гнездо_block_NEW2

4. Школа выживания и жизни
печки, это умение передавалось из поколения к поколению. Поскольку им приходилось
делать это редко, в отличии от мастера-печника, то процесс строительства
печи в этом случае длился довольно долго, с мучениями, с сомнениями, с
переделками. Этим искусством владела моя бабушка, владела и моя мама.
Помню, что и мне в жизни пришлось дважды участвовать в этом деле. Я месил
глину, обрабатывал и подносил кирпичи, а мама клала печь, все время сомневаясь,
хороша ли она будет. Ведь надо, чтобы была нужная тяга. При большой
тяге все тепло уйдет на улицу, а при малой тяге будет плохое горение. Эта важная
функция печи – обеспечить оптимальную тягу – и являлась главным критерием
мастерства печника. А русская печка, как известно, это и плита, и духовка,
и отопительная батарея, и кровать с подогревом, и даже банька. Для
большой семьи хорошая русская печь – важнейшее условие комфортной жизни
в те годы, если, конечно было чем живот набить!
Думаю, что именно тогда, в 1921 году, в Шмагино, моя мама и получила навыки
печника, которые она, в некотором роде передала и мне. Правда, я этими
навыками воспользовался только один раз в жизни, когда мне самому пришлось
класть печь в бане. Но это была уже не русская печь, а сооружение значительно
проще. Преклоняюсь перед своей бабушкой-бабанькой. Все невзгоды переезда,
строительства своего угла-мазанки, с семью детьми, она переносила, будучи
беременной. При этом надо помнить, что они с дедом уже нескольких
младенцев похоронили. Мама мне говорила, что у бабушки было две двойни и
одна тройня, из которых никто не выжил. Но семеро-то выжили, и вот он – будет
восьмой. И ради них надо жить. Надо шить из того, что есть. Главным образом,
из мешковины хоть какую-никакую одежонку. Надо ее стирать, сушить. Хорошо,
что двое из семи были девочки Дуня и Катя. Они помощницы матери,
сыновья – отцу. Мне кажется, что старшая Дуся, была главной помощницей.
Не потому, что она старше, а потому, что младшая Катя – моя мама, уже имела
большой опыт работы, в том числе на рыбных промыслах. Сначала еще в Сокрутовке
она с пяти лет подрабатывала нянькой в зажиточных семьях, а потом,
с семи лет, ее уже увозили на работу на рыбные промыслы, где она занималась
засолкой рыбы, ее нанизыванием на шпагат, промыванием от соли, вывешиванием
рыбы на вешала для вяления. Все эти навыки я получил от нее в последствии,
но не на рыбном промысле, а в домашнем хозяйстве, где этим делом
до сих пор занимаются все местные пацаны.
Тем, кто везет, бывает, что и везет, приходят «радости скупые телеграммы».
Выдался удачный год, хороший урожай, хорошо заработали на рыбных промыслах.
Ведь они теперь рядом, под боком. Можно передохнуть, оглядеться вокруг.
Только что избавились от голода и уже мысль – надо детей учить. Не тех,
кто уже вымахал и не девчонок, а малявок. Каким-то десятым чувством бабушка
и дед чувствовали время: детей надо учить. Девчонок не обязательно,
им в хозяйстве да в родах науки мало чем помогут. Так и осталась моя мама
неграмотной. Три раза по два свободных от работы у нее месяца ходила в один
и тот же первый класс, научилась читать по слогам и, малость писать – вот и
все ее обучение. А университеты жизни она проходила в хозяйстве и на промыслах.
А ребят надо учить! Думаю, что это влияние пришло от советской вла-
— 25 —