Good night, ÐжеÑзи - Instytut KsiÄ Å¼ki
Good night, ÐжеÑзи - Instytut KsiÄ Å¼ki Good night, ÐжеÑзи - Instytut KsiÄ Å¼ki
36 ИОАННА ОЛЬЧАК-РОНИКЕР ИОАННА ОЛЬЧАК-РОНИКЕР – ПИСАТЕЛЬНИЦА, СЦЕНАРИСТ, ДРА- МАТУРГ. ЗА ОПУБЛИКОВАННУЮ В 2001 ГОДУ САГУ ОБ ИСТОРИИ СВОЕЙ СЕМЬИ – «В САДУ ПАМЯТИ» – БЫЛА УДОСТОЕНА ГЛАВНОЙ ПОЛЬСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ПРЕМИИ «НИКЕ». КНИГА ПЕРЕВЕДЕНА НА ДЕСЯТЬ ЯЗЫКОВ. Photo: Instytut Książki Корчак. Опыт биографии Януш Корчак – литературный псевдоним доктора Хенрика Гольдшмита, врача-педиатра, автора книг о детях и для детей, человека, который под влиянием прогрессивных идей вознамерился изменить мир не посредством революции, но с помощью реформ системы воспитания. В центре его теории – личность ребенка. Корчак основал еврейский дом сирот и на протяжении многих лет был его директором. В это детском доме существовала внутренняя конституция, регулировавшая отношения между детьми и воспитателями, своя иерархия, а также самоуправление, причем дети имели право оценивать (и наказывать) воспитателей за нарушение установленных правил. Однажды был наказан даже сам доктор. Доктора упрекали в идеализме, его детский дом был миниатюрной моделью совершенного общества, и воспитанники не всегда оказывались подготовлены к существованию в реальном мире. Однако разработанная Янушем Корчаком система несомненно оказала влияние на развитие теории воспитания в целом. В 1940 дом сирот Корчака был переселен в варшавское гетто. В условиях оккупации, голода, эпидемий, перенаселенности он быстро перестал быть безопасным убежищем. В 1943 году Януш Корчак вел дневник, в котором, не без сарказма, описал крушение собственного идеализма. Однако веру в человека и в добро ему удалось сохранить. В послевоенной Польше Януш Корчак стал легендой: рассказывали, что он мог спастись, но предпочел героически погибнуть вместе со своими воспитанниками. 6 августа 1943 года все они оказались на Умшлагплац, откуда отправлялись поезда в концлагеря. Согласно новым источникам, Корчак просто не видел для себя возможности спасения – он был крайне истощен физически. Доктор до последней минуты заботился о духовном воспитании детей. Обо всем этом повествует Ольчак-Роникер в своем «Опыте биографии». Дед Иоанны Ольчак-Роникер был издателем, в межвоенный период немало сделавшим для польской литературы. У него выходили и книги Януша Корчака. Кроме того, его семья также была ассимилированной – одной из множества в довоенной Польше. Во время II Мировой войны матери и бабушке писательницы удалось укрыться и, благодаря этому, уцелеть. Сама Иоанна Ольчак-Роникер видела в детстве героя своей будущей книги. Историю доктора она рассказывает просто и одновременно серьезно, не скрывая, что фигура это весьма непростая. Корчак переживал депрессии, периоды сомнений. Кроме того, автор рисует сложную эпоху, в которую довелось жить Корчаку, рассказывает о его борьбе с антисемитизмом и поиске собственного пути среди множества течений своего времени. Анна Насиловская назад к содержанию
37 Всякая история где-то начинается. Наша – берет начало в Грубешове, ибо оттуда родом предки Хенрика Гольдшмита, известного миру под именем Януша Корчака. Грубешов – местечко в Люблинском воеводстве, на самой границе с Украиной, расположенное на живописном берегу реки Гучвы, а точнее, между двумя ее рукавами. Вокруг протянулись густые леса, раскинулись плодородные нивы и зеленые луга. Здесь сохранилось множество образцов деревянной и каменной архитектуры, отсылающих к эпохе, о которой пойдет речь в этой главе. Напоминают о ней и названия улиц Грубешова – Водная, Костельная, Тихая, Людная, Сапожная, Гусиная. У всякой истории есть точка отсчета. Корни