Good night, ÐжеÑзи - Instytut KsiÄ Å¼ki
Good night, ÐжеÑзи - Instytut KsiÄ Å¼ki Good night, ÐжеÑзи - Instytut KsiÄ Å¼ki
42 ЗЫГМУНТ МИЛОШЕВСКИЙ ЗЫГМУНТ МИЛОШЕВСКИЙ (Р. 1976) – ЖУРНАЛИСТ И ПРОЗАИК. «ЗЕРНО ИСТИНЫ» – ВТОРАЯ ЧАСТЬ ТРИЛОГИИ О ПРОКУРОРЕ ТЕОДОРЕ ШАЦКОМ. Photo: private Зерно истины Первый детективный роман Зыгмунта Милошевского – «Трясина» – принес ему успех, был высоко оценен как литературной критикой, так и читателем: Милошевский получил премию «Крупный калибр» за лучший польский детектив, по книге снят фильм с отличным актерским составом. «Зерно истины» – вторая книга из серии о перипетиях следователя Теодора Шацкого – подтверждает, что успех молодого автора был неслучаен. В «Зерне истины» Милошевский выводит классический образ стража закона с непростым прошлым. После развода Шацкий переезжает из Варшавы в Сандомир, рассчитывая начать новую жизнь. Однако быстро понимает, что совершил ошибку. Провинциальный сонный городок, в котором ничего не происходит, наводит на него тоску и уныние. Разумеется, лишь до той минуты, когда появляется дело, масштаб которого соответствует ожиданиям и амбициям следователя. Один за другим убиты местная активистка, ее мужполитик и местный бизнесмен, придерживавшийся крайне правых взглядов. Modus operandi преступника указывает на ритуальное убийство, что в городе, где вопрос польско-еврейских отношений, чрезвычайно болезненных и запутанных, и так стоит очень остро, – вызывает бурю эмоций. Убийца долго морочит прокурору голову, раз за разом наводя на ложный след, однако в конце концов преступление удается раскрыть. Мотивы его, впрочем, оказываются до банального просты. Автор «Трясины», сумев создать яркий образ главного героя, уверенно раскручивает детективный сюжет, до последней страницы держа читателя в напряжении. Но есть в прозе Милошевского и нечто большее – рефлексия над проблемами, с которыми продолжает тщетно бороться польское общество. В «Трясине» речь шла о люстрации и сложных расчетах с социалистическим прошлым, в «Зерне истины» – об антисемитизме и по-прежнему мучительных польско-еврейских отношениях. Другими словами, Милошевский не только развлекает читателя, но и заставляет его задуматься. А на это способы лишь истинные мастера жанра. Роберт Осташевский назад к содержанию
43 Здание суда было уродливым. В девяностые годы, когда его строили, оно еще могло казаться современным, теперь же напоминало цыганский дворец, приспособленный под общественные нужды. Лестницы, хром, зеленый камень, ломаные линии – все это не согласовалось ни с архитектурой окружающих домов, ни друг с другом, а в зеленом цвете чудилось что-то извиняющееся, словно здание пыталось скрыть собственное уродство на фоне кладбищенских деревьев. Зал заседаний был оформлен в том же стиле: главным элементом дизайна этого помещения, напоминавшего конференц-зал провинциального филиала, были зеленые, больничные вертикали. Облачаясь в тогу и занимая место прокурора, Шацкий продолжал досадливо морщиться. По другую сторону сидел обвиняемый и его адвокат. Хуберт Хубы был симпатичным мужчиной семидесяти лет. Густые волосы, еще не совсем седые, очки в роговой оправе и скромная обаятельная улыбка. Его защитник, наверняка государственный адвокат – без слез не взглянешь. Тога не застегнута, волосы не мыты, ботинки не чищены, усы не подстрижены – казалось, от него должно пованивать. – Как и от всего дела, – с растущим раздражением подумал Шацкий, которому обещали место в Сандомире только при условии, что он завершит все дела своего предшественника. Наконец появилась судья. – Девчонка, на вид выпускница школы… но хоть начнем наконец. – Господин прокурор? – любезно улыбнулась ему судья после всех формальностей. В Варшаве судьи никогда не улыбались – разве что с ехидством, поймав кого-нибудь на незнании законов. Теодор Шацкий встал, машинально поправляя тогу. – Высокий суд, прокуратура поддерживает все пункты обвинительного акта, обвиняемый признался во всех инкриминируемых ему действиях, вина его не вызывает сомнений в свете его собственных показаний и показаний потерпевших женщин. Я бы не хотел