Яблоки для патриарха

щину с детьми, шепнул: уходи, иначе пропадёте, а я помогу. В его караульную
смену разбудила старших дочек и скользнула от поселения в
темноту...
Сёстры рассказывали, один раз мама с Галей пошла еду просить. Вере,
Любушке и Кате наказала, шагу в сторону не делать, ждать в лесу. Они и
сами знали, что такое тайга. Вера однажды отстала, собирая на ходу ягоду,
чуть свернула с тропы и сбилась, сразу-то не заметила, думала правильно
идёт, сама в другую сторону углубилась. Хватились её, начали кричать, не
сразу и услышали друг друга.
В тот раз сёстры под деревом ждут маму. Голодные. Шли, когда ягода
уже поспела - черника, смородина, малина. Да этим разве наешься. Сидят,
мечтают, вот бы мама хлебушка принесла. А мамы нет и нет. Стремительно
темнеет... Филин заухал. Сестрёнки захлюпали носами...
На деревню мама правильно вышла, сердобольные женщины дали
картошки, хлеба. Кто-то догадывался, откуда может быть женщина, мама,
конечно, не называла истинную причину бродяжничества, отвечая на расспросы,
говорила, что погорельцы. Разжившись съестным, заторопилась к
дочерям, да небо вдруг затянуло тучами, сумрачно сделалось, ну и сбилась
с пути. Сестрёнки сидят под деревом, слёзы по щекам кулачками размазывают.
Покричат-покричат: «Мама-мама!» - и в рёв. Глушь, темень, комарьё.
Не знают, что и думать. Может, маму арестовали. Может, медведь напал.
Натерпелись, прежде чем услышали родной голос...
Отец пришёл из тюрьмы к разбитому корыту. Дома нет - в нём сельсовет
с флагом на крыше. Жены с детьми нет. Как уж он сумел их найти
- не знаю. Мама вообще ничего не рассказывала о раскулачивании,
ссылке и арестах отца - оберегала нас. Спросишь, махнёт рукой: зачем
ворошить - было да прошло. Только что и знаю, так из уст сестёр. Но про
то, как папа сумел отыскать их, когда в бегах скитались, никто из сестёр
объяснить не мог. Вдруг появился в деревне, где они остановились, мама
малярией заболела, какая-то бабушка, добрая душа, в сарайчике приютила
бродяжек.
Из того сарайчика забрал их папа и повёз в Омск начинать жизнь сызнова.
Папа умер в шестьдесят один год. Всего ничего на пенсии побыл. Сказались
тюрьмы, фронт, контузия... Но ведь какие они молодцы с мамой,
сохранили семью.
***
Анна Андреевна, увлекаясь воспоминаниями, начинала ходить по
комнате, как когда-то в школе между рядами парт, помогая плавному течению
рассказа ногами. Была такая учительская привычка. Голосовые
связки не износились. Голос остался таким же свежим, по-учительски напористым.
Ограничений у ночного повествования не было, рассказ легко
перескакивал с одного на другое.