проч., здешний магистрат отнюдь не имеет права препятствовать<br />
здешним иностранным людям переходить в Россию,<br />
когда заплатят они то, что следует, т.е. или десятую долю или<br />
же нажитые ими доли».<br />
Четыре дня спустя Траппе снова писал к графу Остерману. В<br />
своем письме от 10 (21) августа он опровергал ссылку магистрата<br />
на противодействие эмиграции в Россию со стороны Пруссии заявлением,<br />
сделанным ему, Траппе, прусским резидентом в Данциге<br />
Линденовским. Последний, явившись к Траппе, подробно говорил<br />
о столь же неожиданном, сколько и непростительном поведении<br />
данцигского магистрата, а также уверил при этом, что ему и<br />
в голову никогда не приходило ставить Траппе какие бы то ни было<br />
препятствия в деле принятия колонистов; что вся его обязанность<br />
в данном случае ограничивается наблюдением, чтобы не эмигрировали<br />
в Россию прусские подданные.<br />
Но Траппе сам тщательно избегал их принимать, тем более что у<br />
него не было недостатка в охотниках эмигрировать из числа данцигских<br />
жителей.<br />
«В течение трех дней, – писал он гр. Остерману, – у меня явилось<br />
еще много людей, большею частью мелких землевладельцев, которые,<br />
так как они здесь едва владеют половиной морга земли, сильно<br />
побуждаемы были тем, что я им в полное и наследственное владение
мог обещать, согласно своей инструкции, полученной от его светлости<br />
князя (Потемкина – авт.), 30 десятин земли с десятилетним<br />
освобождением от податей».<br />
Многие из эмигрантов уже заплатили свои долги и обычные пошлины,<br />
взимаемые с отъезжающих, а также получили позволение<br />
от магистрата продать свое имущество с публичного торга, в конце<br />
концов, совершенно неожиданно были задержаны в Данциге.<br />
Траппе справедливо жаловался на непоследовательность в поведении<br />
магистрата, а равно на иное отношение его к эмиграции в<br />
Пруссию.<br />
«В прусские владения повседневно отправляются отсюда люди, и<br />
город не получает с них никаких пошлин за отъезд, и при всем том<br />
магистрат и не пикнет об этом. Ныне, хотя люди по своей доброй<br />
воле желают в Россию, и у них даже одежду на теле оценили и взяли<br />
с этого десятину, не хотят позволить (им – авт.) выехать».<br />
В рассмотренных двух письмах, равно как и в третьем письме<br />
от 17 (28) августа, Траппе не позволял еще себе задевать Соколовского,<br />
а ограничивался жалобами на данцигский магистрат, причем<br />
выражал уверенность, что дерзкое несправедливое поведение последнего<br />
вызовет негодование и соответствующие меры со стороны<br />
вице-канцлера.<br />
«Ваша известная миру заботливость обо всем, – писал он<br />
гр. Остерману, – что касается высочайшего блага России, именно<br />
увеличения народонаселения, позволяет мне надеяться, что вы милостиво<br />
соизволите распорядиться, чтобы здешний магистрат не<br />
смел более позволять себе возбранять свободным людям, которые<br />
заплатили свои долги и пошлины за отъезд, отправляться в Россию.<br />
Если это случится, то я могу здесь сделать такое приобретение, которое<br />
будет важнее, чем ваше графское сиятельство можете себе<br />
представить».<br />
Однако, надежды Траппе на вмешательство вице-канцлера в пользу<br />
его «комиссии» были пока преждевременны: граф Остерман продолжал<br />
упорно хранить молчание, не отвечая на его письма, также<br />
как и на письма Соколовского. 32<br />
Не получая ответа на свои представления, Траппе решил обойти<br />
препятствия, стоявшие на пути его «комиссии», раз нельзя<br />
их было устранить. На прусском Фарвассере, следовательно, на<br />
141<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
32<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
142<br />
территории, не подчиненной данцигскому магистрату, он зафрахтовал<br />
корабль и стал готовиться к отправлению на нем колонистов.<br />
Разрешение на это было дано командовавшим на Фарвассере полковником<br />
Пирхом, аудитор (auditeur) которого скрепил своей подписью<br />
контракт, заключенный между Траппе и хозяином корабля.<br />
Соколовский между тем согласился, со своей стороны, выдавать<br />
колонистам паспорта для отправления в Россию. Таким образом,<br />
Траппе собрал 145 человек колонистов, посадил их на корабль и<br />
снабдил всем необходимым для путешествия: оставалось только<br />
отправить их в Ригу.<br />
Но пока Траппе занимался снаряжением колонистов, отношение<br />
прусских властей к его «комиссии» изменилось. По особому распоряжению,<br />
все отправлявшиеся через прусские границы и порты<br />
лица были изъяты из-под ведения полковника Пирха, и право<br />
выдачи им паспортов было предоставлено прусскому резиденту<br />
в Данциге Линденовскому. Последний же, несмотря на то, что сам<br />
уверял Траппе в противном, «говорил некоторым людям в откровенность»,<br />
что «его двор крайне на г-на Траппа комиссию негодует в<br />
том мнении, что рано или поздно, но надобно со временем городу<br />
Гданьску быть под властью прусской короны». Зная отношения, существовавшие<br />
между Соколовским и Траппе, и желая затормозить<br />
дело эмиграции, Линденовский потребовал от русского поверенного<br />
в делах письменной декларации, что посаженные на корабль<br />
колонисты предназначены для русской «короны», а не для князя<br />
Потемкина: без этой декларации он не хотел дать позволения на<br />
отправление корабля.<br />
Соколовский, не получая от гр. Остермана ответа «на все многократныя»<br />
свои «партикулярныя отношения», не решался исполнить<br />
требование Линденовского и вообще боялся делать какие-либо<br />
официальные шаги в пользу «комиссии» Траппе: он склонился к<br />
мысли, что Траппе не агент Потемкина, а самозванец и авантюрист,<br />
злоупотребляющий именем всесильного вельможи. Свои сомнения<br />
по этому поводу Соколовский письменно высказывал графу Остерману<br />
в следующих выражениях: «Здесь никто ему верить не хочет,<br />
почитая его совсем за фальшиваго человека, за котораго и я могу<br />
его признать, не получая никакого об нем изъяснения»; (Траппе) «безстыдным<br />
образом здесь нахальствует именем нашего высочайшаго<br />
двора и сиятельнейшаго князя Потемкина, который, может быть, его
совсем и не знает, и который, также станется, что и ко мне письма<br />
не писал». 33<br />
Вследствие отказа Соколовского дать письменную декларацию,<br />
приготовленный к отправлению корабль был задержан на прусском<br />
Фарвассере, и эта задержка естественно причинила русской казне<br />
излишние расходы по содержанию колонистов. «Непростительное<br />
поведение» Соколовского возмутило, наконец, Траппе, и он отправил<br />
на него жалобу графу Остерману в своем четвертом письме от<br />
15 (26) сентября 1786 г. «Непростительное поведение г. Соколовского<br />
во всем этом деле, – писал Траппе вице-канцлеру, – служит причиной<br />
того, что корона терпит большой ущерб, так как если бы он<br />
не препятствовал из зависти к тому большому успеху, какой я имел,<br />
то я, наверное, мог бы послать в Россию из этой страны более чем<br />
400 семейств, большею частью сельских жителей». 34<br />
В то же время Траппе письменно обращался к самому Соколовскому,<br />
указывая на странность его поведения и, возлагая на него<br />
ответственность за тот ущерб, какой наносит он России своим образом<br />
действий.<br />
«Декларация, которой от вас требуют, – писал он Соколовскому<br />
от 20 сентября (1 октября), – заключается в паспортах, которые вы<br />
подписали своей рукой, и если вы желаете отнестись по совести,<br />
то увидите, что много рискуете, продолжая противодействовать патриотическим<br />
видам его светлости князя Потемкина, которые имеют<br />
целью интересы короны, и коль скоро вы находитесь в здравом уме,<br />
вы ни минуты не должны сомневаться в том, что князь Потемкин<br />
сделал вам честь написать.<br />
Впрочем, если вы имели малейшее сомнение, то поступили очень<br />
худо, представляя меня и рекомендуя это дело президенту города и<br />
выдавая паспорты. Кстати, об этих паспортах: я не понимаю, как вы<br />
можете оставаться столь спокойным при виде того, как г. резидент<br />
Линденовский не желает принимать во внимание ваших паспортов,<br />
33<br />
Там же. «Сношения России с имперскими городами. III. Данциг». Письмо Соколовского<br />
к графу Остерману от 17 (28) сентября 1786 г. Позднее, в письме к<br />
вице-канцлеру от 1 (12) октября того же года Соколовский снова возвращается<br />
к своей idée fixe: «Здесь все заключают, что комиссия должна быть фальшивая,<br />
разсуждая по всем г-на Траппе принужденным движениям и хвастовству».<br />
34<br />
Там же. «Дела колонистов. 1786–1792»<br />
143<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
144<br />
тогда как он подписывает без колебания те, которые дает магистрат<br />
этого города. Ах, подумайте хорошенько о том, что вы делаете, и что<br />
вы, наконец, будете ответственным за все, и что это ваша вина, что<br />
колонисты находятся в течение двенадцати дней на Фарвассере, не<br />
получая позволения уехать, что причиняет короне значительную трату,<br />
за которую вы, без сомнения, будете отвечать. Документы, которые<br />
я адресовал с г-ном Фейрингом (Feuring) князю Потемкину и его превосходительству<br />
графу Остерману, будут свидетельствовать против<br />
вас. Все, сколько ни есть здесь честных людей, открыто осуждают<br />
ваше настоящее поведение после тех шагов, какие вы сделали вначале.<br />
Словом, (enfin), я принял свое решение, и это будет не моя вина,<br />
если вы себя погубите, так как ваше упрямство является единственной<br />
причиной, что корона теряет столь значительно. Может быть, мы<br />
скоро увидимся с вами в Петербурге, и тогда вы узнаете, какие убедительные<br />
доводы я представил против вас и ваших действий». 35<br />
Несмотря на все доводы угрозы Траппе, Соколовский продолжал<br />
упорствовать. Еще до получения означенного письма его отношения<br />
к Траппе до того обострились, что он серьезно думал принять против<br />
него крайние меры.<br />
«Для меня сей злобный человек столь страшен, – писал Соколовский<br />
графу Остерману от 7 (18) сентября, – что я не смею теперь<br />
наедине с ним говорить, и, наконец, принужден буду для сбережения<br />
российской чести и моей жизни просить у города поставить<br />
ко мне на дому абвахту, или же прикажу его самого арестовать, яко<br />
сумнительнаго человека». 36<br />
Эта угроза произвела, наконец, свое действие на вице-канцлера и<br />
заставила его прервать свое упорное молчание. В самом деле, если<br />
бы предположения Соколовского осуществились, произошел бы<br />
неслыханный скандал, тем более вредный для престижа России в<br />
Данциге, что в этом городе русское влияние должно было бороться<br />
с прусским. На этот раз граф Остерман немедленно же, с «нарочной<br />
стафетой», отвечал Соколовскому: «Сие намерение ваше нахожу я<br />
тем более странным, что вы, писав ко мне неоднократно и донося самому<br />
князю Григорию Александровичу об всех Трапповых поступках,<br />
должны были спокойно ожидать отсюда наставления; да и в подлинности<br />
помянутой комиссии не надлежало вам, конечно, сомневаться,<br />
35<br />
Там же.<br />
36<br />
Там же. Дело «Сношения России с имперскими городами. III. Данциг».
ибо в противном случае были бы вы уведомлены по получении здесь<br />
о том перваго донесения вашего».<br />
Вице-канцлер предписывал Соколовскому «способствовать»<br />
Траппе в отправлении колонистов, «без всякого однако ж письменнаго<br />
представления» и обещал доставить ему на этот счет «нужные<br />
повеления» в непродолжительном времени.<br />
Сущность этих «повелений», доставленных Соколовскому с курьером<br />
Артемьевым, заключалась в следующем.<br />
Соколовскому предписывалось «изъясниться» с президентом<br />
Данцига и выразить недоумение петербургского комитета по поводу<br />
того, что «магистрат города, пользующегося великодушным покровительством»<br />
русской императрицы и «ощущающего деятельные<br />
опыты ее благоволения, препятствует» свободным людям выезжать в<br />
Россию, «хотя он и по собственному его признанию не мог таковым<br />
же людям возбранить переселение в Ельбинг и другие места».<br />
Поведение магистрата тем более русскому правительству кажется<br />
странным, что в Данциге, как вольном городе, производятся даже<br />
наборы для иностранных войск. Что касается требования магистрата<br />
представить письменное удостоверение, что колонисты отправляются<br />
на поселение в Россию, то таковое излишне: достаточным доказательством<br />
этого являются паспорты, выданные колонистам от<br />
русского поверенного в делах, – письменные же представления с<br />
его стороны магистрату могли бы иметь место в том лишь случае,<br />
если бы приходилось требовать у города выдачи какого-нибудь<br />
преступника. 37<br />
Те же заявления о ненужности особых «письменных объявлений»<br />
должен был сделать Соколовский и прусскому резиденту Линденовскому,<br />
присовокупив, что в Россию выселяются вольные люди, «не<br />
имеющие в Пруссии никакой обязанности», и что в виду существующей<br />
между правительствами обоих государств дружбы естественно<br />
было бы ожидать от Линденовского «всякаго облегчения и податливости,<br />
тем более, что, в вящее удостоверение нанятаго корабельщика,<br />
заключенный контракт подписан был и со стороны королевскаго<br />
прусского полковника Пирха».<br />
145<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
37<br />
Чтобы тем вернее подействовать на данцигский магистрат, «по партикулярному<br />
внушению» графа Остермана, польский посланник в Петербурге Деболи<br />
согласился со своей стороны написать в Данциг «о неделании препятствия в<br />
отпуске отправляемых» в Россию людей.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
146<br />
«Таковыми внушениями, которые однако надлежит вам делать<br />
учтивым образом и по сношению с г. Траппе, – заключил свою инструкцию<br />
граф Остерман, – потщитесь, государь мой, преодолеть<br />
встретившиеся затруднения, да и вообще приложите крайнее старание,<br />
чтобы набранные оным асессором люди могли ехать свободно,<br />
и чтобы таким образом была к удовольствию здешнему исправлена<br />
порученная ему комиссия». 38<br />
Сделанные Соколовским, в силу этого предписания, представления<br />
магистрату сразу же возымели свое действие, и требуемое<br />
разрешение на отправление колонистов было дано; что касается<br />
прусских властей, то они разрешили свободный пропуск через Фарвассер<br />
только «после многих разных затруднений» и «во уважением<br />
сильнаго употребленнаго» Соколовским «старания»: лишь 21 октября<br />
(1 ноября) корабль, «нагруженный колонистами» в количестве<br />
141 души, отправился в Ригу, простояв напрасно на Фарвассере<br />
целых шесть недель. Во все время этой утомительной стоянки колонисты,<br />
по свидетельству Траппе, «выносили свои бедствия и всю<br />
суровость этого времени года с мужеством, котораго» он от них «не<br />
ожидал»; все обнаруживали страстное желание отправиться в Россию,<br />
и, несмотря на отсутствие охраны, ни один из них не бежал с<br />
борта корабля. 39<br />
Когда дело эмиграции, по-видимому, наладилось, Траппе сам признался<br />
князю Потемкину, что сделал ошибку, не посвятив предварительно<br />
вице-канцлера в свою «комиссию».<br />
«Я сожалею безконечно, – писал он Потемкину от 8 (19) октября<br />
1786 г., – что я прибыл сюда без письма со стороны г-на гр. Остермана.<br />
Огражденный таким письмом, я имел бы удивительный успех<br />
в моей комиссии, и ваша светлость никогда не можете себе вообразить,<br />
как я возбудил здесь крайнее желание отправиться для водворения<br />
и обработки невозделанных земель в губернию, находящуюся<br />
под управлением вашей светлости. Результаты докажут, что несмотря<br />
на все каверзы и преследования, которым меня подвергали,<br />
я употребил здесь свое время хорошо и с усердием и с большой<br />
пользой для службы ее величества и патриотических видов вашей<br />
светлости; но это вещи, о которых я могу донести только устно или<br />
38<br />
МГА МИД. Дело «Сношения России с имперскими городами. III. Данциг».<br />
39<br />
Государственный архив. Письмо Траппе к князю Потемкину от 22 октября<br />
(2 ноября) 1786 г.
по возвращении, надеясь скоро иметь лично засвидетельствовать<br />
свое глубокое уважение вашей светлости, приготовляясь, согласно<br />
вашим приказаниям, милостивый государь, к возвращению в Петербург,<br />
как только отправлю помянутых колонистов». 40<br />
За первой партией колонистов последовали новые отправления<br />
их в Ригу. Здесь ближайшее попечение о них впредь до отсылки в<br />
Кременчуг было возложено на контору английских купцов «Торлея,<br />
Морисона, Угтерлони и компании», а сопровождать колонистов от<br />
Риги до места назначения был командирован Потемкиным корнет<br />
Данило Гиршфельд. В ведение последнего поступила партия колонистов<br />
в 210 душ. Колонисты оказались «без всякаго одеяния»,<br />
а потому «в разсуждении их наготы» рижский губернатор Александр<br />
Андреевич Беклешов приказал вышеупомянутой конторе<br />
«построить» на них «самонужнейшее платье». Вообще, исполняя<br />
«повеление» Потемкина, Беклешов оказывал Гиршфельду «всевозможныя<br />
пособия»: доставил ему нужное число унтер-офицеров,<br />
нанял для колонистов подводы до Кременчуга и сделал предписание<br />
о снабжении их в дороге всем необходимым. 5 декабря 1786 г.<br />
колонисты двинулись из Риги в Кременчуг, 41 куда прибыли уже в<br />
следующем 1787 г.<br />
Между тем и сам Траппе сухим путем, через Пруссию и Курляндию,<br />
направился в Россию. В Курляндии он остановился на некоторое<br />
время, и свое пребывание здесь решил употребить на привлечение<br />
в Россию новых эмигрантов из числа жителей Курляндии. В Либаве<br />
он принял в число колонистов несколько кораблестроителей и<br />
между ними одного англичанина, «человека очень способнаго, который<br />
обнаруживал страстное желание отправиться для водворения<br />
в Херсон или Таганрог».<br />
Со стороны дипломатических агентов русского правительства<br />
в Курляндии, – резидента барона Местмахера и консула в Либаве,<br />
майора Шуца – Траппе встретил полное сочувствие и поддержку;<br />
поведение их в этом случае, по словам Траппе, выгодно отличалось<br />
от поведения Соколовского: они не ссылались, как этот последний,<br />
на отсутствие приказаний со стороны своего начальства, но заявили,<br />
что со всем почтением, какое приличествует князю Потемкину, они<br />
147<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
40<br />
Государственный архив.<br />
41<br />
Там же. Рапорты Гиршфельда Потемкину от 24 и 28 ноября и письмо Беклешова<br />
к Потемкину от 5 декабря.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
148<br />
считают себя обязанными содействовать «успеху столь важнаго дела,<br />
каково, без сомнения, приобретение колонистов для стран, которые<br />
в них имеют столь великую нужду».<br />
С согласия и одобрения этих дипломатических агентов, Траппе<br />
напечатал записку (le billet) или рекламу, заключавшую приглашение<br />
переселяться в Новороссийский край; распространение ее среди<br />
жителей Курляндии он поручил своим эмиссарам.<br />
В то же время Траппе посвятил в свои эмиграционные планы жену<br />
барона Местмахера. Последняя возымела мысль предложить князю<br />
Потемкину несколько «внебрачных (désavoués) детей, рожденных<br />
не крепостными, но от свободных родителей, которые покинули эти<br />
бедные создания». Баронесса купила их себе, заплатив по 3–4 дуката<br />
за каждого ребенка, наняла им кормилиц и воспитывала их в своем<br />
доме. «Она желала отдать их мне, – писал Траппе Потемкину, – чтобы<br />
послать их с их кормилицами в Кременчуг, но я не осмелился их<br />
принять без именного приказания вашей светлости. Что вы прикажете<br />
мне, М.Г., в настоящее время отвечать этой даме относительно<br />
ее единственного предложения, но исходящего от превосходного<br />
сердца? Если справедливо, как говаривал покойный прусский король<br />
(Фридрих II – авт.), что дети любви талантами и умом часто<br />
бесконечно превосходят таковых же, рожденных в браке, то быть<br />
может, ваша светлость будете иметь день приятного удовлетворения,<br />
видя великих гениев среди этих детей, воспитанных в вашем Екатеринославском<br />
институте (воспитательном доме – авт.) на благо<br />
государства».<br />
Неизвестно, что велел Потемкин отвечать на оригинальное предложение<br />
баронессы Местмахер; деятельность же Траппе в Курляндии<br />
по набору колонистов вызвала жалобы со стороны курляндского<br />
правительства (Messieurs de la Régence de Courlande). Траппе<br />
оправдывался перед Потемкиным тем, что он принимал свободных<br />
людей, а не крепостных, и притом набрал их столь небольшое число,<br />
что об этом не стоит и говорить; не принимать их – было бы с его<br />
стороны небрежением своей обязанностью, так как это были люди<br />
очень полезные для России. Жалобы же курляндского правительства<br />
Траппе объяснял интригами и завистью пруссаков.<br />
«Чем более я размышляю, – писал он Потемкину, – тем более<br />
мне кажется, что ваша светлость с городом Херсоном и в этом самом<br />
случае находитесь (в таком же положении – авт.), как славной<br />
памяти Петр Великий с Петербургом. Все завидовали этому
великому человеку, всем успехам, какие он старался сделать, привлекая<br />
иностранцев, и я припоминаю, что знал многих стариков<br />
в Германии, которые мне часто рассказывали, что завистники России<br />
ему делали много затруднений, стараясь ложными слухами<br />
напугать людей, которые желали отправиться в Петербург, говоря<br />
им, что они рискуют погибнуть от голода в болотах Ингрии, что<br />
никогда там не видать цветущего города. Но вся Европа видит с<br />
изумлением то, чем сделался Петербург, и как Петр Великий сумел<br />
победить все препятствия. Я надеюсь и желаю жить столько,<br />
чтобы видеть, как необыкновенный гений вашей светлости сумеет<br />
также победить все препятствия, чтобы довести до цветущаго состояния<br />
(pour faire fleurir) торговлю Херсона и других водворений,<br />
столь важных для империи, что не преминет сделать вашу славу<br />
безсмертной».<br />
Зависть Пруссии, по объяснению Траппе, в частности поддерживалась<br />
тем обстоятельством, что следом за ним из Данцига по<br />
ее территории направлялись в Россию целые толпы колонистов, в<br />
свое время задержанных каверзами магистрата и интригами пруссаков.<br />
Подобным колонистам приходилось направляться сухими<br />
путем через Курляндию, и Траппе поручил их заботливости барона<br />
Местмахера и консула Шуца. 42 Как и раньше отправленные морем<br />
на Ригу, эти колонисты прибыли в Новороссийский край уже в следующем<br />
1787 г.<br />
Вслед за первой партией колонистов и сам Траппе направился на<br />
юг России, где он и провел большую часть 1787 г., 43 не переставая<br />
хлопотать о лучшем устройстве участи прибывших, а также имевших<br />
еще прибыть туда колонистов. В письмах Потемкину (из Киева) он<br />
советовал не задерживать в Риге подолгу тех колонистов, которые<br />
явились после отъезда оттуда корнета Гиршфельда, «чтобы сберечь<br />
на расходах по их прокормлению, которые в Риге чрезмерны, и чтобы<br />
иметь их на местах, дабы они могли начать свою работу будущей<br />
весной». Продолжительное оставление колонистов в праздности он<br />
149<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
42<br />
Государственный архив. Письмо Траппе к Потемкину от 9 февраля 1787 г. из<br />
Киева.<br />
43<br />
«Ich bin seit Novbr. 1786 bis Novbr. 1787, also in Jahresfrist, – говорил о себе<br />
Траппе в письме к Соколовскому, – mehr als 1 300 Meilen gereist, habe viele<br />
Menschen kennen gelernt, habe in Taurien mit vielen Tatarischen Mursen, ja mit<br />
gemeinen Tataren Umgang gehabt» // МГА МИД.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
150<br />
считал вредным для успехов колонизации и рекомендовал скорейшее<br />
водворение их на местах, для чего, прежде всего, нужно было<br />
озаботиться постройкой домов: немедленную постройку их Траппе<br />
находил настолько необходимой, что, в случае невозможности произвести<br />
ее в течение 1787 г. для всех колонистов, советовал приостановить<br />
на время дальнейший прием последних.<br />
Среди данцигских выходцев были не только земледельцы, но и<br />
горожане-ремесленники: для первых Траппе ходатайствовал перед<br />
Потемкиным о выдаче субсидий на одни год, для вторых же находил<br />
ее вредной, чтобы они, оставаясь праздными, не сделались лентяями;<br />
он советовал распределить их по городам, «где в них могут<br />
иметь нужду, как, например, в Херсоне, где недостаток во многих<br />
ремесленниках». 44 Наконец, Траппе проектировал учреждение, из<br />
людей деятельных и честных, особой колонизационной комиссии,<br />
которая бы имела право сноситься непосредственно с князем Потемкиным<br />
о важных делах. 45<br />
Выказывая сам большую заботливость о колонистах и побуждая<br />
к тому же князя Потемкина, Траппе имел в виду не только с самого<br />
начала положить прочное основание иностранной колонизации<br />
на юге России, 46 но и привлечь из-за границы новые толпы<br />
44<br />
Между прочим, Траппе рекомендовал Потемкину для Херсона одного данцигского<br />
трактирщика на том основании, что в Херсоне не имеется гостиницы,<br />
и прибывающие туда во множестве иностранцы, чтобы полюбоваться этим<br />
городом, этим созданием творческого гения князя, могут оказаться без всякого<br />
пристанища, на мостовой. См.: Государственный архив. Письмо Траппе к<br />
Потемкину от 9 апреля 1787 г.<br />
45<br />
Государственный архив. Письмо Траппе к Потемкину от 7 февраля 1787 г. из<br />
Киева.<br />
46<br />
Траппе не чужда была мысль о создании особой образцовой колонии, которая<br />
служила бы примером рационального ведении хозяйства для окрестных<br />
жителей. Восхищаясь в письме к Потемкину от 9 апреля 1787 г. плодородием и<br />
обширностью поместий, приобретенных этим вельможей в пределах тогдашней<br />
Польши у князя Любомирского, Траппе присовокупил: «Но очень жаль,<br />
М.Г., что ваши крестьяне по ту сторону (de ce coté là), поляки (les polonois)<br />
находятся, так сказать, еще в младенчестве по отношению к возделыванию<br />
земель. Вот почему я осмеливаюсь предложить вашей светлости основать там<br />
колонию из добрых немецких поселян, чтобы возбудить соревнование. Если<br />
вы пожелаете вверить мне управление таковой колонией, М.Г., то я ручаюсь<br />
вам, что озабочусь доставлением отборных людей, которые могут служить<br />
образцом хорошей колонии не только для Польши, но и для России».
