Untitled - Instytut KsiÄÅ¼ki

More documents

Recommendations

Info

но в тот год с нами только Кайя и Цириль. Жук – маленькая Иоася, поздний ребенок Йолы, – играет с ним, как с куклой, а он не возражает, поскольку это позволяет ему оставаться в центре внимания. Так что он соглашается быть игрушкой, разрешает укладывать себя на диван и петь колыбельные, хотя на самом деле вовсе не спит. Наши лабрадоры возятся в квартире, устраивают товарищеские бои. Фредек может играть бесконечно, а Кайтусь быстро устает. Мы еще не знаем, что в нем развивается смертельная болезнь, которая вскоре унесет пса. И никто не говорит об отсутствующем. Мы только думаем о нем. Кайя, Йола и я. Потом я забираю Кайю с Цирилем к себе домой. Проверяю автоответчик. Он не звонил. Не звонил ни разу с того дня, когда оставил записку. Я ищу его уже много недель. Предлагаю хорошее вознаграждение за точные сведения. Но никто не отзывается. Может, завтра зазвонит телефон и кто-нибудь будет молчать в трубку? Может, обнаружится какой-нибудь тайный знак, буквы на двери, записка под ковриком у порога? Не может быть, чтобы человек не дал о себе знать в Рождество! Хотя ведь было уже одно такое Рождество – в 1994, перед тем, как он впервые попал в тюрьму. Годовалый Цириль и вся Кайкина семья, погрязшая в неизбывном хаосе огромной квартиры на улице Сталёвой – хаосе, который мне по душе, потому что напоминает мамину квартиру в Легнице: кружение вокруг стола, позаимствованные у кого-то облатки, сбивчивые пожелания и взгляды украдкой на пустую тарелку «для гостя». Откуда нам было знать, что в худеньком теле Алиции уже проклюнулась крошечная фасолинка, которую в августе следующего года нарекут Зофьей? Но сейчас, к этому Рождеству, Зосе уже больше года, завтра мы с Цирилем навестим ее – дети должны знать, что они брат и сестра, я постараюсь, чтобы они ощущали себя одной семьей. Но завтра еще не наступило, пока продолжается Рождественская ночь и Кайя договаривается с Ханной – они вместе собираются на праздничную службу. Будут петь «Спи, Иисусе, спи...», славить Господа. Я укладываю Цириля. Кайтусь осторожно ложится рядом, голова к голове, ребенок и щенок. Кайтусь полагает, что в стае они занимают одну и ту же ступеньку. Я остаюсь, вокруг ночная тишина, рядом сверкающая елка. Вдруг он позвонит… Возможно, это было уже после визита в Анин, к той кошмарной тетке, которая обладала даром ясновидения и якобы могла что-то сказать. Она приняла меня неохотно. Дожевывая ужин, вынула захватанные карты, велела перетасовать, точь-в-точь как в незапамятные времена пани Янка с первого этажа – окруженная облаком табачного дыма от папирос «Спорт», та говорила: – Перетасуй-ка, Андзя, дважды левой рукой от себя, от сердца, – и рассказывала мне о дальней дороге, о встрече с блондином вечерней порой и делах в казенном доме. Тетка из Анина не велела мне тасовать от сердца и ни слова не сказала о блондине. Она молчала. Несколько раз перетасовала карты, раскинула снова и попросила фотографию. – Мне нужно подумать, – сказала она, – это дело окружает тьма, позвоните через несколько дней. – Когда я позвонила, она коротко бросила: – Я не вижу ауры, он холодный! – Я была в ярости. Как она смеет произносить такие слова? И я забыла о разговоре. Кнопка «delete». «Стереть»! Я никому об этом не рассказала. Более того, поехала с Алицией куда-то в Плоцк, в комиссариат, где, – как утверждал товарищ Матеуша Кароль – обнаружили какую-то зацепку. Они обретались в варшавской тусовке, сперва детской, потом молодежной, влекомые таинственной злой силой. Сначала был сын умирающего поэта. Потом сын кинозвезды. В какойто момент крутился вокруг них сын известного дизайнера, и наконец прибился Кароль, генеральский сын, родившийся уже после смерти отца. Однажды они поспорили, чей папочка гаже. Выиграл Кароль, который спокойно заявил, что его отец – убийца. Победа в этом состязании приподнимала Кароля над другими – более заурядными – генеральскими детьми, и позволяла чувствовать себя ровней неординарным штатским. Именно их имел в виду Матеуш, когда говорил, что приятели делают карьеру, а он решил пустить жизнь под откос. Действительно, все как-то совладали и с отцами, и с жизнью. За исключением Кароля. Кароль принимал наркотики вместе с Матеушем, но во время его отсидок исчезал. Однажды он появился в квартире на Дикой, худой, как щепка, с землистым, постаревшим лицом. – Метадоновая программа, – объяснил Кароль. Тогда-то он и рассказал о Плоцке: что на Матеуша там завели уголовное дело, стало быть, он вполне мог туда поехать и якобы его там нашли. Не дурак же Кароль, подумала я, чтобы рассказывать заведомую ложь в надежде на вознаграждение. Он ведь знает, что я сперва проверю. Ради дружбы Кароль тоже не стал бы это делать, у наркоманов друзей нет. О судебном процессе в Плоцке я знала. Потому и поехала. Дежурная в отделении заявила, что такого человека они не задерживали, а если бы нашли его тело, то опознали бы «по пальчикам». Так полагается. Вот как раз недавно обнаружили одного, сравнили «пальчики» с картотекой – и вышло, что это другой. Интересно, почему те, из отделения на Мокотове 1 не проверили «пальчики» по картотеке? Или все-таки