Яблоки для патриарха

наград. Разные люди, разные судьбы, а вместе - «Бессмертный полк». Он
шагал по солнечному городу мимо Успенского собора, Законодательного
собрания, академического театра драмы... Любинский проспект, стекающий
под гору к мосту через Омку, заполнила на всём протяжении людская
река... Калейдоскоп красок - плащи, куртки, косынки, шляпки, кепи.
А над ними портреты, портреты, портреты, будто цветы на высоких стеблях,
растущие из рук, сердец... Навряд ли среди идущих были пережившие
военное лихолетье. Уже за семьдесят тем, кто родился сразу после войны.
Шагали по яркому маю дети, внуки, правнуки тех, кто был запечатлён
на фото, тех, кому было назначено судьбой остановить врага, вознамерившегося
подмять под себя непокорный русский народ, прибрать к загребущим
рукам богатую русскую землю.
Я прошёл с колонной по Любинскому проспекту, мосту через Омку,
которая, полностью освободившись ото льда, по-весеннему сверкала на
солнце. Маршрут «Бессмертного полка» заканчивался на Ленинградской
площади. Я свернул на улицу Масленникова и у здания, которое старожилы
помнят, как кафе «Ленинградское», встретил Виктора, давнего знакомого.
Он курил, встав в тенёк от слепящего солнца. В правой руке держал
сигарету, в левой - портрет. Не над головой, а поставив древко на тротуар.
На чёрно-белом фото был изображён мужчина лет сорока пяти, в пиджаке,
тонком свитере под горло. Сухое лицо, высокий лоб, небольшие залысины.
Умные глаза смотрели прямо в объектив.
- Это отец фотографировался на Доску почёта, - пояснил Виктор. -
Ругаю себя, позавчера всё перерыл, так и не нашёл его фото с орденами.
Надо было раньше подсуетиться, я до последнего дотянул, почему-то считал
- в альбоме. Один портрет всего и есть с орденами, фотокор заводской
газеты снял отца 9 Мая 1965 года. Помнишь, я тебе рассказывал.
Я помнил.
История выглядела следующим образом. Поздней осенью 1942-го
пришла похоронка к бабушке Виктора. Через два месяца в дом вдовы заехал
однополчанин погибшего мужа. Он жил в соседнем районе, после госпиталя
дали отпуск, по пути завернул. Дома застал отца Виктора - сына
погибшего товарища. Сына тогда звали Павел. Я не оговорился - именно
«тогда звали». Павел, пока не было матери, заставил рассказать фронтовика
о гибели отца. Не сумел воин соврать. Планировал нарисовать картину
боя покрасочнее, погероичнее: фашисты наступали, их батарея отчаянно
вела огонь по танкам... Но язык не повернулся соврать парню, у которого
кипели в глазах слёзы. Поведал (с условием, что Павел не станет мать расстраивать),
как отец пошёл к лошадям, которые возили пушки, вдруг свист
снаряда, взрыв... Получилось страшно обыденно. Хоронить было некого.
И месяца не воевал солдат на передовой...
Однополчанин отца в тот же день уехал. Павел залез на сеновал, выплакался,
спрятав лицо в рукав фуфайки. И принял решение: взять имя
отца и во что бы то ни стало уйти воевать за него. Проявив завидную настойчивость,
сменил имя Павел на имя Фёдор, на фронт был призван Фёдором
Фёдоровичем.