эмигрантов. Перед князем Потемкиным он рисовал картину широкой<br />
переселенческой волны, которая неминуемо должна хлынуть<br />
из разных стран Германии в Россию, коль скоро цветущее состояние<br />
новооснованных колоний сделается общеизвестным и несомненным<br />
фактом. В письме от 7 февраля 1787 г. из Киева Траппе,<br />
между прочим, писал Потемкину: «Страстное желание отправиться<br />
для водворения в (подведомственные вам – авт.) губернии все<br />
продолжается в Германии, и особенно в Пруссии, с энтузиазмом,<br />
который много превосходит мое ожидание. Ни злостно распространяемые<br />
газетами ложные слухи, которые я успел опровергнуть,<br />
ни прусские козни, ни каверзы данцигского магистра не могли воспрепятствовать<br />
эмиграции, так что, если ваша светлость очень того<br />
желаете, то я мог бы вам доставить 500 семей и быть может еще<br />
более . Поистине ныне самое благоприятное время для того,<br />
чтобы привлечь большое число колонистов со стороны Данцига;<br />
ибо вполне достоверно, что ныне царствующий король имеет<br />
более, чем когда-либо, значительную партию в Данциге, которая<br />
открыто говорит о своем намерении оставить польскаго короля<br />
и подчинить город прусскому королю. Крестьяне и в особенности<br />
меннониты, эти добрые земледельцы, сильно боятся этой фатальной<br />
катастрофы, питая отвращение к прусскому ярму, – вот<br />
почему они обнаруживают столь сильное желание отправиться<br />
для водворения в наши губернии . Также в пределах Мекленбурга<br />
много людей, которые обнаруживают желание водвориться<br />
в Тавриде или в окрестностях Херсона, – можно посадить их на<br />
суда в вольном городе Любеке. Я только что получил очень добрые<br />
вести со стороны Рейна, а именно из Франкфурта-на-Майне.<br />
Надлежит только совершить туда путешествие, и ваша светлость<br />
можете иметь оттуда виноградарей, крестьян, мастеровых, возделывателей<br />
табака . Все будет зависеть от распоряжений, какие<br />
ваша светлость сделаете для добраго помещения колонистов, и от<br />
ваших приказаний, чтобы заботились о них и чтобы не пренебрегали<br />
ими в начале, что самое трудное. Это – существенный пункт,<br />
но, М.Г., ваша мудрость и ваше могущество сумеют победить все<br />
препятствия».<br />
Осуществление этих обширных эмиграционных планов представлялось<br />
на долю ближайшего будущего, а пока деятельность Траппе и<br />
Данциге в течение 1786 г. привела к переселению в Россию в общей<br />
сложности 910 душ, в том числе 510 мужского и 400 женского пола.<br />
151<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
152<br />
Из них 49 человек мужского пола и 24 женского бежали, 8 мужчин и<br />
1 женщина умерли, а 49 мужчин поступило в военную службу, причем<br />
за ними последовали 24 женщины. Остальные колонисты – 404 души<br />
мужского и 351 женского пола были водворены в Таврической области<br />
и Екатеринославской губернии, 47 а именно: 14 семейств поселено<br />
в шведской колонии, где оказалось более 40 необитаемых<br />
домов, 21 семейство образовало особую колонию, сперва называвшуюся<br />
немецкой, а впоследствии, по переводе ее на новое место,<br />
получившую название Старого Данцига (в Елизаветградском уезде<br />
Херсонской губернии), остальные частью были водворены в Крыму,<br />
частью расселились по городам. 48<br />
Все эти колонисты получили от имени своей родины название<br />
– данцигских.<br />
Как уже выше упоминалось, данцигские переселенцы получили<br />
десятилетнюю свободу от податей. Срок этой льготы истек в царствование<br />
императора Павла в 1797 году, с которого они начали<br />
платить подати наравне с государственными крестьянами тогдашней<br />
Новороссийской губернии. 49<br />
Примечания<br />
с. 124. Первый раздел Польши произошел в 1772 г. Пруссия получила<br />
нижнее течение Вислы без Гданьска.<br />
с. 125. Доминикская ярмарка – Доминиканская ярмарка в Гданьске, одна<br />
из старейших в Европе, проводится в августе. Установлена буллой Папы<br />
Римского Александра IV в 1260 г. Вначале это был храмовый праздник в<br />
честь святого Доминика, покровителя города.<br />
с. 125. Фарвассерская гавань (или Фарвассер, от Fahrwasser) – фарватер.<br />
с. 125. Остерман Иван Андреевич (1725–1811), граф, вице-канцлер.<br />
с. 125. Петерсон Христофор Иванович, дипломат, на русской службе с<br />
1744 г., с 1779 по 1786 г. был министром-резидентом в Данциге.<br />
47<br />
Бильбасов В.А. Исторические монографии. Т. 3. СПб., 1901. С. 463. (Екатерина II<br />
и В.В. Каховский).<br />
48<br />
Еще в марте 1787 года Траппе отправил 13 семейств в Севастополь. См.: Государственный<br />
архив. Письмо Траппе к Потемкину от 9 апреля 1787 г. из Киева.<br />
49<br />
ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 26I. № 19372. См. также: Историческое обозрение водворения<br />
иностранных поселенцев в России // ЖМГИ. 1854, август. С. 64–65.
с. 128. Торн, г. – совр. Торунь, город на севере Польши, стоит на р. Висла.<br />
с. 131. Рибопьер Жан (Иван Степанович) (ок. 1750–1790), бригадир, уроженец<br />
Эльзаса, на русской службе с 1778 г., адъютант Г.А. Потемкина.<br />
с. 133. Сутерланд (Сатерленд Ричард), придворный банкир, ведавший<br />
денежными делами российского двора, имел отделение в Лондоне.<br />
с. 134. «(Bürgermeister Pegelau) expressis verbis uns erklärte dass, da dieser Ort<br />
eine frey Stadt sey, der hiesige Magistrat niemanden, der freiwillig geneigt seyn<br />
möchte, sich nach Russland zu begeben, solches verwehren würde und glaube<br />
er, dass es an solchen Leuten nicht fehlen dürfte, indem die Noth und die Bedrängnis<br />
hier sehr gross sey» (нем.). – «(Бургомистр Пегелау) со всей ясностью<br />
заявил, что здешний магистрат никому, кто по собственной, судя<br />
по всему, воле склоняется к переселению в Россию, не станет чинить в<br />
том препятствий, ибо город этот является вольным городом, добавив<br />
при сем, что, по его разумению, в таких людях не будет недостатка, ибо<br />
нужда и лишения здесь свирепствуют».<br />
с. 136. Менонисты – устаревшее название меннонитов, бытовавшее в<br />
России в XVIII–XIX вв.<br />
с. 136. «Ich ganz und gar keine Preussische Landkinder angenommen, sondern<br />
solche abgewiesen habe» (нем.) – «Пруссаков я не принимал вовсе, напротив,<br />
им я отвечал отказом».<br />
с. 136. condition sine qua non (фран.) – непременным условием.<br />
с. 138. «Ich habe ihm aus meiner vom Fürsten eingenhändig unterschriebenen<br />
Vollmacht den ersten Punkt lesen lassen, der ausdrücklich lautet, dass der Chargé<br />
d΄Affaires mir in dieser Commission für die Crone, laut der an ihn ergangenen<br />
Orde allen nöthigen Beistand leistet würde. Aber das rührte ihn nicht, indem<br />
er dem Magistrat zu gefallen die Sache offenbar gehindert und hientertrieben<br />
hat» (нем.) – «Я велел почесть ему первый пункт собственноручно подписанного<br />
князем мандата, который ясно гласит, что поверенный в<br />
делах будет оказывать мне в этом предприятии, каковое служит благу<br />
короны, всяческое содействие в соответствии с поступившими к нему<br />
распоряжениями. Но это не произвело на него никакого впечатления,<br />
ибо он чинил всяческие препятствия, задерживая передачу дела на рассмотрение<br />
магистрата».<br />
с. 140. Морг – старая единица измерения земли в Польше и Литве, равная<br />
примерно 0,56 га.<br />
с. 147. Барон Местмахер Иван Иванович (1733, Ревель – 1805, С.-<br />
Петербург), барон, тайный советник, дипломат, с 1774 по 1784 г. находился<br />
в должности полномочного министра при дворе герцога-епископа<br />
153<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
154<br />
любекского, в 1784–1788 гг. в той же должности находился в Митаве,<br />
затем чрезвычайный посланник и полномочный министр в Саксонии<br />
(отозван из Дрездена в 1799 г.).<br />
с. 148. Екатеринославский институт – один из воспитательных домов<br />
России, которые стали разворачиваться по проекту И.И. Бецкого. Приказ<br />
общественного призрения в Екатеринославе был организован в 1784 г.<br />
с. 149. Ингрия (Ижорская земля) – историческое название территории,<br />
населенной ижорцами, по берегам Невы и юго-западному Приладожью.<br />
с. 149. «Ich bin seit Novbr. 1786 bis Novbr. 1787, also in Jahresfrist, mehr als<br />
1 300 Meilen gereist, habe viele Menschen kennen gelernt, habe in Taurien mit<br />
vielen Tatarischen Mursen, ja mit gemeinen Tataren Umgang gehabt» (нем.). –<br />
«С ноября 1786 по ноябрь 1787, т.е. в течение года, я проехал более чем<br />
1 300 миль, познакомился со многими людьми, в Таврии встречался с<br />
татарскими мурзами, как и вообще с татарами».<br />
с. 152. Старый Данциг (Альт-Данциг, Немецкая) – лютеранская колония,<br />
основанная в 1787 г. К 1800 г. из-за высокой смертности осталась 21 семья,<br />
в 1803 г. прибыло 10 семей из Померании. Относилась к лютеранскому<br />
приходу Елизаветград.
ВЫЗОВ МЕННОНИТОВ В РОССИЮ<br />
(по неизданным архивным документам) 1<br />
1.<br />
Меннониты получили свое название от основателя их секты, бывшего<br />
католического священника Симониса Меннона (1496–1591),<br />
голландца по происхождению, усвоившего учение анабаптистов в<br />
его основных пунктах. Впрочем, сами последователи Меннона не<br />
особенно охотно усвояют себе это наименование, так как один из<br />
главных их принципов – отрицание какого бы то ни было человеческого<br />
авторитета в области религии; они желали бы быть известными<br />
просто под именем христиан, отличающихся от остальных<br />
исповеданий своим отношением к таинству крещения: последнее<br />
они совершают только над взрослыми, которые в состоянии дать<br />
отчет о своей вере, сознательно отнестись к этому акту.<br />
Другой особенностью вероучения меннонитов является отрицание<br />
присяги и военной службы. «Они осуждают войну и употребление<br />
оружия, хотя многие среди них думают, что есть случаи, когда<br />
можно защищать свою жизнь, свою личность, свою честь против<br />
несправедливого зачинщика», лишь бы это делалось «без страсти<br />
ненависти и мести». Сомнение в законности войны не препятствует,<br />
впрочем, меннонитам жертвовать своим имуществом для защиты<br />
отечества во время войны и даже своей жизнью, не посягая, однако,<br />
при этом на жизнь других. Так, были случаи, что они с самоотвержением<br />
занимались тушением пламени бомб, бросаемых неприятелем<br />
в осажденный город (Гренинген в Голландии).<br />
1<br />
1) Московский главный архив Министерства иностранных дел (далее –<br />
МГА МИД0. А) «Дела колонистов. 1786–1792». Письма, полученные и отправленные<br />
коллежским асессором Траппе, вследствие возложенного на<br />
него поручения набирать в Данциге на казенный счет охочьих людей к<br />
поселению в наместничествах, вверенных начальству князя Г.А. Потемкина,<br />
и отправлять их в Ригу («О поселении в России иностранных колонистов и<br />
других выходцев»). Б) Дело «Сношения России с имперскими городами. III.<br />
Данциг».<br />
2) Государственный архив. XVI. 692. «О колонистах, переселенных в Екатеринославскую<br />
губернию из Корсики, Данцига и острова Даго». (Из дел князя<br />
Г.А. Потемкина-Таврического).<br />
155<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
156<br />
Меннониты воздерживаются также от исполнения судейских обязанностей<br />
и вообще обязанностей государственной службы, но не осуждают<br />
лиц других вероисповеданий за несение этих обязанностей.<br />
Что касается положительной стороны их вероучения, то, признавая,<br />
как и прочие протестанты, единственным источником спасения<br />
веры священное писание, меннониты ограничиваются принятием<br />
тех положений, которые ясно выражены в так называемом апостольском<br />
символе.<br />
По учению меннонитов, «должно не только терпеть, но и признавать<br />
за братьев и членов одного и того же вероисповедания всех тех,<br />
кои, исповедуя себя учениками Христа, чтут авторитет священного<br />
писания и не бесчестят своего исповедания своими порочными обычаями».<br />
На этом основании они допускают к святому причащению<br />
последователей какого бы то ни было христианского вероисповедания,<br />
лишь бы они исповедали Иисуса Христа своим Спасителем и не<br />
позорили своего исповедания дурным поведением.<br />
Принятием основных догматических положений анабаптизма, в<br />
особенности же своим отношением к таинству крещения, меннониты<br />
дали повод смешивать их с фанатиками-анабаптистами, стремившимися<br />
разрушить старое общество и на развалинах его воздвигнуть<br />
новое; в действительности же учение меннонитов, в отличие<br />
от анабаптизма, носит чисто религиозный характер: Меннон отверг<br />
воинствующее, политическое значение церкви, на котором настаивал<br />
Фома Мюнцер и Иоанн Лейденский, и даже направил против<br />
последнего очень едкое сочинение.<br />
Смешение последователей Меннона с анабаптистами вызвало<br />
сильное гонение на них со стороны правительства западноевропейских<br />
государств: голова самого Меннона была оценена Карлом<br />
V, который своим указом от 1540 г. предписал меннонитов, а равно<br />
и лиц, дающих им у себя приют и укрывающих их, казнить самыми<br />
жестокими казнями.<br />
Во время гонений оказывались среди меннонитов и «падшие»,<br />
из страха перед казнью отрекавшиеся от своих верований; когда<br />
же гонения на время затихли, возникал естественно вопрос об отношении<br />
меннонитской религиозной общины к падшим своим сочленам;<br />
этот вопрос пришлось решать меннонитам еще при жизни<br />
основателя их секты.<br />
Более строгие, радикальные элементы меннонитской секты,<br />
во главе с Дирком Филиппом, требовали отлучения от секты всех
падших, без права возвращения в нее, более же умеренные соглашались<br />
на их воссоединение. Это вызвало раскол в секте. Сам<br />
Меннон, несмотря на все свое миролюбие и снисходительность, в<br />
конце концов, должен был примкнуть к радикальному большинству.<br />
Умеренная партия, отлученная от секты, соединилась с ватерландами,<br />
жителями одной из голландских провинций, и образовала<br />
огромную секту либеральных тауфгезинтов, тогда как радикальная<br />
партия удержала за собой название меннонитов. Строгих меннонитов<br />
стали впоследствии называть утонченными, а либеральных<br />
– грубыми меннонитами.<br />
Среди всеобщих гонений, которым подвергались меннониты в<br />
XVI, а в некоторых местах и в XVII столетиях, являлось исключением<br />
благосклонное отношение к ним польского правительства.<br />
Поэтому около 1540 г., в царствование Сигизмунда I, значительное<br />
число меннонитов охотно переселилось из Нидерландов в Западную<br />
Пруссию и водворилось между городами Данцигом, Эльбингом<br />
и Мариенбургом, на так называемой Мариенвердерской низменности.<br />
Последняя состояла в то время из болот, песков и солончаков,<br />
заливаемых то рекой Вислой, то морем. Меннониты вскоре осушили<br />
болота, оградили низменные места со стороны моря и реки различными<br />
искусственными сооружениями и земляными плотинами,<br />
уничтожили пески и солончаки и превратили бесплодную до того<br />
времени местность в тучные нивы, луга и сады. 2<br />
После первого раздела Польши одна часть поселившихся здесь<br />
меннонитов вошла в состав прусского королевства, другая – оставалась<br />
во владениях города Данцига. И те, и другие вскоре почувствовали<br />
на себе все невыгоды для них свершившейся политической<br />
катастрофы.<br />
В видах удержания своего хозяйства на должной высоте, меннониты<br />
не признавали возможным допускать дробления своих<br />
земельных участков; для вновь прибывших, путем естественного<br />
прироста, членов их общины обыкновенно приобретались новые<br />
157<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
2<br />
О меннонитах см.: МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792»; Extrait de<br />
l’Encyclopédie du Dictionnaire universel raisonné des connaissances humaines,<br />
imprimé à Yverdon, 1770. T. II, P. 469; Вишняков А.Г. Общество анабаптистов или<br />
меннонитов // Православное обозрение. – 1861. – Т. 6; Клаус А. Наши колонии.<br />
– СПб., 1869. Гл. 4; Меннониты // Энциклопедический словарь, изд. Брокгауз и<br />
Эфрон. – Т. 37. – С. 93.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
158<br />
участки на стороне; тесная сплоченность и зажиточность меннонитов<br />
доставляли им необходимые для этого денежные средства. Но<br />
очевидно, что такое расширение площади меннонитского землевладения<br />
приводило к обезземелению коренного населения, более<br />
слабого экономически и менее сплоченного, а «в Гданьской округе»<br />
к тому же переживавшего и тяжелый торгово-промышленный<br />
кризис. Ничем другим, по крайней мере, нельзя объяснить сделанного<br />
данцигским магистратом в 80-х годах XVIII в. постановления о<br />
воспрещении меннонитам покупки земли в «Гданьской области»,<br />
о чем писал Георг Траппе, вызывавший в Россию колонистов из<br />
Данцига, в своем письме к вице-канцлеру графу Остерману от<br />
6 (17) января 1788 г. 3 Это воспрещение поставило меннонитов в<br />
весьма затруднительное положение. Если часть коренного населения<br />
Данцига и его округа могла еще рассчитывать на улучшение<br />
своего положения в случае перехода Данцига под власть Пруссии,<br />
что, по общему тогда убеждению, скоро ли, долго ли должно было<br />
случиться, 4 то для данцигских меннонитов эта перемена подданства<br />
представлялась «фатальной катастрофой»: их пугал полицейскомилитаристский<br />
характер прусского государства, они с ужасом<br />
думали о «прусском ярме» и имели для этого свои основания. Их<br />
единоверцы, перешедшие по первому разделу Польши под власть<br />
Пруссии, рано стали подвергаться там ограничениям своих прав.<br />
В 1780 г., взамен рекрутской повинности, на них была наложена<br />
3<br />
Это ограничение права меннонитов состоялось не позднее 1786 г., когда<br />
они отправили своих депутатов в Россию для приискания себе мест поселения<br />
в Новороссии и для переговоров с русским правительством об условиях<br />
водворения там. Посылку меннонитами депутатов в Россию Траппе<br />
считает прямым следствием воспрещения им покупать земли в Данцигской<br />
области: «Когда он (данцигский магистрат – авт.) или высоко и благомудрые<br />
правители весьма неблагоразумно запретили здешним меннонистам<br />
в Гданьской области покупать земли, (за истину чего я ответствую), то сами<br />
подали повод, что добрые, трудолюбивые и рачительные люди принуждены<br />
были отправлять нарочных к ее императорскому величеству и на тех,<br />
кому безрассудным образом от самих их запрещено за наличные деньги<br />
покупать недвижимые имения, нельзя досадовать, что принимают они в<br />
дар на каждую семью в потомственное владение по 65 десятин земли от<br />
щедрой и благотворительной монархини» // МГА МИД. «Дела колонистов.<br />
1786–1792».<br />
4<br />
См.: Писаревский Г. Вызов в Россию колонистов из Данцига // Русская мысль.<br />
– 1902, сентябрь.
подать в 5 000 таллеров на содержание Кульмского кадетского корпуса,<br />
а девять лет спустя прусское правительство, по примеру данцигского,<br />
лишило их права приобретать земельную собственность;<br />
исключение в этом случае делалось лишь для тех меннонитов, которые<br />
соглашались подчиниться рекрутской повинности. 5<br />
Подвергаясь стеснениям в Данцигской области в настоящем и<br />
опасаясь прусского режима в будущем, меннониты естественно начинали<br />
приходить к мысли об эмиграции избытка их населения в<br />
какую-либо другую страну, правительство которой согласилось бы<br />
предоставить им, сообразно с их верованиями и бытом, некоторые<br />
особые права и преимущества. Прибытие в Данциг в 1786 г. Георга<br />
Траппе, которому князь Потемкин поручил набирать колонистов<br />
для Новороссийского края, пришлось для меннонитов как нельзя<br />
более кстати.<br />
Траппе обратился с приглашением эмигрировать в Россию одновременно<br />
к меннонитам и лютеранам, и сам лично, и через своих<br />
агентов, описывая все выгоды поселения в Новороссии. На данцигских<br />
пролетариев, лютеран по вероисповеданию, не объединенных<br />
в одну сплоченную религиозную общину, увещевания Траппе<br />
имели более решительное действие, чем на меннонитов, и он еще<br />
в течение 1786 г. отправил в Россию значительное их число; 6 что<br />
же касается меннонитов, то они не соглашались переселяться на<br />
общих с прочими колонистами условиях, а требовали себе исключительных<br />
прав и преимуществ, и сверх того желали предварительно<br />
получить точные сведения о тех землях, которые им будут отведены<br />
для водворения. Эти обстоятельства делали необходимым отправление<br />
в Россию со стороны меннонитов, уполномоченных для непосредственных<br />
переговоров с князем Потемкиным и для выбора<br />
себе подходящих мест для водворения. Такими уполномоченными<br />
или депутатами от 270 меннонитских семейств явились некие Яков<br />
Геппнер и Иоганн Бартч.<br />
22 сентября 1786 г. они заключили с Траппе относительно своего<br />
путешествия в Россию особый, засвидетельствованный нотариусом,<br />
договор, коим выговорили себе следующие условия: а) как в<br />
пути, так и во время пребывания в Херсоне (т.е. в Новороссийском<br />
крае), каждый из депутатов получает «для пропитания» по<br />
159<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
5<br />
Клаус А. Наши колонии. – С. 115.<br />
6<br />
См.: Писаревский Г. Вызов в Россию колонистов из Данцига.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
160<br />
четыре (4) голландских червонца или по одиннадцать (11) рублей<br />
в месяц; б) на путешествие водой и сухим путем до Херсона и весной<br />
следующего (1787 г.) обратно до Данцига, через Варшаву или<br />
С.-Петербург (по усмотрению князя Потемкина), депутатам выдаются<br />
«путевые деньги»; в) как в пути, так и во время пребывания в Херсоне,<br />
депутаты пользуются «свободными», т.е. бесплатными квартирами;<br />
г) если на следующую весну прибудет в Россию около двухсот семей<br />
меннонитов, то князь А.Г. Потемкин выхлопочет депутатам у императрицы<br />
«щедрое вознаграждение» за их труды и старание; д) по прибытии<br />
в губернии, подчиненные князю Потемкину, депутаты являются<br />
к местному начальству, которое будет оказывать им всевозможное<br />
содействие «к безопасному их проезду и к осмотру» незаселенных<br />
еще казенных земель, чем «самым делом споспешествовано будет»<br />
патриотическим стараниям князя Потемкина о колонизации помянутых<br />
земель и умножение населения. 7<br />
Депутаты меннонитов отправились в Россию вместе с первой<br />
партией «данцигских колонистов», причем Траппе рекомендовал их<br />
особенному вниманию и покровительству князя Потемкина.<br />
«Вот депутаты меннонитов, – писал он Потемкину в письме от<br />
19 (30) октября 1786 г., – о которых я имел честь предупреждать<br />
вашу светлость своими рапортами. Это очень хорошие люди,<br />
весьма опытные земледельцы, и я знаю, наверное, что будущей<br />
весной мы будем иметь двести семейств и более этих добрых крестьян,<br />
которые не бедны и все обнаруживают большое желание<br />
отправиться для водворения в губернии, находящиеся под вашим<br />
управлением».<br />
При этом Траппе указывал Потемкину, что успех эмиграции меннонитов<br />
в Россию будет зависеть от того приема, какой встретят там<br />
их депутаты, и просил сделать распоряжение об исполнении заключенного<br />
им с нами договора. 8<br />
От Риги депутаты поехали отдельно от колонистов и с большой<br />
поспешностью: 15 ноября 1786 г. они были уже в Дубровне и представились<br />
местному начальнику, подполковнику фон Сталю. «Сей достопочтенный<br />
муж, преисполненный добросердечия и благородной<br />
7<br />
Государственный архив. В подписи означенным договором или «обязательным<br />
письмом» Траппе титулует себя «российским императорским коллежским<br />
асессором и поверенным в принятии колонистов для высокой короны».<br />
8<br />
Государственный архив.
