Яблоки для патриарха

ни на есть будни... Люди на снимках не позируют, замерев с круглыми глазами
перед объективом, фотограф искусно ловил мгновения своим чередом
текущей жизни. Будто скрытой камерой снимал. У здания с вывеской
«Рабочий кооператив» телега, на ней два ряда буханок (кирпичиком) хлеба,
возница только что доставил их, откинул брезент, накрывавший товар,
приготовился носить буханки в магазин. Залитый летним зноем дворик
на несколько плотно стоящих одноэтажных домов. Деревянное крыльцо,
забор из штакетника, женщина несёт ведро воды, другая стоит с ребёнком
на руках. Рынок, мужчина татарской наружности с загорелым лицом продаёт
счёты. В руках маленькие, у ног связка из четырёх полномасштабных
конторских. Из кармана видавшего виды серого халата торчат одёжные
щётки - тоже товар. Перед другим торговцем на земле разложены гвозди,
куски труб, старая мясорубка, заготовки для ключей, раструб граммофона...
Вот женщины толпятся у крыльца магазина. Озабочены, сосредоточены...
Опять же - будто и не видят человека с фотоаппаратом... Улица
Баумана с трамвайной линией посредине, высокой колокольней церкви,
в которой крестили великого певца Фёдора Шаляпина. Какие-то дома на
Баумана и сегодня, по истечении почти девяноста лет, живы, других уже
нет, давно убран трамвай. Ещё фото - площадь, на ней бывшее здание городского
собрания (при мне в нём располагался Дом офицеров), справа от
него наискосок вглубь улицы храм (Грузинская церковь). На втором курсе
снимал с товарищами комнату в четырёхэтажном доме, построенном на
месте этой церкви... Мощёная мостовая (при мне лежал асфальт), с двухэтажными
домами справа и слева, упирается в пустырь. В мою студенческую
бытность на пустыре высились здания. Они стоят и сегодня, а двухэтажек
нет и в помине, на их месте новострой. Жизнь ушла далеко-далеко
вперёд по временной шкале, а увековеченные фотографом фрагменты
прошлого волнуют, притягивают к себе властной энергией... Не могу не
думать, вглядываясь в лица казанцев: что волновало их в тридцатые годы?
Что вызывало радость и заставляло плакать? Что вело по жизни?
Рассказы Зои Степановны сродни ретрофотографиям... За нашу
трёхчасовую беседу она несколько раз повторила, подчёркивая значимость
того или иного события: «В память мне это зашло». Надо отметить,
человек она памятливый, «зашло» в неё за долгую жизнь много...
В сорок первом Иртыш разлился - прибывает и прибывает («прибыват»,
говорит рассказчица). Больше такой реки не помню. Всё залило. За
Иртышом были наши покосы, за ними шла дорога на урман, километров
пять, если на лошади ехать. В тот год какие лошади - вода кругом. Лес
понадобился колхозу, нас туда на заготовки... На нашем берегу в лодки
садимся, над покосами плавали.
Покосы пропали подчистую. А скота много в колхозе. Председатель
отдаёт команду, кто дома сидит, всем собирать траву по деревне. Крапиву,