BULETINUL ИЗВЕСТИЯ JOURNAL

Buletinul AŞM. Ştiinţele vieţii. Nr. 3(318) 2012 

ISSN 1857-064X 

BULETINUL 

ACADEMIEI DE ŞTIINŢE A MOLDOVEI 

ŞTIINŢELE VIEŢII 

ИЗВЕСТИЯ 

АКАДЕМИИ НАУК МОЛДОВЫ 

НАУКИ О ЖИЗНИ 

JOURNAL 

OF ACADEMY OF SCIENCES OF MOLDOVA 

LIFE SCIENCES 

3 (318) 

2012 

Chişinău 

1


C U P R I N S 

ARTICOLE DE FOND 

Психосанокреатологическая концепция. Генетически и онтогенетически 

обусловленные системы, участвующие в формировании и поддержании психического 

здоровья. 

Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К. ........................................................................................................... 4 

Particularităţi morfo-fi ziologice şi genetico-moleculare ale interacţiunii Helianthus annuus 

L. – Plasmopara halstedii F. Berl et de Toni. 

Duca Maria, Port Angela, Şestacova Tatiana. ................................................................................. 23 

Species composition and seasonal human biting activity of mosquitoes (Diptera: Culicidae) 

in the recreational areas of the city Chisinau. 

Sulesco Tatiana. ............................................................................................................................... 35 

FIZIOLOGIA ŞI SANOCREATOLOGIA 

Влияние нормобарической гипоксии на модуляцию кровотока в системе 

микроциркуляции. 

Каратерзи Г.И. ................................................................................................................................ 43 

Влияние интенсивной физической нагрузки на микроэлементный статус 

организма. 

Гараева О.И. ................................................................................................................................... 53 

Synthesis and antileukaemia activity of N-(2,4-dimethylphenyl)hydrazine carbothioamide 

and its azomethine derivatives. 

Gulea A., Sargun A., Barba A., Jalba A., Poirier D., Petrenko P., Chumakov Yu. .......................... 59 

FIZIOLOGIA ŞI BIOCHIMIA PLANTELOR 

Modifi carea interrelatiilor funcţionale dintre organele plantelor de Zea mays L. în condiţii 

de secetă. 

Ştefîrţă Anastasia, Melenciuc M., Buceaceaia Svetlana, Brânză Lilia, Aluchi N. .......................... 66 

Контроль влажности почвы и продукционного процесса при возделывании 

томатов. 

Ботнарь В.Ф. .................................................................................................................................. 78 

Manifestarea creşterii relative a rădăcinilor şi termotoleranţei grâului (Triticum aestivum 

L.) sub infl uenţa şocului termic. 

Dascaliuc A., Cicalova V., Ralea T. ................................................................................................. 89 

Влияние недостаточной влагообеспеченности и повышенного содержания бикарбоната 

в почве на некоторые показатели водного статуса и продуктивности растений сои. 

Харчук О.А., Кириллов А.Ф., Козьмик Р.А., Баштовая С.И., Кириллова Э.Н., Митина Т. .... 96 

GENETICA, BIOLOGIA MOLECULARĂ ŞI AMELIORAREA 

Metodologia de utilizare a metadatelor experienţelor microarray în elaborarea ipotezelor 

ştiinţifi ce. 

Duca Maria, Leviţchi Alexei, Martea Rodica, Abduşa Daniela, Dragomir Lidia. .......................... 105 

Primerii omologi transpozonului activator în evidenţierea polimorfi smului molecular al 

genomurilor vegetale. 

Paşa Lilia. ........................................................................................................................................ 112 

Analiza explorativă a expresiei genelor implicate în morfogeneza fl orii. 

Duca Maria, Leviţchi Alexei, Martea Rodica. ................................................................................ 117 

ZOOLOGIA 

Comportamentul antagonist la specia Mus spicilegus Petenyi 1882 (Rodentia, Muridae). 

Larion Alina, Munteanu Andrei, Nistreanu Victoria, Cemîrtan Nelli, Savin Anatol, Sîtnic 

Veaceslav, Caraman Natalia. ........................................................................................................... 126 

214


Распределение и биологические особенности вида Sitona lineatus (Coleoptera: 

Curculionidae) в Республике Молдова. 

Мунтяну Н., Малеванчук Н., Тодераш Л., Молдован А., Бакал С. ........................................... 131 

MICROBIOLOGIA ŞI BIOTEHNOLOGIA 

Caracterele fenotipice şi compoziţia biochimică a tulpinilor de drojdii - producătoare de 

β-glucani. 

Usatîi Agafi a, Chiseliţa Natalia, Molodoi Elena, Efremova Nadejda, Chiseliţa Oleg, Borisova 

Tamara, Fulga Ludmila. .................................................................................................................. 139 

Aprecierea incidenţei bolii ulceroase a stomacului şi duodenului prin metoda citologică. 

Florea Natalia, Zatâc Anatol. .......................................................................................................... 147 

Detectarea unor markeri ai rezistenţei enterobacteriilor la preparatele antimicrobiene. 

Burduniuc Olga, Cojocaru R., Balan Greta , Spînu C., Roşcin Iu. ................................................ 151 

Комплексные соединения молибдена и ванадия как возможные стимуляторы 

биосинтеза внеклеточных целлюлаз микромицета Penicillium expansum 

CNMN FD 05 C. 

Чилочи A.А., Тюрина Ж.П., Болога О.А., Клапко С. Ф., Лаблюк С.В., Паша Л.И., Коропчану 

Э.Б., Рижа А.П. .............................................................................................................................. 158 

Standardizarea procedurii de conservare a tulpinilor de bacterii păstrate în Colecţia 

Naţională de Microorganisme Nepatogene. II. Standardizarea procedurii de conservare 

a tulpinilor din genul Bacillus pastrate in Colecţia Naţională de Microorganisme 

Nepatogene. 

Tolocichina Svetlana, SlaninaValerina, Burţeva Svetlana, Postolachi Olga, Sîrbu Tamara, Lupaşcu 

Lucian, StepanovVitalie. ................................................................................................................. 165 

ECOLOGIA ŞI GEOGRAFIA 

Probleme ale dezvoltării durabile a ecosistemului urban Chişinău. 

Bulimaga C. .................................................................................................................................... 172 

ANIVERSĂRI 

Un destin guvernat de înţelepciune şi de dăruire geneticii şi ameliorării plantelor aromatice 

şi medicinale. Doctorul habilitat Maria Gonceariuc la 70 de ani. 

Furdui T., Botnari V., Tudorache Gh., Andronic L., Dobândă E. .................................................... 181 

Savant, manager şi militant al lumii vegetale. Teleuţă Alexandru Ştefan la 60 de ani. 

Duca Gh., Furdui T., Guceac I., Tudorache Gh., Colţun M. ........................................................... 184 

Savant notoriu în terapia plantelor. Doctorul habilitat Leonid Voloşciuc la 60 de ani. 

Furdui T., Găina B., Tudorache Gh., TodiraşV., Batcu M. .............................................................. 187 

O viaţa consacrată plantelor aromatice. Doctorul habilitat, profesorul universitar Grigore 

Musteaţă la 80 ani. 

Furdui T., Botnari V., Tudorache Gh., Andronic L., Dobândă E. .................................................... 191 

CĂRŢI NOI 

Recenzie asupra monografi ei “Cromatica tradiţională românească”. Autori Zina Şofransky, 

Valentin Şofransky. Bucureşti, Editura Etnologică, 2012. 

Zubcov Elena. ................................................................................................................................. 194 

ABSTRACTS.................................................................................................................. 198 

РЕФЕРАТЫ.................................................................................................................... 205 

215


CONTENTS 

BASIC ARTICLES 

Psychosanocreatological conception. Genetically and ontogenetically conditioned systems 

participating in the formation and the maintenance of psychic health. 

Furdui T.I., Ciochina V.K. ............................................................................................................ 4 

Morpho-physiological, genetic and molecular particularities of Helianthus annuus L. – 

Plasmopara halstedii F. Berl et de Toni interaction. 

Duca Maria, Port Angela, Şestacova Tatiana ............................................................................... 23 

Species composition and seasonal human biting activity of mosquitoes (Diptera: Culicidae) 

in the recreational areas of the municipality Chisinau. 

Sulesco Tatiana ............................................................................................................................ 35 

PHYSIOLOGY AND SANOCREATOLOGY 

TheThe impact of normobaric hypoxia on blood fl ow modulation in the system of 

microcirculation. 

Caraterzi G.I. ............................................................................................................................... 43 

The infl uence of intensive physical exercise on organism’s status of microelements. 

Garaeva O. ................................................................................................................................... 53 

Synthesis and antileukaemia activity of N-(2,4-dimethylphenyl)hydrazine carbothioamide 

and its azomethine derivatives. 

Gulea A., Sargun A., Barba A., Jalba A., Poirier D., Petrenko P., Chumakov Yu. ..................... 59 

PLANT PHYSIOLOGY AND BIOCHEMISTRY 

Modifi cation of functional interrelations between of Zea mays L. plant organs in drought 

conditions. 

Ştefîrţă Anastasia, Melenciuc M., Buceaceaia Svetlana, Brânză Lilia, Aluchi N. ....................... 66 

Сontrol of soil humidity and of the production process in tomato cultivation. 

Botnari Vasile .............................................................................................................................. 78 

The manifestation of the wheat (Triticum aestivum L.) roots relative growth rate and 

thermotolerance under the infl uence of heat shock. 

Dascaliuc A., Cicalova V., Ralea T. ............................................................................................ 89 

The infl uence of insuffi cient water provision and increased soil bicarbonate content on 

some indices of soya water status and productivity. 

Harciuc O.A., Chirilov A.F., Cozmic R.A., Chirilova E.N., Mitina T. ...................................... 96 

GENETICS, MOLECULAR BIOLOGY AND BREEDING 

The methodology of application of microarray experiment metadata in scientifi c 

hypothesis elaboration. 

Duca Maria, Leviţchi Alexei, Martea Rodica, Abduşa Daniela, Dragomir Lidia ....................... 105 

Primers homologous to transposon Аctivator in the plant molecular polymorphism 

studying. 

Pasha Lilia ................................................................................................................................... 112 

Exploratory analysis of gene expression involved in fl ower morphogenesis. 

Duca Maria, Levitchi Alexei, Martea Rodica .............................................................................. 117 

ZOOLOGY 

Antagonistic behaviour and dynamics of aggressiveness in mus spicilegus petenyi 1882 

(Rodentia, Muridae). 

Larion Alina, Munteanu Andrei, Nistreanu Victoria, Cemîrtan Nelli, Savin Anatol, Sîtnic 

Veaceslav, Caraman Natalia ........................................................................................................ 126 

216


Distribution and biological characteristics of Sitona lineatus (Coleoptera: Curculionidae) 

in the Republic of Moldova. 

Munteanu N., Malevanciuc N., Toderas L., Moldovan A., Bacal S. ........................................... 131 

MICROBIOLOGY AND BIOTECHNOLOGY 

Phenotypical signs and biochemical composition of yeast strains – β-glucanes producers. 

Usatîi Agafi a, Chiseliţa Natalia, Molodoi Elena, Efremova Nadejda, Chiseliţa Oleg, Borisova 

Tamara, Fulga Ludmila ................................................................................................................ 139 

Assessment of the incidence of stomach and duodenum disease by cytological method. 

Florea Natalia, Zatâc A. ............................................................................................................... 147 

Detection of enterobacteria resistance markers for antibiotic. 

Burduniuc Olga, Cojocaru R., Balan Greta, Spînu C., Roşcin Iu. ............................................... 151 

Coordinative compounds of molybdenum and vanadium as possible stimulators 

of extracellular cellulases biosynthesis by micromycetes Penicillium expansum 

CNMN FD 05 C. 

Chilochi A., Tyurina J., Bologa O., Clapco S., Lablyuk S., Pasha L., Coropchanu E., Rija A ... 158 

Standartization of the conservation method for bacteria strains from the National Collection 

of Nonpathogenic Microorganisms. II. Standartization of the conservation method for 

Bacillus strains from the National Collection of Nonpathogenic Microorganisms. 

Tolochikina S., Slanina V., Boortseva S., Postolaky O., Syrbu T., Lupashku L., Stepanov V. .... 165 

ECOLOGY AND GEOGRAPHY 

The problems of sustainable development of the Chisinau urban ecosystem. 

Bulimaga C. ................................................................................................................................. 172 

ANNIVERSARIES 

A destiny governed by wisdom and dedication to genetics and breeding of aromatic and 

medicinal plants. Maria Gonceariuc, Doctor Habilitate at 70 anniversary of birth. 

Furdui T., Botnari V., Tudorache Gh., Andronic L., Dobândă E. ................................................ 181 

Scientist, manager and advocate of plant world. Alexandru Ştefan Teleuţă at 60 

anniversary of birth. 

Duca Gh., Furdui T., Guceac I., Tudorache Gh., Colţun M. ........................................................ 

Notorious scientist in plant therapy. Leonid Voloşciuc, Doctor Habilitate at 60 anniversary 

of birth. 

Furdui T., Găina B., Tudorache Gh., TodiraşV., Batcu M............................................................ 187 

A life devoted to aromatic plants. Grigore Musteaţă, Doctor Habilitate, University 

Professor at 80 anniversary of birth. 

Furdui T., Botnari V., Tudorache Gh., Andronic L., Dobândă E. ................................................ 191 

NEW BOOK 

A review of the monograph „Traditional Romanian Chromatics” by Zina Şofransky and 

Valentin Şofransky. Bucharest, Etnologică Publishing House, 2012. 

Zubcov Elena ............................................................................................................................... 194 

ABSTRACTS (in Eng) ................................................................................................ 

ABSTRACTS (in Rus) ................................................................................................ 205 

184 

198 

217


COLECTIVELE DE REDACŢIE 


redactor – şef Teodor FURDUI, academician 

redactor – şef adjunct Valentina CIOCHINĂ, doctor, conferenţiar cercetător 

Victor LACUSTA, academician 

Mihail ROSCEVSKII, academician al AŞ a FR (Rusia) 

Eugen ŞTIRBU, doctor, conferenţiar cercetător 


redactor – şef Simion Toma, academician 

secretar responsabil Anastasia ŞTEFÂRŢĂ, doctor habilitat, profesor cercetător 

Gheorghe ŞIŞCANU, academician 

Alexandru DASCALIUC, doctor habilitat, profesor universitar 

Gheorghe TUDORACHE, doctor, conferenţiar cercetător 

GENETICA, BIOLOGIA MOLECULARĂ ŞI AMELIORAREA 

redactor – şef Maria DUCA, membru corespondent 

redactor – şef adjunct 

secretar responsabil 

Nicolae BARBACAR, doctor habilitat, profesor cercetător 

Larisa ANDRONIC, doctor 

Vasile BOTNARI, doctor habilitat, profesor universitar 

Lucian GAVRILĂ, doctor profesor (România) 

Maria GONCEARIUC, doctor habilitat, profesor cercetător 

Galina LUPAŞCU, doctor habilitat 

ZOOLOGIA 

redactor – şef Ion TODERAŞ, academician 

redactor – şef adjunct Laurenţia UNGUREANU, doctor habilitat, conferenţiar 

cercetător 

secretar responsabil Valerii DERJANSCHI, doctor habilitat 

Dumitru MURARIU, m. cor. al Academiei Române (România) 

Serghei A. OSTROUMOV, doctor habilitat, profesor (Rusia) 

Andrei MUNTEANU, doctor, profesor universitar 


redactor – şef Valeriu RUDIC, academician 

redactor – şef adjunct Liliana CEPOI, doctor, conferenţiar cercetător 

secretar responsabil Angela COJOCARI, doctor, conferenţiar cercetător 

Victor CROIRORU, doctor (Suedia) 

Murat KIZIL, profesor (Turcia) 

Gheorghe MERENIUC, doctor habilitat, profesor universitar 


redactor – şef Petru CUZA, doctor habilitat 

redactor – şef adjunct Maria SANDU, doctor, conferenţiar cercetător 

secretar responsabil Vasile STEGĂRESCU, doctor, conferenţiar cercetător 

Nicolae BOBOC, doctor, conferenţiar universitar 

Ion DEDIU, membru corespondent 

Andrei URSU, academician 

3


COLEGIUL DE REDACŢIE 

Redactor-şef Teodor FURDUI, academician 

Redactor-şef adjunct Ion TODERAŞ, academician 

Secretar responsabil Alexandru CHIRILOV, doctor 

Gheorghe DUCA, Victor LACUSTA, Valeriu RUDIC, 

Gheorghe ŞIŞCANU, Simion TOMA, Andrei URSU – academicieni 

Maria DUCA, membru corespondent 

Marian-Traian GOMOIU, membru corespondent al Academiei Române 

Victor ROMANENCO, academician al ANŞ a Ucrainei 

Mihail ROSCEVSKII, academician al AŞ a FR 

Nicolae BARBACAR, doctor habilitat, profesor cercetător 

Petru CUZA, doctor habilitat, conferenţiar universitar 

Murat KIZIL, profesor, Turcia 

Cătălin TĂNASE, doctor profesor universitar 

Almantas SIMKUS, doctor, profesor, LITUANIA 

Laurenţia UNGUREANU - doctor habilitat 

Liliana CEPOI, Valentina CIOCHINĂ, doctori 

Ediţie susţinută de Consiliul Suprem pentru 

Ştiinţă şi Dezvoltare Tehnologică al AŞM 

Adresa redacţiei: 

MD - 2028, or. Chişinău, str. Academiei, l, etaj 3, birou 306. 

Secţia de Ştiinţe Biologice, Chimice şi Ecologice a AŞM 

tel. (+373 22) 72 50 71 

E-mail: sbiochim@asm.md 

Tehnoredactare computerizată: 

Victor CIOCÂRLAN 

Format 70x108 1/16. Tiraj 200 

Tipografi a AŞM str. Petru Movilă, 8. MD-2004; 

Chişinău, Republica Moldova 

2


ABSTRACTS 

Abstracts 

UDC: 622.246 : 616.89 

PSYCHOSANOCREATOLOGICAL CONCEPTION. GENETICALLY 

AND ONTOGENETICALLY CONDITIONED SYSTEMS PARTICIPATING 

IN THE FORMATION AND THE MAINTENANCE OF PSYCHIC HEALTH. 

Furdui T.I., Ciochina V.K. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 

2012, No 3 (318), p. 4-23. 

The phenomenology and the sanocreatological conception of psychic health that describes 

factors and mechanisms forming and maintaining the pattern of psychic health, the formation 

of neuron ensembles, the psycho-functional and the valuation-executive systems are presented 

in the paper. The genetically and ontogenetically conditioned systems which participate in the 

formation and the maintenance of psychic health are examined. 

52 references. 

Key words: psychical health – the psycho-functional system – the valuation-executive 

system– phenomenology of psychic health – the genetically conditioned system – the 

ontogenetically conditioned system– sanocreatological conception of psychic health 

Received October 23, 2012 

UDC: 633.854.78:632.4 + 632.4:582.244.2 + 632.938 

MORPHO-PHYSIOLOGICAL, GENETIC AND MOLECULAR PARTICULARI- 

TIES OF HELIANTHUS ANNUUS L. –PLASMOPARA HALSTEDII F. BERL ET DE 

TONI INTERACTION. Duca Maria, Port Angela, Şestacova Tatiana. // Buletinul Academiei 

de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 23-35. 

Sunfl ower downy mildew induced by Plasmopara halstedii F. Berl et de Toni causes 

signifi cant yield losses reaching 4-6 c/ha and is considered one of the most devastating diseases 

of sunfl ower. The review includes current data regarding the pathogen life cycle, diagnostics 

and symptoms of the disease, economic impact and phytosanitary measures, nomenclature 

and genetic variability of the known races, Pl resistance genes and molecular markers linked 

with these. 

64 references, 4 fi gures, 1 table. 

Key words: sunfl ower - downy mildew – resistance - Pl genes - molecular screening. 

Received November 02, 2012 

UDC: 595.771 

SPECIES COMPOSITION AND SEASONAL HUMAN BITING ACTIVITY OF 

MOSQUITOES (DIPTERA: CULICIDAE) IN THE RECREATIONAL AREAS OF THE 

MUNICIPALITY CHISINAU. Sulesco Tatiana. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. 

Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 35-43. 

This is the fi rst report on the species composition and seasonal human biting activity of 

mosquitoes in the of. Chisinau, Republic of Moldova. In total, 3255 adult mosquitoes were 

collected in eight recreational areas. Sampling occurred by means of two methods: human landing 

collection and net-catches from vegetation. Altogether 22 mosquito species in 9 genera were 

found representing 55% of Culicidae species diversity in the Republic of Moldova. Seventeen 

anthropophilic species with different seasonal biting activity patterns have been found in human 

landing collections. Aedes vexans was the most frequently captured species (N = 1,514; 46.5%) 

followed by Ochlerotatus annulipes (N = 403; 12.4%), Dahliana geniculata (N = 330; 10.1%), 

Culex modestus (N = 312; 9.6%), Coquillettidia richiardii (N = 144; 4.4%) and Oc. riparius (N 

= 117; 3.6%). 

16 references, 3 tables, 3 fi gures 

198


Abstracts 

Key words: Culicidae - human biting mosquitoes - seasonal activity - recreational 

areas - Chisinau 


UDC: 612.13+612.146 

THE IMPACT OF NORMOBARIC HYPOXIA ON BLOOD FLOW MODULATION 

IN THE SYSTEM OF MICROCIRCULATION. Caraterzi G.I. // Buletinul Academiei de 

Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 43-53. 

The method of laser Doppler fl owmetry has been used to examine the indices of 

microcirculation in 15 conditionally healthy volunteers in the process of normobaric hypoxic 

exercise. It has been shown that, under the less pronounced hypoxia, a high variability of 

microcirculation indices is observed whereas, under the more pronounced hypoxia, a rather 

considerable synchronization of their modifi cation takes place. The increase of such indices as 

Аmax HF, Аmax CF and the decrease of Аmax LF can serve as markers of functional strain. 

That will enable us to carry out individual selection of sanogenic regimen of normobaric hypoxic 

exercise. 

25 references, 2 tables. 

Key words: normobaric hypoxia - microcirculation - sanogenic mode - variability indices 

– fl owmetry. 


UDC: 612.015.31:796.07 

THE INFLUENCE OF INTENSIVE PHYSICAL EXERCISE ON ORGANISM’S 

STATUS OF MICROELEMENTS. Garaeva O. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. 


The principal aim of this work was to study the infl uence of intensive physical exercises 

on organism’s status of microelements using the method of atomic absorption spectroscopy in 

blood and urine. Healthy young men aged 15-18 were selected for the research: 17 who don’t 

practice sport used as a control group and 17 professional athletes who practice swimming. Zinc 

concentration increased by 3.49 times in the athletes in a rest state in blood plasma compared to 

the conventional norm in clinics and by 1.5 compared with the control group. The iron content 

reduced by 2.76 times compared with the norm, which is consistent with the literature data, and 

by 3.14 times compared to the control group; the content of nickel exceeds the norm by 3.3 

times at all males, which is probably the result of the ecological status of the country. Intense 

physical exercises cause increased excretion of zinc and manganese at athletes. At the same 

time, the copper’s excretion decreases during intense physical exercises. The enrichment of the 

diet with iron, zinc and manganese may help compensate for their losses. 


Keywords: Microelements – metabolism - physical exercise – blood – urine - athlets 


UDC: 548.736.546.561 

SYNTHESIS AND ANTILEUKAEMIA ACTIVITY OF N-(2,4-DIMETHYLPHENYL) 

HYDRAZINECARBOTHIOAMIDE AND ITS AZOMETHINE DERIVATIVES. 

Gulea A., Sargun A., Barba A., Jalba A., Poirier D., Petrenko P., Chumakov Yu. // Buletinul 

Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 59-66. 

The present paper concerns data on the synthesis, characterisation and in vitro biological 

activity evaluation of N-(2,4-dimethylphenyl)hydrazinecarbothioamide and its fi ve azomethine 

derivatives, obtained by condensation of N-(2,4-dimethylphenyl)hydrazinecarbothioamide with 

different carbonilic compounds. The composition and the crystal structure of the synthesised 

compounds have been defi ned by means of 1 H, 13 C NMR spectroscopy and X-ray diffraction. 

199


Abstracts 

All compounds produced have been tested as inhibitors of human leukaemia (HL-60) cells 

growth. N-(2,4-dimethylphenyl)-2-(thiophene-3-ylmethylene) hydrazinecarbothioamide and 

N-(2,4-dimethylphenyl)-2-(2-hydroxybenzylidene) hydrazinecarbothioamide have been found 

to be the most antiproliferative active agents among those obtained in this study. 

7 references, 2 fi gures. 2 schemes, 1 table. 

Key words: N-(2,4-dimethylphenyl) hydrazinecarbothioamide – azomethines – 

antiproliferative – leukaemia 

Received September 17, 2012 

UDC: 581.1.03:581.14 

MODIFICATION OF FUNCTIONAL INTERRELATIONS BETWEEN OF 

ZEA MAYS L. PLANT ORGANS IN DROUGHT CONDITIONS. Ştefîrţă Anastasia, 

Melenciuc M., Buceaceaia Svetlana, Brânză Lilia, Aluchi N. // Buletinul Academiei de Ştiinţe 

a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 66-77. 

It was demonstrated that water and oxidative stress, conditioned by drought, causing 

disruptions in the functionally interrelations of the organs as consequence of differences in the 

degree of water’s status change, oxidative distructions and change in the activity of antioxidative 

enzymes in plant organs. Roots are particularly affected by the impact of the drought, while 

stems represent an area with relatively stable water status and have, probably, a protective 

function of generative organs meristem. The assumption was confi rmed that water is a factor 

involved in adjusting the plant functional activity, contributes to maintaining the coordinate’s 

relations between organs and fulfi lls, along with other factors, the integration function both at 

the cellular and organism level. 

33 references, 1fi gure, 4 tables. 

Keywords: water status – oxidative stress – antioxidative enzymes – organs – plants – 

correlative links. 

Received July 12, 2012 

UDC: 635 : 519.8 

СONTROL OF SOIL HUMIDITY AND PRODUCTION PROCESS IN TOMATO 

CULTIVATION. Botnari Vasile. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 

2012, No 3 (318), p. 78-88. 

A decisive role in plant humidity provision belongs to precipitation, the share of which in the 

conditions without irrigation was 83%. The coeffi cient of water use varies widely and depends 

on the biological characteristics of individual varieties and weather conditions, on the moisture 

reserves in soil, the amount of irrigation water and the magnitude of infi ltration. The formation 

of one ton of standard tomato fruits without irrigation required 86 m 3 . Increased availability of 

water from 70 to 80% of fi eld capacity increased from the smallest water consumption by 30-40 

m 3 /t of production, reducing the effi ciency of irrigation water use. 

Modeling is the most economical way of research and promotes the synthesis of already 

existing knowledge and their use for the development of agriculture technology solutions. 

21 references, 4 tables, 3 fi gures 

Keyword: Soil - humidity - irrigation - plants - tomatoes - climate – simulation 


UDC:582.1 

THE MANIFESTATION OF THE WHEAT ( Triticum aestivum L.) ROOTS 

RELATIVE GROWTH RATE AND THERMOTOLERANCE UNDER THE INFLUENCE 

OF HEAT SHOCK. Dascaliuc A., Cicalova V., Ralea T. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a 

Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 89-96. 

The relative growth rate of wheat roots after exposure of germinated seeds to different 

200


Abstracts 

doses of heat shock (HS) was determined. Based on the parameters of growth, the doses of 

HS were divided into four different areas. They corresponded to the specifi c parameters that 

characterized the inhibition and restoration of roots growth rate in the period after applying 

the HS. Suppression of roots growth after HS can be characterized by the activation energy 

(A), according to the Arrhenius equation. The value of A specifi cally increases with increasing 

the temperature of HS. Determination of relative growth rate after applying the critical doses 

of HS is of particular interest, as their values correlated with wheat genotype thermotolerance. 

The parameters of the critical doses of HS, necessary for determining wheat genotypes 

thermotolerance, can be appreciated only after analyzing the changes of the growth rate in 

response to varying temperatures (intensive factor) and the durations (extensive factor) of HS. 

15 references, 4 fi gures 

Keywords: hexaploid wheat varieties - relative growth rate - heat shock - activation energy 

- thermotolerance. 


UDC: 581.17:1-036:526+502 

THE INFLUENCE OF INSUFFICIENT WATER PROVISION AND INCREASED 

SOIL BICARBONATE CONTENT ON SOME INDICES OF SOYA WATER STATUS 

AND PRODUCTIVITY. Harciuc O.A., Chirilov A.F., Cozmic R.A., Chirilova E.N., Mitina T. 

// Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 96-105. 

Based on the experimental fi ndings, a pattern of the changes in root and leaf water status and 

plant productivity of soya (cv. Bucuria) has been determined at a single and repeated action of 

humidity insuffi ciency and increased soil bicarbonate content. At the background of short term 

drought during the fi rst half of vegetation, the elevated soil bicarbonate content increases the 

content of symplastic (intracellular) water in roots, decreases the water potential and relative 

turgescence of soya leaves. A repeated drought event during the period of seed fulfi llment (as 

well as an increased soil bicarbonate content at the background of the fi rst drought event) leads to 

a further reduction in the content of both symplastic and apoplastic water in leaves, a signifi cant 

decrease in their water potential and relative turgescence. A increased soil bicarbonate content 

reduces the share of the economically useful part (seeds) in the total dry matter of soya plants 

and the effi ciency of water utilization by the plant, especially at the background of a repeated 

soil drought. 

26 references, 6 tables, 1 fi gure 

Keywords: Soya – root and leaf water status – productivity – humidity insuffi ciency – 

bicarbonate salination. 


UDC: 577.21:004.78 / 001.8 

THE METHODOLOGY OF APPLICATION OF MICROARRAY EXPERIMENTS 

METADATA IN SCIENTIFIC HYPOTHESIS ELABORATION. Duca Maria, Leviţchi 

Alexei, Martea Rodica, Abduşa Daniela, Dragomir Lidia. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a 

Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 105-112. 

A comparative study of microarray gene expression data is an effective way to develop 

hypotheses regarding candidate gene function underlying molecular mechanisms of normal 

and/or pathological biological processes. Also, it is important to identify microarray datasets, 

which offer the data and information necessary for hypothesis elaboration. Thus, a methodology 

of metadata usage is proposed for identifi cation of microarray experiments regarding candidate 

gene detection, susceptible to gibberellin treatment in Arabidopsis plants. 

16 references, 1 table, 3 fi gures 

Key words: gene candidate – gibberellin – metadata - microarray 


201


Abstracts 

UDC: 577.2.08 

PRIMERS HOMOLOGOUS TO TRANSPOSON АCTIVATOR IN HIGHLIGHTING 

OF THE PLANT MOLECULAR POLYMORPHISM. Pasha Lilia. // Buletinul Academiei 

de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii. 2012, No 3 (318), p. 112-117. 

A possibility of using single PCR primers, homological to transposable element Аctivator 

of Zea mays in molecular polymorphism detection of Asparagus offi cinalis L., Allium cepa L., 

Magnolia sp., Buxus sempervirens L., Anethum graveolens L. genomes has been studied. 

11 references, 5 fi gures. 

Key words: transposable element – Аctivator - molecular polymorphism - Asparagus 

offi cinalis L. - Allium cepa L. - Magnolia sp. - Buxus sempervirens L. - Anethum 

graveolens L. 


UDC: 577.21:004.78. 

EXPLORATORY ANALYSIS OF GENE EXPRESSION INVOLVED IN FLOWER 

MORPHOGENESIS. Duca Maria, Levitchi Alexei, Martea Rodica. // Buletinul Academiei de 

Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii. 2012, No 3 (318), p. 117-125. 

A study based on microarray profi les of the gene expression involved in fl ower morphogenesis 

in plants allowed the identifi cation and analysis of direct/indirect control targets of the processes 

implicated in fl ower formation. There were identifi ed 44 candidate genes which modify their 

expression under the control of ABC system of fl ower development. All of them participate in 

six different processes of fl ower morphogenesis. Of them, eight genes are of the highest interest 

for further investigations of their functions in fl ower morphogenesis. 

38 references, 2 tables, 1 fi gure 

Keywords: microarray - gene regulatory network - ABC model of fl ower development 


UDC: 599.323.4:581.52 (478) 

ANTAGONISTIC BEHAVIOUR AND DYNAMICS OF AGGRESSIVENESS IN 

MUS SPICILEGUS PETENYI 1882 (RODENTIA, MURIDAE). Larion Alina, Munteanu 

Andrei, Nistreanu Victoria, Cemîrtan Nelli, Savin Anatol, Sîtnic Veaceslav, Caraman Natalia. 

// Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 126-131. 

Antagonistic behavior and dynamics of aggressiveness in Mus spicilegus species was 

studied. In ethological experiments, 189 individuals were used, 373 pair interactions between 

individuals from different mounds and 322 – between individuals from the same mound were 

performed. Antagonistic behavior is particularly characteristic of the individuals from different 

mounds. 

The highest number of attacks was registered between the individuals with strong CNS 

type and medium CNS type. The dynamics of aggressiveness in M. spicilegus depending on 

season is of high importance for individual adaptation during their vital cycle. In spring, the 

aggressiveness level between males and females is low. In summer, this level decreases – the 

olfactory contacts were more frequent. In autumn, during mound building, the aggressiveness is 

low between unfamiliar individuals from different mounds and is very weak between familiar 

individuals from the same mound. The level of aggressiveness increases signifi cantly after 

fi nishing the mound building, because a well differentiated hierarchic system has been already 

formed in one mound. 

8 references, 1 fi gure 

Key words: Mus spicilegus - antagonistic behavior - aggressiveness 

Received: October 11, 2012 

202


Abstracts 

UDC: 632.76:595.768.23(478) + 633/634:632.76(478) 

DISTRIBUTION AND BIOLOGICAL CHARACTERISTICS OF SITONA 

LINEATUS (COLEOPTERA: CURCULIONIDAE) IN THE REPUBLIC OF MOLDOVA. 

Munteanu N., Malevanciuc N., Toderas L., Moldovan A., Bacal S. // Buletinul Academiei de 


Studies on the insect biological characterization are essential for understanding the ways of 

ecological adaptation to the specifi c conditions of a particular region, and in practical terms, help 

to predict the status of harmful or benefi cial insect populations. The main aim of the work was 

to determine the biological characteristics of the development and distribution of species Sitona 

lineatus L. on lucerne fi elds in the Republic of Moldova. As the result of the research carried 

out, the largest number of specimens has been collected in the central part of the Republic of 

Moldova (56%). The average number of S. lineatus L. population density was 5.03 ex./m 2 . The 

maximum number counted 13-14 ex./m 2 . New data on the distribution of the species in the 

country have also been updated and presented. 

37 references, 2 fi gures 

Key-words: Sitona lineatus L. - biological characteristics - distribution of species - population 

density - ecological adaptation. 

Received: October 18, 2012 

UDC: 547.92+575.24 

PHENOTYPICAL SIGNS AND BIOCHEMICAL COMPOSITION OF YEAST 

STRAINS – Β-GLUCANES PRODUCERS. Usatîi Agafi a, Chiseliţa Natalia, Molodoi Elena, 

Efremova Nadejda, Chiseliţa Oleg, Borisova Tamara, Fulga Ludmila. // Buletinul Academiei 

de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 139-147. 

Phenotypical signs and biochemical composition of Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y- 

20 and Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 yeast strains are described in this article. The 

presence of protein complexes with high content of indispensable amino acids and antioxidant 

enzymes, as well as polysaccharides with predominance of β-glucanes allow us to recommend 

these yeast strains for the utilization in biotechnology. The fi ndings are of interest for the 

standard description of yeast strains offered as object for industrial purposes. 

33 references, 3 tables, 3 fi gures. 

Key words: Saccharomyces cerevisiae - β-glucanes – phenotypic – characters - biochemical 

composition - polysaccharides. 

Received March 27, 2012 

UDC: 616.33/.34-078:57.086 

ASSESSMENT OF THE INCIDENCE OF STOMACH AND DUODENUM DISEASE 

BY CYTOLOGICAL METHOD. Florea Natalia, Zatâc A. // Buletinul Academiei de Ştiinţe 

a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 147-151. 

The purpose of the investigation was to assess the level of H. Pylori diagnostication by 

a cytological method in various pathologies of the stomach and duodenum. Lot of research 

has been investigated endoscopically in 210 patients of the Oncology Clinic. The cytological 

investigation of bioptate prints sampled from stomach and duodenum is an adequate and 

informative addition to histological investigation. It allows us to fi nd both detailed and malignant 

processes and background processes and precancerous conditions. 

7 references, 1 table. 

Key words: Fibrogastroduodenoscopy - H. Pylori – stomach – duodenum – biopsy - 

histological examination - cytological investigation. 

Received January 26, 2012 

203


Рефераты 

UDC: 579.61:616+615.33:579.8 

DETECTION OF ENTEROBACTERIA RESISTANCE MARKERS FOR 

ANTIBIOTIC. Burduniuc Olga, Cojocaru R., Balan Greta, Spînu C., Roşcin Iu. // Buletinul 

Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 151-158. 

Antibiotic resistance is a complex, multifactorial problem, and is of great importance to 

public health, requires a complex analysis, and implementation of specifi c measures at different 

levels. The rapid growth of resistant strains of Enterobacteriaceae imposes the need for 

implementation of rapid and specifi c techniques of molecular biology. The studies emphasize 

that the prevalence of urinary tract infections caused by Escherichia coli, which has the resistance 

profi le extended-spectrum beta-lactamases type is 5.3%, and the prevalence of intestinal carriage 

- 15%. Detection of E.coli strains such as CTX-M-14 of the phylogenetic group B2, which have 

a high potential for the spread in the community, can lead to the appearance of resistance and 

diffi culties in the treatment of patients. Surveillance and monitoring of E.coli strains producing 

CTX-M plays an important role in the selection of treatment and reviewing empirical treatment 

protocols. 

18 references, 3 fi gures. 

Keywords: Resistance to antibiotics - monitoring - phenotype - Molecular biology - extended 

spectrum beta-lactamases - CTX-M. 

Received January 26, 2012 

UDC: 582.28:577.153.2+54.386 

COORDINATIVE COMPOUNDS OF MOLYBDENUM AND VANADIUM AS 

POSSIBLE STIMULATORS OF EXTRACELLULAR CELLULASES BIOSYNTHESIS 

BY MICROMYCETES Penicillium expansum CNMN FD 05 C. Chilochi A., Tyurina J., 

Bologa O., Clapco S., Lablyuk S., Pasha L., Coropchanu E., Rija A. // Buletinul Academiei de 


The effect of coordinative compounds of molybdenum and vanadium on the biosynthesis 

of cellulosolytic enzymatic complex (endoglucanases, celobiohydrolases, β-glucosidases) of 

the fungal strain Penicillium expansum CNMN FD 05C was investigated. It was established 

that complexes of molybdenum, which contain amino acids in its composition, have a neutral 

effect on the activity of endoglucanases, inhibit celobiohydrolases (80-90%) and stimulate the 

activity of β-glucosidases. Among the most effective stimulators of β-glucosidases synthesis, 

the complex MoO 2 (ac.ac.)Gly may be mentioned, that increases the enzymatic activity by 47.8- 

67.0%. This complex can be used to obtain an enzymatic preparation with a high content of 

β-glucosidases. The metal complex (NH 4 ) 2 VO 3 Gly stimulates the activity of enzymes of the 

cellulosolytic complex of the fungi Penicillium expansum CNMN FD 05C, increasing the 

endogluconasic activity by 45%, cellobiohydrolasic by 32% and β-glucosidasic by 40%. 

16 references, 3 tables, 3 fi gures. 

Key words: Penicillium expansum - metal complex – endoglucanases – cellobiohydrolases 

- β-glucosidases 


UDC: 576.8 

STANDARTIZATION OF THE CONSERVATION METHOD FOR BACTERIA 

STRAINS FROM THE NATIONAL COLLECTION OF NONPATHOGENIC 

MICROORGANISMS. II. STANDARTIZATION OF THE CONSERVATION 

METHOD FOR BACILLUS STRAINS FROM THE NATIONAL COLLECTION OF 

NONPATHOGENIC MICROORGANISMS. Tolochikina S., Slanina V., Boortseva S., 

Postolaky O., Syrbu T., Lupashku L., Stepanov V. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. 


204



A nutrient medium for the cultivation of bacteria genus Bacillus (deposited in NCNM) 

before the freeze-drying that ensures a maximum preservation of viability and stability of the 

characteristics was selected. The protective properties of a range of media for lyophilisation of 

microorganisms were studied. The optimum viability was achieved by using skim milk + 5% 

sucrose and 5% lactose. is the Distilled water is the best rehydrator in the reactivation process 


Keywords: freeze-drying - nutrient medium - protective medium - viability 

Received April 19, 2012 

UDC: 574 : 504 (478-25) 

THE PROBLEMS OF SUSTAINABLE DEVELOPMENT OF THE CHISINAU 

URBAN ECOSYSTEM. Bulimaga C. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele 

vieţii.. 2012, No 3 (318), p. 172-181. 

The main problems, which refl ect the ecological state of the Chisinau urban ecosystem 

have been distiguished. The principles and objectives of the social-economic development were 

estabilished. The ways for sustainable development of the urban ecosytem were proposed, 

as a basis for elaboration of the Local Action Plan regarding the Environment Control of the 

Chisinau municipality. 

16 references 

Key words: urban areas - environmental capacity - fl exibility - reversibility - social and 

cultural diversity 

Received February 07, 2012 

205


РЕФЕРАТЫ 


УДК: 622.246 : 616.89 

ПСИХОСАНОКРЕАТОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ. ГЕНЕТИЧЕСКИ И 

ОНТОГЕНЕТИЧЕСКИ ОБУСЛОВЛЕННЫЕ СИСТЕМЫ, УЧАСТВУЮЩИЕ 

В ФОРМИРОВАНИИ И ПОДДЕРЖАНИИ ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ. 

Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К. //Известия Академии Наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, 

№ 3 (318), с. 4-23. 

В статье представлена феноменология и санокреатологическая концепция 

психического здоровья, которая описывает факторы и механизмы формирующие и 

поддерживающие паттерн психического здоровья, формирование ансамблей нейронов, 

психо-функциональных и оценочно-исполнительных систем. Рассматриваются 

генетически и онтогенетически обусловленные системы, участвующие в формировании 

и поддержании психического здоровья. 

Библ. – 52 

Ключевые слова: психическое здоровье – психо-функциональная система – оценочноисполнительная 

система – феноменология психического здоровья – генетически 

детерминированная система – онтогенетически детерминированная система – 

санокреатологическая концепция психического здоровья. 

Поступила в редакцию 23 октября 2012 

УДК: 633.854.78:632.4 + 632.4:582.244.2 + 632.938 

МОРФО-ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ И ГЕНЕТИКО-МОЛЕКУЛЯРНЫЕ 

ОСОБЕННОСТИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ HELIANTHUS ANNUUS L. – PLASMOPARA 

HALSTEDII F. BERL ET DE TONI. Дука Мария, Порт Анжела, Шестакова Татьяна. 

//Известия Академии Наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 3 (318), с. 23-35. 

205



Ложная мучнистая роса подсолнечника, вызываемая Plasmopara halstedii F. Berl et 

de Toni, производит значительные потери урожая 4-6 ц/га, являясь одним из опасных 

патогенов подсолнечника. Обзор включает современные данные о жизненном цикле 

патогена, диагностике и симптомах заболевания, экономической значимости и методах 

борьбы, номенклатуре и генетическом разнообразии известных рас, генах устойчивости 

Pl и молекулярных маркерах, сцепленных с ними. 

Библ. – 64, рис. – 4, таб. – 1. 

Ключевые слова: подсолнечник - ложная мучнистая роса – устойчивость - Pl гены - 

молекулярный скрининг. 

Поступила в редакцию 02 ноября 2012 

УДК: 595.771 

ВИДОВОЙ СОСТАВ И СЕЗОННАЯ АКТИВНОСТЬ НАПАДЕНИЯ КОМАРОВ 

(DIPTERA: CULICIDAE) НА ЧЕЛОВЕКА В ЗОНАХ ОТДЫХА МУНИЦИПИЯ 

КИШИНЕВ. Шулешко Татьяна. //Известия Академии Наук Молдовы. Науки о жизни. 

2012, № 3 (318), с. 35-43. 

Данная статья является первым сообщением о видовом составе и сезонной 

активности нападения комаров на человека в муниципии Кишинев. В общей 

сложности 3255 имаго комаров было отловлено в восьми зонах отдыха. Сборы 

комаров проводились двумя методами: ловля подсевших комаров на человека и сбор 

энтомологическим сачком с растительности. Всего было идентифицировано 22 вида 

комаров из 9 родов, составивших 55% от видового разнообразия семейства Culicidae 

в Республике Молдова. В сборах на человеческую приманку было обнаружено 17 

антропофильных видов с различной сезонной активностью нападения на человека. 

Наиболее часто отлавливаемым видом оказался Aedes vexans (N = 1514; 46.5%), 

затем Ochlerotatus annulipes (N = 403; 12.4%), Dahliana geniculata (N = 330; 10.1%), 

Culex modestus (N = 312; 9.6%), Coquillettidia richiardii (N = 144; 4.4%) и Oc. riparius 

(N = 117; 3.6%). 

Библ.-16, табл.-3. фиг.-3 

Ключевые слова: Culicidae - антропофильные комары - сезонная активность - зоны 

отдыха - Кишинев 

Поступила в редакцию 01 ноября 2012 

УДК: 612.13+612.146 

ВЛИЯНИЕ НОРМОБАРИЧЕСКОЙ ГИПОКСИИ НА МОДУЛЯЦИЮ 

КРОВОТОКА В СИСТЕМЕ МИКРОЦИРКУЛЯЦИИ. Каратерзи Г.И. // Известия 

Академии Наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 3 (318), с. 43-53. 

Методом лазерной допплеровской флоуметрии изучены показатели микроциркуляции 

у 15 условно здоровых добровольцев в процессе нормобарической гипоксической 

тренировки. Показано, что при менее выраженной гипоксии наблюдается высокая 

вариабельность показателей микроциркуляции, в то время как при более выраженной 

гипоксии имеет место достаточно высокая синхронизация их модификации. Повышение 

таких показателей, как А max HF, А max CF, и уменьшение А max LF, могут служить маркерами 

функционального напряжения, что позволит осуществлять индивидуальный подбор 

саногенного режима нормобарической гипоксической тренировки. 

Библ. – 25, табл. - 2. 

Ключевые слова: нормобарическая гипоксия – микроциркуляция – саногенный режим 

– вариабельность показателей – флоуметрия. 


206



УДК: 612.015.31:796.07 

ВЛИЯНИЕ ИНТЕНСИВНОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ НАГРУЗКИ НА 

МИКРОЭЛЕМЕНТНЫЙ СТАТУС ОРГАНИЗМА. Гараева О.И. //Известия Академии 

Наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 3 (318), с. 53-59. 

Убедительных экспериментальных данных о сдвигах метаболизма микроэлементов 

у спорт сменов при высоких физичес ких нагрузках, особенно во время соревнований 

сравнительно немного и они противоречивы, что определило цель нашего исследования. 

Объектом исследования, служили здоровые юноши в возрасте 15-18 лет: 17 юношей, не 

занимающихся спортом (группа контроля), и 17 спортсменов. Изучалось содержание 

микроэлементов в крови и моче у спортсменов методом атомно-абсорбционной 

спектроскопии. У спортсменов в покое в плазме крови повышено содержание цинка 

в 3,49 раз по сравнению с общепринятой в клиниках нормой и в 1,5 по сравнению с 

группой контроля. Содержание железа снижено в 2,76 раза по сравнению с нормой, что 

согласуется с данными литературы, и в 3,14 раза по сравнению с группой контроля; 

содержание никеля у всех юношей превышает норму в 3,3 раза. Интенсивная 

физичес кая нагрузка вызывает у спортсменов повышенное выведение цинка и марганца. 

В то же время экскреция меди при интенсивных физических нагрузках снижается. 

Обогащение рациона железом, цинком и марганцем может способствовать компенсации 

их потерь. 

Библ. – 19, таб. - 2 

Ключевые слова: Микроэлементы - обмен веществ - физическая нагрузка – кровь 

моча - спортсмены. 


