Яблоки для патриарха

Лиля-ленингул^кл
А кто сейчас помнит Лилечку-ленинградку? Как былинка тоненькая,
глаза большущие. Эвакуированная. Осенью сорок первого с мамой появилась
в нашем зерносовхозе. Какой он, собственно, наш. Сами года за полтора
до войны туда переселились. Из Казахстана убежали. Отца добрые
люди предупредили: тебя на крючок взяли. Органам очередной план по
арестам спустили, а тут вину из пальца высасывать не надо: всегда готовый
к посадке экземпляр - враг народа, раскулаченный. Папа, однажды
обжёгшись, не надеялся «авось пронесёт»: стоило тучам начинать сгущаться
над головой - срывался с места. Не останавливало, что шестеро детей.
В Омске года два пожили, перебрались в Оренбург. Там в бараке выделили
нам место. Большущая комната. В одном углу одна семья, в другом - другая,
в третьем - ещё семейство. Весело. Мама болела, папа ей топчанчик
смастерил, мы все на полу. Папа в скитаниях мудро поступил, понял, что
крестьянствовать не дадут, освоил кузнечное дело, специалисты по металлу
везде нужны. Из Оренбурга побежали в Казахстан. Оттуда, когда жареным
запахло, перебрались под Омск в зерносовхоз. Устроился папа на
кузне, прямо от горна его и забрали в тюрьму.
Помню, ездили с мамой в Омск с передачей. Долго-долго стояли у
тюрьмы. У мамы была иконка - Богородица. От посторонних глаз подальше
держала. В сундук или куда засунет, если только случайно наткнёшься.
Тайком брала с собой, когда передачи возили. Маленькая деревянная
иконка. На груди прятала. Стоим в очереди, она машинально руку к груди
приложит. Лицо отрешённое - молилась.
Война началась, месяца через полтора папа из тюрьмы пришёл. Умирать
пришёл. Опухший, обессиленный, страшно смотреть, старый, серый,
и ходил как старик. Еле ноги переставлял. Мама начала откармливать. Всё
лучшее - папе. Коровы не было, а ему молоко надо, мама пойдёт к людям,
отработает, несёт папе полную крынку. Овощи уже появились. Отошёл,
ладный стал, фигуристый. Помню, братик Андрюша спрашивает: «Папа,
тебя теперь опять арестуют?» Мама зашикала, боялась, как бы не накликал
беду. На это раз не в тюрьму забрали, отправили папу на передовую. Почти
до конца войны воевал, в артиллерии. Однажды в укрытие, где орудие
стояло, снаряд угодил. Весь расчёт погиб, отца землёй накрыло. Особисты
таскали контуженного: как это ты, Ольховой, умудрился - всех насмерть, а
ты целёхонек? Подозревали: не замешан ли в гибели товарищей.
Папа воевал, а мы всё равно под подозрением. В селе были и такие,
что нас как детей врага народа обходили. Не все, конечно. Директор школы,
Каретников Михаил Иванович, положительный был человек. Взял
маму уборщицей в школу, а меня ей на помощь. Не побоялся пойти на нарушение,
устроили другого человека, а я работала.
Школа большая, десятилетка, полов бесконечные площади, а мы вдвоём.
После первой смены всё подмести... Парты большие, чёрные, тяжёлые.
Каждую перевернуть надо, а сил нет. Голова закружится, на парту голову