немецкой честности» 9 знал меннонитов еще со времен Семилетней<br />
войны, когда нередко бывал в их деревнях, и теперь принял в их<br />
судьбе сердечное участие. «Я сих людей посылаю к вам прямо в<br />
Кременчуг, – писал он тамошней администрации, – удостойте их<br />
милостивого вашего попечения и старайтесь, чтобы им были отданы<br />
лучшие около Днепра земли, яко имеющие выгоднейшее для их<br />
заведения положение, а особливо когда они изобилует паствами и<br />
лугами». 10<br />
Выбор мест для поселения Потемкин предоставил самим депутатам.<br />
В сопровождении секунд-майора Мейера они обозрели<br />
«порожжие» земли в Павлоградском, Славянском и Бахмутском<br />
уездах, но не нашли среди них подходящих для своего водворения:<br />
некоторые земли оказались безлесными, другие – гористыми<br />
и безводными, а третьи – «и совсем к прожитию неудобными». Тогда<br />
Потемкин обратил внимание депутатов на так называемые долины<br />
Зеленую и Черную и урочище Молочные Воды, но депутаты и эти<br />
места не нашли для себя «выгодными» и отказались от поселения<br />
в них. Свой отказ они мотивировали следующим образом: «Так называемая<br />
Зеленая долина, лежащая в 60 верстах от Бериславля, есть<br />
совсем безводная, а равномерно и Черная, сопряженная с такими<br />
же неудобствами и застраивающаяся уже для других поселенцев.<br />
Молочные Воды удалены не только от Бериславля на 180 верст, но и<br />
от всех прочих промышленничьих мест и городов; находящиеся там<br />
и впадающия в неподвижное их озеро пять рек не имеют никакого<br />
сообщения с другими судоходными водами и теряют свое течение<br />
в середине самой твердой земли; самая земля не есть добрая, черная,<br />
но в целой степи состоящая из илу и серопесчаной земли, а что<br />
всего для нас важнее, то во всей сей стране ни малейшего следа не<br />
находится какого-либо кустарника».<br />
Депутаты, впрочем, безусловно отказывались только от Зеленой и<br />
Черной долин; что же касается урочища Молочных Вод, то принятие<br />
их в свое владение они ставили в зависимость от того, какое число<br />
меннонитов и их батраков прибудет в Россию.<br />
«В разсуждении же урочища Молочных Вод, – писали Потемкину<br />
Геппнер и Бартч, – не прежде желаем иметь в своем владении и<br />
161<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
9<br />
Отзыв немецкой печатной рекламы. См.: Государственный архив.<br />
10<br />
Государственный архив. Письмо барона фон Сталя в Кременчуг от 20 ноября<br />
1786 г.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
162<br />
заселить оное, как по достоверном осведомлении, коликое число из<br />
наших собратий в Россию выйти пожелают. А сверх сего числа обнадеживаемся<br />
мы вывезть с собою обоего полу рабочих людей, коих<br />
мы, по заработании ими известного времени, не инако, как должны<br />
отпустить и заселить как ими, так и некоторыми из нас упомянутое<br />
урочище».<br />
Депутаты облюбовали себе, во-первых, лежащий против Берислава<br />
остров Тавань с окружающими его мелкими островками, 11 омываемой<br />
рекой Конскими Водами и покрытый в изобилии кустарником;<br />
во-вторых, земли, лежавшие по правую сторону Конских Вод и на<br />
протяжении пяти верст представлявшие из себя «луга и сенокосы»;<br />
в-третьих, наконец, специально «для земледелия и хлебопашества»<br />
землю, лежавшую «в одной версте от большой дороги в Чернинькую»<br />
и с левой стороны вдававшуюся в степь.<br />
«Чрез сие самое, – мотивировали свой выбор депутаты, – приобретено<br />
будет наше намерение, которое себе за предмет имеет не<br />
только размножить земледелие, но и отчасти также распространить<br />
некий торг, ибо по сему положению, во-первых, находиться мы имеем<br />
в соседстве с Черным морем и лежащими вблизи нас городами,<br />
как то: Никополем, Берисловом, Херсоном и Перекопом, а во-вторых,<br />
и самый Днепр доставит нам наивеличайшую выгоду тем, что мы в<br />
состоянии будем все наши произведения легчайшим способом в<br />
помянутых первых трех городах с рук сбывать. Производимою нами<br />
по берегам онаго рыбною ловлею снищем мы новую отрасль к пропитанию,<br />
а напоследок и наибольшая часть, как российских, так и<br />
крымских товаров, в Перекопе и из онаго идущих, близ нас провозимы<br />
быть должны». 12<br />
Условия, на которых их доверители, 270 меннонитских семейств,<br />
готовы были водвориться в России, депутаты изложили 22 апреля<br />
1787 г. в 20-ти статьях и просили Потемкина исходатайствовать у<br />
императрицы «утвердительную грамоту» на эти статьи и затем немедленно<br />
отпустить их, депутатов, на родину в Данциг.<br />
Но Потемкину в это время было не до рассмотрения «просительных<br />
статей» депутатов: он всецело занят был приемом императрицы,<br />
11<br />
«Со всеми к оному принадлежащими отделениями».<br />
12<br />
Государственный архив. Прошение Геппнера и Бартча на имя Потемкина от<br />
22 апреля 1787 г. из Кременчуга.
совершавшей свое знаменитое путешествие в Новороссию и Крым.<br />
Сами депутаты все же не были забыты: 2 (13) мая 1787 г. в Кременчуге<br />
они были представлены Потемкиным императрице в присутствии<br />
графа Безбородко, римско-императорского посла и посланников<br />
английского и французского. Екатерина милостиво приняла депутатов<br />
и обещала им, а равно и всем данцигским меннонитам, которые<br />
пожелают переселиться в Россию, свое покровительство и<br />
благоволение. 13<br />
Тем не менее, окончательное решение дела об условиях водворения<br />
меннонитов в России, несмотря на обещания Потемкина, туго<br />
продвигалось вперед, и 17 июня депутаты снова повторили свою<br />
слезную просьбу об отпуске их на родину, указывая на то, что они<br />
изнывают от скорби, будучи продолжительное время разлучены с<br />
женами и детьми и не получая от них ни малейшего известия.<br />
«Если желательно, – писали они в своем прошении, – чтобы<br />
наше водворение в Тавриде дало хорошие результаты (war unser<br />
Etablissement in Taurien gut von Statten gehen soll), то мы должны<br />
со многими другими меннонитами и работниками вернуться сюда<br />
по прошествии осени, что поистине представляется трудным<br />
делом. Сжальтесь из человеколюбия над нами, отпустите нас милостиво,<br />
чтобы мы могли съездить домой, устроить свои дела и<br />
вернуться». 14<br />
Лишь 5 июля последовали резолюции Потемкина на «просительные<br />
статьи» меннонитов. В виду того, что этот документ не вошел в<br />
Полное собрание законов и некоторые статьи его приняты Потемкиным<br />
с ограничениями и оговорками, считаем более уместным привести<br />
его буквально, а не в изложении.<br />
«1787 года июля 5-го дня (следует обширный титул Потемкина<br />
– авт.) князь Потемкин-Таврический, разсмотря нижеписанныя<br />
представленныя депутатами, присланными от общества данцигских<br />
меннонистов, в двух стах семидесяти семьях состоящаго, статьи касательно<br />
предприемлемаго ими в Таврическую область переселения,<br />
преподаю на оныя следующия решительныя положения».<br />
163<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
13<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792». Перевод немецкой рекламы, напечатанной<br />
Георгом Траппе в Данциге в конце 1787 г.<br />
14<br />
Государственный архив.
Просительные статьи меннонитов<br />
Решение<br />
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
164<br />
1.<br />
Чтоб дозволено было беспрепятственное отправление<br />
веры по их церковным положениям<br />
и обрядам.<br />
2.<br />
Отвести:<br />
А. Для всякой семьи по 65 десятин напротив<br />
города Бериславля, возле реки Конских Вод,<br />
по Перекопской дороге вправо, не считая<br />
неудобной земли в числе 65 десятин.<br />
B. Да против же Бериславля лежащий остров<br />
Тавань со всеми обтекающими оной водами и<br />
вкруг лежащими островками, на которое по<br />
сие время никто указа и плана не имеет; им<br />
же необходимо нужны оные для сенокоса.<br />
На 1-е.<br />
Дозволяется.<br />
На 2-е.<br />
Под литерой А.<br />
Землю отвести приказано<br />
будет.<br />
Под литерой B.<br />
Из сего острова может быть<br />
некоторая только часть, ибо<br />
по деланию там моста чрез<br />
Днепр и по многим другим<br />
казенным работам немалая<br />
часть оного должна остаться<br />
в казенном ведомстве.<br />
C. Полную власть в рыболовстве на Днепре<br />
и в Конских Водах, доколе их границы распространяются,<br />
с запрещением чужим пользоваться<br />
в их границах сей привилегией.<br />
D. Как на вышеописанных землях не находится<br />
лесов, им же необходимо нужны<br />
оные на топливо, то из состоящих на острове<br />
Каире еще не розданных тысячи пятисот<br />
десятин всенижайше просят хотя бы половину<br />
там находящихся лесов отдать им на<br />
употребление.<br />
Под литерой C.<br />
Предоставлено будет им<br />
право пользоваться рыбной<br />
ловлей в водах, их земли<br />
омывающих, на законном<br />
основании.<br />
Под литерой D.<br />
Некоторое небольшое количество<br />
для нужного употребления<br />
отведено быть<br />
имеет.<br />
3.<br />
Десятилетнее освобождение от всех податей.<br />
Дается.<br />
На 3-е.<br />
4.<br />
Чтоб по прошествии 10-ти льготных лет определено<br />
и навсегда ненарушимо утверждено<br />
было платить погодно за десятину от каждой<br />
На 4-е.<br />
Положение сие утверждается,<br />
и как скоро урочные<br />
10 лет минут, то за каждую
фамилии по 15 копеек с вечным увольнением<br />
от подвод, постоя и казенных работ.<br />
во владении меннонитов<br />
землю казна получать имеет<br />
по 15 копеек, с увольнением<br />
их от подвод, работ<br />
и постоя, кроме времени<br />
проходящих каких-либо<br />
команд и содержания в исправности<br />
мостов и дорог в<br />
своем владении.<br />
5.<br />
Чтобы всякому из них, кто заблагорассудит,<br />
дозволено было, кроме сельского домоводства,<br />
в городах и деревнях наместничества<br />
Екатеринославского или области Таврической<br />
заводить фабрики и другие нужные для них<br />
заведения, равно как и вступать в торговлю и<br />
в «художеское» общество, и чтоб фабрикантам<br />
и художникам беспрепятственно и без всяких<br />
каких-либо податей как в городах, так и в деревнях,<br />
позволено рукоделие свое продавать.<br />
6.<br />
Чтобы по изданному печатному от 22 июля<br />
1763 г. Высочайшему манифесту благоволено<br />
было каждой меннонитской семье, которым<br />
вспоможение нужно будет для заведения<br />
хозяйства, выдать заимообразно 500 рублей<br />
с тем, чтоб сия выдача чинилась по прибытии<br />
их в город Ригу ежемесячно по 100 рублей,<br />
которую сумму, по прошествии льготных лет,<br />
в силу Высочайшего манифеста без процентов<br />
в три следующие года они повинны в казну<br />
платить.<br />
7.<br />
Чтоб удостоверение о ненарушимой их верности<br />
от их и их потомков было принимаемо<br />
по обряду их исповедания.<br />
На 5-е.<br />
Позволяется, но не иначе,<br />
как на основании городового<br />
положения.<br />
На 6-е.<br />
Утверждается.<br />
На 7-е.<br />
Исполнить сие по их обряду.<br />
165<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
8.<br />
Чтоб они и их потомки уволены были в вечные<br />
времена от всякой воинской службы, поелику<br />
положения их веры никак им не дозволяют<br />
вступать в воинскую службу.<br />
На 8-е.<br />
От принуждения к воинской<br />
службе свободны быть<br />
имеют.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
166<br />
9.<br />
Чтобы по прибытии их из Данцига для каждой<br />
семьи все к построению порядочного дома по<br />
немецкому образцу нужные припасы, также<br />
для всех их вообще дубовый лес на две мельницы<br />
и шесть хороших мельничных камней с<br />
прочими на две мельницы припасами были б<br />
заготовлены, дабы они, прибывши, с помощью<br />
нескольких казенных нужных работников все<br />
то сами состроить могли.<br />
10.<br />
Чтобы каждую семью из принявших намерение<br />
переселиться в Россию благоволено было<br />
снабдить деньгами на дорожное продовольствие<br />
и на провоз.<br />
11.<br />
Чтобы всем прибывшим семьям в российские<br />
границы до Бериславля даны были повозки и<br />
лошади, и чтобы всякой душе со дня прибытия<br />
на сию границу до окончания пути выдано<br />
было по 25 копеек.<br />
На 9-е.<br />
Дано быть имеет на каждую<br />
семью четырехсаженных<br />
бревен по 120 и потребное<br />
число бревен на две мельницы<br />
с шестью камнями.<br />
На 10-е.<br />
За провоз их и за дорожное<br />
продовольствие заплачено<br />
будет.<br />
На 11-е.<br />
Повозки и лошади даны будут<br />
без излишества, а что принадлежит<br />
до денег, то выше<br />
15 лет каждой мужеска и женска<br />
полу душ производить по<br />
24, а ниже по 12 копеек.<br />
12.<br />
Чтобы из особливого милосердия освободить<br />
от возвращения выданных им по 10 и 11 пунктам<br />
денег, то же и за припасы на строение<br />
домов их таким образом, чтобы им оных и по<br />
прошествии десяти льготных летне платить,<br />
поелику корона немало приобретет пользы<br />
тем, что меннониты хороших фабрикантов<br />
и художников с собою приведут, и что они<br />
вознаградят в короткое время трудолюбием<br />
в земледелии и другими выгодными заведениями<br />
все издержанные на них убытки. 15<br />
13.<br />
Чтобы им, доколе не построятся дома, очищены<br />
были по ту сторону речки Конских Вод порожно<br />
стоящие карантинные строения и даны<br />
б были порядочные палатки для их домостроителей,<br />
а для прочих меннонистов показаны б<br />
были несколько жилищ в городе Бериславле.<br />
? 15<br />
На 12-е.<br />
Сие зависит от Высочайшего<br />
Ее Императорского<br />
милосердия.<br />
На 13-е.<br />
Жилища и палатки дадутся,<br />
но только на время, что все<br />
и должны они потом возвратить.<br />
Квартиры также<br />
отведутся.<br />
15<br />
Расход казны на путевые издержки меннонитов был им впоследствии прощен.
14.<br />
Чтобы всем меннонотам со дня прибытия в<br />
Бериславль до первой жатвы благоволено б<br />
было выдавать на каждую душу по 10 копеек<br />
с тем, чтобы по прошествии 10-ти льготных лет<br />
в три последующие года оная сумма в казну<br />
уплачена будет, но только без процентов.<br />
15.<br />
Чтобы немедленно послано было в Бериславль<br />
и Тавриду повеление, дабы на отводимых<br />
им землях запрещено было дрова рубить,<br />
и чтобы нынешнего же года никакой скот на<br />
просимые ими места более был не допускаем,<br />
дабы они иметь могли довольно травы для<br />
собственного своего скота.<br />
На 14-е.<br />
Утверждается.<br />
На 15-е.<br />
Пошлются сии повеления.<br />
167<br />
16.<br />
Как и после их, может быть, многие семьи<br />
из меннонитов пожелают переселиться в<br />
Россию, то чтобы и ни одними с ними пользовались<br />
правами и преимуществами и им дозволено<br />
было поселиться в тех прекрасных и<br />
плодоносных странах, которые депутатов их в<br />
удивление приводили, то есть в Старом Крыму,<br />
Феодосии, Бахчисарае и прочих местах,<br />
где они сами пожелают и где еще земля не<br />
роздана, однако с тем, чтобы им не быть порукой<br />
за издержанные на них деньги, что они<br />
исполнять между собой будут.<br />
17.<br />
Чтобы всемилостивейшее благоволено было<br />
к ним вторично с надлежащим наставлением<br />
прислать господина Траппе, который склонил<br />
и согласил их к переселению в Россию, и которому<br />
все их обстоятельства по точности известны.<br />
Он же в состоянии отвратить все препятствия,<br />
которые им в Данциге в отпуске их<br />
случиться могут, и может верное попечение в<br />
нуждах их иметь. По прибытии их в Тавриду, соответственно<br />
данному им наставлению, чтобы<br />
он был определен директором и представителем,<br />
дабы направлял он их в заведениях их и<br />
старался бы об их спокойствии и безопасности.<br />
На 16-е.<br />
Когда пришлются от оных<br />
депутаты, то и с ними могут<br />
быть учинены постановления<br />
сообразно с сими.<br />
На 17-е.<br />
Определен быть имеет<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
168<br />
18.<br />
По прибытии их в Бериславль, чтобы прислан<br />
к ним был сведущий немецкий язык и<br />
искусный землемер, который бы как всю их<br />
землю вообще, так и между каждым из них<br />
его собственную часть разделить и отмежевать<br />
мог.<br />
19.<br />
Как дальнее расстояние Тавриды от отечества<br />
их воспрепятствует им забрать с собой разных<br />
для посева семян, то чтобы им было для посева<br />
разного хлеба, который они со временем<br />
и отдать должны.<br />
20.<br />
Напоследок просят, чтобы при их прибытии в<br />
Бериславль строжайше повелено было о них<br />
и об имении их, пока они выстроятся, иметь<br />
попечение, дабы они обижены, обкрадены и<br />
ограблены не были. 16<br />
? 16<br />
На 18-е.<br />
Дан быть имеет.<br />
На 19-е.<br />
Даны будут.<br />
На 20-е.<br />
Повеление о сем дано будет.<br />
Согласно 17-й «просительной статьи» меннонитских депутатов,<br />
Траппе должен был отправиться с ними вторично в Данциг. И без<br />
просьбы меннонитов нисколько не сомневаясь в том, что на него<br />
будут возложены хлопоты по переселению их в Россию, и наученный<br />
горьким опытом первой поездки в Данциг, 17 Траппе решил заранее<br />
заручиться содействием со стороны русской дипломатии.<br />
В своей промемории от 13 апреля 1787 г. он советовал Потемкину<br />
побудить Коллегию иностранных дел дать соответствующие<br />
предписания аккредитованному при данцигском правительстве<br />
русскому дипломатическому агенту, а именно, чтобы последний<br />
предупредил данцигский магистрат, что Русский двор находит нужным<br />
производить посадку на суда меннонитов, отправляющихся в<br />
Россию, на территории города, т.е. что люди и их вещи будут перевозимы<br />
на маленьких судах или шлюпках через Вексельмюнде до<br />
кораблей, которые будут иметь стоянку у деревни Бонзак, принадлежащей<br />
Данцигу. Таким путем Траппе думал избежать придирок<br />
16<br />
Государственный архив.<br />
17<br />
См.: Писаревский Г. Вызов в Россию колонистов из Данцига.
со стороны пруссаков, которые владели Новым Фарвассером, морским<br />
портом Данцига. Свой совет Траппе подкрепил ссылкой на<br />
свое знакомство с положением дел в Данциге и его окрестностях.<br />
«Я приложил всевозможные старания к тому, – писал он в упомянутой<br />
промемории, – чтобы приобрести на местах знакомство с<br />
положением дел (pour acquérir sur les lieux des connoissances locales<br />
de la situation), и думаю, что я в этом достаточно успел. Частые экскурсии,<br />
совершаемые мной в деревню к крестьянам и в особенности<br />
к честным меннонитам, с которыми я советовался для формы<br />
относительно хорошего способа обработки земель, осведомили<br />
меня о всем». 18<br />
Действительно, для новой поездки в Данциг трудно было подыскать<br />
более опытного человека, и уже 14 июля 1787 г. Потемкин<br />
вручил Траппе свое письмо к придворному банкиру Сутерланду об<br />
открытии кредита на расходы, связанные с переселением меннонитов,<br />
и заключил с Траппе условие, аналогичное тому, которое предшествовало<br />
его первой поездке в Данциг.<br />
В письме к Сутерланду Потемкин писал: «Предполагая, что ея<br />
величество императрица соизволит утвердить привилегии, на которыя<br />
я только что изъявил согласие депутатам меннонитов (que<br />
je viens d’accorder aux députés de mennonites), я прошу вас уплатить<br />
предъявителю сего, г-ну Траппе, пятьсот голландских дукатов<br />
и тысячу рублей на расходы по его путешествию в Данциг и Торн.<br />
Сверх того вы будете добры доставлять ему чрез своих корреспондентов<br />
в Данциге и Варшаве средства на издержки по путешествию<br />
и пропитанию колонистов (fournir les fraix de voyage et de<br />
subsistance pour les colons) таким же образом, как в прошлом году.<br />
Я желаю, чтобы все делалось согласно содержанию привилегий,<br />
дарованных меннонитам, – вот почему я думаю, что предварительно<br />
может понадобиться сумма от пятидесяти до шестидесяти<br />
тысяч рублей, и вы озаботитесь приказать вашим корреспондентам<br />
в Риге уплатить колонистам, как только они туда прибудут, те<br />
суммы, которые выговорены в их привилегиях и о которых г-н Траппе<br />
не преминет вас в точности осведомить (les sommes stipulées<br />
par leurs privilèges et dont Mr. de Trappe ne manquera pas de Vous<br />
informer exactement). Будет также необходимо войти в соглашение<br />
169<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
18<br />
Там же. Extrait du Pro-memoria présenté à Son Altesse Monseigneur le Prince de<br />
Potemkin en date du 13-ieme d’Avril 1787.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
170<br />
с кабинетом ея величества (de faire les arrangements avec le cabinet<br />
de Sa Majesté) таким образом, чтобы после прибытия меннонитов в<br />
Берислав все, чего они в праве требовать, им было уплачено через<br />
вашу Херсонскую контору быстро и как условлено в их названных<br />
привилегиях, дабы эти добрые земледельцы были довольны и в<br />
состоянии устроить свое водворение безпрепятственно к пользе<br />
Империи». 19<br />
Среди забот об экономическом благосостоянии новых подданных<br />
русской императрицы не были забыты и их религиозные потребности.<br />
Потемкин уполномочил Траппе нанять «для Тавриды» (pour la<br />
Tauride) пастора с ежегодным жалованием в 400 рублей и отводом<br />
ему сверх того пятисот десятин земли в полную и наследственную<br />
собственность. 20<br />
В случае удачного исхода всех забот и трудов по организации<br />
переселений из Данцига, Потемкин обещал выхлопотать Траппе у<br />
императрицы «награду, достойную короны, и соответствующую важной<br />
услуге, которую он окажет государству». 21<br />
7 сентября 1787 г. последовал именной указ императрицы, коим<br />
санкционировались льготы и привилегии, предложенные меннонитам<br />
Потемкиным. И обещалась выдача им жалованной грамоты «за<br />
подписанием ея величества руки и с приложением государственной<br />
печати».<br />
Таким образом, переселение в Россию данцигских эмигрантов с<br />
высоты престола было признано делом государственной важности,<br />
и те препятствия, чисто формального свойства, которые тормозили<br />
его в Петербурге в первую поездку Траппе, теперь были устранены.<br />
Траппе было вручено рекомендательное письмо к русскому поверенному<br />
в делах в Данциге Семену Соколовскому, который должен<br />
был оказывать ему всевозможное содействие. Письмо было написано<br />
в энергичном, властном тоне.<br />
«Предъявитель сего, – говорилось в письме, – господин Траппе<br />
будет иметь попечение о перевозке меннонитов и других<br />
свободных колонистов, которые пожелают отправиться в Россию;<br />
19<br />
Государственный архив.<br />
20<br />
Там же. Условие, заключенное Потемкиным с Траппе 14 июля 1787 г. в Кременчуге,<br />
5-й пункт.<br />
21<br />
Там же. 6-й (и последний) пункт.
и так я 22 вас прошу, милостивый государь, оказывать ему всякое зависящее<br />
от вас содействие в интересах короны. Вот почему вы не<br />
преминете объявить магистрату твердым тоном, что некоторое<br />
число меннонитов из города Данцига и его окрестностей (de la ville<br />
et des environs de Dantzig), люди совершенно свободные, по происхождению<br />
голландцы, послали депутатов к ея императорскому<br />
величеству, чтобы испросить у нея земли в Тавриде и на острове<br />
Тавани, и ея величество соизволила им на их просьбу. Она желает,<br />
чтобы данцигский магистрат позволил свободным людям переселяться<br />
(passer) таким же манером, как обычно принято позволять<br />
свободный переход всем тем, которые хотят перейти на прусскую<br />
территорию. Вы хорошо сделаете, внушив в то же время магистрату,<br />
что ея императорское величество с неудовольствием только что<br />
узнала о его пристрастии в пользу пруссаков по отношению к эмиграции,<br />
т.е. что предоставляют полную свободу (toute liberté) всем<br />
тем, которые отправляются для водворения в Пруссию, – свидетель<br />
тому – вывезенные (qui sont retirés) во множестве в Ланге-Фуль, Новую<br />
Шотландию (Neu Schottland), Шидлиц, Оливу, Эльбинг и пр. пр.,<br />
– но несправедливо придирались ко всем тем, которые решили отправиться<br />
в Россию, так что у них оценили их старую одежду и даже<br />
их рубашки, чтобы взять с них десятину (pour en payer le dixième),<br />
как имеются убедительные доказательства этого. Доказано еще, что<br />
магистрат потакал тому, чтобы король прусский мог добывать рекрут<br />
из города (Данцига – авт.) и его территорий».<br />
В конце 1787 г. Траппе был уже в Данциге. «Препоручительное»<br />
письмо графа Остермана произвело должное действие, и между<br />
Соколовским и Траппе сразу установились наилучшие отношения.<br />
Вместо жалоб и взаимных обвинений, имевших место в первый<br />
приезд Траппе, оба агента рассыпаются теперь в похвалах друг<br />
22<br />
Приводимый здесь в переводе на русский язык документ сохранился в копии<br />
в Государственном архиве, без подписи, среди бумаг Потемкина по вызову<br />
колонистов, но, очевидно, принадлежал не Потемкину, а вице-канцлеру графу<br />
Остерману, непосредственному начальнику Соколовского. Вероятно, именно<br />
это письмо и имел в виду последний, когда от 31 октября (11 ноября) 1788 г.<br />
писал вице-канцлеру: «Уже тому миновал год, как я имел щастие удостоиться<br />
чрез надворного советника г-на Траппе получить высокосклоннейшее вашего<br />
сиятельства повелевающее мне о принятии нужных здесь распоряжений для<br />
отправления отсюда в Ригу вольных колонистов писание» // МГА МИД. Дело<br />
«Сношения России и императорскими городами. III. Данциг».<br />
171<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
172<br />
другу и стараются действовать рука об руку в интересах порученного<br />
им дела.<br />
«Он оказывает мне, – писал о Соколовском Траппе графу Остерману,<br />
– доселе все от него зависящее пособие во вверенной мне<br />
по высочайшему ея императорскаго Величества имянному указу<br />
важной комиссии, так что если он, как я и надеюсь, так продолжать<br />
будет, то, несмотря на все затруднения, без сомнения достигну я, наконец,<br />
по крайнему желанию моему, до моего предмета – доставить<br />
Российской империи таких земледельцев, которых она еще до сих<br />
пор не имеет». 23<br />
«Я с моей стороны, – писал, в свою очередь, вице-канцлеру Соколовский,<br />
– осмеливаюсь сим вашему сиятельству поистине донести,<br />
что г-н Траппе весьма ревностно для интересов Российской<br />
империи порученную ему комиссию как невозможно лучше исполнить<br />
старается». 24<br />
Старания Траппе были направлены к тому, чтобы не только уже<br />
изъявивших согласие на переселение в Россию поддержать в их<br />
намерении, но и завербовать новых эмигрантов, как из общества<br />
меннонитов, так и из среды данцигского пролетариата. Этой цели<br />
должны были служить издаваемые для распространения в народе<br />
«рекламы», «циркуляры» и анонимные письма (un circulaire, une lettre<br />
anonyme), сообщавшие сведения о «комиссии» Траппе, восхвалявшие<br />
жизнь колонистов в России и опровергавшие ложные слухи<br />
на этот счет, распускаемые Данцигской буржуазией, в особенности<br />
сторонниками Пруссии. В одном из таких «писем», выдавая себя за<br />
данцигского уроженца, «с давних уже лет в России благополучно и<br />
в довольствии живущаго», и ссылаясь на публикацию русского правительства,<br />
помещенную в № 39 «Данцигских ведомостей» за 1785 г.,<br />
Траппе приглашал данцигский пролетариат и меннонитов безбоязненно<br />
эмигрировать в Россию, обещая там счастливую жизнь. Обращаясь<br />
к пролетариату, ремесленникам и батракам, он говорил:<br />
«Будьте вы совершенно уверены, что в лице иностранцев несравненно<br />
более вольности и преимуществ имеете ожидать в России,<br />
нежели теперь обрящете в рабстве, не имея земли ниже на пядень,<br />
23<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792». Перевод с письма г-на Траппе к<br />
вице-канцлеру из Гданьска от 6 (17) января 1788 г.<br />
24<br />
Там же. Дело «Сношения России и императорскими городами. III. Данциг». Post-<br />
Scriptum Соколовского к его донесению из Данцига от 13 (24) января 1788 г.