УДК: 548.736.546.561 

СИНТЕЗ И ПРОТИВОЛЕЙКЕМИЧЕСКАЯ АКТИВНОСТЬ N-(2,4- 

ДИМЕТИЛФЕНИЛ) ГИДРАЗИНКАРБОТИОАМИДА И ЕГО АЗОМЕТИНОВЫХ 

ПРОИЗВОДНЫХ. Гуля А., Саргун А., Барбэ А., Жалбэ А., Поарье Д., 

Петренко П., Чумаков Ю. //Известия Академии Наук Молдовы. Науки о жизни. 

2012, № 3 (318), с. 59-66. 

Настоящая работа описывает данные о синтезе, характеристике и определении 

биологической активности in vitro N-(2,4-диметилфенил)гидразинкарботиоамида и пяти 

его азометиновых производных, полученных путем конденсации N-(2,4-диметилфенил) 

гидразинкарботиоамида с различными карбонильными соединениями. Химический 

состав и структура синтезированных веществ были установлены с помощью 1 H, 13 C ЯМР 

спектроскопии и рентгеноструктурного анализа. Все вещества были протестированы на 

противолейкемическую (HL-60) активность. Было установлено, что наиболее активными 

являются N-(2,4-диметилфенил)-2-(тиофен-3-илметилен)гидразинкарботиоамид и N-(2,4диметилфенил)-2-(2-гидроксибензилиден)гидразинкарботиоамид. 

Библ. – 7, рис. – 2, схемы – 2, таб. – 1. 

Ключевые слова: N-(2,4-диметилфенил)гидразинкарботиоамид – азометины – 

антипролиферативное действие – лейкемия. 

Поступила в редакцию 17 сентября 2012 

УДК :581.1.03:581.14 

ИЗМЕНЕНИЯ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ ВЗАИМОСВЯЗЕЙ ОРГАНОВ 

РАСТЕНИЙ ZEA MAYS L. В УСЛОВИЯХ ЗАСУХИ. Штефырцэ А., Меленчук М., 

Бучачая С., Брынзэ Л., Алуки Н. //Известия Академии наук Молдовы. Науки о жизни. 

2012, № 3 (318), с. 66-77. 

В работе показано, что водный и окислительный стрессы, обусловленные засухой, 

вызывают нарушения функциональных взаимоотношений органов вследствие 

207



принципиальных различий в степени изменений водного статуса, окислительных 

деструкций и активности антиокислительных ферментов. Особенно чувствительны к 

недостатку влаги в почве являются корни; стебли же являются зоной с относительно 

стабильным водным статусом, направленным на защиту меристем генеративных органов. 

Подтверждена гипотеза, в соответствии с которой, вода является фактором, вовлеченным 

в регуляцию функциональной активности растения, способствует поддержанию 

координированных взаимоотношений между органами и выполняет, наряду с другими 

факторами, функцию интеграции не только на уровне клеток, но и организма. 

Библ. – 33, таб. – 4, рис. – 1. 

Ключевые слова: водный статус – окислительный стресс – антиокислительные 

ферменты – органы – растения – коррелятивные связи. 

Поступила в редакцию 12 июля 2012 

УДК :635 : 519.8 

КОНТРОЛЬ ВЛАЖНОСТИ ПОЧВЫ И ПРОДУКЦИОННОГО ПРОЦЕССА 

ПРИ ВОЗДЕЛЫВАНИИ ТОМАТОВ. Ботнарь В.Ф. //Известия Академии наук 

Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 3 (318), с. 78-88. 

Решающая роль в обеспечении растений влагой принадлежит осадкам, доля которых 

в условиях без орошения составила 83%. Коэффициент водопотребления колеблется в 

широких пределах и зависит от биологических особенностей отдельных сортов и условий 

года, запасов влаги в почве, количества оросительной воды и величины инфильтрации. 

На формирование одной тонны стандартных плодов томата без орошения расходовалось 

86 м 3 . Повышение уровня водообеспеченности с 70 до 80% от НВ увеличивало 

водопотребление на 30-40 м 3 /т продукции, тем самым снижало эффективность 

использования оросительной воды. Моделирование - наиболее экономичный путь 

исследований и способствует обобщению уже накопленных знаний и их применению 

для выработки агротехнологических решений. 

Библ. – 21, таб. – 4, рис. – 3 

Ключевые слова: почва – влажность – орошение – растения – томаты - климатические 

условия – моделирование 


УДК:582.1 

ПРОЯВЛЕНИЕ ОТНОСИТЕЛЬНОЙ СКОРОСТИ РОСТА КОРНЕЙ И 

ТЕРМОУСТОЙЧИВОСТИ ПШЕНИЦЫ ( Triticum aestivum L.) ПОД ВЛИЯНИЕМ 

ТЕПЛОВОГО ШОКА. Даскалюк А., Чикалова В., Раля Т. //Известия Академии наук 


Была определена относительная скорость роста корней пшеницы после экспозиции 

проросших семян к разным дозам теплового шока ( ТШ). На основании параметров 

роста, дозы ТШ были разделены на четыре области. Они соответствуют специфическим 

закономерностям торможения и восстановления роста в период после воздействия ТШ. 

Количественно Торможение роста может быть охарактеризовано энергией активации (А) 

согласно уравнению Аррениуса. При увеличении температуры ТШ ее значение возрастает 

специфическим образом. Определение изменений относительной скорости роста после 

воздействия ТШ представляет особый интерес, поскольку ее значение коррелирует с 

устойчивостью генотипов пшеницы к высоким температурам. Критические параметры 

дозы ТШ, необходимые для определения жароустойчивости генотипов пшеницы, могут 

быть оценены только после анализа ответной реакции проростков на ТШ вызванный 

разными температурами (фактор интенсивности) и продолжительностями экспозиции 

(экстенсивный фактор). 

Библ. – 15, рис. – 4 

208



Ключевые слова: гексаплоидная пшеница – сорта - относительная скорость роста - 

тепловой шок - энергия активации - жароустойчивость. 


УДК: 581.17:1-036:526+502 

ВЛИЯНИЕ НЕДОСТАТОЧНОЙ ВЛАГООБЕСПЕЧЕННОСТИ И 

ПОВЫШЕННОГО СОДЕРЖАНИЯ БИКАРБОНАТА В ПОЧВЕ НА НЕКОТОРЫЕ 

ПОКАЗАТЕЛИ ВОДНОГО СТАТУСА И ПРОДУКТИВНОСТИ РАСТЕНИЙ 

СОИ. Харчук О.А., Кириллов А.Ф., Козьмик Р.А., Баштовая С.И., Кириллова Э.Н., Митина Т. 

//Известия Академии наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 3 (318), с. 96-105. 

На основе экспериментальных данных выявлен характер изменений водного статуса 

корней и листьев и продуктивности растений сои (сорт Букурия) при однократном и 

повторном действии недостатка влаги и при повышенном содержании бикарбоната в почве. 

На фоне кратковременной засухи в первой половине вегетации повышенное содержание 

бикарбоната в почве увеличивает содержание симпластной (внутриклеточной) воды в 

корнях, уменьшает водный потенциал и относительную тургоресцентность листьев 

растений. Повторная засуха в период наполнения семян (как и повышенное содержание 

бикарбоната в почве на фоне первой засухи) приводит к дальнейшему снижению 

содержания как симпластной, так и апопластной воды в листьях, значительному 

уменьшению их водного потенциала и относительной тургоресцентности. Повышенное 

содержание бикарбоната в почве уменьшает долю хозяйственно полезной части (семян) 

в общей сухой массе растений сои и эффективность использования воды растением, 

особенно на фоне повторной почвенной засухи. 

Библ. – 26, таб. -6, рис. -1 

Ключевые слова: соя – водный статус корней и листьев – продуктивность - недостаток 

влаги – бикарбонатное засоление. 


УДК: 577.21:004.78 / 001.8 

МЕТОДОЛОГИЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ МЕТАДАННЫХ ОПЫТОВ 

МИКРОЭРРЕЙ ДЛЯ РАЗРАБОТКИ НАУЧНЫХ ГИПОТЕЗ. Дука Мария, 

Левицкий Алексей, Мартя Родика, Абдуша Даниелa, Драгомир Лидиа. //Известия 

Академии наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 3 (318), с. 105-112. 

Сравнительный анализ данных о генной экспрессии микроэррей является эффективным 

способом для разработки гипотезы для определения функций генов-кандидатов, лежащиx 

в основе молекулярных механизмов нормальных или патологических биологических 

процессов. Немаловажным является нахождение подходящих наборов микроэррей, 

содержащих данные и информации необходимые для разработки гипотез. В данном 

контексте предлагается методология использования метаданных для нахождения 

микроэррей опытов, связанных с идентификацией генов-кандидатов подверженных 

обработке гиберелином. 

Библ. - 16, табл. - 1, рис. – 3 

Ключевые слова: ген-кандидат – гиббереллины – метаданные - микрочип 

Поступило в редакцию 02 ноября 2012 

УДК: 577.2.08 

ПРАЙМЕРЫ ГОМОЛОГИЧНЫЕ ТРАНСПОЗОНУ ACTIVATOR В ВЫЯВ- 

ЛЕНИ МОЛЕКУЛЯРНОГО ПОЛИМОРФИЗМА ГЕНОМОВ РАСТЕНИЙ. Паша 

Лилия. //Известия Академии наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 3 (318), с. 112-117. 

В данной работе показана возможность использования одиночных ПЦР праймеров, 

гомологичных транспозону кукурузыАctivator, в выявлении молекулярного полиморфизма 

филогенетически отдаленных видов растений: Asparagus offi cinalis L. (спаржа), 

209



Allium cepa L. (лук), Magnolia sp. (магнолия), Buxus sempervirens L. (самшит), Anethum 

graveolens L. (укроп). 

Библ. – 11, рис. 5. 

Ключевые слова: транспозон – Аctivator - молекулярный полиморфизм - 

Asparagus offi cinalis L. - Allium cepa L. - Magnolia sp. - Buxus sempervirens L. - Anethum 

graveolens L. 


УДК 577.21:004.78. 

АНАЛИЗ ЭКСПРЕССИИ ГЕНОВ ВОВЛЕЧЕННЫХ В МОРФОГЕНЕЗ 

ЦВЕТКА. Дука Мария, Левицкий Алексей, Мартя Родика. //Известия Академии наук 


Исследование профилей экспрессии генов, полученных на основе технологии 

микроэррей, участвующих в морфогенезе цветка в растениях, позволило выявить и 

проанализировать гены прямого/косвенного регулирования процессов, связанныx с 

формированием цветка. Было обнаружено 44 гена которые гипотетически меняют 

экспрессию под контролем генов системы АВС формирования цветка. Они вовлеченны 

в шесть различных процессов морфогенеза цветка. Из них восемь генов представляют 

интерес для дальнейших исследований функций морфогенеза цветка. 

Библ. - 38, табл. - 2, рис. – 1 

Ключевые слова: микроэррей, регуляторная генная сеть, АВС модель развития 

цветка. 

Поступило в редакцию 14 ноября 2012 

УДК: 599.323.4:581.52 (478) 

АНТАГОНИСТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ ВИДА MUS SPICILEGUS PETENYI 

1882 (RODENTIA, MURIDAE). Ларион Алина, Мунтяну Андрей, Нистряну Виктория, 

Чемыртан Нелли, Савин Анатол, Сытник Веачеслав, Караман Наталия. //Известия 


Было изучено антагонистическое поведение вида Mus spicilegus Petenyi. На 189 

особей, проведено 373 попарных ссаживаний между особями из разных курганчиков и 322 

– между особями одного и того же курганчика. Антагонистическое поведение характерно 

больше всего для особей из разных курганчиков. Наибольшее количество агрессивных 

контактов было зарегистрировано при ссаживании особей с сильным и среднем типами 

ЦНС. 

Изменение агрессивности у Mus spicilegus Petenyi в зависимости от времени года 

имеет большое значение для адаптации особей на протяжении их жизненного цикла. 

Весной уровень агрессивности между самцами и самками понижен. Летом уровень 

агрессивности ещё ниже, более частыми были обонятельные контакты. Осенью, когда 

начинается сооружение курганчиков, уровень агрессивности по отношению к незнакомым 

особям из разных курганчиков понижен и очень низкий при ссаживании знакомых особей, 

из одного и того же курганчика. Уровень агрессивности значительно повышается после 

завершения сооружения курганчиков, потому что в курганчике уже существует хорошо 

налаженная иерархическая система взаимоотношений. 

Библ. 8, рис. 1. 

Ключевые слова: Mus spicilegus – антагонистическое поведение - агрессивность 


УДК: 632.76:595.768.23(478) + 633/634:632.76(478) 

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ И БИОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ВИДА SITONA 

LINEATUS (COLEOPTERA: C URCULIONIDAE) В РЕСПУБЛИКЕ МОЛДОВА. 

210



Мунтяну Н., Малеванчук Н., Тодераш Л., Молдован А., Бакал С. //Известия Академии 

наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 3 (318), с. 131-138. 

Изучение биологических особенностей развития насекомых существенно для 

понимания путей экологической адаптации видов к конкретным условиям того или 

иного региона, а в практическом плане способствует прогнозированию состояния 

популяций вредных или полезных насекомых. Основной целью работы было выявление 

биологических особенностей развития и распределения вида Sitona lineatus L. на 

люцерновых полях в Республике Молдова. В результате проведенных исследований 

наибольшее количество экземпляров было собрано в центральной части Республики 

Молдова (56 %). Средняя численность вида Sitona lineatus L. составило 5,03 экз./м 2 . 

Максимальная численность 13-14 экз./м 2 . Также были обобщены и приведены новые 

данные по распространению вида на территории республики. 

Библ.-37, рис.-2. 

Ключевые слова: Sitona lineatus L. - биологические особенности - распределение 

вида - численность популяций - экологическая адаптация. 


УДК: 547.92+575.24 

ФЕНОТИПИЧЕСКИЕ ПРИЗНАКИ И БИОХИМИЧЕСКИЙ СОСТАВ 

ШТАММОВ ДРОЖЖЕЙ – ПРОДУЦЕНТОВ β-ГЛЮКАНОВ. Усатый Агафия, 

Киселица Наталия, Молодой Елена, Ефремова Надежда, Киселица Олег, Борисова 

Тамара, Фулга Людмила. //Известия Академии наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, 

№ 3 (318), с. 139-147. 

Описаны фенотипические признаки и приведен биохимический состав дрожжей 

Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 и Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21. Наличие 

в составе дрожжей комплекса веществ белковой природы с высоким содержанием 

незаменимых аминокислот и ферментов антиоксидантного действия, а также 

полисахаридов, с преобладанием β - глюканов, позволяет рекомендовать изученные 

штаммы для применения в биотехнологии. Результаты представляют интерес для 

стандартного описания видов дрожжей предложенных в качестве объекта индустриального 

назначения. 

Библ.- 33, таб.- 3, рис.- 3. 

Ключевые слова: Saccharomyces cerevisiae - β–глюканы - фенотипические признаки - 

биохимический состав - полисахариды. 

Поступила в редакцию 27марта 2012 

УДК: 616.33/.34-078:57.086 

ОПРЕДЕЛЕНИЕ УРОВНЯ ЗАБОЛЕВАЕМОСТИ ЯЗВЕННОЙ БОЛЕЗНЬЮ 

ЖЕЛУДКА И ДВЕНАДЦАТИПЕРСТНОЙ КИШКИ ЦИТОЛОГИЧЕСКИМ 

МЕТОДОМ. Флоря Наталья , Затык А. //Известия Академии наук Молдовы. Науки о 

жизни. 2012, № 3 (318), с. 147-151. 

Цитологическим методом был определен уровень выявления H. pylori в различных 

патологиях желудка и двенадцатиперстной кишки. Опытная выборка состояла из 210 

пациентов, которые прошли эндоскопическое исследование в поликлинике онкологического 

института. Цитологическое исследование отпечатков биоптатов отобранных из желудка 

и двенадцатиперстной кишки является адекватным и информативным дополнением 

общего гистологического исследования. Данное исследование позволяет детализировать 

и определять не только злокачественные процессы, а также и фоновые процессы и 

предраковые состояния. 

Библ. – 7, таб. – 1. 

Ключевые слова: Фиброгастродуоденоскопия - H. Pylori – желудок - 

211


двенадцатиперстная кишка - язвенная болезнь – биопсия - гистологическое исследование 

- цитологическое исследование. 

Поступила в редакцию 26 января 2012 

УДК: 579.61:616+615.33:579.8 

ВЫЯВЛЕНИЕ НЕКОТОРЫХ МАРКЕРОВ РЕЗИСТЕНТНОСТИ 

ЭНТЕРОБАКТЕРИЙ К ПРОТИВОМИКРОБНЫМ ПРЕПРАРАТАМ. 

Бурдунюк Ольга, Кожокару Р., Балан Грета, Спыну К., Рощин Ю. //Известия Академии 

наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 3 (318), с. 151-158. 

Устойчивость к антибиотикам представляет собой сложную, многофакторную 

проблему и имеет большое значение для общественного здравоохранения, требует 

комплексный анализ, и реализацию конкретных мер на разных уровнях. Быстрый рост 

резистентных штаммов Enterobacteriaceae обуславливает необходимость реализации 

ускоренных и чувствительных методов молекулярной биологии. Проведенные 

исследования подчеркивают, что распространенность инфекций мочевых путей, 

вызванных кишечной палочкой, обладающей профилем устойчивости типа бета-лактамаз 

расширенного спектра составляет 5,3%, а распространенность кишечного носительства - 

15%. Выявление штаммов E.coli типа CTX-M-14 филогенетической группы В2, которые 

имеют высокий потенциал распространения в обществе, может привести к проявлению 

устойчивости микроорганизмов и возникновению трудностей в лечении больных. 

Эпидемиологический надзор и мониторинг штаммов E.coli продуцирующие CTX-M 

играют важную роль в выборе тактики лечения и усовершенствование протоколов 

эмпирического лечения. 

Библ. – 18, рис. – 3. 

Ключевые слова: устойчивость к антибиотикам - мониторинг - фенотип - молекулярная 

биология - бета-лактамазы широкого спектра - CTX-M. 

Поступила в редакцию 26 января 2012 

УДК: 582.28:577.153.2+54.386 

КОМПЛЕКСНЫЕ СОЕДИНЕНИЯ МОЛИБДЕНА И ВАНАДИЯ КАК 

ВОЗМОЖНЫЕ СТИМУЛЯТОРЫ БИОСИНТЕЗА ВНЕКЛЕТОЧНЫХ ЦЕЛЛЮЛАЗ 

МИКРОМИЦЕТА Penicillium expansum CNMN FD 05 C. Чилочи A.А., Тюрина Ж.П., 

Болога О.А.,Клапко С. Ф., Лаблюк С.В., Паша Л.И., Коропчану Э.Б., Рижа А.П. //Известия 


Изучено влияние комплексных соединений молибдена и ванадия на биосинтез 

ферментов целлюлазного комплекса (эндоглюканаз, целлобиогидролаз, β-глюкозидаз) 

микромицета Penicillium expansum CNMN FD 05C. Установлено, что комплексные 

соединения молибдена, содержащие в своем составе аминокислоты, оказывают 

нейтральное воздействие на активность эндоглюканаз, ингибируют целлобиогидролазы 

(до 80-90%) и стимулируют активность β-глюкозидаз. К числу наиболее эффективных 

стимуляторов синтеза β-глюкозидаз можно отнести комплекс MoO 2 (ac.ac.)Gly, 

повышающий их активность на 47,8- 67,0%, что свидетельствует о возможности его 

использования для получения ферментного препарата с повышенным содержанием 

β-глюкозидаз. Металлокомплекс (NH 4 ) 2 VO 3 Gly стимулирует активность всех ферментов 

целлюлазного комплекса микромицета Penicillium expansum CNMN FD 05C, обеспечивая 

повышение активности эндоглюконаз на 45%, целлобиогидролаз на 32 % и β-глюкозидаз 

на 40 %. 

Библ. – 16, табл.-3, рис.-3. 

Ключевые слова: Penicillium expansum - металлокомплексы – эндоглюконазы – 

целлобиогидролазы - β-глюкозидазы. 


212


УДК: 576.8 

СТАНДАРТИЗАЦИЯ МЕТОДА КОНСЕРВАЦИИ ШТАММОВ БАКТЕРИЙ ИЗ 

НАЦИОНАЛЬНОЙ КОЛЛЕКЦИИ НЕПАТОГЕННЫХ МИКРООРГАНИЗМОВ. 

II. СТАНДАРТИЗАЦИЯ МЕТОДА КОНСЕРВАЦИИ ШТАММОВ РОДА 

BACILLUS ИЗ НАЦИОНАЛЬНОЙ КОЛЛЕКЦИИ НЕПАТОГЕННЫХ 

МИКРООРГАНИЗМОВ. Толочкина С., Сланина В., Бурцева С., Постолакий О., Сырбу 

Т., Лупашку Л., Степанов В. //Известия Академии наук Молдовы. Науки о жизни. 2012, 

№ 3 (318), с. 165-172. 

Для культивирования бактерий рода Bacillus из Национальной коллекции 

непатогенных микроорганизмов перед их лиофилизацией была подобрана питательная 

среда, максимально обеспечивающая сохранение жизнеспособности и стабильности 

признаков. Изучены протекторные свойства ряда сред, в которых лиофилизируют 

микроорганизмы. Выявлено, что оптимальный эффект выживаемости достигается при 

использовании снятого молока + 5% сахарозы и 5% лактозы. Лучшим регидратантом в 

процессе реактивации является дистиллированная вода. 

Библ. – 19, таб. - 6. 

Ключевые слова: лиофилизация - питательные среды - защитные среды - 

выживаемость. 

Поступило в редакцию 19 апреля 2012 

УДК: 574 : 504 (478-25) 

ПРОБЛЕМЫ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ ГОРОДСКOЙ ЭКОСИСТЕМЫ 

КИШИНЕВA. Бульмага К. //Известия Академии наук Молдовы. Науки о жизни. 

2012, № 3 (318), с. 172.181. 

Установлены главные проблемы, которые отражают экологическое состояние 

Кишиневской городской системы. Установлены принципы и объективы социальноэкономического 

развития города. Предложены пути реализации устойчивого развития 

городской экосистемы, которые послужат основой для разработки Местного Плана 

Действия по защите окружающей среды для муниципия Кишинэу 

Библ. - 16. 

Ключевые слова: городское пространство - экологическая емкость - гибкость - 

обратимость - социальное и культурное разнообразие. 

Поступило в редакцию 07 февраля 2012 

213


ARTICOLE DE FOND 

ПСИХОСАНОКРЕАТОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ. 

ГЕНЕТИЧЕСКИ И ОНТОГЕНЕТИЧЕСКИ ОБУСЛОВЛЕННЫЕ 

СИСТЕМЫ, УЧАСТВУЮЩИЕ В ФОРМИРОВАНИИ И 

ПОДДЕРЖАНИИ ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ 

Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К. 

Articole de fond 

Институт физиологии и санокреатологии Академии Наук Молдовы 

Rezumat 

În articol este prezentată fenomenologia şi conceptul sanocreatologic al sănătăţii psihice, 

care descrie factorii şi mecanismele de formare şi menţinere dirijată a paternului sănătăţii 

psihice, formarea ansamblurilor de neuroni, sistemelor psiho-funcţionale şi de estimareexecutare. 

Se precaută sistemele genetic şi ontogenetic determinate, care participă în 

formarea şi menţinerea sănătăţii psihice. 

Cuvinte-cheie: sănătate psihică – sistem psiho-funcţional – sistem de estimare-executare 

– fenomenologie a sănătăţii psihice – sistem determinat genetic – sistem determinat 

ontogenetic – concept sanocreatologic al sănătăţii psihice. 

Depus la redacţie 23 octombrie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Valentina Ciochină, Institutul de Fiziologie şi 

Sanocreatologie al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str. Academiei, 1, MD-2028 

Chişinău , Republica Moldova, e-mail:, valentina.ciochina@gmail.com, tel. (+373 22) 

725155. 

С развитием санокреатологии [7; 42-50] проблема психического здоровья 

приобрела особую актуальность. От ее решения зависит не только интегральное 

здоровье организма человека, качество и общая продолжительность жизни, 

эффективность труда, но и научно-технический прогресс общества в целом. 

Вместе с тем, необходимо отметить, что из всех функций и состояний организма 

человека психическое здоровье менее всего изучено, а результаты исследований 

наиболее противоречивы. 

Недостаточная изученность феномена здоровья, отсутствие целостной и четко 

структуриванной теории здоровья, в том числе и психического, концептуальные 

трудности в определении психического здоровья обусловлены комплексностью 

и динамичностью феномена, фрагментарным использованием фундаментальных 

достижений нейронауки в раскрытии его научных основ, неидентификацией 

нейропсихофизиологических систем, через которые он реализуется, а также 

факторов и условий, влияющих на формирование и поддержание психического 

здоровья. Это и предопределило задачу систематизации существующих 

данных, идей, представлений и разработки концепции психического здоровья 

с позиции санокреатологии. Для его решения необходимо было осмыслить, 

систематизировать то, что уже достигнуто такими известными психологами 

как К.Г. Юнг, Р. Ассаджоли, Г.Олпорт, А. Маслоу, К. Роджерс, Р. Мэй, С. Гроф, 

Л.С. Выгодский, А.Н. Леонтьев, А.В. Запорожец, П.Я. Гальперин, Б.Г. Юдин, 

Б.Г. Ананьев, М.Г. Ярошевский, Б.С. Братусь, В.Я. Дорфман, Е.Р. Калитеевская, 

4



Ю.М. Орлов, Д.А. Леонтьев и др., разобраться в многообразии психологических 

и социальных аспектов феноменологии здоровья с позиции санокреатологии. 

1. Феноменология психического здоровья 

Для того, чтобы избежать одностороннего подхода к феномену «психическое 

здоровье» надо было, естественно, определиться относительно его 

феноменологии, хотя она изучена явно недостаточно. При этом мы понимали, 

что в качестве показателей здоровья должны учитываться не только те свойства 

личности, которые содействуют выполнению определенных социальных и 

личностных функций, а весь диапазон многоаспектных психических явлений. 

Поскольку психическое здоровье проявляется через психическую деятельность, 

обусловленную совокупностью не только физиологических и социальных, но и 

психологических и личностно-смысловых процессов, то его надо рассматривать, 

как сложный многофакторный феномен, имеющий гетерогенную структуру, 

сочетающий в себе качественно различные составляющие и отражающий 

фундаментальные аспекты человеческого бытия. 

Систематизация устоявшихся представлений о формах экспрессии психических 

процессов, по-существу, выражающих состояние психического здоровья, 

свидетельствует, что таковое проявляется через следующие составляющие 

компоненты: 

а) нейрофизиологический вегетативный (секреция гормонов, ферментов, 

других физиологически активных веществ, частота сердечно-сосудистой и 

респираторной систем, координация функций систем жизнеобеспечения и др.); 

б) нейрофизиологический моторный (мышечный тонус, мимика, жесты, 

голос, темп и тембр речи, поза и движения корпуса и др.); 

в) эмоционально-чувственный (положительные или отрицательные эмоции, 

аффективные процессы, их интенсивность и длительность, чувственное отражение 

значимости внешних воздействий, уравновешенность эмоционального статуса, 

психо-эмоциональное взаимодействие и др.); 

г) когнетивный (способность к интеллектуальной деятельности, память, 

внимание, восприятие, действие, принятие решений, воображение, осознанность 

состояния, возможность управления состоянием организма, точность прогноза и 

др.); 

д) поведенческий (адекватные формы поведения в социуме, установление 

доверительных отношений с окружающими и уважительное отношение к 

гуманистическим ценностям, осознанная трудовая, социально-культурная 

деятельность и др.); 

е) социальный (коммуникативность, социально-адаптивное поведение, 

способность ставить адекватные цели и достигать их, и др.); 

ж) личностно-смысловой (идентичность, качества и структурные компоненты 

– Я-концепция, концепция Другого и концепция Жизни; противодействие своим 

и чужим намерениям, наносящих вред себе, обществу или природе). 

Структурирование феноменологии психических реакций позволило 

идентифицировать составные компоненты психического здоровья, 

которые составляют единое сложное состояние, детерминирующее его: 

5



1) нейрофизиологический, 2) когнитивный, 3) эмоционально-чувственный, 4) 

социально-поведенческий, 5) личностно-смысловой. 

Психическое здоровье не может быть сведено к простой сумме 

составляющих его компонентов, ибо оно представляет собой системное 

качество, характеризующее психическое состояние в его целостности. Поэтому 

интегрированность, целостность отнесены, наряду с составными компонентами 

и системами, реализующими психическое здоровье, к фундаментальным 

атрибутам, разработанной нами санокреатологической концепции и были 

включены в универсальную формулировку. При этом, следует подчеркнуть, 

что интегрированость психических процессов является одной из важнейших 

характеристик психического здоровья в противовес дезинтегрированности и 

расщепленности, присущих психопатологиям. 

К основным феноменологическим признакам психического здоровья следует 

отнести и такие важнейшие приметы: координированность функций систем 

жизнеобеспечения, чувства удовлетворения от реализации физиологических, 

когнитивных и социально-поведенческих потребностей, способность 

к интеллектуальной деятельности, уравновешенность эмоциональночувстственного 

статуса, осознанную социально-трудовую деятельность, 

адекватные восприятия окружающей среды и формы поведения, противодействие 

своим и чужим намерениям, наносящих вред себе, обществу или природе, 

личностно-смысловую идентичность. 

2. Санокреатологическая концепция о психическом здоровье 

При разработке санокреатологической концепции мы исходили из того, что 

психическое здоровье, главным образом, вновь формируется, экспрессируется 

в процессе онтогенеза при взаимодействии организма с внешней средой, и 

что его материальным субстратом являются генетически детерминированные 

интегральная нейроморфофизиологическая и нейрохимическая системы мозга, 

и две онтогенетически обусловленные системы – психофункциональная и 

оценочно-исполнительная, образующиеся в период онтогенеза при ассимиляции 

знаний об окружающем мире и освоении навыков поведения в социальной среде, 

приобретении умения решать проблемы повседневной жизни и др. 

Психическое здоровье человека представляет собой интегрированное 

сложное многомерное (нейрофизиологическое, когнитивное, эмоциональночувственное, 

социально-поведенческое и личностно-смысловой компоненты, 

и др.) относительно устойчивое состояние высшей деятельности нервной 

системы организма с личностными характеристиками, предопределяемой 

генетической программой развития, реализуемой посредством взаимодействия 

эмбриона и плода с организмом матери в антенательном периоде, ребенка 

и матери – в постнатальном периоде, влияния психо-социальной среды в 

процессе ознакомления с окружающим миром и ассимилиляцией знаний в ходе 

обучения, работы и творческой деятельности, путем: 1) модуляции функций 

нейрофизиологической интегральной системы и нейрохимической системы 

мозга, генетически детерминированных и зависимых от ансамбля факторов 

среды; 2) формирующихся в онтогенезе, в соответствии с механизмами 

системогенеза, в процессе познавательной, социальной, трудовой и другой 

6



деятельности, психофункциональных систем, и 3) оценочно–исполнительных 

систем, образующихся каждый раз в процессе действия психогенных факторов 

среды, оценки адекватности своих и чужих действий, степени тревожности и 

благоприятности для жизнедеятельности организма через призму познаний, 

самопознания, реализации целей и автоактуализирования психофункциональных 

систем, сформировавшихся ранее и проявляющихся интегрированностью 

психических процессов, координированностью функций систем 

жизнеобеспечения; чувством удовлетворения от реализации физиологических, 

когнитивных и социально-поведенческих потребностей; способностью 

к интеллектуальной деятельности; уравновешенностью эмоциональночувственного 

статуса; осознанной социально-трудовой деятельностью; 

адекватным восприятием окружающей среды и соответствующими 

обстоятельствам формами поведения; отиводействием своим и чужим 

намерениям и осознанным действиям, приносящим вред себе, обществу или 

природе; личностно-смысловой идентичностью и саморазвитием; триггером 

формирования и поддержания психического здоровья является потребность, 

мотивация и целенаправленная психо-социальная активность. 

3. Системогенез психофункциональных и оценочноисполнительных 

систем 

Нейрофизиологическая интегральная система и нейрохимическая система 

мозга наследственно детерминированы всем ходом эволюции, функции которых 

направлены на обеспечение повседневной жизнедеятельности организма 

и адаптации его к условиям внешней среды. Генетическая констелляция 

нервной системы обеспечивает не только стационарность взаимоотношений 

отдельных ее компонентов, но и возможность формирования новых, в том 

числе незапрограммированных нейронных ансамблей и, так называемых, 

функциональных систем, в том числе, психофункциональных, составляющих 

сущность одного из способов генетического контроля адаптивных форм 

поведения. 

Саногенное или дефективное развитие в онтогенезе функциональных 

систем в значительной мере зависит от факторов внешней среды, т.е. в процессе 

приобретения индивидуального опыта как и последовательной реализации 

генетической программы развития, генетических механизмов, участвующих в 

дифференциации нервной ткани, в регуляции нейрохимических процессов мозга, 

нейрональной активности, ибо реализация генетической информации в нервной 

клетке находится в прямой зависимости от факторов внешней среды. 

Научение, воспитание, накопление индивидуального опыта и др. можно 

рассматривать как способ последовательной реализации генетических 

механизмов, участвующих в дифференциации нервной ткани, в регуляции 

нейрональной активности и обуславливающих специфическое взаимодействие 

нервных элементов под влиянием факторов внешней среды. 

Филогенетически обусловленные системы, кроме регуляции жизненных 

физиологических состояний, служат основой развития психических процессов: 

восприятия, переработки информации об окружающем мире, образования, 

фиксации и воспроизведения следов памяти, принятия решения и его реализации, 

7



формирования и проявления психического здоровья. 

Само психическое здоровье, будучи комплексным состоянием, развитие 

которого осуществляется за счет вовлечения, при действии на организм, 

психогенных факторов внешней среды, определенных органов, систем и их звеньев, 

интеграция которых происходит в соответствии с механизмами системогенеза, 

формируется в онтогенезе в процессе освоения знаний об окружающем мире, 

воспитания, обучения, трудовой и другой деятельности. Вовлекаемые в реакцию 

организма, при том или ином воздействии, множество структурных элементов из 

разных органов и систем, формируют, так называемые, «общеорганизменные» 

целостные функциональные системы. Мысль о существовании «функциональных 

органов» нервной системы высказал еще А.А. Ухтомский. Эти «органы» 

функционируют с такой же устойчивостью, что и обычные морфологические, 

наследственно обусловленные органы, однако, они отличаются от последних тем, 

что представляют собой новообразования, возникающие в процессе онтогенеза, 

т.е. индивидуального развития. Они-то и представляют собой материальный 

субстрат тех специфических способностей и функций, которые формируются 

в ходе овладения человеком окружающего мира и миром, созданных человеком 

предметов и явлений. 

Существенный вклад в раскрытии феномена вовлечения различных органов и 

систем в организацию целостного поведения организма и обеспечения желаемого 

соотношения взаимодействия организма со средой обитания и его деятельности 

внесли акад. П.К. Анохин и его ученик академик К.В.Судаков, развив теорию 

функциональных систем. Функциональной системой, считают они, можно 

назвать только такой комплекс избирательно вовлеченных компонентов, у которых 

взаимодействие и взаимоотношение приобретают характер взаимодействия 

компонентов, направленных на получение полезного результата. 

Согласно П.К. Анохину [17; 18; 19; 20], то или иное образование мозга 

или то или иное нейрохимическое вещество можно рассматривать в качестве 

общей эволюционно фиксированной «части» множества систем, направленных 

на достижение разных результатов или «как арену, на которой разыгрывается 

постепенный и гетерохронный захват отдельных его структур в интересах 

отдельных функциональных систем». 

Представления А.А.Ухтомского о существовании особых функциональных 

органов нервной системы, П.К.Анохина, К.В.Судакова и их школ – о 

функциональных системах, благодаря трудам А.Н.Леонтьева, А.В.Запорожца, 

В.П.Зинченко и их сотрудников, получили развитие применительно к ряду 

областей психологии. 

Механизмы формирования психофункциональных и оценочноисполнительных 

систем можно объяснить с позиции системного подхода при 

анализе целостной деятельности головного мозга [23]. Любой поведенческий акт, 

независимо от степени его сложности, согласно теории функциональной системы 

П.К.Анохина, включает в качестве постоянного компонента мотивационное 

возбуждение, значение которого в регуляции обработки и воспроизведения 

информации чрезвычайно велико. Известно, что доминирующая мотивация 

лежит в основе формирования условно-рефлекторной связи и обуславливает 

8



длительность сохранения информации в мозге. При этом она обеспечивает 

избирательность извлечения генетического или индивидуально приобретенного 

опыта, реализующего данный тип поведения в конкретной ситуации, путем 

активации специфических нейрональных систем. Как показал Судаков К.В. 

с соавт. [37; 38; 39; 40; 41], мотивация участвует в формировании принятия 

решения и опережающего результата, удовлетворяющего лежащей в ее основе 

доминирующей потребности организма – акцептора результата действия и в 

оценке достигнутых результатов. 

Потребность – это специфическая надобность, нужда, стремление, требующая 

удовлетворения; специфическая необходимость организма, обеспечивающая 

самосохранение и саморазвитие организма, его связь с внешней средой. 

Существуют 3 группы потребностей: витальные (физиологические - желания есть, 

пить, размножаться и т.п.), социальные (коммуникация, познание, нравственные, 

деятельность) и творческие (наука, искусство, религия). 

Потребности являются основой побуждений (мотиваций) к совершению тех 

или иных действий, направленных на удовлетворение потребностей. 

Присущие организму потребности, а не сами по себе, поступившие из внешней 

среды сигналы, определяют, на какой из внешних стимулов ответит организм и 

ответит ли он вообще на этот стимул. Благодаря потребностям рефлекторная 

деятельность мозга перестает быть пассивным отражением действительности, а 

становится отражением активным, предвзятым, заинтересованным, субъективным. 

Например, получение пищи на фоне чувства голода приводит к максимальной 

величине пищевого рефлекса, сопровождающегося положительными эмоциями. 

Сам факт возможности удовлетворения потребности в пище формирует 

отрицательные эмоции и побуждает к поиску пищи, приобретающему иногда 

агрессивный характер. 

Эмоции, как реакции организма на раздражители, исходящие из внешней 

или внутренней среды, направленные на усиление или ослабление состояний 

вызванных этими раздражителями, и отражают соотношение какой-либо 

актуальной потребности и вероятность ее реализации, которое субъект 

произвольно или непроизвольно оценивает на основе генетического или ранее 

приобретенного опыта. Врожденные и приобретаемые в процессе онтогенеза связи 

между потребностями и внешними объектами, способными их удовлетворить, 

делают поведение целенаправленным, приуроченным к конкретным условиям 

существования. Таким образом, отражательная функция эмоций совпадает с 

оценочной, поскольку последняя составляет функции двух факторов – потребности 

(спроса) и возможности эту потребность удовлетворить (предложения). 

С физиологической точки зрения эмоции представляют собой активное 

состояние системы специализированных мозговых структур, побуждающие к 

изменению поведения в сторону миниминизации, или максимализации этого 

состояния. Являясь активным состоянием системы специализированных мозговых 

структур, эмоции влияют на мозговые структуры, регулирующие поведение, 

восприятие внешних сигналов и извлечение энграмм этих сигналов из памяти, а 

также на вегетативные функции организма. 

От уровня мотиваций и эмоций, а также бодрствования и внимания зависит 

9



формирование психофункциональных и оценочно-исполнительных систем, 

особенно на стадии консолидации. 

П.К.Анохин и его последователи считают, что системогенез имеет место 

не только в раннем онтогенезе, но и у взрослых, и что формирование нового 

поведенческого акта есть формирование новой функциональной системы. В 

соответствии с теорией функциональных систем П.К.Анохина[17; 18; 19; 20; 37; 

38; 39; 40; 41] , любой поведенческий акт, независимо от степени его сложности, 

включает в качестве постоянного компонента мотивационное возбуждение. 

Значение его в регуляции, обработке и воспроизведении информации 

чрезвычайно велико. Во-первых, доминирующая мотивация лежит в основе 

формирования условно-рефлекторной связи и обуславливает длительность 

сохранения информации в мозге. Кроме того, мотивационное возбуждение 

определяет избирательность извлечения генетического или индивидуально 

приобретенного опыта, реализующего данный тип поведения в конкретной 

ситуации путем активации специфических нейрональных систем. Мотивация 

участвует в формировании принятия решения и опережающего результата, 

удовлетворяющего лежащей в его основе доминирующей потребности организма 

– акцептора результата действия [41] и в оценке достигнутого результата. 

Если системогенез происходит на всем протяжении онтогенеза, то научение 

и воспитание, влияние среды обитания и ассимиляция знаний, т.е. приобретение 

индивидуального опыта, можно рассматривать как последовательную реализацию 

генетических механизмов, участвующих в дифференциации нервной ткани, 

в физиологической регуляции нейрональной активности и обуславливающих 

специфическое взаимодействие нервных элементов под влиянием факторов 

внешней среды. Следовательно, формирование психофункциональных систем 

заключается в активации определенной совокупности генов, связанных с синтезом 

специфичного, обязательно конечного набора макромолекул, обеспечивающих 

синхронную устойчивую длительную активность групп нейронов. В качестве 

таких макромолекул могут выступать структурные белки, обеспечивающие 

определенные свойства мембран нервных клеток (проницаемость, возможность 

переноса нейромедиаторов, метаболитов и др.) или ферменты, ответственные за 

синтез нейроспецифических белков мозга, пептидов, гормонов, нейромедиаторов, 

которые определяют и реализуют специфическую форму межнейронных 

взаимодействий, например, в виде стойкого повышения синаптической 

проводимости. 

Согласно санокреатологической теории о психическом здоровье, 

последнее предопределяется генетической программой развития организма 

и реализуется посредством не только нейрофизиологической интегральной и 

нейрохимической системами (обусловленными генетически функции которых 

модулируются влиянием внешней среды), психофункциональными системами 

(формирующимися в процессе жизнедеятельности человека), но и оценочноисполнительной 

системой, также организующейся в процессе онтогенеза, как и 

психофункциональные системы. 

Психофункциональные системы, в отличие от морфологических, возникают 

в онтогенезе в процессе познавательной, трудовой, социальной, творческой и 

10



другой деятельности и представляют собой функциональные новообразования. 

Благодаря их функционированию генерируется и развертывается ансамбль 

психических процессов. Они-то и представляют собой материальный субстрат 

тех специфических способностей и функций, которые формируются в ходе 

овладения человеком миром предметов и явлений, творениями культуры и науки. 

Органом, способным формировать функциональные системы, которые начинают 

функционировать с той же устойчивостью, что и морфологически наследственно 

обусловленные физиологические системы, является кора человеческого мозга с 

ее 15 миллиардами нервных клеток с участием других мозговых образований. 

Гарантией формирования психофункциональных и оценочно-исполнительных 

систем является невероятно сложная нейрональная сеть мозга, состоящая из 10 11 

нейронов и 10 15 синаптических контактов [3]. Функционирование синапсов, 

изменение их морфологии, числа и эффективности лежат в основе восприятия, 

обработки и закрепления информации и разнообразия форм поведения. 

Специфика изменения морфологии, числа и эффективности синапсов, 

индивидуальных свойств и активности нейронов, на базе которых формируются 

новые или возобновляются старые функциональные системы, именуемые нами 

психофункциональными и оценочно-исполнительными, зависит от природы, 

интенсивности и характера воздействия тех или иных психических факторов. 

Кроме того известно, что существуют нейроны, реагирующие на реальный 

стимул, и нейроны активность которых связана с интерпретацией афферентного 

сенсорного входа в соответствии с прошлым опытом. Это сравнение реального 

опыта с прошлым и, следовательно, эффективный отбор информации является 

функцией нейронов гиппокампа, который регулирует возбудимость коры 

головного мозга и ретикулярной формации ствола. Гиппокамп находится в 

реципрокных взаимоотношениях с ретикулярной формацией ствола головного 

мозга, уменьшая ее возбудимость при собственном возбуждении [23; 24]. 

При рассмотрении механизмов формирования ансамблей нейронов и 

функциональных систем необходимо иметь ввиду, что для формирования, 

консолидации и хранения следа информации, с тем, чтобы его возможно было 

воспроизводить, необходимо, чтобы стимул воздействовал определенное время. 

Так, считается, что сенсорный сигнал, чтобы его след сохранился в нейрональной 

системе, которую он активировал, должен действовать на протяжении от 15 мин до 

1 часа [27]. В этом случае информация хранится в форме электрического сигнала, 

беспрерывно циркулирующего в замкнутых системах нейрональных сетей. 

Если кратковременную память определить как максимальное время удержания 

однократно предъявленной информации, то длительность ее циркуляции в этих 

системах составит не более 9-10 сек. 

Кратковременная память лабильна и чрезвычайно чувствительна к 

воздействию новой информации (явление интерференции). Возникающая при 

действии гипотермии, механической травме, некоторых физиологических 

препаратов, амнезия бывает тем более выраженной, чем меньше времени проходит 

от окончания процесса обучения до начала воздействия амнезирующего фактора. 

При условии частичной консолидации следа (через 30-60 мин после завершения 

обучения) эти факторы практически не оказывают эффекта на дальнейшее 

11



его закрепление в памяти. Следовательно, для закрепления информации в 

долговременной памяти требуется определенное время. 

Представления о системном характере психических процессов и о 

формировании нейронных объединений, как составных компонентах 

психофункциональных и оценочно–исполнительных систем и актов их 

проявления, базируются на системно–селекционном принципе и принципе 

последовательности системогенеза. 

Принцип системно–селекционный проявляется посредством формирования 

групп нейронов, каждая из которых активируется по-своему при определенных 

воздействиях внешней среды. В зависимости от природы и специфики воздействия 

факторов внешней среды происходит отбор таких групп нейронов из числа тех, 

которые проявляют однотипную адекватную реакцию. Эти группы нейронов 

объединяются в функциональные системы. Селекция происходит в процессе 

взаимодействия организма со средой. 

В основе формирования новых функциональных систем при научении лежит 

селекция нейронов из резерва (ранее «молчавших», импульсно неактивных 

клеток), которая зависит от их индивидуальных свойств, т.е. от особенностей их 

метаболических «потребностей». Разные «молчащие» нейроны чувствительны 

к разным медиаторам, что, возможно, связано с различием их «потребностей». 

Видимо, именно нарастание разнообразия метаболических «потребностей» 

нейронов обусловливает филогенетическое усложнение поведения: белковый и 

пептидный состав нейронов усложняется в филогенезе. Поскольку считается, 

что нервная система состоит из нейронов, обладающих своеобразной 

«индивидуальностью», постольку представляется логичным предположение, что 

число нейронов в известной мере отражает их разнообразие и предопределяет 

поведенческие возможности индивида. Поэтому можно полагать, что не 

только межвидовые, но и индивидуальные различия связаны, в частности, с 

различием в числе нейронов, имеющихся у сравниваемых видов или индивидов, 

соответственно. 

Принцип системно-селекционный созвучен современным идеям 

о «функциональной специализации», пришедшим на смену идеям 

«функциональной локализации», и о селективном (отбор из множества клеток 

мозга нейронов с определенными свойствами), а не инструктивном (изменение 

свойств, «инструктирование» клеток соответствующими сигналами) принципе, 

лежащем в основе формирования нейронных объединений на ранних и поздних 

стадиях онтогенеза. 

Принцип селекции [51; 52] может быть описан следующими положениями. В 

мозгу формируются группы нейронов, каждая из которых по-своему активируется 

при конкретных действиях внешней среды. Когда происходит определенное 

изменение среды, оно приводит к отбору такой группы, из числа имеющихся, 

которая в терминах Эдельмена Дж., может обеспечить надлежащую реакцию. При 

изменении среды группы могут считаться соответствующими друг другу в том 

случае, если клетки последних отвечают на данное изменение более или менее 

специфично. Селекция имеет место при созревании мозга в раннем онтогенезе, 

в процессе которого множество (50% и более) нейронов гибнет. Отобранные же 

12



клетки составляют первичный ассортимент. Вторичный ассортимент, полагает 

Дж.Эдельмен, формируется в результате селекции, происходящей в процессе 

поведенческого взаимодействия со средой. Еще в 1974 году Changlaux J.P. [4] 

доказал, что нервные пути и связи генетически предопределены, а инструктивная 

роль обучения в данном случае сводится к отбору этих путей посредством их 

функциональной стабилизации. С позиции этой концепции значительное 

увеличение количества межнейронных комбинаций, способных к селективной 

стабилизации, обусловлено пролиферацией нервных окончаний в период 

обучения и последующим их развитием, а процесс формирования нейронного 

ансамбля представляет собой не что иное, как специфическое молекулярное 

«узнавание» соответствующих пресинаптических нейронов и постсинаптических 

мембран других нейронов [6], которое регулируется генетическими факторами 

и влиянием окружающей среды (медиаторы, гормоны, пептиды, глиальные 

предшественники и т.д.). 

