Яблоки для патриарха

Сам по себе скромный храм Семи отроков Эфесских стал оплотом
православия в годы гонений на христианство. В расстрельном 1937 году
расстрельная участь не миновала священников храма. Следом власти решили
и саму церковь упразднить. Пришли вооружённые товарищи, да перед
самым носом у них сторож Агриппина дверь захлопнула, на все засовы
закрыла. И положилась на волю Божью.
Дверь кованая, с ходу не возьмёшь, красноармейцы принялись колотить
кулаками да прикладами, требуя открыть, не то, дескать, быстро в
расход пустим, карга такая, вслед за твоими попами! Не испугалась слабая
женщина, упала на колени перед иконостасом: Господи, помоги выстоять
перед супостатами.
Вход в пещеру, где укрылись Семь отроков Эфесских, язычники завалили
на погибель христиан, Агриппина сама себя обрекла на заточение.
Болыневикам-красноармейцам ничего не стоило заложить под дверь
взрывчатку, какая ни была кованая, а вылетела бы. Лень ли было или взрывчатки
пожалели, на крайние меры не пошли. Окна побили, кресты с могил
от бессилия посшибали. Порешили: куда эта религией ушибленная денется
- посидит без еды-воды и откроет как миленькая. По поводу питья
просчитались кощунники, святой воды в церкви предостаточно имелось,
на пропитание непокорной сторожихе пошли просфорки.
Месяц проверяли её на стойкость органы. Потом что-то в их планах
поменялось. Новая ли директива поступила или пришли к выводу,
да кому нужна церковь среди могил. Покойникам всё одно - закрыта или
дверь нараспашку, у них всяко-разно не убудет. По всему Тобольску церкви
осквернили, монахов из Абалакского монастыря выгнали, монахинь -
из Иоанна-Введенского. Одних расстреляли, других в лагеря отправили
на перековку. А здесь чудо! Церковь пусть без священника, да осталась в
распоряжении православного люда. Этакий по своим законам живущий
островок в безбожном государстве. Не разбрелись без пастыря пасомые,
не попрятались трусливо по своим углам, приходили в церковь по воскресеньям,
праздникам, читали акафисты и каноны, проводили богослужения
мирским чином...
Пётр и Виктория вошли в церковь, она была маленькой, уютной. На
северной стене висели иконы в разных окладах, разного размера. «Нестройность»
дорогого стоила. В советские годы горожане приносили в
храм образа, чтобы сохранить от поругания. Тепло мерцали свечи, лампады.
Хор запел первый антифон: «Благослови, душе моя, Господа, и вся
внутренняя моя имя святое Его...» Виктория тихо подпевала.
Вернувшись из Тобольска, Виктория первым делом повесила на стену
образ Абалакской Божией Матери, подаренный Виктором. У неё в
спальне у восточной стены стоял небольшой комод. Ещё летом убрала
с него косметику, на её место поставила иконки, положила Евангелие,
подаренное Петром, молитвослов с Псалтирью. Над комодом повесила
Абалакскую. Когда-то на этом месте красовалась картина с художника-авангардиета,
шуруп, на котором она была водружена, в самый раз пришёлся
под икону.