Яблоки для патриарха

посчастливилось у него четыре раза исповедоваться. Из Омска несколько
раз ездил в отпуск в Харьков к родственникам и старался заехать в Одессу.
Суворова батюшка почитал за крепкую веру в Бога, считал его святым,
называл Русским архистратигом. В келье у него стоял портрет великого
полководца. Для батюшки Суворов являл собой пример мирского человека,
который не знал себя без молитвы, без церкви, без Святого причастия,
который всю свою жизнь строил с Богом. И солдат учил тому же. Победы,
а он не знал поражений, шестьдесят девять битв выиграл, считал не
собственной заслугой, а даром Божьим... Батюшка повторял, что Суворов
не дьявольскую гордыню тешил, направляя полки на неприятеля, как это
делал Наполеон, он с Божьей помощью бился с врагами царя, отечества и
веры православной. «Преклоните колена, - обращался к солдатам перед
сражением, - разогрейте душу к Богу, помолитесь Ему, и победа будет за
нами».
- Суворов верил в чудотворную силу молитвы, - говорил отец Иона. -
С Богом за синее море, а без Бога ни до порога!
Исповедовал меня в алтаре. Исповедь занимала не менее часа и проходила,
как беседа, он рассказывал о себе, о своих грехах, вспоминал молодость,
была она у него бурной, что-то спрашивал и всем этим разговором
подвигал тебя раскрыться, заглянуть глубже в себя. Мог батюшка
заплакать. И понимаешь, стоя рядом с ним, плачет о тебе, о всех нас, мы
живём не так, размениваемся на мелочи, суетимся, гоняемся за какими-то
миражами, не делаем главного в жизни. Стоим в алтаре у жертвенника,
епитрахилью накроет мне голову. Или я на коленях, он (ноги сильно болели)
рядом присядет. Ощущение непередаваемое, будто паришь над землёй.
Время остановилось, исчезло, его нет, ты в другом измерении. Вот он храм,
идёт вечерняя служба или приготовление к ней, но это всё куда-то отодвигается,
душа не здесь. Она в любви, исходящей от батюшки, сердцем чувствуешь,
он сокрушается о грехах, тобою совершённых... Тебе и стыдно за
себя, окаянного, в то же время легко, тяжесть уходит из сердца, батюшкина
любовь окрыляет, обновляет, благодатно преображает... Он понимает
тебя, просит Бога за тебя... Эти минуты незабываемы.
После исповеди у батюшки Ионы вышел к Ивану Савченко, голову
наклоняю:
- Потрогай.
Он руку положил, удивился:
- Ты, батюшка, как из бани.
Отцы Арсений, Алексий, сами того не зная (и я не думал тогда об
этом), отец Иона научили меня исповедовать. Они не копались, не расспрашивали
детали... Собственно, по интонации человека, по голосу понятно
- ему стыдно даже название греха своего озвучить, он волнуется,
раскаивается в содеянном... И, наоборот, другой такое начинает рассказывать
про себя - стыдно слушать, а по тону чувствуется никакого раскаянья.
Батюшка Арсений повторял: «Я сам грешник и люблю грешников».
Он, отец Иона могли говорить на исповеди больше, чем я, исповедующийся,
и не укоряли, не грозили пальчиком «ай-я-яй», вообще, казалось бы,