гнездо_block_NEW2

6. Из жизни самого молодого сокола
Пароход прибыл в Красный Яр, откуда на попутной лодке с знакомыми я
приехал в родное село. При подходе к дому, увидел Волчка, спящего на песочке у
забора. Я подошел к нему так тихо, что он не проснулся, а затем окликнул
его. Он встрепенулся, узнал меня и от радости стал необыкновенно визжать
и прыгать, стараясь лизнуть меня. На шум вышли за ворота сестра Дуся, а
затем и мама. В село возвращались фронтовики. Через три дня приехал брат
Иван. Война не принесла нашей семье тяжелой утраты, все браться остались
живыми, а о старшем Григории с 1942 года не было известий. Ивану нужно
было определиться с работой и другими житейскими заботами, а я – отпускник.
На меня легли все те же обязанности, что и до ухода в Армию, в это
время – достать траву. Кулас есть, Волчок сопровождающий. Мне приятно
было опять бороздить водную гладь, посещать знакомые места. Встретил одноклассниц,
они были на каникулах и других знакомых. Всех беспокоил жизненных
вопрос. У меня он не возникал, я знал, что меня ожидает длительная
учеба по приобретению сложной профессии летчика и эта ясность никому не
давала надежды на обещание ждать меня. Возвращались фронтовики и вот
здесь есть выбор, а мне не время думать о семье, да и хорошего знакомства не
было. Из дому уехал на два дня раньше, т.к. меня приглашал в Майкоп мой
новый сослуживец. Этот городок опять меня привлек своей тишиной и зеленью,
в нем мне было приятно находиться. По возвращению в часть, вскоре решился
вопрос о дальнейшей службе. Как и следовало ожидать, направили нашу
тройку в Армавир, в теоретический батальон в распоряжение знакомого мне
командира Кукарина. Там я встретил Ивана Рябоконь, Сашу Самгородецкого,
Максютова, Поповского, Машкей, Азизова, с которыми, в последствии, подружились
и учились до окончания учёбы. Был конец августа – начало сентября,
сады манили нас своим урожаем, и мы уходили с занятий туда, за Кубань. В
увольнение чаще всех ходил Самгородецкий. Рябоконь рассказал мне причину
этого. Летом под предлогом поиска отстреленного конуса, они зашли в сад,
где их угостили яблоками. Среди угощавших была приветливая девушка, она
приглашала курсантов заходить. Чтобы установить связь Рябоконь на следующий
раз пригласил Самгородецкого и познакомил его с этой девушкой. Ее
звали Верой, а жила она недалеко от сада по ул. Набережной 13. Теперь у курсантов
была причина заходить в сад, а у Саши – ходить почаще в увольнение.
Быстро пролетели два месяца и в октябре вернулся я в составе классного
отделения из таких, как я, опять в Кавказскую на первый курс учебы. Зимой
учили теорию, а в феврале предоставили положенный отпуск. Теперь я ехал
с знатоком поездок по железной дороге, с попутчиком до Моздока Иваном Рябоконь.
В Прохладной наши дороги должны были разойтись, но он меня настойчиво
приглашал заехать к нему домой на пару дней. Ведь мы были уже
друзья. Я согласился, т.к. это было тоже по пути, но другой дорогой, по которой
редко ходили пассажирские поезда. Решили не ждать до утра поезда,
всего отделяло нас от Моздока 60 км. Поехали мы в тамбуре грузового вагона,
подпрыгивая на площадке от мороза.
Поезд в Моздоке не остановился, не остановился и на следующей станции.
И только в Наурской мы вышли. Это почти пол пути до Гудермеса, откуда
— 129 —