Яблоки для патриарха

Если Виктора Андреевича, прежде чем направить на операцию, как только
ни обследовали, не один раз за свою жизнь подвергался процедуре глотания
«кишки», Иваныч поставил диагноз зеку-пациенту без гастроскопии
и многочисленных анализов.
- Надо оперироваться, - сказал Андрею. - Иначе долго не протянешь.
Здесь не моя киевская клиника, да ты молодой, выдержишь. Таких операций
на воле я сделал не один десяток, но многое зависит от тебя.
И поставил условие: три дня оперируемый ни крошки в рот не должен
брать. Первые два дня можно пить воду, на третий - сухое голодание.
Об оснащённости больницы пациент имел некоторое представление,
спросил:
- Резать по живому будете?
- Не беспокойся, спирт дадим, и всё будет хорошо! - заверил хирург. -
Соглашайся, в противном случае - загнёшься.
Пациент и сам чувствовал - долго не протянет.
Жили зеки в лагере голодно, тогда как в больнице кормили сытнее.
Шёл Андрей в «больничку» с надеждой подкормиться. Отоспаться в тепле,
отлежаться на простынках и подкормиться. Вместо этого - голодать. Тем
не менее Андрей неукоснительно выполнял наказ Иваныча, два дня ничего
не ел, только воду пил по чуть-чуть, на третий день и от воды отказался.
То и дело накатывала боль, мучила жажда, из головы не уходили мысли о
еде. Подгонял время: скорее бы операция, скорее бы избавиться от боли,
голода, жажды.
В конце третьего дня Иваныч зашёл в палату, ощупал живот и сказал,
что надо бы ещё один день потерпеть без воды для верности. Про еду и
говорить нечего - нельзя.
- Терпи, зек! - похлопал по руке и долгим взглядом посмотрел в глаза
пациенту.
Через сутки повторил просьбу. Потом-то Андрей понял, что Иваныч
изначально поставил задачу выдержать пациента в течение пяти суток, но
решил не пугать его перспективой пятидневного голодания.
- Ещё денёк потерпи, - сказал в конце четвёртых суток, - последний.
- Сколько терпеть-то! - не выдержал Андрей. - Завтра снова скажете...
- Нет, слово даю. Последний день.
Отец рассказывал Виктору Андреевичу, что в ночь перед операцией
ему снилась горошница. С детства был неравнодушен к ней. Пятеро детей
в доме, он один питал особую любовь к гороху. Мать вкусно варила, а уж
жена Василиса то и дело баловала мужа горошницей. В больничном сне
увидел родительский дом, и горошница в окно густой запашистой массой
втекает...
- Но что-то не пускает к ней, - рассказывал отец, - хочу наброситься,
наесться до отвала, а не могу. В доме никого, я один. Стол, лавка, и горошница
в окно втекает. Я чуть не плачу: столько добра пропадает...
На шестой день утром его, совсем ослабевшего, повели в операционную.