Untitled - Instytut KsiÄ Å¼ki

но
в тот год с нами только Кайя и Цириль. Жук – маленькая
Иоася, поздний ребенок Йолы, – играет
с ним, как с куклой, а он не возражает, поскольку
это позволяет ему оставаться в центре внимания. Так что он соглашается
быть игрушкой, разрешает укладывать себя на диван
и петь колыбельные, хотя на самом деле вовсе не спит. Наши
лабрадоры возятся в квартире, устраивают товарищеские бои.
Фредек может играть бесконечно, а Кайтусь быстро устает. Мы
еще не знаем, что в нем развивается смертельная болезнь, которая
вскоре унесет пса. И никто не говорит об отсутствующем.
Мы только думаем о нем. Кайя, Йола и я. Потом я забираю
Кайю с Цирилем к себе домой.
Проверяю автоответчик. Он не звонил. Не звонил ни разу
с того дня, когда оставил записку. Я ищу его уже много недель.
Предлагаю хорошее вознаграждение за точные сведения. Но
никто не отзывается. Может, завтра зазвонит телефон и кто-нибудь
будет молчать в трубку? Может, обнаружится какой-нибудь
тайный знак, буквы на двери, записка под ковриком у порога?
Не может быть, чтобы человек не дал о себе знать в Рождество!
Хотя ведь было уже одно такое Рождество – в 1994, перед
тем, как он впервые попал в тюрьму. Годовалый Цириль и вся
Кайкина семья, погрязшая в неизбывном хаосе огромной квартиры
на улице Сталёвой – хаосе, который мне по душе, потому
что напоминает мамину квартиру в Легнице: кружение вокруг
стола, позаимствованные у кого-то облатки, сбивчивые пожелания
и взгляды украдкой на пустую тарелку «для гостя». Откуда
нам было знать, что в худеньком теле Алиции уже проклюнулась
крошечная фасолинка, которую в августе следующего
года нарекут Зофьей?
Но сейчас, к этому Рождеству, Зосе уже больше года, завтра
мы с Цирилем навестим ее – дети должны знать, что они брат
и сестра, я постараюсь, чтобы они ощущали себя одной семьей.
Но завтра еще не наступило, пока продолжается Рождественская
ночь и Кайя договаривается с Ханной – они вместе собираются
на праздничную службу. Будут петь «Спи, Иисусе,
спи...», славить Господа. Я укладываю Цириля. Кайтусь осторожно
ложится рядом, голова к голове, ребенок и щенок. Кайтусь
полагает, что в стае они занимают одну и ту же ступеньку.
Я остаюсь, вокруг ночная тишина, рядом сверкающая елка.
Вдруг он позвонит…
Возможно, это было уже после визита в Анин, к той кошмарной
тетке, которая обладала даром ясновидения и якобы могла
что-то сказать. Она приняла меня неохотно. Дожевывая ужин,
вынула захватанные карты, велела перетасовать, точь-в-точь
как в незапамятные времена пани Янка с первого этажа – окруженная
облаком табачного дыма от папирос «Спорт», та
говорила: – Перетасуй-ка, Андзя, дважды левой рукой от себя,
от сердца, – и рассказывала мне о дальней дороге, о встрече
с блондином вечерней порой и делах в казенном доме. Тетка из
Анина не велела мне тасовать от сердца и ни слова не сказала
о блондине. Она молчала. Несколько раз перетасовала карты,
раскинула снова и попросила фотографию. – Мне нужно подумать,
– сказала она, – это дело окружает тьма, позвоните через
несколько дней. – Когда я позвонила, она коротко бросила:
– Я не вижу ауры, он холодный! – Я была в ярости. Как она
смеет произносить такие слова? И я забыла о разговоре. Кнопка
«delete». «Стереть»! Я никому об этом не рассказала. Более
того, поехала с Алицией куда-то в Плоцк, в комиссариат,
где, – как утверждал товарищ Матеуша Кароль – обнаружили
какую-то зацепку.
Они обретались в варшавской тусовке, сперва детской, потом
молодежной, влекомые таинственной злой силой. Сначала
был сын умирающего поэта. Потом сын кинозвезды. В какойто
момент крутился вокруг них сын известного дизайнера,
и наконец прибился Кароль, генеральский сын, родившийся
уже после смерти отца. Однажды они поспорили, чей папочка
гаже. Выиграл Кароль, который спокойно заявил, что его отец
– убийца. Победа в этом состязании приподнимала Кароля над
другими – более заурядными – генеральскими детьми, и позволяла
чувствовать себя ровней неординарным штатским. Именно
их имел в виду Матеуш, когда говорил, что приятели делают
карьеру, а он решил пустить жизнь под откос. Действительно,
все как-то совладали и с отцами, и с жизнью. За исключением
Кароля. Кароль принимал наркотики вместе с Матеушем, но
во время его отсидок исчезал. Однажды он появился в квартире
на Дикой, худой, как щепка, с землистым, постаревшим лицом.
– Метадоновая программа, – объяснил Кароль. Тогда-то
он и рассказал о Плоцке: что на Матеуша там завели уголовное
дело, стало быть, он вполне мог туда поехать и якобы его там
нашли. Не дурак же Кароль, подумала я, чтобы рассказывать заведомую
ложь в надежде на вознаграждение. Он ведь знает, что
я сперва проверю. Ради дружбы Кароль тоже не стал бы это делать,
у наркоманов друзей нет. О судебном процессе в Плоцке
я знала. Потому и поехала. Дежурная в отделении заявила, что
такого человека они не задерживали, а если бы нашли его тело,
то опознали бы «по пальчикам». Так полагается. Вот как раз
недавно обнаружили одного, сравнили «пальчики» с картотекой
– и вышло, что это другой. Интересно, почему те, из отделения
на Мокотове 1 не проверили «пальчики» по картотеке?
Или все-таки проверили и у них тоже получился не он?
Так почему же после всего этого я по-прежнему ждала звонка?
Да я и не ждала. А может, ждала. Ожидание – это бездействие.
Худшее из возможных состояний. Это значит – положиться на
внешние факторы, зависеть от чужой воли. Ждать – не в моем
характере, я вообще человек нетерпеливый. Так что это не было
обычным ожиданием. Я не ждала – как это обычно себе представляют.
Жила, как обычно. Только в чуть ускоренном темпе.
От вернисажа до вернисажа, от командировки до командировки,
с перерывами на мучительное нерадостное Рождество,
иедва замечаемый Новый год. Лишь спустя два года я решилась
официально объявить его пропавшим. Следовательно ранее
все же на что-то рассчитывала. Верила в его возвращение. Делала
заявления по телевидению, просила его отозваться. Очень
доброжелательный человек из Центра поиска пропавших
«Итака» помог мне составить специально зашифрованное обращение
– из известных только ему имен, чтобы никто другой
не понял, чтобы его не выследила ни полиция, ни Город. Из
Города вестей также не было. Город упорно молчал. Настаивал
на версии, что с декабря его никто не видел. Но как бы тщательно
он ни скрывался, наш-то зов должен был расшифровать. Мы
на это рассчитывали. Но не было никаких признаков того, что
наши слова дошли до адресата.
1
район Варшавы.
PUBLISHER W.a.b., WarsaW 2009 135 × 202, 496 pages, hardcover
1
ISBN 978-83-7414-571-8 TRaNSLaTIoN RIgHTS W.a.b.
назад к содержанию