Яблоки для патриарха

Отец Епифаний жил с радостью в сердце. В общении светлый. Но
когда я в девяностые годы увидел его, был потухшим, потерянным. Произошла
метаморфоза после публикации воспоминаний о Кукше. Написала
их монахиня, которая приезжала к игумену задолго до своего пострига,
в молодости. Отца Епифания изобразила злобным, ненавидящим Кукшу,
считая, что через него действовал враг, изводящий схиигумена со света.
По её воспоминаниям послушник Николай (будущий отец Епифаний) не
дружил с головой, был страшно грубым со старцем, командовал им. Окончилось
тем, что холодным октябрём выгнал его из кельи, в результате чего
Кукша простудился, заболел и умер.
Зачем написала? Ради того, чтобы показать страдания старца? Хотела
того или нет - впала в грех осуждения. Мне представляется, монахиня по
фрагментам, которые видела сторонним взглядом, не зная всей картины,
сделала заключение о целом. К примеру, отцы Геннадий и Тихон, перебирая
старые доски, что шли на дрова, могли повздорить, раскричаться. Со стороны
посмотришь: да эти истеричные деды хуже, чем кошка с собакой живут.
На самом деле - неразлучные друзья. У Кукши сильно болели ноги, страдал
от тромбофлебита, и возраст под девяносто. Допускаю, это была своего
рода игра, согласованная со старцем. Келейник отгонял паломников, шумел
на старца, видя, что тот держится из последних сил и срочно нуждается в
отдыхе. Тогда как паломникам казалось, келейник груб со старцем, крутит
им, как в голову взбредёт. Но это была видимая сторона. Как в притче: слепой
обхватил ногу слона и сделал вывод, что перед ним столб - гладкий,
толстый, высокий. Кукша в последние годы мог принимать посетителей, а
по его ногам кровь текла, собиралась в сапоги. Келейник, вырвав старца у
паломников, мыл ему ноги, мазал мазями, ухаживал за ним.
Мне, знавшему отца Епифания, думается, монахиня перегнула палку,
написала со значительным преувеличением. Что стало для отца Епифания
ударом.
Никогда не замечал, что он слаб умом, как написала монахиня. Мы
много лет не виделись, приехал в монастырь, отец Епифаний сразу узнал:
- О, Виталий, ты уже священник! Это хорошо!
«Сильные умом» не все вот так с ходу вспомнили, а он сразу...
Если подвести итог моего трудничества в монастыре, я увидел ту самую
«кухню», о которой говорил в Омске отец Борис. Приехал одним человеком,
уехал другим. Открыл для себя мир, о котором и не догадывался,
который существовал параллельно светскому миру и по своим законам -
доброта, смирение, не стяжание, вера, молитвенное состояние. Был в монастыре,
как в семье, с кем-то ближе, с кем-то дальше, но это стало моим,
ничем не заменимым. И работа не в тягость. Несёшь послушания, ходишь
на службы, читаешь в церкви, поёшь. Дни идут, а на душе хорошо - ты там,
где должен быть, на своём месте, ты здесь свой.
Обстоятельства сложились так, мне надо было возвращаться в Омск.
Планировал до 1000-летия Крещения Руси отбыть, отец эконом, отец Виталий
попросили остаться, помочь в подготовке к празднику. Не мог отказать,
задержался на полтора месяца и только потом уехал.