а из поденщины за хлеб насущный служа и работая на своего же<br />
брата, в том числе нередко и на жестокосердаго мужика превозносящагося»;<br />
«внемлите», восклицает он, обращаясь к меннонитам, «и вы<br />
в трудолюбии бодрствующие данцигскаго подсуда меннониты, коих<br />
промысел, проницательство и в землеустроительстве, равно как и в<br />
разнообразном житейском обращении искусство всякому государству<br />
отменно полезно бывает, и которым при всем том, однако, хотя<br />
неудобопонятным образом, на сих же днях запрещалось купить недвижимое<br />
имение с наложением на вас всевозможных затруднений<br />
при приобретении в данцигской окружности земель, вас приглашаю,<br />
приидите, сами смотрите, вкушайте и ощущайте отменное счастие<br />
под кроткою Екатерины Великой державою жить благополучно,<br />
покойно и во всяком довольствии». 25<br />
Печатные воззвания, а равно и устные личные беседы Траппе<br />
не оставались безрезультатными, и в письме к графу Остерману от<br />
6 (17) января 1788 г. он писал из Данцига: «Здешний простой народ<br />
и земледельцы оказывают чрезвычайную приверженность и<br />
доверенность к России, в чем я их удержать всемерно стараюсь, и<br />
которая, если не обманываюсь, в настоящем положении дел может<br />
обратиться в пользу России и послужить к ослаблению прусской<br />
партии». 26<br />
Расчеты Траппе, однако, не оправдались.<br />
Вывоз в Россию колонистов очень чувствительно задевал интересы<br />
правящей буржуазии, лишая ее в лице эмигрирующего пролетариата<br />
дешевых рабочих рук, а в лице состоятельных меннонитов<br />
– исправных плательщиков налогов; эмиграция из Данцига в Россию<br />
была не в интересах Пруссии, которая политическое подчинение<br />
себе данцигской территории считала лишь вопросом времени, и<br />
при том ближайшего будущего. Таким образом, в этом деле интересы<br />
городского данцигского правительства и Пруссии сходились, и это<br />
обстоятельство должно было усиливать прусское влияние, а не ослаблять<br />
его, как думал Траппе. К тому же данцигский магистрат не мог<br />
не чувствовать угнетающей близости к Данцигу Пруссии, которая<br />
173<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
25<br />
Государственный архив. По поводу этой заранее заготовленной рекламы Траппе<br />
писал Потемкину от 7 февраля 1787 г. из Киева: «Je ne sçai pas si la traduction<br />
Russe a bien réussie, mais pour l’allemande je suis bien sûr que mes exhortations<br />
ne manqueront pas de faire un très bon effêt».<br />
26<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
174<br />
своей экономической политикой уже успела подорвать его благосостояние,<br />
а в будущем грозила при первом удобном случае лишить<br />
его и политического бытия. Раздражать Пруссию, в особенности же<br />
в данный момент, для данцигского правительства было опаснее, нежели<br />
вызвать неудовольствие со стороны России: последняя не была<br />
непосредственной соседкой Данцига и к тому же тогда была занята<br />
второй Турецкой войной, которая вскоре должна была осложниться<br />
одновременной войной со Швецией; а при войне на два фронта<br />
русскому правительству было не до Данцига.<br />
Понятно, что при таких условиях вскоре должно было обнаружиться<br />
как косвенное, так и прямое противодействие порученной<br />
Траппе «комиссии», и при том как со стороны данцигского магистрата,<br />
так и со стороны отдельных «прусски настроенных» лиц.<br />
В конце 1787 г., т.е. вскоре после прибытия в Данциг, Траппе, по<br />
соглашению с Соколовским, решил собрать к себе тех меннонитов,<br />
которые посылали в Россию своих депутатов; ему нужно было условиться<br />
с ними относительно организации их переселения и выбрать<br />
из числа их, по большинству голосов, строительную комиссию из<br />
шести человек, «искусных в строении». По предложению Траппе,<br />
Соколовский обратился к заступающему место президента лицу<br />
(Конрадию) с просьбой о позволении прочесть в меннонитских<br />
только церквах краткое объявление относительно «изъявленнаго»<br />
меннонитами «желания переселиться в Россию», «как прежде сего<br />
по требованию разных магнатов в Польше, желавших иметь меннонитов,<br />
без всякаго препятствия учинено было». Сверх всякого<br />
ожидания, Соколовскому не только было отказано в его просьбе,<br />
«но и хитрым образом все старание употреблено было, дабы через<br />
разсеяние многих устрашительных слухов и через злобоковарные<br />
разглашения отвратить совсем» меннонитов от переселения в Россию.<br />
Так, распущен был слух, что меннонитские депутаты вовсе не<br />
были представлены императрице, которая ничего и не знает относительно<br />
обещанных их привилегий, что это – «единственно дело<br />
князя Потемкина». 27<br />
После того Траппе не оставалось иного исхода, как напечатать к<br />
меннонитам особое воззвание. Упомянув в нем о возвращении депутатов<br />
из России, о представлении их императрице и о даровании<br />
27<br />
Там же. «Дела колонистов. 1786–1792». Письмо Траппе к графу Остерману от<br />
6 (17) января 1788 г.
меннонитам таких обширных привилегий, каких еще никому из иностранцев<br />
не было пожаловано за все царствование Екатерины II,<br />
Траппе приглашал всех меннонитов обеих меннонитских общин, не<br />
исключая и тех, которые не принимали участия в посылке депутатов,<br />
явиться в Данциг 19 января следующего 1788 г. в 9 часов утра «в<br />
российский императорский министерский дом на Ландгартен, где<br />
предъявлены им будут в оригиналах привилегии и резолюции императорского<br />
кабинета»; желающие могут тогда же заявить о своем<br />
намерении переселиться в Россию, что им, как людям свободным,<br />
и не может быть возбранено, если они при отъезде выполнят все<br />
свои обязательства.<br />
Магистрат, как бы в ответ на это воззвание, обратился к Соколовскому<br />
с требованием о немедленном удалении Траппе из<br />
Данцига.<br />
«Магистрат, – доносил Соколовский графу Остерману от 13 (24) января<br />
1788 г., – мне сделал противу чаяния моего формальное чрез<br />
городского секретаря представление и просьбу, а имянно: дабы<br />
я постарался немедленно удалить отсюда надворного советника<br />
г. Траппе, поставляя в резон, аки бы его комиссия ныне причиняет<br />
у многих бунтующихся жителей здешних, а особливо у третьяго ордена<br />
и почти и всего мещанства, великое неудовольствие, препятствующее<br />
будто благому успеху ожидаемой российским двором от<br />
здешняго правительства резолюции. Я с моей стороны осмеливаюсь<br />
сим вашему сиятельству по истине донести , что злоумышленная<br />
здесь довольно великая партия, наущаема будучи стоять противу<br />
всего, что до чести и славы России касаться может, ищет только нарочито<br />
ложной причины отдать себя в подданство новой державе,<br />
надеясь тем самым свое сделать счастие». 28<br />
Вскоре после этого прямого требования, со стороны правящей<br />
буржуазии была сделана попытка косвенным путем воспрепятствовать<br />
эмиграции из Данцига в Россию.<br />
В 1784 г. в Амстердаме появились мемуары барона Тотта («Mémoires<br />
du baron de Tott sur les Turcs et les Tartares» 4 vls.), бывшего с 1767 по<br />
1769 г. французским консулом в Крыму при хане, а потом служившего<br />
в Константинополе в качестве военного инструктора. В своих мемуарах<br />
барон Тотт, между прочим, рассказывает о встрече с беглыми из<br />
России колонистами в количестве 16 человек (7 мужчин, 5 женщин<br />
175<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
28<br />
МГА МИД. Дело «Сношения России и императорскими городами. III. Danzig».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
176<br />
и четверо детей). Они были немцы, родом из Пфальца (переселившиеся<br />
в Россию в силу манифеста Екатерины II от 22 июля 1763 г.). В<br />
России им не посчастливилось, и они бежали оттуда, но вскоре были<br />
схвачены ногайцами, которые намеревались продать их в рабство<br />
при первом удобном случае (au premier acquéreur). Тотт нашел беглецов<br />
в самом печальном состоянии. «Эти несчастные были<br />
привлечены в Россию, – нравоучительно замечает Тотт, – надеждой<br />
на лучшую будущность, которая вызывает переселения, всегда обманывает<br />
переселенцев и скоро заставляет их сожалеть о своей<br />
отчизне». («Ces malheureux nés dans le Palatinat avaient été attirés<br />
en Russie par l’espérance d’une meilleure fortune, qui détermine les<br />
émigrations, trompe toujour les émigrants et leur fait bientôt regretter<br />
leur foyers»). 29<br />
Этим рассказом Тотта воспользовался данцигский купец Георг<br />
Тонье, завзятый пруссофил, чтобы подорвать в народе доверие к<br />
колонизационной политике русского правительства. Он поместил<br />
в газете «Elbingische Anzeigen» от 20 (31) января 1788 г. немецкий<br />
перевод того места мемуаров Тотта, где говорится о встрече его<br />
с колонистами, причем намеренно исказил слова Тотта о том, что<br />
надежда на лучшую будущность вызывает переселения, но всегда<br />
обманывает переселенцев: по переводу Тонье выходило, что Россия<br />
покровительствует эмиграции, но обманывает эмигрантов<br />
(«Diese Unglückseligen waren geborne Teutsche, die sich die Hofnung<br />
eines bessern Glückstandes nach Russland zu gehen hatten bereden<br />
lassen, welches Auswanderungen begünstiget, aber die Auswanderer<br />
teuscht und sie bedauern bald ihre alte Wohnungen verlassen zu<br />
haben»). 30<br />
В опровержение искаженного перевода из Тотта Траппе попытался<br />
было поместить в той же газете якобы извлечение из своего<br />
дневника, веденного в мае 1787 г. в Крыму во время пребывания там<br />
императрицы. Это «извлечение» и было уже напечатано для № 13<br />
упомянутой газеты, эльбингская администрация (Policey Directorium)<br />
воспретила выпустить его в свет, «вероятно потому, – иронически<br />
замечает Траппе, – что в Эльбинге считают для себя позволительным<br />
помещать в тамошних ведомостях только французскую, искаженную<br />
29<br />
Mémoires du baron de Tott. Amsterdam, 1784. P. 97–99.<br />
30<br />
Elbingische Anzeigen, IX Stück. Donnerstag, den 31. Januar 1788 // МГА МИД.<br />
«Дела колонистов. 1786–1792».
немцем ложь против России, но не истину в пользу России». Траппе<br />
не оставалось иного исхода, как напечатать свое опровержение в<br />
виде отдельного листа, что он и сделал.<br />
В этом опровержении Траппе, прежде всего, заявляет, что, заинтересовавшись<br />
известием Тотта о беглых колонистах, он сам лично<br />
наводил о них справки в Бахчисарае у тамошних немцев и через<br />
переводчика у некоторых татарских мурз, но оказалось, что в Крыму<br />
никто о них ничего не знает и не слыхал. Немцы же, работавшие<br />
прежде на монетном дворе, устроенном ханом в Каффе, уверяли, что<br />
неоднократно видали в Крыму Тотта, но не с немцами, а с небольшим<br />
табором цыган, которых (как говорят) он забавным образом употреблял<br />
на то, чтобы они предсказывали татарам завоевание русского<br />
царства.<br />
Так как враждебная России деятельность Тотта в Крыму и в Турции<br />
окончилась полнейшей неудачей, «то ни один благоразумный<br />
человек не будет удивляться тому, что хвастливый француз ко вреду<br />
России неоднократно передает лживые рассказы в своих мемуарах,<br />
которые ради их неглубокаго содержания (wegen ihres leichten<br />
Inhalts) и справедливо делаемаго ему (Тотту – авт.) упрека в отвратительном<br />
себялюбии, не без основания горько осуждаются солидными<br />
французами». 31<br />
Если бы действительно являлись к Тотту в Крым беглые немцы, то<br />
они могли бы быть только из колоний, основанных на Украине, а именно:<br />
или из колонии фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского<br />
– Вишеньки (Wischenka), 32 или из значительных коронных колоний<br />
в Беловеже. Но ничего подобного, уверяет Траппе, ему не удалось<br />
обнаружить во время трехмесячного пребывания на Украине, несмотря<br />
на тщательное расследование. «Вышеназванныя колонии<br />
находятся в цветущем состоянии, что совсем не удивительно, так<br />
31<br />
Французское правительство недовольно было тем, что в мемуарах Тотта турки<br />
рисовались в их действительно неприглядном виде. См.: Бильбасов В.А. История<br />
Екатерины II. – Т. 12, ч. 1. – С. 305.<br />
32<br />
В 1772 г. жившие в Валахии близ Бухареста меннониты, по приглашению<br />
фельдмаршала графа Румянцева, переселились в его имение Вишеньки и водворились<br />
там на основании заключенного с графом контракта. Впоследствии<br />
(в 1784 г.) к ним присоединилось еще 16 семейств меннонитов, вышедших из<br />
Венгрии и Богемии. Это была первая меннонитская колония в России. См.:<br />
Историческое обозрение водворения иностранных поселенцев в России //<br />
Журнал Министерства государственных имуществ. – 1854, август. – С. 69.<br />
177<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
178<br />
как фельдмаршал с отеческой любовью относится к своей колонии;<br />
и корона сделала все от нея зависящее, чтобы сделать живущих в<br />
Беловеже иностранцев зажиточными. Добрые люди (с своей стороны<br />
– авт.) очень довольны и ничего не знают о беглых немцах; но<br />
(им известно – авт.), что у них несколько раз появлялись цыгане, которых<br />
они прогнали и которым очень легко могло придти на мысль<br />
через степи отправиться в Крым и, как выше сказано, отдаться под<br />
вполне достойное их покровительство г. Тотта».<br />
Но если допустить, что пришедшие в Крым были действительно<br />
беглые немцы из России, то что же доказывает этот факт? То, что уже<br />
давно и без того известно, а именно, что «во всех местах, где заводятся<br />
колонии, появляются вместе с тем тунеядцы, негодяи, пьяницы,<br />
которые не хотят работать, напоследок же принимаются<br />
за воровство и, наконец, когда им не хотят позволить этого безнаказанно,<br />
убегают оттуда (см. экономические сочинения знаменитого<br />
г. президента фон Бенкендорфа*)». Как на примере, Траппе указывает<br />
на свою встречу в Польше в июле 1786 г. с пятью оборванными и<br />
голодными уроженцами Виртемберга, бежавшими вместе с женами<br />
и детьми из колонии Западной Пруссии. Они жаловались, что в этих<br />
колониях они чуть не умерли с голода, но по справкам оказалось,<br />
что это были негодяи, проматывавшие все, что им ни вверялось.<br />
«Если бы они только знали о местопребывании г. Тотта, то они также<br />
охотно прибегли бы к его помощи, хотя бы в Египте. Под управлением<br />
умершаго тайнаго советника фон Бренкенгофа в королевскопрусских<br />
землях с большою заботливостью устроено много колоний,<br />
хорошие люди там благоденствуют, тунеядцы же и пьяницы – нет, и<br />
напоследок обращаются в мошенников: так бывает всюду, где основываются<br />
колонии, как уже сказано». Ни одна держава в Европе не<br />
делает так много для иностранцев и их благосостояния, как Россия,<br />
и тем, кому близко к сердцу улучшение своего положения, нечего<br />
бояться россказней француза, состоявшего на службе у заклятого<br />
врага христианства: они смело могут основать свой домашний<br />
очаг в России, «где бесчисленные немцы, – так заканчивает Траппе<br />
свою публицистическую отповедь, – уже устроили свое счастье и<br />
разбогатели». 33<br />
33<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».<br />
* Вероятно, в тексте опечатка, и следует читать «Бренкенгоф».
Между тем требование данцигского магистрата об отозвании<br />
Траппе из Данцига, сообщенное Соколовским графу Остерману в<br />
письме от 13 (24) января, произвело очень быстрое и решительное<br />
действие на петербургский кабинет. Занятое тяжелой войной с Турцией<br />
и ожидая войны со Швецией, русское правительство не желало<br />
осложнять своих международных отношений какими бы то ни было<br />
инцидентами, и уже 27 января вице-канцлер писал Соколовскому об<br />
отозвании Траппе из Данцига.<br />
«Поелику в нынешних обстоятельствах, – говорилось в письме<br />
графа Остермана, – не может настоять удобности к благоуспешному<br />
производству порученной асессору Траппе комиссии, то угодно<br />
было всемилостивейшей государыне повелеть мне дать ему о том<br />
знать, дабы оставил он реченную комиссию и, не делая никаких дальнейших<br />
по ней подвигов, немедленно сюда возвратился». 34<br />
Письмо графа Остермана, пришедшее в Данциг 6 (17) февраля,<br />
упало Траппе, как снег на голову: ничего подобного он не ожидал.<br />
Недоумение его усиливалось тем обстоятельством, что в письме<br />
графа Остермана ничего не говорилось о том, как быть с навербованными<br />
для отправления в Россию колонистами (лютеранами)<br />
и меннонитами. Между тем многие меннониты продали все свое<br />
движимое и недвижимое имущество, «bona fide», полагаясь вполне<br />
на высочайше утвержденные привилегии, и готовились к отъезду<br />
в Ригу. Поэтому на следующий же день, 7 (18) февраля, Траппе обратился<br />
к разъяснениями к графу Остерману, прося его сообщить,<br />
как следует поступить с помянутыми людьми: «для высокой короны<br />
набранные, согласно содержанию всемилостивейшее утвержденных<br />
привилегий, и на счет короны продовольствованные люди должны<br />
ли быть сохранены и весной отправлены в Ригу или нет?» Решение<br />
этого вопроса в последнем смысле Траппе находил во всех отношениях<br />
неудобным и потому просил назначить своим заместителям по<br />
отправлению колонистов и меннонитов Соколовского, и дать ему на<br />
этот счет письменную инструкцию и деньги. 35<br />
О передаче своей «комиссии» Соколовскому Траппе одновременно<br />
хлопотал и перед Потемкиным, причем хвалил усердие Соколовского<br />
и испрашивал для него покровительство всесильного<br />
вельможи. «Он (Соколовский – авт.) меня уверял, – писал Потемкину<br />
179<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
34<br />
Там же.<br />
35<br />
Там же.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
180<br />
Траппе, – и, я надеюсь, он это исполнит, – что он хочет употребить<br />
все свои старания на то, чтобы так устроить, что прибудут в Ригу все<br />
меннониты, которых я принял, и которые желают отправиться, чтобы<br />
пополнить число лиц, одаренных ея императорским величеством<br />
привилегиями. На этот предмет я ему оставляю здесь денежные<br />
средства, в которых он может иметь нужду. Если он исполнит свое<br />
обещание, то будет иметь основание ожидать, что ея императорское<br />
величество вознаградит его путем вашего великодушнаго предстательства<br />
и покровительства, к чему я осмеливаюсь его рекомендовать,<br />
как моего друга и очень честнаго человека, которому покровительствует<br />
г-н граф Остерман». 36<br />
В письме к графу Остерману от 7 (18) февраля Траппе между прочим<br />
заявлял о своей готовности исполнить приказание о выезде из<br />
Данцига, но сомневался, чтобы это можно было сделать без ущерба<br />
«для короны» ранее конца следующей недели (7 февраля в 1788 г.<br />
приходилось на понедельник); в действительности же он пробыл<br />
в Данциге несколько дольше: его удерживало здесь отчасти нежелание<br />
расстаться со своей «комиссией», не только «полезной для<br />
России», но и выгодной лично для него, отчасти же необходимость<br />
привести в порядок дела по организации переселения навербованных<br />
людей и укрепить их решимость переселиться в Россию.<br />
«Меннониты, – писал Траппе графу Остерману от 6 марта (н. ст.),<br />
– которых я отправляю к князю (Потемкину – авт.) и которые путешествуют<br />
в своих собственных экипажах, отняли у меня много<br />
времени. Добрые люди крайне встревожены, что я от них уезжаю,<br />
они ссылаются на 17-й пункт своих ея императорским величеством<br />
самолично утвержденных привилегий; они рыдают и плачут о моем<br />
отъезде, потому что их энтузиазм к России и их доверие ко мне велики.<br />
Но я постарался их успокоить и им добрым манером объяснить,<br />
что перед высочайшей императорской волей, вероятно, только<br />
«ad interim», даже привилегии должны склоняться, хотя бы они и<br />
были столь новы». 37<br />
Между прочим, Траппе старался увлечь меннонитов заманчивой<br />
для них перспективой обращения в христианство крымских татар,<br />
коих соседями они сделались бы по переселении в Россию; и этот<br />
36<br />
Там же. Extrait d’une letter écrite à Son Altesse Monseigneur le Prince de<br />
Potemkin-Tavritscheskoi.<br />
37<br />
Там же.
мотив в среде людей религиозно-настроенных не мог не иметь некоторого<br />
значения, придавая переселению, предпринятому в силу<br />
чисто экономических причин, некоторую идеалистическую окраску.<br />
«Они ничего не делают охотнее, – писал Траппе вице-канцлеру о<br />
меннонитах, – как крестят. О, если бы Россия пожелала воспользоваться<br />
приверженностью этих людей! Теперь – момент». 38<br />
В том же духе, рассчитанном на религиозное чувство эмигрантов,<br />
Траппе напечатал особую рекламу в виде прощального письма к<br />
меннонитам. В ней он заявляет, что решение меннонитов переселиться<br />
в Россию «есть дело Всемогущего Творца, сокрывшаго под тем<br />
неисповедимыя премудрыя намерения…»<br />
В виду того, что в его отсутствие из Данцига недоброжелатели и<br />
завистники России будут употреблять все средства, чтобы отклонить<br />
меннонитов от переселения, Траппе напоминает им свой совет, который<br />
он давал им раньше неоднократно, «разсудить с Богом о сем<br />
деле и ежедневно возсылать к нему моление»:<br />
«Если дело Твое, о, Боже, помоги;<br />
Если же дело рук человеческих, отврати;<br />
И помышления наши примени»<br />
(«Ist’s Wek von Dir, so hilf zu Glück,<br />
Ist’s Menschenthun, so treibs zurück<br />
Und ändere unsre Sinnen»).<br />
Указав на материальные выгоды, соединенные с водворением в<br />
России, Траппе старается успокоить возможные сомнения меннонитов<br />
насчет свободы религиозной совести в России: «Если квакеры,<br />
говорится далее в рекламе, – из освобожденной Францией Америки<br />
могли решиться на переселение во Францию, нисколько не умалив<br />
этим истинных заслуг Франции в деле освобождения Америки, то<br />
тем менее вам следует колебаться выбрать своим отечеством Россию,<br />
где еще в большей степени, нежели во Франции, существует<br />
свобода вероисповедания и все условия, необходимыя для благополучия,<br />
а в особенности – для иностранцев. Где, в самом деле,<br />
в целом мире можно было бы найти государыню, сделавшую для<br />
иностранцев больше того, что сделала в продолжение 25-ти незабвенных<br />
лет и еще теперь для них делает проникнутая величайшим<br />
духом терпимости и благотворения, премудрая монархиня России,<br />
Екатерина Великая, чудо нашего века?»<br />
181<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
38<br />
Там же.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
182<br />
В заключение Траппе, во-первых, просит меннонитов, переселяющихся<br />
в Россию, позаботиться «о хороших учителях, о верных<br />
духовных пастырях», которые пеклись бы о спасении их душ и благочестивой<br />
жизни, чтобы и в России меннониты «светились светом»<br />
своим «пред человеки», а во-вторых, предостерегает их, чтобы в состав<br />
эмигрирующих партий не вошли нравственно испорченные,<br />
ведущие явно порочный образ жизни, как, например, пьяницы, дабы<br />
тем не обесславить в России доброго имени меннонитов. 39<br />
По словам самого Траппе, его «прощальное письмо» произвело<br />
невероятное впечатление на меннонитов. «Я доволен тем, – писал<br />
он графу Остерману от 5 марта (н. ст.) 1788 г., – что и в таком случае<br />
они не остались бы (на родине – авт.), если бы захотели связать их<br />
веревками. На этой неделе меня дважды посетил их епископ, старый<br />
почтенный человек, сердечно расположенный к России; я представил<br />
ему мое письмо, он поцеловал меня трижды и сказал, что все это<br />
правда, что Дух Божий внушил мне это, и верно то, что императрица<br />
величайшая женщина, какая только существовала в мире». 40<br />
Еще раз повторив в письме к графу Остерману от 9 марта (н. ст.)<br />
свою просьбу о поручении отправки набранных им людей Соколовскому,<br />
Траппе затем выехал из Данцига, но не в Россию, а в<br />
Любек.<br />
2.<br />
При 65-тидесятинном наделе на каждое семейство и при интенсивной<br />
системе хозяйства меннониты не могли обойтись без помощи<br />
батрачьего труда, без найма работников и работниц.<br />
Занимаясь сами преимущественно земледелием, они, естественно,<br />
нуждались в услугах ремесленников, не принадлежавших к их<br />
религиозной общине, в особенности же таких, которые имеют прямое<br />
и непосредственное отношение к ведению сельского хозяйства,<br />
каковы, например, кузнецы.<br />
Наконец, намереваясь организовать сбыт продуктов своего хозяйства<br />
по Днепру и Черному морю, меннониты должны были ощутить<br />
потребность в людях, привычных к водной стихии, в матросах.<br />
39<br />
Печатный оригинал см.: МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792»; русский<br />
перевод см.: Государственный архив.<br />
40<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».
