Политическая социология

46
ЧАСТЬ I. Институт политики!
Несмотря на то, что можно оспаривать обоснованность этого рассужденияJ
нельзя тем не менее не согласиться с Ноамом Хомским, что язык есть «opramj
мозга/разума (brain/mind): в языке проявляется наличие таких свойств, которые
нельзя объяснить только как результат процесса обучения. Рассматривая
нетический механизм, механизмы, зависящие от синтаксиса, и механизмы, за
висящие от семантики, нельзя не признать, что у всех человеческих субъектов
имеются способности, основой которых являются биологические свойства, при-j
сущие исключительно человеческому роду.
Уровень языкового структурирования мира можно проиллюстрировать класі
сическим примером обозначений разных цветов: они не одинаковы для всехязы*
ков. Вот как обозначаются цвета светового спектра по-русски:
Фиолетовый Синий Зеленый Желтый Оранжевый Красный
В то же время один из либерийских языков — базеа — дает два обозначения
Юи Зиза
Если учесть, что некоторые языки, например древнегреческий, акцентируй
внимание прежде всего на внешнем аспекте цветов (блестящий, матовый), т|
можно сделать вывод, что каждый язык образует свой специфически восприми]
маемый мир, внутри которого находится говорящий. При таком понимании уж|
нельзя говорить о «произвольности» знака в том смысле, который придавал эт
му термину Соссюр, а лишь об условном мире, создаваемом человеческим язы-а
ком. Феноменологическая традиция могла бы идти и далее в этом направление
Однако представители теории познания попытались опровергнуть утверждений"
об искусственности названий цветов: опыты с группами людей, использующий
ми самые разные системы обозначения цветов, показывают, что классификаци
цветов всегда подчиняется единой схеме последовательности и преемственно
ти и что узнавание различных цветов схоже у этих групп независимо от язьн
субъектов. Из этого можно было бы сделать вывод, что зрительная система лю|
дей обладает идентичными возможностями. Следовательно, словарь человечес!
кой речи можно истолковать как средство соотнесения между ярлыками и по!
нятиями, что еще более ограничивает сферу приложения соссюровской концещ
ции произвольности знака.
Естественное равенство по Декарту
Способность к бесконечному созданию лингвистических знаков, будучи спе-|
цифическим признаком человеческой речи, выявляющим существование
зумной души», была подчеркнута Декартом в конце шестой части его «Рассуждения
о методе». Это одна из наиболее сильных формулировок в теориях врож*1
денных качеств и природного равенства людей, которые можно рассматривать!
как основополагающий источник современных демократических концепций.!
Декарт утверждает, что между человеком и животным существует коренное раз-1
Человек — общественное животное
личие, тогда как человечеству в целом свойственно единство. Индивидуальные
различия языковых характеристик людей вторичны по сравнению с их способностью
производить неограниченное количество высказываний. Даже самое
одаренное животное не может сделать то, на что способен «самый забитый ребенок»:
«ответить на то, что будет сказано в его присутствии». Человеческая речь
определяется как возможность неограниченного производства высказываний в
ответ на другие высказывания. Членораздельная человеческая речь позволяет,
исходя из конечного числа основообразующих элементов, производить с помощью
комбинаций неограниченное число высказываний. Производительность или
созидательность языка связана с его артикуляционной природой (этот тезис подчеркивают
Андре Мартине и его школа: при ограниченном числе фонем можно
создать большое число «слов», которые позволяют генерировать бесконечное
число высказываний, не ограниченных по своей продолжительности). Таким
образом, в языке присутствует формальная структура (не в морфологическом
смысле, а в смысле правил оперативного пользования), сходная с арифметической,
где при ограниченном числе компонентов (десять цифр) можно создавать
бесконечный ряд чисел.
Согласно Декарту, структура человеческого языка аналогична структуре человеческой
деятельности: животные могут выполнить определенные операции
лучше людей, однако перечень этих операций весьма невелик. Напротив, люди
не способны добиться абсолютного совершенства, но они могут совершать бесконечное
число действий. Ни один ремесленник не может ткать полотно с размеренностью
паука, и ни один каменщик не выстроит дом с симметричностью
пчелы, создающей свои соты, однако человек может быть портным и каменщиком.
Следовательно, человек обладает способностью создавать несовершенные
вещи, но в неограниченном количестве, животное же достигает совершенства,
но в ограниченных пределах.
Поэтому можно было бы создать автомат, неотличимый от животного. Но
человек будет всегда отличим от машины (и от животного) своей безграничной
способностью к ответу/производству, какую не может иметь ни один космический
аппарат. Машина и животное связаны с науками, изучающими протяженность,
в то время как язык/орудие представляют собой явление иного порядка.
Человек отличается от животного (и от машины) разумом, который Декарт определяет
как «универсальный инструмент»; этот инструмент отличен от всех других,
характеризуемых своей специализацией. Слово «универсальный» мы понимаем
в самом обычном его значении: универсальное есть то, что не допускает
исключений. Человеческий язык позволяет «отвечать» при любых обстоятельствах
(даже если ответом будет: «Я не понимаю»). Поэтому есть все основания
говорить о естественном' различии между общением животных (которое может
быть эффективным, но только в повторяющейся информации) и человеческим
языком (который неограничен, но может иногда не обеспечить эффективности
общения). Декарт соотносит это свойство с наличием у человека разумной «души»,
качества которой не могут быть объяснены законами протяженности. Из этого
он заключает, что такая душа, не подпадающая под власть принципов, регулирующих
физический мир, является бессмертной. При всей необязательности
47