проверили и у них тоже получился не он? Так почему же после всего этого я по-прежнему ждала звонка? Да я и не ждала. А может, ждала. Ожидание – это бездействие. Худшее из возможных состояний. Это значит – положиться на внешние факторы, зависеть от чужой воли. Ждать – не в моем характере, я вообще человек нетерпеливый. Так что это не было обычным ожиданием. Я не ждала – как это обычно себе представляют. Жила, как обычно. Только в чуть ускоренном темпе. От вернисажа до вернисажа, от командировки до командировки, с перерывами на мучительное нерадостное Рождество, иедва замечаемый Новый год. Лишь спустя два года я решилась официально объявить его пропавшим. Следовательно ранее все же на что-то рассчитывала. Верила в его возвращение. Делала заявления по телевидению, просила его отозваться. Очень доброжелательный человек из Центра поиска пропавших «Итака» помог мне составить специально зашифрованное обращение – из известных только ему имен, чтобы никто другой не понял, чтобы его не выследила ни полиция, ни Город. Из Города вестей также не было. Город упорно молчал. Настаивал на версии, что с декабря его никто не видел. Но как бы тщательно он ни скрывался, наш-то зов должен был расшифровать. Мы на это рассчитывали. Но не было никаких признаков того, что наши слова дошли до адресата. 1 район Варшавы. PUBLISHER W.a.b., WarsaW 2009 135 × 202, 496 pages, hardcover 1 ISBN 978-83-7414-571-8 TRaNSLaTIoN RIgHTS W.a.b. назад к содержанию
ДнЕВник ДлЯ ВЗРослЫХ Стефан Хвин (р. 1949) – известный писатель, эссеист и литературовед, профессор Гданьского университета. Среди наиболее популярных его произведений – романы «Ханеман» и «Гувернантка». Photo: <strong>Instytut</strong> Książki стЕФАн ХВин 20 Можно сказать, что это продолжение изданных несколько лет назад «Страниц дневника». В основе новой книги Стефана Хвина лежит хорошо разработанная в литературе концепция дневника как интеллектуальной записной книжки, неотделимой от самой природы жизни. Чисто биографические сюжеты служат здесь связующим звеном, но сами по себе не играют первостепенной роли – разве что автор вплетает их в историю своих отношений с другими деятелями литературы или науки, а также – польским обществом в целом. Манера разговора Хвина с польским читателем отличается от той, что была принята в стране, где долгом писателя в годы неволи или политического гнета было поддерживать и ободрять. Именно поэтому и интонации Хвина, и содержание его реплик поляки могут счесть провокационными и даже оскорбительными. Прежде всего автор «Дневника» полемизирует с теми, кто привык возлагать ответственность за всевозможные национальные беды и бесславие на отдельных личностей, превращая тех в козлов отпущения и исповедуя тезис о безгрешности «простого народа». Хвин оспаривает этот миф, категорически не соглашаясь, например, с распространенным мнением о персональной ответственности генерала Ярузельского за введение в Польше военного положения – ведь этот шаг поддержали тогда миллионы польских граждан, а на фуражках у солдат были белые орлы. Таких провокационных моментов в книге немало. Автор вступает в диалог с крупнейшими фигурами польской и европейской культуры, спорит с Витольдом Гомбровичем, дискутирует с Чеславом Милошем и Збигневом Хербертом, размышляет над поэзией Виславы Шимборской, рисует яркий портрет критика Яна Блонского в последний период его активной профессиональной деятельности, прервать которую исследователя заставила тяжелая болезнь. Стефан Хвин полемизирует также с менее известными людьми, взгляды которых однако представляют для читателя интерес. Весь «Дневник для взрослых» пронизывает стихия спора, в которой некоторые лица обретают постоянные роли. Например, жена писателя показана человеком, который неустанно предостерегает Хвина перед излишним раздражением общественного мнения. Эти дискуссии могут заинтересовать читателя не только потому, что большинство из своих знаменитых собеседников Хвин знал лично, но также и потому, что он умел задать им по-настоящему важные вопросы и не удовлетворялся поверхностными ответами. Лишь один важнейший вопрос – о существовании Бога – автор «Дневника» может задать только мировому порядку и себе самому. Ежи Яжембский назад к содержанию
Page 2 and 3: ПОЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ
Page 4 and 5: СТРАНИЦА АВТОР НАЗ
Page 6 and 7: с РАВнинЫ задувал в
Page 8 and 9: ВАльДЕк вошел в каф
Page 10 and 11: - у ВАс дар наблюдат
Page 12 and 13: БЕРЕМЕнность тяжки
Page 14 and 15: …Вот в таком наскв
Page 16 and 17: от волнения Сабина
Page 18 and 19: оДнАЖДЫ госпожа Э.
Page 22 and 23: коШМАР (В Мендзыздр
Page 24 and 25: когДА я был маленьк
Page 26 and 27: ПоРой случаются до
Page 28 and 29: услЫШАВ звук мобил
Page 30 and 31: 1975 ФРАнтиШкА с., ПЕн
Page 32 and 33: ДЕДА, так звали доч
Page 34 and 35: ПЕРВЫЕ иммигранты,
Page 36 and 37: Я никогДА не испыты
Page 38 and 39: МЕЧтА В марте 1957 го
Page 40 and 41: РоссиЯ - как всякая
Page 42 and 43: Photo: Elżbieta Lempp иЗБРАн
Page 44 and 45: WYDAWNICTWO MG PKiN, Pl. Defilad 1

Untitled - Instytut KsiÄ Å¼ki

Create successful ePaper yourself

Delete template?

Save as template?

Untitled - Instytut KsiÄÅ¼ki