Яблоки для патриарха

полынь - всё до последнего кустика срезать и в силос закладывать. Скот
спасать. Да разве этим спасёшь? Скота тьма-тьмущая. Это перед самой
войной, не объявляли ещё.
Двадцать второго июня мы швырок заготавливали на нашей стоороне,
километрах в семи от деревни. Вдруг в обед нарочный верхом: «Бросайте
всё, айдате на митинг, началась война!» Пашка Катков, который на
отца доносил, с нами был. Звали его Черепахой или Черепнёй. Где руками
работать - никогда не разбежится. Истинно - черепаха. Он как услыхал
«война», запечалился: «Заберут ведь». Подъехали к конторе. Там народу...
Женщины большинство с ребёнками, у кого на руках, у кого за юбку двоетрое...
С района представитель выступил: «Напал враг вероломно, без
объявления, надо биться...» Бабы в рёв...
Мужиков не враз забрали. В первые дни, может, человек пятнадцать,
остальным сказали: ждите... Война войной, да председатель о зиме думает,
купил покос в татарской деревне, в Каюрке. Километров пятнадцать по
тракту. Деревня Каюрка маленькая, скота не так чтобы много, а площадь
большая, покос остаётся. Председатель отправил туда девчонок да мужиков.
Жили не в Каюрке, а в поле, шалаши поставили. Чуть рассвело, бригадир
поднимает («поднимат») - косить. До завтрака косим по холодочку,
а как завтракать - на стан. Повариха была из нашенских баб, хлеб она в
Каюрке пекла. Приходим на стан, а через день да каждый одно и то же: в
тенёчке нарочный ждёт. Аккуратный такой старичок в картузе - Филипп
Тимофеевич. Плетёный ходочек у него - дрожки, коник колхозный. У меня
и то сердце ёкало «за кем опеть?», что уж про мужиков говорить... Филипп
Тимофеевич объявит: «Орлов, Снегирёв - повестка». Так и позабирали по
два, по три. С покоса без мужиков вернулись. До одного стаскали.
Мне было тогда пятнадцать лет. Это сейчас в пятнадцать всё знают,
считаются почти взрослыми, а мы в деревне росли. Дети по разумению в
сравнении с сегодняшними. Только что работали хорошо. Один раз проснулась
под утро и заплакала потихоньку, так жалко себя стало, так одиноко,
хоть выползай из шалаша да домой, не оглядываясь... Поплакала, потом
думаю: а чё сёдни не подымают? Обычно ещё по тёмну бригадир шумит:
«Вставайте!» Тут - нет. Время подъёмное, даже спать не охота, а бригадир
не кричит. Потом слышу: над головой по шалашу ровненько так шуршит.
Дождик. Сыпет, сыпет. Не ливень, а такой мелконький. Как хорошо...
Можно отдохнуть... Лежу обрадованная, девчонки, подружки мои ненаглядные
- Нюра Соколова, Лена Мельникова, другие - ещё спят... Вдруг из
соседнего шалаша песня... Мужики наши...
А папироска, друг мой тайный...
А как тебя мне не курить?
Курить - курю, сердечко ноет,
А дым свивается кольцом...
Петя Чугаев запеват... Соловей и соловей... Голосом за сердце берёт.
Мужики подхватили.