нашей уходят в далекое прошлое, таинственное, словно страшная сказка. В народной еврейской традиции существовал обычай: если в округе бушевала эпидемия чумы или черной оспы, следовало поженить на кладбище пару самых убогих и обиженных судьбой – нищих, калек, сирот. Еврейская община справляла им приданое и молодожены начинали новую жизнь – считалось, что это отгонит смерть. По преданию, именно так возник род Гольдшмитов. «[…] О далеких предках я знаю только, что это были бездомные сироты, которых поженили на кладбище во время охватившей местечко эпидемии – словно бы принося на алтарь смерти»”. Так рассказывал Корчак Марии Чапской поздней осенью 1941 года, когда она – воспользовавшись чужим пропуском – навестила его в гетто, на улице Сенной, куда гитлеровцы переселили Дом сирот. Упоминаемый в «Дневнике» прадед – фигура более конкретная, хотя и о нем мало что известно. Желая разбудить в детях интерес к фамильному прошлому, доктор с горечью писал в «Малом обозревателе» – приложении к «Нашему обозревателю», адресованному ассимилированной еврейской интеллигенции: «Фотографий прадеда у меня нет, и мне почти ничего о нем не рассказывали. Дед не успел – умер еще до моего рождения. Да, о своем прадеде я знаю мало. Лишь то, что он был стекольщиком в местечке. Бедняки в те времена окон не стеклили. Прадед ходил по дворам, вставлял стекла и скупал заячьи шкурки. Мне приятно думать, что прадед стеклил окна, чтобы было светло, а шкурки, из которых шили кожухи, покупал, чтобы было тепло. Иногда я представляю себе, как старик шагал от деревни к деревне: путь неблизкий, он садится под деревом передохнуть или, наоборот, спешит, чтобы поспеть до сумерек к шабату». Говорят, стекольщика этого звали Элиэзер Хаим… говорят, он жил в Грубешове. В конце восемнадцатого века евреи составляли примерно половину населения Грубешова, остальные жители были католиками и православными. Небольшие каменные дома и деревянные избушки, тесно прижавшиеся друг к другу. Узенькие грязные улочки. Множество маленьких лавочек. Два рынка – старый и новый. В центре каждого – прилавки. Крестьяне привозили сюда молочные продукты, мясо, овощи. Здесь покупалась одежда, «локотные товары» – сапоги, ткани, предметы домашнего и хозяйственного обихода. По четвергам – в базарный день – продавцы и покупатели ожесточенно торговались. По-польски, по-украински, на идише. За сотни лет католический костел, церковь и синагога вросли в пейзаж. Штетл. В переводе с идиша – «местечко». Одно из тех, которые – сметенные с лица земли Холокостом – продолжают свое существование в литературе и бесчисленных воспоминаниях. Для одних это воплощение традиционных еврейских ценностей, тепла семейного очага, света религиозных обрядов, место, где «сказки и мифы были растворены в воздухе». Для других – прибежище отсталости, невежества, средневековых суеверий. Еврейское население в таких местечках жило обособленно, отгородившись от соседей незримой стеной строжайших религиозных обычаев. «Ветхозаветники» не учили местный язык, не общались с местными жителями, категорически не желали отказываться от традиционной одежды и обычаев, единственным источником знаний признавали Талмуд. Светская наука, светские интересы преследовались, нарушение ортодоксальных заповедей и запретов каралось религиозной анафемой: виновный исключался из общины и изгонялся за пределы гмины. Семья соблюдала по нему траур, словно по умершему, а когда грешник умирал на самом деле, его не разрешалось хоронить на еврейском кладбище. Если этот народ так сторонится соседей, значит, скрывает какие-то зловещие тайны... В этом и заключалась беда евреев: где бы они ни поселились – будили в местных жителях недоверие и