Яблоки для патриарха

греть её, настроить на трепетную волну. Частичка сердца, что отвечала за
молитвенное общение с Богом, была атрофирована. Это, как талант музыканта,
считала, надо вовремя подтолкнуть, дать ход, чтобы проросло зёрнышко.
В детстве, юности Анна Андреевна несколько раз заставала мать
перед иконкой. Хранила в своём уголке небольшой образок. Никогда не
стоял на видном месте, оберегала от посторонних глаз. Достанет, когда
никого рядом... Умела мама молиться. Менялась лицом, будто уходила далеко-далеко...
Перед иконкой была другой, не как в жизни. В глазах могли
стоять слёзы...
У Анны Андреевны не получалось сердечно обращаться к Богу. Зато
когда начинала долгими бессонными ночами вспоминать дорогих и близких
- теплело в груди. Сколько людей бережно хранилось в душе, о ком
никто, кроме неё, вспомнить уже не мог. Никто-никто на всём белом свете.
Только она знала эти лица, только её память хранила музыку их голосов,
только для неё звук их имён отзывался волнующими картинами, которые
поднимались, только тронь, из глубин памяти...
Дерзновенно думала, может, Бог потому и дал долгий век, чтобы в
её памяти жили сестра Любушка, Алёша-комсорг, Лиля-ленинградка, кто
всего ничего порадовался белому свету, кого пушинкой сорвало ураганом,
унесло с земли. И отец ушёл рано. Благодаря её памяти, они положенное
время проведут в мире людей, получат свою долю сочувствия, тепла, восхищения.
Вспоминая бессонными ночами дорогих сердцу людей, начинала
говорить вслух, обращаясь к невидимой аудитории. Учительница в прошлом,
будто снова оказывалась перед классом...
М ам а
Самое первое воспоминание из детства - большая русская печь, мама
хлеб стряпает. Вдруг, мама как раз хлеб в печку ставила, дверь распахивается,
входят мужчины, красные повязки на рукавах, маме командуют:
«Собирайсь!» Она от печки повернулась на голос и упала в обморок. Дом
у них был добротный - пятистенок, железом крытый. У мамы ноги подкосились,
старшие сёстры дурниной закричали. Вере десять лет, Кате - семь,
Любушке - пять. Завопили сёстры, мы с братом Андрюшей тоже заревели
- ему два годика, мне - три. Младшая Галка в люльке спала, грудничок ещё.
Сёстры страшно кричали. У Веры кровь из ушей пошла, бабушка бросилась
успокаивать, кровь вытирать.
У входной двери тулуп висел. Один из пришедших сорвал с гвоздя,
бросил на пол рядом с мамой, двое взяли маму за руки, за ноги и на тулуп
положили, третий Галку из люльки выхватил, маме под бок ткнул. Соседи,
родственники на крик зашли, им командуют: одевайте детей. Маму, она
в сознание не приходит, с Галкой на тулупе потащили за дверь. У ворот
лошадь, в сани запряжённая, туда и погрузили.