Важное значение в формировании новых психофизиологических 

и оценочно-исполнительных систем имеет системная специализация 

нейронов, подтверждением этому могут служить системоспецифические 

нейроны, проявляющие особую активность при выполнении относительно 

детерминированных актов, к примеру, при использовании определенных 

слов у людей, «социальном контакте» с определенными особями в стаде у 

обезьян и т.д. 

В последнее время появились данные о возможности биосинтеза 

специфических пептидов-коннекторов, которым отводиться значительная роль 

в формировании специфического нейронного ансамбля, обеспечивающего 

хранение выработанного навыка. Предполагается, что синтез данных пептидов 

в цитоплазме и мембранных комплексах нейрона осуществляется нематричным 

путем. 

Большинство исследователей полагают, что ключевым механизмом, 

обеспечивающим длительное хранение следа в ансамбле нейронов, является 

устойчивое повышение проводимости в области определенных синапсов. На 

начальном этапе нейрофизиологические механизмы длительного хранения 

следа в принципе могут не отличаться от таковых при кратковременной памяти 

(длительная незатухающая реверберация в замкнутых цепях нейронов). 

Синапс является первым звеном, где происходит интеграция внешних 

сигналов, запускающих синтез информационных макромолекул и формирование 

импульсного кода, специфического для данного нейрона или группы нейронов. 

На базе представленных ранее в предыдущих подзаглавиях данных, 

можно предположить, что формирование психофункциональных и оценочноисполнительных 

систем основано на следовых процессах, присущих всем 

элементам нервной системы, на мобильном изменении нейрональных 

метаболических процессов (синтез, секреция и транслокация мембранных и 

структурных белков, пептидных гормонов и медиаторов); на специфических 

для нервной системы электрохимических и метаболических процессах в ее 

специализированных элементах (нейронах, глии и синапсах), которые определяют 

длительность изменений основных параметров деятельности нервной системы 

13



возбудимости, проводимости, следовых процессов; на формировании и 

закреплении прочного генетического контроля над длительностью сложившихся 

при обучении ансамблей нейронов и функциональных систем и на стабилизации 

возникших пластических преобразований в синапсах. Поскольку структура 

и функционирование межнейрональных связей определяется, главным 

образом, характером синаптических взаимодействий, несомненно, что синапсу 

принадлежит исключительная роль не только в избирательности проведения 

нервных импульсов, что само по себе создает специфическую функциональную 

систему активных нейронов, но и в стабилизации изменений в них по мере 

повторной активации данной функциональной системы. Следовательно, синапс, 

в конечном итоге, является элементом, определяющим как обратимые, так и 

долговременные структурные изменения в сформировавшихся нейронных 

ансамблях и функциональных системах. 

Считается, что мозг оценивает любой сигнал, но информация, не существенная 

для организма именно в конкретный момент, не поступает в ЦНС. Поэтому 

существование эфферентных путей, обеспечивающих обратную связь с той или 

иной функциональной системой, в настоящее время практически не вызывает 

сомнений [36], как бесспорно и формирование, наряду с психофункциональными, 

и оценочно-исполнительных систем. Оценочно-исполнительные системы 

возникают каждый раз на базе самосознания и самоактуализации событий, 

благодаря актуализации опыта, при действии на организм факторов, угрожающих 

жизни, адаптирующих или облагораживающих его жизнь при решении всяких 

задач - трудовой, социальной, творческой и другой деятельности и проявляющихся 

через эмоции, побуждения и поведение. Они формируются на базе акцептора 

результата действия и эфферентных систем, вследствие оценки значимости для 

организма тех или иных условий и факторов среды обитания, действий через 

призму удовлетворения актуальных или перспективных потребностей и задач, 

самосохранения или решения конкретных задач и рефлекторно реализуются 

через различные формы активности организма, в зависимости от специфики их 

отражения, через актуализированные потребности организма. 

Оценочно-исполнительные функциональные системы реализуют множество 

разнообразных проявлений деятельности организма человека – всевозможные 

формы поведения, выражения эмоций, сопереживания, психомоторная задержка, 

мышечная слабость, речь, пение, мимика, жесты, пантомимика, смех, внимание, 

мысли, воспоминания, остроты, изменение пульса и дыхания, блеск глаз, 

появление слез, румянец на лице, бледность кожи, горький вкус во рту и др. Чем 

выше существо стоит по эволюционной лестнице и чем выше уровень умственного 

развития человека, тем больше стереотипные оценочно-исполнительные реакции, 

свойственные низшим животным, уступают место сложным и разнообразным их 

формам, тем легче индивидуум может оценить значимость явления, благодаря 

чему уменьшается его реагирование. Однако лишь немногие способны 

при любых обстоятельствах затормозить, внешне не проявить оценочноисполнительную 

реакцию. 

Некоторые оценочно-исполнительные системы являются врожденными, но 

основная их масса приобретается прижизненно в результате взаимодействия 

14



с окружающей средой, обучением, воспитанием и трудом. Формирующиеся 

во время онтогенеза оценочно-исполнительные системы неразрывно связаны 

с понятийно-оценочной сферой, которая сама влияет на характер и специфику 

оттенков проявления их исполнения. Человек может сознательно затормозить 

свои оценочно-исполнительные рефлекторные реакции, превозмогая жажду, 

голод, боль и воздействия различных факторов. Волевые воздействия 

совершаются человеком вопреки конкурирующим оценочно-исполнительным 

рефлекторным реакциям. 

Концепция формирования оценочно-исполнительной системы может 

быть представлена как когнитивно-эмоционально-личностно-смысловая. 

Когда та или иная жизненная ситуация или воздействие факторов среды 

согласуются с сформировавшимися представлениями о благоприятности их для 

жизнедеятельности организма или находится в консонансе с общепринятыми 

социально-поведенческими нормами, возникает оценочно-исполнительная 

система с положительно-эмоциональным элементом переживания и 

общепризнанной интеллигентной формой поведения, а когда таковые не 

содействуют качеству жизни организма или прибывают в диссонансе с 

общегуманными правилами – переживания окрашены отрицательными эмоциями 

(дискомфорт) с непредсказуемым поведением. При этом следует иметь ввиду, что 

когнитивный фактор, самопознание, потребности, мотивация, цели человека и 

оценка ситуации играют важнейшую роль в поведении человека. 

Обобщая изложенные сведения, следует указать, что генетически 

детерминированные нейрофизиологическая и нейрохимическая системы и 

онтогенетически сформировавшиеся психофункциональные и оценочноисполнительные 

системы являются материальными носителями процессов 

психического здоровья. 

4. Механизмы кодирования и хранения информации, формирования 

ансамблей нейронов и функциональных систем 

Образование психофункциональной системы – это сложнейший процесс, 

который начинается с уровня отдельных нейронов, далее – нейронной популяции, 

отдельных нервных структур, кончая корой больших полушарий. Поэтому 

целостное представление об этой функции головного мозга можно составить, 

лишь обобщая экспериментальные данные полученные, различными методами 

исследований. На их основе создается впечатление, что ключевым механизмом, 

обеспечивающим формирование и сохранение психофункциональных систем 

в ансамбле нейронов, является устойчивое повышение проводимости в 

области определенных синапсов. На начальных этапах нейрофизиологические 

механизмы, по-видимому, состоят в длительной незатухающей реверберации в 

замкнутых цепях нейронов. На длительность сохранения психофункциональной 

системы влияет уровень бодрствования, эмоциональное состояние, характер и 

уровнь мотивации, степень внимания, установка и процессы мышления, т.е. эти 

психические процессы определяют необходимый для формирования и сохранения 

психофункциональных систем уровень возбудимости мозга. 

Если оценить знание механизмов, с помощью которых формируется матрица 

психофункциональной системы, то, полагаясь на существующие научные 

15



данные, можно отметить четыре возможных способа. Первый из них связан с 

возможностью молекулярного кодирования каждого события специфической 

структурой химического носителя памяти. В пользу этого механизма 

свидетельствуют: 1) выработка качественно новой схемы поведения животных 

сопровождается синтезом специфических для данного навыка полипептидов 

[13; 14]; 2) инъекции экзогенных аналогов этих пептидов вызывают у интактных 

животных–реципиентов аналогичную схему поведения (химический «перенос» 

выработанных навыков); 3) синтез эндогенных белков и пептидов, формирующих 

специфическую функциональную систему в организме (регуляция потребления 

воды и пищи, температурной и болевой чувствительности), определен 

прижизненной дифференцировкой нейронов и генетически детерминирован; 

4) существуют эндогенные антагонисты пептидов в организме (ангиотензин 

– ангиогипотензин, инсулин – статин, вазопрессин - ∆-пептид сна); 5) 

молекулярные механизмы функционирования электрогенной и хеморецептивных 

мембран в нейронах различных типов в принципе идентичны. С этих позиций 

химические носители памяти обеспечивали бы необходимую вариабельность 

межнейрональных связей, формирующих специфический нейронный ансамбль и 

нейрофункциональные системы. 

Другая концепция о механизмах, лежащих в основе формирования психофункциональных 

систем, базируется на работах A.Pfeiffer [9], согласно которым 

информация кодируется структурой межнейрональных связей, закрепляемой 

неспецифическими механизмами адаптации синапсов к возбуждению. В 

соответствии с этой концепцией отпадает точка зрения о специфичности и 

вариабельности формирования химических коннекторов в обучаемых синапсах, 

т.к. предполагается, что весь комплекс процессов, ведущих к усилению 

метаболизма в нейронах и повышению их возбудимости, приводит, в конечном 

итоге, к повышению проводимости в их синаптических контактах. Гипотеза 

кодирования информации соответствующей структурой межнейрональных связей 

предполагает, что сохранение нервных связей обуславливается избирательным и 

направленным ростом аксонов к определенным постсинаптическим нейронам. 

Считается, что такие специфические пути, формирующиеся в результате 

процессов обучения, и составляют основу энграммы. Наибольшее развитие эта 

гипотеза получила в исследованиях K.Pribram [34], который предложил модель, 

основанную на взаимодействии между нейроном и глиеей: конус роста аксона 

освобождается от инкапсулировавшей его глии и свободно воздействует на 

окружающие нейроны, устанавливая с ними новые связи. И хотя до сих пор не 

доказано, является ли рост аксона результатом индивидуально приобретенного 

опыта, или обусловлен генетически, данная гипотеза получила широкое 

распространение. В частности, доказано, что нервные пути и связи генетически 

предопределены, а инструктивная роль обучения сводится к отбору этих путей 

посредством их функциональной стабилизации [4]. Значительное увеличение 

количества межнейронных комбинаций, способных к селективной стабилизации, 

обусловлена пролиферацией нервных окончаний в период обучения и 

последующим их развитием, т.е. процесс формирования психофункциональных 

систем представляет собой не что иное, как специфическое молекулярное 

16



«узнавание» соответствующих пресинаптических нейронов и постсинаптических 

мембран других нейронов [6], которое регулируется генетическими факторами 

и влиянием окружающей среды (медиаторы, гормоны, пептиды, глиальные 

предшественники и т.д.). 

Третья концепция о динамической адаптации нейронов основана на данных 

Taylor J.B. [10], Бородкина Ю.С. [26], Wilkinson M. [15], в соответствии с которыми 

повышение эффективности синаптической передачи осуществляется за счет 

следующих зависимых и последовательно развивающихся процессов: это увеличение 

количества высвобождающегося медиатора на пресинаптических нервных 

терминалях, взаимодействие его с соответствующим числом постсинаптических 

рецепторов и повышение чувствительности последних к данному медиатору. 

Данные адаптивные процессы, по-видимому, имеют место и при формировании 

психофункциональных систем. Еще в конце 70-х годов прошлого века Ванюшин 

Б.В. [30], Thompson R.F. et al. [11; 12] показали, что практически все сигнализирующие 

молекулярные агенты (нейромедиаторы, гормоны, циклические нуклеотиды, 

аминокислоты) индуцируют активность генома клеток, усиливая биосинтез 

РНК и белков, которые затем встраиваются в синаптическую мембрану и, 

таким образом, вызывают длительные изменения ее проницаемости. Однако, как 

пишет H.Matthies [8], эффективность синаптической передачи не может поддерживаться 

длительное время исключительно конформационными перестройками 

рецепторных белков и мембранных комплексов нейрона. Временное облегчение 

синаптической передачи непременно должно трансформироваться в устойчивую 

синаптическую связь, формирование которой, по его мнению, связано с синтезом 

гликопротеидов, транспортируемых по дендритическому дереву к постсинаптической 

мембране. Последующее включение их в мембрану и стабилизирует синаптическую 

связь между нейронами. 

В последнее время распространение получили представления о том, 

что длительное хранение информации обеспечивается биоэлектрическими 

процессами, формирующими пространственно-временную организацию 

активности нейронов, объединенных в специфическую функциональную 

систему. Речь идет об импульсной активности нейронов и медленноуправляющих 

биоэлектрических ритмах – важнейших элементах электромагнитных полей. 

В первом случае след может характеризоваться особым кодом нейронных 

разрядов. Н.П.Бехтерева [2; 21; 22] установила существование акустического 

кода, отражающего специфичность воспринимаемых вербальных стимулов у 

человека. В ЦНС зарегистрированы залпы импульсной активности, генерируемые 

нейронами ствола мозга в ответ на звуковую стимуляцию [16], которые можно 

рассматривать как подтверждение частотного кодирования высоты звука или его 

направления. Характер запаха кодируется у человека также пространственновременной 

структурой импульсной активности, возникающей первоначально 

в обонятельной луковице. Следовательно, можно говорить о существовании 

сенсорного кода для большинства афферентных систем, учитывая, что частота 

разрядов первичных афферентных нейронов связана с характером и силой 

раздражения и что до определенного уровня она влияет на импульсную 

активность нейронов головного мозга. Лапина И.А. и Бородкин Ю.С. [28] 

17



показали существование корреляции между длительностью сохранения условнорефлекторной 

реакции и продолжительностью изменений сверхмедленной 

активности в различных структурах головного мозга. 

Рассмотренные выше представления о механизмах кодирования и 

хранения информации, формирования и сохранения ансамблей нейронов и 

психофункциональных систем не исключают, а дополняют друг друга. При этом 

представляется, что психофункциональные системы, формирующиеся на базе 

молекулярных и нейрофизиологических процессов при обучении, воспитании 

и трудовой деятельности, отражают обобщенно становление психической 

деятельности, психического здоровья. 

Что касается формирования нейронного ансамбля, то следует указать, что 

оно связано со значительным увеличением синхронности биоэлекрической 

активности нейронов в определенном низкочастотном диапазоне, который лежит 

в пределах 7-10 Гц, т.е. в полосе тэта-ритма. Причем такая биоэлектрическая 

активность наблюдается в различных образованиях головного мозга (зрительная 

область коры, ретикулярная формация, гиппокамп). Показано, что нейроны 

могут воспроизводить ритм и более высокой частоты, чем тэта-ритм, однако 

взаимодействие между ними в пределах этих ритмов не устанавливается 

[32]. Нейроны усваивают ритм, близкий к частоте условного сигнала, и 

сохраняют его в течение длительного времени. На уровне отдельного нейрона 

процесс формирования временной условной связи сопровождается умеренной 

(оптимальной) деполяризацией нейрональной мембраны и увеличением 

длительности его потенциалов действия [33]. Указанное свидетельствует о 

том, что повышенная возбудимость нейронов является непременным условием 

облегчения межнейрональной синаптической передачи. 

В случае, когда система взаимосвязанных нейронов активируется, то в ней 

возникают биоритмы с частотой специфического условного сигнала, на который 

вырабатывается поведенческий акт. Следовательно, теоретически можно 

представить, что вся система кодирует информацию о заданной частоте стимуляции 

афферентных нейронов. Этот вывод вытекает из работы Смирнова В.М. и 

Бородкина Ю.С. [35], посвященной формированию искусственных стабильных 

функциональных связей между различными нейронными популяциями в мозге. 

Одна и та же нервная клетка через различные синапсы на входе и выходе может 

включаться во множество различных нейронных цепей, участвующих в работе 

нескольких нейрональных ансамблей. Дело в том, что распределение импульсов 

одного нейрона происходит по различным путям, так как после прохождения 

импульса между двумя нейронами наступает период отсутствия проводимости 

между ними, который составляет 150-200 мс. Это натолкнуло Бехтереву Н.П. [21] к 

мысли, что процесс хранения информации в каждом ансамбле нейронов сводится 

к формированию совозбуждающихся систем нейронов, имеющий характерный 

паттерн биоэлектрической активности. 

Считается, что решающее значение в сохранении активности ансамблей 

нейронов принадлежит медленноволновым процессам. Еще в 1975 году K.Pribram 

[34] считал, что динамическая структура медленных постсинаптических 

потенциалов является самым подходящим механизмом поддержания 

18



непрерывного или устойчивого состояния нейронов. Значительная роль в 

уменьшении возбудимости мозга и в сохранении медленноволновых процессов 

принадлежит гиппокампу, который находится в рецепрокных взаимоотношениях 

с ретикулярной формацией ствола мозга, снижая ее активность при собственном 

возбуждении [23; 25]. В то же время активация системы гиппокампальнокорковых 

нейронов является существенной для процессов воспроизведения 

(извлечения) следа памяти. По-видимому, гиппокамп, регулируя работу нейронов 

коры, создает в них согласованные во времени колебания их возбудимости. 

Ретикулярная формация синхронизирует активность многих нейрональных 

ансамблей, открывая для специфического сигнала различные цепи нейронов во 

временной зависимости от уровня их возбудимости, т.е. обеспечивая широкую 

пространственную синхронизацию импульсов. 

В целом следует указать, что имеется достаточно данных о том, что влияние 

структур лимбической системы на обучающиеся нейроны следует рассматривать 

как проявление зависимости фиксации следов возбуждения в коре больших 

полушарий от уровня эмоционального возбуждения. Стимуляция ретикулярной 

системы, приведшая к повышению активности коры больших полушарий, улучшает 

обучение и хранение выработанного навыка, но нарушает воспроизведение, а 

возбуждение системы гиппокамп-кора – улучшает воспроизведение, но снижает 

способность к обучению и консолидации следа. 

Предполагается, что гиппокамп является частью системы, функционирующей 

в качестве аппарата сличения, определяющего биологическую значимость 

поступающей информации, т.е. он связан с воспроизведением не любой 

информации, а лишь контекстуальной (смысловой), подвергнутой анализу с 

принятием решения по механизму обратной связи [31]. 

Функциональной основой процесса сравнения информации является способность 

гиппокампа регистрировать смещенные во времени возбуждающие импульсы, 

приходящие из ретикулярной формации, перегородки и ведущие к возникновению 

тэта-ритма. Распространение этого ритма в коре головного мозга и 

повышение степени когерентности между ритмами коры и гиппокампа позволили 

W.R.Adey [1] рассматривать эти процессы как доказательство фиксации следов в 

этих системах. Очевидно, что межнейрональный уровень замыкания временной 

связи реализуется путем формирования сложных систем интеграции нейронных 

популяций на различных уровнях головного мозга. 

Следует отметить, что хотя нейрон может принимать участие в различных 

реакциях, т.е. участвовать в нескольких нейронных ансамблях, он обладает чрезвычайной 

избирательностью в проведении возбуждения по различным каналам 

связи. Будучи чувствительным к различным нейромедиаторам, пептидам и аминокислотам, 

нейрон работает как интегратор возбуждения. Вместе с тем, все выходные 

синапсы нейрона функционируют с использованием одного медиатора. 

При этом, на теле нейрона имеется большое количество синаптических рецепторов, 

чувствительных к различным нейромедиаторам, что позволяет ему регулировать 

свою возбудимость, а также уровень метаболизма и биосинтез специфических 

мембранных и ферментативных белков, встраивающихся в мембрану. 

Механизмы влияния нейромедиаторов, пептидных гормонов и ионов сводятся 

19



к изменению проницаемости мембраны и стабилизации тех конформационных 

превращений мембранных макромолекул, которые обеспечивают длительное облегчение 

синаптической проводимости [5]. В результате взаимодействия различных 

нейромедиаторов с соответствующими рецепторами поверхности нейрона и 

возникновения медленных электрических потенциалов создается значительная 

напряженность электрического поля синапса, которую W.R.Adey [1] рассматривает 

в качестве одного из важнейших регулирующих механизмов хранения информации 

в головном мозге. Эти электрические поля путем изменения конформации 

мембранных белков действуют как слабые триггеры длительных изменений возбудимости 

клеток мозга. 

Приведенные выше данные свидетельствуют, что кодирование и хранение 

информации, образование ансамбля нейронов и функциональных систем базируется 

на модификации нейрональных электрохимических, метаболических, биоэлектрических 

процессов, синапсов, структуры межнейрональных связей, на следовых 

явлениях, присущих всем элементам нервной системы и др., а изменения 

состояния функциональной активности нейрофизиологической и нейрохимической 

систем и организация психофункциональных и оценочно-исполнительных 

систем при действии на организм психосоциальных факторов детерминируют 

формирование психического здоровья. 

Выводы 

1. На базе санокреатологии и анализа литературных данных нейронаук разработана 

и обоснована новая концепция о психическом здоровье, отличающаяся 

от существующих тем, что она, наряду с идентификацией составляющих компонентов 

психического здоровья, путей и механизмов его формирования, обособляет 

основные признаки проявления, факторы, детерминирующие его развитие 

и поддержание. 

2. Формирование и поддержание психо-функциональных и оценочноисполнительных 

систем основаны на следовых процессах, присущих всем элементам 

нервной системы; на мобильной модификации нейрональных метаболических 

процессов (синтез, секреция и транслокация мембранных и структурных 

белков, пептидных гормонов и медиаторов); на специфических для нервной системы 

электрохимических реакциях в ее специализированных элементах (нейронах, 

глии и синапсах), которые определяют длительность изменений основных 

параметров деятельности нервной системы (возбудимость, проводимость, 

следовые процессы); на формировании и закреплении прочного генетического 

контроля над деятельностью сложившихся при обучении ансамблей нейронов 

и психофункциональных систем и на стабилизации метаболических процессов, 

определяющих длительные пластические преобразования в синапсах. 

3. Оценочно-исполнительные системы реализуются каждый раз на базе самосознания 

и самоактуализации событий за счет реактивации установившихся 

ранее молекулярных связей между нейронными ансамблями и воспроизведения 

реакции при действии на организм факторов, угрожающих жизни или облагораживающих 

жизнь, при решении всяких задач, при трудовой, творческой, социальной 

и другой деятельности и проявляющихся через эмоции, побуждения и 

поведение. 

20



4. В соответствии с санокреатологической концепцией психического здоровья 

раскрываются новые возможности для целенаправленного формирования, 

повышения и поддержания уровня психического здоровья и реализации 

психического потенциала человека. 

Литература 

1. Adey W.R. Models of membranes of cerebral cells as substrate for information storage. 

// Biochemical, 1977. v. 8, N 4, p. 163-178. 

2. Bechtereva N.P., Bundzen P.V., Gogolitsin Yu.L. e.a. Neurophysiological Codes 

of Words in Subcortical Structures of the Human Brain. //Brain and Language. 1979. 

N 7. 145-163. 

3. Blitzer R.D., Iyengar R., Landau E.M. Postsynaptic signaling networks: cellular 

cogwheels underlying long-term plasticity. // Biol.Psychiatry. – 2005. – 57(2). – p. 113-119. 

4. Changeaux J.P., Danchin A. Selective stabilization of developing synapses 

as a mechanism for the specifi cation of neuronal networks. // Nature, 1976, v.264, 

N 5588, p. 705-712. 

5. De Robertis E. Synaptic receptor proteolipids: isolation and molecular properties. – In: 

Proc. 7th Int. Congre. Pharm. Paris, 1978, p. 308. 

6. Frank G.B. Nature of staeldy potential across mammalian cerebral cortex. Fed. Proc., 

1958, v.17, p.48. 

7. Furdui T.I., Ciochina V.K., Furdui V.T., Vudu L.T. Psychic health from the position 

of systemogenesis and sanocreatology. //VIII International Interdisciplinary Congress 

“Neuroscience for medicine and psychology”. Sudak. Ukraine, june 2-12, 2012. p 418-419. 

8. Matthies H.J. Learning and memory. – In: Adv. In Pharmacology and Therapeutics. V. 

5: Neuropsychopharmacology/ Ed. By C. Dumont. Oxford: New York, 1978, p. 117-135. 

9. Pfeiffer R.A., Seemann K.L., Tunte W.E. Akrozephalopolysyndaktylie. // Klin. Pediatr. 

1977. - Bd. 189. - P. - 120-130. 

10. Taylor James B., Carithers Martha, Coyne Lolafaye. MMPI performance, response set, 

and the “self-concept hypothesis”. // Journal of Consulting and Clinical Psychology, Vol 44(3), 

Jun 1976, 351-362 

11. Pakaprot Narawut, Kim, Soyun, Thompson Richard F. The role of the cerebellar 

interpositus nucleus in short and long term memory for trace eyeblink conditioning. // Behavioral 

Neuroscience, Vol 123(1), Feb 2009, 54-61. 

12. Thompson R.F. Neuronal substrates of simple learning: classical conditioning, TINS, 

6 (1983) 270-275. 

13. Ungar G. The problem of molecular coding of neural information. A critical review. 

Naturwissenschaften. 1973. 60: 307-312. 

14. Ungar G. Peptides and behavior. // Intern Rev. Neurobiol., 1975, v. 17. p. 37-60. 

15. Wilkinson S. Focus Groups in Health psychology: Exploring the Meaning of Health 

and Illness // Journal of Health Psychology. - 1998. - Vol. 3. - Number 3. 

16. Worden F.G., Marsh J.T. Frequency-following (microphonic-like) neural responses 

evoked by sound. Electroencephalography and Clinical Neurophysiology. (July 1968). 

25 (1): 42-52. 

17. Анохин П.К. Очерки по физиологии функциональных систем. М.: «Медицина», 

1975. 448 с. 

18. Анохин П.К. Избранные труды. Философские аспекты теории функциональных 

систем. – М.: – Наука. – 1978. – С. 70. 

19. Анохин П.К. Узловые вопросы теории функциональной системы. М., “Наука”, 

1980. 201 с. 

20. Анохин П.К. Кибернетика функциональных систем. М., «Медицина», 

1998. 400 с. 

21



21. Бехтерева Н.П. Здоровый и больной мозг человека. Л.: Наука, 1980. 208 с.; второе 

издание, переработанное и дополненное. Л.: Наука, 1988. 262 с. 

22. Бехтерева Н.П. Магия мозга и лабиринты жизни. М. - С.Петербург. 2007. 383 с. 

23. Бородкин Ю.С., Крауз В. А. Фармакология краткосрочной памяти, М., 

1978, с.172. 

24. Бородкин Ю.С. Нейрохимические основы кодирования и передачи информации 

на уровне синапса. – В кн.: Память в механизмах нормальных и патологических реакций. 

Л., 1976. С.96-112. 

25. Бородкин Ю.С., Зайцев Ю.В. Нейрохимические и функциональные основы 

долговременной памяти. Л. «Медицина». 1982. 214 с. 

26. Бородкин Ю.С., Лапина И.А., Гоголицин Ю.Л. Зависимость минутных 

сверхмедленных колебаний потенциалов от уровня энергетического обмена ткани 

головного мозга. // Физиол. журнал СССР.-1979. -Т.65, № 3-С. 336-343. 

27. Бородкин Ю.С., Шабанов П.Д. Нейрохимические механизмы извлечения следов 

памяти. Л., Наука, 1986, С.150. 

28. Бородкин Ю.С., Лапина И.А., Гоголицин Ю.Л., Морева Е.В., Бульон В.В., 

Нилова Т.Н. Динамика минутных сверхмедленных колебаний в процессе формирования 

укороченного рефлекса. Физиол. ж. СССР, 1980, т. 66, 8. С. 1151-1158. 

29. Бородкин Ю.С., Лапина И.А. Нейрохимические аспекты различных этапов 

формирования следа памяти и сверхмедленная активность. - В кн.: 14 съезд Всесоюзного 

физиологического общества им. И.П.Павлова, Баку, 1983, т. I, с. 364. 

30. Ванюшин В.Г., Гуськова Л.В., Тушмалова Н.А. Метилирование ДНК мозга как 

показатель участия генома в механизмах индивидуального приобретенной памяти. – 

Докл. АН СССР, сер. биол., 1974, т.219, № 3, с. 742-744. 

31. Виноградова О.С. Гиппокамп и память. – М., 1975. 239 с. 

32. Ливанов М.Н. Избранные труды. Пространственно-временная организация 

потенциалов и системная деятельность головного мозга. М.: Наука, 1989. - 400 с. 

33. Мнухина Р.С. Изменение медленного потенциала коры и нейрональной активности 

при выработке условных рефлексов у кроликов. Ж. высш. нервн. деят, 1978, т.28, вып.6. 

С.1231-1238. 

34. Прибрам К. (Pribram R.Y.). Языки мозга. Экспериментальные парадоксы 

и принципы нейропсихологии. М.: «Прогресс», 1975. Перевод с английского Я. Н. 

Даниловой и Е. Д. Хомской, под редакцией и с предисловием действительного члена 

АПН СССР А. Р. Лурия. 463 с. 

35. Смирнов В. М., Бородкин Ю. С. Артифициальные стабильные функциональные 

связи. - Л.: Медицина, 1979. 192 с. 

36. Сомьен Дж. Кодирование сенсорной информации: Пер. с англ.М.: Мир, 

1975. 415 с. 

37. Судаков К.В. Теория функциональных систем. М.: Мед.музей. 1996, 95 с. 

38. Судаков К.В. Теория системогенеза. М.: Горизонт, 1997. 567 c. 

39. Судаков К.В. Рефлекс и функциональная система. Новгород, 1997. 399 с. 

40. Судаков К. В. Системогенез целенаправленного поведенческого акта. - В кн.: 

Высшие функции мозга в норме и патологии. - Л., 1979, с. 92-116. 

41. Судаков К.В., Умрюхин Е.А. Информационная модель системной организации 

психической деятельности человека (“детектор интеллекта”). В кн. “Моделирование 

функциональных систем”. – М. – 2000. – С. 94-152. 

42. Фурдуй Ф.И., Вуду Л.Ф., Чокинэ В.К. Санокреатологические методы 

целенаправленного формирования и поддержания здоровья. // XI конф. По космической 

биологии и авиокосмической медицине. М. 1998. Т.2. С.298-300. 

43. Фурдуй Ф.И., Вуду Л.Ф., Вуду Г.А. и др. Симптомы физиологической, психической 

22


и биологической деградации человека как биологического вида. //Стресс, адаптация, 

функциональные нарушения и санокреатология. Кишинэу. 1999. С. 9-21. 

44. Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К., Вуду Л.Ф. и др. Санокреатология – биомедицина XXI 

века. In: The Bulletin of the European Postgraduate Centre of Acupuncture and Homeopathy, 

2000, nr. 4, p. 98-99. 

45. Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К., Вуду Л.Ф., Лакуста В.Н. Санокреатология – 

новая область биомедицины, разрабатывающая теорию и методы целенаправленного 

формирования и поддержания здоровья. //Tehnologii avansate în pragul secolului XXI. 

Chişinău. 2000. p.100-101. 

46. Фурдуй Ф.И. Санокреатология – новая отрасль биомедицины, призванная 

приостановить биологическую деградацию человека. В: Стресс, адаптация, 

функциональные нарушения и санокреатология. Кишинев, 1999, С. 36-43. 

47. Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К., Фурдуй В.Ф. и др. 

Понятие здоровье – отправная точка 

санокреатологии. //Стресс, адаптация, функциональные нарушения и санокреатология, 

Кишинев, 1999, С.44-51. 

48. Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К., Вуду Л.Ф. и др. 

Санокреатология – биомедицина XXI 

века. In: The Bulletin of the European Postgraduate Centre of Acupuncture and Homeopathy, 

2000, nr. 4, p. 98-99. 

49. Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К., Фрунзе Р.И. Современное состояние изученности 

проблемы психического здоровья. // Buletinul Academiei de ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele 

Vieţii. 2008. Nr. 3 (306). С. 4-14. 

50. Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К., Фурдуй В.Ф., Вуду Г.А., Балмуш В.В., Бешетя 

Т.С., Георгиу З.Б. Санокреатологическая теория психического здоровья. I. Основные 

современные представления о психическом здоровье. 

Молдовы. Науки о жизни. 2012, № 1 (316), С. 4-14. 

//Известия Академии Наук 

51. Эдельмен Дж. Селекция групп и фазная повторная сигнализация: теория высших 

функций головного мозга. //Разумный мозг. М.: Мир. 1981. С.68. 

52. Эдельмен Дж., Маунткасл В. Разумный мозг: Кортикальная организация и 

селекция групп в теории высших функций головного мозга. М., 1981. С. 19-20. 

PARTICULARITĂŢI MORFO-FIZIOLOGICE ŞI GENETICO- 

MOLECULARE ALE INTERACŢIUNII Helianthus annuus L. – 

Plasmopara halstedii F. Berl et de Toni 

Duca Maria, Port Angela, Şestacova Tatiana 

Centrul Universitar Biologie Moleculară, Universitatea Academiei de 

Ştiinţe a Moldovei 


Rezumat 

Mana fl orii-soarelui indusă de Plasmopara halstedii F. Berl et de Toni, cauzează o 

pierdere a recoltei pînă la 4-6 q/ha, fi ind considerată una dintre cele mai devastatoare boli 

a fl orii-soarelui. Articolul include date recente privind ciclul vital al manei, diagnosticul 

şi simptomatica bolii, impactul economic şi măsurile de combatere a patogenului, 

nomenclatura şi variabilitatea genetică a raselor cunoscute, genele de rezistenţă Pl şi 

markerii moleculari linkaţi cu acestea. 

Cuvinte-cheie: Helianthus annuus - Plasmopara halstedii - rezistenţă - gene Pl - 

screening molecular. 

Depus la redacţie 02 noiembrie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

23



Adresa pentru corespondenţă: Şestacova Tatiana, Universitatea Academiei de Ştiinţe a 

Moldovei, str. Academiei 3/2, MD 2028, Chişinău, Republica Moldova, E-mail: tatiana. 

shestacova@gmail.com., tel. (+37322) 737431 

Floarea-soarelui prezintă susceptibilitate înaltă la un şir de boli fungice şi bacteriale: 

putregaiul alb ( Sclerotinia sclerotiorum), mana ( Plasmopara halstedii), fomopsisul 

(Phomopsis helianthi/Diaporthe helianthi), rujina ( Puccinia helianthi), şi ofi lirea 

(Verticillium dahliae) care cauzează pierderi economice considerabile înregistrate în 

toată lumea [35]. Gravitatea infecţiei variază considerabil în funcţie de regiunea de 

cultivare şi condiţiile de creştere [47]. 

În Republica Moldova, cultura fl orii-soarelui este grav afectată de mana indusă 

de P. halstedii F. Berl et de Toni. P. halstedii aparţine clasei Oomycetes cu numeroşi 

reprezentanţi: organisme saprofi te, agenţi patogeni ai plantelor, insectelor, peştilor, 

nematozilor, vertebratelor, precum şi diferite clase de microorganisme [18]. Oomicetele 

fi topatogene infectează o gamă largă de plante gazdă, incluzînd culturi agricole, 

buruieni, plantele ornamentale şi arbori [24]. 

Speciile fi topatogene fac parte din două ordine a clasei Oomycetes. Unicul 

reprezentant din ordinul Saprolegniales aparţine genului Aphanomyces. Patogen 

necrotrofi c cauzează putregaiul rădăcinilor la plantele anuale, inclusiv cele agricole 

Pisum sativum şi Beta vulgaris [17]. 

O altă grupă de agenţi patogeni cu grave efecte economice include reprezentanţii 

ordinului Peronosporales, genurile: 

- Phytophthora, conţine mai mult de 60 specii, cauzează ofi lirea şi putregaiul 

rădăcinelor; 

- Pythium, provoacă putregaiurile seminţelor şi rădăcinelor, ofi lirea plantei; 

- Albugo, cauzează albumeală, rugină albă; 

- Bremia, Peronospora, Hyaloperonospora, Plasmopara şi Pseudoperonospora 

provoacă mana la numeroase culturi de importanţă economică [18]. 

Incidenţa manii fl orii-soarelui într-un cîmp agricol poate varia, de la urme pînă 

la cca 50% sau chiar 95%. În Europa, începînd cu anul 1941, cînd a fost observată 

pentru prima dată, boala s-a răspîndit rapid, fi ind considerată în anul 1977 o “boală 

majoră” în toate ţările producătoare de fl oarea-soarelui din această parte a lumii. 

Majoritatea plantelor sistemic infectate mor prematur sau pot produce un număr foarte 

mic de seminţe viabile. Răspîndirea bolii variază considerabil în funcţie de condiţiile 

de creştere, în special nivelul de umiditate şi curenţii atmosferici [47]. 

Principala sursa de infecţie cu P. halstedii sunt seminţele şi solul infectat cu oospori 

(sporii de rezistenţă), capabili să supravieţuiască timp de 8-10 ani, ceea ce sporeşte 

difi cultatea eliminarii integrale a bolii odată ce a fost identifi cată. 

În practica agricolă se obţin şi se comercializează numeroşi hibrizi de fl oareasoarelui 

rezistenţi la mană, însă apariţia noilor rase patogene pun sub semnul întrebării 

cultivarea cu succes a acestora în anumite regiuni [20]. Pentru a opri răspîndirea bolii 

sunt utilizate fungicide cu proprietăţi sistemice de lungă durată, de exemplu, metalaxil 

sau compuşi similari [59]. 

Prelucrarea seminţelor cu fungicide este recomandată uneori şi în cazul soiurilor 

rezistente [55]. De exemplu, în cazul materialului semincer importat se aplică măsuri 

fi tosanitare ce includ monitoring-ul timp de 2-3 ani şi dacă se înregistrează semne 

24



de infecţie, se identifi că rasa patogenului. În Australia, chiar dacă P. halstedii nu 

este semnalată la seminţele importate, acestea oricum sunt supuse prelucrării cu apă 

fi erbinte, fungicide şi sunt crescute în recipienţi timp de două sezoane [2]. 

Ciclul vital şi condiţii de răspîndire a manii fl orii-soarelui 

Mana fl orii-soarelui cauzată de P. halstedii, similar altor specii taxonomic apropiate, 

precum P. viticola la viţa-de-vie, Peronospora tabacina la tutun, Pseudoperonospora 

cubensis la castravete, Phytophthora infestans la cartof [17] are un ciclu vital complex 

(Fig. 1). Oosporii germinează timp de 3-12 ore dând naştere la un singur sporangiu [11; 

33], în care are loc diferenţierea zoosporilor şi eliminarea lor ulterioară. În prezenţa 

apei libere, zoosporii se răspîndesc rapid şi dacă în apropiere se afl ă ţesutul planteigazdă 

(rădăcină, perişori absorbanţi, tulpină sau mai puţin frecvent frunze) se fi xează, 

formînd un site de infecţie, se închistează apoi germinează. Penetrarea în planta-gazdă 

se produce direct prin epidermă [56]. În cazul combinaţiei compatibile gazdă-patogen, 

patogenul creşte şi colonizează sistemic spre apexul plantelor. Miceliu poate fi prezent 

în toate ţesuturile vegetale, cu excepţia meristemelor [33]. 

Fig. 1. Etapele ciclului 

vital ontogenetic la 

P. halstedii [34] 

În condiţii favorabile, sporulaţia asexuată are loc prin intermediul sporangioforilor 

cu sporangii (Fig. 2A şi B), care ies prin stomate sau alte orifi cii ale ţesutului invadat. 

Oosporii sunt, de asemenea, produşi în părţile infectate ale plantelor, în special în 

rădăcină şi tulpină [57]. 

Oosporii P. halstedii servesc în calitate de inoculul primar pentru plantulele tinere 

de fl oarea-soarelui. Mana poate fi răspîndită de vînt prin intermediul sporangiilor, 

provocând infecţii secundare, de obicei locale, semnalate pe partea aeriană a plantelor, 

sau chiar de seminţele produse de plante infectate, care servesc drept sursă de răspîndire a 

miceliului şi/sau oosporilor agentului patogen. Se consideră că răspîndirea sporangiilor 

prin intermediul vîntului în iniţierea bolii este de obicei scăzută. Cu toate acestea, infecţia 

secundară poate constitui un factor important în răspândirea bolii în anumite regiuni, 

în condiţiile favorabile de mediu [63]. Mai mult ca atît, infecţia secundară produsă de 

sporangi se manifestă latent. Astfel de plante nu reprezintă simptome evidente de boală 

în timpul sezonului, produc seminţe, care transportă patogenul [47]. 

25



Cazurile de provocare a bolii de seminţe infectate sunt extrem de rare şi rezultă întrun 

procent foarte mic de plante infectate sistemic. În schimb, oosporii din sol transmişi 

de la o cultură de fl oarea-soarelui anterioră sau chiar de la fl oarea-soarelui sălbatică 

sunt sursele de atac sever de mană în cîmp. 

Fig. 2. Sporangiofori (A) 

şi sporangii (B) P. halstedii 

( × 640). (Laboratorul Genomică, 

Centrul universitar Biologie 

Moleculară, UnAŞM, 2011). 

Umiditatea şi temperatura sunt factorii de mediu decisivi în dezvoltarea şi 

răspândirea infecţiei. Zoosporii, provenind fi e din sporulaţia sexuată fi e din cea 

asexuată, necesită apă liberă pentru păstrarea viabilităţii şi deplasarea spre siteurile 

infecţiei. Astfel, ploile sau irigarea intensă poate fi o condiţie favorabilă pentru 

iniţierea infecţiei primare, în special în perioade critice în primele 2-3 săptămâni 

după semănat [25; 63]. Vârsta plantei şi ţesutul gazdă, au, de asemenea, o importanţă 

deosebită în determinarea sensibilităţii fl orii-soarelui la infecţii sistemice provocate de 

P. halstedii [47]. Cu cît mai devreme infecţia apare în sezon, cu atît mai severă va fi 

manifestarea bolii. 

Fenotipul plantelor infectate 

P. halstedii poate induce trei tipuri de infecţie (sistemică, locală şi latentă), în funcţie 

de vîrsta ţesutului, volumul inoculului, condiţiile de mediu (umiditate şi temperatură) 

şi de tipul soiului [49]. 

Plantele sistemic infectate sunt stagnate în creştere, au frunze de culoare verde 

deschisă sau cu pătarea clorotică, care se întinde de-a lungul nervurilor principale şi a 

limbului foliar (fi g. 3A şi 4A). Producţia de biomasă a părţilor vegetative şi generative 

ale plantei se reduce semnifi cativ [50]. Frunzele tinere ale plantelor grav afectate devin 

adesea clorotice în întregime, deformate în partea de jos, sunt rigide şi groase (fi g. 

3B). În condiţii de umeditate sporită se observă creşterea pufului alb - sporangiofori şi 

sporangiile patogenului care se dezvoltă pe partea inferioară a frunzelor. Poziţionarea 

acestora corespunde strict zonelor clorotice pe suprafaţa superioară a frunzelor. Având 

în vedere scurtarea internodurilor, fl oarea-soarelui infectată sistemic de mană are 

adesea un aspect fenotipic asemănător cu varza. 

Calatidiile plantelor de fl oarea-soarelui infectate au dimensiuni reduse, sunt 

întoarse în sus (calatidiu orizontal), sunt lipsite sau au un număr limitat de seminţe cu 

viabilitate mică. Sistemul radicular al fl orii-soarelui atacat de mană este slab dezvoltat, 

cu o micşorare în formarea rădăcinelor secundare şi de o culoare maro-închis pe 

suprafaţa lor. Alte simptome asociate cu infecţii sistemice, mai rar întîlnite, includ 

ofi lirea şi mucegăirea plantulelor, decolorarea tulpinilor şi/sau calatidiului, alteraţii la 

nivelul infl orescenţei, răsucirea, deformarea frunzelor (fi g. 4C) şi formarea cecidiilor 

bazale [1; 47]. 

26



Fig. 3. Diversitatea simptomelor produse de mana P. halstedii la fl oarea- soarelui. 

A– plante cultivate în cîmp, cloroza frunzelor, nanism, calatidiu orizontal. B – cloroza frunzelor 

la plantule în faza de două perechi de frunze. C – Sporulaţia la suprafaţă a cotiledoanelor 

inoculate în condiţii artifi ciale cu P. halstedii. D – Sporulaţia pe tulpina plantulei la nivelul 

solului observată în seră [1]. 

Mai mult ca atît, infecţiile sistemice produse de mana pot fi localizate în rădăcină 

şi pe ţesuturile bazale ale tulpinii la unele combinaţii de gazdă-patogen sub anumite 

condiţii [28; 58]. În condiţii umede, astfel de infecţii sunt caracterizate prin sporulaţie 

albă pe frunze cotiledonale şi tulpini (fi g. 3C şi D). 

Infecţia locală a frunzelor apare frecvent, dar de obicei nu atrage prea multă atenţie. 

Ca rezultat, pe frunze apar pete de culoare verde-deschisă, mici, unghiulare, delimitate 

de nervuri. În condiţii de umiditate relativ ridicată, pe suprafaţa inferioară a frunzelor 

se dezvoltă puf (sporulaţie) (fi g. 4B). Într-o etapă ulterioară, ţesutul plantei gazdă se 

necrotizează lăsând leziuni maronii de frunze. Pentru o perioadă lungă de timp a fost 

ignorat faptul că infecţiile locale pot provoca infecţii sistemice, creşterea patogenului 

prin peţioli în tulpină [47]. Astfel, observaţiile făcute în Germania, în anul 1999, au 

demonstrat că patogenul a reuşit să invadeze peţiolul şi să ducă la propagarea infecţiei 

sistemice în părţile superioare a plantelor în 8% de plante cu infecţii locale [49]. 

Infecţia latentă decurge fără simptome şi plantele afectate nu pot fi recunoscute prin 

analiza aspectului exterior. 

Infecţia latentă poate apărea în partea subterană a plantelor, care sunt capabile să 

controleze invadarea patogenului prin stoparea extinderii infecţiei de la rădăcini şi 

hipocotil în epicotil sau de la infecţiile întârziate în timpul stadiului de înfl orire, când 

creşterea părţilor vegetative s-a terminat şi, prin urmare, simptomele sunt invizibile. 

Primul tip este tipic pentru unele genotipuri de fl oarea-soarelui aşa-numite rezistente 

(care permit uneori sporulaţia pe hipocotil şi cotiledoane [52]. 

27



Fig. 4. Simptomele produse de mana P. halstedii în condiţii de cîmp. A – plantă 

sănătoasă şi plantă infectată de mana, stagnată în creştere; B – devoltarea sporulaţiei pe partea 

inferioară a frunzelor; C – cloroza şi deformarea frunzelor. (Laboratorul Genomică, Centrul 

universitar Biologie Moleculară, UnAŞM, experienţa în cîmp, 2011). 

Cel de al doilea duce la contaminarea seminţelor şi, ca urmare sistemului de 

reglare fi tohormonală, poate fi recunoscut prin descompunerea întîrziată de clorofi lă 

şi inhibarea reacţiei gravitropice a calatidiului în timpul îmbătrânirii [49]. Trebuie de 

remarcat faptul că în ambele cazuri, agentul patogen rămâne viabil şi este capabil să 

fi nalizeze ciclul vital prin reproducerea sexuată, formînd oospori [23]. 

Diversitatea raselor de mană 

Mana P. halstedii prezintă variaţii considerabile a nivelului de virulenţă în cazul 

infectării liniilor de fl oarea-soarelui. Actualmente, sunt izolate şi cunoscute în lume 35 

rase ale patogenului [19]. 