затягивать процесс, поэтому предлагаю считать обвиняемого виновным в том, что он обманным путем многократно совершил действия сексуального характера над другими лицами, что соответствует статье 197, параграф два, уголовного кодекса, и предлагаю приговорить обвиняемого к лишению свободы на шесть месяцев, что, подчеркиваю, является минимальным сроком, предусмотренным законом по данной статье. Шацкий сел, дело было очевидным, он только хотел, чтобы все побыстрее закончилось. Он специально предложил максимально смягчить приговор, чтобы избежать дискуссий. Теодор продолжал прокручивать в голове план допроса Будника, перебирал темы и вопросы, менял их последовательность, пытался предвидеть разные сценарии беседы, подготовиться к любому возможному варианту. Он уже знал, что Будник соврал насчет последнего вечера, который провел с женой. Но врут все, что вовсе не означает, будто все убийцы. У него могла быть любовница, они могли поругаться, он мог пойти выпить с приятелями. Нет, не пойдет, любовницу вычеркнуть – если Соберай и Вильчур сказали правду, в жену он был влюблен по уши. Нет, ни в коем случае, вычеркивать ничего нельзя, это какая-то провинциальная круговая порука, иди знай, кто, что, почему и зачем ему говорит. Вильчур доверия не вызывает, Соберай была другом семьи. – Господин прокурор, – резкий голос судьи прервал его летаргический сон, он осознал, что почти не слушал речь защитника. Шацкий поднялся. – Да, уважаемый суд? – Каково ваше мнение относительно позиции защиты? Мать твою, он понятия не имел, какова позиция защиты. В Варшаве, за редкими исключениями, судьи не интересовались его мнением, утомленно выслушивали стороны, удалялись, объявляли приговор, и все – следующий, пожалуйста. Судья в Сандомире проявила милосердие. – Изменить квалификацию преступления на статью 217, параграф первый… У Шацкого перед глазами всплыли соответствующие страницы уголовного кодекса. Он посмотрел на защитника, как на сумасшедшего. – Вы шутить изволите? Я бы рекомендовал господину адвокату ознакомиться с основополагающими законами и их трактовками. Статья 217 касается нарушения телесной неприкосновенности и, в сущности, применима только в случаях несерьезных драк или когда один политик врежет другому по морде. Разумеется, мне ясна идея защиты: нарушение неприкосновенности – дело частного обвинения, и максимальный срок там год. В то время как за преследование грозит от полугода до восьми. А ведь именно этим, господин адвокат, занимался ваш клиент. Защитник встал. Вопросительно глянул на судью, девушка кивнула. – Хочу также напомнить, что после переговоров почти все пострадавшие простили моего клиента, поэтому дело может быть закрыто. Шацкий даже не стал дожидаться разрешения взять слово. – Еще раз: прошу почитать уголовный кодекс, господин адвокат, – буркнул он. – Во-первых, «почти» – это «почти», а во-вторых, закрытие дела вследствие переговоров применимо только к преступлениям, за которые грозит наказание до трех лет лишения свободы. Вы можете разве что просить исключительного смягчения наказания, которое и так до смешного мало, учитывая действия вашего клиента. Адвокат улыбнулся и удивленно развел руками. – Слишком много кинофильмов, слишком мало профессиональной литературы, – мысленно прокомментировал Шацкий. – Но разве кто-нибудь пострадал? Разве кто-нибудь испытал неприятные ощущения? По-человечески все так понятно, да и люди все взрослые... У Шацкого потемнело в глазах. Чтобы успокоиться, он мысленно досчитал до трех. Сделал вдох, выпрямился, взглянул на судью. Она с любопытством кивнула. – Господин адвокат, прокуратура потрясена вашим невежеством как относительно законов, так и относительно обычаев, принятых в цивилизованном мире. Напоминаю, что обвиняемый Хубы на протяжении многих месяцев ходил по домам на территории всего сандомирского повята, с докторской сумкой и в белом халате, представляясь врачом. Уже одно это наказуемо. Он выдавал себя за специалиста по, цитирую, «пальпационной маммографии» и предлагал провести профилактическое обследование, для чего женщины должны были раздеться и продемонстрировать