(В людях последней категории нуждался и императорский флот, заведенный<br />
князем Потемкиным на Черном море).<br />
Трудно было рассчитывать на то, что в слабо населенном Новороссийском<br />
крае найдутся эти три категории рабочих людей в достаточном<br />
количестве, и потому приходилось подумать о приглашении<br />
их из-за границы.<br />
Когда в 1787 г. Траппе вторично отправлялся со своей «комиссией»<br />
в Данциг, то ему одновременно поручено было резолюцией<br />
императорского кабинета, за подписью графа Александра Безбородко,<br />
«набрать для меннонитов в Мекленбургских владениях значительное<br />
число батраков и служанок, а также некоторых им в высшей<br />
степени необходимых ремесленников». 41<br />
В северной Германии в XVIII столетии Мекленбург был страной по<br />
преимуществу крупного дворянского землевладения, где крестьянин<br />
спустился до положения батрака.<br />
С развитием денежного капиталистического хозяйства здесь, как<br />
и в других государствах Германии, дворяне начали стремиться к завладению<br />
крестьянскими землями, вопреки обычному праву. Опираясь<br />
на чуждое римское право, не считавшееся со своеобразными<br />
условиями владения и права средневековой Германии, дворяне<br />
старались поставить своих крестьян в положение временных арендаторов,<br />
у которых они в праве на законном основании взять земли<br />
и отдать в аренду. Это им, в конце концов, и удалось. Большую роль<br />
в создании крупного дворянского землевладения, помимо реформации,<br />
с ее секуляризацией церковных земель, и Тридцатилетней<br />
войны, сыграла огороженная или выгонная система полеводства,<br />
которая в начале XVIII столетия произвела переворот в сельском<br />
хозяйстве. «Эта система хозяйства основана на том, что через известные<br />
периоды обработка почвы меняется. Поля, засеваемые<br />
зерном, оставляют не несколько времени в покое и превращают<br />
их в искусственные пастбища. Этот порядок усиливает разведение<br />
скота и позволяет ограничить число работников. Дворяне буквально<br />
массами гнали крестьян с их собственной земли, чтобы очистить<br />
себе место для новой системы хозяйства». В течение первой половины<br />
XVIII столетия таким образом дворяне в Мекленбурге выселили<br />
более 7 000 крестьян. Государственная власть была здесь бессильна<br />
противостоять организованной силе дворянства, и в 1755 г.<br />
183<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
41<br />
Там же. Письмо Траппе к графу Остерману от 7 (18) февраля 1788 г.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
184<br />
формально подтвердила право дворян выселять оседлых крестьян.<br />
После этого в течение 27 лет, по свидетельству герцога Мекленбургского<br />
в его письме к императору от 13 декабря 1782 г., рыцари выселили<br />
49 деревень. «Однако же, если так пойдет дальше, – жаловался<br />
герцог в упомянутом письме, – то лет через двести в тех местностях<br />
моей страны, где находится собственность рыцарей и Landschaft,<br />
не останется ни одной деревни и ни одного крестьянина». 42<br />
В виду указанных особенностей своего хозяйственного строя,<br />
Мекленбург казался наиболее подходящим рынком для вербовки<br />
батраков и работниц в меннонитские колонии. Вот почему, согласно<br />
упомянутой выше резолюции императорского кабинета, уже в декабре<br />
1787 г. Траппе послал своих эмиссаров в Нижнюю Саксонию<br />
(Nieder Sachsen, т.е. нижнесаксонский округ Священной Римской<br />
империи, в состав которого входил Мекленбург) для приглашения<br />
необходимых меннонитам батраков, ремесленников и работниц.<br />
Сборным пунктом для них был назначен Любек, куда и направился<br />
Траппе после выезда из Данцига.<br />
Однако он не намерен был оставаться здесь на продолжительное<br />
время и лично руководить набором и отправлением этого рода<br />
переселенцев: свою задачу он видел в том, чтобы лишь наладить,<br />
организовать это дело.<br />
Высший надзор и контроль за отправлением эмигрантов из Любека<br />
Траппе возложил на тамошнего русского консула надворного<br />
советника Сапожникова, в распоряжение которого он доставил и<br />
денежные средства (3 000 марок). Наем кораблей, посадка в них колонистов<br />
и составление именных списков последних с указанием<br />
их возраста, места рождения и вероисповедания были поручены<br />
особому обер-инспектору Калю (Kahl). Эти списки при письме Сапожникова<br />
должны были пересылаться в Ригу в контору английских<br />
купцов – Торлея, Морисона, Угтерлони и Кº, которой поручено было<br />
производить платежи за доставку и пересылку колонистов и содержать<br />
их в Риге до отправления на место водворения.<br />
Наконец, самая вербовка эмигрантов, с обязательством доставки<br />
их прямо на корабли, была поручена особым трем агентам: 1) Генриху<br />
Христофору Герлаху, уроженцу Гамбурга, 2) Христофору Мейбауму<br />
42<br />
Кампфмейер П. Очерки из истории немецкой культуры (Geschichte der modernen<br />
Gesellschaftsclassen in Deutschland) / Пер. с нем. А.М. Герд; под ред.<br />
П. Струве. – СПб., 1898. – С. 36–38.
из Гильдесгейма (aus dem Stifte Hildesheim gebürtig) и 3) Иоганну<br />
Адольфу Лангеману в Данциге.<br />
В письме Траппе к Сапожникову из Альтоны от 16 апреля 1788 г.,<br />
из которого мы почерпнули сведения о данной переселенческой<br />
организации, указываются и ее мотивы, а равно сообщаются сведения<br />
о вербовщиках и даются Сапожникову указания, в какие отношения<br />
он должен стать к последним. «Я прошу вас заметить, – пишет<br />
Траппе Сапожникову, – что не безразлично, каких людей мы будем<br />
принимать: не следует принимать разных бесполезных бродяг, которые<br />
будут напрашиваться. Отныне и во все продолжение войны<br />
следует принимать только таких людей, которых ея императорское<br />
величество именным указом сама соизволила назначить для блага и<br />
содействия меннонитским колониям. Это значит, главным образом,<br />
батраков и работниц для земледелия и таких ремесленников, которые<br />
нужны меннонитам, а также матросов и т.д.» «Так как я по<br />
опыту в Данциге знаю, что ничто не производит такой сенсации и<br />
такого движения, как если собрать в большом городе много народа,<br />
чтобы содержать его и выдавать кормовые деньги, и так как отсюда<br />
возникает еще то зло, что сбегается много негодных бродяг, желая<br />
получить содержание, то я предусмотрительно заключил контракт<br />
с неким Генрихом Христофором Герлахом, уроженцем Гамбурга,<br />
чтобы он принимал втихомолку, на счет короны, только таких людей,<br />
которых я уже с декабря месяца прошедшего года пригласил<br />
через посланные в Нижнюю Саксонию агентства (Emissarien), чтобы<br />
поименованный сейчас Герлах собирал людей, потом их, когда корабли<br />
будут почти готовы к отплытию, отводил franco на корабль,<br />
за что он, согласно условию, получит с каждой головы, не считая<br />
только детей моложе 15-ти лет, по четыре ходячих любекских марки,<br />
а именно половину, т.е. две марки, при отплытии каждого корабля<br />
из рук вашего высокоблагородия, а другую половину в Риге после<br />
прибытия колонистов. Таким образом, ваш труд облегчается: вам не<br />
придется выдавать кормовых денег всякому в отдельности, а только<br />
при отбытии каждаго корабля вы возьмете у г-на Кале удостоверение<br />
в том, сколько голов Герлах отвел на корабль, и вы заплатите ему за<br />
каждую голову старше 15 лет по две любекских марки, взяв с него<br />
квитанцию.<br />
Если некий Христофор Мейбаум из Гильдесгеймскаго монастыря,<br />
котораго я в декабре прошлаго года послал из Данцига с полномочием<br />
пригласить здоровых молодых батраков и работниц, придет к<br />
185<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
186<br />
вам и привезет с собою хороших людей, то я прошу выдать ему удостоверение<br />
в том, сколько взрослых людей привел он на корабль,<br />
по которому, при своем прибытии в Ригу, он получит условленную с<br />
ним сумму денег. Если у того Мейбаума выйдут деньги, например, в<br />
Любеке, то ваше высокоблагородие могли бы ему в том случае, когда<br />
он привезет людей, выдать, раз он потребует денег, 30 или 40 любекских<br />
марок в счет той суммы, которую он получит в Риге.<br />
Я снабдил также некоего Иоганна Адольфа Лангермана в Данциге<br />
полномочием принимать людей. Если он приведет на корабль<br />
хороших безупречных людей, то я прошу принять их, и ему, Лангерману,<br />
выдать удостоверение, сколько он привел голов, по которому<br />
он получит в Риге следуемое ему вознаграждение при передаче<br />
людей. Но выдать Лангерману в Любеке деньги на руки я считаю<br />
опасным, потому что он кажется мне недостаточно солидным и<br />
надежным».<br />
За провоз колонистов от Любека до Риги Траппе считал возможным<br />
заплатить шкиперам по два альбертовских таллера с человека<br />
и по стольку же за содержание, – всего, следовательно, за провоз<br />
и содержание от Любека до Риги по четыре таллера с человека; но<br />
чтобы заинтересовать самих шкиперов в этом деле и тем обеспечить<br />
успех эмиграции, он рекомендовал Сапожникову лучше отделить<br />
плату за провоз от платы за содержание колонистов, определив последнюю<br />
в 25 копеек за день для взрослого эмигранта и в 15 копеек<br />
для малолетнего, не достигшего 15-ти лет. 43<br />
Всем этого рода эмигрантам, направлявшимся в Россию через Любек,<br />
Траппе гарантировал следующие права и преимущества:<br />
1. Бесплатное путешествие (freye Reise) от Любека до Риги<br />
водой.<br />
2. Как только они прибудут в Ригу, т.е. внутрь русских границ,<br />
каждому взрослому человеку как мужского, так и женского пола<br />
– ежедневно четверть рубля, т.е. 25 копеек, и каждому несовершеннолетнему<br />
ниже 15-ти лет – ежедневно 12 копеек денег на<br />
продовольствие.<br />
3. Равно такие же продовольственные деньги и бесплатный<br />
проезд от Риги сухим путем до места водворения (bis an Ort und<br />
Stelle).<br />
4. Сверх того – содержание до первой жатвы.<br />
43<br />
Post-Scriptum к письму Траппе на имя Сапожникова от 16 апреля 1788 г.
5. Свободное исповедание веры (freye Religionsübung, es sey,<br />
welche Religion es wolle).<br />
6. Вечное освобождение от всякого рода военной службы (ewige<br />
Befreyung von allen Soldatenübungen).<br />
7. Батракам и работницам – хорошую и приличную плату от 18,<br />
20, 24 и 30 рублей, смотря по тому, что они за люди; и когда они со<br />
временем захотят вступить в брак и поселиться (ansetzen) – дом с необходимыми<br />
хозяйственными постройками, 60 десятин земли, также<br />
необходимое количество скота (Zug- und Nutz-Vieh) и 100 рублей<br />
ссуды для покупки на месте водворения земледельческих орудий и<br />
прочего, сверх того десятилетнюю льготу от податей, по истечении<br />
которой назначается ежегодная подать неизменно в 9 рублей.<br />
8. Ремесленникам в деревне – собственный дом и столько пахотной<br />
земли и лугов, сколько они пожелают иметь, при 100 рублях<br />
ссуды и десяти льготных (от податей) годах.<br />
9. Ремесленникам в городах в течение полугода бесплатную<br />
квартиру, 10 льготных лет и 100 рублей ссуды.<br />
10. Свободу опять выехать из России, когда пожелают, если только<br />
возвратят короне ссуду и уплатят подать за три года вместо десятины<br />
(т.е. десятой части нажитого в России имущества). 44<br />
На этих условиях консулом Сапожниковым было отправлено в<br />
Россию всего 43 человека обоего пола 45 в течение двух месяцев, с<br />
апреля по июнь 1788 г., когда русский посланник в Гамбурге Гросс<br />
предписал приостановить дальнейший прием эмигрантов такого<br />
рода впредь до новых распоряжений из Петербурга. 46<br />
Дело в том, что еще письмом от 30 марта 1788 г. вице-канцлер граф<br />
Остерман, «вследствие точнаго приказания» императрицы, поручил<br />
Гроссу принять в свое ведение «колонистскую комиссию» со всеми<br />
ассигнованными на нее фондами. «Они (фонды – авт.) вверены вам с<br />
тем, – писал вице-канцлер Гроссу, – чтобы вы продолжали их употреблять<br />
сообразно намерениям двора, и чтобы вы вспомоществовали<br />
44<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792». Письмо Траппе к Сапожникову от<br />
16 апреля 1788 г. из Альтоны.<br />
45<br />
Там же. «Verzeichnis von Personen, die auf Anordnung des Herrn Director Trappe<br />
zum besten derer Mennonisten-Colonien in Taurien und theils für die Russisch-<br />
Kayserliche Flotte auf dem Schwarzen Meer allhier engagiert worden und mit<br />
denen nachher zugleich bemerkten Schiffern abgeseegelt sind».<br />
46<br />
Там же. Письмо Гросса к графу Остерману от 20 июня (1 июля) 1788 г.<br />
187<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
188<br />
ими тем лицам, которых г-н Траппе принял на службу государству,<br />
разумеется, всякий раз, как вы предварительно удостоверитесь в<br />
их неизменном намерении отправиться в Россию, точно также как<br />
и относительно времени их действительнаго отправления. Мне нет<br />
нужды предупреждать вас относительно осмотрительности и мер<br />
предосторожности, которых требует выполнение плана, составленнаго<br />
во время более спокойныя, и который настоящия обстоятельства<br />
могут заставить разсматривать с ложной точки зрения. Ваша<br />
проницательность не позволяет мне сомневаться в том, что вы направите<br />
Ваши шаги таким манером, чтобы избежать всякой огласки,<br />
оказывая в то же время новым колонистам ободрение, какого они<br />
будут заслуживать». 47<br />
Одновременно, своим письмом от того же 30 марта, граф Остерман<br />
предписывал Траппе немедленно, перед отправлением в Россию,<br />
явиться в Гамбург к русскому посланнику и не только объяснить<br />
ему причины своего путешествия в Нижнюю Саксонию, но и дать отчет<br />
о тех денежных суммах, которыми он был снабжен при отъезде из<br />
России. 48 Письмо это было доставлено Гроссу для пересылки в Любек<br />
по назначению, но оказалось, что еще дней за 8 или 10 до получения<br />
письма в Гамбург, Траппе проехал через этот город в Голландию, «чтобы<br />
сделать там несколько новых наборов» (колонистов), куда Гросс<br />
и переправил письмо вице-канцлера с приложением собственного<br />
письма, в котором убеждал Траппе немедленно вернуться в Гамбург,<br />
дабы сообща выполнить данные им обоим приказания двора. 49 Но<br />
возвращение в Гамбург и затем оттуда в Россию не входило в намерения<br />
Траппе: ему вовсе не хотелось расставаться с тем независимым<br />
и доставлявшим большие материальные выгоды положением, которое<br />
обеспечивала ему «колонистская комиссия»; при этом он мог<br />
рассчитывать на скорое прекращение войны и на покровительство<br />
Потемкина, а потому под разными предлогами не исполнял предписания<br />
графа Остермана о даче отчета в израсходованных суммах и о<br />
возвращении в Россию. Придумывая все новые и новые препятствия<br />
к исполнению этого предписания, Траппе одни за другим составил<br />
обширные проекты о соединении всех меннонитов в одну религиоз-<br />
47<br />
Там же. Архив Гамбургской миссии.<br />
48<br />
Там же.<br />
49<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792». Письмо Гросса к графу Остерману<br />
от 18 (29) апреля 1788 г.
ную общину и о привлечении в Россию таких иностранцев, которые<br />
могли бы оказать ей существенные услуги в деле развития торговли,<br />
мануфактур, земледелия, судостроения и мореплавания.<br />
На вышеупомянутое предписание вице-канцлера он отвечал<br />
следующим образом в письме из Амстердама от 22 апреля (3 мая)<br />
1788 г.: «Получи я это (письмо – авт.) в бытность мою в Гамбурге,<br />
я не поехал бы в Голландию. Но не получая в течение 8-ми недель<br />
никакого ответа на мое покорнейшее письмо от 18 февраля, как я<br />
сообщил также г. Соколовскому в Данциг, я вполне соответственно<br />
обстоятельствам счел долгом последовать инструкции моего светлейшаго<br />
начальника и сообразно с этим приступить, наконец, к путешествию<br />
по Голландии, благодаря дальнейшему откладыванию котораго<br />
интересы короны сильно пострадали бы. 50 В течение 11 дней,<br />
которые я здесь нахожусь, я не щадил усилий, чтобы быть полезным,<br />
имел при этом хороший успех, и дело дошло до того, что будет созван<br />
синод меннонитскаго духовенства под предлогом изыскания<br />
подходящаго средства (ein schickliches Mittel ausfinden zu machen)<br />
к соединению и слиянию в одну согласную общину эмигрирующих<br />
в Россию данцигских меннонитов, которые все в лице их предков<br />
происходят из Голландии и ныне разделяются под именем грубых и<br />
учтивых меннонитов, и внушить им друг к другу ту самую веротерпимость,<br />
которая здесь достойным подражания образом господствует<br />
в общине van het Lam en den Thoren. Если бы это осуществилось,<br />
то они могли бы не только между собой вступать в браки, но и с<br />
представителями иных вероисповеданий, что принесло бы большую<br />
пользу государству.<br />
Я имею еще по поводу синода, к выгоде России, совершенно<br />
другия, простирающиеся на будущее время важныя намерения, о<br />
которых я до времени не могу письменно распространяться.<br />
Вследствие милостиваго письма вашего сиятельства я так устрою<br />
(Durch Veranlassung Eu. Erlaucht gnädigen Schreibens werde ich<br />
meine Einrichtungen nun so machen, dass ich mich noch einige Tage<br />
hier aufhalte), что мне станется здесь еще несколько дней, дабы<br />
189<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
50<br />
По уверению Траппе в цитируемом письме, он еще в феврале 1787 г. из Киева,<br />
с ведома и одобрения Потемкина, вступил в переговоры с голландскими<br />
меннонитами, которые «с большим усердием приглашали» его к себе. Предписание<br />
графа Остермана застало его среди приготовлений к путешествию<br />
во Фрисляндию и Обер-Иссель к тамошним меннонитам.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
190<br />
поддержать начатое доброе дело и не иметь необходимости снова<br />
сюда возвращаться, решив предпринять обратное путешествие из<br />
Over-Issel’я чрез Долларт в Ост-Фрисландию и оттуда прямо в Гамбург,<br />
как только это можно будет сделать без ущерба для интересов<br />
короны». 51<br />
Траппе удалось заручиться посланиями голландских меннонитов<br />
к меннонитским старейшинам в Данциге и сверх этого «очень трогательным»<br />
письмом ко всем переселяющимся в Россию меннонитам<br />
в совокупности. Но он был не намерен ограничиться этими результатами,<br />
так как вся его цель заключалась в том, чтобы под разными<br />
предлогами продлить свое пребывание за границей. Сейчас же у<br />
него возникает план воспользоваться происходившей в Голландии<br />
борьбой между политическими партиями – княжеской и так называемой<br />
патриотической (к последней принадлежали почти все богатые<br />
меннониты) для привлечения в Россию всех тех лиц, чьи интересы,<br />
так или иначе, страдали от этой борьбы. Он вступает в сношения с<br />
«патриотами» различных голландских городов (между прочим, Гаарлема<br />
и Саардама) и по требованию их отправляется в Брюссель<br />
для переговоров с эмигрировавшими туда голландскими крупными<br />
негоциантами и мануфактуристами, чтобы склонить их к переселению<br />
в Россию. 52 Эти переговоры требуют прямых сношений с князем<br />
51<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».<br />
52<br />
В письме к Гроссу от 12 (23) мая из Амстердама Траппе, между прочим, писал:<br />
«Itzt noch ist der Zeitpunkt, dass Russland von denen hier immer noch herrschenden<br />
Unruhen Nutzen ziehen kann, vornehmlich in Ansehung derer Mennonisten,<br />
die bis diese Bunde erzpatriotisch gesinnt sind Ew. Excellence belieben ja<br />
nicht zu glauben, als wenn hier die Gährung und Erbitterung der Gemüther schon<br />
aufgehört hätte. Keineswegs! Ich habe hier von etwa 9 Tagen von dem angeblich<br />
prinzlich-gesinnten Pöbel Excesse begeben sehen, deren sich vielleicht die guten<br />
Tataren in der Krim geschämt haben würden».<br />
В письме к графу Остерману от 5 (16) июня из Брюсселя Траппе также говорит<br />
о волнениях в Голландии: «Ich bin seitdem die vereinigten Provinzen mit grossem<br />
Success durchgereist, und habe zu meiner höchsten Verwunderung eine unglaubliche<br />
Gährung in denen Gemüthern angetroffen, wovon Russland fürs Commerce,<br />
Manufacturen, für die Landes-Cultur und für den Schiff-Bau und Schiff-Fahrt einen<br />
alle Erwartung übertreffenden soliden Nutzen ziehen kann. Denn die prinzlichgesinnten<br />
Parthey übertreibt es und bringt die Patrioten, deren es in manchen<br />
Provinzen, als in Friesland, Gröningen und Nord-Holland ganz ausserordentlich<br />
viele gibt, zur Verzweifelung, so dass brave wohlhabende Leute noch täglich emigrieren,<br />
wovon ich als Augenzeuge sprechen kann».
Потемкиным, к которому Траппе отправляет курьера из Брюсселя,<br />
а сверх этого в том же Брюсселе и во Фрисландии приготовляются<br />
депутации, «чтобы договариваться с князем непосредственно».<br />
Желающие эмигрировать в Россию требуют при этом, чтобы Траппе<br />
оставался, если не в самой Голландии, то поблизости от нее до тех<br />
пор, пока не будет получен ответ Потемкина. Таким образом, опять<br />
находится приличный предлог не исполнять предписания графа<br />
Остермана о прибытии в Гамбург и затем в Россию. В оправдание своего<br />
поведения Траппе совершенно некстати ссылается на то обстоятельство,<br />
что граф Остерман, когда он отправлял свое предписание<br />
от 30 марта, не было известно о назначении Каля обер-инспектором<br />
по отправке батраков и ремесленников для меннонитских колоний,<br />
каковое назначение делало излишним дальнейшее пребывание в<br />
Любеке самого Траппе. «Это было бы для меня большим и, наверное,<br />
незаслуженным унижением, если бы министерство в Петербурге хотело<br />
думать обо мне, – писал Траппе графу Остерману от 5 (16) июня<br />
из Брюсселя, – что я не могу быть употреблен ни на что лучшее, как<br />
только отправлять батраков и работниц. Последствия научат противному<br />
и укажут, что я способен сделать для важнейшей пользы<br />
России. Только мне очень жаль, что я должен опасаться, что даже<br />
в Петербурге из зависти к славе князя (Потемкина – авт.) могут<br />
быть ставимы препятствия, коль скоро дойдет до того, чтобы привлекать<br />
в Херсон крупных негоциантов, мануфактуристов, судо- и<br />
мельнице-строителей».<br />
Полагаясь на покровительство Потемкина и пугая именем последнего<br />
графа Остермана, хотя и в очень почтительной форме, Траппе<br />
продолжал в указанном письме: «Когда ваше сиятельство в будущем<br />
соизволите мне присылать приказания, я испрашиваю себе теперь<br />
только как милости, чтобы таковыя, где возможно, могли согласоваться:<br />
1. с моей от князя Потемкина полученной письменной инструкцией;<br />
2. с одобренной князем письменной конвенцией, которая также<br />
определяет, как должны быть исчисляемы мною денежные суммы по<br />
числу голов, без обременения этим г. министра Гросса в Гамбурге и<br />
3. с всемилостивейше утвержденными императрицей привилегиями,<br />
которые служат для меня руководящей нитью».<br />
О своих намерениях и планах Траппе извещал не только графа<br />
Остермана, но и посланника Гросса в Гамбурге, через посредство которого<br />
отчасти велась и самая переписка с вице-канцлером.<br />
191<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
192<br />
Гросс был возмущен письмами Траппе и дал настоящую оценку<br />
его поведения в своих донесениях вице-канцлеру. Получив письмо<br />
Траппе от 12 (23) мая из Амстердама, в котором он сообщал о своем<br />
намерении отправиться в Фрисландию, чтобы воспользоваться<br />
происходившими там волнениями для привлечения эмигрантов в<br />
Россию, Гросс писал вице-канцлеру от 16 (27) мая 1788 г.: «Сколь<br />
сильно я ни склонен во всех отношениях, и в особенности после<br />
точных приказаний со стороны нашего августейшаго двора, которыя<br />
я внушил ему о предмете его частнаго поручения, разсматривать все<br />
содержание его письма, как болтовню и приманку, предназначенныя<br />
к тому, чтобы маскировать некоторым образом его дурное намерение,<br />
тем не менее, я считаю своей обязанностью не освобождать<br />
себя от представления здесь на усмотрение вашего сиятельства<br />
верных копий с этой новой присылки г. Траппе ко мне (des<br />
copies fidèles de cette nouvelle expédition du Sr. Trappe à moi), дабы вы<br />
сами могли судить об излишестве его преувеличеннаго усердия или<br />
скорее его дерзости, обнаруженной в этом случае».<br />
Получив затем сразу два письма Траппе от 5 (16) июня из Брюсселя<br />
– одно на свое имя, а другое – на имя графа Остермана (отрывки<br />
из этого последнего письма были приведены выше), Гросс снова писал<br />
вице-канцлеру от 13 (24) июня: «Согласно тем понятиям, которыя<br />
я имею благодаря сведениям, полученным от вашего сиятельства, я<br />
откровенно признаюсь, что продолжение этой корреспонденции<br />
мне кажется совершенно также непонятным, как содержание этих<br />
писем; но все же для меня невозможно сочетать все новые и обширные<br />
проекты г. Траппе с теми точными приказаниями, которые<br />
предписаны ему нашим августейшим двором». 53<br />
В Петербурге, по-видимому, были сделаны попытки воздействовать<br />
на Траппе через Потемкина, но они ни к чему не привели: 54<br />
53<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».<br />
54<br />
Гросс в письме к вице-канцлеру из Гамбурга от 20 (31) октября 1788 г., упомянув<br />
о получении консулом Сапожниковым двух писем от Траппе писал:<br />
«Selon la première, qui est datée de Londres du 5 Août il paroit, que ce dernier<br />
(Trappe – авт.) continue de poursuivre son voyage et les recherches y relatives,<br />
quoique par une contradiction très évidente il y fasse mention en même temps<br />
d’un ordre exprès, par lequel Monseignenr le Maréchal Prince de Potemkin, sur les<br />
instructions duquel il s’est reporté toujours depuis, lui doit avoir enjoint en date<br />
du 10 juin de cette année, de surseoir jusqu’à une paix prochaine toute démarche<br />
ultérieure touchant sa sommission».
