гнездо_block_NEW2

4. Школа выживания и жизни
По линии Лидии Ивановны знаю лишь об одной её дочери, которая жила в
Красном Яру, рядом с бойней. Помню несколько случаев, когда мы с отцом привозили
на лодке на бойню овец или пригоняли бычков. Стояли в очереди на
бойню. Всегда навещали Ганюшкиных – это была фамилия дочери Лидии Ивановны
по мужу. Потом сын её, т.е. внук Лидии Ивановны был учителем у меня
в средней школе. Умный, тактичный, образованный, блестящий молодой человек
– Всеволод Михайлович Ганюшкин. Он преподавал физику, а у нас астрономию.
Всё, что я знаю о звёздном небе – от Цифея до Геркулеса – это его заслуга.
Однажды он подозвал меня к себе, думаю, в 11-ом классе, и говорит: «А
знаешь, что оказывается – ты мой дядюшка? Я об этом недавно узнал». А я говорю
ему: «А я это знал всегда». Мы пригласили друг друга в гости, но продолжения
не было. Он был человек очень яркий, но с некоторой «страннинкой»,
жил один, не женился долго. Дальше я его судьбу не знаю. Может так и работает
учителем в Красном Яру. А может…
Следующая по возрасту тётушка – Кузовлёва Александра Ивановна, тётя
Шура. Должен признаться – это была моя любимая тётушка. Мне нравилась
её бесхитростность, простота, эмоциональность. Она могла и заразительно
смеяться, и как-то, по-особенному, плакать. У неё была очень трудная
судьба, были причины слёзы лить. Но она как-то так искренне и, одновременно,
без тени упадничества плакала, что переживая вместе с ней, после
слёз становилось не только легче, но и она и ты становились как-то сильнее,
могли подняться над горем и ещё сильнее любить жизнь. А уж прибаутки,
театрализованное пение, как «проел Дуне таракан сарафан», или уморительные
воспоминания как она любила угощать «аппетитного» (так она называла
моего друга Александра Коростелёва) или напоить калмыцким чаем,
донского казака Кумова Александра Дмитриевича, не зная, что он его терпеть
не может и т.д. и т.п. Всё это считалось в нашей семье бестселлерами.
Конечно же, не занятностью сюжета, а потому, что во всём этом видна была
беспредельная искренность и ощущение доброты тёти Шуры. И это изумительно
дополнялось молчаливым, с лукавой усмешкой, одобрением всего,
что делала тётя Шура, её постоянного спутника жизни Кузовлева Ильи Ивановича.
Из рассказов моих родителей я знаю, что Илья Иванович был, как
и Александра Ивановна, сирота. Но его усыновила бездетная пара Кузовлевых.
Они имели реюшку–небольшое рыбацкое судно для ловли рыбы на
море. Попали под раскулачивание и двое сирот с двумя или тремя малыми
детьми оказались в ссылке, в Северном Казахстане. Во время войны Илью
Ивановича «за примерное поведение» взяли добровольцем на фронт, где он
«искупил». После войны им разрешили вернуться назад, домой, а там у них
ничего не осталось. Они приехали в 1945-ом году к нам в дом, в нашу семью.
В это время как раз я и надумал родиться. Мама и мой брат Геннадий часто
рассказывали историю моего рожденья, когда у мамы начались схватки,
отец запряг лошадь в сани, посадил в сани маму и тётю Шуру, дал вожжи
13-летнему сыну и приказал: «Вези в больницу!» А это в декабре, когда лёд
только-только «встал». Больница – за две широкие реки, лёд трещит, мать
кричит. В общем, страху натерпелись….
— 39 —