Pentru caracterizarea profi lului virulenţei tulpinilor manei, fi topatologii şi 

geneticienii utilizează linii diferenţiatoare, care conţin genele majore asociate cu 

rezistenţa dominantă. Reacţia genotipurilor în teste pe lăstari [52] asigură posibilitatea 

de a grupa izolate în funcţie de patotip (toate tulpinele cu un pattern de virulenţă 

comun). Pentru simplifi carea procedurii de identifi care a raselor [21] a fost propusă 

utilizarea sistemului nomenclator defi nit de Limpert şi Muller în 1994 [26]. Acest 

nomenclator, aprobat în anul 2000, a deschis posibilitatea de determinare a virulenţei 

tulpinilor manei în baza de nouă linii diferenţiatoare grupate în trei seturi [52]. Astfel, 

dacă primul diferenţiator este sensibil, contribuie cu „1” la codul respectiv, iar dacă a 

doua linie este sensibilă, contribuie cu „2”. Dacă a treia linie dintr-un set este sensibilă, 

ea contribuie cu „4”, deoarece valoarea „3” ar rezulta, de asemenea, când prima şi a 

doua linie sunt sensibile. În cazul, cînd toate trei liniile dintr-un set sunt sensibile, codul 

de virulenţă pentru acesta devine „7”. Dacă toţi cei 9 diferenţiatori sunt sensibili, codul 

izolatei respective va fi „777”. Avantajul acestui sistem este determinat de faptul că, 

doar cei 9 diferenţiatori şi ordinea lor în cele trei seturi trebuie memorate, iar formula 

de virulenţă rezultată este formată doar din trei cifre [64]. Rasele principale identifi cate 

sunt prezentate în tabelul 1. 

Această clasifi care este utilă din punct de vedere practic, însă nu este adaptată 

pentru relevarea variaţiilor genetice minore sau prezenţei raselor minore în izolate. 

Totodată, se fac investigaţii privind clasifi carea genetică a raselor cunoscute. 

28



Tabelul 1. Rasele principale ale manii identifi cate în lume şi reacţia liniilor 

diferenţiatoare [21; 52]. 

D1 D2 D3 D4 D5 D6 D7 D8 D9 

Rase HA304 RHA265 RHA274 PMI3 PM17 803.1 HAR4 QHP1 HA335 

100 S R R R R R R R R 

300 S S R R R R R R R 

304 S S R R R R R R S 

307 S S R R R R S S S 

314 S S R S R R R R S 

330 S S R S S R R R R 

334 S S R S S R R R S 

700 S S S R R R R R R 

703 S S S R R R S S R 

704 S S S R R R R R S 

707 S S S R R R S S S 

710 S S S S R R R R R 

714 S S S S R R R R S 

717 S S S S R R S S S 

730 S S S S S R R R R 

770 S S S S S S R R R 

774 S S S S S S R R S 

O încercare de a caracteriza variabilitatea moleculară a manii a fost făcută de 

Roeckel-Drevet şi colaboratorii în 2003, analizînd prin tehnica RAPD (Random 

Amplifi ed Polymorphic DNA) cu 21 primeri 77 izolate din 12 ţări de pe patru 

continente. Rezultatele acestui studiu au constituit primul raport privind diversitatea 

genetică a patogenului evaluat la nivel internaţional. Analiza statistică a demonstrat că 

nu există corelaţie între gruparea izolatelor şi rasa sau originea geografi că a acestora, 

fapt care poate fi explicat prin apariţia lor recentă determinată de efectul de „strangulare 

a populaţiei” [44; 46]. Prin tehnicile moleculare aplicate la etapa timpurie a studiului 

diversităţii genetice a patogenului, precum sunt RFLP (Restriction Fragments Length 

Polymorphism) [5], RAPD [6; 44] şi ISSR (Inter-Simple Sequence Repeat) [22] s-a 

reuşit identifi carea diversităţii genetice între probele investigate, dar au fost diferenţiate 

populaţiile doar la nivel intraspecifi c [60]. 

Numeroase investigaţii privind caracterizarea genetică a raselor manii se desfăşoară 

în Franţa. Astfel, Giresse şi colaboratorii în 2007 a elaborat 12 markeri SNP (Single- 

Nucleotide Polymorphism), care pot fi aplicaţi pentru genotiparea fi nă a izolatelor 

din leziunile cu sporulaţie [16]. Utilizînd combinaţiile acestor markeri Delmotte şi 

colaboratorii în 2008 au analizat 24 izolate individuale, care includ 14 rase întîlnite 

în Franţa. Datele obţinute au demonstrat o corelaţie puternică între structura genetică 

şi fenotipică a populaţiilor studiate, indicînd faptul că cele 14 rase sunt încadrate în 

trei grupe distincte. Fiecare grup include una din cele trei rase majore din Franţa 100, 

703 şi 710. De asemenea, nivelul scăzut de heterozigoţie denotă faptul că P. halstedii 

este o specie homotalică [12]. Cu toate acestea, cercetările respective pun în evidenţă 

doar structura genetică a populaţiilor patogenului şi nu furnizează nici o informaţie 

funcţională privind profi lurile patogenetice [12; 60]. 

29



Astfel, în Franţa de la începutul anilor 1960 pînă la sfîrşitul anilor 1980, a fost 

identifi cată doar rasa 100 (cunoscută şi ca rasa 1 sau rasa Europeană). În 1988-1989, au 

fost descoperite două rase noi: rasa 703 şi 710 [9]. Toţi hibrizii comerciali utilizaţi în 

acea perioadă au manifestat susceptibilitate faţă de rasele 703 şi 710. Începînd cu 1995, 

în Franţa au fost identifi cate 11 rase : 300 şi 700 (în 1995), 304 (în 2000), 314 (în 2001), 

307, 704 şi 714 (în 2002), 334, 707 şi 717 (în 2004) şi 730 (în 2005) [12; 53]. 

Evoluţia rapidă a populaţiilor P. halstedii în ultimii zece ani [19] indică asupra 

necesităţii de optimizare a nomenclaturii actuale. 

Genele de rezistenţă şi markerii moleculari asociaţi cu rezistenţa 

fl orii-soarelui la mana 

Interacţiunea dintre fl oarea-soarelui şi P. halstedii poate fi descrisă ca o relaţie 

tipică genă-pentru-genă unde patotipurile patogenului au caracter de virulenţă diferit 

şi pot întâlni genotipuri de fl oarea-soarelui cu sau fără gena/gene de rezistenţă efective 

împotriva lor. Cu toate că genetica rezistenţei fl orii-soarelui la P. halstedii are o istorie de 

cercetare lungă şi o serie de gene Pl sunt identifi cate şi încorporate în soiurile rezistente 

la mana, au rămas multe întrebări nerezolvate, elucidarea cărora va permite controlul 

efi cient al acestei boli devastatoare pe termen îndelungat. Actualmente, cercetătorii 

din diferite ţări lucrează pentru a înţelege mai bine mecanismul, precum şi baza 

genetico-moleculară a rezistenţei, selectând gene sau clustere de gene noi care conferă 

rezistenţă şi genotipurile de interes cu ajutorul markerilor moleculari în programe de 

ameliorare şi încercînd să descopere modalităţi alternative de asigurare a rezistenţei la 

fl oarea-soarelui [60]. 

Ameliorarea pentru rezistenţă la mană a fost iniţiată la VNIIMK-Krasnodar, prin 

încrucişarea topinamburului (H. tuberosus var. purpurellus) ca formă maternă, cu soiul 

VNIIMK 8931 [37; 38; 40]. Cu toate difi cultăţile referitoare la menţinerea rezistenţei 

în generaţiile avansate de back-cross, s-au obţinut unele forme hibride rezistente, care 

au stat la baza creării unor soiuri de fl oarea-soarelui cu conţinut ridicat de ulei. Astfel, 

soiurile Novinka şi Progress, obţinute de G.V. Pustovoit şi colaboratorii în 1976 prin 

încrucişarea interspecifi că, conţin o genă dominantă de rezistenţa la mană, provenită 

de la H. tuberosus [39; 40]. 

Toate genele de rezistenţă identifi cate până în prezent sunt gene simple, dominante, 

fi ind specifi ce pentru determinarea diferitelor rase de mană. Genele de rezistenţă la 

mană pot fi uşor transferate în genotipurile sensibile, dar valoroase din punct de vedere 

agronomic, pentru crearea de linii izogenice sau surse noi de germoplasmă. Transferarea 

se face prin metoda back-cross, linia iniţială fi ind folosită întotdeauna ca formă maternă. 

După fi ecare generaţie de back-cross se fac testări artifi ciale cu inocul de la izolatele 

raselor pentru care se face selecţia. Genele Pl pot fi transferate în genotipul uneia din 

liniile parentale care formează hibrizii simpli de fl oarea-soarelui, de preferinţă linia 

maternă androsterilă, realizându-se astfel hibrizi rezistenţi la atacul P. halstedii [64]. 

În anii 90 au fost depuse eforturi considerabile pentru determinarea localizării genelor 

de rezistenţă în cadrul genomului fl orii-soarelui şi de a aplica cunoştinţe respective 

în ameliorare [60]. Actualmente, sunt cunoscute mai mult de 20 gene de rezistenţă 

majore Pl, dintre care zece au fost cartate. Unsprezece gene Pl au fost localizate pe 

hărţi de linkaj cu ajutorul markerilor moleculari [3; 4; 7; 8; 10; 13; 14; 15; 27; 31; 32; 

36; 41; 42; 45; 54]. 

30



Similar cu alte gene de rezistenţă la plante, genele Pl de la fl oarea-soarelui sunt 

aranjate în clustere în cadrul grupelor de linkaj. Două clustere majore sunt localizate în 

grupul de linkaj 8 şi 13 pe harta publică a markerilor microsateliţi. Un cluster ce conţine 

Pl 1 , Pl 2 , Pl 6 , Pl 7 şi Pl 15 a fost cartat în grupul de linkaj 8 al hărţii de linkaj SSR (Simple 

Sequence Repeat), elaborate de Yu şi colaboratorii în 2003 [4; 7; 10; 15; 31; 43; 45; 48; 

54; 62]. Cel de al doilea cluster major, care conţine Pl 5 şi Pl 8 a fost localizat în grupul 

de linkaj 13 al hărţii de linkaj SSR, elaborate de Yu şi colaboratorii în 2003 [4; 42; 62]. 

În grupul de linkaj 1 al hărţii genetice elaborate de Tang şi colaboratorii în 2003 [51] de 

asemenea au fost localizate gene Pl, inclusiv Pl Arg de la H. argophyllus ARG-1575-2 şi 

Pl 13 de la HA-R5, la fel ca şi Pl 14 de la 29004, linia de la Advanta Semillas S.A.I.C [3; 

13; 32; 42]. Gena Pl Arg este localizată în acest grup de linkaj, însă într-o regiune diferită 

de gene Pl 13 şi Pl 14 . Pentru genele din grupul de linkaj 1 nu este clar dacă acestea sunt 

gene singulare sau sunt organizate în clustere care asigură rezistenţă faţă de mai multe 

rase a patogenului [32; 61]. 

Markerii strîns linkaţi cu genele Pl au fost elaboraţi în cazul mai multor gene. 

Cartarea moleculară a genelor Pl 1 , Pl 2 şi Pl 6 a relevat localizarea în vecinătate acestor 

trei gene [31; 45; 54]. Vear şi colaboratorii în 1997 a arătat că locusul Pl 6 este compus 

din cel puţin 2 gene strîns linkate, prezentînd astfel un locus complex. Locusul Pl 2 

posibil este o parte a locusului complex Pl 6 sau locusul Pl 2 însă reprezintă un cluster 

de gene [54]. Brahm şi colaboratorii în 2000 au identifi cat nouă markeri RAPD şi 

doi markeri AFLP (Amplifi ed Fragments Length Polymorphism) pentru locusul 

Pl 2 , care de asemenea pot fi aplicaţi în selecţia privind locusul Pl 6 . Markerii RAPD 

OPAA14 750 şi OPAC20 831 şi markerul AFLP E35M48-3 sunt linkaţi cu gena Pl 2 la o 

distanţă de 2 cM [8]. 

Marker CAPS (Cleaved Amplifi ed Polymorphic Sequence) pentru locus Ha-4W2, 

linkat cu gena Pl 1 a fost elaborat de către Gedil şi coautorii în 2001. Liniile sensibile la 

mana (HA89 şi HA372) nu dispuneau de un fragment de 276 pb obţinut în urma restricţiei 

cu enzima Tsp509I, care a fost prezent la liniile rezistente la P. helianthi (HA370, 335, 

336, 337, 338 şi 339). Deşi markerii genetici pentru Ha-4W2 pot fi utilizaţi în process 

de selecţie asistată de markeri, gena (RGC – Resistance Gene Candidate) detectată de 

marker CAPS a fost exclusă ca o genă candidat pentru Pl 1 . [14] Alţi markeri linkaţi cu 

gena Pl 1 sunt ORS1043 şi ORS166 la distanţa de 3.4 cM [48]. Markerul ORS166 de 

asemenea a fost linkat cu locusul Pl 15 la o distanţă de 3.4 cM [10]. 

Secvenţierea a 13 markeri STS (Sequenced Tagged Sites) afl aţi la distanţa genetică 

de 0.0–1.4 cM de la locusul Pl 6 a pus în evidenţă existenţa genelor de rezistenţă 

conservative din clasa toll-interleukin1 receptor-nucleotide binding site-leucine rich 

repeat (TIR-NBS-LRR) [7]. De asemenea, au fost elaboraţi 14 STS (sequence tagged 

sites) markeri în cadrul locusului Pl 5 /Pl 8 , care asigură rezistenţă la un spectru larg de 

rase P. halstedii. Aceşti markeri au fost obţinuţi în urma clonării şi cartării a două 

gene de rezistenţă analoage (RGA) din clasa CC-NBC-LRR. Locusul Pl 5 /Pl 8 aparţine 

grupului de linkaj 6 [42]. 

Pankovic şi colaboratorii în 2007 au elaborat doi markeri CAPS, care segregă cu 

gena Pl 6 [36]. Recent, de către Mulpuri şi coautorii (2009) a fost stabilită poziţia genei 

Pl 13 în grupa de linkaj 1, fl ancată de marker SSR dominant ORS1008 pe de o parte, la o 

distanţă de 0,9 cM şi ORS 965-1 pe de altă parte la o distanţă de 5,8 cM. Aceşti markeri 

31



strîns linkaţi cu gena Pl şi sunt recomandaţi de către autori pentru selecţia genotipurilor 

13 

rezistente în cadrul programelor de ameliorare a fl orii-soarelui. De asemenea, autorii 

au elaborat 6 perechi de primeri de tip STS în baza markerilor RFLP, dintre care una 

STS10D6 a generat profi l polimorf între genotipurile rezistente şi sensibile şi poate fi 

utilizată în calitate de marker molecular codominant pentru genă Pl [32]. 13 

Pînă în prezent, au fost descrişi markeri SSR şi EST-SSR (Expressed Sequence 

Tags-Simple Sequence Repeats) linkaţi cu gena Pl şi NBS-LRR, care codifi că gene 

Arg 

candidate de rezistenţă RGC fl ancante cu genele Pl , Pl şi Pl [3; 61]. Aceşti markeri 

Arg 8 14 

vor facilita procesul de selecţie asistată de markeri şi piramidizarea genelor de rezistenţă, 

care este considerată una din cele mai efi ciente metode de sporire a rezistenţei plantelor 

de cultură [29; 30]. 

Bibliografi e 

1. Diagnostics - Diagnostic: Plasmopara halstedii. // Bulletin OEPP/EPPO Bulletin, 

2008, vol. 38, p. 343–348. 

2. Sunfl ower downy mildew. // Plant Quarantine Leafl et, 1981, No. 13. Commonwealth 

Department of Health, Canberra, Australia. 

3. Bachlava E., Radwan O.E., Abratti G. et al. Downy mildew (Pl8 and Pl14) and rust 

(Radv) resistance genes reside in close proximity to tandemly duplicated clusters of non-TIRlike 

NBS-LRR-encoding genes on sunfl ower chromosomes 1 and 13. // TAG, 2011, vol. 122, 

p. 1211–1221. 

4. Bert P.F., De Labrouhe D.T., Philippon J. et al. Identifi cation of a second linkage group 

carrying genes controlling resistance to downy mildew ( Plasmopara halstedii) in sunfl ower 

(Helianthus annuus L.). // TAG, 2001, vol. 103, p. 992–997. 

5. Borovkov A. Y. and McClean P. E. A tandemly repeated sequence from the Plasmopara 

halstedii genome. // Gene, 1993, vol. 123, p. 127–130. 

6. Borovkova I. G., Borovkov A. Y., McClean P. E. et al. Restriction fragment length 

polymorphisms and RAPD markers in DNA of Plasmopara halstedii, the downy mildew fungus 

of sunfl ower. // Proceedings of the 13th International Sunfl ower Conference, Pisa, Italy, 1992, 

p. 1420–1425. 

7. Bouzidi M.F., Badaoui S., Cambon F. et al. Molecular analysis of a major locus for 

resistance to downy mildew in sunfl ower with specifi c PCR-based markers. // TAG, 2002, vol. 

104, p. 592–560. 

8. Brahm L., Röcher T., Friedt W. PCR-based markers facilitating marker assisted selection 

in sunfl ower for resistance to downy mildew. // Crop Sci., 2000, vol. 40, p. 676–682. 

9. De Guenin M. C. Mildew on sunfl ower: a newly reappeared disease. // Phytoma, 1990, 

p. 26-30. 

10. de Romano A.B., Romano C., Bulos M. et al. A new gene for resistance to downy 

mildew in sunfl ower. // In: Proc. Int. Symposium “Sunfl ower breeding on resistance to diseases”, 

Krasnodar, Russia, 2010, p. 141-146. 

11. Delanoë D. Biologie et épidémiologie du mildiou du tournesol (Plasmopara helianthi 

Novot.). // CETIOM Informations Techniques, 1972, vol. 29, p. 1-49. 

12. Delmotte F., Giresse X., Richard-Cervera S. et al. Single nucleotide polymorphisms 

reveal multiple introductions into France of Plasmopara halstedii, the plant pathogen causing 

sunfl ower downy mildew. Infection, Genetics and Evolution, 2008, vol. 8, p. 534–540. 

13. Dußle C.M., Hahn V., Knapp S.J. and Bauer E. PlArg from Helianthus argophyllus is 

unlinked to other known downy mildew resistance genes in sunfl ower. // TAG, 2004, vol. 109, 

p. 1083–1086. 

14. Gedil M.A., Slabaugh M.B., Berry S. et al. Candidate disease resistance genes in 

32



sunfl ower cloned using conserved nucleotide binding site motifs: genetic mapping and linkage 

to downy mildew resistance gene Pl1. // Genome, 2001, vol. 44, p. 205–212. 

15. Gentzbittel L., Mouzeyar F., Badaoui S. et al. Cloning of molecular markers for disease 

resistance in sunfl ower, Helianthus annuus L. // TAG, 1998, vol. 96, p. 519–525. 

16. Giresse X., De Labrouhe D. T. and Richard-Cervera S. Twelve polymorphic expressed 

sequence tags-derived markers for Plasmopara halstedii, the causal agent of sunfl ower downy 

mildew. // Molecular Ecology Notes, 2007, vol. 7, p. 1363–1365. 

17. Grenville-Briggs L. J., Avrova A., Bruce C. R. et al. Elevated amino acid biosynthesis 

in Phytophthora infestans during appressorium formation and potato infection. // Fungal Genet. 

Biol., 2005, vol. 42, p. 244–256. 

18. Grenville-Briggs L. J. and van West P. The Biotrophic Stages of Oomycete–Plant 

Interactions. // Adv. in Appl. Micr., 2005, vol. 57, p. 213-243. 

19. Gulya T. J. Distribution of Plasmopara halstedii races from sunfl ower around the 

world. // In: Advances in Downy Mildew Research, Palacky University and JOLA Publishers, 

2007, vol. 3, p. 121–134. 

20. Gulya T.J., Sackston W.E., Virányi F. et al. New races of the sunfl ower downy mildew 

pathogen ( Plasmopara halstedii) in Europe and North and South America. // Journal of 

Phytopathology, 1991, vol. 132, p. 303-311. 

21. Gulya T.J., Tourvieille De Labrouhe D., Masirevic S. et al. Proposal for standardized 

nomenclature and identifi cation of races of Plasmopara halstedii (sunfl ower downy mildew). // 

In: Proceedings of the ISA Symposium III, Sunfl ower Downy Mildew, Fargo, ND, USA, 1998, 

p. 130-136. 

22. Intelmann F. and Spring O. Analysis of total DNA by minisatellite and simple-sequence 

repeat primers for the use of population studies in Plasmopara halstedii. // Can. J. Microbiol., 

2002, vol. 48, p. 555–559. 

23. Heller A., Rozynek B. and Spring O. Cytological and physiological reasons for the 

latent type of infection in sunfl ower caused by Plasmopara halstedii. Journal of Phytopathology, 

1997, vol. 145, p. 441–445. 

24. Koch E. and Slusarenko A. Arabidopsis is susceptible to infection by a downy mildew 

fungus. // Plant Cell, 1990, vol. 2, p. 437–445. 

25. Kolte S.J. Diseases of annual edible oilseed crops. // Sunfl ower, saffl ower & nigerseed 

diseases. CRC Press, Inc., Boca Raton, USA. 1985. Vol. 3. 

26. Limpert E., Müller K. Designation of pathotypes of plant pathogens. // J. Phytopath., 

1994, vol. 140, p. 346-358. 

27. Liu Z., Gulya T. J., Seiler G. J. et al. Molecular mapping of the Pl16 downy mildew 

resistance gene from HA-R4 to facilitate marker-assisted selection in sunfl ower. // TAG, 2012, 

vol. 125, p.121–131. 

28. Ljubich A., Gulya T.J. Cotyledon-limited systemic downy mildew infection. // 

Proceedings of 1988 Sunfl ower Research Workshop, Bismarck, USA, National Sunfl ower 

Association, 1988, p. 9. 

29. McHale L.K., Truco M.J., Kozik A. et al. The genomic architecture of disease resistance 

in lettuce. // TAG, 2009, vol. 118, p. 565–580. 

30. Michelmore R.W. The impact zone: genomics and breeding for durable disease 

resistance. // Curr. Opin. Plant Biol., 2003, vol. 6, p. 397–404. 

31. Mouzeyar S., Roeckel-Drevet P., Gentzbittel L. et al. RFLP and RAPD mapping of 

the sunfl ower Pl1 locus for resistance to Plasmopara halstedii race 1. // TAG, 1995, vol. 91, p. 

733–737. 

32. Mulpuri S., Liu Z., Feng J. et al. Inheritance and molecular mapping of a downy mildew 

resistance gene, Pl13 in cultivated sunfl ower (Helianthus annuus L.). // TAG, 2009, vol. 119, 

p. 795–803. 

33



33. Novotel’nova N.S. Downy mildew of sunfl ower. // Nauka, Moscow, Russia, 

1966. 150 pp. 

34. Oros G. Differential responses of Plasmopara halstedii developmental forms to 

various steroid alkaloids. // Int. J. Life Sci., 2010, vol. 4, p. 1-15. 

35. Paniego N., Heinz R., Fernandez P. et al. Sunfl ower. // In Genome Mapping and 

Molecular Breeding in Plants. Edited by: Kole C. Berlin Heidelberg: Springer-Verlag, 2007, 

vol. 2, p. 153-177. 

36. Panković T.D., Radovanović T.N., Jocić T.S. et al. Development of co-dominant 

amplifi ed polymorphic sequence markers for resistance of sunfl ower to downy mildew race 

730. // Plant Breed., 2007, vol. 126, p. 440–444. 

37. Pustovoit G.V. 

Selekcija podsolnetcnika na gruppovoi immunitet metodom. 

medzvidovoi gibridizacii. // Маsl. i efi romaslitcnoi kulturii, Моsкvа, 1963, p. 75-92. 

38. Pustovoit G.V. Interspecies hybridization as a method of sunfl ower selection on group 

immunity. // Genetika, 1966, vol. 2, p. 59-69. 

39. Pustovoit G. V., Krokhin E.Y. Inheritance of resistance in interspecifi c hybrids of 

sunfl ower to downy mildew // Skh. Biol., 1977, vol. 12, p. 231-236. 

40. Pustovoit G.V., Ilatovsky V.P., Slyusar E.L. Results and prospects of sunfl ower 

breeding for group immunity by interspecifi c hybridization. // Proc. of the 7th Intl. sunfl ower 

Conf., Krasnodar, Russia, 1976, p. 193-204. 

41. Radwan O., Bouzidi M.F., Vear F. et al. Identifi cation of non-TIR-NBS-LRR markers 

linked to the Pl5/Pl8 locus for resistance to downy mildew in sunfl ower. // TAG, 2003, vol. 106, 

p. 1438–1446. 

42. Radwan O., Bouzidi M. F., Nicolas P. and Mouzeyar S. Development of PCR markers 

for the Pl5/Pl8 locus for resistance to Plasmopara halstedii in sunfl ower Helianthus annuus L. 

from complete CC-NBS-LRR sequences. // T AG, 2004, vol. 109, p. 176–185. 

43. Radwan O., Gandhi S., Heesacker A. et al. Genetic diversity and genomic distribution 

of homologs encoding NBS-LRR disease resistance proteins in sunfl ower. // Mol. Genet. 

Genomics, 2008, vol. 280, p. 111–125. 

44. Roeckel-Drevet P., Coelho V., Tourvieille J. et al. 

Lack of genetic variability in french 

identifi ed races of Plasmopara halstedii, the cause of downy mildew in sunfl ower Helianthus 

annuus. // Can. J. Microbiol., 1997, vol. 43, p. 260–263. 

45. Roeckel-Drevet P., Gagne G., Mouzeyar S. et al. Colocation of downy mildew 

(Plasmopara halstedii) resistance genes in sunfl ower ( Helianthus annuus L.). // Euphytica, 

1996, vol. 91, p. 225–228. 

46. Roeckel-Drevet P., Tourvieille J., Gulya T.J. et al. Molecular variability of sunfl ower 

downy mildew, Plasmopara halstedii, from different continents. // Can. J. Microbiol., 2003, vol. 

49, p. 492–502. 

47. Sackston W.E. Downy mildew of sunfl ower. // In: The downy mildews (Ed. by Spencer 

D.M.), Academic Press, London, UK, 1981, p. 545-575. 

48. Slabaugh M.B., Yu J.K., Tang S. et al. Haplotyping and mapping a large cluster of 

downy mildew resistance gene candidates in sunfl ower using multilocus intron fragment length 

polymorphisms. // Plant Biotechnol. J., 2003, vol. 1, p. 167–185. 

49. Spring O. Non-systemic infections of sunfl ower with Plasmopara halstedii and their 

putative role in the distribution of the pathogen. // Journal of Plant Diseases and Protection, 

2001, vol. 108, p. 329–336. 

50. Spring O., Benz A. and Faust V. Impact of downy mildew infection on the development 

and metabolism of sunfl ower. // Zeitung für Pfl anzenkrankheiten und Pfl anzenschutz, 1991, vol. 

98, p. 597 – 604. 

51. Tang S., Kishore V.K., Knapp S.J. PCR-multiplexes for a genome-wide framework of 

simple sequence repeat marker loci in cultivated sunfl ower. // TAG, 2003, vol. 107, p. 6–19. 

34



ВЛИЯНИЕ НОРМОБАРИЧЕСКОЙ ГИПОКСИИ НА 

МОДУЛЯЦИЮ КРОВОТОКА В СИСТЕМЕ МИКРОЦИРКУЛЯЦИИ 

Каратерзи Г.И. 

Fiziologia şi Samocreatologia 


Rezumat 

Prin metoda Laser-Doppler fl oumetriei au fost studiaţi indicii microcirculaţiei a 15 

voluntari, condiţionat sănătoşi, în procesul antrenării acestora în condiţii de hipoxie 

normobarică. S-a demonstrat că la o hipoxie mai puţin exprimată predomină variabilitatea 

indicilor microcirculaţiei, în timp ce la un nivel mai înalt al hipoxiei are loc o sincronizare 

destul de înaltă a modifi cărilor. Majorarea indicilor amplitudinei maximale a oscilaţiilor 

respiratorii (А max HF), a undelor pulsatile (А max CF) şi a oscilaţiilor de frecvenţă joasă 

(А max LF) poate servi ca marcher a suprasolicitării funcţionale, fapt ce permite selectarea 

individuală a regimului sanogen al antrenării în condiţiile hipoxiei normobarice. 

Cuvinte-cheie: hipoxie normobarică – microcirculaţie – regim sanogen – variabilitate a 

indicilor – fl oumetrie. 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă:Caraterzi Galina, Institutul de Fiziologie şi Sanocreatologie 

al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str. Academiei, 1, MD-2028 Chişinău, Republica 

Moldova, e-mail: caraterzigalina@gmail.com, tel. (+373 22) 737138. 

В настоящее время эффективность нормобарической гипоксической 

тренировки не вызывает сомнений [11, 12, 13, 16, 22, 25]. В процессе адаптации 

к гипоксии организм включает механизмы, противодействующие развитию 

тканевой гипоксии, и со временем использует возникающие при этом изменения 

с большей эффективностью не только для сохранения гомеостаза, но и для 

функционально-структурного совершенствования при различных стрессогенных 

воздействиях. Подтверждением этому также служат представленные нами 

ранее данные о влиянии НГТ (нормобарической гипоксической тренировки) на 

кардиореспираторную систему [14, 24]. 

В сложном комплексе компенсаторно-приспособительных реакций организма 

при гипоксии немаловажную роль играет и система микроциркуляции. В 

настоящее время считается установленным, что сосуды микроциркуляции 

отвечают на воздействия внешних факторов и изменения внутренней среды 

43



организма как целостная система [2]. Применение неинвазивного метода лазерной 

допплеровской флоуметрии (ЛДФ) для оценки капиллярного кровотока позволяет 

подойти к изучению механизмов действия на организм человека такого фактора, 

как нормобарическая гипоксия. Это относительно новый метод исследования 

микроциркуляции, в основе которого лежит регистрация изменения потока 

крови в микроциркуляторном русле (флоуметрия) при помощи зондирования 

ткани лазерным излучением с последующей обработкой отраженного от 

ткани излучения, основанный на эффекте Доплера [21]. ЛДФ обеспечивает 

возможность детального анализа состояния микроциркуляции, базированного 

на выделении ритмических составляющих гемодинамических потоков в тканях. 

Метод позволяет не только оценить уровень периферической перфузии, но и 

выявить особенности активной и пассивной регуляции тканевого кровотока в 

микроциркуляторном русле [6], что важно при дифференцированном подборе 

определенного гипоксического режима. Это побудило нас к изучению влияния 

разработанного нами режима НГТ на специфику модуляции кровотока в системе 

микроциркуляции. 

Материалы и методы 

Обследуемый контингент составили 15 условно здоровых добровольцев 

(13 мужчин, 2 женщины, N=15) в возрасте от 21 до 35 лет, которые были 

проинформированы о целях и методе исследования и дали свое письменное 

согласие. Все участники прошли курс НГТ, включающий дыхание газовой 

гипоксической смесью (ГГС). Гипоксия вызывалась ГГС с различным 

содержанием кислорода (первый день – 19%; второй, третий – 17%; четвертый, 

пятый – 15%; с шестого по десятый день – 12%), создаваемая при помощи 

оригинальной установки нормобарической газовой гипоксии, разработанной в 

Институте физиологии и санокреатологии АН Молдовы. Установка содержит 

многоканальный газоанализатор, позволяющий осуществлять контроль 

содержания кислорода в газовой смеси. Исследуемые помещались в биологотехнические 

боксы, подключенные к системе автоматической подачи газовой 

смеси. Сеансы осуществлялись ежедневно в течение 10 дней, продолжительностью 

30 минут. Особенности изменения микроциркуляторного русла под влиянием 

гипоксии изучали с помощью прибора ЛАКК-02 (НПП «Лазма», Россия). Для 

регистрации лазерных допплеровских флоуграмм в качестве датчиков ЛДФсигнала 

применялся оптический зонд, излучающий в красном (Кр) диапазоне 

(гелий-неоновый лазер, глубина проникновения около 1 мм). Датчик Кр-канала 

устанавливался на наружной поверхности предплечья левой руки в точке на 4 

см выше основания шиловидных отростков локтевой и лучевой костей. Выбор 

этой зоны обусловлен тем, что, по мнению некоторых авторов, она является 

обобщающей для оценки состояния микроциркуляторного русла и потому 

всегда рекомендуется для исследования, а именно: бедна артерио-венулярными 

анастомозами (АВА), поэтому в большей степени отражает кровоток в нутритивном 

русле; она является зоной Захарьина-Геда для сердца; кровоток в этой области 

меньше подвержен внешним воздействиям, по сравнению с областями, богатыми 

АВА [19, 20, 21]. Для записи ЛДФ-граммы датчик анализатора устанавливали 

с помощью штатива для избежания регистрации артефактов и фиксировали 

44



неподвижно к месту исследования с помощью пластыря. Условия проведения 

исследования были следующие: регистрация ЛДФ-сигнала ежедневно до и после 

гипоксических сеансов в одинаковый временной утренний промежуток, время 

записи 3 мин, температура воздуха в помещении 22-24ºС, положение испытуемых 

сидя, кисть – на уровне сердца. 

С помощью компьютерной программы обработки ЛДФ-граммы определяли 

следующие характеристики микроциркуляции: 

ПМ - усредненный параметр микроциркуляции, регистрируемый в 

относительных перфузионных единицах (перф.ед), отражает степень перфузии 

единицы объема ткани за единицу времени, преимущественно эритроцитарной 

фракцией, и позволяет проследить ее динамику при реакции кровотока на 

различные воздействия [5]; 

СКО - среднее квадратичное отклонение (σ), отражающее временную 

изменчивость потока эритроцитов; 

К v - коэффициент вариации, выступающий интегративным показателем между 

перфузией ткани и величиной ее изменчивости. 

Далее проводился анализ амплитудно-частотного спектра (АЧС) отраженного 

сигнала. Программное обеспечение АЧС-анализа основывается на спектральном 

разложении ЛДФ-граммы с использованием математического аппарата Фурье, 

что позволяет оценивать изолированно вклад каждого звена МЦР, принимающего 

участие в модуляции микрокровотока [6]. Среди звеньев регуляции выделяют 

«пассивные» и «активные» механизмы [19], которые в полосе частот от 0,005 до 

3 Гц формируют следующие неперекрывающиеся частотные диапазоны: 

0,007-0,017 Гц – осцилляции эндотелиального NO-зависимого генеза; 

0,023-0,046 Гц – осцилляции, обусловленные низкочастотной ритмикой 

импульсации симпатических адренергических нервных волокон, непосредственно 

иннервирующих микрососуды кожи; 

0,06-0,15 Гц – осцилляции, обусловленные собственно миогенной активностью 

гладкомышечных клеток; 

0,21-0,6 Гц – дыхательные волны, реализуемые через венозное и венулярное 

звено. Отражают дыхательную модуляцию оттока крови; 

0,7-1,6 Гц – пульсовые волны, реализуемые через приносящее артериальное и 

прекапиллярное звено [3, 4, 6, 8, 9]. 

При амплитудно-частотном анализе ЛДФ-граммы вычислялись амплитуда 

колебаний кожного кровотока (А max ) в низкочастотном (α и LF) диапазоне, 

амплитуда дыхательных колебаний (АНF) и пульсовых волн (АCF). Вклад 

различных ритмических колебаний оценивался по их мощности в процентном 

отношении к общей мощности спектра флаксмоций. Также учитывался индекс 

эффективности микроциркуляции (ИЭМ). 

Результаты и обсуждение 

Анализ ЛДФ-грамм, зарегистрированных до гипоксических сеансов, 

показал, что они различались у разных испытуемых, а также у одного и того же 

добровольца в различные дни. Такая вариабельность ЛДФ-сигнала обусловлена 

пространственной неоднородностью распределения кровеносных сосудов 

тестируемой области и временной изменчивостью перфузии ткани [23]. 

45


Было установлено также, что после окончания сеанса нормобарической 

гипоксии ЛДФ сигнал претерпевает изменения, зависящие от выраженности 

гипоксии и от длительности гипоксического тренинга. 

В таб. 1 показана динамика изменения базального кровотока до и после 

гипоксических сеансов. 

Таблица 1. Динамика параметров микроциркуляции по данным лазерной 

допплеровской флоуметрии в процессе нормобарической гипоксической тренировки 

здоровых лиц. 

n 

1 

2 

3 

4 

5 

6 

7 

Сеансы НГТ ( содержание кислорода в ГГС) 


1 (19%) 2 (17%) 8 (12%) 9 (12%) 10 (12%) 

М 3,85 2,19 3,82 3,95 4.06 5.02 3.43 5.58 3.64 4.42 

Kv 3,20 7,02 4,77 10,27 5.30 6.98 5.09 4.34 4.93 2.84 

δ 0,12 0,15 0,18 0,41 0.22 0.36 0.17 0.24 0.18 0.13 

ИЭМ 1,36 1,50 2,31 1,72 1,92 2,80 2,33 2,24 1,54 1,55 

М 3,67 5,95 4,52 5,06 4.97 5.93 4.10 5.12 4.80 5.66 

Kv 6,49 7,51 6,51 4,67 6.90 4.55 8.27 6.15 4.32 5.21 

δ 0,24 0,45 0,29 0,24 0.34 0.27 0.34 0.31 0.21 0.29 

ИЭМ 1,72 1,10 1,19 2,29 1,06 1,87 2,14 0,76 0,70 0,94 

М 4,51 3,52 3,81 4,81 4.59 6.02 3.37 4.76 4.76 4.67 

Kv 6,55 4,13 4,06 7,72 3.74 3.61 3.19 2.58 3.87 2.52 

δ 0,30 0,15 0,15 0,37 0.17 0.22 0.11 0.12 0.18 0.12 

ИЭМ 2,81 2,80 2,62 1,88 1,93 1,63 1,36 2,25 1,57 1,30 

М 4,01 3,95 3,67 4,77 4.13 4.75 3.87 4.52 4.44 5.37 

Kv 8,77 3,03 3,88 4,73 5.87 2.83 6.94 4.52 3.50 4.00 

δ 0,35 0,12 0,14 0,23 0.24 0.13 0.27 0.20 0.16 0.21 

ИЭМ 2,45 2,10 2,20 2,25 1,76 1,23 2,43 1,59 1,25 1,38 

М 4,11 3,24 3,17 4,53 3.64 6.52 3.18 3.77 3.32 3.79 

Kv 7,01 5,39 4,96 4,09 5.74 3.50 3.04 5.89 4.73 3.01 

δ 0,29 0,17 0,16 0,19 0.21 0.23 0.10 0.22 0.16 0.11 

ИЭМ 3,20 2,07 1,67 1,67 2,65 2,50 1,57 1,37 2,69 1,82 

М 4,93 4,69 2,54 5,21 4.22 4.55 4.10 4.69 4.20 5.76 

Kv 3,42 1,63 6,11 2,59 2.20 2.63 5.94 4.04 3.30 3.48 

δ 0,17 0,08 0,16 0,14 0.09 0.12 0.24 0.19 0.14 0.20 

ИЭМ 1,92 2,16 2,33 2,00 1,91 1,70 1,55 1,93 1,73 1,85 

М 4.33 4.08 5.16 4.05 3.66 4.87 4.14 5.63 3.72 5.52 

Kv 4.01 5.49 4.75 5.60 3.72 2.84 4.78 6.66 4.88 5.05 

δ 0.17 0.22 0.25 0.23 0.14 0.14 0.20 0.38 0.18 0.28 

ИЭМ 1,92 2,16 2,33 2,00 1,91 1,70 1,55 1,93 1,73 1,85 

46


8 

9 

10 

11 

12 

13 

14 

15 


Таблица 1. (Продолжение) 

М 7.00 8.76 7.14 7.04 6.09 5.62 5.33 8.79 5.81 8.91 

Kv 5.75 4.63 3.15 3.06 4.82 3.61 8.82 3.32 5.41 4.36 

δ 0.40 0.41 0.22 0.22 0.29 0.20 0.47 0.29 0.31 0.39 

ИЭМ 2,70 1,76 1,68 1,94 1,92 2,25 2,45 1,54 3,08 1,94 

М 5.72 7.18 4.67 5.71 4.08 5.98 5.16 6.43 4.16 5.30 

Kv 5.56 4.70 2.33 5.44 3.85 5.49 3.51 4.04 7.29 7.20 

δ 0.32 0.34 0.11 0.31 0.16 0.33 0.18 0.26 0.30 0.38 

ИЭМ 1,83 1,10 1,27 2,11 1,92 2,57 1,75 1,95 1,96 1,85 

М 5.12 5.91 4.73 4.60 4.88 3.29 2.68 5.39 5.18 5.48 

Kv 7.45 3.75 5.15 6.67 3.84 8.59 5.91 3.63 3.96 5.24 

δ 0.38 0.22 0.24 0.31 0.19 0.28 0.16 0.20 0.21 0.29 

ИЭМ 2,24 2,53 2,11 2,33 2,94 2,35 1,77 1,60 1,95 1,27 

М 3.52 4.14 3.20 3.43 3.29 5.75 5.27 4.61 4.33 4.74 

Kv 2.33 3.53 5.52 3.13 4.12 3.91 3.30 2.27 2.29 4.08 

δ 0.08 0.14 0.18 0.11 0.14 0.23 0.17 0.10 0.10 0.19 

ИЭМ 1,22 2,20 1,29 2,38 1,91 1,94 1,29 1,40 1,33 1,93 

М 4.95 4.90 4.41 4.04 4.16 4.44 4.18 4.12 3.67 3.92 

Kv 4.51 3.00 3.46 4.66 3.52 2.96 4.63 3.81 3.28 3.12 

δ 0.22 0.15 0.15 0.19 0.15 0.13 0.19 0.16 0.12 0.12 

ИЭМ 1,87 1,07 1,00 2,05 1,17 1,36 1,62 1,19 1,09 1,15 

М 3.76 3.83 4.55 4.44 3.67 4.13 5.34 4.54 4.28 4.88 

Kv 3.29 3.68 3.78 3.44 3.62 0.18 2.61 4.68 3.35 5.51 

δ 0.12 0.14 0.17 0.15 0.13 4.09 0.14 0.21 0.14 0.27 

ИЭМ 1,20 2,25 2,29 0,93 1,09 1,67 1,15 0,96 2,00 2,22 

М 5.26 4.71 4.35 5.39 6.46 8.23 5.11 3.90 5.64 5.58 

Kv 3.33 3.61 2.49 3.20 4.19 2.48 2.82 3.73 2.51 3.81 

δ 0.18 0.17 0.11 0.17 0.27 0.20 0.14 0.15 0.14 0.21 

ИЭМ 1,62 1,91 1,18 1,77 1,85 1,18 1,73 1,08 1,07 1,47 

М 3.98 4.95 1.97 4.58 3.90 4.55 3.85 3.74 4.31 3.62 

Kv 2.97 3.88 5.15 2.13 3.04 2.79 7.06 2.93 2.81 5.39 

δ 0.12 0.19 0.10 0.10 0.12 0.13 0.27 0.11 0.12 0.20 

ИЭМ 1,36 2,75 1,25 1,44 2,44 2,00 2,45 2,20 1,82 2,67 

В результате исследования ЛДФ-грамм установлено, что показатель М, 

отражающий среднее арифметическое значение показателя микроциркуляции 

и характеризующий средний поток эритроцитов в единице объема ткани в 

зондируемом участке, может изменяться как в сторону возрастания, так и 

снижения, так же как показатели СКО и К v.. Показатель микроциркуляции 

увеличивается в первый день, по сравнению с исходными величинами, до 

гипокcических сеансов в 6 случаях из 15, уменьшается в 4 случаях, и остается 

относительно неизменным в 5 случаях. На второй день увеличение показателя 

М отмечено уже у 8 лиц, снижение - у 2, и отсутствие значимых изменений 

47



наблюдается у 5 исследуемых. В последующие дни выявляется высокая 

вариабельность показателя микроциркуляции, а на восьмой, девятый и десятый 

дни НГТ отмечается однонаправленный характер его изменения: увеличение на 

восьмой день исследования у 11 испытуемых из 15, на девятый день – у 10, и на 

десятый день - у 12 испытуемых. 

Рост параметра М указывает на повышение уровня перфузии тканей. При 

этом у этих испытуемых происходит, как правило, повышение СКО и К v , хотя 

в некоторых случаях наблюдается их уменьшение. Величина СКО существенна 

для оценки состояния микроциркуляции и сохранности механизмов ее 

регуляции. Чем выше СКО, тем лучше функционируют механизмы модуляции 

тканевого кровотока [15]. Уменьшение СКО отображает снижение активности 

колебательных процессов. 

Увеличение К v, , который рассчитывается из соотношения величин σ 

и М, указывает на повышение вазомоторной активности микрососудов и 

характеризует преимущественный вклад активных механизмов модуляции 

микрокровотока. Отмеченное снижение показателя М у 4 испытуемых в первый 

день, у 2 испытуемых на второй день, и у 3 на восьмой и девятый дни, вероятно, 

свидетельствует об активации у них вазоконстрикторных влияний и централизации 

кровотока. Хотя величина М и регистрируется на уровне микрососудов, но 

кровоток в микроциркуляторном русле зависит от притока из мелких артерий и 

оттока по венам. Гемодинамически значимое повышение тонуса мелких артерий 

кожи приводит к снижению перфузии микрососудов и уменьшению величины 

М [18]. Снижение показателя микроциркуляции кожного кровотока выступает 

косвенным индикатором перераспределения кровотока в организме. 

В амплитудном спектре ритмических составляющих ЛДФ-граммы были 

отмечены сдвиги, степень которых также зависела от индивидуальных 

особенностей испытуемых. Характерно, что изменения амплитуд не всегда 

проявляли зависимость от показателя М. В основном наблюдалось их 

содружественное увеличение, либо снижение. В отдельных случаях имели место 

разнонаправленные изменения абсолютных значений А max осцилляций. 

Если рассматривать динамику изменений амплитудо-частотного спектра 

(таб.2), то видно, что на второй день количество случаев увеличения амплитуд 

исследуемых диапазонов заметно растет в сравнении с первым, восьмым и 

девятым днями. Показатель А max LF, отражающий вазомоции, увеличиваясь, 

свидетельствуют об усилении дилататорных влияний на артериоло-капиллярное 

звено микроциркуляции. Возрастание амплитуды нейрогенных колебаний (А max α) 

связано с низкочастотными симпатическими адренергическими влияниями на 

гладкие мышцы артериол и артериолярных участков АВА [17], а наблюдаемая 

активация пассивной дыхательной компоненты (А max HF), определяемая 

«присасывающим» действием грудной клетки на вдохе и зависящая от 

глубины дыхания, связана, по-видимому, с компенсаторной гипервентиляцией, 

необходимой для ликвидации кислородного долга. 

Амплитуда пульсовой волны, приносящейся в микроциркуляторное русло со 

стороны артерий, является параметром, который изменяется в зависимости от 

состояния тонуса резистивных сосудов. Увеличение пульсовой волны означает 

48


увеличение притока крови в микроциркуляторное русло [19]. В результате 

наблюдается увеличение у 9 испытуемых ИЭМ, который учитывает соотношение 

активных и пассивных механизмов регуляции. Увеличение ИЭМ происходит за 

счет более выраженных изменений показателей А max HF и А max CF, но без нарушения 

при этом соотношения между низкочастотными ритмами. 

Такое изменение микрогемодинамической ситуации на второй день отражает 

физиологичное, не вызывающее выраженного напряжения функциональных 

систем организма, действие умеренной гипоксии. Выявляемая при этом 

гипоксическая вазодилатация представляет собой ответ, посредством которого 

падение напряжение кислорода вызывает периферическое увеличение кровотока 

[1, 7]. Дилатация капилляров способствует увеличению сечения МЦР и 

возрастанию объемной скорости кровотока, увеличению площади диффузионноадсорбционной 

поверхности сосудистых стенок, тем самым повышая 

эффективность доставки кислорода [10, 17]. 