из Брюсселя Траппе переезжает в Лондон, откуда в письме от<br />
8 июля (н. ст.) 1788 г. сообщает вице-канцлеру новые проекты о<br />
привлечении в Россию разного рода эмигрантов и обещает ей от<br />
своей деятельности всякое ожидание превосходящие выгоды «для<br />
(умножения – авт.) населения, для торговли и мануфактур и, что<br />
самое главное и дает основание всему – для культуры прекраснейших<br />
и плодороднейших к сожалению лежащих невозделанными<br />
земель».<br />
На этот раз вице-канцлер не счел возможным отделываться молчанием<br />
от предложений Траппе, и в письме от 8 августа того же года<br />
(ст. ст.) повторил ему данные раньше приказания.<br />
«Ни одно их ваших писем, – говорилось в письме вице-канцлера,<br />
– со времени отъезда из Данцига до вашего прибытия в Лондон, не<br />
ускользнуло от внимания ея императорскаго величества. По высочайшему<br />
повелению я имею повторить вам отправленныя в моем<br />
письме от 30 марта точныя приказания, потому что теперь не такое<br />
время, когда можно заниматься набором и водворением новых колонистских<br />
семейств. Вы должны поэтому во всех пунктах сообразоваться<br />
с предписаниями, изложенными в вышеуказанных письмах,<br />
и по получении сего, до заключения, дай Бог, скораго мира, воздержаться<br />
от дальнейшаго набора (Enrolliren) колонистов, а также от<br />
осуществления остальных, вами предложенных проектов». 55<br />
Но и это письмо не удержало Траппе ни от продолжения своего<br />
путешествия, ни от представления новых проектов. Вскоре его мы<br />
видим в Шотландии, откуда он из Глесго от 30 сентября 1788 г. обращается<br />
в Любек к консулу Сапожникову с предложением произвести<br />
расчет в тех суммах, которые ему были вверены на отправку<br />
в Россию батраков и работниц. Но Гросс предписал Сапожникову<br />
оставшиеся от этой операции деньги (2 076 марок с небольшим или<br />
приблизительно, по определению Гросса, 600 экю) оставить неприкосновенными<br />
и отнюдь не возвращать Траппе. Это дало последнему<br />
повод жаловаться, что секвестр указанной небольшой суммы лишил<br />
его возможности «доставить государству множество колонистов и<br />
матросов». 56<br />
Вернувшись в Англию, Траппе от 27 октября посылает письмо<br />
вице-канцлеру, в котором объясняет цель своей поездки в Шотлан-<br />
193<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
55<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».<br />
56<br />
Там же. Письмо Гросса к графу Остерману от 20 (31) октября 1788 г.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
194<br />
дию и излагает новые свои проекты. «После того, как я вернулся из<br />
моего путешествия в Шотландию, – говорилось, между прочим, в<br />
этом письме, – где я внимательно присмотрелся к земледелию и фабрикам,<br />
и где я нашел, что жители, вообще говоря, лучше относятся к<br />
России, чем в Англии, моя великая, даже безграничная, жажда учиться<br />
и расширить свои познания, особенно касательно таких фабрик,<br />
которыя интересны для России, привела меня вторично в Йоркшир,<br />
и я вам пишу это письмо из имения одного из моих старых друзей<br />
(Tyresal in Yorkschire) Ричарда Торнтона, бывшаго долге время главою<br />
(chef ) английских купцов в Гамбурге: его большия сведения могут<br />
мне многое осветить, тем более, что его имение лежит между Галифаксом<br />
и Лидсом, где находятся важнейшия шерстяныя йоркширския<br />
мануфактуры. О, если бы я дожил до того дня, когда Россия последует<br />
примеру англичан, создаст в деревнях класс мелких мануфактуристов<br />
и даст им возможность каждый кусок материи, сотканный на<br />
собственных ткацких станках, немедленно превратить в деньги. При<br />
некотором желании это можно осуществить, и быть может в будущем<br />
я смогу указать пути, ведущие к осуществлению этого. Через три недели<br />
я думаю снова быть в Лондоне и буду рад найти там от вашего<br />
сиятельства ответ, который, несомненно, дойдет до меня, если будет<br />
адресован на имя придворного банкира Сутерланда».<br />
Едва ли Траппе дождался от вице-канцлера какого-либо ответа<br />
на это письмо, что, впрочем, нисколько не мешало продолжению<br />
его путешествия.<br />
В 1790 г. он путешествует по Франции, знакомясь там с состоянием<br />
промышленности и входя в сношения с фабрикантами и ремесленниками,<br />
а в 1791 г. появляется в Лозанне в Швейцарии.<br />
Столь настойчиво отказываясь повиноваться предписаниям вицеканцлера<br />
о приостановке своей деятельности до восстановления<br />
мира, Траппе, очевидно, надеялся на скорое прекращение военных<br />
действий и покровительство Потемкина, который, по заключении<br />
мира, вероятно, снова бы принялся за свою энергичную деятельность<br />
по заселению и оживлению пустынного Новороссийского края, и не<br />
оставил бы без внимания проектов, преследовавших эту цель. Но надеждам<br />
Траппе не суждено было осуществиться: война затянулась,<br />
и сам Потемкин не дожил до заключения мира. Траппе теперь не<br />
оставалось иного исхода, как просить императрицу об увольнении<br />
его от должности «директора и попечителя колоний», состоявших в<br />
ведении Потемкина. Это он и сделал в прошении на имя императрицы
и в письме и «мемориале», адресованных вице-канцлеру. Все три документа<br />
датированы Лозанной 30-м декабря 1791 г.<br />
Но, подавая прошение об увольнении и ходатайствуя при этом о<br />
награждении его чином коллежского советника и орденом св. Владимира,<br />
Траппе питал надежду, что его отставка не будет принята, и<br />
одновременно с просьбой о ней предлагал свои услуги для вызова<br />
в Россию «разных фабрикантов, ремесленников и хлебопашцев из<br />
Германии, Англии, Франции и Голландии».<br />
В случае, если его услуги будут приняты, Траппе просил об уплате<br />
ему жалования, следуемого в силу условия, заключенного им с покойным<br />
князем Потемкиным, о назначении с 1 января 1792 г. нового<br />
жалования в размере 1 200 голландских дукатов ежегодно, о награждении<br />
чином статского советника и даровании права на пенсию в<br />
600 голландских дукатов.<br />
Несмотря, однако, на заключение мира с турками в декабре 1791 г.<br />
в Яссах, развязавшее руки правительству для внутренней деятельности,<br />
предложения Траппе были отклонены письмом вице-канцлера<br />
от 13 февраля 1792 г.<br />
Граф Остерман в означенном письме писал Траппе, что императрица<br />
в данный момент не видит никакой необходимости в вызове<br />
предлагаемых им колонистов, между тем как в письме от 8 августа<br />
1788 г., когда был жив Потемкин, вице-канцлер предлагал оставить<br />
проекты о вызове до заключения мира. Естественно, что отказ<br />
русского правительства очень не понравился Траппе, и в его запоздалом<br />
ответном письме (из Невшателя от 4 октября 1792 г.) звучит<br />
очень заметная нота раздражения.<br />
«Тотчас же, – писал Траппе вице-канцлеру, – по получении вашего<br />
милостиваго письма от 13 февраля текущаго года я не преминул,<br />
во всеподданнейшее исполнение сообщенной мне высочайшей<br />
императорской воли и приказания, отказать рабочим, фабрикантам<br />
и поселянам, которые заявили мне своем желании поселиться<br />
в Крыму и в Новой Сербии, и предложения которых я должен был<br />
принять к сведению в силу именной инструкции покойнаго князя<br />
Потемкина, причем я присоединил (к отказу – авт.) объяснение на<br />
английском, голландском, немецком и французском языке, как вы<br />
изволите выражаться, что „ея императорское величество не видит<br />
в этом в данную минуту никакой необходимости“. Такое объяснение<br />
произвело естественно удручающее впечатление на многих<br />
порядочных людей, особенно же на добрых французов, которые,<br />
195<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
196<br />
теснимые страшной нуждой в их отечестве и господствующей в нем<br />
невероятной безработицей, 57 настоятельнейшим образом просили<br />
меня перенести их промышленность и их умение в Крым, как я об<br />
этом откровенно и обстоятельно докладывал его превосходительству<br />
тайному советнику Симолину, бывшему послу в Париже.<br />
Я никогда не безпокоил бы ея императорскаго величества ни своим<br />
рапортом, ни своими предложениями, если бы ваше сиятельство<br />
не писали мне в письме от 8 августа 1788 г., чтобы я воздержался от<br />
дальнейшей вербовки колонистов, а также от исполнения других<br />
мною предложенных проектов до возстановления мира. Я поэтому<br />
и ждал до заключения мира».<br />
Упомянув далее о своей решимости не обращаться более к русскому<br />
правительству с новыми предложениями и выразив уверенность,<br />
что императрица «zur Aufrechthaltung der öffentlichen Treue und des<br />
guten Glaubens» желает исполнения контрактов, заключенных покойным<br />
князем Потемкиным, и не требует того, чтобы он (Траппе),<br />
в качестве директора и куратора колоний, служил без жалования,<br />
Траппе просил выдать ему: а) заслуженное и не полученное жалование,<br />
б) 1 980 рублей денег, затраченных им на отправку колонистов<br />
и в) 2 076 любекских марок, составляющих около 270 голландских<br />
дукатов, 58 которые удержаны консулом Сапожниковым вопреки контракту,<br />
заключенному им, Траппе, с князем Потемкиным. «Если такой<br />
контракт в России недействителен (nicht gelten sollte), – заключает<br />
Траппе, – то я, по истине, должен пожалеть каждаго честнаго человека,<br />
который захотел бы иметь дела с высокой короной».<br />
Данное письмо Траппе граф Остерман представил императрице,<br />
которая повелела удовлетворить требования «сего вызывателя»,<br />
если они окажутся справедливыми, решение же вопроса о том, насколько<br />
они справедливы, предоставить генерал-майору Василию<br />
Степановичу Попову, как человеку близкому к Потемкину и посвященному<br />
во все его дела и планы. Во исполнение этого повеления<br />
вице-канцлер при своем письме от 2 ноября 1792 г. препроводил<br />
57<br />
Это было время революции во Франции.<br />
58<br />
«Dukaten die ich ihm baar anvertrauet, um solche nach Riga zur Bestreitung<br />
der Transport-Kosten einer kleinen holländischen Colonie zu übermachen, die ich<br />
nebst einem Prediger aus Edam auf ausdrücklichen schriftlichen Befehl des sel.<br />
Fürsten nach Riga habe senden müssen und die, falls ich recht berichtet bin, von<br />
ihm von Dubrovna aus nach Arabat in der Krim gesandt worden».
к Попову как последнее письмо Траппе от 4 октября 1792 г., так и<br />
все другие документы, могущие пролить свет на предстоящий его<br />
решению вопрос. К какому заключению пришел генерал Попов по<br />
рассмотрению всех этих данных, из архивных документов не видно.<br />
Но от самого «вызывателя» обратимся теперь к набранным им и покинутым<br />
в 1788 г. в Данциге меннонитам. 59<br />
3.<br />
Депешей от 30 марта 1788 г. граф Остерман предписал Соколовскому<br />
взять на себя отправление в Россию набранных Георгом<br />
Траппе меннонитов. В ответ на это предписание, в донесении от<br />
19(30) апреля того же года, упомянув о своей готовности приложить<br />
«крайнее рачение» к отправлению в Ригу «сготовившихся туда ехать<br />
колонистами гданских меннонистов», Соколовский выражал опасение<br />
насчет благополучного исхода порученного ему дела. «Но не<br />
без опасности предвижу я, – писал он вице-канцлеру, – великое в<br />
том затруднение и почти самую невозможность по той причине,<br />
что мне такого отправления морем скрытно предпринять в разсуждении<br />
прусскаго Фарвассера никак не можно, а публично и сам<br />
магистрат дозволения дать не смеет, дабы чрез то не подать неприятелям<br />
его причины к приписанию ему того в непростительное<br />
преступление. Я хотя еще и никому не объявлял содержания выше<br />
помянутой вашего сиятельства депеши, однако уже меня здесь<br />
подозревать начинают, и для того теперь слышу я, что правление<br />
отказывается давать от себя пашпорты едущим гданским людям в<br />
Россию. Со всем тем, презирая все трудности и заботы, намерен я<br />
неустрашимо, но осторожно, дабы не зависить от прусскаго здесь<br />
резидента, отважиться послать, если счастье мне послужит, некоторое<br />
число колонистов сухим путем; и для того писал я в Ригу и<br />
Митаву, дабы сюда прислано было несколько русских с подводою<br />
извозчиков: ибо как гданским и прусским здесь фурманам, так и<br />
шкиперам запрещено под великим штрафом каждому от своих начальников<br />
наниматься везти в Россию отсюда каких бы то ни было<br />
колонистов Прусский здесь обретающийся резидент, имея<br />
главную команду над Фарвассером, изъясняется уже нарочно, что<br />
и он с своей стороны никого из гданских жителей из оной гавани<br />
197<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
59<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
198<br />
велеть пропустить не может без гданского пашпорта. Для того я<br />
принужден был отказать одному дацкому шкиперу, приехавшему<br />
было из Дании сюда нарочно со мною подрядиться для колонистскаго<br />
такого же транспорта, какой он уже и прежде здесь имел от<br />
г. Траппе». 60<br />
Само данцигское правительство не удержалось от протеста<br />
против деятельности Соколовского по переселению меннонитов<br />
в Россию; правда, письмо, заключавшее протест, носило полуофициальный<br />
характер, как «писанное под видом одного сенатора», но<br />
в действительности оно выражало мнение всего магистрата и при<br />
том с большей свободой, чем это допускалось в строго официальных<br />
актах. В письме указывалось на неискренность поведения России,<br />
которая вместо того, чтобы оказывать городу свое покровительство,<br />
стремится обезлюдить и привести его в упадок, заботясь только о<br />
своей выгоде; что прусские эмиссары, очень чуткие ко всему, что<br />
может служить их интересам, пользуются этим для возбуждения данцигской<br />
буржуазии против России и «стараются под рукою сеять<br />
величайшее недоверие к русскому Двору». 61<br />
Однако последний, несмотря на этот протест магистрата и неблагоприятные<br />
политические обстоятельства того времени, не мог отказаться<br />
от переселения меннонитов и прочих колонистов, принятых<br />
Траппе, так как они уже ликвидировали на родине свои имущественные<br />
отношения: запрещение переселиться в Россию разорило бы<br />
их и уронило бы престиж русского правительства за границей. Вот<br />
почему данное Соколовскому предписание не могло быть отменено.<br />
60<br />
МГА МИД. Дело «Сношения России и императорскими городами. III. Danzig».<br />
61<br />
«If faut Vous faire Monsieur, – говорилось в адресованном Соколовскому<br />
письме, – encore une remarque, c’est que le troisième ordre a fait au Magistrat<br />
dernièrement que plusieurs mennonites du territoire Dantzigois quittent la ville,<br />
pour s’embarquer à Riga, au-delà de 200 familles; que Vous leur donniez des passeports,<br />
que pareille chose se faisoit pour des fils de paysans jeunes et de grande<br />
taille, lesquels s’embarqueront pour la Russie afin de devenir soldats et caet., que<br />
le dit ordre prend tout cela pour une marque trop évidente, que la Russie, au lieu<br />
de protéger la ville, ne tendoit qu’à dépeupler et détruire la ville, et profiter de<br />
ses dépouilles. Les émissaires prussiens, trop vigilants en tout ce qui peut servir<br />
leurs intêrêts, insinuent aux bourgeois de pareilles propos contre la Russie, et<br />
s’empressent sous main de semer la plus grande méfiance contre Vorte Cour». См.:<br />
МГА МИД. Дело «Сношения России и императорскими городами. III. Данциг».<br />
Приложение к письму Соколовского от 18 (29) апреля 1788 г.
Магистрат должен был считать себя удовлетворенным уже и тем, что<br />
специальный агент для набора колонистов, производящий вербовку<br />
их явно и с шумом, был удален из Данцига.<br />
Впрочем, сам Соколовский понял, по-видимому, шире возложенную<br />
на него «весьма для государства нашего полезную комиссию»<br />
и не ограничился отправлением в Россию только навербованных<br />
Траппе колонистов, но принимал в число эмигрантов и новых лиц;<br />
тем не менее, его деятельность не сопровождалась вызывающим<br />
и раздражающим шумом, происходила как бы втихомолку. 62<br />
С марта по ноябрь 1788 г. Соколовский отправил в Ригу 1 333 душ<br />
обоего пола меннонитов и лютеран, причем те, которым удавалось<br />
получить надлежащий «вольный» паспорт от прусского резидента,<br />
отправились туда морем, а остальные сухим путем. По прибытии в<br />
Ригу эмигранты поступали в ведение тамошней конторы английских<br />
купцов – Торлея, Морисона, Угтерлони и Кº, которая выдавала им<br />
кормовые деньги до тех пор, пока правительство не отправляло<br />
их в город Дубровну. В Дубровне же ближайшее попечение о колонистах<br />
было возложено на управляющего Дубровинским графством<br />
обер-квартирмейстера барона Карла Маркловского, который<br />
с наступлением весеннего времени должен был озаботиться<br />
отправлением их водой в Екатеринославское наместничество для<br />
водворения.<br />
Так как подрядчики, явившиеся по публикации могилевского наместнического<br />
правления, требовали слишком высокой платы за<br />
перевозку туда колонистов и их имущества, а именно – по 50 рублей<br />
с души и по 40 копеек с пуда клади, то Маркловский, «единственно<br />
предохраняя казну от излишних издержек», согласился взять подряд<br />
на себя, полагая за перевозку до Кременчуга по 15 рублей с человека<br />
и по 25 копеек с пуда клади; за перевозку же от Кременчуга далее до<br />
Екатеринослава он потребовал дополнительной платы по 7 рублей<br />
с души и по 10 копеек с пуда клади «в разсуждении дороговизны<br />
в тамошних местах в найме рабочих людей». На приготовленных<br />
199<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
62<br />
В письме от 19 (30) апреля Соколовский между прочим писал вице-канцлеру:<br />
«После отъезда отсюда г. надворного советника Траппе, отправил я уже благополучно<br />
в Ригу сухим путем без малейшего шума и примечания 99 душ мужска<br />
и женска пола как меннонитскаго, так и лютеранскаго исповедания колонистов,<br />
на русских тогда нечаянно здесь случившихся подводах ». См.:<br />
МГА МИД. Дело «Сношения России и императорскими городами. III. Danzig».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
200<br />
Маркловским барках и совершилась перевозка колонистов в Новороссийский<br />
край весной 1789 года. 63<br />
Неизвестно по каким соображениям правительство отказалось<br />
от водворения меннонитов на выговоренных ими местах у Конских<br />
Вод, а отвело им для поселения лежащее по правому берегу Днепра<br />
урочище Хортицы с островом того же имени.<br />
Здесь меннониты основали 8 колоний: Хортиц, Розенталь, остров<br />
Хортиц, Эйнлаге, Кронсвейде, Нейенбург, Нейендорф и Шенгорст;<br />
прибывшие же одновременно с ними из Данцига колонисты лютеранского<br />
вероисповедания были водворены в количестве 90 семей<br />
особой колонией в Новомосковском уезде Екатеринославской губернии,<br />
где им отведено было 3 970 десятин 1 558 сажен удобной<br />
земли. От имени своей колонии Иозефсталь они получили название<br />
иозефстальских; среди них были не только земледельцы, но и<br />
ремесленники. 64<br />
Поселение в Новороссии упомянутых выше меннонитов, которых<br />
называют меннонитами первого водворения, предпринято было не в<br />
добрый час. Главный организатор в деле заселения Новороссийского<br />
края и покровитель иностранных колонистов Потемкин был занят<br />
в это время военными действиями против турок, а потом в 1791 году<br />
скончался. К тому же война истощала средства казны, и последняя,<br />
нуждаясь в деньгах, не могла своевременно выполнить своих обязательств<br />
перед меннонитами по выдаче им выгодных пособий в<br />
размере 500 рублей на каждое семейство. Деньги выдавались меннонитам<br />
по частям и тратились ими на текущие расходы по содержанию<br />
семьи и необходимое обзаведение домашней утварью; на то же<br />
пошел и выбранный им в количестве 120 бревен на семейство лес,<br />
который они продавали для той же цели. Дело в том, что собственных<br />
средств у меннонитов не было никаких, и даже привезенные ими<br />
с родины домашние вещи перепортились совершенно или отчасти<br />
во время пути; в мало же культурном и слабо заселенном Новороссийском<br />
крае приобретение необходимых в хозяйстве предметов<br />
требовало больших расходов. Немудрено поэтому, что положение<br />
меннонитов в первые четыре года по водворении было далеко не<br />
завидным, о чем свидетельствует и письмо Траппе к вице-канцлеру<br />
63<br />
Государственный архив.<br />
64<br />
Историческое обозрение водворения иностранных поселенцев в России //<br />
ЖМГИ. 1854, авг. С. 65.
графу Остерману от 4 октября 1792 г. В этом письме Траппе между<br />
прочим писал: «Голландские меннониты, в особенности некоторые<br />
очень богатые из северной Голландии, решили, по моему совету,<br />
употребив на то значительныя денежныя средства, устроить большое<br />
поселение в Херсоне, или в Очакове, или в Крыму, и послали с<br />
этою целью человека, на котораго можно положиться, в эти отдаленные<br />
края, чтобы исследовать все нужное на месте. Этот человек теперь<br />
вернулся, но в виду положения, в котором он нашел данцигских<br />
меннонитов, несмотря на обещания, сделанные покойным князем<br />
(Потемкиным – авт.) и утвержденныя самой императрицей, он представил<br />
такой плачевный доклад, что я его не мог читать без слез. Из<br />
этого доклада видно, что он нашел большинство этих несчастных<br />
людей живущими еще в землянках, и по прошествии четырех лет у<br />
них все еще нет строительного материала и денег, так что многие<br />
от отчаяния, вызваннаго обращением губернатора Синельникова,<br />
умерли, а другие отказались от всякой надежды избавиться от голода,<br />
страшной нужды и прочих ужасных вещей». 65<br />
Несмотря однако на тяжелые испытания, которым подверглись меннониты<br />
в России на первых порах, переселение в нее их единоверцев<br />
из Данцига не прекращалось. С 1793 по 1796 год прибыло в Россию<br />
еще 118 семейств, составивших второе водворение меннонитов.<br />
Так как на острове Хортице и лежащих на правом берегу Днепра<br />
дачах имелось всего лишь 20 000 десятин земли и, следовательно, для<br />
поселения здесь всех меннонитов, если считать по 65 десятин на каждое<br />
семейство, ее не хватало, то депутат Геппнер просил правительство<br />
об отправлении части меннонитов «на избранное ими прежде<br />
против Бериславля место». Но еще более желательным выходом из<br />
этого затруднения Геппнеру и его доверителям представлялось переселение<br />
русских крестьян из деревни Хортицкой на другое место: вопервых,<br />
тогда все меннониты могли бы поселиться в дачах Хортицы, а,<br />
во-вторых, в оставленных крестьянами домах они на первый случай<br />
могли бы «иметь пристанище» вместо неудобных землянок. 66<br />
Правительство, однако, несмотря на все свое расположение к<br />
меннонитам, не сочло возможным согласиться ни на ту, ни на другую<br />
меру. Из 118 семейств второго водворения 86 семейств было поселено<br />
на Хортице, а остальные 32 семейства в 1797 году составили<br />
201<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.<br />
65<br />
МГА МИД. «Дела колонистов. 1786–1792».<br />
66<br />
Государственный архив. Изложение прошения Геппнера (на рус. яз.).
