Яблоки для патриарха

с висящими ушами постоянно жила мысль-предупреждение о голодных
временах, которые могут в любой момент нагрянуть, и тогда рад будешь
любой завалящейся косточке. Поэтому по всему двору, во всех углах имелись
тайники с собачьими драгоценностями. Закладывались они на чёрный
день. При этом Жулька был постоянно обеспокоен - а не обнаружит
ли кто-нибудь его запасы? Не посягнут ли на его тайники лихие конкуренты?
Посему постоянно перепрятывал содержимое своих захоронок.
Особенно в моменты появления потенциальных расхитителей. К примеру,
козы возвращаются с пастбища, Жулька заслышит их приближение и
начинает суматошно носиться по двору, выкапывать кости и в спешном
порядке закладывать тайники в новых местах. Если Жулькина миска была
полной, как и желудок хозяина, он бросался через силу пожирать содержимое
посудины, давился, торопясь поскорее опорожнить её. При этом
пытался грозно рычать, дескать, не подходите к моей еде - загрызу. В результате
получалось что-то рычаще-чавкающее и вовсе не грозное.
Сторожем был отменным, если хозяин рядом. В его присутствии заливался
лаем на чужаков, зло ярился. Однако без хозяина ничего не стоило
покинуть объект. Страшно любил ходить с Валерой в Таёжку. После
того как Валера покидал двор, Жулька выжидал какое-то время, а потом
партизаном выбирался за ограду и, скрываясь в зарослях по обочинам,
пробирался следом. Надолго соблюдать конспирацию терпения не хватало,
выскакивал на дорогу и... попадался. Валера отчитывал неслуха, отправлял
домой. Жулька, понурив голову, слушал нелицеприятные слова в
свой адрес, затем поворачивался и старательно делал вид, что он самый
послушный пёс на свете, да чуток оступился, но осознал свою ошибку, кается
и бежит охранять объект. Однако через пару десятков метров нырял в
заросли обочины и снова брал курс в направлении Таёжки.
Был казус, в одном из самочинных путешествий в притвор церкви
юркнул. Пришлось батюшке освящать его.
Любил Жулька Валеру со страшной силой. После долгой разлуки так
выражал радость при встрече, что обязательно писался.
«Как-то сидим летом на крыльце с соседом, Герой-чеченцем, - рассказывал
Валера, - на дворе куры, гуси, быки - все вместе. Козочек уже
взял. Гера удивился идиллии, никогда, говорит, такого не видел. Объяснил
ему, что молюсь о скотине каждый день. В Вербное воскресенье освящённой
вербочкой быков, коз, гусей похлестал. Дом освящён. Божья благодать
своё дело делает. Скотину на пастбище не раньше, а только на Георгия Победоносца
выпустил. Всё как положено».
С освящением дома как получилось. Месяца два Валера пожил на Выселках,
батюшка Антоний в гости приехал, Аркадий привёз его. Батюшка
устал, шутка ли - восемь часов в машине, а возраст за восемьдесят. Сел
чайку с дороги попить, потрапезничать. Вдруг искоса на Валеру глянул.
Валера подумал, не тем угощает дорогого гостя. День не постный.
- У тебя дом-то освящён? - спросил батюшка.
-Н ет .
- Сейчас освящать будем. Чаи потом.