неприязнь. Тем было невдомек, что лишенные родины и рассеянные по миру, евреи панически боялись раствориться в чужой культуре, утратить идентичность, перестать существовать как нация. Народ обратился в религиозную общину, чьи суровые законы охватывали все области духовной, общественной и семейной жизни. На протяжении столетий, день за днем, повсюду, куда забрасывала их судьба, евреи вели героическую борьбу за сохранение верности Богу и традиции. Иными словами – за выживание. […] 22 июля 1878 или 1879 года, в понедельник, а может, и во вторник, в день солнечный, а может, и дождливый, в семье Цецилии и Юзефа Гольдшмитов родился мальчик, которому суждено было стать Янушем Корчаком. Согласно еврейской традиции, его нарекли в честь покойного деда – Гершем. Родители верили, что сын унаследует дедовы ум, таланты и добродетели. Но времена изменились, и прогрессивные евреи начали европеизировать свои имена, поскольку традиционные еврейские вызывали у поляков насмешку и препятствовали сближению с соседями. Ортодоксы протестовали, утверждая, что это разрушает память о предках, без которой невозможно сохранение рода. Гольдшмиты приняли компромиссное решение: имя Герш использовалось для торжеств, в повседневной светской жизни верх одержал Хенрик. Впрочем, далеко не сразу. Корчак писал в «Дневнике»: «Отец вполне мог назвать меня Хенриком, ведь сам он звался Юзефом […]. Но он все колебался и мешкал». Как нетрудно догадаться, имя мальчик получил во время церемонии обрезания. Обращаясь к этому факту, который биографы обычно деликатно обходят молчанием, я, конечно, грубо вторгаюсь в интимную сферу. Но потому лишь, что хотела бы как следует представить себе атмосферу дома Корчаков. Моя мать писала, что там царили «чисто польские обычаи», что «ассимиляция в те времена совершалась стремительно и радикально». На самом деле все было не так просто, мать умалчивает о сложном переходном этапе, когда родители еще являются польскими евреями, а дети уже растут поляками еврейского происхождения. А ведь это страница и нашей собственной семейной истории. Моя прабабка, Юлия К ляйнман, вышла замуж за австрийского еврея, Густава Горовица, но после свадьбы продолжала жить в Варшаве. При жизни Густава, сына венского раввина, в семье строго соблюдались обычаи иудаизма. Когда он умер, вдова решила воспитывать своих девятерых детей в польских традициях. Но можно ли в одно мгновение отречься от своей идентичности? Спокойно отвергнуть еврейского Бога, религиозные привычки и традиции? Неужели это может пройти безболезненно? Бабушка, которой было восемь лет, когда умер отец, и которая хорошо помнила обычаи, соблюдавшиеся при его жизни – шабат, праздники – в написанных после Второй мировой войны воспоминаниях не упоминает о них ни единым словом. Зато она любила повторять – вопреки очевидным фактам – что ее родной дом ничем не отличался от польских. А рассказывая об учебе в пансионе и увлечении польской литературой, о страсти, с которой она декламировала на подпольных вечерах польскую патриотическую поэзию, давала понять, что всегда ощущала себя полькой. W.A.B., WARSZAWA 2011 165 × 235, 480 PAGES ISBN: 978-83-7414-077-5 TRANSLATION RIGHTS: W.A.B. назад к содержанию
- Page 1 and 2: НОВЫЕ КНИГИ ИЗ ПОЛЬ
- Page 3 and 4: ИЗБРАННЫЕ ПРОГРАММ
- Page 5 and 6: СОДЕРЖАНИЕ СТРАНИЦ
- Page 7 and 8: 7 - Может быть, - вздо
- Page 9 and 10: 9 В субботу, в десят
- Page 11 and 12: 11 1 Курсивом выделе
- Page 13 and 14: 13 (говорит Хавьер) Я
- Page 15 and 16: 15 Дети с первого эт
- Page 17 and 18: 17 Ты постоянно бесп
- Page 19 and 20: 19 Наконец мне откры
- Page 21 and 22: 21 Становиться член
- Page 23 and 24: 23 8 Телефон часто от
- Page 25 and 26: 25 1. МАТЬ У тебя случ