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
202<br />
две отдельные колонии: Шенвизе (17 семейств) в Александровском<br />
уезде и Кронсгартен (15 семейств) в Новомосковском уезде.<br />
Меннониты второго водворения прибыли в Россию со значительными<br />
денежными средствами и привели с собой более 400 голов<br />
лошадей и некоторое количество рогатого скота хороших иностранных<br />
пород; сверх этого они своевременно получили и обещанную<br />
правительством ссуду. Поэтому прибытие их сильно ободрило<br />
упавших было духом их единоверцев первого водворения, которые<br />
теперь же, одновременно с меннонитами второго водворения, получили<br />
всю недоданную им раньше долю ссудных денег. Мало-помалу<br />
меннониты обзавелись домами и необходимым хозяйственным инвентарем,<br />
усердно занялись хлебопашеством и получили возможность<br />
обходиться собственным, не покупным хлебом.<br />
Так посеяны были нашим правительством первые семена немецкой,<br />
в частности меннонитской, колонизации на юге России, давшие<br />
впоследствии обильные всходы.<br />
Примечания<br />
с. 155. Меннон Симонис (Менно Симонс, Сименс, Menno Simons) – основатель<br />
протестантской секты меннонитов. В качестве странствующего проповедника<br />
организовал общины в Нидерландах, Германии, Прибалтике.<br />
с. 156. Фома Мюнцер – Томас Мюнцер, один из лидеров Реформации и<br />
вождь в Крестьянской войне в Германии в 1524–1526 гг.<br />
с. 157. Тауфгезинты (от нем. Taufgesinnte) – сторонники крещения, либеральные<br />
меннониты. Название «меннониты» осталось за радикальными<br />
сторонниками Менно Симонса.<br />
с. 157. Мариенбург – современный польский город Мальборк, расположенный<br />
в дельте Вислы.<br />
с. 162. Конские Воды – современная река Конка в Запорожской области.<br />
с. 163. «…императрицы, совершавшей свое знаменитое путешествие<br />
в Новороссию и Крым» – речь идет о поездке Екатерины II в 1787 г., организованной<br />
Г.А. Потемкиным. Путешествие началось весной и длилось<br />
полгода. Императрицу сопровождали польский король Станислав-Август,<br />
европейские послы. В Херсоне к ним присоединился австрийский император<br />
Иосиф II.
с. 176. «Diese Unglückseligen waren geborene Teutsche, die sich die Hofnung<br />
eines bessern Glückstandes nach Russland zu gehen hatten bereden lassen,<br />
welches Auswanderungen begünstiget, aber die Auswanderer teuscht und sie<br />
bedauern bald ihre alte Wonnungen verlassen zu haben» (нем.) – «Эти несчастные<br />
были прирожденные немцы, которые в надежде на лучшее будущее<br />
поддались на уговоры поехать в Россию, которая покровительствовала<br />
переселению, но переселенцы были обмануты и вскоре стали сожалеть<br />
о покинутом отчем доме».<br />
с. 177. Каффа – совр. г. Феодосия.<br />
с. 178. «Под управлением умершего тайного советника фон Бренкенгофа<br />
в королевско-прусских землях с большою заботливостью устроено много<br />
колоний» – Речь идет о деятельности Франца Балтазара Шенберга фон<br />
Бренкенгофа (Franz Balthasar Schönberg Brenkenhof, 1723–1780), прусского<br />
чиновника и государственного деятеля, специалиста в области финансов,<br />
военного дела и колонизации. Вел успешно дела в Померании:<br />
основывал новые поселения, осушал болота, построил Бромбергский<br />
канал, соединяющий Одер с Вислой.<br />
с. 185. «Отводил franco на корабль» – речь идет об условиях доставки<br />
колонистов, согласно которым вербовщик обязан был за свой счет и<br />
риск доставить людей на корабль, в обусловленное договором место,<br />
обозначенное за словом «франко» (свободно).<br />
с. 186. Альбертовский таллер – серебряная монета, чеканившаяся в<br />
Нидерландах, Германии, Курляндии и Лифляндии.<br />
с. 187. «Verzeichnis von Personen, die auf Anordnung des Herrn Director Trappe<br />
zum besten derer Mennonisten-Colonien in Taurien und theils für die Russisch-<br />
Kayserlische Flotte auf dem Schwarzen Meer allhier engagiert worden und mit<br />
denen nachher zugleich bemerkten Schiffern abgeseegelt sind» (нем.) – «Список<br />
лиц, каковые по распоряжению господина директора Траппе были<br />
приглашены в лучшие из меннонитских колоний в Таврии и отчасти<br />
были приняты здесь на Черноморский флот и ушли затем в море с означенными<br />
шкиперами».<br />
с. 190. «Itzt noch ist der Zeitpunkt, dass Russland von denen hier immer noch herrschenden<br />
Unruhen Nutzen ziehen kann, vornehmlich in Ansehung derer Mennonisten,<br />
die bis diese Bunde erzpatriotisch gesinnt sind Ew. Excellence beliben<br />
ja nicht zu glauben, als wenn hier die Gährung und Erbitterung der Gemüther schon<br />
aufgehört hätte. Keineswegs! Ich habe hier von etwa 9 Tagen von dem angeblich<br />
prinzlich-gesinnten Pöbel Excesse begeben sehen, deren sich vielleicht die guten Tataren<br />
in der Krim geschämt haben würden» (нем.) – «Сейчас еще то время, когда<br />
Россия может извлечь для себя выгоду из все еще царящего здесь хаоса,<br />
203<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
204<br />
прежде всего стоит иметь в виду меннонитов, каковые по сию пору преисполнены<br />
чувства патриотизма. Ваше сиятельство не должно полагать,<br />
что брожение и нестроение умов полностью прекратилось. Никак нет! В<br />
течение девяти дней я видел как верная, на первый взгляд, короне чернь<br />
учиняла безобразия, которых бы, вероятно, устыдились добрые крымские<br />
татары».<br />
с. 190. «Ich bin seitdem die vereinigten Provinzen mit grossem Success durchgereist,<br />
und habe zu meiner höchsten Verwunderung eine unglaubliche Gährung in<br />
denen Gemüthern angetroffen, wovon Russland fürs Commerce, Manufacturen,<br />
für die Landes-Cultur und für den Schiff-Bau und Schiff-Fahrt einen alle Erwartung<br />
übertreffenden soliden Nutzen ziehen kann. Denn die prinzlich-gesinnten<br />
Parthey übertreibt es und bringt die Patrioten, deren es in manchen Provinzen,<br />
als in Friesland, Gröningen und Nord-Holland ganz ausserordentlich viele gibt,<br />
zur Verzweifelung, so dass brave wohlhabende Leute noch täglich emigrieren,<br />
wovon ich als Augenzeuge sprechen kann» (нем.) – «С той поры я исколесил<br />
объединенные провинции с большим успехом, встретившись к своему<br />
величайшему удивлению с невероятным брожением умов, из чего Россия<br />
сможет извлечь значительно превосходящую всяческие ожидания<br />
выгоду для коммерции, мануфактур, для земледелия, корабельного<br />
дела и судоходства. Ибо защищающая интересы короны партия ведет<br />
дела слишком круто, приводя в отчаяние патриотов, число которых в<br />
некоторых провинциях, таких как Фрисландия, Гронинген и северная<br />
Голландия, чрезвычайно высоко, так что работящие зажиточные люди<br />
ежедневно покидают родные места, чему я лично был свидетелем».<br />
с. 192. «Selon la première, qui est datée de Londres du 5 Août il paroit, que ce<br />
dernier (Trappe – авт.) continue de poursuivre son voyage et les recherches y<br />
relatives, quoique par une contradiction très évidente il y fasse mention en même<br />
temps d’un ordre exprès, par lequel Monseignenr le Maréchal Prince de Potemkin,<br />
sur les instructions duquel il s’est reporté toujours depuis, lui doit avoir enjoint<br />
en date du 10 juin de cette année, de surseoir jusqu’à une paix prochaine toute<br />
démarche ultérieure touchant sa sommission» (фран.) – «Из первого письма,<br />
отправленного из Лондона 5 августа, следует, что последний (Трапп –<br />
авт.) продолжает свое путешествие и связанные с этим занятия. Однако,<br />
при этом в письме имеется очевидное противоречие, а именно упоминание<br />
о специальном предписании его сиятельства князя Потемкина,<br />
чьим указаниям он всегда следовал, согласно которому 10 июня сего<br />
года ему был отдан приказ прекратить всякие действия, связанные с его<br />
поручением до заключения мирного договора ».<br />
с. 196. «Dukaten die ich ihm baar anvertrauet, um solche nach Riga<br />
zur Bestreitung der Transport-Kosten einer kleinen holländischen Colonie zu
übermachen, die ich nebst einem Prediger aus Edam auf ausdrücklichen schriftlichen<br />
Befehl des sel. Fürsten nach Riga habe senden müssen und die, falls ich<br />
recht berichtet bin, von ihm von Dubrovna aus nach Arabat in der Krim gesandt<br />
worden». (нем.) – Дукаты же, каковые я ему передал наличными, дабы доставить<br />
их в Ригу для покрытия транспортных издержек небольшой голландской<br />
колонии, каковые я наряду с проповедником из Эдама должен<br />
был послать в Ригу по прямому письменному приказу покойного князя<br />
и каковые, насколько я осведомлен, были им отосланы из Дубровны в<br />
Арабат в Крыму.<br />
с. 196. «zur Aufrechthaltung der öffentlichen Treue und des guten Glaubens»<br />
(нем.) – «для поддержания верноподданнических чувств и пламенной<br />
веры».<br />
с. 196. Попов Василий Степанович (1745–1822), государственный деятель,<br />
происходил из духовного звания, обучался в Казанской гимназии.<br />
Вступив в военную службу, искусным изложением канцелярских бумаг<br />
обратил на себя внимание князя Долгорукого-Крымского, назначившего<br />
его правителем своей канцелярии. В 1783 г. Попов перешел к князю Потемкину<br />
чиновником особых поручений и сделался его самым приближенным<br />
и доверенным лицом. С 1787 г. состоял секретарем Екатерины II<br />
для принятия прошений, заведывал Колыванским и Нерчинским заводами<br />
и горным корпусом, принимал участие в управлении Новороссийским<br />
краем. Павел I в 1797 г. назначил его президентом камер-коллегии<br />
и сенатором, но вскоре, по доносу, передал его суду. При Александре I<br />
Попов был председателем департамента гражданских и духовных дел<br />
государственного совета.<br />
с. 197. Митава, г. – совр. г. Елгава (Латвия).<br />
с. 197. Фурман – извозчик.<br />
с. 198. «If faut Vous faire Monsieur encore une remarque, c’est que le troisième ordre<br />
a fait au Magistrat dernièrement que plusieurs mennonites du territoire Dantzigois<br />
quittent la ville, pour s’embarquer à Riga, au-delà de 200 familles; que Vous leur<br />
donniez des passeports, que pareille chose se faisoit pour des fils de paysans jeunes<br />
et de grande taille, lesquels s’embarqueront pour la Russie afin de devenir soldats<br />
et caet., que le dit ordre prend tout cela pour une marque trop évidente, que la<br />
Russie, au lieu de protéger la ville, ne tendoit qu’à dépeupler et détruire la ville, et<br />
profiter de ses dépouilles. Les émissaires prussiens, trop vigilants en tout ce qui peut<br />
servir leurs intêrêts, insinuent aux bourgeois de pareilles propos contre la Russie,<br />
et s’empressent sous main de semer la plus grande méfiance contre Vorte Cour»<br />
(фран.) – «Следует еще обратить Ваше внимание, Ваше Сиятельство, на<br />
то, что в соответствии с третьим приказом за последнее время несколько<br />
205<br />
Очерки по истории иностранной колонизации в России в XVIII в.
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
206<br />
меннонитов с территории Данцига покинули город, отправились в Ригу,<br />
всего более 200 семей; Вы им выдадите паспорта, то же самое Вы сделаете<br />
для молодых и статных крестьянских сыновей, которые отправляются в<br />
Россию, чтобы стать солдатами и т.д.; этот же приказ явно подчеркивает,<br />
что Россия вместо того, чтобы охранять город, позволяет его опустошить<br />
и разрушить и выиграть от этого. Прусские эмиссары, особо бдительные,<br />
когда дело касается их интересов, внушают горожанам подобные мысли<br />
против России и усердствуют в том, чтобы вызвать недоверие к Вашему<br />
двору».<br />
с. 199. Дубровна – совр. г. Дубровно (белор. Дуброўна), районный центр<br />
Дубровенского района в Витебской области Беларуси, расположенный<br />
по обе стороны Днепра у впадения в него рек Задубровенка и Свинка.<br />
с. 200. «… Потемкин был занят в это время военными действиями против<br />
турок» – речь идет о русско-турецкой войне 1787–1792 гг. 9 января<br />
1792 г. Османская империя подписала Ясский мирный договор, закрепляющий<br />
Крым и Очаков за Россией, а также отодвигавший границу<br />
между двумя империями до Днестра.<br />
с. 201. Губернатор Синельников – Синельников Иван Максимович<br />
(1741–28 июля 1788), екатеринославский наместник (с 1785), генералмайор.<br />
Был воеводой в Полтаве, помогал А.В. Суворову в переселении<br />
христиан из Крыма на северное побережье Азовского моря. С 1778 г.<br />
заведовал комиссией по обеспечению продовольствием переселенцев<br />
отошедших к России провинций. Г.А. Потемкин поручил Синельникову<br />
подготовить край к поездке Екатерины II по Новороссии, путешествие<br />
ее проходило в 1787 г. по выработанному Синельниковым маршруту.<br />
Исполнял поручения Потемкина по устройству Черноморского флота и<br />
снабжению продовольствием армии. Умер от ранения во время осады<br />
Очакова.
Ê ÈÑÒÎÐÈÈ ÈÅÇÓÈÒÎÂ<br />
 ÐÎÑÑÈÈ
К ИСТОРИИ ИЕЗУИТОВ В РОССИИ<br />
(вероисповедный вопрос в немецких колониях<br />
Поволжья сто лет тому назад 1 )<br />
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
208<br />
Императрица Екатерина II, увлекаясь господствовавшими в ее<br />
время теориями народонаселения и ожидая от иностранной колонизации<br />
всевозможных благ для своей империи, в первые же<br />
десять лет своего царствования основала в Поволжье, в пределах<br />
нынешних Саратовской и Самарской губерний, более сотни иностранных<br />
колоний. В них поселились выходцы почти со всей Европы:<br />
тут были французы, шведы, голландцы, швейцарцы, но главную массу<br />
составили немцы, которые уже по водворении в России германизировали<br />
и претворили в своей среде выходцев других национальностей.<br />
По религии колонисты делились на лютеран, реформатов<br />
и католиков. 2 (Особняком стояла колония Сарепта, населенная<br />
гернгутерами).<br />
Последователи этих трех вероисповеданий мирно уживались<br />
между собою, пользуясь в равной мере представленной им законом<br />
религиозной свободой. Так продолжалось до начала XIX века, когда<br />
незадолго пред тем водворившиеся в колониях в качестве патеров<br />
и учителей иезуиты нарушили этот религиозный мир.<br />
Обратив, по своему обыкновению, внимание на женщин и детей,<br />
они старались подчинить их своему безусловному влиянию: первых<br />
пугали муками ада, вторых привлекали ласками и подарками. Особенно<br />
усердно они разжигали религиозный фанатизм у женщин<br />
католичек, состоявших в браке с протестантами, учением о «единоспасающей<br />
католической церкви». В смешанных раках чадолюбивые<br />
матери, желая избавить свое потомство от вечных мук, на<br />
которые отцы иезуиты обрекали всех некатоликов, старались, если<br />
не явно, то тайно от мужей, обратить в католицизм своих детей,<br />
уже крещенных по протестантскому обряду. Это обстоятельство<br />
1<br />
Архив Главного Управления Землеустройства и Земледелия, № 3068: «Дело по<br />
представлению главного судьи Саратовской опекунской конторы Рогенбука<br />
с приложением жалобы пастора Буке на патеров иезуитского ордена Екатеринштадского<br />
прихода и о смешанных браках» 1811 г.<br />
2<br />
См.: Григорий Писаревский «Из истории иностранной колонизации в России<br />
в XVIII в.» Москва, 1909.
вызвало религиозные волнения и распри в одной из главнейших<br />
колоний Поволжья – Екатеринштадте или Баронске, обратило на<br />
себя внимание русского правительства и поставило на очередь<br />
общий вопрос о вероисповедании детей в смешанных браках инославных<br />
христиан.<br />
Ближайшим поводом к возбуждению в колониях Поволжья вероисповедного<br />
вопроса был следующий случай, имевший место<br />
в упомянутом Екатеринштадте. Местный колонист Яков Дирингер<br />
(Dueringer), лютеранин, вступил в брак с католичкою Христиною<br />
Бауэр из колонии Люцерна. При обручении их, происходившем в<br />
доме матери жениха в Екатеринштадте, кто-то из присутствовавших<br />
на этом семейном торжестве спросил Дирингера, в какой вере будут<br />
воспитаны дети, имеющие родителей от брака с Христиною Бауэр?<br />
Дирингер отвечал, что «сыновья будут по отцу лютеране, а дочери<br />
– по матери католички».<br />
Невеста на это промолчала, «сомневаясь, чтоб родители ее условием<br />
таким довольны были». На другой день жених отправился к<br />
невесте в колонию Люцерн, и здесь, от избытка счастья и выпитого<br />
вина сделавшись очень мягким и уступчивым, выразил своей теще<br />
согласие на воспитание всех имеющихся у него родиться детей в<br />
католической вере. Теща постаралась закрепить вырванное у будущего<br />
зятя согласие следующей собственноручной его подпиской, не<br />
совсем грамотно редактированной: «Я нижеподписавшийся свидетельствую<br />
сим, что я обещал теще своей, когда мы приживем детей,<br />
чтоб всех их присоединить в католической церкви, вчем я своеручно<br />
подписуюсь». 3<br />
Свадьба совершилась, и Дирингер совершенно позабыл о данной<br />
им в пьяном виде подписке; родившихся у него детей он крестил<br />
согласно своему заявлению перед свадьбой: мальчиков – в лютеранской,<br />
а девочек – в католической церкви. Жена против этого не<br />
возражала, пока совместная ее жизнь с мужем шла хорошо. Но шли<br />
годы и отношения между супругами стали изменяться к худшему:<br />
муж охладел к жене, «изъявлял мало любви к ней, предавался пьянству<br />
и обнаруживал мало набожности».<br />
209<br />
К истории иезуитов в России<br />
3<br />
«Можно подумать, – заметил относительно этой подписки реформатский<br />
пастор Губер, – будто детей, прижитых с тещею, хотели присоединить к католической<br />
церкви».
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
210<br />
Жена искала утешение в религии и у своего духовника патера<br />
иезуитского ордена Гвилемана (Guillemaint), часто водила к нему<br />
и своих старших сыновей – Иоганна-Эрнста десяти лет и Иоганна-<br />
Петра по восьмому году.<br />
Под влиянием патера она постоянно, по признанию мальчиков,<br />
«налегала» на них, чтоб они приняли католическую веру, обещая<br />
им за это синие кафтаны и новые шляпы. Со своей стороны и патер<br />
Гвилеман дарил им картины и голубей и склонял принять католицизм.<br />
Когда же дома заходила речь о религии, отец убеждал сыновей<br />
держаться лютеранства, но, как показывали они потом на следствии,<br />
никаких им подарков за это не обещал.<br />
Получив согласие сыновей на присоединение их к католичеству,<br />
Христина Дирингер в четверг на страстной неделе 1811 года,<br />
тайно от мужа, отвела их к патеру Гвилеману, который исповедал<br />
их и причастил Св. Таин в католической церкви в присутствии<br />
колониста Иоганна Петра Шмита и саратовского купца итальянца<br />
Комоди, «а больше», по словам мальчиков, «никого в церкви не<br />
было».<br />
Отец мальчиков оставался в неведении о происшедшем до понедельника<br />
Фоминой недели. В этот день, по окончании пасхальных<br />
вакаций, он велел сыновьям идти в лютеранскую школу; услышав<br />
распоряжение мужа, жена заявила ему, что дети в лютеранскую<br />
школу не пойдут, так как они уже присоединились к католической<br />
церкви. Дирингер сейчас же отправился за разъяснениями к патеру,<br />
который подтвердил факт присоединения детей к католичеству;<br />
свой поступок патер оправдывал тем, что Дирингер пред браком с<br />
Христиною дал письменное обещание крестить детей в католическую<br />
веру.<br />
Дирингер со своей стороны заявил патеру, что «он о таковом<br />
письменном обязательстве не ведает, а если оное существует, то<br />
верно дал, не быв трезвым».<br />
По возвращении домой Дирингер стал бранить жену, упрекая ее,<br />
между прочим, в неверности; жена отвечала ему ругательствами,<br />
обзывая еретиком; постепенно брань перешла в драку: муж и жена<br />
взаимно наградили себя пощечинами, пошли в ход коромысло и<br />
безмен, наконец, муж выгнал жену из дома из дома и возбудил дело<br />
о разводе с нею, а сыновей отправил в лютеранскую школу. На следующий<br />
день жена взяла старшего сына из лютеранской школы и<br />
отвела его в католическую; Дирингер пошел вслед за нею и хотел
взять оттуда сына, но жена, вместе с женою шульмейстера, спрятав<br />
мальчика за угол, заслонили его собой и не допускали к нему отца;<br />
в этом им помогал упомянутый выше итальянец Комоди и сам шульмейстер.<br />
Тогда Дирингер, выйдя из школьного дома, сел против него<br />
на улице и заплакал; вид плачущего отца привлек к зданию школы<br />
множество народа – и католиков, и протестантов.<br />
На месте происшествия появился, в конце концов, форштегер<br />
(староста) Екатеринштадта и, спросив Дирингера о причине плача,<br />
взял его сына из католической школы и передал отцу, а потом разослал<br />
собравшийся народ по домам.<br />
Обращение в католичество детей Дирингера взволновало как<br />
мужское, так и в особенности женское население Екатеринштадта,<br />
пошли толки и пересуды, возбудившие взаимную вражду между протестантами<br />
и католиками.<br />
Лютеране произносили проклятия в адрес иезуитов и католиков<br />
и главной виновницей обращения в католицизм как детей Дирингера,<br />
так и детей оставшихся по смерти колониста Греера, рожденных<br />
равным образом в смешанном браке, считали Марию Гертлинг. Она<br />
была ревностной последовательницей отцов иезуитов и, ходя по<br />
домама колонистов, проповедовала о том, что «без католической<br />
веры нельзя быть угодным Богу, весть житие христианское и умереть<br />
блаженным», но, прибавляла она, «ежели кто при последнем<br />
издыхании только пожелает сделаться католиком, то может быть<br />
помилован»; девиц католичек она уговаривала не выходить замуж<br />
за протестантов: «Не выходи замуж за лютеранина, – говорила она<br />
служанке колониста Асмуса, – ибо ты и без того уже не была пять<br />
лет у причастия, а тогда и подавно не пойдешь». Эта пропагандистка<br />
католицизма была, как нарочно, должна сто рублей лютеранину<br />
Никельману.<br />
Ее проповедь о невозможно спасения вне католицизма и припысываемое<br />
ей молвой обращение в этот последний малолетних детей<br />
двух колонистов возбудил против нее упомянутого Никельмана, и он<br />
потребовал с нее возвращение долга. Гертлинг просила потерпеть,<br />
пока ее сын продаст табак, – тогда она уплатит часть долга; но Никельман<br />
настаивал на немедленной уплате, говоря, что у самого его<br />
есть долги и ему нужно рассчитываться с кредиторами; впрочем, он<br />
сейчас же дал понять своей должнице, где зарыта собака, присовокупив,<br />
«к тому же говорила она, что он (Никельман), будучи лютеранином,<br />
не может наследовать царства небесного, почему он и<br />
211<br />
К истории иезуитов в России
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
212<br />
желает с нею рассчитаться, а ежели у нее денег нет, то пусть идет к<br />
своим единоверцам или к католическому патеру, которые помогут<br />
ей в нужде, а к лютеранам, которых она почитает пропадшими, чтоб<br />
впредь не ходила».<br />
Свои объяснения Никельман закончил руганью по адресу католиков<br />
и католичества: «Проклятый католический народ! Чему вы<br />
молитесь в вашей церкви? Вашим проклятым образам! На мне<br />
на них!»<br />
О ругательствах Никельмана Гертлинг рассказала подобной ей<br />
«католической святоше», некоей Бенкграф, страдавшей припадками<br />
религиозного умопомешательства. Бенкграф, придя к колонистке<br />
Марии Еве Шиллер, застала ее в споре с лютеранкой Шульц по поводу<br />
дела Дирингера. Услышав, что Шульц называет Дирингерову<br />
жену негодяйкой, Бенкграф сказала: «Ежели Дирингерова жена негодяйка,<br />
то и муж ее негодяй … ежели колонист Никельман может<br />
клясть их (католиков) веру и духовников, то и она может проклинать<br />
его и лютеранского пастора Буке», и затем прибавила: «Я осуждаю<br />
всех лютеран в преисподнюю ада и также пастора вашего Буке,<br />
который при живом теле уже горит в нем». Слова «католической<br />
святоши», сказанные при нескольких свидетельницах, сделались известными<br />
лютеранскому пастору, и он подал в сельский суд жалобу<br />
на Бенкграф.<br />
Суд в составе форштегера Цицера и двух бейзицеров – Давида<br />
Бинемана и Филиппа Асмуса привлек к ответственности не только<br />
Бенкграф, но и двух друг лиц, «обвиняемых в хулении веры», а именно<br />
Марию Гертлинг и Якова Никельмана.<br />
К участию в допросе и суждении об их поступках суд пригласил<br />
почетнейших жителей Екатеринштадта всех трех вероисповеданий<br />
(католиков, лютеран и реформатов). Рассмотрев дело, суд «обще с<br />
приглашенными людьми» постановил: Иоганну-Катерину Бенкграф<br />
за то, что она публично на улице осуждала всех лютеран вместе с<br />
пастором в преисподнюю ада, «по троекратному зову не прежде в<br />
суд явилась, как уже по посылке за нею бейзитцеров и вообще<br />
оказывала в суде упорство и вела себя непристойно», подвергнуть<br />
наказанию палками в размере пятнадцати ударов и взять с нее в<br />
пользу рассыльного 25 копеек; колонистку Марию Гертлинг и колониста<br />
Никельмана наказать денежною пенею в размере полутора<br />
рублей с каждого в пользу находящихся в Екатеринштадте трех церквей<br />
(1-ой католической и 2-х протестантских) и взять еще сверх того
по 25 копеек в пользу рассыльного. Первая подвергалась наказанию<br />
«за то, что она у себя дома затеяла с колонистом Никельманом спор о<br />
вере и даже в суде, в присутствии сторонних людей, не переставала<br />
спорить и, между прочим, сказала, что без веры католической никто<br />
не наследует царствия небесного, а второй за то, что он вступил<br />
