Untitled - Instytut KsiÄ Å¼ki

с РАВнинЫ
задувал ветер. Задувал все сильнее. Из деревни доносился звон
колоколов. Монахи умолкли. Багровое солнце скатывалось
к западу. Тени стали длинными и черными. Я чувствовал запах
дыма и навоза. В этот момент я ее и увидел.
Она шла, огромная, черная, и вела детенышей. Люди тоже
заметили ее и замерли, потом начали расступаться. Таких
крупных я никогда не видел. Она топала, уткнув нос в землю
и принюхивалась. Порой останавливалась, поднимала морду
и держала нос по ветру, словно охотничий пес. С ней было
шестеро поросят. Они разбегались и сбегались, припав пятачками
к земле, подвижные и толстые. Вскарабкались на площадь
с китайским дерьмом. Самка шла по центральному проходу
между лотками. Поросята, размером со среднюю собаку, вели
себя, как дети. Проверяли границы дозволенного. Мать повизгивала
– по-моему, им разрешалось удаляться на расстояние
материнского визга. Они обнюхивали кучи подделок. Совали
носы в груды джинсов и курток. Похрюкивали своими высокими
детскими голосами. Торговцы шмотьем стояли неподвижно
и глядели все более настороженно. Три мужика и одна женщина.
Скорее вьетнамцы, чем китайцы. Кто их там разберет.
Но одно время мне доводилось часто видеть и тех, и других
– у вьетнамцев черты лица более тонкие. Во всяком случае, они
больше, чем китайцы, напоминали белых людей. Впрочем, возможно,
я ошибаюсь. Продавцы стояли и смотрели. С Востока
они добрались до Запада, до края Большой Венгерской низменности,
точь-в-точь, как венгры тысячу лет назад. Тем нужна
была трава для лошадей, а этим – рынок сбыта для китайской,
пардон, конфекции. Один из поросят вытащил из кучи куртку
и поволок по земле. Его собрат тут же присоединился к игре.
С расстояния тридцать метров я услышал звук раздираемой
материи. Тогда один из торговцев бросился к животным, нагнал
свиных деток и принялся их пинать. На нем была серо-голубая
куртка, точно такая же, как та, которую валяли по земле
поросята, джинсы и белые кроссовки. Кабанчики разразились
поросячьим плачем. Пронзительный высокий визг пронесся
над площадью. Тогда выступила мать. Я увидел ее краем глаза.
Она растолкала нескольких зевак и набирала обороты, точно
маленькая раскаленная машина.
Чем ближе к цели, тем более удлинялись ее прыжки. Наконец
она оттолкнулась и сбила вьетнамца с ног. Оба упали несколькими
несколькими метрами дальше. Мужчина замер под ее
черным телом. Скрылся. Я видел только белые пекинские кроссовки.
Они раз или два дернулись, уткнулись пятками в песок
и застыли. Свиноматка втоптала продавца в землю и разорвала
ему горло. Теперь она хлюпала там и чавкала. Поросята сбежались
и обступили их тесным кругом. Теперь даже кроссовки
были не видны. Мы, зеваки, стояли широким кругом, постепенно
сужавшимся. Скотина чавкала, хрюкала, хлюпала мягко
и тепло, и вдруг женщина, одна из той четверки, завыла – голосом,
какого никто здесь до сих пор не слышал. Она пошла
вперед, зажав уши кулаками, шла по направлению к свинячьему
семейству, а голос ее поднимался выше и выше – про такой говорят,
что от него оконные стекла лопаются.
Свиноматка подняла вымазанную морду. Женщина шла и выла.
Животное отошло от мужчины на два шага и начало рассматривать
женщину. Отступило на шаг, набычилось, и было
совершенно очевидно, что оно ничего не боится. А у нас у всех
сперепугу перехватило дыхание. Нам хотелось, чтобы свинья
вернулась к прерванному занятию и перестала озираться. Двадцать-тридцать
торговцев и почти столько же торговок думали:
да жри ты уже этого узкоглазого, только нас не трогай.
Но свинья не могла решиться. Она смотрела на хрупкую женщину,
прижавшую к вискам кулаки, и отступала, словно готовилась
к следующему прыжку. Наконец она двинулась вперед и начала
ускорять движение, словно иллюстрировала какую-нибудь
теорему из области кинетики. До нас было метров пятнадцать.
И тогда раздался свист. Долгий и пронзительный, такое ощущение,
будто тебе через оба уха протягивают нитку. Животное
уткнулось копытами в песок и остановилось. Свистел самый
главный, с которым Владек поздоровался. Свинья повернула
голову, еще раз взглянула на женщину, после чего развернулась
и ушла туда, откуда появилась.
Тот человек стоял неподалеку, в черном костюме и шляпе.
Смотрел вслед свинячьему семейству. Поставил ладонь козырьком
и глядел против солнца, вглубь равнины.
Мы молчали. Я гнал, как мог. Уехали мы тут же. Боялись полиции.
Нам не хотелось никаких допросов. Левым колесом я держался
разделительной линии. Можно сказать, что это было
бегство. Кто-то, наверное, по-прежнему стоял там и пялился
в темноту. В Ниредьхаза мы заблудились, но он буркнул, что
не надо возвращаться и искать, и так доберемся, только чуть
позже. Шоссе стало шире. Почти все указатели начинались
с «Тиса...». Тиса-одно, Тиса-другое. В приоткрытое окно врывался
душный воздух. Пахло болотом. Чувствовалась близость
реки. Мы проехали по мосту. Он начинался в Токае, но в центр
мы не заезжали. Повсюду стояли выкрашенные в черный цвет
бочки и повсюду висели вывески и реклама: «bor», «vine»,
«Wein», «vigne», «wino» и так далее, даже по-японски и поарабски
– почему бы и нет. В садах под зонтиками сидели люди.
Я видел, как они поднимают бокалы. В шестидесяти километрах
отсюда черная свинья разорвала человеку горло, а эти сидели
и пили белое вино. Везде на обочинах стояли автобусы
и машины. Мы въехали на виадук. Внизу шумела автострада.
Но тут же все кончилось. И шум, и движение, и светофоры. На
шоссе появились выбоины. Небо было еще на тон светлее, чем
ночь, и на его фоне вырисовывались контуры гор. Мы проехали
какую-то деревню. Несколько желтых огней засветились во
тьме и погасли. Я включил дальний свет. Дорога поднималась
плавными зигзагами, через лес. Я включил третью передачу
и посмотрел на градусник.
– Мы тут не ехали, – сказал я.
– Нет. Но это неважно, – ответил он. – Двадцать километров
через горы, потом по равнине и уже будет Словакия.
Он закурил и полез в бардачок. Начались серпантины, и мне
пришлось включить вторую передачу. На обочине догорал
костер.
PUBLISHER czarne, WołoWiec 2009 125 × 205, 328 pages, hardcover
ISBN 978-83-7536-116-2 TRaNSLaTIoN RIgHTS andrzeJ sTasiUK CoNTaCT polishrighTs.com
назад к содержанию