Завершение Гонки_

скрывали более возвышенный и твердый дух, чем епископская мантия и митра. Луи де
Беркен был человеком знатного происхождения. Отважный и галантный рыцарь, он
увлекался наукой, имел самые изысканные манеры и отличался высокой
нравственностью. «Он был, — говорит один писатель, — пламенным приверженцем
папизма, усердно посещал мессы, охотно слушал проповеди, его добродетели
увенчивались особым отвращением ко всему лютеранскому». Но, подобно многим
другим, познакомившись с Библией благодаря особенной заботе провидения Божьего, он,
к своему изумлению, «нашел там не доктрины Рима, а доктрины Лютера»184. С того
момента он всецело посвятил себя делу Евангелия. «Самый образованный из знатных
людей Бог через веру Франции», выдающийся оратор, бесстраш оправдывает нас; ный,
пылкий, обладающий влиянием при только та правед дворе, любимец короля, Беркен
считался ность, что мы полу многими человеком, призванным стать до чили по благодати,
стойнейшим реформатором своего отече оправдывает нас к ства. Беза сказал о нем:
«Беркен был бы вто рым Лютером, если бы в лице Франциска I вечной жизни» нашел
второго курфюрста Саксонского».
«Он еще хуже Лютера», — вопили паписты. Больше всего его боялись приверженцы
Рима во Франции. Беркена бросили темницу, обвинив в ереси, но король освободил его.
Годами длилась эта борьба. Франциск I, колеблясь между Римом и Реформацией, то
попустительствовал яростной ревности монахов, то сдерживал ее. Трижды папские
власти бросали Беркена тюрьму, и каждый раз король вызволял его. Плененный гением и
благородством этого человека, он отказывался принести его в жертву злобствующему
духовенству.
Беркена часто предостерегали об опасности, грозившей ему во Франции, и
настойчиво советовали последовать примеру тех, кто нашел себе убежище в
добровольном изгнании. Робкий, приспосабливающийся ко времени и обстоятельствам
Эразм, которому, несмотря на весь блеск его учености, недоставало нравственного
величия, чтобы защищать истину ценой своей жизни и чести, писал Беркену: «Попроси,
чтобы тебя направили послом в какуюнибудь европейскую страну; или отправься
путешествовать­ по Германии. Ты знаешь Безу и ему подобных. Это тысячеглавое
чудовище, изрыгающее яд. Имя твоим врагам — легион. И если бы даже твое дело было
правее, чем дело Иисуса Христа, то и тогда они не успокоятся, пока не уничтожат тебя.
Не слишком доверяйся покровительству короля. В любом случае — не компрометируй
меня на богословском факультете».
Опасность возрастала, но это только усиливало смелость и усердие Беркена. Будучи
слишком далек от того, чтобы принять дипломатичный и эгоистичный совет Эразма, он
решил действовать еще смелее — не только защищать истину, но и обличать
заблуждения. Обвинения в ереси, которые паписты выдвинули против него, он обратил
на их голову. Его самыми непримиримыми и яростными противниками были ученые и
монахи с богословского отделения знаменитого Парижского университета, который по
всей стране считался самым авторитетным в духовных вопросах. Из сочинений этих
богословов Беркен извлек 12 положений и публично объявил их «противоречащими
131