с нею в спор такого рода и чрез то был причиною происшедших<br />
неудовольствий».<br />
Предпринять эти решительные меры по отношению к упомянутым<br />
подсудимым сельский суд находил необходимым главным образом<br />
с тою целью, «чтоб дать пример другим и тем истребить для<br />
будущего времени семена раздора в отношении к вере». Наиболее<br />
пострадавшая и наиболее фанатичная из подсудимых Бенкграф впоследствии<br />
заявила главному судье Саратовской конторы опекунства<br />
иностранных, что свое наказание, «яко малое страдание ради Христа<br />
и католической церкви», она «претерпела с радостью и никакой жалобы<br />
не приносит». Но этой расправой с виновными в религиозных<br />
спорах дело не кончилось.<br />
Раздраженный и испуганный иезуитской пропагандой пастор<br />
Буке (Buck) не ограничился жалобой в сельский суд колонии и наказанием<br />
лиц, бывших козлом отпущения за грехи отцов иезуитов:<br />
18 апреля 1811 года он послал донесение в Саратовскую контору<br />
опекунства иностранных о вышеизложенных событиях в колонии.<br />
Преувеличивая значение этих событий и их опасность для общественного<br />
спокойствия, он в своем донесении, между прочим, писал,<br />
«что дьявольское правило (которого держится католичество)<br />
– вне церкви нет спасения (extra ecclesiam nulla salus) – рождает то<br />
рвение к осуждению ближних не одной церкви, и что происками<br />
иезуитов легко может нарушиться общественная тишина», во избежание<br />
чего «необходимо нужно … просить об удалении иезуитов<br />
из колонии».<br />
Донесение пастора обратило на себя внимание Саратовской конторы<br />
опекунства иностранных, и главный судья конторы Рогенбуке<br />
(Roggenbucke) в мае того же 1811 года прибыл в Екатеринштадт на<br />
следствие. Так как пастор возбуждал общий вопрос об изгнании<br />
иезуитов из колоний, не входивших в его компетенцию, и в то же<br />
время своим донесением задел и контору, заявляя в нем, между прочим,<br />
что указы самой конторы иногда приводили к последствиям,<br />
которых она не предвидела, то Рогенбуке прибыл в Екатеринштадт,<br />
по-видимому, несколько предубежденным против пастора Буке.<br />
213<br />
К истории иезуитов в России
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
214<br />
Приступая к следствию, он, «к отклонению всякого рода пристрастия<br />
к той и другой стороне, пригласил к участию в нем в качестве<br />
свидетелей католического патера-супериора Мейера и местного<br />
реформатского пастора Губера. Следствие подтвердило изложенную<br />
выше картину событий и отношений в Екатеринштадте, при чем<br />
упомянутый пастор Губер сделал к следственному делу такого рода<br />
приписку, направленную против католической церкви и тактики ее<br />
служителей:<br />
«С великим участием был я при производстве сего следствия и<br />
часто рождалось во мне горячее желание, чтоб испрошено было<br />
мнение мужей сведущих в делах, знающих здешние местные обстоятельства<br />
и миролюбивых, каким бы образом привести в законное<br />
устройство как здешнюю столь часто в колониях в ложном смысле<br />
принимаемую терпимость вере, так и соотношения по должностным<br />
делам и, назначив всему пределы, постановить такие правила,<br />
которые бы могли разрешать всякое недоумение и помощью которых<br />
проповедник веры и мира мог неукоснительно вывесть себя из<br />
встречных споров.<br />
Когда также не больше, как только терпимая сродственная<br />
церковь (Schwesterkirche) принимает в основание, что она одна<br />
ведет к спасению, и в сопровождении бодрых своих служителей<br />
похваляется особенными Божьими и человеческими правами, давая<br />
их чувствовать ближнему своему в обители терпимости на кафедре<br />
и на улице, тогда язык терпимости в ее устах гласит весьма<br />
двусмысленно.<br />
Только в сердце может обитать священная терпимость вере,<br />
а у кого в сердце мысль, что его одна вера или церковь ведет к<br />
вечному блаженству, того одними устами изрекаемая терпимость<br />
не выдержит испытания. Кто правильно рассуждает, тот, по всем<br />
правилам логики, должен в сердце своем осуждать своего собрата,<br />
не находящегося в недрах той церкви, а от избытка сердца уста<br />
глаголют. Сверх того нельзя не признаться, чтобы рвение преклонять<br />
других в свою веру, не было любимым чадом сего, всех, кроме<br />
своих последователей, осуждающего учения. История поучает,<br />
что оно расторгало нежнейшие узы кровного родства, распаляло<br />
умы, отягощало совесть и распространяло вокруг себя несказанные<br />
бедствия. Сколь желательно потому было бы иметь здесь, где<br />
мы (в отношении веры) живем, весьма перемешаны между собою,<br />
твердые правила и положительные границы, чтобы спокойствие
не нарушалось, и любовь не охладевала. … Но истине нам нужно<br />
объяснение и устройство по мудрым законам. Дай Боже, чтоб настоящий<br />
случай послужил к тому».<br />
И так, пастор Губер, в виду особенностей вероучения римскокатолической<br />
церкви и агрессивного поведения его духовенства,<br />
настаивал на определении законодательным путем взаимных отношений<br />
между различными «иностранными» исповеданиями в<br />
России.<br />
На ту же точку зрения стал и главный судья Саратовской конторы<br />
Регенбуке. Хоть он и находил, что пастор Буке в своем доносе<br />
«делал неправильные показания и поносил иезуитов неприличным<br />
образом», тем не менее, в столкновениях между протестантским<br />
духовенством и католическим вынужден был принять сторону<br />
первого.<br />
«Во время обозрения колоний, – писал он министру внутренних<br />
дел в донесении от 29 мая 1811 года, – замечено мною, что между<br />
духовенством протестантским и римско-католическим происходят<br />
весьма часто раздоры и взаимные друг на друга жалобы в стеснении<br />
той и другой религии преклонение, посредством набожных прихожан,<br />
людей из той или другой религии, и что католическое духовенство<br />
позволяет себе раздачу лютеранам святой воды от разных<br />
болезней и во время богослужения в церкви увещевать прихожан<br />
не иметь никакого общения с еретиками, разумея под сим лютеран<br />
и реформатов.<br />
Таковые раздоры духовенства и внушения ненависти к ближним<br />
для общего устройства и спокойствия, требующих в основание свое<br />
согласия всех членов, составляющих общество, тем вреднее в саратовских<br />
колониях, то в иных одного и того же общества жители<br />
исповедуют разные веры …<br />
При сем случае нельзя умолчать и того обстоятельства, что иезуитское<br />
духовенство, по особливым правилам своего ордена, старается<br />
преклонить колонистов более к жизни монашеской, нежели<br />
к жизни земледельца. Во время церковных праздников, коих в году<br />
бывает очень много, патеры принуждают колонистов к посещению<br />
церквей и тем много отвлекают их в рабочую пору от хозяйственных<br />
занятий, особливо, когда они для одного праздника должны возвращаться<br />
с пашней, отлежащих от колоний на 25 и 30 верст в степи.<br />
От такового отвлечения происходит, что колонии католического исповедания<br />
пред колониями прочих исповеданий хуже, и в строении<br />
215<br />
К истории иезуитов в России
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
216<br />
и в домах жителей их меньше хозяйственного порядка, чистоты и<br />
опрятности».<br />
Для уничтожения всяких трений между католиками и протестантами<br />
Рогенбуке предлагал «постановить известные правила в<br />
рассуждении сего и назначить круг действия каждой религии и ее<br />
священнослужителей» и, в частности, издать определенные узаконения<br />
относительно вероисповедания детей в смешанных браках<br />
инославных христиан. «Каждый из духовенства, – писал Рогенбуке<br />
министру внутренних дел, – по особливому ли ревнованию к своей<br />
религии, или по другим видам старается присвоять присоединение<br />
новорожденных к своему стаду, употребляя к тому разные средства,<br />
и от того рождается несогласие, которое от них переходит и на<br />
самые браки и целые семейства, и первые разрушает во вред казенного<br />
интереса и общественной жизни». Следовательно, издание<br />
ясных и точных правил относительно смешанных браков является<br />
делом государственной необходимости.<br />
Экспедиция государственного хозяйства, на заключение которой<br />
министр внутренних дел передал донесение Рогенбуке,<br />
нашла «представление» последнего о необходимости издания<br />
определенных правил относительно смешанных браков «основательным»<br />
и посему мнением положила: «Обстоятельство о смешанных<br />
браках и детях колонистов разных религий в России, за<br />
исключением греко-российской, о которой существуют особые<br />
узаконения, отнести на уважение господина главноуправляющего<br />
делами иностранных исповеданий и просить о содействии его по<br />
сему предмету, для чего и препроводить к нему копию с донесения<br />
главного судьи». 28 июня 1811 года министр внутренних дел согласился<br />
с заключением экспедиции государственного хозяйства<br />
и «приказал по сему исполнить». Дело, таким образом, перешло в<br />
ведение главноуправляющего делами иностранных исповеданий<br />
и там заглохло.<br />
В ожидании же, пока изданы будут соответствующие узаконения,<br />
главный судья Саратовской конторы опекунства иностранных издал<br />
на имя обер-форштегера Екатеринштадтского округа Боксгорна<br />
следующий характерный приказ: «Окончивши следственное производство<br />
о происшедших в колонии Екатеринштадт раздорах относительно<br />
веры, нашел я к немалому моему прискорбию, что некоторые<br />
колонисты, а особенно женский пол, без всякого права и в противность<br />
своего звания, пускается в толки о положениях веры, подавая
через сие повод к раздорам и ненависти … Как такое направление<br />
умов может иметь вредные последствия для общественного спокойствия<br />
…, то строжайше предписываю сим обер-форштегеру Боксгорну<br />
иметь бдительное смотрении за колониею Екатеринштадтом и<br />
подтвердить сельским ее начальникам, чтоб они со всею строгостью<br />
понуждали колонистов к исполнению обязанностей доброго хозяина<br />
и отца семейства, не дозволяя женам и молодым людям иметь<br />
многочисленных и праздных сходбищ как на улицах, так и в домах,<br />
а еще менее заводить разговоры о несогласностях вере и вообще о<br />
таких предметах, кои вне пределов земледельца, за что не только<br />
сельские начальники, но и каждый хозяин, в доме коего такие суждения<br />
произойдут, будет в ответе».<br />
Вот какая оригинальная и радикальная мера сто лет тому назад<br />
была предпринята в одном из уголков России для пресечения религиозных<br />
смут! Жаль только, что нам неизвестно, до каких пор применялось<br />
и сохраняло свою силу в саратовских колониях запрещение<br />
собираться вместе и разговаривать о предметах, не относящихся к<br />
сельскому хозяйству.<br />
Примечания<br />
Статья впервые опубликована в «Варшавских университетских известиях»<br />
(1912. № 3. С. 1–13). В том же году издан отдельный оттиск статьи,<br />
отпечатанный в типографии Варшавского учебного округа.<br />
В Тульской областной универсальной научной библиотеке хранится<br />
один экземпляр статьи, в свое время подаренный Г.Г. Писаревским<br />
профессору Московского университета, будущему академику М.К. Любавскому.<br />
На экземпляре имеется дарственная надпись: «Глубокоуважаемому<br />
Матвею Кузьмичу от автора 19/X 1911 г.». Статья попала в Тулу<br />
с частью библиотеки академика, после того, как он был репрессирован<br />
в 1930 году по «академическому делу».<br />
Архив Главного Управления Землеустройства и Земледелия, на который<br />
ссылается Г.Г. Писаревский, в настоящее время входит в состав<br />
фондов Министерства земледелия Российского государственного<br />
исторического архива. Современное название и местонахождение использованного<br />
автором дела такие: «По представлению главного судьи<br />
Саратовской конторы опекунства иностранных Рогенбуке с жалобой<br />
пастора Екатеринштадтского прихода Буке на патера того же прихода<br />
217<br />
К истории иезуитов в России
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
ордена иезуитов Гвилемана за разжигание розни между лютеранами и<br />
католиками колонии Екатеринштадт с прошениями прихожан, а также<br />
о правилах, касающихся смешанных браков и детей колонистов разных<br />
религий. 1811–1813 гг. Рус, нем. яз. // РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 1056.<br />
124 л.<br />
с. 209. Екатеринштадт (до революции – Катариненштадт, Баронск,<br />
в советское время – Марксштадт, после 1941 г. – г. Маркс Саратовской<br />
обл.) – колония в Саратовской губернии, основанная 27 августа<br />
1766 г.<br />
с. 209. Пастор Буке (Buck, Johann Heinrich) (?–?), лютеранский пастор,<br />
уроженец Германии, обучался теологии в университете Галле, в 1793–<br />
1798 служил в колонии Дитель (Олешна) Саратовской губернии, затем<br />
с 1798 по 1820 – в Екатеринштадте, в 1820–1831 – в колонии Розенхайм<br />
(Подстепная).<br />
218
ÈÍÎÑÒÐÀÍÍÛÅ ÊÎËÎÍÈÑÒÛ<br />
ÃÐÅÊÎ-ÐÎÑÑÈÉÑÊÎÃÎ<br />
ÈÑÏÎÂÅÄÀÍÈß Â ÏÎÂÎËÆÜÅ
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
220<br />
ИНОСТРАННЫЕ КОЛОНИСТЫ<br />
ГРЕКО-РОССИЙСКОГО ИСПОВЕДАНИЯ<br />
В ПОВОЛЖЬЕ<br />
В числе иностранных колонистов Поволжья имеется небольшое<br />
число семей православного исповедания, главным образом,<br />
в колонии Елшанке (Саратовской губернии, Камышинского уезда,<br />
Каменской волости). Каким образом и из кого составился этот разряд<br />
иностранных колонистов среди обитателей Поволжья? На этот<br />
вопрос, как бы мимоходом, ответил А.Н. Минх в своем «Историкогеографическом<br />
словаре Саратовской губернии», назвав православных<br />
колонистов Елшанки обрусевшими греками. Но этот ответ – ни<br />
больше, ни меньше, как только предположение, не имеющее под<br />
собой твердых оснований. В действительности состав и условия образования<br />
этой группы населения гораздо сложнее.<br />
Само центральное правительство долгое время не подозревало о<br />
ее существовании. В 1808-м году Экспедиция государственного хозяйства,<br />
усмотрев из мемории Саратовской конторы опекунства иностранных<br />
о решенных делах за июль месяц этого года, что «между колонистами,<br />
ведомству ее принадлежащими, состоят люди греческого<br />
исповедания», заинтересовалась этим фактом и предписала конторе<br />
«доставить уведомление, каким образом переход в оное последовал,<br />
и много ли теперь таковых людей в колониях находится»?<br />
Этому запросу экспедиции обязаны мы сохранением сведений об<br />
условиях образования и составе православной группы колонистов.<br />
Получив его, Саратовская контора, не ограничиваясь имеющимися в<br />
ее распоряжении сведениями в делах бухгалтерии, 1 потребовала от<br />
всех обер-форштегеров обстоятельных донесений о проживающих<br />
в колониях православных колонистах.<br />
По собранных таким образом сведениям оказалось, что первоначальными<br />
православными насельниками Елшанки, водворенными в<br />
ней между 1764–1769 гг., были следующие лица:<br />
1<br />
Эти сведения не могли быть полными, так как при вступлении колонистов в<br />
брак с православными женщинами «вольного происхождения колонистский<br />
долг казне не увеличивался, то соответствующих отметок в бухгалтерских<br />
книгах и не делалось.
Иван Саватский, Николай Штанов и Егор Минстер – три отставных<br />
гусара санкт-петербургского гусарского полка, давшие колонии второе<br />
ее название (Гусары) и принявшие православие, также состоя на военной<br />
службе; Кондратий Соколовский, бывший «греко-российского<br />
исповедания», по-видимому, от рождения, и, наконец, Иван Анастасьев<br />
(Анастас), грек, приехавший в 1766-м году из Астрахани в Саратов.<br />
Один из них вовсе не оставил потомства (Юриц), другой (Соколовский)<br />
оставил одну дочь, три бывшие гусара оставили каждый<br />
по одному сыну (Саватский, Штанов, Минстер); самым же многочисленным<br />
было потомство грека Ивана Анастасьева от брака «с русской<br />
девкой» Прасковьей Алексеевой: он оставил четырех сыновей<br />
и одну дочь; после же его смерти в его семье числилось в 1808-м<br />
году, вместе с вдовой-старухой 75 лет, двенадцать душ обоего пола.<br />
Это преобладание потомства Анастасьева среди населения Елшанки,<br />
вероятно, и дало повод думать, что православные ее обитатели<br />
– обрусевшие греки.<br />
Всего среди населения Елшанки в 1808-м году состояло 26 душ<br />
православных обоего пола. 2<br />
Но, кроме Елшанки, православные целыми семьями или отдельными<br />
лицами проживали и в других колониях, а именно: в Екатеринштадте,<br />
Борегарде, Кано, Паульской, Шафгаузен, Отроговке, Теляуз,<br />
Привальной, Гнилушке, Каменке, Россоши – всего в числе 29 душ<br />
обоего пола. Это были или колонисты, сами принявшие православие,<br />
или православные жены колонистов с их детьми, крещенными также<br />
в православную веру. Так, колонист из Отроговки Иван Павлович<br />
Галле с малолетства находился в плену у киргизов, а после выхода<br />
из плена долгое время жил у казаков на Урале, где и принял православие.<br />
В 1807-м году в возрасте 35 лет, он явился и зачислен в колонию<br />
Отроговку по предписанию министра внутренних дел. Колонист<br />
Привальной Георг Фейль принял православие и женился на русской<br />
крестьянке, находясь в течение 18-ти лет (1770–1788 гг.) в бегах. Колонист<br />
Теляузы Вильгельм Ковач, проживая долгое время в г. Саратове,<br />
2<br />
Сто лет спустя, к 1-му января 1910 года, в Елшанке состояло 128 душ православного<br />
исповедания, а именно: потомков грека Анастаса (Анастасовы, Анастасьевы)<br />
71 душа обоего пола, потомков Штанова 46 душ и потомство не<br />
упоминаемого выше Рогажевского – 11 душ. Справка об этом из посемейного<br />
списка Елшанского сельского управления любезно сообщена нам Христофором<br />
Петровичем Шааб, кому и приносим свою искреннюю благодарность.<br />
221<br />
Иностранные колонисты греко-российского исповедания в Поволжье
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
222<br />
«принял по желанию греко-российское исповедание». По-видимому,<br />
переход Кавача в православие связан был с его женитьбой на саратовской<br />
мещанке Дарье Пигугиной, которая была вдвое моложе<br />
своего жениха. Колонист Гнилушки Михаил Брейт, вместе со своим<br />
отцом также проживая в Саратове в услужении у статского советника<br />
Есипова, «принял по желанию греко-российское исповедание, а затем<br />
женился на саратовской мещанке Лашмановой.<br />
Колонисты, и не принимая православия, иногда женились на<br />
русских, если им более или менее значительное время приходилось<br />
проживать вне колоний. Возвращаясь на родину, они приводили<br />
туда с собой и своих православных жен вместе с прижитыми<br />
от них детьми, крещеными также, согласно закону, в православное<br />
исповедание.<br />
Так, колонисты Готфрид Шульц (из Паульской) и Андреас Ример (из<br />
Кано) женились на вольноотпущенных крестьянках: первый, состоя<br />
управителем у помещика Бекетова в селе Бекетовка, Пензенской губернии<br />
и уезда, а второй – строя вместе с отцом мельницу у помещика Столыпина<br />
в деревне Покровской, Нижегородской губернии, Лукояновского<br />
уезда. Лоренц Гиль из колонии Шафгаузен, «живши на кавказской<br />
линии», женился на малороссиянке из Георгиевской крепости.<br />
Иногда колонисты женились на женщинах «благородного» происхождения:<br />
колонист Гольцфогт (колония Екатеринштат) женился<br />
на дочери капитана Романова Аграфене из г. Симбирска; колонист<br />
Петер Шверд (колония Каменка), находясь в Ростовской крепости<br />
(Ростов-на-Дону) женился на дочери поручика Ермолаева.<br />
Подводя итоги доставленным Саратовской конторой сведениям,<br />
мы вместе с Экспедицией государственного хозяйства можем<br />
принять следующий вывод о происхождении православной группы<br />
колонистов: «Некоторые колонисты, бывши по разным случаям<br />
в отлучках, вступили в брачный союз с женами греческого вероисповедания,<br />
а иные из них, колонистов, сами по желанию в оное<br />
входили, и прижитых как в первом, так и в последнем случае детей<br />
вводили в оное». Но при этом мы должны сделать ту оговорку, что<br />
были единичные случаи принятия в число колонистов и лиц православных<br />
от рождения (грек Иван Анастасьев и, по-видимому, Кондратий<br />
Соколовский), или перешедших в православие до зачисления<br />
в колонисты (три названных выше гусара и Юриц). Мало по малу<br />
число православных колонистов в Поволжье к 1808 году выросло<br />
до 55 душ обоего пола (22 мужеского и 33 женского пола), или 18-ти
семей. Из них только десять семей имели свои хозяйства в колониях,<br />
прочие же проживали в разных городах по паспортам.<br />
Раз возник вопрос о православных колонистах и заинтересовалось<br />
ими высшее начальство, то контора, чтобы выслужиться пред<br />
последними, решила показать свое попечение об их религиознонравственном<br />
состоянии. Она сочла нужным число православных<br />
колонистов «сделать известным пензенской духовной консистории,<br />
дабы священники соседственных селений за точным отправлением<br />
исповедуемой ими веры по уставам греческой церкви имели с своей<br />
стороны наблюдение до того времени, когда возможность будет<br />
свести их в одну колонию и определить им священника». Мало того,<br />
в своем донесении Экспедиции государственного хозяйства от 28 декабря<br />
1808 года контора обещала представить «должное дополнение»<br />
«о трех в колонии Баратаевке в замужестве за колонистами живущих<br />
женщинах – Юлиане, Анне и Анне-Лизбет, кои хотя и рождены от матери<br />
греческого исповедания, но исповедуют ныне веру лютеранскую»,<br />
т.е. другими словами, контора намеревалась возбудить дело о совращении<br />
помянутых женщин из православия в лютеранство.<br />
Экспедиция государственного хозяйства, «признавая принятые<br />
конторой меры о наблюдении за исполнением» православными колонистами<br />
«их вероисповедания основательными», полагала «предписать<br />
конторе оставить всех таковых, как ныне состоящих, так и<br />
впредь быть могущих колонистов греческого исповедания в покое,<br />
не делая им ни в принятии, ни в содержании оного никакого препятствия<br />
или затруднения». 3<br />
В частности экспедиция высказалась против проектированного<br />
конторой переселения всех православных колонистов в одну колонию,<br />
«как по малому их числу, так и по неудобности отделять семейства<br />
принужденно из колоний, где они имеют своих родственников<br />
и назначенные участки земли».<br />
22-го января 1809 года заключение экспедиции было утверждено<br />
министром внутренних дел, о чем контора и поставлена была в известность<br />
предписанием от 25-го января того же года. 4<br />
223<br />
Иностранные колонисты греко-российского исповедания в Поволжье<br />
3<br />
Но отсюда до преследования названных выше женщин за уклонение от православия<br />
– дистанция огромного размера.<br />
4<br />
Архив Главного управления землеустройства и земледелия. № 2385–3049. «Дело<br />
по выписке из мемории Саратовской опекунской конторы касательно находящихся<br />
в саратовских колониях греко-российского исповедания колонистов».
Примечания<br />
Писаревский Григорий Григорьевич<br />
224<br />
Статья опубликована в: Труды Саратовской ученой архивной комиссии.<br />
Вып. 33. – Саратов: Тип. Союза печат. дела, 1916. – С. 85–88.<br />
с. 220. «Историко-географический словарь Саратовской губернии»<br />
А.Н. Минха – незаконченное справочное издание, выходившее в 1898–<br />
1902 гг. Автор-составитель – историк, краевед, этнограф Александр<br />
Николаевич Минх (1833–1912). Изданные книги включают материал о<br />
Камышинском и Царицынском уездах.<br />
с. 220. Экспедиция государственного хозяйства – Экспедиция государственного<br />
хозяйства, опекунства иностранных и сельского домоводства<br />
(1797–1805), создана 4 марта 1797 г. в период царствования Павла I. Действовала<br />
при Сенате, при создании министерств в 1802 г. подчинена<br />
МВД. В задачи экспедиции входила, в частности, опека иностранцев, поселившихся<br />
в империи. В 1801–1802 гг. располагалась в здании Училища<br />
правоведения (наб. р. Фонтанки, 6/1), со стороны Сергиевской улицы.<br />
с. 220. Саратовская контора опекунства иностранных (с 1833 г. –<br />
Саратовская контора иностранных поселенцев) создана в 1766 г. для<br />
управления иностранными колонистами в Поволжье, преимущественно<br />
немецкого происхождения, подчинялась Канцелярии опекунства иностранных<br />
в Петербурге. Упразднена 1 мая 1877 г. в связи с переходом<br />
колонистов в 1871 г. в общегубернское управление.<br />
с. 220. Форштегер (или шульц) – глава сельской администрации в колониях,<br />
избирался на один год. В обязанности форштегеров выходили:<br />
административно-полицейская власть, суд, надзор и подробная регламентация<br />
ведения колонистского хозяйства.<br />
с. 222. Георгиевская крепость – совр. г. Георгиевск.<br />
Формат 60х90 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура «Myriad Pro».<br />
Печать офсетная. Усл. печ. л. 14. Тираж 1000 экз. Заказ № 1630/ОП-11.<br />
Издано ЗАО «МСНК-пресс» по заказу АОО «Международный союз немецкой культуры».<br />
119435, г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 5, оф. 51.<br />
Тел. (495) 937 65 44, факс (499) 766 48 76, e-mail: info@ivdk.ru<br />
Отпечатано ООО «Чебоксарская типография №1».<br />
428019, Чебоксары, пр. И. Яковлева, д. 15.