Яблоки для патриарха

Мариам, насколько помню. Почему-то не отложилось доподлинно в памяти.
Моя землячка, родом с Урала, а после войны осела в Одессе. По-матерински
ко мне относилась. Дня через два, как познакомились, подзывает и
дарит сорочку с длинными рукавами. Красивую и модную. Я опешил:
- Зачем, не надо! У меня есть!
- Бери, бери, - настояла, - ты молодой, должен красиво одеваться.
Ещё раза три-четыре дарила отличные сорочки. Собираясь на Одесскую
киностудию, обязательно надевал какую-нибудь из ею подаренных.
Жила матушка Мариам в городе. Неоднократно ездил к ней в гости. Старался
чем-нибудь помочь по дому - прибить полочку, розетку поставить
новую, прокладку в кране поменять. Несколько лет переписывались с
ней, как вернулся в Омск. Рассказывала монастырские новости, я описывал
свою жизнь. Наставляла: «Виталя, что бы ни было, от Бога не отходи,
от церкви не отдаляйся!» Радовалась, что на клиросе пою: «Как можешь,
славь Бога!» Её слова воспринимались материнским наказом.
В монастыре был монах Лаврентий. Рослый, красивый парень. Семинарию
окончил. Артистически красивый, Бог наделил и лицом, и статью.
Девчонки табунами за ним бегали. Да назойливые, приставучие. Сказано -
одесситки. Оторви да брось девки. А он скромняга. У матушки от бесстыдниц
прятался. В буквальном смысле скрывался, был в ту пору ещё послушником.
Не давали прохода, как бесы неотступно кружили вокруг, на всё
были согласны, только бы в монастырь не пустить. Предлагали себя в качестве
матушек, дескать, не ходи в монахи, что ты себя заживо хоронишь?
Лучше давай хотя бы в белые священники! А то бросай всё... Искушали со
страшной силой. И девки-то одна другой краше. Одесские штучки. Особенно
активизировались перед постригом, почувствовали, ускользает парень
из рук. Готовы были выкрасть. Матушка Мариам одну такую привязчивую
отогнала от него и говорит: «Виктор, поехали ко мне! Не дадут тебе
эти хабалки покоя! А у меня не достанут!» Прятался у матушки до самого
пострига. Так ведь и там нашли. Матушка Мариам жила на первом этаже,
приехали и в окна стучали. Виктор, как подпольщик, выключив свет, забившись
в дальний угол, сидел.
Я был на его постриге. Потом под впечатлением ходил. Сегодня он
был Виктором, а назавтра - Лаврентий. Тот же человек, и другой... Во всяком
случае в моём восприятии. Что-то поменялось на мистическом уровне...
Может, не будь на постриге, не было бы такого впечатления... Вместе
с Лаврентием были пострижены в монахи Зосима и Савватий. Савватий
никак не мог смириться, что имя Зосима не ему дали. Как ребёнок обижался.
Очень хотел быть Савватием. Нёс в монастыре послушание кузнеца.
Трудяга редкостный... За любую работу брался. Свидетелем был, ему
поручили сделать слив из алтаря Свято-Успенского собора. Начал рыть
траншею и вышел на глыбу бетона, как уж она и когда оказалась под землёй...
Можно было обойти, я бы никогда не стал долбить напрямую. Он не
свернул, продолбил.
Матушка Мариам всю жизнь в семинарии работала. Рубашки мне
даже в Омск присылала. Семинаристы уедут, бросят, ничего им уже не