Яблоки для патриарха

пусть лучше лллть куду
Рассказ раба Божия Андрея
Матерился я - это ни в какие ворота. Стоило попасть в мужскую
компанию - через два слова на третье. Особенно после
армии распустил язык. И раньше, конечно, не из наивных.
Смешно сказать, первое собственноручно написанное слово к печати не
годилось. Тогда подобные в книгах и газетах близко не допускались. Ещё в
школу не ходил, ни одной буквы не знал, старшие ребята сразу трём научили
и слову из них. Берёзовая палка вместо карандаша, взамен тетрадки
- поле снега за огородами. Полуметровыми буквами вывел, нисколько не
смутившись.
Дальше - больше. В армии, что солдаты, что офицеры без матерных
слов, как без штанов. У старшего прапорщика Антонюка вообще процентов
на девяносто непечатная речь, что-то для связки добавит, и всё.
- Мы не материмся, - глубокомысленно изрекал, - мы на этом языке
разговариваем!
Звали его страшный прапорщик. Толстый, неповоротливый и прижимистый.
Год с небольшим оставалось до пенсии.
Я в учебке шесть месяцев отслужил и попал в авиационную часть под
Читой. Не пилот, водитель, посему получил не истребитель в собственное
распоряжение, дали мне на восстановление видавший виды ЗИЛ-131. Запчастей
нет. Страшного прапорщика просишь-просишь, кланяешься ему,
кланяешься, клянчишь-клянчишь, прежде чем что-нибудь выдаст, поставишь
на машину, не успеешь оглянуться - сопрут. В тот памятный день
карбюратор слямзили. Как, спрашивается в задачке, не материться после