Таблица 2. Изменение амплитуд различных диапазонов ЛДФ-граммы в процессе 

нормобарической гипоксической тренировки здоровых лиц. 

n 

1 

2 

3 

4 

5 

Сеансы НГТ ( содержание кислорода в ГГС) 


1 (19%) 2 (17%) 8 (12%) 9 (12%) 10 (12%) 

αF 0,21 0,23 0,37 0,66 0,38 1,04 0,49 0,67 0,27 0,25 

LF 0,15 0,21 0,30 0,46 0,25 0,70 0,35 0,47 0,20 0,17 

HF 0,07 0,10 0,09 0,14 0,10 0,19 0,12 0,15 0,08 0,08 

СF 0,04 0,04 0,04 0,09 0,03 0,06 0,03 0,06 0,05 0,03 

αF 0,52 0,59 0,58 0,47 0,65 0,41 0,74 0,47 0,19 0,45 

LF 0,31 0,55 0,43 0,48 0,37 0,56 0,62 0,35 0,23 0,29 

HF 0,13 0,44 0,32 0,15 0,31 0,22 0,22 0,39 0,28 0,26 

СF 0,05 0,06 0,04 0,06 0,04 0,08 0,07 0,07 0,05 0,05 

αF 0,91 0,31 0,45 0,58 0,29 0,38 0,16 0,25 0,32 0,19 

LF 0,59 0,28 0,34 0,49 0,27 0,31 0,15 0,18 0,22 0,13 

HF 0,15 0,07 0,09 0,19 0,11 0,15 0,08 0,05 0,09 0,07 

СF 0,06 0,03 0,04 0,07 0,03 0,04 0,03 0,03 0,05 0,03 

αF 0,99 0,25 0,26 0,42 0,44 0,27 0,57 0,40 0,22 0,42 

LF 0,76 0,21 0,22 0,36 0,37 0,16 0,51 0,35 0,20 0,29 

HF 0,19 0,07 0,06 0,11 0,11 0,07 0,11 0,14 0,08 0,09 

СF 0,12 0,03 0,04 0,05 0,10 0,06 0,10 0,08 0,08 0,12 

αF 0,86 0,34 0,28 0,32 0,52 0,43 0,15 0,31 0,43 0,24 

LF 0,80 0,29 0,20 0,30 0,45 0,40 0,11 0,26 0,35 0,20 

HF 0,19 0,10 0,09 0,13 0,13 0,11 0,05 0,11 0,10 0,07 

СF 0,06 0,04 0,03 0,05 0,04 0,05 0,02 0,08 0,03 0,04 

49


6 

7 

8 

9 

10 

11 

12 

13 

14 

15 



αF 0.40 0.09 0.23 0.20 0.11 0.26 0.60 0.31 0.29 0.38 

LF 0.32 0.06 0.16 0.14 0.09 0.15 0.54 0.34 0.21 0.35 

HF 0.10 0.04 0.06 0.08 0.06 0.07 0.12 0.09 0.08 0.08 

СF 0.05 0.02 0.04 0.05 0.03 0.03 0.05 0.06 0.03 0.07 

αF 0.45 0.40 0.57 0.36 0.19 0.28 0.37 0.63 0.24 0.48 

LF 0.23 0.41 0.35 0.40 0.21 .17 0.34 0.58 0.26 0.48 

HF 0.09 0.15 0.11 0.15 0.08 0.07 0.18 0.21 0.11 0.19 

СF 0.03 0.04 0.04 0.05 0.03 0.03 0.04 0.09 0.04 0.07 

αF 0.71 0.54 0.59 0.33 0.44 0.40 0.94 0.50 0.98 0.85 

LF 0.62 0.67 0.37 0.33 0.46 0.36 0.93 0.43 0.77 0.68 

HF 0.17 0.30 0.17 0.12 0.15 0.11 0.29 0.17 0.16 0.22 

СF 0.06 0.08 0.05 0.05 0.09 0.05 0.09 0.11 0.09 0.13 

αF 0.61 0.49 0.17 0.53 0.25 0.58 0.39 0.70 0.55 0.83 

LF 0.42 0.32 0.14 0.57 0.23 0.59 0.35 0.41 0.55 0.48 

HF 0.17 0.22 0.08 0.19 0.08 0.18 0.15 0.14 0.22 0.17 

СF 0.06 0.07 0.03 0.08 0.04 0.05 0.05 0.07 0.06 0.09 

αF 0.70 0.32 0.37 0.59 0.49 0.46 0.27 0.30 0.43 0.54 

LF 0.74 0.38 0.40 0.63 0.47 0.40 0.23 0.24 0.37 0.33 

HF 0.24 0.09 0.13 0.18 0.11 0.13 0.10 0.09 0.12 0.19 

СF 0.09 0.06 0.06 0.09 0.05 0.04 0.03 0.06 0.07 0.07 

αF 0.11 0.23 0.35 0.19 0.20 0.39 0.26 0.13 0.12 0.33 

LF 0.11 0.22 0.27 0.19 0.21 0.35 0.22 0.14 0.12 0.27 

HF 0.06 0.06 0.15 0.06 0.08 0.11 0.13 0.06 0.06 0.10 

СF 0.03 0.04 0.06 0.02 0.03 0.07 0.04 0.04 0.03 0.04 

αF 0.44 0.30 0.21 0.40 0.26 0.18 0.28 0.25 0.20 0.15 

LF 0.28 0.15 0.18 0.41 0.14 0.15 0.26 0.25 0.12 0.15 

HF 0.10 0.10 0.14 0.16 0.07 0.08 0.12 0.17 0.08 0.11 

СF 0.05 0.04 0.04 0.04 0.05 0.03 0.04 0.04 0.03 0.02 

αF 0.24 0.36 0.46 0.23 0.18 0.38 0.20 0.33 0.28 0.71 

LF 0.18 0.27 0.32 0.14 0.12 0.25 0.15 0.22 0.22 0.40 

HF 0.12 0.09 0.10 0.11 0.06 0.11 0.09 0.19 0.07 0.13 

СF 0.03 0.03 0.04 0.04 0.05 0.04 0.04 0.04 0.04 0.05 

αF 0.28 0.32 0.15 0.38 0.49 0.33 0.30 0.25 0.20 0.32 

LF 0.26 0.21 0.13 0.23 0.37 0.26 0.19 0.14 0.15 0.28 

HF 0.09 0.07 0.06 0.08 0.14 0.11 0.07 0.06 0.07 0.11 

СF 0.07 0.04 0.05 0.05 0.06 0.11 0.04 0.07 0.07 0.08 

αF 0.20 0.51 0.18 0.14 0.22 0.24 0.82 0.22 0.20 0.53 

LF 0.15 0.44 0.15 0.13 0.22 0.20 0.76 0.22 0.20 0.48 

HF 0.08 0.12 0.09 0.05 0.06 0.06 0.24 0.07 0.08 0.13 

СF 0.03 0.04 0.03 0.04 0.03 0.04 0.07 0.03 0.03 0.05 

50



После восьмого и девятого гипоксических сеансов амплитуда колебаний 

во всех частотных диапазонах значительно варьировала. При этом в структуре 

ритмических составляющих колебаний кровотока наблюдалось увеличение 

вклада пульсовых и респираторных колебаний. Это указывает на увеличение 

удельного влияния дыхательного и центрального компонентов и снижение 

функционирования активных механизмов контроля перфузии. Последнее, как 

предполагают [12], обусловлено усилением вазоконстрикторных воздействий на 

артериолы и прекапилляры. Вышеперечисленные влияния ведут к снижению ИЭМ, 

которое наблюдается у 8 человек на восьмой день и у 10 человек на девятый день. 

Такие изменения при более выраженной гипоксии вполне закономерны и отражают 

централизацию кровотока на фоне возрастания влияния пассивных механизмов 

регуляции микроциркуляции [10]. Значительное увеличение параметров А max CF 

и А max HF при снижении А max LF, однако, свидетельствует о функциональном 

напряжении, что может позволить осуществлять индивидуальное дозирование 

гипоксического стимула. У остальных участников исследования к девятому 

сеансу происходит адаптивная перестройка в виде увеличения периферического 

капиллярного кровотока. 

На десятый день НГТ, когда концентрация О 2 в ГГС оставалась такой же, как 

и в предыдущие дни, рост ИЭМ был отмечен у 9 испытуемых из 15, повышение 

показателя М – у 10 участников, рост амплитуд диапазонов αF и СF наблюдался 

у 10 испытуемых, а LF и HF – у 9 . Оценка динамики удельного влияния 

функциональных систем показала, что описанные выше изменения происходят 

благодаря активным механизмам гемодинамики, состояние которых заметно 

улучшается. При этом вклад сердечной компоненты и дыхательных изменений 

в модуляцию микрокровотока на десятый день вновь снижается, а влияние 

активной артериоло-капиллярной компоненты усиливается. Можно полагать, 

что к концу гипоксической тренировки в системе микроциркуляции происходит 

уменьшение ее реактивности в ответ на гипоксическое воздействие и увеличение 

физиологических резервов. 

Выводы 

1. Анализ вектора изменения показателя микроциркуляции свидетельствует 

об индивидуально-различном характере модификации тканевого кровотока. 

2. Изменения показателя микроциркуляции детерминированы активными 

факторами контроля микроциркуляции (диапазоны частот αF и LF) и пассивными 

факторами (диапазоны частот HF и СF ), вклад которых неодинаков не только 

у различных лиц, но и у одного и того же индивидуума в различное время и 

различные дни. 

3. При менее выраженной гипоксии (содержание кислорода в ГГС 19-17%) 

наблюдается высокая вариабельность показателей микроциркуляции, в то время 

как при более выраженной гипоксии (содержание кислорода в ГГС 12%) имеет 

место достаточно высокая синхронизация их модификации. 

4. Повышение показателей А max HF и А max CF и снижение параметра А max 

LF могут служить маркерами функционального напряжения, что позволит 

осуществлять индивидуальный подбор саногенного режима нормобарической 

гипоксической тренировки. 

51




1. Allen B.W., Piantadosi C.A How do red blood cells cause hypoxic vasodilation? 

The SNO-hemoglobin paradigm. // Am. J. Physiol. Heart Circ. Physiol., 2006, №291, 

p. 1507-1512. 

2. Ichioka S., Minegishi M., Iwasaka M. High-intensity static magnetic fi elds modulate 

skin microcirculation and temperature in vivo.//Bioelectromagneties, 2000, № 21(3), p.183- 

188. 

3. Kvandal P, Stefanovska A, Veber M, Kvernmo HD, Kirkebøen KA. Regulation of human 

cutaneous circulation evaluated by laser Doppler fl owmetry, iontophoresis, and spectral analysis: 

importance of nitric oxide and prostaglandines. // Microvasc Res., 2003 May; 65(3):160-71. 

4. Kvernmo HD, Stefanovska A, Kirkeboen KA, Kvernebo K. Oscillations in the human 

cutaneous blood perfusion signal modifi ed by endothelium-dependent and endotheliumindependent 

vasodilators. // Microvasc Res. 1999 May, 57(3):298-309. 

5. Nillson. G., Tenland T., Oberg P. Evaluation of laser Doppler Flowmeter for measurement 

of tissue blood fl ow. // IEEE Trans. Boi-Med. Eng. 1980, Vol. 27, p. 597-604. 

6. Schmid-Schonbein H., Ziege S. Synergetic interpretation of patterned vasomotor 

activity in microvascular perfusion. // Inter. F. Microcircul., 1997, V.17, p. 346-359. 

7. Singel D.J., Stamler J.S. Chemical physiology of blood fl ow regulation by red 

blood cells: the role of nitric oxide and S-nitrosohemoglobin. //Ann. Rev. Physiol., 2005, 

№ 67, p. 99-145 

8. Stefanovska A, Bracic M, Kvernmo H.D. Wavelet analysis of oscillations in the 

peripheral blood circulation measured by laser Doppler technique. // IEEE Trans Biomed Eng. 

1999, Oct;46 (10):1230-9. 

9. Stefanovska A., Bracic M. Physics of the human cardiovascular system. // Contemporarz 

Physics, 1999, Vol. 40, №1, P. 31-35. 

10. Акимов А.Г., Горанчук В.В. Возможности использования показателей лазерной 

допплеровской флоуметрии для индивидуализации режимов гипоксических тренировок. 

// Применение лазерной допплеровской флоуметрии в медицинской практике. 

М., 2000, С. 62-64. 

11. Арбузова О.В., Балыкин М.В., Коптелов Д.В. Реакции кардиореспираторной 

системы и изменения физической работоспособности пловцов разного возраста при 

действии нормобарической гипоксии. // Вестник новых медицинских технологий, 2009, 

т.XVI, № 2, С. 212-214. 

12. Горанчук В.В., Сапова Н.И., Иванов А.О. Гипокситерапия. СПб, 2003, 536 с. 

13. Ельчанинова С.А., Кореняк Н.А., Павловская Л.И. и др. К вопросу о механизмах 

гипотензивного эффекта прерывистой нормобарической гипоксии при артериальной 

гипертензии. // Доклады Международной академии проблем гипоксии. Прерывистая 

нормобарическая гипокситерапия. М.: «Бумажная галерея», 2005, т.IV, 232, С. 33-38 

14. Каратерзи Г.И. Эффект влияния прерывистой нормобарической гипоксии на 

некоторые показатели функции дыхательной системы. // Академии Наук Молдовы. Науки 

о жизни, 2011, №3 (315), С. 62-71. 

15. Козлов В.И. Механизм модуляции кровотока в системе микроциркуляции и его 

расстройство при гипертонической болезни. // Материалы третьего Всероссийского 

симпозиума. М., 2000, С. 5-15. 

16. Колчинская А.З. Интервальная гипоксическая тренировка в спорте высших 

достижений. // Спортивна медицина, 2008, № 1, С. 9-25 

17. Крупаткин А.И. 

Клиническая нейроангиофизиология конечностей. М.: Научный 

мир, 2003, 328 с 

18. Крупаткин А.И. Лазерная допплеровская флоуметрия: международный опыт 

52


и рапространенные ошибки. // Регионарное кровообращение и микроциркуляция, 

2006, т.6, С. 90-92. 

19. Лазерная допплеровская флоуметрия микроциркуляция крови, под ред. 

Крупаткина А.И., Сидорова В.В. М.: «Медицина», 2005, 256 с. 

20. Мач Э. С. Лазер-Доплер флоуметрия в оценке микроциркуляции в условиях 

клиники. // Материалы первого Всероссийского симпозиума «Применение лазерной 

допплеровской флоуметрии в медицинской практике». Москва, 1996, С. 56-64. 

21. Микроциркуляция в кардиологии, под ред. Маколкина В.И. М.: «Визарт», 2004, 

136 с. 

22. Радченко А.С., Королев Ю.Н., Борисенко Н.С. и др. Нормобарическая 

гипоксическая тренировка и оптимизация насосной функции сердца у спортсменов. 

// Материалы международной научной конференции по вопросам состояния и перспективам 

развития медицины в спорте высших достижений. Москва, 2009, С. 107-110. 

23. Сидоров В.В., Ронкин М.А., Максименко И.М., и др. Физические основы метода 

лазерной допплеровской флоуметрии и его применение в неврологической практике. 

// Биомедицинские технологии и радиоэлектроника, 2003, №12, С.26-35 

24. Фурдуй Ф.И., Чокинэ В.К., Каратерзи Г.И. Специфика изменений ЭКГ под 

влиянием нормобарической гипоксии. // Известия Академии Наук Молдовы. Науки о 

жизни. 2012, №1 (316), С. 53-64. 

25. Чижов А.Я., Потиевская В.И. Прерывистая нормобарическая гипоксия в 

профилактике и лечении гипертонической болезни. М.: Изд-во РУДН, 2002, 187 с. 

ВЛИЯНИЕ ИНТЕНСИВНОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ НАГРУЗКИ НА 

МИКРОЭЛЕМЕНТНЫЙ СТАТУС ОРГАНИЗМА 

Гараева О.И. 



Rezumat 

Existenţa insufi cientă şi contradictorie a rezultatelor experimentale convingătoare 

privind modifi carea metabolismului microelementelor la sportivi în timpul efortului fi zic 

exesiv, în special în timpul competiţiilor, a determinat scopul acestor cercetări. Ca obiect 

de studiu au servit adolescenţi sănătoşi în vârstă de 15-18 ani: 17 adolescenţi, care nu 

practicau sport (grupa de control) şi 17 sportivi. S-a studiat conţinutul microelementelor 

în sânge şi urină la sportivi prin metoda RMN. 

La sportivi în condiţii relativ confortogene în plasma sanguină conţinutul de zinc este 

sporit de 3,49 ori comparativ cu normele clinice unanim acceptate şi de 1,5 comparativ 

cu grupul de control. Conţinutul de fi er este scăzut de 2,76 ori comparativ cu norma, 

ceea ce corespunde datelor din literatură, şi de 3,14 ori comparativ cu grupul de control. 

Conţinutul de nichel la toţi adolescenţii depăşeşte norma de 3,3 ori. 

Efortul fi zic intensiv provoacă la sportivi eliminarea sporită a zincului şi manganului. 

Concomitent excreţia cuprului la efort fi zic intensiv scade. Îmbogăţirea raţiei alimentare 

cu fi er, zinc şi mangan poate contribui la compensarea pierderilor lor. 

Cuvinte cheie: microelemente – schimb de substanţe – efort fi zic – sânge – urină – 

sportivi. 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Olga Garaeva, Institutul de Fiziologie şi Sanocreatologie 

al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str. Academiei, 1, MD-2028 Chişinău , Republica 

Moldova, E-mail: garaevaolga@yahoo.com, tel. (+373 22) 739850. 

53



Введение 

Негативные социально-экономические процессы последнего десятилетия 

наиболее резко отразились на снижении показателей здоровья населения. 

Нерациональное и несбалансированное питание при выраженном дефиците в 

рационах биологически полноценных продуктов (мясо, рыба, молочные продукты, 

яйца, свежие овощи и фрукты) на фоне поступления экотоксикантов, особенно 

тяжелых металлов из объектов окружающей среды (воздух, вода, продукты 

питания) способствовало высокой распространенности микроэлементозов. 

Характер и степень проявления микроэлементозов, выявленных в различных 

экологически напряженных регионах, не могут быть полностью скорригированы 

только за счет рациона питания. 

В последнее время внимание ученых направлено на выявление роли 

микроэлементов как факторов, оказывающих непосредственное влияние на ход 

и направленность обменных процессов. Микроэлементы являются экзогенными 

химическими факторами, играющими значительную роль в таких жизненно 

важных процессах, как рост, размножение, кроветворение, клеточное дыхание, 

обмен веществ и др. Вступая в соединение с химическими регуляторами обмена 

веществ, микроэлементы участвуют в различных биохимических процессах, 

стимулируют и нормализуют обмен веществ. Микроэлементы, присутствуя 

в незначительных концентрациях в структуре ряда важнейших ферментов, 

гормонов, витаминов, способны стимулировать или угнетать многие ферментные 

процессы в организме, влияющие, в конечном счете, на обмен аминокислот 

[5, 6, 17]. Многие эссенциальные микроэлементы (Fe, Cu, Mg, Mn, Zn, Se, 

S) являются каталитическими центрами наиважнейших ферментов, в том 

числе и витаминзависимых коферментов, а значит, оказывают влияние на 

аминокислотный метаболизм. Установлена необходимость присутствия 

одних витаминов и микроэлементов для полноценного функционирования 

других [16]. Учитывая значение каждого микроэлемента в жизнедеятельности 

организма, дефицит макро- и микроэлементов должен своевременно и адекватно 

восполняться. 

Микроэлементы образуют с белками организма специфические 

металлоорганические комплексные соединения, являющиеся регуляторами 

биохимических реакций. В случае дисбаланса содержания или соотношения 

микроэлементов в окружающей среде, в организме человека могут развиться 

нарушения, главным образом, в связи с изменением функций ферментов, 

в состав которых они входят или активируют их. В результате нарушения 

функционирования одной или нескольких ферментных систем, обусловленного 

тем или иным этиологическим фактором, ход соответствующих обменных 

процессов блокируется. Хорошо известно, что микроэлементы обладают широким 

спектром синергических и антагонистических взаимоотношений, так, между 

15-ю известными жизненно необходимыми микроэлементами существует 105 

двусторонних и 455 трехсторонних взаимодействий. Это является основанием для 

изучения развития дисбаланса микроэлементного гомеостаза, проявляющегося 

при дефиците даже одного эссенциального элемента [16, 17]. 

Данные о высокой распространенности микроэлементозов свидетельствуют о 

54



необходимости неотложной организации, наряду с комплексом природоохранных 

и агрогеохимических мероприятий, проведения оздоровительных и 

профилактических мероприятий, уделяя особое внимание коррекции 

микроэлементного статуса организма, путем элиминации избытка токсичных и 

возмещения дефицита эссенциальных элементов. 

Исследованиями последних лет [3, 4, 6, 8] было установлено, что 

микроэлеметный статус организма изменяется при выполнении интенсивных 

физических нагрузок. Уровень энергетического обмена, в котором активное 

участие принимают микроэлементы, во время напряженной физической 

активности, повышается в скелетной мышце в 20-100 раз, а как известно, дефицит 

микроэлементов может проявляться только тогда, когда метаболический обмен в 

организме достаточно высок и длительная физическая нагрузка при этом приводит 

к повышенной потере микроэлементов и интенсификации обмена веществ [3]. 

Однако, убедительных экспериментальных данных о сдвигах метаболизма 

микроэлементов у спорт сменов при высоких физичес ких нагрузках, особенно во 

время соревнований, сравнительно немного и они весьма противоречивы [3, 6, 

15, 16], причем в одних работах указывается, что у спортсменов при высоких 

физичес ких нагрузках, особенно во время соревнований и усиленных тренировок, 

происходят существенные сдвиги в метаболизме минеральных веществ, 

в других исследованиях, напротив, таких сдвигов не находят. Отсюда возникает 

противоречивость выводов и рекомендаций об использовании микроэлементов в 

питании спортсменов [16]. 

При определении цели работы и методов исследования, мы исходили из 

известного положения о том, что двигательная активность организма человека не 

только обеспечила его выживание посредством ухода от источников опасности 

или нападения на них но и является основным способом обеспечения интеграции 

функций различной модальности. Однако двигательная активность, как таковая, 

может стать патогенетической основой возникновений различных нарушений в 

деятельности организма: и гипокинезия, и усиленная физическая активность, как 

известно, могут вызвать дисфункции различных органов и систем, вплоть до их 

патологии. Если гипокинезия, ставшая характерным явлением для современного 

человека достаточно хорошо изучена, изучены ее последствия на функцию 

различных органов и систем, то это нельзя отнести к интенсивным двигательным 

нагрузкам, о чем свидетельствует немало случаев трагических последствий для 

спортсменов во время соревнований. 

Вместе с тем, логично предположить, что большая физическая нагрузка и 

высокое нервно-эмоциональное напряжение, характерные для спортсме нов, 

могут сопровождаться повышенным расходом микроэлементов, создавая ту или 

иную степень дефицита, требующего компенсации путем обога щения рациона 

спортсменов соответствующими добавками [6]. 


Объектом исследования служили здоровые юноши в возрасте 15-18 лет, 

отобранные согласно периодизации постнатального развития человека [1, 2, 18] - 

17 юношей, не подвергавшихся спортивной нагрузке, служили группой контроля 

и 17 спортсменов-пловцов комплексного стиля плавания (квалификация - II и I 

55


разряды и КМС), находившихся в условиях субмаксимальной (на уровне 75% 

аэробной мощности спортсменов) нагрузки, рекомендуемой в тренировочный 

предсоревновательный период для спортсменов высших квалификаций [5]. 

Рацион питания исследуемых был одинаковым по калорийности и содержанию 

в нем витаминов и микроэлементов [8, 9, 14]. Отбор проб крови и мочи в 

обеих группах проводился в состоянии покоя утром натощак, а у спортсменов 

и после тренировочной нагрузки на следующий день утром. Содержание 

микроэлементов в крови и моче определялось методом атомно-абсорбционной 

спектроскопии [12]. 


В результате исследования было выявлено, что у спортсменов в состоянии 

покоя (предтренировочный период) в плазме крови содержание меди находится 

на нижнем пределе нормативного значения для этой возрастной группы, в 

то же время содержание цинка повышено в 1,5 раза, (таб.1) по сравнению с 

группой контроля, что вполне объяснимо, учитывая что эти два микроэлемента 

являются антагонистами [16, 17]. Известно, что цинк участвует в нормализации 

перекисного окисления липидов, повышении устойчивости клеточных мембран 

[6], и повышенная его концентрация в плазме крови спортсменов в покое дает 

возможность адаптироваться к тренировочной нагрузке. Действительно, в 

наших предыдущих исследованиях выявлено в крови спортсменов повышенное 

содержание цистеина, мощного антиоксиданта, который регулирует 

всасываемость цинка [7]. 

Таблица 1. Сравнительное содержание микроэлементов в крови 

нетренированных юношей и спортсменов в состоянии покоя (предтренировочный 

период), проживающих в г. Кишиневе 

Сыворотка крови (мг/л) Моча (мг/л) 


Медь 0,75-1,3* 1,2 0,804 0,01-0,02** 0,021 0,022 

Цинк 0,7-1,1* 2,6 3,849 >0,533** 0,432 0,427 

Железо 8-14**** 9,1 2,889 0,002-0,07** следы 0,000 

Никель 0,001-0,028*** 0,081 0,092 0,0001-0,008** 0,000 0,000 

Марганец 0,001-0,01*** 0,015 0,014 0,001-0,01** следы 0,004 

Хром 0,018-0,038*** 0,01 0,000 0,0001-0,0015** 0,000 0,000 

Примечание: норма микроэлементов по разным данным литературы - 

* [16], ** [10] , *** [13], **** [19]. 

Содержание железа в плазме крови спортсменов снижено в 2,7 раза по 

сравнению с нормой, и в 3 раза - по сравнению с группой контроля, что согласуется 

с данными литературы [4, 15, 16], и связано с накоплением железа в эритроцитах, 

обусловленным приспособительной реакцией на регулярные интенсивные 

нагрузки [15]. Содержание марганца в плазме крови в обеих группах исследуемых 

находится в пределах нормы, приведенной Назаренко Г.И., Кишкун А.А. [13]. С 

другой стороны содержание никеля у всех юношей превышает норму в 3,3 

56



раза. (таб.1). Результаты сравнительного содержания микроэлементов в крови и 

моче спортсменов до и после физической нагрузки представлены в таблице 2. 

После интенсивной физической нагрузки содержание железа в крови повысилось 

на 30,7%, а в моче выявлены только его следы. Вероятно, при нарастании 

интенсивности физических нагрузок увеличение утилизации железа в организме 

сопровождается усилением его экскреции [3]. Действительно, в день интенсивной 

нагрузки у спортсменов высокой квалификации экскреция железа через кишечник 

и почки превышает, по данным В.Я. Русина и др. [15], поступление этих 

минеральных веществ с пищей на 65%. 

Преобладание выведения железа над увеличением его концентрации в плазме 

связано с повышенной утилизацией его в окислительно-восстановительных реакциях, 

сопровождающих интенсивную физическую нагрузку. 

После физической нагрузки достоверно снизилось в плазме крови содержание 

цинка (на 37,8%) и марганца (на 15,8%) (таб. 2). Значительное снижение концентрации 

цинка обусловлено взаимосвязью физической нагрузки с интенсификацией 

процессов перекисного окисления липидов, окислительным повреждением и 

текучестью эритроцитарных мембран, а также снижением содержания цистеина. 

Снижение концентрации марганца можно связать с тем, что он, активируя глутаминсинтетазу, 

играет важную роль в процессах детоксикации аммиака, концентрация 

которого значительно увеличивается в процессе интенсивных физических 

нагрузок. Одновременно увеличилась экскреция цинка (на 29,9%) и марганца (на 

22,0%) с мочой, что согласуется с данными В.В.Насолодина, который показал, 

что потери марганца при интенсивной физической нагрузке превышали его поступление 

на 24% (суточный дефицит составил 0,66 мг) [15]. Повышенная экскреция 

марганца, вероятно, связана с изменением обмена железа в организме, в 

процессе которого он активно используется [15]. 

Согласно полученным нами данным экскреция меди при физических нагрузках 

снижается. Известно, что минеральные вещества, в частности, медь, в больших 

количествах теряются с потом, усиленное выделение, которого характерно при 

интенсивных физических упражнениях. 

Это приводит к повышенным, несовместимым с нормальным функционированием 

организма, потерям минеральных веществ [6]. 

Таблица 2. Сравнительное содержание микроэлементов в крови и моче 

спортсменов до и после физической нагрузки. 

Микроэлемнты 

Сыворотка крови (мг/л) 

покой (п=17) физ.нагр (п=17) 

М m М m к к к к 

Моча (мг/л) 

покой (п=17) физ.нагр (п=17) 

М m М m к к к к 

Медь 0,804 0,212 1,016 0,327 0,022 0,028 0,013 0,013 

Цинк 3,849 1,071 2,394* 1,434 0,427 0,096 0,555* 0,111 

Железо 2,889 0,696 3,776* 0,624 0,000 0,000 следы 

Никель 0,092 0,023 0,086 0,019 0,000 0,000 0,000 0,000 

Марганец 0,014 0,002 0,011* 0,002 0,004 0,003 0,005 0,003 

Хром 0,000 0,000 0,000 0,000 0,000 0,000 0,000 0,000 

Примечание: * - Достоверность изменения при t=2,042 

57



Выведение цинка с мочой у спортсменов после интенсивной физической 

нагрузки достоверно повышено, что может провоцировать недостаточность 

цинка в организме. В литературе имеются данные о недостаточном содержании 

цинка в рационах, предложенных для спортсменов в данное время, т.к. около 20% 

спортсменов, тренирующихся на выносливость, потребляют менее 10 мг цинка 

в день. При таком низком уровне потребления могут проявляться симптомы 

дефицита цинка [4]. 

Известно, что пути участия минеральных веществ в обменных процессах характеризуются 

сложной сетью взаимозависи мости, включающей как конкурентные, 

так и синергические связи, что предполагает необходимость исследования 

полного микроэлементного профиля спортсмена при определении адаптационных 

возможностей его организма. Кроме того, учитывая непосредственную связь 

микроэлементного статуса с азотистым обменом, при обследовании спортсменов 

необходим индивидуальный скрининг пула аминокислот плазмы крови и мочи. 

Вместе с тем известно, что обеспечение организма макро- и микроэлементами 

зависит не только от их содержания в пищевых продуктах, но и от всасывания 

в желудочно-кишечном тракте. Усвоению минеральных веществ способствует 

повышенное содержание животных белков в рационе; угнетению – высокий 

уровень фосфатов, танина, оксалатов, а также преобладание в рационе пищевых 

волокон, углеводов и кальция, что и следует принимать во внимание при 

составлении рациона как для профессионально тренирующихся спортсменов, 

так и для всего населения. 


1. Crivoi A. Fiziologia umană (funcţiile de relaţii), Chişinău, Ed. USM., 1994, p. 19. 

2. Ciochină V. Diferenţierea reacţiilor sanogenice ale sistemului cardiovascular 

de dereglărilor funcţionale. /Mat-le Congr. V al fi ziologilor din Republica Moldova. 

Chişinău,1999, p.11. 

3. Маughan Ron J. Role of micronutrients in sport and physical activity. //Brit. Med. Bull. -1995-55, 

№3, р. 683-690 

4. Nuviа1а R.., Lapiezа М, Веrnа1 Е. Маgnezium, zink and cooper status in women involved in 

different sports. Нуреrtension. //Brit. Med. Bull. -1999, №3, р. 295-30. 

5. Аулик И.В. Определение физической работоспособности в клинике и спорте. М., Медицина, 

1979, 195 с. 

6. Вировец А.А. О повышенных потерях макро- и микроэлементов при занятии спортом и 

целесообразности их компенсации биологически активными добавками. //Вопросы питания, 2009, 

Том 78, №2, стр. 67-73 

7. Гараева О.И., Редкозубова Г.В. Сравнительный анализ особенностей азотистого обмена у 

пловцов и нетренированных юношей. //Studia Universitatis. Ştiinţe ale vieţii. CEP USM. 2007, nr. 1, 

р. 24-28. 

8. Гольберг Н.Д., Дондуковская Р.Р., Топанова А.А. и др. Питание юных спортсменов с 

учетом наследственной предрасположенности к нарушениям метаболизма. /Современные 

проблемы физической культуры и спорта. Мат-лы конф. Санкт-Петербург, 2008. 

т. 2, 229- 232. 

9. Дембо А.Г., Земцовский Э.В. Спортивная кардиология М., 1989. 137 с. 

10. Клинико-диагностическое значение содержания микроэлементов в биологических 

объектах 

1995, 12с. 

и рекомендации по их определению. Сумы, АО «СЭЛМИ», ЦЭиХТИ, 

11. Лившиц В.М., Сидельников В.И. Биохимические анализы в клинике, М., 1998 

12. Методические указания Департамента Госсанэпиднадзора Минздрава России, 1999, МУК 

4.1.774-99 

58



13. Назаренко Г.И. Кишкун А.А. Клиническая оценка результатов лабораторных исследований. 

М.: Медицина . 2000. 544 с. 

14. Рогозкин В.А. Основные принципы питания спортсменов. Методические рекомендации. 

Л., 1988. -32с. 

15. Русин В.Я., Насолодин В.В., Воробьев В.А. Исследование влияния добавок к рациону 

микроэлементов на состояние спортсменов в процессе тренировки. //Физиология человека, 1980, 

т.6, с. 1123-11 

16. Скальная М.Г., Нотова С.В. Макро- и микроэлементы в питании современного 

человека: 

2002. - 298 с. 

эколого-физиологические и социальные аспекты. - М.: РОСМЭН, 

17. Скальный А.В., Рудаков И.А. 

Биоэлементы в медицине. М., 2004. 

18. Фурдуй Ф.И. Причины и факторы биологической деградации человека и пути его 

выживания. /Стресс, адаптация, функц. нарушения и санокреатология. Кишинев, Cartea Moldovei, 

1999, 22-35. 

19. Человек. Медико-биологические данные. Публ. МКРЗ. – М.: Медицина, 1977. 

SYNTHESIS AND ANTILEUKAEMIA ACTIVITY OF 

N-(2,4-DIMETHYLPHENYL)HYDRAZINE CARBOTHIOAMIDE AND 

ITS AZOMETHINE DERIVATIVES 

A .Gulea 1 , A. Sargun 1 , A. Barba 2 , A. Jalba 1 , D. Poirier 3 , 

P. Petrenko 4 , Yu. Chumakov 4 

1Department of Inorganic and Physical Chemistry, Moldova State University, 

Chisinau, Moldova 

2Institute of Chemistry, Academy of Sciences of Moldova, Chisinau, Moldova 

3Oncology and Molecular Endocrinology Research Centre, CHUL Research Centre 

and Université Laval, Québec City, Canada 

4Institute of Applied Physics, Academy of Sciences of Moldova, Chisinau, 

Moldova 

Rezumat 

Prezenta lucrare conţine date despre sinteza, caracterizarea şi evaluarea in vitro a activităţii 

biologice a N-(2,4-dimetilfenil)hidrazinocarbotioamidei şi a cinci derivaţi azometinici 

ai acesteia, obţinuţi prin condensarea N-(2,4-dimetilfenil)hidrazincarbotioamidei cu 

diferiţi compuşi carbonilici. Compoziţia şi structura cristalină a compuşilor sintetizaţi 

a fost determinată cu ajutorul spectroscopiei 1H, 13C RMN şi a difracţiei cu raze 

X a monocristalelor. Toţi compuşii obţinuţi au fost testaţi ca inhibitori ai proliferării 

celulelor de leucemie umană HL-60. A fost stabilit că N-(2,4-dimetilfenil)-2-(tiofen- 

3-ilmetilen)hidrazinocarbotioamida şi N-(2,4-dimetilfenil)-2-(2-hidroxibenziliden) 

hidrazinocarbotioamida sunt cei mai activi agenţi antiproliferativi obţinuţi în acest 

studiu. 

Cuvinte-cheie: N-(2,4-dimetilfenil)hidrazinocarbotioamida – azometine – antiproliferativ 

– leucemie 

Depus la redacţie 17 septembrie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Aurelian Gulea, Universitatea de Stat din Moldova, str. 

A. Mateevici, 60, MD - 2009 Chişinău, Republica Moldova, E-mail: dociu1946@yahoo. 

com, tel.: (+373 22) 57-75-39 

59



Introduction 

Leukaemia is a type of cancer of the blood or bone marrow characterised by an 

abnormal increase of immature white blood cells called “blasts”. Like other cancers, 

it results from mutations in the DNA. Certain mutations can trigger leukaemia by 

activating oncogenes or deactivating tumor suppressor genes, and thereby disrupting 

the regulation of cell death, differentiation or division. 

Since 1960s, an anthracycline antibiotic called Doxorubicin has been widely used 

in cancer chemotherapy. It is closely related to the natural product daunomycin, and like 

all anthracyclines, it works by intercalating DNA. However, Doxorubicin has a series of 

side-effects that strongly jeopardize patients’ lives. For instance, when the cumulative 

dose of Doxorubicin reaches 550 mg/m², the risks of developing cardiac side effects, 

including congestive heart failure, dilated cardiomyopathy, and death, dramatically 

increase. Doxorubicin cardiotoxicity is characterised by a dose-dependent decline in 

mitochondrial oxidative phosphorylation. Reactive oxygen species, generated by the 

interaction of Doxorubicin with iron, can afterwards damage the myocytes, causing 

myofi brillar loss and cytoplasmic vacuolisation [1, 2]. 

For these reasons, more efforts are now focused on developing novel antitumor 

medicines with improved clinical effectiveness, broadened spectrum of activity, and 

with reduced general toxicity [3]. As DNA can interact with many bio-molecules and 

synthetic compounds, it is the main target for therapeutic treatment of cancer. Therefore, 

we have started a project directed towards the synthesis of different classes of compounds 

that can act as molecular inhibitors of cancer cells proliferation [4-6]. Particularly 

interesting are thiosemicarbazones, which have demonstrated potent cytotoxic activities 

against a series of murine and human tumor cells in culture [7]. In continuation of this 

approach, the present paper describes the chemical synthesis, characterisation and in 

vitro biological evaluation of N-(2,4-dimethylphenyl)hydrazinecarbothioamide and its 

azomethine derivatives. The composition and the structure of the synthesised substances 

have been determined by 1 H and 13 C NMR spectroscopy and X-ray diffraction. All 

substances were tested as inhibitors of human leukaemia (HL-60) cells growth. 

Materials and methods 

General. All reagents and chemicals have been obtained from commercially 

available sources, have been of analytical- or reagent-grade purity and have been used 

without further purifi cation. 1 H and 13 C nuclear magnetic resonance (NMR) spectra 

have been recorded at room temperature with a Bruker DRX 400 spectrometer. All 

chemical shifts ( 1 H, 13 C) are given in ppm versus SiMe 4 using DMSO-d 6 as solvent. 

X-ray diffraction has been performed with a Bruker X8 diffractometer. 

Antileukaemia bioassay. Human promyelocytic leukaemia cells HL-60 (ATCC), 

Rockville, MD, USA) were routinely grown in 90% suspension RPMI-1640 (Sigma 

Saint Louis, USA) containing L-glutamine (2 nM), antibiotics (100 IU penicillin/ 

mL, 100 μg streptomycin/mL) and supplemented with 10% (v/v) foetal bovine serum 

(FBS), in a 5% CO 2 humidifi ed atmosphere at 37°C. Cells were currently maintained 

twice a week by diluting the cells in RPMI-1640 medium containing 10% FBS. The 

cell proliferation assay was performed by using 3-(4,5-dimethylthiazol-2-yl)-5-(3carboxymethoxyphenyl)-2-(4-sulfophenyl)-2H-tetrazolium 

(MTS) (Cell Titre 96 

Aqueous, Promega, USA), which allowed us to measure the number of viable cells. In a 

60



nutshell, triplicate cultures of 10,000 cells in a total of 100 μg medium in 96-well microtitre 

plates (Becton Dickinson and Company, Lincoln Park, NJ, USA) were incubated at 

37°C, 5% CO 2 . The synthesized compounds were dissolved in ethanol to prepare the 

stock solution of 1 · 10 -2 M. Both, the compounds and Doxorubicin (Novopharm, 

Toronto, Canada), as a positive control, were diluted at multiple concentrations with 

culture media, added to each well and incubated for 3 days. Following each treatment, 

MTS (20 μL) was added to each well and the mixture has been incubated for 4 hours. 

MTS is converted to water-soluble colored formazan dehydrogenase enzymes present 

in metabolically active cells. Subsequently, the plates were read at 490 nm using a 

microplate reader (molecular Devices, Sunnyvale, CA). 

The synthesis of N-(2,4-dimethylphenyl)hydrazinecarbothioamide and its azomethine 

derivatives has been performed according to the published methods (Scheme 1), with 

some particular modifi cations: 

R = (4) pyridine-3-yl; (5) pyridine-4-yl; (6) thiophene-3-yl; (7) quinoline-2-yl; and 

(8) 2-hydroxyphenyl. 

Scheme 1. (a) tetramethylthiuram disulphide (TMTD), benzene, 83°C, Yield 

93%; (b) hydrazine hydrate, benzene, 85°C, Yield 90%; (c) HCl-H 2 O (1:1), toluene, 

112°C, Yield 82%; (d) hydrazine hydrate, diethyl ether, ethanol, 30°C, Yield 84%; (e) 

3-formylpyridine (4), 4-formylpyridine (5), 3-formylthiophene (6), 2-formylquinoline 

(7), salicylaldehyde (8), ethanol, acetic acid, 75°C ,Yield 85-90%. 

3-(2,4-dimethylphenyl)-1,1-dimethylthiourea (1): 2.42 g (20 mmol) of 2,4dimethylaniline 

was added to a hot (75°C) solution of 2.4 g (10 mmol) TMTD in 20 

mL benzene. The resulting solution was refl uxed at 83°C for 4h. Then, the solution was 

allowed to reach ambient temperature and cooled to 7°C overnight. The crude product 

was fi ltered, dried and recrystallized from concentrated HCl. Yield, 3.86 g (93%), m.p. 

155°C. 1 H-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 2.13 (s, 3H, o-CH 3 ); 2.28 (s, 3H, p-CH 3 ); 3.27 (s, 6H, 

N(CH 3 ) 2 ); 6.92, 6.97, 7.02 (m, 3H, phenyl); 8.73 (s, 1H, NH). 13 C-NMR (DMSO-d 6 ) 

δ: 18.33 (o-CH 3 ); 21.06 (p-CH 3 ); 41.16 (N(CH 3 ) 2 ); 126.88, 129.32, 131.02, 135.73, 

135.89, 137.78 (phenyl); 182.12 (C=S). 

N-(2,4-dimethylphenyl)hydrazinecarbothioamide (2), 1 st method: 0.40 g (8 

mmol) of hydrazine hydrate was added to a hot (75°C) solution of 2.08 g (10 mmol) 

of 1 in 18 mL benzene. The resulting solution was refl uxed at 83°C for 1h. Then, the 

solution was allowed to reach ambient temperature and cooled to 7°C overnight. The 

crude product was fi ltered, dried and recrystallized from ethanol. Yield, 1.76 g (90%), 

m.p. 153°C. 1 H-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 2.16 (s, 3H, o-CH 3 ); 2.26 (s, 3H, p-CH 3 ); 4.75 (s, 

2H, NH 2 ); 6.96, 7.02, 7.34 (m, 3H, phenyl); 9.00 (s, 1H, NH–Ph); 9.31 (s, 1H, C(S) 

61



NH). 13 C-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 18.14 (o-CH 3 ); 21.01 (p-CH 3 ); 126.65, 127.58, 130.97, 

133.73, 135.08, 135.80 (phenyl); 180.96 (C=S). 

N-(2,4-dimethylphenyl)hydrazinecarbothioamide (2), 2 nd method: A warm 

solution (30-36°C) of 1.63 g (10 mmol) of 3 in 3 mL diethyl ether was added dropwise 

to a solution of 0.75 g (15 mmol) hydrazine hydrate in 3 mL ethanol and the resulting 

mixture was stirred until the solid product 2 began to precipitate. Then, the solution 

was allowed to reach ambient temperature. The crude product was fi ltered, dried and 

recrystallized from ethanol. Yield, 1.64 g (84%), m.p. 153°C. 1 H-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 

2.16 (s, 3H, o-CH 3 ); 2.26 (s, 3H, p-CH 3 ); 4.75 (s, 2H, NH 2 ); 6.96, 7.02, 7.34 (m, 3H, 

phenyl); 9.00 (s, 1H, C Ph –NH); 9.31 (s, 1H, C(S)NH). 13 C-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 18.14 

(o-CH 3 ); 21.01 ( p-CH 3 ); 126.65, 127.58, 130.97, 133.73, 135.08, 135.80 (phenyl); 

180.96 (C=S). 

1-isothiocyanato-2,4-dimethylbenzene (3): A mixture of 4.16 g (20 mmol) of 1 

in 40 mL toluene and 40 mL HCl-H 2 O (1:1) was refl uxed at 112°C for 2h. The toluene 

layer containing the product 3 was separated from water and the solvent was removed 

by vacuum distillation. Isothiocyanate 3 was dissolved in n-hexane and purifi ed on 

a column of silica gel (eluting with n-hexane). n-hexane was removed by vacuum 

distillation. Yield, 2.67 g (82%), m.p. 28-29°C. 1 H-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 2.27 (s, 3H, 

o-CH 3 ); 2.28 (s, 3H, p-CH 3 ); 7.05, 7.14, 7.23 (m, 3H, phenyl). 13 C-NMR (DMSOd 

6 ) δ: 18.20 (o-CH 3 ); 21.14 (p-CH 3 ); 126.12, 126.95, 128.16, 131.77, 133.85, 134.97 

(phenyl); 138.22 (C=S). 

N-(2,4-dimethylphenyl)-2-(pyridine-3-ylmethylene)hydrazinecarbothioamide 

(4): 1.18 g (11 mmol) of 3-formylpyridine was added to a hot (65°C) solution of 1.95 

g (10 mmol) of 2 in 4 mL ethanol. 2 to 4 drops of glacial acetic acid was added as a 

catalyst. The resulting mixture was refl uxed at 75°C for 2h. Then, the solution was 


was fi ltered, dried and recrystallized from ethanol-DMF solvent mixture. Yield, 2.56 g 

(90%), m.p. 236°C. 1 H-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 2.19 (s, 3H, o-CH 3 ); 2.30 (s, 3H, p-CH 3 ); 

7.03, 7.09, 7.13 (m, 3H, phenyl); 7.45 (s, 1H, azomethine); 8.16, 8.39, 8.57, 9.00 (m, 

4H, pyridyl); 10.03 (s, 1H, C Ph –NH); 11.93 (s, 1H, NH–N=). 13 C-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 

18.21 (o-CH 3 ); 21.11 (p-CH 3 ); 119.63, 126.30, 130.97, 132.73, 139.18, 140.80 (phenyl); 

143.3 (azomethine); 123.9, 130.4, 133.7, 149.0, 151.9 (pyridyl), 177.70 (C=S). 

N-(2,4-dimethylphenyl)-2-(pyridine-4-ylmethylene)hydrazinecarbothioamide 

(5): 1.18 g (11 mmol) of 4-formylpyridine was added to a hot (65°C) solution of 1.95 




was fi ltered, dried and recrystallized from ethanol-DMF solvent mixture. Yield, 2.50 

g (88%), m.p. 244-245°C. 1 H-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 2.19 (s, 3H, o-CH 3 ); 2.31 (s, 3H, 

p-CH 3 ); 7.04, 7.10, 7.13 (m, 3H, phenyl); 8.10 (s, 1H, azomethine); 7.88, 8.61 (m, 4H, 

pyridyl); 10.10 (s, 1H, C Ph –NH); 12.04 (s, 1H, NH–N=). 13 C-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 18.19 

(o-CH 3 ); 21.12 ( p-CH 3 ); 119.61, 126.14, 131.20, 132.90, 139.22, 143.82 (phenyl); 

145.3 (azomethine); 120.45, 144.31, 149.17 (pyridyl), 177.93 (C=S). 

N -( 2 , 4 - d i m e t h y l p h e n y l) - 2 -( t h i o p h e n e - 3 y l m e t h y l e n e) 

hydrazinecarbothioamide (6): 1.23 g (11 mmol) of 3-formylthiophene was added 

62



to a hot (65°C) solution of 1.95 g (10 mmol) of 2 in 4 mL ethanol. 2 to 4 drops of 

glacial acetic acid was added as a catalyst. The resulting mixture was refl uxed at 75°C 

for 2h. Then, the solution was allowed to reach ambient temperature and cooled to 

0°C overnight. The crude product was fi ltered, dried and recrystallized from ethanol- 

DMF solvent mixture. Yield, 2.46 g (85%), m.p. 220°C. 1 H-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 2.19 

(s, 3H, o-CH 3 ); 2.30 (s, 3H, p-CH 3 ); 7.02, 7.08, 7.15 (m, 3H, phenyl); 8.17 (s, 1H, 

azomethine); 7.59, 7.84, 7.96 (m, 3H, thiophenyl); 9.81 (s, 1H, C Ph –NH); 11.69 (s, 

1H, NH–N=). 13 C-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 18.23 (o-CH 3 ); 21.11 (p-CH 3 ); 126.89, 131.07, 

135.54, 135.97, 136.20, 138.07 (phenyl); 126.24 (azomethine); 127.54, 128.49, 128.96 

(thiophenyl), 177.29 (C=S). 