ему свои прелести. Что подпадает под статью о сексуальном насилии. Хочу также напомнить, что большинство «пациенток» он заверил, будто с их бюстом все в порядке, что могло оказаться неправдой и повлечь за собой отказ от профилактических обследований и серьезные проблемы со здоровьем. Впрочем, это главная причина, по которой одна из пострадавших не согласилась на переговоры. – Но у двух женщин он нащупал уплотнения и убедил их начать лечение, что в конечном счете спасло им жизнь, – с пафосом возразил адвокат. – Ну так пусть эти женщины скинутся и носят ему передачи (...). Он видел, что судья едва не захихикала. W.A.B., WARSZAWA 2011 123 × 195, 448 PAGES ISBN: 978-83-7747-528-7 TRANSLATION RIGHTS: W.A.B. назад к содержанию
- Page 1 and 2: НОВЫЕ КНИГИ ИЗ ПОЛЬ
- Page 3 and 4: ИЗБРАННЫЕ ПРОГРАММ
- Page 5 and 6: СОДЕРЖАНИЕ СТРАНИЦ
- Page 7 and 8: 7 - Может быть, - вздо
- Page 9 and 10: 9 В субботу, в десят
- Page 11 and 12: 11 1 Курсивом выделе
- Page 13 and 14: 13 (говорит Хавьер) Я
- Page 15 and 16: 15 Дети с первого эт
- Page 17 and 18: 17 Ты постоянно бесп
- Page 19 and 20: 19 Наконец мне откры
- Page 21 and 22: 21 Становиться член
- Page 23 and 24: 23 8 Телефон часто от
- Page 25 and 26: 25 1. МАТЬ У тебя случ
- Page 27 and 28: 27 1993: Польша в объяв
- Page 29 and 30: 29 Дине сильно за се
- Page 31 and 32: Это все от любви, се
- Page 33 and 34: 33 Говорят, что нет н
- Page 35 and 36: Июль 1989 г., Мадрид 35
- Page 37 and 38: 37 Всякая история гд
- Page 39 and 40: 39 «В ноябре 1980 года
- Page 41: 41 Мой отец уже давн
- Page 45 and 46: 45 Посетители, привл
- Page 47: ПОЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ
42<br />
ЗЫГМУНТ<br />
МИЛОШЕВСКИЙ<br />
ЗЫГМУНТ МИЛОШЕВСКИЙ (Р. 1976) – ЖУРНАЛИСТ И ПРОЗАИК.<br />
«ЗЕРНО ИСТИНЫ» – ВТОРАЯ ЧАСТЬ ТРИЛОГИИ О ПРОКУРОРЕ<br />
ТЕОДОРЕ ШАЦКОМ.<br />
Photo: private<br />
Зерно истины<br />
Первый детективный роман Зыгмунта Милошевского – «Трясина» –<br />
принес ему успех, был высоко оценен как литературной критикой,<br />
так и читателем: Милошевский получил премию «Крупный калибр»<br />
за лучший польский детектив, по книге снят фильм с отличным актерским<br />
составом. «Зерно истины» – вторая книга из серии о перипетиях<br />
следователя Теодора Шацкого – подтверждает, что успех<br />
молодого автора был неслучаен.<br />
В «Зерне истины» Милошевский выводит классический образ стража<br />
закона с непростым прошлым. После развода Шацкий переезжает<br />
из Варшавы в Сандомир, рассчитывая начать новую жизнь.<br />
Однако быстро понимает, что совершил ошибку. Провинциальный<br />
сонный городок, в котором ничего не происходит, наводит на него<br />
тоску и уныние. Разумеется, лишь до той минуты, когда появляется<br />
дело, масштаб которого соответствует ожиданиям и амбициям<br />
следователя. Один за другим убиты местная активистка, ее мужполитик<br />
и местный бизнесмен, придерживавшийся крайне правых<br />
взглядов. Modus operandi преступника указывает на ритуальное<br />
убийство, что в городе, где вопрос польско-еврейских отношений,<br />
чрезвычайно болезненных и запутанных, и так стоит очень остро,<br />
– вызывает бурю эмоций. Убийца долго морочит прокурору голову,<br />
раз за разом наводя на ложный след, однако в конце концов преступление<br />
удается раскрыть. Мотивы его, впрочем, оказываются до<br />
банального просты.<br />
Автор «Трясины», сумев создать яркий образ главного героя, уверенно<br />
раскручивает детективный сюжет, до последней страницы<br />
держа читателя в напряжении. Но есть в прозе Милошевского и нечто<br />
большее – рефлексия над проблемами, с которыми продолжает<br />
тщетно бороться польское общество. В «Трясине» речь шла<br />
о люстрации и сложных расчетах с социалистическим прошлым,<br />
в «Зерне истины» – об антисемитизме и по-прежнему мучительных<br />
польско-еврейских отношениях.<br />
Другими словами, Милошевский не только развлекает читателя, но<br />
и заставляет его задуматься. А на это способы лишь истинные мастера<br />
жанра.<br />
Роберт Осташевский<br />
назад к содержанию
Change language