Good night, Джерзи - Instytut KsiÄ Å¼ki

19
Наконец
мне открыл дровосек – c безумным видом,
в заношенной фланелевой ковбойке
и кальсонах. Видимо, он не признавал пижам
и, по примеру героев советских кинофильмов, спал в подштанниках. Какой
контраст с его живописной псевдоэлегантностью летом! Сейчас-то он явно не
притворялся. Седина, недельная щетина и взлохмаченные брови. Волосы торчат
из носа и ушей, ни малейших признаков использования триммера. Уж теперь-то
ему бы точно никто не поверил, что ему сорок пять. Здорово за пятьдесят!
Из комнаты слышались довоенные польские песенки. О своих ретропристрастиях
он упоминал еще летом, когда мы познакомились – насколько
здесь уместно это слово. Хозяев таких домов никогда толком не поймешь.
В кафе, как ни удивительно, звучала песня Ордонки. Он сидел у барной стойки
и пялился на свою кружку, а я гадал на кофейной гуще жидкого кофе. – К ласс, –
бросил он мне.
– ОК, – ответил я, – я тоже люблю ретро. – Люблю. Пользователь Михал это
любит. Слово за слово мы разговорились. Я не врал, я действительно любил старые
песенки и старинные позы, жесты и всю эту манерность. Хотя мне быстро
надоедало, я начинал скучать, задыхаться. Но я из поколения фейсбука, мог
охотно открыть или сбросить другому ссылку с каким-нибудь ретро – посмотрел
и забыл. А может, наоборот, может, все это в нас остается – антология растет,
пухнет и лопается по швам? Может, мы помним каждую присланную нам
ссылку, каждую дурацкую песенку?
Теперь я стоял на пороге с чемоданом, а он таращил глаза, словно увидел привидение,
хотя я его предупредил о своем приезде. Я привез ему оригинальную
виниловую пластинку с Зарой Линдер, по-шведски, записанную еще до того,
как Гитлер произвел чистку на киностудии УФА и пришлось побираться в колониях.
Тогда Зару привезли в гитлеровскую Германию на роль главной дивы,
и эта владелица замков разъезжала с чемоданами денег (она не признавала банков).
Мощный стафф, на ю-тубе такого не найдешь.
Он машинально глянул на сад-поляну за моей спиной. Погасил фонарь над
деревьями и поляна исчезла. Поспешно запер решетку, потом крепкую бронированную
дверь, чтобы не студить дом. На три замка. Мне стало неуютно.
Предбанник, видимо, служил ему холодильником, тут было зябко, пахло влагой,
старой подворотней и едой. Взгляд привлекал висевший на стене заяц. (Ассоциации:
ружье, охота, браконьерство, он вооружен? Ни за что не прикоснусь
к этой падали, никто тебе и не предлагает, есть ли тут волки? У меня есть нож,
надо зарядить баллончик!). Заяц висел вверх ногами, словно пучок целебных
трав, а из раскрытого рта торчал розовый язычок. Точно сухой листок.
Он молча взял пластинку, повернулся ко мне спиной, велел разуться, снять
и оставить в предбаннике куртку, и пошел в комнату, из которой слышалась довоенная
песенка, а я еще раз глянул на зайца с высунутым язычком, плотно прикрыл
дверь и, прихватив свой забрызганный грязью чемодан, вошел следом.
что-то вроде: ну и классно, чудесно, как тут пахнет огнем, старой мебелью и чемто
еще, как тут уютно, а он не отвечал и молчал все более выразительно. Я тоже
умолк, чтобы не выглядеть дураком. Наступила пауза. Наконец он спросил, не
буду ли я возражать, если он ненадолго приляжет на втором этаже.
Но прежде чем отправиться спать, он подбросил в печку еще дровишек, нарвал
газет и порнографических журналов (он сидел тут взаперти один на один
с собой и всей своей сексуальностью дровосека), бросил их сверху и попросил
меня приглядеть, потому что, мол, не любит спать, когда печка остается без присмотра.
– Да кто же любит?, – зевнул я себе под нос, потому что понял уже, что тут от
меня не ждут ни риторики, ни дикции. Никто не собирается слушать про меня
любимого, придется попридержать свой эгоцентризм. Я всего лишь истопник,
работаю в котельной. И ладно. В мои обязанности входит топить плиту в кухне,
зажигать закопченную масляную печку и топить печурку порнографией, голыми
бабами.
За окном резали свинью. Роберт буркнул, что это орут фазаны, никак не угомонятся
в этом году. Но олени еще хуже. Неподалеку есть поляна (а где тут нет
поляны?) и на ней эти бляди устраивают гон. От этого можно свихнуться. Это
акустический армагеддон. Видимо, когда-то они занимались этим на той поляне,
которая теперь притворяется его садом. Приходится пользоваться берушами,
которые он положил вместе с чистым полотенцем мне на тумбочку у кровати
под лестницей. А мне, наоборот, казалось, что это прекрасно, во всяком случае,
считается, что это прекрасно, если у оленей гон – китч и красота. Посмотрим.
Но не успел он уйти, как я уже заснул на своем маленьком диванчике под лестницей.
Я не собирался спать, прилег только на секунду, одетый, и из меня тут же
испарились все варшавские стрессы, долгая, почти десятичасовая дорога, студент,
сдававший экзамен по анатомии в тюрьме, триста шестьдесят пять судоку,
вороны за окном, улетающие в холодные страны, остановки по требованию, Радио
Хит. Глупо получилось – приехал, пообещал присмотреть за печкой – и заснул.
Но об этом я смогу подумать лишь проснувшись.
На меня дохнуло теплом, разница с предбанником градусов пятнадцать.
Внутри был другой мир. Словно я попал в старую усадьбу. То ли усадьба, то ли
межвоенное двадцатилетие, что-то такое… То ли межвоенное двадцатилетие,
то ли антикварный магазин – на полках старинных шкафов были аккуратно расставлены
старые чашки из Цмелева и фарфоровые статуэтки. Модернистские
лампы в стиле баухаус, граммофон, явно настоящий, повсюду развешаны всякие
коврики, а на стене над всем этим – карабела! Во всяком случае, какая-то сабля.
И, увы, часы с кукушкой. Откуда вдруг такая безвкусица… немецкая, или даже
швейцарская, кукушка на пальчиковых батарейках?! В печке догорал огонь. Ни
телевизора, ни компьютера, ни телефона. Зато футляр с золотой трубой! И этот
запах! Знаете ли вы, что огонь имеет довольно интенсивный запах? Тот из вас,
кто в душе дровосек, отлично об этом знает. Дровосек – не профессия, это состояние
ума. Представляете себе запах нагретых камней в сауне? Гнусавый бас
жаловался, что
Оркестр заиграет сентиментальное танго,
И антренез, бедняжку, приглашают все наперебой,
И ей приходится танцевать с этой бандой идиотов,
И слушать их липкие слова…
Так вот, что творится в этом доме! Кстати, до чего ж педерастическое было
двадцатилетие, если такие мужики, как Фалишевский, пели о себе в женском
роде – что они, мол, антренез и вынуждены танцевать с идиотами…
Первый блин комом, но впереди блинов было еще множество, я смутился, сел
за стол, взял чашку с кофе, которую он поставил передо мной, и начал говорить
ŚWIAT KSIĄŻKI, WARSZAWA 2011
130 × 214, 440 PAGES
ISBN: 978-83-7799-083-4
TRANSLATION RIGHTS: ŚWIAT KSIĄŻKI
RIGHTS SOLD TO: NORWAY/OKTOBER
назад к содержанию