N -( 2 , 4 - d i m e t h y l p h e n y l) - 2 -( q u i n o l i n e - 2 - y l m e t h y l e n e) 

hydrazinecarbothioamide (7): 1.73 g (11 mmol) of 2-formylquinoline was added to 

a hot (65°C) solution of 1.95 g (10 mmol) of 2 in 4 mL ethanol. 2 to 4 drops of glacial 

acetic acid was added as a catalyst. The resulting mixture was refl uxed at 75°C for 

2h. Then, the solution was allowed to reach ambient temperature and cooled to 0°C 

overnight. The crude product was fi ltered, dried and recrystallized from ethanol-DMF 

solvent mixture. Yield, 2.87 g (86%), m.p. 208°C. 1 H-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 2.22 (s, 3H, 

o-CH 3 ); 2.31 (s, 3H, p-CH 3 ); 7.05, 7.11, 7.14 (m, 3H, phenyl); 8.34 (s, 1H, azomethine); 

7.63, 7.78, 7.98, 8.04, 8.37, 8.63 (m, 6H, quinolyl); 10.22 (s, 1H, C Ph –NH); 12.15 (s, 

1H, NH–N=). 13 C-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 18.24 (o-CH 3 ); 21.12 (p-CH 3 ); 118.87, 127.04, 

130.38, 135.85, 136.54, 136.68 (phenyl); 143.08 (azomethine); 119.6, 127.0, 128.3, 

128.9, 129.9, 130.9, 136.5, 148.5, 149.3 (quinolyl), 177.89 (C=S) 

N-(2,4-dimethylphenyl)-2-(2-hydroxybenzylidene)hydrazinecarbothioamide 

(8): 1.23 g (11 mmol) of salicylaldehyde was added to a hot (65°C) solution of 1.95 




was fi ltered, dried and recrystallised from ethanol-DMF solvent mixture. Yield, 2.66 

g (89%), m.p. 187-188°C. 1 H-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 2.18 (s, 3H, o-CH 3 ); 2.29 (s, 3H, 

p-CH 3 ); 7.01, 7.07, 7.15 (m, 3H, phenyl); 8.47 (s, 1H, azomethine); 6.82, 6.88, 7.23, 

8.07 (m, 4H, hydroxyphenyl); 9.82 (s, 1H, OH); 9.95 (s, 1H, C Ph –NH); 11.69 (s, 1H, 

NH–N=). 13 C-NMR (DMSO-d 6 ) δ: 18.18 ( o-CH 3 ); 21.06 ( p-CH 3 ); 119.69, 126.84, 

131.09, 133.62, 135.36, 136.00 (phenyl); 140.42 (azomethine); 117.82, 118.58, 121.43, 

127.52, 136.18, 156.99 (hydroxyphenyl), 177.31 (C=S). 

Results and discussion 

Antileukaemia activity. Six of the synthesized compounds were tested as inhibitors of 

HL-60 cells proliferation. These human promyelocytic leukaemia cells were incubated 

for three days in the presence of synthetic compounds and the number of viable cells 

was measured using the MTS assay (Scheme 2). 

The results are expressed as the percentage of cell growth inhibition at three 

concentrations (Table 1). As it can be concluded from the data above, N-(2,4dimethylphenyl) 

hydrazinecarbothioamide 2 has a pretty low antiproliferative activity. 

Thereby, at the concentration of 0.1 μM 2 shows its highest activity, almost equal to 

that of Doxorubicin at the same concentration. Thiosemicarbazones 4 and 5 do not 

inhibit cell proliferation at any concentration. 

63


The highest antiproliferative activity shows 6 in 10 μM solution and 8 in 10 μM 

and 1 μM solutions. 

Table 1. Antiproliferative activity of compounds 2-8 against human myeloid leukaemia 

(HL-60) cancer cells 

Compound 

Inhibition of cell proliferation (%) 


10 μM 1 μM 0.1 μM 

2 8.5 10.4 16 

4 0 0 0 

5 0 0.4 0 

6 90.3 0 0 

7 0.2 6.6 0 

8 89.9 96.5 9.7 

Doxorubicin 99 98 15 

Therefore, it can be inferred that the antiproliferative activity of the compounds 4-8 

is infl uenced by the nature of R and it grows in the following order: pyridine-3-yl ≤ 

pyridine-4-yl < quinoline-2-yl < thiophene-3-yl < 2-hydroxyphenyl. When comparing 

the activity of the thiosemicarbazide 2 to the activities of thiosemicarbazones 4-8, 

it becomes conspicuous that the replacing of hydrogen atoms from NH 2 group with 

arilmethylene group (aril = carbocyclic or heterocyclic aromatic rest) leads either to 

decrease or signifi cant increase of the antiproliferative activity. When the aromatic 

rest from arilmethylene group is pyridine-3-yl, pyridine-4-yl or quinoline-2-yl the 

antiproliferative activity is brought down to zero. On the contrary, when the aril rest is a 

thiophene-3-yl or a 2-hydroxyphenyl, the activities rise up to values comparable to those 

of the currently used in medical practice Doxorubicin. Hence, thiosemicarbazones 6 and 

8 are of interest for further studies as potential alternatives to traditional antileukaemia 

medicines. 

Scheme 2. The 

effect on HL- 

60 cancer cells 

proliferation 

X-ray diffraction. N-(2,4-dimethylphenyl) hydrazinecarbothioamide crystallises in 

a P1 21/n 1 (14) monoclinic space group. The parameters of elementary cell are: a = 

11.5215(5) Å, b = 7.5680(5) Å, c = 11.7534(7) Å; β = 99.24(1)°; V = 1011.54(89) Å 3 . 

As the length of the C–S bond is 1.696 Å, value closer to the theoretical C–S 

64



double bond distance (1.615 Å), it could be concluded that in the solid state this 

thiosemicarbazide is more likely to adopt the thio-ketone form (Figure 1). 

Moreover, as the 4 NH–C(S) bond has a s-trans conformation, the thiosemicarbazide 

rest NHC(S) NHNH 2 gets out of the plane of 2,4-dimethylphenyl ring and causes steric 

hindrances in the crystal packing (Figure 2). 

Figure 1. Molecular 

structure of N-(2,4dimethylphenyl)hydrazinecarbothioamide 

Figure 2. Crystal packing of N-(2,4-dimethylphenyl)hydrazinecarbothioamide 

Conclusions 

N-(2,4-dimethylphenyl) hydrazinecarbothioamide and its fi ve azomethine derivatives 

have been synthesized starting from commercially available 2,4-dimethylaniline. 

The composition and the structure of the synthesized compounds have been defi ned by 

means of 1 H, 13 C NMR and X-ray diffraction. Antileukaemia bioassays have shown that 

65


Fiziologia şi Biochimia Plantelor 

antiproliferative activity of the synthesized compounds is manifested mainly within the 

concentrations 10 μM and 1 μM and increases in the following series: 4 ≤ 5 < 7 < 2 < 

6 < 8. Therefore, the most active compounds 6 and 8 should be further studied as potential 

alternatives to traditional antileukaemia medicines. Also, we have inferred from 

this study that in order to obtain highly antiproliferative active azomethines from N- 

(2,4-dimethylphenyl) hydrazinecarbothioamide, it should be condensed with aromatic 

carbocyclic or heterocyclic aldehydes or ketones, which contain donor atoms (such as 

O or N) in the orto position to the carbonyl group (e.g. salicylaldehyde, etc.). 

References 

1. Broder H, Gottlieb R. A., Lepor N.E. Chemotherapy and cardiotoxicity // Rev. Cardiovasc. 

Med. – 2008. – Vol. 9. – P. 75–83. 

2. Huang 

C., Zhang X., Ramil J. M., Rikka S., Kim L., Lee Y., Gude N. A., Thistlethwaite P. 

A., Sussman M. A., Gottlieb R. A., Gustafsson A. B. Juvenile exposure to anthracyclines impairs 

cardiac progenitor cell function and vascularisation resulting in greater susceptibility to stressinduced 

myocardial injury in adult mice // Circulation. – 2010. – Vol. 121(5). – P. 675-683. 

3. Galanski M., Arion V. B., Jakupec M. A., Keppler B. K. Recent developments in the fi eld 

of tumor-inhibiting metal complexes // Curr. Pharm. Des. – 2003. – Vol. 9(25). – P. 2078-2089. 

4. Stavila V., Davidovich R. L., Gulea A., Whitmire K. H. Bismuth(III) complexes with 

animopolycarboxylate and polyaminopolycarboxylate ligands: Chemistry and structure // 

Coord. Chem. Rev. – 2006. – Vol. 250 – P. 2782-2810. 

5. Gulea A., Poirier D., Roy J., Tapcov V., Stavila V. Patent of invention MD 2786. BOPI 

2005. – P. 6-28. 

6. Gulea A., Poirier D., Roy J., Popovschi L., Tapcov V. Patent of invention MD 285. BOPI 

2005. – P. 9-24. 

7. Gulea A., Poirier D., Roy J., Stavila V., Bulimestru I., Tapcov V., Birca M., Popovschi 

L. In vitro antileukemia, antibacterial and antifungal activities of some 3d metal complexes: 

Chemical synthesis and structure - activity relationships. // J. Enzym. Inhib. Med. Chem., – 

2008. – Vol. 23. – No. 6, – P. 806-818. 

66




MODIFICAREA INTERRELAŢIILOR DINTRE ORGANELE 

PLANTELOR DE ZEA MAYS L. ÎN CONDIŢII DE SECETĂ 

Ştefîrţă Anastasia, Melenciuc M., Buceaceaia Svetlana, Brânză Lilia, Aluchi N. 

Institutul de Genetică şi Fiziologie a Plantelor al Academiei de Ştiinţe a Moldovei 

Rezumat 

S-a demonstrat, că stresul hidric şi oxidativ, condiţionat de secetă, cauzează perturbări 

în interrelaţiile funcţionale dintre organe ca consecinţă a deosebirilor principiale 

ale gradului de modifi care a parametrilor status-ului apei, destrucţiilor oxidative şi 

schimbării activităţii enzimelor antioxidative în organele plantelor. Deosebit de afectate 

de impactul secetei sunt rădăcinile; tulpinile, însă, reprezintă o zonă cu status hidric relativ 

stabil, având, probabil şi o funcţie de protecţie a meristemelor organelor generative. 

66



S-a confi rmat ipoteza conform căreia apa este factorul antrenat în reglarea activităţii 

funcţionale a plantei ca organism integru, contribuie la menţinerea relaţiilor coordonate 

dintre organe şi îndeplineşte, de rând cu alţi factori, funcţia de integrare la nivel nu numai 

celular, dar şi de organism. 

Cuvinte-cheie: status-ul apei - stres oxidativ - enzyme antioxidative – organe – plante - 

legături corelative. 

Abrevieri: AscPX –ascorbatperoxidaza; CA – conţinutul de apă; CAT –catalaza; CRA – 

capacitatea de reţinere a apei; GwPX – guaiacolperoxidaza; DAM-dialdehida malonică; 

DS – defi citul de saturaţie; IT – intensitatea transpiraţiei; OPL - oxidarea peroxidică a 

lipidelor; Ψ w – potenţialul apei; SO - stres oxidativ: SOD – superoxid dismutaza; SRO - 

speciile reactive de oxigen. 

Depus la redacţie 12 iulie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Anastasia Ştefîrţă, Institutul de Genetică şi Fiziologie 

a Plantelor al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str. Pădurii 20, MD 2002, Chişinău, 

Republica Moldova, e-mail: anastasia.stefi rta@gmail.com, tel : (+373 22) 53 59 90 

Introducere 

Seceta (în sensul de defi cit de umiditate în sol şi/sau atmosferă) în combinaţie cu 

arşiţa şi radiaţia solară pune sub mare pericol supravieţuirea şi productivitatea plantelor. 

Un defi cit de apă sever şi de lungă durată este mai rar dar catastrofi c pentru agricultură, de 

aceea cunoaşterea mecanismelor de adaptare şi rezistenţă a plantelor este de importanţă 

vitală în aspectul managementului practic şi eforturilor de preîntâmpinare a pagubelor 

provocate de schimbarea climei [18]. Studierea particularităţilor morfo-funcţionale, 

asociate cu rezistenţa plantelor la condiţii nefavorabile, se afl ă în centrul atenţiei 

savanţilor în întreaga lume, fapt confi rmat de multitudinea şi varietatea publicaţiilor 

la această temă cu tangenţe la concepţia despre toleranţa şi productivitatea plantelor 

de cultură [1; 10; 14; 17; 24]. Se ştie, că schimbările mediului planta le percepe ca 

organism integru şi rezistenţa la acţiunea stresogenă a acestuia se manifestă prin 

capacitatea de a păstra integritatea funcţională a organelor [4]. Formarea complexelor 

adaptive se datorează proprietăţii organismului de coordonare a proceselor fi ziologice 

şi menţinere a integrităţii morfo-funcţionale pe parcursul ontogenezei [2; 20]. Până în 

prezent nu există o părere unică care ar explica cauza pieirii sau toleranţei plantelor la 

acţiunea stresogenă unilaterală sau complexă a condiţiilor nefavorabile. Nu se cunoaşte 

caracterul schimbării relatiilor interactive ale principalelor sisteme funcţionale în 

procesul adaptării plantelor [28]. În acest context investigaţiile date au fost subordonate 

evidenţierii gradului de perturbare a relaţiilor funcţionale dintre organe şi depistarea 

vulnerabilităţii lor la impactul secetei. 

Materiale şi metode 

În calitate de obiecte de studiu au servit plante de Zea mays L., cultivarele P458 şi 

X5P515 cu potenţial diferit de rezistenţă la secetă. Experienţele s-au realizat în condiţii 

de umiditate dirijată în Complexul de vegetaţie al Institutului de Genetică şi Fiziologie 

a Plantelor al AŞM. Analizele au fost efectuate pe plante, crescute în containere 

Mitcerlih cu capacitatea 30 kg sol absolut uscat în perioada critică a plantelor – în 

timpul paniculării plantelor. 

67



Schema experienţelor cuprindea variantele: a) Martor – plante pe fond de umiditate 

permanent optimală, 70% CTA; b) Secetă – schimbarea umidităţii 70 - 30% CTA la 

etapele a IV-a - V-a a ontogenezei plantelor. Durata stresului hidric 7 zile. 

Parametrii status-ului apei s-au determinat prin metode clasice [27]; intensitatea 

OPL s-a testat prin determinarea spectrofotometrică a produsului fi nal dialdehidei 

malonice (DAM), utilizând testul cu acidul tiobarbituric. Activitatea enzimelor cheie 

de protecţie antioxidativă s-a determinat prin metoda spectrofotometrică: SOD - prin 

metoda Чевари С., Чаба И., Секей [30]; CAT s-a apreciat conform metodei Chance 

B. şi Machly A. (5) prin determinarea spectrofotometrică la λ 240 nm a descompunerii 

H 2 O 2 ; GwPX - după intensitatea oxidării guaiacol (2 – metoxi – fenol) ca donator de 

hidrogen în prezenţa H 2 O 2 , la λ 470 nm; AscPX – prin monitorizarea ratei de oxidare a 

ascorbatului la λ 290 nm [15]. Despre perturbările relaţiilor funcţionale dintre organe 

s-a conchis după valoarea DS, CA, şi Ψ w organelor; după valoarea DAM şi activitatea 

enzimelor antioxidative. Analiza statistică a datelor - cu ajutorul setului de programe 

„Statistica7” pentru computer, utilizând Basic Statistics. 

Rezultate şi discuţii 

Se ştie, că frunza, rădăcina sau alt organ, care recepţionează acţiunea unui factor 

concret din mediul extern, poate, ca un donator al semnalului, să transmită reacţia sa 

în formă de informaţie concretă altei frunze, sau altui organ al plantei nemijlocit sau 

prin intermediul unui alt organ, care posedă funcţii reglatoare. Această proprietate 

presupune capacitatea organismului vegetal de coordonare şi integrare a funcţiilor 

în mediu fl uctuant. În urma studierii particularităţilor interacţiunii diferitor părţi 

funcţionale ale organismului în condiţii de secetă s-a stabilit că, reacţia organelor la 

stresul hidric condiţionat de insufi cienţa de apă în sol (30% CTA,7 zile) este diferită ca 

intensitate (tabl.1). În condiţii optime de aprovizionare cu apă rădăcinile plantelor de 

porumb hibrid P458 şi X5P515 după conţinutul de apă nu se deosebesc semnifi cativ. La 

tensionarea regimului de umiditate şi instalarea secetei gradul de hidratare a rădăcinilor 

plantelor în zona absorbantă scade considerabil (tab. 1). Astfel, după 7 zile de insufi cienţă 

de umezeală în sol CA în ţesuturile rădăcinilor plantelor hibrid P458 s-a redus cu 

19,75 %, faţă de acelaşi indice la plantele martor, şi cu 22,29 % - la plantele X5P515 

(tab. 1). Remarcabil este faptul, că neajunsul de umezeală din sol a condiţionat reduceri 

mult mai prompte a conţinutului de apă în rădăcini în comparaţie cu efectul produs 

asupra frunzelor şi, mai cu seamă, asupra tulpinilor (tabl.1). 

Gradul de deshidratare a rădăcinilor, tulpinilor şi frunzelor, condiţionat de secetă, 

a constituit la cv. P4584 19,45 – 0,91 şi 3,03 % comparativ cu hidratarea organelor 

plantelor martor. Hidratarea ţesuturilor tulpinilor a rămas aproape neschimbată, 

înregistrându-se numai o tendinţă de micşorare. Acelaşi caracter al schimbărilor a 

avut loc şi în status-ul apei plantelor de X5P515, la care seceta a cauzat o reducere a 

gradului de hidratare cu 22,3; 1,33 şi 6,14 % respectiv în rădăcini, tulpini şi frunze. 

Reprezentanţii cv. P458 se deosebeau prin valori comparativ mai mici ale defi citului 

de saturaţie a sistemului radicular. La acestea după 7 zile de stres valoarea defi citului 

de saturaţie a constituit 155,89% faţă de martor, pe când defi citul de saturaţie apărut 

în rădăcinile plantelor cv X5P515 în condiţii de secetă atingea valoarea de 205,69 % 

comparativ cu plantele martor. Faptul că sistemul radicular al plantelor P458 în condiţii 

de umiditate redusă în sol pierd mai puţină apă decât cv. X5P515 permite de presupus, 

68


că primele posedă sistem radicular cu capacitate mărită de reţinere şi/sau absorbţie a 

apei. După cum reiese din datele tabelei 1 rădăcinile plantelor de Zea mays L. P458 

neadaptate la secetă (varianta 70 %CTA) după 2 ore de deshidratare experimentală 

reţin în ţesuturi din rezerva totală de apă 70,18 g apă în 100 g m.p., plantele de pe 

fondul de umiditate insufi cientă reţin 50,17g din conţinutul iniţial de apă. 

Tabelul 1. Caracteristica unor parametri ai status-ului apei plantelor de Zea mays L 

expuse acţiunii secetei. 

Variante, 

umiditatea, 

%CTA 

Optim, 70 

Secetă, 30 

Optim, 70 

Secetă, 30 

Organe 

CA, 

g· 100 g -1 m.p. 

DS, 

% de la sat. 

deplină 

cv.P458 

CRA, 

apa reţinută, 

g·100g -1 m.p. 

IT, 

mg · dm -2 · h -1 

frunze 80,80 ± 0,44 1,68 ± 0,11 76,63 ± 0,20 834,42 ±8,29 

tulpini 89,93 ± 0,54 2,56 ± 0,22 88,53 ± 0,12 

rădăcini 89,00 ± 0,31 12,47 ± 0,17 70,18 ± 0,34 

frunze 78,35 ± 0,33 19,81 ± 0,38 76,29 ± 0,11 318,48±6,77 

tulpini 89,11 ± 0,31 7,29 ± 0,13 88,00 ± 0,10 

rădăcini 73,60 ± 0,22 19,44 ± 0,14 50,17 ± 0,59 

cv. X5P515 

frunze 78,02 ± 0,40 2,33 ± 0,15 73,06 ± 0,23 907,67 ±15,3 

tulpini 88,45 ± 0,31 2,74 ± 0,13 86,97 ± 0,11 

rădăcini 87,09 ± 0,56 13,01 ± 0,09 70,56 ± 1,17 

frunze 73,23 ± 0,65 30,73 ± 0,27 70,45 ± 0,12 286,63 ±11,1 

tulpini 87,27 ± 0,48 8,47 ± 0,49 86,07 ± 0,13 

rădăcini 67,68 ± 0,18 26,76 ± 0,20 44,97 ± 0,87 


Capacitatea de reţinere a apei în ţesuturile sistemului radicular al reprezentanţilor 

X5P515 a înregistrat valori de : 70,56 şi 44,97 g·100g -1 m.p. Rezultatele studiului au 

scos în evidenţă faptul că plantele cv. X5P515 au capacitatea de reţinere a apei mai 

redusă comparativ cu plantele P458. Spre deosebire de rădăcini, care, după cum a fost 

relatat mai sus, î-şi pierd proprietatea de aşi majora capacitatea de reţinere a apei la 

apariţia situaţiilor de stres, viteza de pierdere a apei din tulpini şi frunze se modifi că 

semnifi cativ. La plantele P458, expuse secetei cantitatea de apă reţinută de 100g m. p. de 

tulpini şi frunze constituie respectiv 88,00 şi 76,29 g. Organele respective ale plantelor 

X5P515 în aceleaşi condiţii reţin 86,07 în tulpini şi 70,45 g apă în 100g m.p. de frunze. 

Unii autori [25; 33] au demonstrat, că proprietatea plantelor de a-şi schimba capacitatea 

de reţinere a apei în ţesuturi este un indice care refl ectă schimbările adaptive şi corelează 

cu rezistenţa la secetă. Analizând prin prisma acestui concept rezultatele experimentale 

obţinute de noi se poate de concluzionat că organele plantelor de Zea mays L. posedă 

însuşiri diferite de reglare a homeostazei hidrice şi, prin urmare, şi sensibilitate diferită 

la acţiunea factorului stresogen. Supravieţuirea plantelor în condiţii de secetă depinde 

atât de activitatea sistemului radicular, cât şi de rezervele de apă din rădăcini şi tulpini. 

S-a demonstrat, că apa acumulată în tulpini în timpul nopţii se foloseşte, când apare 

69



un dezechilibru în absorbţia ei din sol si consumul prin transpiraţie. Datele obţinute 

în studiul de faţă confi rmă ideea lansată în lucrarea[32] despre faptul, că tulpinile şi 

conul de creştere posedă însuşiri de autoreglare şi menţinere a status-ului apei mai 

mari decât frunzele şi rădăcinile. Astfel de modifi cări sunt orientate spre asigurarea cu 

apă a meristemelor şi ţesuturilor în creştere, - în cazul de faţă, a meristemelor iniţierii 

ştiuletelui - şi sunt condiţionate de sporirea capacităţii de atracţie şi reţinere a apei [3]. 

Deci, deshidratarea sistemului radicular, şi stoparea activităţii de absorbţie, se 

răsfrânge în mod diferit asupra status-ului apei în tulpini şi frunzele plantelor de Zea 

mays L. (tab. 1). După 7 zile de la apariţia unui defi cit de umezeală în sol, egal cu 1.3- 

1.5 coefi cient de ofi lire, are loc o reducere a hidratării ţesuturilor sistemului radicular de 

3,63 - 6,52 ori mai puternică comparativ cu gradul de deshidratare a frunzelor. Neajunsul 

de umezeală în sol condiţionează schimbări mai puţin profunde în gradul de hidratare 

a ţesuturilor tulpinilor, comparativ cu modifi cările conţinutului de apă în rădăcinile şi 

frunzele aceloraşi plante. Are loc homeostatarea evidentă a hidratării tulpinilor spre 

deosebire de frunze şi, mai cu seamă, în comparaţie cu rădăcinile. 

Toleranţa la secetă a multor plante este asociată cu reactivitatea stomatelor. Din 

datele obţinute urmează că apariţia defi citului de umiditate în sol induce restricţii 

evidente a consumului de apă în procesul transpiraţiei. Astfel, scăderea umidităţii 

solului până la nivelul de 30% CTA a provocat o diminuare cu 515,94 – 621,04 mg apă 

pe oră de pe o unitate de suprafaţă de frunze de 1 dm- 2 . Intensitatea procesului scade de 

3,2 ori la plantele intolerante şi de 2,6 ori la cele tolerante. 

Prin urmare, seceta prin tensionarea regimului de umiditate, condiţionează un 

dezechilibru în aprovizionarea cu apă a organelor plantelor de Zea mays L. În urma 

sensibilităţii diferite a rădăcinilor, tulpinilor şi frunzelor are loc o redistribuire a 

rezervelor de apă în organe, şi modifi carea relaţiilor dintre ele. Organele plantelor 

de Zea mays L. posedă însuşiri diferite de reglare a homeostazei hidrice şi, deci, şi 

sensibilitate diferită la acţiunea factorului stresogen. 

Decalajul în proprietatea diferită a organelor de autoreglare a status-ului apei 

cauzează un dezechilibru semnifi cativ în schimbul de apă la nivel de organism. Datele 

obţinute au confi rmat postulatul, că acţiunea nefavorabilă a factorilor externi asupra 

unui organ induce schimbări în procesele vitale ale tuturor organelor, ceea ce dovedeşte 

existenţa legăturilor corelative şi de integrare la nivel de organism. Pe de altă parte, se 

întrevede rolul tulpinilor în homeostatarea status-ului apei organelor supraterestre şi, în 

special, a meristemelor de iniţiere a ştiuletelui. Această idee este susţinută indirect şi de 

rezultatele cercetărilor efectuate de I. Covtun, N. Goisa, B. Mitrofanov (1990), care a 

demonstrat rata preponderentă a tulpinilor în fotosinteza plantelor de grâu la afectarea 

aparatului foliar de către secetă, precum şi de I. Şmatico şi coaut. (1989), care au 

constatat schimbări mai puţin evidente în acumularea biomasei tulpinilor, comparativ 

cu diminuarea masei frunzelor în condiţii de secetă. Sistema hidrică a plantei integre 

reacţionează ca un continuu, în care schimbările status-ului apei într-un organ inevitabil 

sunt recepţionate de alte organe. 

Cu siguranţă e stabilit, că orice acţiune stresogenă asupra organismului are drept 

urmare apariţia stresului oxidativ [29; 31]. Mulţi autori [6] sunt de părerea că intensitatea 

procesului de oxidare peroxidică a lipidelor, apreciată după produsul fi nal – dialdehidă 

malonică, poate servi drept indice obiectiv al apariţiei stresului oxidativ, degradării 

70



membranelor celulare şi rezistenţei plantelor la factorul nefavorabil. Majoritatea 

cercetărilor consacrate evaluării efectelor SRO şi SO la plante sunt realizate pe frunze, 

cu toate că se ştie, că rezistenţa plantelor la mulţi factori nefavorabili depinde în mare 

parte de activitatea sistemului radicular. În acest context a prezentat interes determinarea 

conţinutului dialdehidei malonice în organele plantelor ca test-criteriu al destrucţiilor 

oxidative. Cu certitudine s-a stabilit, că sub infl uenţa secetei are loc o erupţie a formelor 

reactive de oxigen şi intensifi care a oxidării peroxidice a lipidelor în toate organele 

plantelor(tab.2). În frunzele plantelor P458 şi X5P515 oxidarea peroxidică a lipidelor a 

înregistrat o creştere respectiv cu 14,55 şi 16,70 % ; în tulpini – cu 4,62 şi 13,55, pe când 

în rădăcini OPL a atins valori de 24,08 şi 39,50 la sută. În rădăcini intensitatea oxidării 

peroxidice a lipidelor a crescut de 1,65 – 2,36 ori mai mult ca în frunze şi de 2,91 – 5,21 

ori – decât în tulpini. Deci, atunci când acţiunea factorului nefavorabil este direcţionată 

asupra rădăcinilor, o urmare a deshidratării puternice a acestora este majorarea autentică 

a destrucţiilor oxidative mult mai pronunţată decât în frunze şi, în deosebi, decât în 

tulpini. Probabil, diferenţele intensifi cării proceselor peroxidative în frunze, tulpini şi 

rădăcini se datorează atât proprietăţii diferite de menţinere a gradului de hidratare a 

ţesuturilor în condiţii de secetă cât şi gradului diferit de activizare a enzimelor de protecţie 

antioxidativă (fi g. 1). 

Fig. 1. Gradul de modifi care a indiciilor stresului oxidativ (% faţă de martor) în 

organele plantelor de Zea mays L sub infl uenţa secetei. 

Informaţia din literatura de specialitate arată, că insufi cienţa de apă în sol şi 

temperatura ridicată a aerului poate avea un impact drastic asupra activităţii enzimelor 

antioxidative, favorizând acumularea radicalilor liberi [7; 11]. Prin cercetări precedente 

[21; 22] s-a stabilit, că pentru activitate maximă şi bine corelată enzimele antioxidative 

necesită un anumit nivel de hidratare. Deshidratarea ţesuturilor mai jos de pragul critic 

poate induce inactivarea acestora. Analiza comparativă a infl uenţei secetei însoţită de 

arşiţă asupra gradului de deshidratare şi activităţii SOD şi CAT în frunzele plantelor 

slab rezistente X5P515 a permis de presupus, că aceşti fermenţi au diferită sensibilitate 

faţă de gradul de hidratare: dacă activitatea SOD se păstrează la un nivel relativ înalt 

şi după 10 zile de defi cit de umiditate (30% CTA), atunci activitatea CAT diminuează 

deja după 3-7 zile. În investigaţiile de faţă s-a înregistrat o reacţie principial diferită a 

sistemului enzimatic antioxidativ în rădăcinile, tulpinile şi frunzele plantelor expuse 

secetei (tab.2; fi g.1). 

Activitatea sumară a SOD, CAT şi AscPX în rădăcinile plantelor cv.P458 s-a 

majorat cu 12,8 ; în tulpini –cu 5,0 şi în frunze –cu 9,9 % faţă de activitatea sumară a 

71


acestor enzime în organele plantelor martor. La plantele X5P515 seceta a condiţionat o 

majorare a activităţii acestor enzime cu: 18,0 – 8,15 – 11,74 % respectiv. S-ar părea, că 

protecţia antioxidativă se manifestă bine la ambele genotipuri. 

Tabelul 2. Infl uenţa condiţiilor de umiditate asupra oxidării peroxidice a lipidelor şi 

activităţii enzimelor de protecţie antioxidativă în organele plantelor de Zea mays L. 

Cultivar Variante, 

% CTA 

P458 

X5P515 

70% CTA 

30% CTA 

70% CTA 

30% CTA 

Enzime 

Organ 


DAM SOD CAT AscPO GwPO 

rădăcina 7,6±0,3 81,6±0,9 2,5±0,08 2,8±0,02 432,8±2,4 

tulpina 9,3±0,1 66,1±0,4 1,3±0,02 0 17,0±0,1 

frunze 23,0±0,5 88,4±0,5 5,1±0,07 8,04±0,07 78,4±0,9 

rădăcina 9,5±0,3 912,0±0,6 2,9±0,03 3,1±0,045 504,1±3,2 

tulpina 9,7±0,2 69,3±0,3 1,5±0,04 0 23,0±0,6 

frunze 26,3±0,3 96,2±0,5 5,3±0,04 10,0±0,1 90,84±0,7 

rădăcina 8,1±0,2 75,6±0,4 2,7±0,07 2,5±0,04 381,7±3,8 

tulpina 11,1±0,2 66,3±0,6 2,2±0,01 0 34,0±0,2 

frunze 23,3±0,4 87,8±1,0 5,3±0,04 8,1±0,03 140,7±0,9 

rădăcina 11,2±0,2 89,9±0,4 2,6±0,11 3,4±0,02 560,8±1,6 

tulpina 12,6±0,5 71,9±0,3 2,1±0,03 0 53,0±0,2 

frunze 27,2±0,6 97,9±0,4 4,3±0,01 10,8±0,1 196,2±1,6 

Totuşi în organele genotipului rezistent şi genotipului sensibil la secetă s-au 

înregistrat diferenţe semnifi cative în gradul de intensifi care a enzimelor responsabile de 

neutralizarea peroxidului de hidrogen, rezultat în urma dismutării superoxid radicalilor 

de către superoxid dismutază. Dacă la cv. P458 seceta a indus o intensifi care a activităţii 

CAT cu 16,5 – 12,2 - 4,31 la sută în rădăcini, tulpini şi frunze, la cv. X5P415 în a 

7-ea zi de secetă a avut loc o reducere a activităţii enzimei cu -2,96; -1,84 şi -18,49 

% comparativ cu activitatea enzimei în organele plantelor martor. În acelaşi timp 

activitatea AscPX a crescut cu 10,32 şi 24,88% în rădăcinile şi frunzele genotipului 

rezistent şi cu 37,55 şi 33,46 % respectiv la cv. X5P515. Se cere de menţionat că 

în tulpinile plantelor de Zea mays L nu s-a depistat activitatea AscPX (tab.2, fi g. 1). 

În conformitate cu opiniile Scandalios J.G.(1993) şi M. Hernandez cu coautorii (2010), 

catalaza şi ascorbatperoxidaza sunt cele mai efective enzime de protecţie antioxidativă 

şi de preîntâmpinare a destrucţiei celulelor în condiţii nefavorabile. În baza acestei 

informaţii şi datelor obţinute în studiul prezent se poate de concluzionat, că defi citul 

de apă cauzează un declin profund a activităţii CAT în organele plantelor sensibile, în 

deosebi de semnifi cativ în frunze. De aici reiese, că deshidratarea ţesuturilor are drept 

urmare un dezechilibru dintre producţia oxigenului activat şi protecţia antioxidativă, 

în deosebi de semnifi cativ în frunzele şi rădăcinile genotipului intolerant. La analiza 

comparativă a gradului de activizare a SOD, enzimei cheie de „stingere” a superoxid 

radicalilor, şi gradului de majorare a conţinutului DAM, s-a constatat o modifi care 

neechivalentă a parametrilor. În rădăcinile, tulpinile şi frunzele plantelor cv. P458 

72



conţinutul DAM s-a majorat cu 24,08- 4,61 -14,55 la sută, iar activitatea SOD a crescut 

cu :12,75 – 4, 75 -8,86 % respectiv. 

Deci, conţinutul DAM a înregistrat o majorare de 1,9; 0,97 şi 1,6 ori mai mare decât 

sporirea activităţii SOD. La plantele sensibile la stresul hidric s-a înregistrat o sporire 

a activităţii SOD cu 18,87 în rădăcini şi cu 12,27 – în frunze, pe când conţinutul DAM 

s-a majorat cu 39,5 şi 16,7 %. Cu alte cuvinte, conţinutul DAM a crescut de 2,1 şi 1,3 

ori mai repede decât are loc sporirea activităţii SOD. Prin urmare, gradul de activizare 

a enzimelor de protecţie antioxidativă în condiţii de secetă nu este sufi cient pentru 

neutralizarea speciilor reactive de oxigen, ceea ce conduce la intensifi carea oxidării 

peroxidice a lipidelor şi destrucţia structurilor celulare. Aceste evenimente se manifestă 

în deosebi de evident în rădăcini şi relativ mai slab în frunze. Tulpinile, la nivelul 

iniţierii ştiuletelui reprezintă o zonă tampon, care, datorită proprietăţii de homeostatare 

a apei şi menţinere a gradului de hidratare, au capacitatea de a stabiliza atât conţinutul 

DAM cât şi activitatea enzimelor de protecţie antioxidativă. Acestea în condiţii de 

secetă sunt mai puţin afectate. 

După cum se ştie, în afară de CAT şi AscPX în neutralizarea peroxidului de 

hidrogen sunt implicate 4 peroxidaze, ce utilizează ca substrat compuşii fenolici, precum 

guaiacolul [9;12; 13; 16]. Datele obţinute în lucrarea de faţă demonstrează o majorare 

semnifi cativă a activităţii GwPX în organele ambilor hibrizi (tab. 2; fi g.1). Totodată, 

activitatea totală a GwPX a demonstrat schimbări semnifi cative sub infl uenţa secetei 

în funcţie de organ şi genotip. Cele mai mari modifi cări s-au înregistrat în rădăcini 

şi frunze, în deosebi de semnifi cative la genotipul sensibil la secetă. Amplitudinea 

intensifi cării activităţii GwPX în condiţii de secetă a constituit la cv. P458: în frunze 

– 12,42.; în tulpini – 6,02 şi în rădăcini – 71,32 mM· g -1 m.p. În organele plantelor 

sensibile s-a înregistrat o activitate GwPX mai mare decât la plantele martor respectiv 

cu: 55,43; 19,08 şi 179,08 mM· g -1 m.p. (tab.3). Analiza rezultatelor experimentale 

argumentează antrenarea GwPX atât în procesele de protecţie antioxidativă cât şi în 

mecanismele de inhibare a creşterii plantelor în condiţii de secetă. S-a depistat existenţa 

unor interrelaţii strânse negative între gradul de modifi care a activităţii enzimei şi de 

reducere a acumulării biomasei organelor plantelor. Astfel coefi cientul de corelare (r) 

a acestor parametri la plantele cv. P458 este: –0,99 - în rădăcini; – 0,89 - în tulpini; 

– 0,80 – în frunze. La plantele X5P515 acest coefi cient era de: – 0,77; – 0,72 şi 

de – 0,89 respectiv. 

Deci, rezultatele au confi rmat ipoteza, că stresul hidric şi oxidativ, condiţionat de 

secetă, cauzează perturbări în interrelaţiile funcţionale dintre organe ca consecinţă 

a deosebirilor principiale ale gradului de modifi care a parametrilor status-ului apei, 

destrucţiilor oxidative şi schimbării activităţii enzimelor antioxidative în organele 

plantelor. Deosebit de afectate de impactul secetei, asociată cu temperaturi înalte 

şi insolaţie, sunt rădăcinile; tulpinile, însă, reprezintă o zonă cu status hidric relativ 

stabil, având, probabil şi o funcţie de protecţie a meristemelor organelor generative. 

Un argument suplimentar în favoarea ideii despre dereglarea integrităţii funcţionale 

dintre organe, formulată în bază datelor analizate mai sus, serveşte modifi carea valorii 

coraportului parametrilor funcţionali dintre organe sub infl uenţa secetei. 

Analiza rezultatelor experimentale în aspectul elucidării modifi cărilor interacţiunii 

şi relaţiilor dintre organele plantelor expuse stresului hidric a scos în evidenţă caracterul 

73


diferit al acestora în funcţie de organ şi proprietăţile genotipice ale plantelor. În condiţii 

de secetă se micşorează legăturile corelative a status-ului apei în joncţiunile “rădăcini : 

tulpini ”şi “rădăcini : frunze” (tab.3). 

Tabelul 3. Modificarea coraportului parametrilor funcţionali a organelor plantelor de 

Zea mays L în dependenţă de umiditatea solului şi genotip. 

Interrelaţia 

organelor 

CA DAM 

optim secetă optim secetă 

cv. P458 

rădăcină:frunze 1,10 0,94 0,33 0,36 

rădăcină:tulpină 0,98 0,82 0,82 0,97 

cv. X5P515 


rădăcină:frunze 1,12 0,92 0,34 0,41 

rădăcină:tulpină 0,98 0,77 0,73 0,89 

Acţiunea secetei este asociată cu tendinţa de slăbire a integrităţii status-ului apei 

în joncţiunea „rădăcini–tulpini” şi „rădăcini-frunze”. Relaţia conţinutului de apă 

în interconexiunea „rădăcini-frunze” la cv.P458 în condiţii optime de umiditate are 

valoarea 1,1, i-ar în condiţii de secetă scade la 0,94 şi 1,12 – 0,92 respectiv la cv. 

X5P515. În deosebi de evidentă este dereglarea relaţiei „rădăcini-frunze” caracterizată 

după valorile defi citului de saturaţie în organe. Aprofundarea deosebirilor în joncţiunile 

“rădăcini-tulpini” şi “rădăcini-frunze” s-a înregistrat după 7 zile de menţinere a 

umidităţii solului la nivelul 30% CTA şi după conţinutul DAM, în deosebi de vădite 

la genotipul intolerant la secetă. Coraportul “rădăcini-tulpini” şi “rădăcini-frunze” 

caracterizat după acest test se majorează în condiţii de secetă, ceea ce demonstrează 

intensifi carea destrucţiilor oxidative şi perturbarea legăturilor dintre aceste organe. 

Astfel la genotipul P 458 în condiţii de secetă s-a înregistrat o majorare cu 9,09 la sută a 

coraportului DAM în joncţiunea “rădăcini-frunze” şi cu 18,29 % a coraportului acestui 

parametru în interconexiunea “rădăcini-tulpini”. La plantele X5P515 aceste valori au 

constituit respectiv 20,59 şi 21,92 % comparativ cu plantele martor. 

Rezultatele analizei corelaţiei unor parametri funcţionali în joncţiunea „rădăcinătulpină” 

şi „rădăcină-frunze” sunt prezentate în tabelul 4. 

Datele demonstrează existenţa unei legături liniare strânse pozitive între valorile 

indicilor status-ului apei şi oxidării peroxidice a lipidelor în organele plantelor în 

condiţii optime de umiditate şi tendinţa de diminuare a acestor interrelaţii în condiţii de 

secetă. Conform valorilor obţinute se poate de conchis că în condiţii de secetă variaţia 

conţinutului de apă în frunzele plantelor cv. P458 şi X5P515 pe 75 – 90 % respectiv este 

dependentă de schimbarea hidratării rădăcinilor, iar conţinutul DAM este determinat pe 

94 -98 % de modifi carea acestui indice în rădăcini. 

Prin urmare, dereglarea integrităţii funcţionale este cauzată de gradul diferit de 

perturbare a activităţii funcţionale a organelor. În situaţii critice de umiditate în plantă 

are loc o redistribuire a rezervei de apă între organe: în tulpini şi parţial în frunze statusul 

apei în condiţii de insufi cienţă de scurtă durată de apă în sol se menţine la un nivel 

relativ mai stabil decât în rădăcini. Pe de o parte, faptul că modifi carea stării funcţionale 

a rădăcinilor se răsfrânge instantaneu şi asupra parametrilor funcţionali ai tulpinilor şi 

74


frunzelor demonstrează existenţa integrităţii funcţionale, efectul transmiterii excitaţiei 

dintr-un organ în altul şi posibilitatea de autoreglare a homeostazei apei la nivel de 

organism integru. 

Pe de altă parte, gradul diferit de afectare a funcţiilor organelor conduce la slăbirea 

legăturilor dintre ele şi la dereglarea integrităţii funcţionale. 

Tabelul 4. Valoarea coefi cientului de corelaţie a unor parametri funcţionali în 

interconexiunea „rădăcină-tulpină” şi „rădăcină-frunze” în funcţie de genotip şi condiţiile 

de umiditate. 

Interrelaţia 

organelor 

CA DAM 

optim secetă optim secetă 

r R 2 r R 2 r R 2 r R 2 

cv. P458 

rădăcină:frunze 0,92 0,85 0.87 0,75 1,00 1,00 0,97 0,94 

rădăcină:tulpină 0,96 0,92 0,75 0,56 1,00 1,00 0,99 0,98 

cv. X5P515 


rădăcină:frunze 0,93 0,86 0,95 0,90 0,93 0,86 0,99 0,98 

rădăcină:tulpină 0,80 0,64 0,94 0,88 0,97 0,94 0,98 0,96 

Din cele relatate mai sus rezultă, că sistema hidrică a plantei integre reacţionează 

ca un continuu, în care schimbările status-ului apei într-un organ inevitabil sunt 

recepţionate de alte organe. Acţiunea nefavorabilă a factorilor externi asupra unui organ 

induce schimbări în procesele vitale ale tuturor organelor, ceea ce dovedeşte existenţa 

legăturilor corelative şi de integrare la nivel de organism. 

Schimbarea umidităţii solului provoacă modifi cări profunde nu numai în status-ul 

hidric al sistemului radicular, expus în mod direct coliziei, dar şi în tulpini şi frunze. 

Şi vice-versa, reacţia organelor asupra cărora factorul de stres nu acţionează nemijlocit 

demonstrează existenţa integrităţii funcţionale, efectul transmiterii excitaţiei dintr-un 

organ în altul şi posibilitatea de autoreglare a homeostazei apei la nivel de organism 

integru. 

Cu alte cuvinte, sistema de reglare funcţională a plantelor include nu numai sistemele 

de ajustare a proceselor fi ziologice la nivel de organite şi celule, dar şi de coordonare 

a acestora la nivel de organism prin reglementarea relaţiilor dintre organe. Analiza 

interrelaţiilor schimbării parametrilor status-ului apei, OPL şi activităţii enzimelor 

antioxidative în organele plantei în condiţii de secetă la genotipuri cu diferit potenţial 

de rezistenţă confi rmă ipoteza conform căreia apa este factorul antrenat în reglarea 

activităţii funcţionale a plantei intacte, contribuie la menţinerea relaţiilor coordinative 

dintre organe şi îndeplineşte, de rând cu alţi factori, funcţia de integrare la nivel nu 

numai celular, dar şi de organism. 

Concluzii 

1. Sistema hidrică a plantei integre reacţionează ca un continuu, în care schimbările 

status-ului apei într-un organ inevitabil sunt recepţionate de alte organe. 

2. Gradul diferit de afectare a funcţiilor organelor conduce la slăbirea legăturilor 

dintre ele şi la dereglarea integrităţii funcţionale. 

75



3. La nivel de organism aceasta se manifestă în dereglarea status-ului apei, 

legăturilor donator-acceptor de livrare a apei, precum şi în dereglarea coordonării 

funcţiilor organelor. 

4. Perturbările în interrelaţiile funcţionale sunt o consecinţă a deosebirilor principiale 

ale organelor de homeostatare a apei şi gradului diferit de schimbare a activităţii 

enzimelor de protecţie antioxidativă. 

5. Apa, de rând cu alţi factori, contribuie la menţinerea relaţiilor coordinative dintre 

organe şi îndeplineşte funcţia de integrare la nivel celular, de organ şi organism. 

Bibliografi e 

1. Alloway Brion. Micronutrient defi ciencies around the world: current situation and 

outlook. // New Ag International, Murch. 2006. P. 26-41. 

2. Aroca R., Irigoyen J. J., Sanchez – Diaz M. Drought enhances maize chilling tolerance. 

II Photosynthetic traits and protective mechanisms against oxidative stress. // Physiol. Plant. 

2003, V. 117, P. 540 – 549. 

3. Barlow E., Munns R., Brady C. Drought responses of apical meristems. // Turner N. C., 

Kramer P. J. eds. Adaptation of plants to water and high temperature stress. 1980 . New York: 

John Wiley and Sons. P. 191 – 203. 

4. Brimecombe M.J. , De Leij F.A., Lynch J.M. The Effect of Root Exudates on Rhizosphere 

Microbial Population . // The Rhizosphere: Biochenystry and Organic Substances at the Soil- 

Plant-Interface. Ed. By Pinton R., et al., 2001. Chapter 4. P. 95 – 140. 

5. Chance B. şi Machly A. Assay of catalases and peroxidases. // Methods in Enzymology, 

S.P. Colowick and N.O. Kaplan (ed). N.Y.: Acad. Press.1955. V. 2. P. 764-775. 

6. Foyer C.H., Lelandais M., Kunert K.J. 

Photooxidative Stress in Plant. // Physiol. Plant. 

1994. 92. P. 696 – 717. 

7. Foyer C.H., Lopez-Delgado H., Dat J.F., Scott I.M. Hydrogen peroxide- and glutathione 

– assciated mechanisms of acclimatorrystress tolerance and signaling. //Physiol. Plant. 1997. 

100. P. 241 – 254. 

8. Hernandez M., N. Fernandez – Garcia, P. Dias – Vivancos and E. Olmos. A different role 

for hydrogen peroxide and the antioxidativesystem under short and long salt stress in Brassica 

oleracea roots //Journal of Experimental Botany. 2010. V. 61. No. 2. P. 521 – 535. 