- Page 27 and 28: 27 1993: Польша в объяв
- Page 29 and 30: 29 Дине сильно за се
- Page 31 and 32: Это все от любви, се
- Page 33 and 34: 33 Говорят, что нет н
- Page 35: Июль 1989 г., Мадрид 35
- Page 39 and 40: 39 «В ноябре 1980 года
- Page 41 and 42: 41 Мой отец уже давн
- Page 43 and 44: 43 Здание суда было
- Page 45 and 46: 45 Посетители, привл
- Page 47: ПОЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ
36<br />
ИОАННА<br />
ОЛЬЧАК-РОНИКЕР<br />
ИОАННА ОЛЬЧАК-РОНИКЕР – ПИСАТЕЛЬНИЦА, СЦЕНАРИСТ, ДРА-<br />
МАТУРГ. ЗА ОПУБЛИКОВАННУЮ В 2001 ГОДУ САГУ ОБ ИСТОРИИ<br />
СВОЕЙ СЕМЬИ – «В САДУ ПАМЯТИ» – БЫЛА УДОСТОЕНА ГЛАВНОЙ<br />
ПОЛЬСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ПРЕМИИ «НИКЕ». КНИГА ПЕРЕВЕДЕНА<br />
НА ДЕСЯТЬ ЯЗЫКОВ.<br />
Photo: <strong>Instytut</strong> Książki<br />
Корчак. Опыт биографии<br />
Януш Корчак – литературный псевдоним доктора Хенрика Гольдшмита,<br />
врача-педиатра, автора книг о детях и для детей, человека,<br />
который под влиянием прогрессивных идей вознамерился изменить<br />
мир не посредством революции, но с помощью реформ системы<br />
воспитания. В центре его теории – личность ребенка. Корчак<br />
основал еврейский дом сирот и на протяжении многих лет был его<br />
директором. В это детском доме существовала внутренняя конституция,<br />
регулировавшая отношения между детьми и воспитателями,<br />
своя иерархия, а также самоуправление, причем дети имели право<br />
оценивать (и наказывать) воспитателей за нарушение установленных<br />
правил. Однажды был наказан даже сам доктор.<br />
Доктора упрекали в идеализме, его детский дом был миниатюрной<br />
моделью совершенного общества, и воспитанники не всегда оказывались<br />
подготовлены к существованию в реальном мире. Однако<br />
разработанная Янушем Корчаком система несомненно оказала<br />
влияние на развитие теории воспитания в целом.<br />
В 1940 дом сирот Корчака был переселен в варшавское гетто. В условиях<br />
оккупации, голода, эпидемий, перенаселенности он быстро<br />
перестал быть безопасным убежищем. В 1943 году Януш Корчак вел<br />
дневник, в котором, не без сарказма, описал крушение собственного<br />
идеализма. Однако веру в человека и в добро ему удалось сохранить.<br />
В послевоенной Польше Януш Корчак стал легендой: рассказывали,<br />
что он мог спастись, но предпочел героически погибнуть вместе со<br />
своими воспитанниками. 6 августа 1943 года все они оказались на<br />
Умшлагплац, откуда отправлялись поезда в концлагеря. Согласно<br />
новым источникам, Корчак просто не видел для себя возможности<br />
спасения – он был крайне истощен физически. Доктор до последней<br />
минуты заботился о духовном воспитании детей. Обо всем этом повествует<br />
Ольчак-Роникер в своем «Опыте биографии».<br />
Дед Иоанны Ольчак-Роникер был издателем, в межвоенный период<br />
немало сделавшим для польской литературы. У него выходили<br />
и книги Януша Корчака. Кроме того, его семья также была ассимилированной<br />
– одной из множества в довоенной Польше. Во время II<br />
Мировой войны матери и бабушке писательницы удалось укрыться<br />
и, благодаря этому, уцелеть. Сама Иоанна Ольчак-Роникер видела<br />
в детстве героя своей будущей книги. Историю доктора она рассказывает<br />
просто и одновременно серьезно, не скрывая, что фигура это<br />
весьма непростая. Корчак переживал депрессии, периоды сомнений.<br />
Кроме того, автор рисует сложную эпоху, в которую довелось<br />
жить Корчаку, рассказывает о его борьбе с антисемитизмом и поиске<br />
собственного пути среди множества течений своего времени.<br />
Анна Насиловская<br />
назад к содержанию
Change language