Яблоки для патриарха

Максиму Легкову стоит посвятить несколько абзацев... Максим сам
из Казахстана. В девяностые годы... Опять эти девяностые. А куда от них
деться! Слишком много вобрали в себя. Если семидесятые и восьмидесятые
называют застойными, девяностые настолько разогнались, что многие
граждане вылетели на обочину... Кто-то называет девяностые репетицией
явления Антихриста. Кто-то началом последних времён. Храмы почему
открываются? Человеку даётся выбор. Чтобы, представ перед Богом, не
делал больших глаз, не начинал препираться, в какие церкви было ходить,
когда их днём с огнём не сыскать! Подобные отговорки канули в прошлое.
Никто лепетание про отсутствие храмов и притеснения верующих слушать
не будет. Ушла в историю статистика, когда на миллион жителей одна-две
церкви и те под присмотром КГБ. Церквей предостаточно, соглядатаев из
органов в них больше нет, никто тебя не сфотографирует из-под полы, на
работу обличающие фото не пришлёт, партком, профком, комсомол терзать
не будет... Свобода...
Девяностые памятно прошлись по Максиму. Работал электромонтажником
на военном заводе. Предприятие закрыли. Ни работы, ни денег, со
стороны казахов начались наезды на русских. В один момент Максим сел в
лодку, перекрестился: «Да будет воля Твоя, Господи» - и поплыл по Иртышу.
В России было не намного лучше, чем в Казахстане, но Иртыш нёс
мутные воды в Россию и вместе с ними плавсредство Максима. Ловил Максим
рыбу, ею поддерживал жизненные силы. Собирал и сдавал по берегам
бутылки - на эти деньги хлеб покупал. Если видел на берегу церквушку, делал
остановку и шёл помолиться. В одном храме, это уже в России, батюшка,
выслушав историю странника, предложил остаться, провести электропроводку
в строящемся приходском доме, помочь в службе. Там Максим
научился читать по-церковнославянски, освоил клиросное пение.
До поздней весны жил при церкви, а после Пасхи поехал в Таёжку.
Отец у Максима был родом из Таёжки, там жили бабушка и дядя, к ним и
отправился. И прижился на новом месте. Завёл семью. Работать устроился
в школу - электриком и учителем труда. Поступил в пединститут на заочное
отделение. И с первого курса стал учителем широкого профиля, преподавал
юным жителям Таёжки физику, математику, информатику и даже
Закон Божий. Окончил институт. В последнее время работал в электросетях.
Обслуживал все деревни в округе. Как говорила тётя Надя Потехина:
«Максим у нас главный мастер по свету». Из жителей Таёжки в церкви он
был первым помощником Валере.
Та служба шла своим чередом. Валеру знобило. Надобность в «Коктейле
Молотова» к вечеру не только не отпала - возросла. Холодно в храме,
холодно на улице. Осенняя плотная темнота окутала Таёжку. Ни одного
уличного фонаря не горело. Их попросту не имелось. Одна-единственная
лампочка светилась над входом в храм. Она и привлекла того москвича.
На «Шестопсалмии» в притвор вошёл мужчина. В кожаной стильной
куртке, фирменных джинсах, интеллигентного вида. С достоинством перекрестился,
сделал глубокий поклон. Не местный. Валера дал знак Максиму
- читай, сам направился к незнакомцу. Мало ли, может, свечи нужны.