9. Hiraga S., Sasaki K., Ohashi Y., Matsui H. 

A large family of class III plant peroxidases. 

// Plant and Cell Physiology. 2001. 42. P. 462 -468. 

10. Holbrook N.M., Zwienieski M.A. Integration of Long Distance Transport Systems in 

Plants: Perspectives and Prospects for Future Research. // Vascular transport in Plants. Elsevier. 

2005. P.537-545. 

11. Jiang Z., Huang B. Drought and Heat Stress Injury to Two Cool – Season Turfgrasses 

in Relation to Antioxidant Metabolism and Lipid Peroxidation. // Crop Science. 2001. V. 41. 

P. 436 – 442. 

12. Kawano T. Role of the reactive oxygen species-generating peroxidase reaction in plant 

defense and growth indiction. // Plant Cell Reports. 2003. 21. P. 829 – 837. 

13. Mika A., Marike Johanne Boenisch, David Hopff and Sabine Lüthje. 

Membrane – 

bound guaiacol peroxidases from maize (Zea mays L.) roots are regulated by methyl jasmonate, 

salicylic acid, and pathogen elicitors. // Jornal of Experimental Botany, 2010, Vol. 61, No.3, P. 

831-841. 

14. Munns R., M.Tester. Mechanisms of Salinity Tolerance. //Annual Review of Plant 

Biology 2008, Vol. 59. P. 651-681. 

15. Nacano Y., Asada K. Hydrogen Peroxide Is Scavenged by Ascorbate Specifi c Peroxidase 

in Spinach Chloroplasts. // Plant Cell Physiol. 1981.V. 22. P. 867-880. 

76



16. Passardi F., Cosio C., Penel C., Dunand C. Peroxidases have more functions than a 

Swiss army knife. // Plant Cell Reports. 2005. 24. P. 255 – 265. 

17. Passioura J. The drought environnment: physical, biological and agricultural 

perspectives. // Jornal of Experimental Botany. 2007, V. 58, N. 2, P. 113 – 117. 

18. Passioura J.B. Environmental plant biology and crop improvement. //Functional Plant 

Biology. 2002. V. 29. P. 537 – 546. 

19. Scandalios J.G. 

Oxygen stress and superoxide dismutases. // Plant Physiol. 1993. V. 

101. P. 7-12. 

20. Ştefîrţă A., Aluchi N., Vrabie V. Menţinera integrităţii funcţionale – premiză a rezistenţei 

plantelor de Zea mays L. la secetă. // Lucrările ştiinţifi ce a Univers. de ştiinţe Agricole şi 

Medicină Veterinară „Ion Ionescu de la Brad” Iaşi, România, 2002. 2. 159 MB. 

21. Ştefîrţă A., Brînză L. Presiunea hidrostatică şi superoxiddismutaza – inductori ai 

reacţiei nespecifi ce a plantelor la acţiunea secetei.// Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. 

Ştiinţele vieţii. 2008a N2 (305), P. 41 – 50. 

22. Ştefîrţă Anastasia, Lilia Brînză . Corelaţia activităţii unor enzime antioxidative şi 

status-ului apei frunzelor de zea mays l.in condiţii de secetă. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a 

Moldovei. Ştiinţele vieţii. 2008b. N2 (305), P. 41 – 50. 

23. Zhongin Lu., Newmann P. Water stress inhibits Hydraulic Conductance and Leaf 

Growth in Pice Seedlings but Not the Transport of Water via Mercury Sensitive Water Ghanneles 

in the Root. // Plant Physiology. 1999. V. 120, N. 1, P. 143-151. 

24. Аксенов С.И. Вода и ее роль в регуляции биологических процессов. Ижевск, 

АНО «ИКИ». 2004. 212 с. 

25. Жолкевич В. Н. Транспорт воды в растении и его эндогенная регуляция. М.: 

Наука, 2001, 80 с. 

26. Ковтун И. И., Гойса Н. И., Митрофанов Б. А. Оптимизация условий 

возделывания озимой пшеницы по интенсивной технологии. Л.: Гидрометеоиздат, 1990. 

288с. 

27. Кушниренко и др. Методы изучения водного обмена и засухоустойчивость 

плодовых растений. Кишинев. 1970. 28 с. 

28. Полевой В.В. Внутриклеточные и межклеточные системы регуляции у растений. 

// СОЖ. 1997. №9. c. 6-11. 

29. Трач В. В., Стороженко В. А. Супероксиддисмутаза как компонент 

антиоксидантной системы растений при абиотических стрессовых воздействиях. // 

Физиология и биохимия культурных растениях. 2007. Т. 39. №4. c. 291 – 302. 

30. Чевари С., Чаба И., Секей И. Роль супероксиддисмутазы в окислительных 

процессах клетки и метод определения её в биологических материалах // Лабораторное 

дело. 1985. № 11. c. 578-681. 

31. Чиркова Т.В. Клеточные мембраны и устойчивость растений к стрессовым 

воздействиям // Соросовский образовательный журнал 1997. №9. с.12 -17. 

32. Шматько И. Г., Жук О. И. Кинетика митозов в апексе побега пшеницы после 

действия водного стресса // Физиология и биохимия культурных растений, 1992. Т 24. 

№6. с. 564-568. 

33. Шматько И. Г., Григорюк И. Г., Шведова О. Е. Устойчивость растений к водному 

и температурному стрессам. Киев: Наукова думка, 1989. 222 с. 

77


КОНТРОЛЬ ВЛАЖНОСТИ ПОЧВЫ И ПРОДУКЦИОННОГО 

ПРОЦЕССА ПРИ ВОЗДЕЛЫВАНИИ ТОМАТОВ 

В.Ф. Ботнарь 


Институт генетики и физиологии растений Академии Наук Молдовы 

Rezumat 

Un rol deosebit în aprovizionarea plantelor cu apă revine depunerilor atmosferice, 

ponderea cărora în lipsa irigaţiei a constituit 83%. Coefi cientul de utilizare a apei variază 

într-un diapazon larg şi depinde de particularităţile biologice ale soiurilor, condiţiile 

climatice, rezervele de umiditate, cantitatea de apă administrată în procesul de irigare şi 

capacitatea de infi ltrare a solului. Pentru obţinerea unei tone de fructe marfă de tomate în 

condiţii fără irigare s-au consumat 86 m 3 de apă. Majorarea nivelului de aprovizionare cu 

apă de la 70 la 80% din umiditatea efectivă a câmpului a sporit consumul de apă cu 30-40 

m 3 /t de producţie, reducând efi cacitatea apei la irigare. Simularea virtuală reprezintă un 

mod avantajos de cercetare, înlesneşte procesarea rezultatelor factologice, cunoştinţelor 

acumulate şi utilizarea acestora în sintetizarea măsurilor agrotehnice. 

Cuvinte cheie: sol – umiditate – irigare – plantă – tomate – condiţii climatice 

Depus la redacţie 17 septembrie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Botnari Vasile, Institutul de Genetică şi Fiziologie 

a Plantelor al Academie de Ştiinţe a Moldovei, str. Pădurii, 20, MD-2002 Chişinău, 

Republica Moldova, e-mail: asm_igfp@yahoo.com, vasilebotnari@yahoo.com, 

tel. (+373 22) 770447 


Источником развития аграрной науки служит непрерывное взаимодействие 

между экспериментом и гипотезами, наблюдениями и теорией, неизменно сопровождающееся 

ростом точности, обобщенностью и глубиной научных выводов. 

Используя достижения физики, математики, химии, молекулярной биологии, 

физиологии и биохимии растений, мы можем по-новому, на качественно 

более высоком уровне, анализировать современное состояние дел в разработке 

агротехнологии, а также определить основные направления научного поиска 

с целью совершенствования наших знаний и их использования для решения 

прикладных задач. Особое место в этом направлении принадлежит математическому 

моделированию продукционного процесса в посевах сельскохозяйственных 

культур, способного интегрировать накопленные в различных отраслях 

науки знания для выработки и поддержки агротехнологических решений 

[13, 14, 16, 17, 18]. Обоснованное применение результатов экспериментальных 

исследований для идентификации параметров моделей представляет такой же 

исследовательский процесс, как и полевой эксперимент или разработка модели. 

Практика показывает, что для надежной идентификации модели продукционного 

процесса растений (ППР) необходимо затратить значительно больше труда, 

чем на разработку самой модели. Иногда для полной идентификации моделей с 

целью получения дополнительных данных, как было и в наших исследованиях, 

необходимо провести специальные опыты. Принципы и методы, используемые 

при идентификации модели формирования урожаев сельскохозяйственных культур, 

изложены в работах [2, 3, 13, 14, 16]. 

78



Количество моделей ППР, фигурирующих в настоящее время в сфере 

исследования, велико и продолжает расти, К тому же разные группы 

исследователей, описывая один и тот же процесс, преследуя при этом одни и те 

же цели, применяют разные методы. Экзогенные коэффициенты, фигурирующие 

в одних моделях, даже если они имеют одну и ту же содержательную 

формулировку, часто являются разными величинами, определяемыми своим 

набором факторов, что в значительной степени затрудняет их применение в других 

моделях. В существующих моделях ППР нелегко разобраться. Использование 

модели вне коллективов, их разработчиков, довольно проблематично, иногда 

легче разработать новую модель, чем приспособить уже разработанную [14], 

даже если она частично идентифицирована. Учитывая, что овощные культуры 

возделываются, в основном, в условиях орошения, мы считаем, что для контроля 

и управления водным режимом почвы и процессами формирования урожая 

целесообразно разработать единую методологию моделирования и базовую 

модель с последующей ее адаптацией, идентификацией и верификацией с учетом 

биологических и технологических особенностей овощных культур. 


В основу исследований положено комплексное обобщение технологических 

и биолого-агрометеорологических экспериментов, проведенных на культуре 

безрассадных томатов. Опыты проводились в юго-восточной зоне Республики 

Молдова. Определение норм и сроков полива проводили на основании данных 

термоcтатно-весового метода путем взятия образцов почвенных компартментов 

через 10 см. В последующем накопленный нами фактологический материал был 

использован для создания банка данных влажности почвы и идентификации 

параметров модели. Гидрологические константы опытного участка изложены в 

предыдущей работе [11], количество выпавших осадков учитывали дождемером 

Третьякова, а нетто оросительной воды - по поливным нормам. 

Идентификация параметров имитационной модели и возможности управления 

водным режимом и процессами роста растений осуществлены на основании 

данных многофакторных полевых опытов. Для идентификации блока влажности 

применен ряд констант, независящих от вида культуры и географического 

местоположения. Часть из них заимствована из литературных источников, другая 

- получена в процессе обработки данных полевых опытов, которые изложены 

нами в предыдущих сообщениях [7, 8, 9, 10, 11]. 

Результаты и обсуждениe 

Среди показателей влагопереноса в системе «почва-растение-атмосфера» 

(ПРА) особый интерес вызывает режим влажности почвы, представляющий собой 

совокупность всех количественных и качественных изменений составляющих 

водного баланса в пространстве и времени [19]. 

На участке без орошения влажность почвы во многом определялась 

погодными условиями и варьировала в довольно широких пределах - от полного 

насыщения до значений, близких к влажности завядания, тогда как на участках 

с предполивными режимами 70 и 80% от наименьшей влагоемкости (НВ) 

влажность почвы не опускалась ниже заданных пределов. В начальные фазы 

79



развития растений томатов запасы влаги в почве определялись, главным образом, 

количеством осадков, выпавших в осенне-зимний и весенний периоды, которые 

в условиях Молдовы составляют более трети их годового количества. Хотя, как 

отмечают другие авторы [1, 6], и в холодное время года из почвы на испарение 

расходуется 40-50 мм воды. 

По многолетним данным, в условиях Республики Молдова на начало вегетации 

безрассадных томатов и других овощных культур запасы продуктивной влаги в 

метровом слое обыкновенного чернозема составляют 140-180 мм или 90-97% от 

НВ (обеспеченность 70-80%). Вместе с тем, в отдельные годы запасы влаги в 

верхнем слое почвы недостаточны для получения дружных и жизнеспособных 

всходов. По этой причине посев томатов в открытый грунт рекомендуем 

проводить как можно раньше, при первой же возможности выхода в поле (первая 

декада апреля), несмотря на то, что в это время, как правило, температура почвы 

достигает всего лишь 4-6 0 С, что далеко от биологического минимума (12,5 0 С), 

необходимого для прорастания семян. 

В проведенных нами полевых опытах на момент посева безрассадных томатов 

влажность почвы в верхнем слое складывалась по-разному в зависимости от 

количества выпавших осадков и условий года. Характерной особенностью 

динамики влажности почвы при возделывании томатов в безрассадной культуре 

явилось то, что до фазы массового плодообразования во все годы исследования 

она не опускалась ниже 80% от НВ в слое 0-50 см. В связи с этим первый полив 

проводили не зависимо от условий года на 26-28 день после появления всходов. 

Начало проведения поливов и межполивные периоды определялись в основном 

режимом орошения, количеством и сроком выпадения осадков. На участке с 

предполивной влажностью 70% от НВ первый полив проводили в зависимости 

от условий года на 2-3 недели позже, чем на участке с предполивной влажностью 

80% от НВ. Для поддержания предполивной влажности в 0-50 см слое почвы 

на уровне 70% от НВ в зависимости от климатических условий в разные годы 

проводили от двух до трех поливов нормой 40-45 мм/га, а на уровне 80% от НВ - 4-5 

поливов нормой 35-38 мм. По средним за годы исследований данным, суммарное 

водопотребление на участке с поливным режимом 70% от НВ составило 366 мм, 

а на режиме 80% от НВ - 435 мм, что соответственно в 1,2 и 1,4 раза больше, 

чем на участке без орошения. Решающая роль в обеспечении растений влагой 

принадлежит осадкам, доля которых составила 83% на участке без орошения и 

60% на участке с предполивным режимом 80% от НВ (таблица 1). 

В результате анализа и обобщения фактологического материала было установлено, 

что режим влажности почвы в значительной степени связан с составляющими 

теплового баланса [8, 9], а именно, запасы влаги (W) в почве находятся 

в прямой зависимости от затрат тепла на испарение (LE). Корреляционная связь 

между этими показателями апроксимируется уравнениями: 

W = 64,6+5,89 LE (1) 

W = 128,9 - 12,8 р + (2) 

80


Таблица 1. Водопотребление безрассадных томатов в зависимости от уровня 

водообеспеченности. 

Режим 

орошения 

Сумма 

осадков, 

мм 

Оросительная 

норма, 

мм 

Водопотребление, 

мм 

суммарное 

среднесуточное 

Составляющие 

суммарного 

водопотребления, % 

осадки 


поливная 

вода 

почвенная 

влага 

% мм 

Коэфициентводо- 

потребления, 

м 3 /т 

Без орошения 262 0 316 2,2 83 0 17 54 86 

70% от НВ 262 86 366 2,6 72 23 5 18 47 

80% от НВ 262 178 434 3,0 60 41 -1 -4 56 

Основная часть водного баланса - суммарное испарение (Е) существенно 

изменялось под влиянием погодных условий и носило вполне закономерный 

характер по периодам роста и развития растений. В начале вегетации, когда 

растения имели небольшую листовую поверхность, а основная часть поверхности 

почвы была оголена, интенсивность испарения была относительно невысокая - 

1,6-2,5 мм/сут. По мере увеличения площади листовой поверхности и высоты 

растений, а также возрастания температуры воздуха, интенсивность данного 

показателя возрастала. Во время цветения томатов суммарное испарение 

достигало 3,2 мм/ сут., а плодообразования - 3,6 мм/сут. В период созревания 

плодов интенсивность испарения уменьшалась на 1,1-1,6 мм/сут. Влияние 

метеорологических факторов на интенсивность испарения в посевах томатов 

приведено в таблице 2. 

В начале вегетации томатов на орошаемом участке динамика суммарного 

испарения во многом сходна с таковой на неорошаемом. Наиболее существенная 

разница этого показателя установлена в фазе интенсивного формирования 

плодов. В этот период на участке с предполивным режимом влажности 80% от НВ 

величина Е возрастала до 4,6-5,2 мм/сут., тогда как в начале и в конце вегетации 

разница между величинами суммарного испарения орошаемого и неорошаемого 

участков не превышала 0,3-0,4 мм/сут. 

В среднем за период вегетации томатов, возделываемых безрассадным 

способом, суммарное испарение на орошаемом участке (80% от НВ) было на 0,5 

мм/сут. выше в сравнении с неорошаемым. С экологической и экономической 

точек зрения особый интерес представляет оценка эффективности использования 

воды растениями, рациональность использования которой определяют с помощью 

коэффициента суммарного испарения к величине урожая (Y): 

Коэффициент водопотребления (К В ) колеблется в широких пределах и зависит 

от биологических особенностей отдельных сортов и условий года, запасов 

влаги в почве, количества оросительной воды и величины инфильтрации [20]. 

(3) 

81


Согласно нашим исследованиям, на формирование одной тонны стандартных 

плодов томата на участке без орошения расходовалось 86 м 3 , тогда как на режиме 

с предполивной влажностью 70% от НВ - 47 м 3 воды (таблица 1). 

Таблица 2. Зависимость суммарного испарения поля томатов от суммы 

температур, фотосинтетически активной радиации (ФАР), дефицитов влажности 

воздуха. 

Уравнение 

регрессии 

Корреляционное 

отношение 

Ошибка 

уравнения,% 

Пределы 

Применения 

уравнений 

у=-834,9+2,66х - 0,7х 1 0,99 8-10 1240-5600 м 3 /га 

у=-1806,6+3,94х 2 +5,26х 1 0,95 8-12 900-5500 м 3 /га 

у=-1220,8+4,5х 3 +4,7х 1 0,99 6-8 1500-4320м 3 /га 

у=2,34х - 820,7 0,99 6-7 1900-5230м 3 /га 

у=4,75х 1 - 469,4 0,95 4-6 1430-1900м 3 /га 


Пределы изменения 

независимых перемен 

Сумма температур - 

900-2130 0 С 

Сумма дефицитов - 

440-1220 мб 

Сумма ФАР - 190-270 

млн.кКал/га 


433-1213 мб 

Сумма ФАР - 60-235 

млн.кКал/га 


390-1213 мб 

Сумма темпера 

тур 990-2200 0 С 


500-1200 мб 

Примечание: у - суммарное испарение, м 3 /га; х - сумма температур, 0 С; 

х 1 - сумма дефицитов влажности воздуха, мб; х 2 - сумма ФАР, млн.кКал/га; 

х 3 - сумма поглощенной посевами ФАР, млн.кКал/га. 

Повышение уровня водообеспеченности с 70 до 80% от НВ увеличивало водопотребление 

на 30-40 м 3 на тонну продукции, тем самым снижало эффективность 

использования оросительной воды. Сопоставление фактических данных полевых 

опытов и численных экспериментов, проведенных с помощью моделей, показало, 

что имитационная модель адекватно реагирует на поступление влаги в 

почву за счет атмосферных осадков и вегетационных поливов, достоверно отражает 

динамику изменений запасов влаги в расчетном слое почвы. Погрешность 

рассчитываемых влагозапасов в условиях орошения не превышает 2-3% в период 

появления всходов, 3-6% - цветения и 7-12% в период формирования и созревания 

плодов. Без применения орошения отклонения расчетных параметров от 

экспериментальных были более существенны и составили 12-19% (рис.1). 

Идентификация биологических параметров модели осуществлена на 

основании данных фенологических наблюдений и биометрических измерений 

в посевах томата. Результаты наблюдений за динамикой развития томата в 

зависимости от уровня водообеспеченности приведены в таблице 3. 

Установлено, что в начальные фазы развития растений томата листовая 

поверхность растет экспоненциально, по мере роста и ветвления главного стебля 

82



одновременно увеличивается и число листьев и их размеры. В фазе 4-5-ти 

листьев она составила 0,7 м 2 /м 2 , 7-ми – 1,6, а в начале плодообразования – 2,4 

м 2 /м 2 . Максимальное значение листового индекса (5,8 м 2 /м 2 ) отмечено в период 

формирования плодов. 

Таблица 3. Наступление фаз развития растений томатов, возделываемых 

безрассадным способом, в зависимости от уровня водообеспеченности 

Фаза развития Без орошения 70% от НВ 80% от НВ 

Посев 19.04 19.04 19.04 19.04 19.04 19.04 

Всходы 9.05 14.05 9.05 14.05 9.05 14.05 

4-3 листьев (рассады) 20.05 22.05 20.05 27.05 20.05 27.05 

7-8 листьев (бутонизации) 30.05 6.06 30.05 6.06 29.05 4.06 

Цветение 6.06 17.06 6.06 17.06 8.06 20.06 

Плодообразование 19.06 21.07 23.06 27.07 23.06 30.07 

Созревание 2.08 24.08 6.08 28.08 18.08 5.09 

Примечание: 1 - начало фазы (25%); 2 – массовое наступление фазы (75%). 

В дальнейшем, в результате старения листьев различных ярусов, начиная с 

основания, наблюдается постепенное уменьшение ассимиляционной поверхности 

и фотосинтетической активности. Динамика развития которого, рассчитанная с 

помощью модели, показана на рисунке 2. 

Поливы оказывают существенное влияние на процесс фотосинтеза. У растений 

томатов в этом отношении наблюдается следующая закономерность: если перед 

поливом влажность почвы опускается ниже допустимого уровня (то есть ниже 

70% от НВ), то в этом случае поливы способствуют повышению активности 

фотосинтеза и ее нарастанию на протяжении 3-4 дней. Проведение поливов 

при более высоких показателях влажности в отдельных случаях вызывает даже 

некоторое снижение интенсивности фотосинтеза. 

Значения продуктивности транспирации в течение 2-3 дней после полива, 

как правило, бывают более низкими, чем до полива, то есть, в эти дни растения 

менее эффективно используют воду. Вот почему при разработке режимов 

орошения необходимо стремиться к снижению числа поливов, так как это 

полезно не только с точки зрения экономного использования поливной воды, но и 

для самих растений. 

Более того частые поливы небольшими нормами из-за увлажнения верхнего 

слоя почвы вызывают поверхностное развитие корневой системы, тогда как 

увеличение норм поливов и интервалов между ними приводит к увлажнению 

и накоплению водных запасов в более глубоких слоях почвы, что способствует 

проникновению корней вглубь по почвенному профилю. Известно, что растение 

с глубокой корневой системой значительно легче переносит неблагоприятные 

климатические условия и формирует хороший урожай даже при умеренном 

дефиците почвенной влаги. 

Процесс накопления сухой массы характеризует не только рост и развитие 

растений в течение вегетации, но и направление ”свежих“ и перераспределение 

”старых“ ассимиляторов между органами растений. Такая информация 

83


необходима, прежде всего, для идентификации ростовых функций, которую 

целесообразно осуществить в два этапа. 

Рис. 1. Динамика влажности почвы (в слое 0,5 м) в зависимости от уровня 

водообеспеченности безрассадного томата. 1 - без полива, 2 - предполивная 

влажность 70% от НВ, 3 - предполивная влажность 80% от НВ; * - расчетные 

значения влажности. 

Рис. 2. Динамика роста 

листьев и углубления 

корневой системы 

безрассадного томата. 

На первом этапе значения функций определяют непосредственно по 

экспериментальным данным, а на втором - их уточняют путем проведения 

численных экспериментов с помощью имитационной динамической модели 

ППР. Для этого рассчитываются функции роста для соответствующих значений 

сумм эффективных температур (W i ). Последние являются аргументом функции 

и выступают в виде биологического времени. 

CO i = CO i-1 +(T-T 0 ) если T i > T 0 иначе W i = W i-1 


где Т - среднесуточная температура воздуха; Т 0 - биологический ноль культуры, 

84



равный для томатов соответственно 12,5 0 С в момент появления всходов и 15 0 С в 

остальной период. 

Следует отметить, что такой подход позволяет интерпретировать эмпирически 

ростовые функции, если учитывать при этом механизмы саморегуляции растений 

в посеве. Так, например, если предположить, что в начальные фазы развития 

растений ассимиляты распределяются по органам томата в соответствии 

с принципом максимальной продуктивности [4, 5], то есть таким образом, 

чтобы обеспечить максимальную скорость прироста общей массы растений. В 

репродуктивный период растения стремятся максимизировать массу плодов, пока 

не начинается снижение фотосинтеза вследствие старения листовых пластинок. 

Во время созревания плодов механизм распределения ассимиляторов между 

органами растения направлен на формирование урожая за счет поддержания 

жизнеспособности органов растений. 

В начале вегетации продукты фотосинтеза распределяются между листьями 

и корнями, что приводит к увеличению фотосинтетического потенциала посева. 

После того, как листовая поверхность достигает “оптимальных” размеров, 

ее дальнейшее увеличение приводит к снижению продуктивности посева изза 

ухудшения условий освещения и произрастания в результате возрастания 

конкуренции растений. Часть органического вещества направляется в листья 

и корни для поддержания их необходимых значений вследствие отмирания, а 

оставшаяся часть поступает в стебель. Причем, с одной стороны, рост стебля 

позволяет несколько уменьшить затенение в посеве, а с другой, стебли служат 

своего рода главным местом “утилизации” продуктов фотосинтеза, которые 

не могут быть использованы на рост листьев, корней и плодов. Учитывая, 

что у рода Lycopersicon esculentum Mill. имеются сорта с детерминантным, 

полудетерминантным и индетерминантным ростом такое распределение 

ассимилятов позволяет заключить, что, хотя рост стебля генетически обусловлен, 

интенсивность его роста определяется “избытком” структурной биомассы, 

образуемой в процессе фотосинтеза. 

Следовательно, для поддержания присущего данному виду или сорту 

соотношения органов, растения, как саморегулирующиеся системы, должны 

обладать регуляторным механизмом, контролирующим распределение первичных 

продуктов фотосинтеза между корневой системой и надземной частью органами в 

соответствии со степенью напряженности функционирования и роста отдельных 

органов [15]. Причем, как отмечено в научной литературе [21], саморегуляция 

роста растений охватывает все уровни организации растений - от клеточного до 

организменного, которой присуще увеличение относительного веса того органа, 

метаболиты которого находятся в минимуме. Таким образом, генетически 

заложенный в растениях механизм распределения органического вещества как 

бы контролирует и оптимизирует архитектонику растений на протяжении всего 

периода вегетации [12]. 

Из вышеизложенного следует, что для имитирования формирования урожая 

все процессы распределения ассимилятов в растениях необходимо построить 

на основе двух принципов: стратегического регулирования, связанного с 

генетически обусловленным процессом морфогенеза, и оперативно тактического 

85


регулирования, выражающего зависимость параметров ростового блока от 

условий возделывания. 

Несмотря на то, что ростовые функции, как и другие показатели, во многом 

определяются условиями возделывания, их характер, в первую очередь, 

определяется генетическими особенностями культуры и сорта. При этом 

заметим, что речь идет о консервативном характере лишь формы кривых, тогда 

как их взаимное расположение всецело зависит от силы действия того или иного 

фактора на рост растения и величину урожая. Это обстоятельство причиняет 

известные неудобства, так как во многих случаях для их уточнения необходимо 

закладывать специальные дорогостоящие опыты. В наших исследованиях, 

несмотря на то, что было много сортов, физически нам не удалось фиксировать с 

требуемой точностью наступление фаз по каждому из них в отдельности, поэтому 

в банке данных фенологических наблюдений развития растений томата отмечены 

даты прохождения фаз только для сорта Факел. Учет сортовых особенностей в 

наступлении фаз развития мы предлагаем реализовать в имитационных моделях 

ППР с помощью эмпирических коэффициентов, выведенных на основании 

данных о среднемноголетней длине вегетационного периода сорта. Такие 

сведения приводятся при описании районированных и перспективных сортов 

овощных культур. 

По нашему мнению, как уже было отмечено [7], в получении достаточно 

надежных параметров биологического блока обеспечивает использование 

материалов наблюдений не менее, чем за два контрастных года по агрометеорологическим 

условиям. В таблице 4 приведены значения ростовых функций томата 

в безрассадной культуре, вычисленные непосредственно по экспериментальным 

данным. 

Таблица 4. Значение ростовых функций основных фаз томатов, возделываемых 

безрассадным способом. 

Фазы развития 


Ll 0,57 0,58 0,60 0,46 0,28 0,14 0,06 0,01 

Ls 0,04 0,10 0,13 0,34 0,43 0,23 0,08 0,02 

Lf 0,0 0,0 0,0 0,0 0,14 0,54 0,82 0,97 

Lr 0,39 0,32 0,27 0,20 0,16 0,09 0,04 0,0 

Примечание: Ll – листья; Ls – стебли; Lf – плоды; Lr- корни. 

Графическое изображение ростовых функций показано на рисунке 3. Несмотря 

на то, что ростовые функции, как и другие показатели в некоторой степени 

зависит от условий возделывания, их характер, в первую очередь, определяется 

генетическими особенностями сорта. 

Высокая адекватность имитационной модели ППР в широком диапазоне 

изменчивости климатических и агротехнических факторов (без орошения, 

86



проведение поливов при 70 и 80% от НВ) позволяет примененять ее для 

программирования на вероятностной основе возможных уровней урожайности 

овощных культур для разных по обеспеченности агроклиматическими ресурсами 

годы и производственных ситуаций. Результаты применения данной модели для 

проведения численных экспериментов, позволяющих имитировать процессы 

формирования урожая, нами приведены в опубликованной раннее работе [7]. 

Рассмотренная система оценок и численные эксперименты, моделирующие 

влияние на урожай отдельных переменных состояния агроэкосистемы, 

показывает принципиально новый подход дальнейшего развития методов 

агрометеорологического и научного обеспечения сельскохозяйственного 

производства. 

Рис. 3. Ростовые функции 

растений томата. Ll – листья; Ls – 

стебли; Lf – плоды; Lr- корни 

Использование математических моделей и вычислительной техники, таким 

образом, позволяет осуществлять помимо дифференцированного количественного 

учета агрометеорологических и технологических условий формирования урожая, 

и решение задач планирования обоснованных уровней урожайности овощных 

культур и принятия оптимальных решений для управления процессами их 

возделывания. 

Заключение 

1. Решающая роль в обеспечении растений влагой принадлежит осадкам, 

доля которых составила 83% на участке без орошения и 60% на участке с 

предполивным режимом 80% от НВ. Суммарное водопотребление при поливных 

режимах 70% и 80% от наименьшей влагоемкости, соответственно, в 1,2 и 1,4 

раза больше, чем на участке без орошения. 

2. Коэффициент водопотребления колеблется в широких пределах и зависит 

от биологических особенностей отдельных сортов и условий года, запасов 

влаги в почве, количества оросительной воды и величины инфильтрации. На 

формирование одной тонны стандартных плодов томата на участке без орошения 

расходовалось 86 м 3 . Повышение уровня водообеспеченности с 70 до 80% от 

НВ увеличивало водопотребление на 30-40 м 3 на тонну продукции, тем самым 

снижало эффективность использования оросительной воды. 

3. Моделирование - наиболее экономичный путь исследований и, вероятно, 

наиболее правильный в нынешних условиях, когда в полевых опытах затруднено 

соблюдение всего комплекса планируемых агротехнических мероприятий, 

обеспечивающих получение необходимой и достоверной информации в 

сложных и многофакторных экспериментах. Модели способствуют обобщению 

уже накопленных знаний и их применению для выработки агротехнологических 

решений. 

87



1. 

Библиография 

Алпатьев А.М. Влагообороты в природе и их преобразование. Л.: Гидрометеоиздат, 

1969. 286 с. 

2. Бойко А.П., Сиротенко О.Д. Расчет суточной динамики процессов энергои 

массообмена системы “почва-растение-атмосфера” при иссушении почвы 

// Тр. ВНИИСХМ, 1986, вып.21. С. 33-47. 

3. Будаговский А.И. Методы оценки параметров моделей испарения почвенных вод 

// Водные ресурсы, 1986, №6. С. 3-15. 

4. Будаговский А.И., Ничипорович А.А., Росс Ю.К. Количественная теория 

фотосинтеза и ее использование для решения научных и прикладных задач физической 

географии // Изв. АН СССР, сер. геог., 1964, №6. С. 13-27. 

5. Будаговский А.И., Росс Ю.К. Основы количественной теории фотосинтетической 

деятельности посевов // Фотосинтезирующие системы высокой продуктивности. 

М.: Наука, 1966. С. 51-58. 

6. Будыко М.И. Испарение в естественных условиях. Л.: Гидрометеоиздат, 

1948. 186 с. 

7. Ботнарь В.Ф. Программирование урожаев и управление водным режимом при 

возделывании овощных культур.// Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei, Ştiinţele 

Vieţii, 2010, nr.3 (312), p.70-80. 

8. Ботнарь В. Ф. Планирование урожаев овощных культур // Рекомендации. 

Кишинэу, 2000, 40 с. 

9. Ботнарь В.Ф. Характеристика теплового режима в системе «почва-растениеатмосфера» 

при возделывании томатов в открытом грунте // Buletinul Academiei de Ştiinţe 

a Moldovei, Ştiinţele Vieţii, 2011, nr.2 (314), p.80-89 

10. Ботнарь В.Ф. Характеристика радиационного режима при возделывании томатов 

в открытом грунте // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei, Ştiinţele Vieţii, 2011, nr.3 

(315), p.79-86 

11. Ботнарь В.Ф. Влияние орошения на влажность воздуха и моделирование водного 

режима при возделывании томатов. // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei, Ştiinţele 

Vieţii, 2012, nr.1 (316), p.92-104 

12. Жученко А.А. Экологическая генетика. Кишинев: Штиинца, 1980. 588 с. 

13. Кулик В.Л. Прикладные расчеты на ЭВМ влагопереноса в зоне аэрации. М.: 

Недра, 1979. 161 с. 

14. Математическое моделирование. Процессы в сложных экономических и 

экологических системах. М.: Наука, 1986. 293 с. 143. 

15. Обручева Н.В., Ковалев А.Г. О физиологической интерпретации сигмоидных 

кривых органов растений //Физиология растений, 1979, т.26, вып. 5. С. 1029-1043. 165. 

16. Полуэктов Р.А. Динамические модели агроэкосистемы. Л.: Гидрометеоиздат, 

1991. 312 с. 188. 

17. Полуэктов Р.А., Жуковский Е.Е. 

Имитационное моделирование агроэкосистемы 

и ее информационная база //Проблемы экологического мониторинга и моделирования 

экосистем. Л.: Гидрометеоиздат, 1980, т.3. С.65-73. 190. 

18. Сиротенко О.Д., Абашина Е.В. 

Об использовании динамических моделей для 

решения задач программирования урожая // Тр. ВНИИСХМ, 1986, вып.21, С. 66-75. 223. 

19. Судницын И.И. Движение почвенной влаги водопотребление растений. М.:МГУ, 

1979. 253 с. 237. 

20. Федюшина Д.П. Показатели увлажнения вегетационного периода и их влияние 

на формирование урожая гороха // Тр. Каз. НИИГМИ, 1971, вып.40. С80-96. 257. 

21. Физиология сельскохозяйственных растений / Под ред. Б.А. Рубина. М.:МГУ, 1967. 

353 с. 259. 

88


MANIFESTAREA CREŞTERII RELATIVE A RĂDĂCINILOR ŞI 

TERMOTOLERANŢA GRÂULUI (TRITICUM AESTIVUM L.) SUB 

INFLUENŢA ŞOCULUI TERMIC 

Dascaliuc A., Cicalova V., Ralea T. 



Rezumat 

A fost determinată creşterea relativă a rădăcinilor plantulelor de grâu după aplicarea 

diferitor doze ale şocului termic ( ŞT) îndată după iniţierea germinaţiei seminţelor. În 

baza parametrilor de creştere, dozele ŞT au fost divizate în patru zone diferite. Aceste 

zone corespund specifi cului reacţiei de inhibare şi restabilire a creşterii în perioada după 

aplicarea ŞT. Reacţia de suprimare a creşterii rădăcinilor poate fi caracterizată cantitativ 

prin energia de activare (A) conform ecuaţiei lui Arrhenius. Valorile A sporesc în mod 

specifi c odată cu creşterea temperaturii ŞT. Determinarea dinamicii creşterii relative 

a rădăcinilor după aplicarea ŞT cu doze critice reprezintă un interes deosebit, datorită 

faptului că distribuţia valorilor creşterii relative corelează cu termotoleranţa genotipului. 

Parametrii dozelor critice, necesari pentru aprecierea termotoleranţei genotipurilor 

de grâu, pot fi apreciaţi doar după analiza reacţiei plantulelor la aplicarea dozelor ŞT 

determinate atât de temperatură (factorul intensiv), cât şi de durata expoziţiei (factorul 

extensiv). 

Cuvinte cheie: grâu hexaploid – soiuri - creşterea relativă - şocul termic - energia de 

activare - termotoleranţa. 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Dascaliuc Alexandru, Institutul de Genetică şi Fiziologie 

a Plantelor al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str. pădurii, 20, MD-2002 Chişinău, 

Republica Moldova, e-mail:dascaliuca@yahoo.com, tel. (+373 22)53-01-77. 

Introducere 

În ultimii ani, ca urmare a tendinţei de încălzire globală a climei [6], se manifestă o 

atenţie deosebită rezistenţei plantelor faţă de temperaturi ridicate. Evaluarea corectă a 

rezistenţei termice a plantelor este deosebit de importantă în agricultură. De cunoaşterea 

nivelului ei depinde utilizarea raţională a soiurilor şi hibrizilor, precum şi optimizarea 

metodelor de selectare a unor soiuri noi. În prezent, există mai multe metode de evaluare 

accelerată a rezistenţei plantelor la temperaturi ridicate. Acestea se bazează pe diverse 

metode biofi zice [15], fi ziologice [1, 6, 12,13] şi biochimice [7, 12, 14] de apreciere 

a stării plantelor după expunerea lor la doze variate ale şocului termic (ŞT). Cu toate 

acestea, mai multe probleme rămân nesoluţionate din cauza complexităţii proceselor 

implicate. Rezistenţa plantelor faţă de stresul termic depinde de procese care au loc la 

diferite niveluri de organizare [6, 10,11], etape ale ontogenezei [3, 10] plantelor, precum 

şi de caracteristicile fi zice ale factorului de stres [8, 10, 12]. De exemplu, infl uenţa 

temperaturilor ridicate este specifi c determinată de valoarea temperaturii (factorul de 

intensitate) şi durata expoziţiei (factorul extensiv). Supravieţuirea plantelor în condiţii 

de arşiţă depinde de rezistenţa iniţială ( rezistenţa de bază), creşterea temporară a 

rezistenţei (aclimare) [2, 10], repararea deteriorărilor [2], precum şi de existenţa a mai 

89



multor mecanisme de evitare (diminuare) a dozei de expoziţie la temperaturi ridicate 

[6, 8]. Ultimele includ structuri morfologice şi reacţii fi ziologice, care asigură 

diminuarea dozei de expunere la arşiţă. Cele menţionate dau posibilitatea de a lămuri 

cauzele divergenţelor dintre rezultatele aprecierii termotoleranţei plantelor, determinate 

cu utilizarea diferitor metode [2]. 

Având în vedere impactul mai multor factori asupra răspunsului plantelor la 

temperaturi ridicate, în cercetările realizate a fost trasat obiectivul de a minimiza 

infl uenţa majorităţii lor, având ca scop doar estimarea rezistenţei primare şi a capacităţii 

de recuperare a plantelor după expoziţia la temperaturi ridicate [2]. Pentru a minimiza 

contribuţia posibilă a factorilor de aclimatare şi evitare a acţiunii (diminuare a dozei 

efective) ŞT, în cercetare au fost luate plantulele de grâu îndată după germinare, iar 

expunerea la ŞT a fost efectuată prin scufundarea seminţelor germinate în apă la 

temperatura şi durata de expoziţie dorită. În aşa fel a fost evitată infl uenţa posibilă 

asupra termotoleranţei a condiţiilor diferite de creştere după germinare şi a proceselor 

de aclimatare (datorită perioadei relativ scurte de expunere la ŞT). 


Materialul vegetal. În cercetări au fost folosite seminţele diferitor soiuri de grâu 

hexaploid, reproduse în anul 2010 pe câmpul experimental al Institutului de Genetică 

şi Fiziologie a Plantelor al AŞM. Înainte de germinare, pentru a asigura umectarea 

uniformă a seminţelor, ele au fost imersate în apă distilata la 4°C pe parcursul a 12 ore, 

tratate cu soluţie de 1% de permanganat de potasiu timp de 20 min, bine spălate cu 

apă de robinet, apoi cu apă distilată; semănate în cutii Petri pe hârtie de fi ltru umedă. 

Pentru iniţierea germinării cutiile cu seminţe au fost incubate în întuneric, la 25°C şi 

umiditatea relativă de 75-85%. După primele 24 ore de incubare, seminţele uniform 

germinate au fost selectate şi repartizate în diferite variante, apoi scufundate în apă cu 

temperatura corespunzătoare pe parcursul duratei stabilite: seminţele varianta martor la 

25°C, iar variantele experimentale la temperaturi ale ŞT între 37şi 52 o C, peste 1-2°C. 

Acurateţea menţinerii temperaturii ŞT era de ±0,1 o C. După incubare la temperatura 

şi durata stabilită, pentru a asigura creşterea în condiţii identice, seminţele germinate 

au fost introduse pe suprafaţa unui bloc de 1% agar-agar solubilizat în apă distilată 

(format între două plăci de sticlă paralele) şi cultivate într-un incubator în condiţiile 

descrise mai sus. Astfel, condiţiile de creştere a plantulelor erau strict identice, 

creşterea rădăcinilor fi ind orientată în spaţiu bidimensional (în înălţime şi lăţime). 

Datorită la aceasta, a fost posibilă determinarea exactă a lungimii rădăcinilor măsurând 

imaginile realizate zilnic prin scanare. Răspunsul plantelor la ŞT a fost determinat prin 

compararea lungimii totale ale primelor trei rădăcini la plantele experimentale şi martor 

la fi ecare 24 ore, pe parcursul a 5 zile. Pentru a caracteriza gradul de inhibare iniţială a 

proceselor de creştere, cauzată de ŞT, şi a cineticii de recuperare ulterioară a creşterii, a 

fost determinată creşterea relativă (CR), calculată din raportul dintre valoarea creşterii 

zilnice a lungimii rădăcinilor plantelor experimentale (CRE) către cea a rădăcinilor 

plantelor martor (CRM): 

CR = CRE/CRM (1) 

În baza rezultatelor obţinute, pentru fi ecare temperatură a ŞT, a fost construit 

grafi cul dependenţei CR de ziua care a trecut după aplicarea ŞT. În dependenţă de 

90



valorile CR, determinate în fi ecare zi după aplicarea ŞT cu diferite temperaturi, a fost 

calculată energia de activare (A) a proceselor de inhibare a creşterii in conformitate cu 

ecuaţia Arrhenius [5]: 

2,3 lg K = (A / R) (1 / T’-1 / T’’) (2) 

unde K = (1 - CR) cauzate de incubarea pe parcursul a 10 minute la temperatura 

dată a ŞT; T’ şi T’’ - două temperaturi consecutive ale ŞT în intervalul între 310 - 340 o K 

(37 şi 52 o C); R - constanta gazelor, A- energia de activare după Arrhenius. 

Analiza statistică a datelor. Experimentele au fost efectuate în patru repetiţii. În 

fi ecare repetiţie au fost utilizate 10 plante. Fiecare experiment a fost repetat de cel 

puţin trei ori (pentru a obţine rezultate reproductibile în diferite experimente). Datele 

prezentate sunt rezultatul de determinare a mediei şi abaterii standard a mediei [15, p. 

9] şi a coefi cientului de corelaţie şi de regresie liniară [15, p.63]. 


Pe fi gura 1 sunt prezentate curbele CR a rădăcinilor grâului Odessa 267 expuse ŞT 

pe parcursul a 10 minute cu diferite temperaturi, în funcţie de ziua care a trecut după 

aplicarea lui. Specifi cul dinamicii CR a rădăcinilor în perioada după ŞT dă posibilitatea 

de a repartiza temperaturile ŞT în trei zone. Valorile CR a rădăcinilor plantelor supuse 

ŞT cu temperaturile caracteristice pentru prima zonă în ziua întâia după aplicarea ŞT 

nu scad mai jos de 0,8 şi se restabilesc complet pe parcursul a 5 zile. Această zonă se 

răspândeşte până la temperatura 43 o C. În zona a doua valoarea iniţială a CR (în ziua 

întâia după aplicarea ŞT) a rădăcinilor se afl ă între 0,2 - 0,8. Ulterior valorile CR cresc, 

dar cu viteză cu atât mai joasă, cu cât mai înaltă a fost temperatura ŞT. Această zonă 

include temperaturile dintre 43 şi 48 o C inclusiv. ŞT cu temperaturile din zona a treia 

(mai înalte de 48 o C) se manifestă prin aceea că CR a rădăcinilor nu se restabileşte 

semnifi cativ pe parcursul a 5 zile după aplicarea lor. Chiar şi în interiorul acestei zone 

observăm că recuperarea era cu atât mai lentă, cu cât temperatura ŞT era mai înaltă. 

Figura 1. Creşterea zilnică relativă a lungimii rădăcinilor plantulelor de grâu Odesa 

267 în dependenţă de ziua după acţiunea şocului termic. 

91



Temperatura limită a ŞT, după aplicarea căreia se remarca restabilirea semnifi cativă 

a CR rădăcinilor era egală cu 48 o C. După ŞT cu 46 o C gradul de recuperare creştea 

liniar odată cu creşterea perioadei care a trecut după ŞT. În legătură cu aceasta, era 

important de a identifi ca reacţia de creştere a rădăcinilor după perioade diferite de 

aplicare a ŞT cu aceste temperaturi. Pe fi gura 2 este prezentată dependenţa valorilor CR 

a rădăcinilor de durata ŞT cu 46 o C (fi g. 2a) şi 48 o C (fi g. 2b) la perioade diferite după 

aplicarea ŞT. Putem observa că, odată cu creşterea duratei ŞT, indus prin expunerea 

la 46 o C, CR a rădăcinilor scade, iar recuperarea lor a fost uniformă odată cu creşterea 

perioadei care a trecut după ŞT. Aceasta sugerează că nivelul deteriorărilor provocate 

de ŞT prin expunerea la această temperatură este cu atât mai semnifi cativ, cu cât durata 

de expoziţie era mai mare. Aceste deteriorări erau recuperabile după toate perioadele 

de expunere (până la 30 minute) la ŞT cu 46 o C. Alte legităţi au fost observate după 

ŞT indus cu temperatura de 48 o C: prelungirea duratei ŞT mai mult de 15 minute a dus 

la o scădere bruscă a CR a rădăcinilor, iar restabilirea valorilor CR după aplicarea 

ŞT pe parcursul a mai mult de 15 minute a fost foarte lentă. Aceste date indică faptul 

că doza ŞT aplicată pe parcursul a 15 minute cu 48 o C reprezintă un prag, după care 

creşterea perioadei de expoziţie duce la amplifi carea acumulării deteriorărilor şi la 

diminuarea vitezei de recuperare a lor. În general, datele prezentate în fi gurile 1 şi 2 

sugerează că specifi citatea creşterii rădăcinilor după ŞT cu diferite temperaturi şi durate 

de expoziţie dau posibilitate de a aprecia pragurile de toleranţă în dependenţă de durata 

şi temperatura ŞT. Valorile dozelor după aplicarea cărora se manifestă aceste praguri 

sunt determinate atât de temperatura (factorul de intensitate), cât şi de durata (factorul 

extensiv) ŞT. Exemplele prezentate pe fi gurile 1 şi 2 dau posibilitatea de a menţiona că 

pentru rădăcinile plantulelor de grâu Odessa 267 pragul temperaturilor tolerate după 

expunerea la ŞT este 48 o C pe parcursul a 15 minute. Temperaturile ŞT mai înalte de 

48 o C duc la diminuarea practic ireversibilă a creşterii rădăcinilor (fi g. 1). 

Figura 2. Dinamica creşterii relative a rădăcinilor grâului Odessa 262 în dependenţă 

de durata şocului termic cu 46 o C (a) şi 48 o C (b) la perioade diferite după aplicarea lui: 

1 - 5 - respectiv ziua întâia şi a cincea. 

Concluzii mai generale despre specifi cul infl uenţei ŞT provocat cu diferite 

temperaturi şi durate de expoziţie pot fi trasate analizând infl uenţa ŞT asupra energiei de 

activare (A). Pe fi gura 3 sunt prezentate A, calculate în baza valorilor CR a rădăcinilor în 

ziua 1 şi a 5 după aplicarea ŞT pe parcursul a 10 minute, în dependenţă de temperatură 

92



(exprimată în grade Kelvin). Datele obţinute, după infl uenţa asupra valorilor A, dau 

posibilitatea de a separa temperaturile ŞT în patru zone. În interiorul fi ecărei zone odată 

cu creşterea temperaturii şi duratei ŞT legităţile schimbării valorilor A sunt diferite. În 

zona I (temperaturi relativ scăzute ale ŞT) valorile A ale proceselor de frânare a CR a 

rădăcinilor sunt practic constante şi se menţin la nivelul circa -1000 cal/M. În zonele 

II şi III valorile absolute ale A cresc respectiv iute şi foarte iute odată cu creşterea 

temperaturii ŞT. Despre aceasta indică valorile coefi cienţilor de proporţionalitate din 

formulele care descriu dependenţa valorilor A de temperatura ŞT: pentru ziua întâia 

şi a cincea valorile acestui coefi cient sunt respectiv egale cu 799,4 şi 1027,7 cal o K/M 

(zona II) şi 4040,7 şi 5558 cal K/M (zona III).. În zona a IV, zona temperaturilor ŞT 

care depăşesc 319 o K (în prima zi) şi 323 o K (în ziua a cincea), valorile absolute ale A 

rămân la un nivel foarte înalt (ele depăşesc 14000 cal/M). Aceasta se datorează faptului 

că după ŞT cu aceste temperaturi (specifi ce pentru ziua întâia şi a cincea!), creşterea 

rădăcinilor practic se opreşte. 

Figura 3. Dinamica energiei de activare a diminuării creşterii relative a rădăcinilor 

grâului Odessa 267 în dependenţă de temperatura şocului termic pe parcursul a 10 

minute. Sunt prezentate datele determinării energiei de activare în ziua întâia şi a cincea. 

Indicii I - IV - zonele cu dependenţă lineară diferită. 

Comparând valorile A în prima şi a cincea zi după aplicarea ŞT, putem observa că 

în ziua a cincea, diapazonul zonei II devine mai larg. Aceasta se datorează fenomenelor 

de recuperare a creşterii după ŞT cu temperaturi care în ziua întâia cauzează diminuarea 

semnifi cativă a creşterii rădăcinilor. În general, aceste date dau posibilitatea de a 

menţiona că cu creşterea temperaturii ŞT valorile parametrului A (deci şi a gradului 

de deteriorare) cresc ne uniform. Caracterul schimbărilor valorilor A în diferite zone 

dă temei de a considera că severitatea daunelor cauzate de ŞT şi rata de recuperare a 

lor este specifi că. În zona temperaturilor dintre 314 -322 o K (41- 49 o C) deteriorările 

sunt reversibile, datorită la ce în această zonă a temperaturilor ŞT valorile absolute 

ale A în ziua a cincea scad în comparaţie cu ziua întâia. ŞT cu temperaturi mai înalte 

de 49 o C cauzează creşterea bruscă a valorilor A, ceia ce susţine ideea că deteriorările 

93



provocate de ŞT cu aceste temperaturi devin ireversibile, iar procesul de amplifi care a lor 

depăşeşte cel de recuperare. Este interesant de menţionat că valorile maxime ale A (după 

valoarea absolută!), determinate în experimentele noastre, depăşesc de aproximativ 

1700 ori energia de activare a scurgerii electroliţilor din seminţele de soia umectate la 

temperaturi scăzute [5] şi, la estimările noastre [4], de 200 de ori energia de activare a 

scurgerii electroliţilor din frunze de cimişir expuse ŞT. Probabil, aceasta se explică prin 

infl uenţa ŞT asupra unui număr mult mai mare de procese care infl uenţează creşterea 

în comparaţie cu numărul celora ce determină scurgerea electroliţilor infl uenţată de 

umectare sau ŞT. 

Datele de mai sus dau posibilitatea de a demarca regiunile dozelor ŞT , după aplicarea 

cărora plantulele de grâu rămân viabile datorită rezistenţei primare şi proceselor de 

recuperare. De aceia a fost interesant de a determina dacă răspunsul altor genotipuri de 

grâu la aceste doze este similar celui a soiului Odessa 267. În fi gura 4 este prezentată 

dinamica valorilor CR a rădăcinilor unor soiuri de grâu expuse ŞT cu 46 o C pe parcursul 

a 30 minute. Putem observa că după valorile CR cele mai rezistente la ŞT sunt plantulele 

soiurilor Odessa 267 şi Arnăut 7. La ele valorile CR în ziua întâia după ŞT sunt mai 

înalte, iar restabilirea ulterioară a lor este mai rapidă. O poziţie intermediară ocupă 

soiurile Moldova 5, Artemida şi Stolicinaia. Se poate observa o capacitate sporită de 

restabilire după aplicarea ŞT a valorii CR a rădăcinilor soiului Moldova 5. Datele de 

mai sus indică faptul că răspunsul de creştere a rădăcinilor plantulelor de grâu la acţiune 

ŞT este determinat de suprimarea iniţială a creşterii şi de intensitatea proceselor de 

recuperare în perioada după aplicarea lui. Valorile CR în ziua întâia după aplicarea ŞT 

dau posibilitatea de a aprecia rezistenţa primară a plantulelor, iar valorile CR din ziua 

a cincea – capacitatea de recuperare a deteriorărilor. Rezultatele obţinute în cercetările 

noastre demonstrează că rezistenţa primară şi capacitatea recuperativă la diferite 

genotipuri corelează pozitiv. Doar la soiul Moldova 5 s-a manifestat o capacitate de 

recuperare sporită în comparaţie cu rezistenţa iniţială, fi g.4. 

Figura 4. Dinamica creşterii relative ale rădăcinilor diferitor soiuri de grâu în 

dependenţă de ziua care a trecut după aplicarea şocului termic cu 46 o C pe parcursul a 

30 minute. 

94



Datele noastre susţin concluziile altor cercetători despre posibilitatea utilizării 

parametrului CR în urma ŞT pentru a compara termotoleranţa diferitor genotipuri de 

grâu [12, 13]. Experimentele noastre se deosebesc de cele realizate de alţi autori prin 

aceia că ele au fost efectuate în condiţii care limitează contribuţia posibilă a procesului 

de aclimatare şi de evitare (diminuare a dozei efective) a ŞT. Rezultatele obţinute 

susţin viziunea că soiurile de grâu testate au rezistenţă primară diferită. Din punct de 

vedere practic rezultatele sunt promiţătoare deorece susţin viziunea despre posibilitatea 

de a evalua rezistenţa plantelor la temperaturi ridicate în baza analizei minuţioase a 

infl uenţei unor doze specifi ce ale ŞT asupra creşterii rădăcinilor în perioada de creştere 

după expoziţie. Mai mult ca atât, metoda permite aprecierea diferenţiată a rezistenţei 

iniţiale şi capacităţii de restabilire a creşterii. Rezultatele obţinute în cercetările noastre 

demonstrează că rezistenţa primară şi capacitatea recuperativă la diferite genotipuri 

corelează pozitiv. Doar la soiul Moldova 5 s-a manifestat o capacitate de recuperare 

sporită în comparaţie cu rezistenţa iniţială, fi g.4. Condiţiile bine controlate de creştere 

a plantulelor, precizia măsurărilor datorită scanării şi dozării precise a ŞT asigură 

reproductibilitatea rezultatelor. Această abordare poate fi promiţătoare nu numai pentru 

evaluarea comparativă a termotoleranţei plantelor, ci şi pentru trierea substanţelor care 

infl uenţează rezistenţa primară şi capacitatea recuperativă a plantelor la arşiţă. 

Concluzii 

1. Creşterea relativă a rădăcinilor după expunerea plantulelor de grâu la diferite 

doze ale şocului termic dă posibilitatea de a aprecia frânarea iniţială şi cinetica de 

recuperare a deteriorărilor provocate de şocul termic. 

2. După gradul de frânare şi cinetica de recuperare a creşterii rădăcinilor în perioada 

după expunerea plantelor la şocul termic, temperaturile şocului termic pot fi divizate 

în zone diferite. În interiorul fi ecărei zone sporirea energiei de activare a proceselor de 

frânare odată cu mărirea temperaturii şocului termic sporeşte constant. 

3. Valorile creşterii relative ale rădăcinilor după expunerea la doze critice ale 

şocului termic dau posibilitatea de a diferenţia genotipurile de grâu în conformitate cu 

termotoleranţa lor. 

Autorii aduc sincere mulţumiri doctorului habilitat Petru Buiucli pentru 

furnizarea seminţelor diferitor soiuri de grâu utilizate în studiu. 

Referinţe 

1. Alexandrov V.Y. 

Cytophysiological and cytoecological investigations of heat resistance 

of plant cells toward the action of high and low temperature // Quart. Rev.Biol. 1964. V.30. 

P.35-77. 

2. Camejo, D.; Marti, M.; Nicolas, E.; Alarcon, J.; Jimenez, A.; Sevila, F. Response of 

superoxide dismutase isoenzymes in tomato plants (Lycopersicon esculentum) during thermoacclimation 

of the photosynthetic apparatus. Physiologia Plantarum.2007. V 131. P. 367-377. 

3. Clewer A.G., Scarisbrick D.H. Practical statistics and experimental design for plant crop 

science //, Chichester, New York: John Wiley & Sons, LTD, 2001. 332 p. 

4. Dascaliuc A., Nemerovschii A., Costica M., Costica N. Integrative approaches in evaluation 

the adaptive potential of plants to heat shock temperatures // În memoriam academicianului 

Boris Matienco. Chişinau, 2011. P.194-196. 

5. Leopold A.C. Temperature effects on soybean imbibitions and leakage // Plant Physiol. 

1980. V. 65. P. 1096-1098. 

95



6. Levitt J. Responses of plants to environmental stresses.// New York: Vol.1., Academic 

Press, 1980. 568 p. 

7. Lin C.-I., Roberts J.K., Key J.L. Acquisition of thermotolerance in soybean seedlings. 

Synthesis and accumulation of heat shock proteins and their cellular localisation // Plant. 

Physiol. 1984. V. 74. P. 152-160. 

8. Quinn P. Membrane stability under thermal stress // New York, USA. Plenum 

Publ.1989. P.511-515. 

9. Schneider S. H. The greenhouse effect: Science and policy // Science. 1989. V 243. 

P. 771-781. 

10. Александров В.Я., Кислюк И.М. 

Реакция клеток та тепловой шок: физиологический 

аспект // Цитология. 1994. Т. 3. С. 5-59. 

11. Александров В.Я., Данько К.И., Ломагин А.Г. Изменение во времени фототаксиса 

хлоропластов и движения цитоплазмы в растительных клетках после теплового шока // 

Физиология растений. 1990. Т 37. C. 133-141. 

12. Даскалюк Т.М. Особенности ростовой реакции и белкового синтеза проростков 

пшеницы при тепловом стрессе: Автореф. дис. канд. биол. наук. – Кишинев, 1989. 17с. 

13. Мусиенко Н.Н., Даскалюк Т.М., Капля А.В. Ростовая реакция проростков 

пшеницы на действие высоких температур // Физиология растений. 1986. Т. 33. С.134- 

141. 

14. Олейникова Т. В., Волкова А. М., Пушина Р. М. 

Действие высоких температур 

на коферментный состав и активность изозимов пероксидазы листьев пшеницы // 

Физиология и биохимия культ. растений. 1979. Т. 11. С. 113 – 117. 

15. Мельник П.О., Мойса І.І, Даскалюк О.П. Визначення стійкості рослин до високих 

температур методом витоку електролітів //Вісник аграрної науки. 2006. С.44-46. 

ВЛИЯНИЕ НЕДОСТАТОЧНОЙ ВЛАГООБЕСПЕЧЕННОСТИ И 

ПОВЫШЕННОГО СОДЕРЖАНИЯ БИКАРБОНАТА В ПОЧВЕ 

НА НЕКОТОРЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ ВОДНОГО СТАТУСА И 

ПРОДУКТИВНОСТИ РАСТЕНИЙ СОИ 

Харчук О.А., Кириллов А.Ф., Козьмик Р.А., Баштовая С.И., 

Кириллова Э.Н., *Митина Т. 

Институт генетики и физиологии растений Академии Наук Молдовы, 

*Институт химии Академии Наук Молдовы 

Rezumat 

În baza datelor experimentale a fost relevat caracterul modifi cărilor stasului apei în 

rădăcini şi frunze, precum şi productivităţii plantelor de soia s. Bucuria expuse acţiunii 

repetate şi complexe a insufi cienţei de umiditate şi conţinutului sporit de bicarbonaţi în 

sol. S-a constatat că, pe fondalul secetei de scurtă durată în prima jumătate a perioadei 

de vegetaţie, conţinutul sporit de bicarbonaţi în sol condiţionează sporirea conţinutului 

de apă în simplastul rădăcinilor, diminuarea potenţialului hidric şi turgescenţei relative 

a frunzelor. Acţiunea secetei repetată, în perioada împlinirii boabelor, conduce la 

diminuarea în continuare a conţinutului de apă atât în simplastul, cât şi în apoplastul 

frunzelor, micşorarea considerabilă a potenţialului hidric şi turgescenţei relative a lor. 

Conţinutul sporit de bicarbonaţi în sol, în special pe fondalul insufucienţei de umiditate, 

condiţionează micşorarea cotei producţiei unile (semincere) în masa uscată totală a 

plantelor de soia şi diminuarea efi cacităţii utilizării apei de către plante. 

96



Cuvinte cheie: soia - statusul apei în rădăcini şi frunze – productivitate - insufi cienţă de 

umiditate- salinizare hidrocarbonatică. 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Harciuc Oleg, Institutul de Genetică şi Fiziologie 

a Plantelor al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str. Pădurii 20, MD 2002, Chişinău, 

Republica Moldova, E-mail: kharchuk.biology@mail.ru, tel : (+373 69) 24 52 57. 


Территория Молдовы характеризуется летними засухами [1], а также 

повышенной минерализацией поверхностных и подземных вод [2]. В районах 

лесных Кодр, лесостепном плато северной Молдовы преобладают такие 

подземные воды, как гидрокарбонатно-кальциевые и гидрокарбонатномагниевые, 

в условиях степей и лугов Южной Молдовы и Бельцкой равнины 

– гидрокарбонатно-натриевые и магниевые [3]. В ионном составе почвенного 

раствора среди анионов преобладает бикарбонат, что способствует повышению 

щелочности почвенного раствора: к примеру, почвенные растворы черноземов 

Чулукск-Солонецкой возвышенности характеризуются рН до 8,0-8,1[4]. 

Известно, что в интервале рН 5,5-8,0 потенциал продуктивности сои снижается 

с увеличением рН [24]. Классификация почв по засолению [14] включает 9 

- типов засоления по анионному составу. Если количество ионов НСО в водной 

3 

вытяжке превышает 1,4 мг-экв на 100 г почвы, то в названии типа засоления 

предлагается добавлять «с участием соды». При содержании солей 0,2-0,4% почва 

считается слабозасоленной. Детализация химизма (сульфатно- или хлоридно-) 

гидрокарбонатного засоления дается в зависимости от соотношения анионов 

сульфата, хлорида и бикарбоната. Типы засоления по-разному влияют на рост 

и развитие растений. К прdимеру, на разных сортах ячменя Hordeum vulgare L. 

добавление в питательную среду бикарбоната натрия подавляло рост растений 

сильнее, чем NaCl, даже в относительно небольших (10 mM) концентрациях 

бикарбоната в поливном растворе [15]. Известным аспектом приспособления 

высших растений к условиям засухи является перераспределение ассимилятов в 

репродуктивныe органы [22, 23, 25], но мало информации о подобной реакции в 

условиях засоления. 

Нами была поставлена задача выявить некоторые показатели водного 

статуса и продуктивности растений сои в связи с воздействием (однократным и 

повторным) недостаточной влагообеспеченности, в том числе на фоне внесения 

в почву бикарбоната натрия. 

Объекты и методы исследования 

Исследования проводили в вегетационном комплексе в сосудах объемом 

10 л, заполненных черноземной почвой, с моделированием однократного и 

повторного периодов недостаточной влагообеспеченности. Бикарбонат натрия 

вносили в почву при набивке сосудов, в количестве 0,15% сухой массы почвы (по 

бикарбонат-аниону), доведя рН почвенного раствора с рН 7,2 (контроль) до 8,0. 

Объект исследования – растения сои сорта Букурия. Для определения параметров 

компонентов водного статуса использовали классические методы [6-8], водный 

потенциал определяли компенсационным методом [9-11]. Листовую поверхность 

97


растений определяли по линейным размерам листовой пластинки и методом 

отпечатков, общую сухую массу растений и долю полезной (семена) её части 

согласно [12; 13]. 


Нами установлено, что в условиях недостаточной влагообеспеченности в фазе 

наполнения семян растений сои, особенно у растений подвергнутых повторному 

воздействию засухи и в сочетании с повышенным содержанием бикарбоната в 

почве, листья испытывали значительный водный дефицит, достигавший 40-50% 

(табл. 1). До таких же величин (40% в конце стрессового периода) доходил водный 

дефицит листьев в работе бразильских исследователей, изучавших влияние 

засухи на растения сои [16]. При первом воздействии засухи (влажность почвы 

35% ПВ на протяжении 7 дней в фазе бутонизации – цветения) водный дефицит 

листьев незначительно возрастает. Хотя абсолютные значения этого показателя 

разнятся, в зависимости от климатических условий года, доля влияния недостатка 

влаги на его изменение в разные годы сохраняется. Так, водный дефицит листьев 

растений варианта с недостаточным влагообеспечением в 1911 году был в 1,2 

раза больше чем у растений контрольного варианта, а в 1912 году – в 1,3 раза 

(табл. 1). Комплексное воздействие засухи и бикарбоната на растения в эту 

фазу увеличивает водный дефицит листьев в большей мере (в среднем по двум 

годам в 2,2 раза), что, вероятно связано с увеличением рН почвы. При повторном 

действии засухи в комплексе с бикарбонатом доля влияния бикарбоната несколько 

снижается. 

Таблица 1. Водный дефицит листьев растений сои сорта Букурия при действии 

недостаточной влагообеспеченности и повышенного содержания бикарбоната в 

почве. 

70% CTA 

35%ПВ 

Вариант Год первая засуха (55-65 ДПС*) вторая засуха (80-90 ДПС) 

35%ПВ + бикарбонат 


2011 18,5±2,1 18,8±0,1 

2012 20,4±2,7 29,8±2,0 

2011 23,0±0,8 27,9±5,4 

2012 26,0±7,7 34,8±3,4 

2011 45,0±9,6 35,3±0,5 

2012 39,4±0,7 40,1±3,4 

* ДПС – дни после сева 

В табл. 2 приведены данные, отражающие изменения некоторых параметров 

водного статуса корней и листьев растений сои при действии недостатка 

влаги и повышенного содержания бикарбонатов в почве. При оптимальной 

влагообеспеченности растений общее содержание воды в листьях больше, чем 

в корнях, однако это происходит за счет симпластной фракции, т.е. собственно 

внутриклеточной воды. В то же время содержание апопластной воды в корнях в 

несколько раз выше, что обьясняется, по-видимому, большей долей проводящих 

тканей в корнях по сравнению с листьями. В корнях величина водного дефицита 

меньше, чем в листьях, что свидетельствует о более высокой тургоресцентности 

корней. Более высокая относительная тургоресцентность корней и содержание 

98


апопластной воды в них тесно коррелируют друг с другом, свидетельствуя в 

пользу того, что относительная тургоресцентность корней определяется именно 

апопластной фракцией. Водный потенциал значительно выше в корнях по 

сравнению с листьями, несмотря на то, что общее содержание воды в листьях 

выше, чем в корнях. Это свидетельствует о том, что величина водного потенциала 

определяется преимущественно апопластной водой, несмотря на то, что ее 

содержание меньше, чем симпластной. 

Данные по водному статусу корней и листьев растений сои при воздействии 

на них первой засухи (35% ПВ в срок 55-80 ДПС, фаза бутонизациицветения) 

показывают сохранение в целом тех различий, которые связаны с 

функциональными и анатомическими особенностями корней и листьев: общее 

содержание воды выше в листьях, что связано с более высоким содержанием 

внутриклеточной (симпластной) воды (табл. 2). 

Таблица 2. Компоненты водного статуса листьев и корней растений сои (сорта 

Букурия) при действии недостатка влаги и повышенном содержании бикарбонатов 

в почве. 

орган 

водный 

дефицит, % 

содержание воды, г /г сухой массы водный 

потенциал 

общая симпласт апопласт (Ψ ), МПа 

w 

70% ПВ, контроль 

листья 20,4±2,7 2,63±0,35 2,54±1,19 0,08±0,16 -0,27±0,21 

корни 9,7±4,6 2,18±0,06 1,64±0,11 0,54±0,08 -0,09±0,11 

одна засуха 35% ПВ 

листья 26,0±7,7 2,33±0,06 2,23±0,06 0,10±0,01 -0,19±0,34 

корни 27,8±2,3 1,33±0,12 1,12±0,09 0,22±0,09 -0,40±0,00 

две засухи 35% ПВ 

листья 34,8±3,4 1,71±0,03 1,71±0,02 0,00±0,03 -1,22±0,07 

корни 24,9±3,0 1,98±0,16 1,66±0,04 0,32±0,12 -0,22±0,08 

одна засуха + бикарбонат 

листья 39,4±0,7 2,26±0,07 2,19±0,09 0,07±0,02 -0,65±0,06 

корни 15,1±2,7 1,57±0,13 1,49±0,26 0,07±0,14 -0,23±0,20 

две засухи + бикарбонат 


листья 40,1±3,4 1,78±0,03 1,72±0,02 0,06±0,01 -1,07±0,07 

корни 14,8±11,5 1,78±0,11 1,61±0,12 0,18±0,02 -0,17±0,07 

При этом содержание воды в листьях и корнях растений уменьшается по 

сравнению с растениями влагообеспеченного варианта (70% ПВ, контроль). 

Однако, снижение оводненности касается в большей степени корней, в которых 

содержание апопластной воды уменьшается более чем в 2 раза, по причине чего 

их относительная тургоресцентность уменьшается значительно сильнее, чем 

листьев. Водный потенциал листьев при первой засухе изменяется незначительно 

относительно контрольных растений, в то время как водный потенциал корней 

уменьшается существенно (на 0,3 МПа). Снижение тургоресцентности корней 

коррелирует прежде всего с содержанием апопластной воды. 

99


При воздействии на растения повторной засухи (35% ПВ в срок 90 ДПС, 

фаза наполнения семян) общее содержание воды в листьях значительно 

меньше, снизилось содержание симпластной и апоплластной воды, а также 

тургоресцентность листьев относительно этих показателей при первой засухе; 

водный потенциал листьев уменьшился очень сильно, до нижнего предельного 

уровня для листьев сои, который составляет, как известно из литературы, около 

-1,2 МПа [26]. При этом содержание воды в корнях несколько увеличилось, что, 

по-видимому, связано с накоплением в них ионов (на рис. 1 приведены такие 

данные по иону натрия), а водный потенциал достаточно высокий (-0,22 -0,23 

МПа), что коррелирует с поддержанием их тургоресцентности. 

Действие повышенного содержания бикарбоната в почве на фоне однократного 

воздействия засухи заключается в увеличении оводненности, водного потенциала 

и уменьшении водного дефицита корней при его увеличении в листьях. 

Повышенная оводненность корней (преимущественно симпластной воды) 

может объясняться увеличением активности аквапоринов при защелачивании 

внеклеточной среды [18]. На фоне повторной засухи влияние бикарбоната 

менее выражено. 

Действие стрессовых условий повлияло на показатели продуктивности 

растений сои. На фоне недостаточного увлажнения (особенно при воздействии 

повторной засухи) общая сухая масса растений сои (табл. 3) и их семенная 

продуктивность (табл. 4) снизились по сравнению с контрольными растениями. В 

то же время, повышенное содержание бикарбоната в почве приводит к удлинению 

периода вегетации растений из-за изменения соотношения вегетативных и 

генеративных процессов в сторону вегетативного развития и, как следствие, к 

более позднему созреванию части семян. В связи с этим уборку проводили в 

два срока: первый срок – сортоспецичный, а второй – на две недели позже, что 

позволило установить специфичность действия изучаемых факторов (недостаток 

влаги и повышенное содержание бикарбоната в почве) на растения сои (таб. 4). 

Таблица 3. Влияние недостаточной влагообеспеченности и повышенного 

содержания бикарбоната в почве на сухую массу растений сои сорта Букурия 

(135 ДПС). 

вариант 


сухая масса растения, г 

2011 2012 

70% ПВ (контроль) 45,9±3,4 20,8 ± 1,9 

первая засуха 35%ПВ 30,9 ± 1,5 16,1 ± 1,6 

две засухи 35%ПВ 25,9 ± 0,6 14,2 ± 1,0 

бикарбонат + две засухи 35%ПВ 34,4 ± 2,3 16,2 ± 2,5 

В 2011 году при дополнительной поздней уборке семян (на две недели 

позже сортоспецифического срока) в варианте с повторной засухой повышенное 

содержание бикарбоната в почве привело к некоторому увеличению сухой массы 

и семенной продуктивности растений сои в сравнении с фоном без внесения в 

исходную почву дополнительного количества бикарбоната. Сбор семен, дозревших 

за пределами сортоспецифичного срока, к 135 ДПС, позволило установить, что 

при высокой влагообеспеченности (70% ПВ) семенная продуктивность растений, 

100


произраставших как на пресном фоне, так и при повышенном содержании 

бикарбоната в почве, при уборке в это срок одинаковая. При сортоспецифическом 

для незасоленной почвы сроке уборки влияние бикарбоната выражается в 

снижении урожая. 

Другим показателем продуктивности является доля хозяйственно-полезной 

части (семян) в полной сухой массе растений. В физиологических исследованиях 

критерием перераспределения ассимилятов в репродуктивные органы 

является показатель эффективной части растительной массы [13]. 

Данные по доле зерна в общей сухой массе растений сои при воздействии 

неблагоприятных факторов (табл. 5) указывают на высокую чувствительность 

сорта Букурия к бикарбонатному засолению. 

Таблица 4. Семенная продуктивность растений сои сортa Букурия при действии 

недостатка влаги и повышенного содержания бикарбоната в почве. 2011г. 

вариант 

первая уборка 

(115 ДПС*) 

Семенная продуктивность, г/растение 

вторая уборка 

(135 ДПС) 

суммарно 

70% ПВ (контроль) 8,29 ± 1,43 5,32 ± 1,52 13,61 ± 0,22 

70% ПВ + бикарбонат 5,65 ± 0,37 8,26 ± 0,28 13,90 ± 0,57 

одна засуха 35% ПВ 9,71 ± 0,36 0,85 ± 0,48 10,56 ± 0,41 

две засухи 35% ПВ 3,62 ± 2,40 4,30 ± 1,73 7,91 ± 0,37 

две засухи 35%ПВ + бикарбонат 5,80 ± 1,32 3,68 ± 1,32 9,48 ± 0,57 

*сортоспецифичный срок 

Таблица 5. Величина хозяйственно-полезной части растений сои сортa Букурия 

при действии недостаточной влагообеспеченности и повышенного содержания 

бикарбоната в почве (2012). 

Вариант Доля зерна в общей сухой массе растений, % 

70% ПВ, контроль 32,2±1,2 

35% ПВ 38,5±1,1 

две засухи 35% ПВ 31,7±3,3 

35% ПВ+ бикарбонат 31,6±2,1 

две засухи 35% ПВ+ бикарбонат 21,0±2,4 


Среди изученных вариантов наибольшая доля хозяйственно-полезной части 

в сухой массе растений сои наблюдается в варианте пониженной влагообеспеченности 

в первую половину вегетационного периода (табл. 5). Только в этом 

варианте преимущественная часть семян созревает в сортоспецифический для 

изучавшегося сорта Букурия срок, 115 дней после сева (табл. 4). Даже контрольный 

уровень постоянной влагообеспеченности 70% ПВ не является оптимальным 

по показателю доли хозяйственно-полезной части в сухой массе растений, 

что согласуется с ранее опубликованными нами результатами по оптимальности 

для растений сои уровня влагообеспеченности 55% ПВ. Ранее установлено [17- 

19], что хотя в онтогенезе растений на фонах низкой влажности уменьшались 

водный потенциал, оводненность апопласта и устьичная проводимость листьев, 

увеличивалась водоудерживающая способность, на уровне листа уменьшался 

101



расход транспирационной воды на ассимиляцию единицы CO 2 , однако на уровне 

целого растения, по критерию доли хозяйственно-полезной части в сухой массе 

растений, эффективность использования воды была самая низкая при низкой 

влажности. Наибольшая эффективность использования воды установлена при 

уровнях влагообеспеченности 55 и 70% ПВ, на этих фонах влажности было и самое 

высокое качество семян по содержанию в них масла. На основании результатов 

многолетних исследований было рекомендовано снизить уровень оптимальной 

влагообеспеченности для растений сои с 70 до 55% ПВ [17-19]. Что касается 

физиологического механизма действия бикарбонатного засоления на растения, 

то в его основе лежит сдвиг развития в сторону усиления вегетативных процессов. 

По этой причине при бикарбонатном засолении уменьшается интенсивность 

наполнения семян, которые на растениях бикарбонатного фона накопливают значительно 

меньше масла [20]. Однако следует отметить, что наполнение семян на 

индивидуальных растениях зависит не только от внешних условий, но во многом 

предопределено качеством посевного материала [20]. 

Для водного статуса и продуктивности растений имеет значение распределение 

ионов по различным органам растения. Накопление значительного количества 

ионов натрия в корнях растений сои ограничивает их поступление в листья и 

тесно коррелирует с уменьшением доли хозяйственно-полезной части в сухой 

массе растений сои (рис. 1). 

Рис. 1. Зависимость 

относительно скороспелой 

(115 ДПС) 

доли хозяйственнополезной 

части массы 

растений сои сорта Букурия 

от содержания 

Na в корнях (вегетационный 

опыт 2011 г.). 

Срок отбора образцов 

для определения содержания 

натрия - 90 

ДПС. 

Известно, что накопление ионов растением прямо зависит от количества 

транспирированной воды. Данные по интенсивности транспирации листьев 

растений сои при действии недостаточной влагообеспеченности и повышенного 

содержания бикарбоната в почве приведены в табл. 6. 

Таблица 6. Интенсивность транспирации листьев ( г/м 2 /час) растений сои 

сорта Букурия при действии недостаточной влагообеспеченности и повышенного 

содержания бикарбоната в почве. 

Вариант первая засуха (55-65 ДПС) вторая засуха (80-90 ДПС) 

70% ПВ (контроль) 86,0±12,9 101,9±10,8 

две засухи 35% ПВ 51,0±7,8 38,2±6,4 

бикарбонат+две засухи 35% ПВ 47,8±7,1 23,9±8,0 

102


При недостатке влаги интенсивность транспирации листьев растений 

сои снижается, в первый засушливый период до уровня в 56-59% от 

влагообеспеченного контроля, при повторной засухе еще сильнее – до 23-37%, при 

этом интенсивность транспирации ниже на фоне совместного действия повторной 

засухи и бикарбонатного засоления. Снижение транспирации при умеренной 

засухе, в пределах адаптивных возможностей растения, уменьшает поступление 

в растения вредных ионов, как натрий, что коррелирует с увеличением доли 

хозяйственно-полезной части в общей сухой массе (рис.1), эффективностью 

использования растением воды и питательных веществ. 

Выводы: 

1. Водный статус листьев растений сои характеризуется более высоким 

содержанием общей и симпластной воды по сравнению с корнями. Корни 

характеризуются повышенными водным потенциалом, содержанием воды в 

апопласте и относительной тургоресцентностью (меньшей величиной водного 

дефицита). 

2. При первой засухе водный статус корней изменяется быстрее и сильнее, 

чем водный статус листьев, при этом специфическим эффектом повышенного 

содержания бикарбоната в почве является увеличение содержания симпластной 

(внутриклеточной) воды в корнях. 

3. При повторной засухе, в период наполнения семян, в том числе и на фоне 

повышенного содержания бикарбоната в почве, сильнее изменяется водный 

статус листьев: продолжается уменьшение содержания в них симпластной воды, 

водный потенциал снижается до предельно низкого для листьев сои уровня. 

4. На фоне недостаточного увлажнения снижаются общая сухая масса (уже в 

результате действия первой засухи) и семенная продуктивность (особенно после 

повторной засухи в фазе наполнения семян) растений сои. При кратковременной 

засухе в начальный период вегетации увеличивается доля хозяйственно-полезной 

части в сухой массе растений, что является проявлением адаптации растений к 

недостатку влаги в почве. Повышенное содержание бикарбоната в почве приводит 

к снижению доли хозяйственно-полезной части в общей сухой массе растений 

сои и уменьшению эффективности использования воды растением, особенно на 

фоне повторной почвенной засухи. 

5. Увеличение содержания натрия в корнях тесно коррелирует с уменьшением 

доли хозяйственно-полезной части в сухой массе растений сои. 



1. Constantinov T. 

Distribuirea în timp a precipitaţiilor diurne în Republica Moldova. 

Seceta şi căile fi ziologo-biochimice de atenuare a consecinţelor ei asupra plantelor de cultură 

(Materialele Simposionului al II-lea), Chişinău, Moldova 23 iunie 1999, p.4-14. 

2. Почвы Молдавии (ред. А.Ф.Урсу.и др.), 1984, изд-во «Штиинца», т.1, 352 стр. 

3. Снеговой В.С., Гаврилица А.О. Экологические предпосылки мелиорации земель 

в Молдавии. Кишинев, «Штиинца», 192 стр. 

4. Филипчук В.Ф., Ю.Г. Розлога. 

Экологическое состояние черноземов Чулукск- 

Солонецкой возвышенности. В сб.: Academician Eugene Fiodorov – 130 years: Collection 

of Scientifi c Articles / Международная экологическая ассоциация хранителей реки „Eco- 

103



TIRAS”, Образовательный фонд им. Л.С. Берга. – Bender: Eco-TIRAS, 2010 , ELAN PO- 

LIGRAF” SRL, стр. 84-88. 

5. Caracteristică soiurilor şi hibrizilor omologaţi. Bălţi (Academia de Ştiinţe a Moldovei, 

Ministerul Agriculturii şi Industriei Alimentare, IP Institutul de Cercetări pentru Culturile de 

Cîmp «Selecţia», 2011, 40 p. 

6. Кушниренко М.Д., Гончарова Э.А., Бондарь Е.М. 

Методы изучения водного обмена 

и засухоустойчивости плодовых растений. Кишинев, РИО АН МССР, 1970, 79 стр. 

7. Практикум по физиологии растений (под ред. Н.Н.Третьякова). М.: Колос, 

1982, 271 с. 

8. Weatherly P.E. Studies in the water relations of the cotton plant. 1. The fi eld measurement 

of water defi cits in leaves. New Phytologist, 1950, 49 (1), 81-97 

9. Колесник Т.И., Егоров В.Е. 

Водный режим и продуктивность пшеницы в связи 

с адаптацией к условиям увлажнения. В сб.: Водный режим сельскохозяйственных растений 

(Материалы I Республиканского симпозиума физиологов и биохимиков Молдавии, 

25-27 мая 1988г.), Кишинев, «Штиинца», 1989, 119-121. 

10. Харчук О.А., Кириллов А.Ф. 

Влияние водного стресса на оводненность апопласта 

листьев в связи с морфофизиологической адаптацией к засухе. /Современная физиология 

растений: от молекул до экосистем: Материалы докладов Международной конференции 

(в трех частях). Часть 2. (Сыктывкар, 18-24 июня 2007 г.). – Сыктывкар, 2007, 

стр. 411-413 

11. Харчук О.А., Козьмик Р.А. 

К вопросу об измерении водного потенциала растительных 

тканей в растворах высокомолекулярного полиэтиленгликоля. В: Биологическое 

разнообразие северных экосистем в условиях изменяющегося климата: 

Тезисы докладов международной научной конференции, 2009, г. Апатиты, Россия, 

стр. 75-76 

12. Лещенко А.К., Сичкарь В.И., Михайлов В.Г., Марьюшкин В.Ф. Соя (генетика, 

селекция, семеноводство). Киев, «Наукова думка», 1987, 256 стр. 

13. Гродзинский А.М., Гродзинский Д.М. Краткий справочник по физиологии 

растений. Киев, «Наукова думка», 1973, 590 стр. 

14. Базилевич Н.И., Панкова Е.И. 

Опыт классификации почв по засолению. 

Почвоведение, 1968, № 11. 

15. Mahmood K. Salinity tolerance in ( Hordeum vulgare L.): effects of varying NaCl, 

K+/Na+ and NaHCO levels on cultivars differing in tolerance. Pak. J. Bot., 2011, 43(3): 

3 

1651-1654. 

16. Lobato A.K.S, Oliveira Neto C.F., Santos Filho B.G. et al. Physiological and biochemical 

behavior in soybean (Glycine max cv. Sambaiba) plants under water defi cit. Australian 

Journal of Crop Science, 2008, 2(1):25-32. 

17. Харчук О.А., Кириллов А.Ф., Тома С.И., Будак А.Б., Баштовая С.И., Козмик 

Р.А. Исследование некоторых параметров водного статуса растений сои в связи с их засухоустойчивостью 

и продуктивностью при разной влагообеспеченности. В: Известия 

Академии Наук Молдовы. Науки о жизни. 2005, № 2 (297), с. 34-42. 

18. Харчук О.А., Кириллов А.Ф., Болотин О.А., Бригидина Т.Ю.,Клейман Э.И., 

Беззубов И.Н., Баштовая С.И., Козмик Р.А., Тома С.И. Слабое засоление как фактор 

усиления теплового стресса. В: Известия Академии Наук Молдовы. Науки о жизни. 2008, 

№ 1 (304), с. 67-75. 

19. Харчук О.А., Кириллов А.Ф., Козмик Р.А., Кмрмллова Э.Н., Баштовая С.И., Кинтя 

П.К., Тома С.И. Особенности водного статуса и реализации продуктивности растений 

сои при разных уровнях влагообеспеченности. В. Новые и нетрадиционные растения и 

перспективы их использования; материалы IX Международного симпозиума Москва. 

Российский Университет дружбы народов. 2011, 177-181. 

104


Genetica, Biologia moleculară şi Ameliorarea 

20. Харчук О.А., Кириллов А.Ф., Аксенов С.И., Тома С.И. Фенотипическая разнокачественность 

семян сои по накоплению масла и ее влияние на развитие растений следующего 

поколения. В: Известия Академии Наук Молдовы. Науки о жизни. 2009, № 2 (308), 

с. 48-55. 

21. Харчук О.А., Кириллов А.Ф., Козмик Р.А., Митина Т., Кириллова Э.Н., Баштовая 

С.И., Кинтя П.К. Гетерогенность водного статуса листа растений сои в условиях недостаточной 

влагообеспеченности. В.: Интродукция нетрадиционных и редких растений. Т. 

1, Ульяновск, УлГТУ, 2012, стр. 347-355. 

22. Boyer J.S. Advances in drought tolerance in plants. Advances in Agronomy 1996, 

56: 187–218 

23. Fitter A H, Hay R. K. M. Environmental Physiology of Plants, 3nd Edn. London: Academic 

Press, 2002, 367 p. 

24. Rogovska N. P., Blackmer A. M., Mallarino A. P. Relationships between Soybean 

Yield, Soil pH, and Soil Carbonate Concentration. Soil Sci. Soc. Am. J., 2007, 71 

(4):1251-1256 

25. Ştefîrţă A., Aluchi N., Vrabie V. Menţinera integrităţii funcţionale – premiză a 

rezistenţei plantelor de Zea mays L. la secetă. // Lucrările ştiinţifi ce a Univers. de ştiinţe Agricole 

şi Medicină Veterinară „Ion Ionescu de la Brad” Iaşi, România, 2002. 2. 159 MB. 

26. Brisson N., Olioso A. and Clastre Р. Daily transpiration of fi eld soybeans as related 

to hydraulic conductance, root distribution, soil potential and midday leaf potential. Plant and 

Soil, 1993, 154, 227-237. 

105



GENETICA, BIOLOGIA MOLECULARĂ 

ŞI AMELIORAREA 

METODOLOGIA DE UTILIZARE A METADATELOR 

EXPERIENŢELOR MICROARRAY ÎN ELABORAREA 

IPOTEZELOR ŞTIINŢIFICE 

Duca Maria, Leviţchi Alexei, Martea Rodica, Abduşa Daniela, Dragomir Lidia 

Laboratorul de Bioinformatică, Centrul universitar Biologie moleculară, 

Universitatea Academiei de Ştiinţe a Moldovei 

Rezumat 

S-a efectuat un studiu comparativ al datelor de expresie genică microarray, care reprezintă 

o cale efi cientă pentru elaborarea ipotezelor privind funcţia genelor candidate ce stau la 

baza mecanismelor moleculare a proceselor biologice normale şi/sau a celor patologice. 

A fost elaborată metodologia de utilizare a metadatelor pentru identifi carea experienţelor 

microarray privind depistarea genelor candidate susceptibile la tratamentul cu gibereline 

la plante de Arabidopsis. 

Cuvinte-cheie: gene candidate – gibereline – metadate - microarray 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Dr. Alexei Leviţchi, Laboratorul de Bioinformatică, 

Centrul universitar Biologie moleculară, Universitatea Academiei de Ştiinţe a Moldovei, 

str. Academiei 3/2, MD - 2028, Chişinău, R. Moldova, e-mail: lab.bi.unasm@gmail. 

com; tel. (+373) 73 74 15 

105



Introducere 

Sistematizarea informaţiei obţinute pentru organismele model reprezintă o 

importantă sursă de cunoştinţe, cu posibilitate de transfer la diverse specii de interes 

pentru ştiinţă, dar şi din punct de vedere economic şi strategic, în contextul dezvoltării 

acestor sfere. Deşi secvenţierea completă a genomului la Arabidopsis thaliana a fost 

fi nalizată în 2000 [13], pînă în prezent numai 50% dintre cele cca 28 000 gene sunt 

adnotate funcţional. Se consideră că identifi carea şi atribuirea funcţiilor corespunzătoare 

genelor de interes reprezintă o problemă specifi că pentru studiile biologice [10]. Mai 

mult ca atît, acest lucru implică şi alte aspecte ale cercetării, care necesită o metodologie 

sistemică în explicarea fenomenelor biologice la nivelul reţelelor proteice sau genice şi 

a mecanismelor de reglare a acestora. 

Actualmente, una dintre căile posibile de analiză a funcţionalităţii genelor este 

aplicarea studiilor microarray [16]. Această tehnologie de performanţă şi înaltă 

capacitate oferă posibilitatea de estimare a nivelului de expresie a genelor, simultan 

pentru cîâteva mii de gene, pentru mai multe probe, fi ind posibilă analiza complexă a 

interacţiunilor genice în cadrul reţelelor biologice [8]. Capacitatea de a efectua astfel de 

experimente a facilitat încheierea secvenţierii genomului uman şi a genomurilor unui 

şir de organisme model. Studiu comparativ al datelor de expresie microarray reprezintă 

o cale efi cientă pentru elaborarea ipotezelor de explicare a mecanismelor moleculare ce 

stau la baza proceselor biologice normale şi/sau a celor patologice [11]. 

Seturile de date microarray sunt disponibile în mai multe resurse electronice (Gene 

Expression Omnibus, GEO (ncbi.nlm.nih.gov/geo/); Gene Expression Atlas, GEA (ebi. 

ac.uk/gxa); Nottingham Arabidopsis Stock Centre Array, NASCArray (affymetrix. 

arabidopsis.info/narrays/experimentbrowse.pl), etc), care conţin o varietate largă 

de date referitoare la descrierea completă a informaţiilor privind rezultatele obţinute 

(Affymetrix, Illumina, etc.), condiţiile experienţei, materialul biologic, precum şi alte 

metadate ce ulterior pot fi utilizate în elaborarea diferitor ipoteze. Sursa principală de 

date se consideră – GEO, care în majoritatea cazurilor conţine şi datele stocate în NCBI 

(National Center for Biotechnology Information). 

NCBI-GEO reprezintă o resursă publică, care cuprinde rezultatele obţinute prin 

metode contemporane de cercetare [4], cu indicarea protocoalelor şi a tabelelor cu 

valori de expresie, elaborate conform standardului MIAME ( Minimum Information 

About a Microarray Experiment, Conţinutului Minim de Informaţii despre o Experienţă 

Microarray) [5]. 

De asemenea, GEO stochează şi date despre expresia genică obtinuţe printr-un şir 

de tehnici şi metode, precum tilling array, high throughput sequencing, SAGE, MPSS, 

RT-PCR, datele despre ARN necodifi cator, SNP, metilare, etc. (Tabelul 1). 

Se evidenţiază faptul că tipul cel mai răspândit de date sunt cele referitoare 

la studierea profi lurilor de expresie genică bazată pe ARNm, aspecte epigenetice 

legate de interacţiunea ADN şi proteinele de reglare a activităţii genelor şi a ARNului 

necodifi cator, precum şi aspectele structurale ale genomului. Dintre tehnicile 

pe larg utilizate, pot fi enumerate cele bazate pe chip-uri microarray, genome tilling 

array şi secvenţiere. În acelaşi timp se atestă un număr scăzut de date referitoaare la 

polimorfi smul mononucleotidic (acestea concentrîndu-se în bazele de date specializate) 

şi analiza expresiei bazată pe profi luri proteice [2]. 

106


Tehnologia 

Tipul studiului 

Tabelul 1. Tipuri de date stocate în NCBI GEO [2, modifi cat] 

Profi larea expresiei 17812 303 131 - 206 21 25 - 18498 

Profi larea ARN 

ne-codifi cator 

Profi larea legării/ 

fi xării temporale ale 

proteinelor pe genome 

* 

Profi larea variaţiei 

genomului 


341 81 233 - - - - - 655 

70 835 238 - - - - - 1143 

309 406 269 - - - - - 984 

Profi larea metilării 46 115 30 - - - - 191 

Genotiparea SNP - - - 149 - - - - 149 

Profi larea proteinelor - - - - - - - 31 31 

TOTAL 18578 1740 901 149 206 21 25 31 

* Genome binding/occupancy profi ling 

Integrarea cunoştinţelor obţinute prin diverse tehnologii, în diferite laboratoare, 

prin aplicarea de metode variate de extragere a probelor de ADN/ARN, induc o serie 

de erori, care anterior nu puteau fi depistate. În această perspectivă aplicarea tehnicilor 

high-throughput asigură măsurarea semnalului de hibridizare pentru estimarea expresiei 

genelor studiate. Din acest considerent, la înregistrarea seturilor în resursa GEO este 

importantă indicarea tuturor informaţiilor suplimentare care reprezintă metadatele, 

importante pentru analizele explorative [12]. 

În studiul expresiei genelor metadatele sunt indispensabile pentru identifi carea 

de date specifi ce, descărcarea seturilor de date de interes şi interpretarea rezultatelor, 

contribuind la obţinerea cunoştinţelor ce conduc la generarea de rezultate şi ipoteze. 

Utilizarea metadatelor reprezintă unul dintre obiectele de studiu în bioinformatică, în 

contextul în care aceste metode conduc la avansarea conceptelor biologice. Toate aceste 

informaţii pot fi considerate şi valorifi cate în momentul cînd se cunoaşte structura lor, 

instrumentele prin care ele pot fi integrate şi analizate şi în cazul în care se aplică o 

prelucrare statistică corespunzătoare pentru selectarea rezultatelor. 

Scopul prezentei lucrări a constat în elaborarea metodologiei de analiză a metadatelor 

experienţelor microarray şi determinarea etapelor prealabile de lucru cu seturile de 

datele microarray. 


În cercetări au fost utilizate profi lurile de expresie a genelor la Arabidopsis thaliana, 

ca rezultat al tratamentului plantelor cu giberelină, în perspectiva identifi cării ulterioare 

a factorilor ereditari susceptibili la acţiunea acestui fi tohormon. 

Pentru extragerea şi analiza datelor a fost utilizat mediul de programare R [1, 9]. 

Seturile de date microarray au fost descărcate cu ajutorul pachetului GEOquery [6]. 

Experienţa este bazată pe platformă de tip Affymetrix. Pachetul de adnotare folosit pentru 

chipul respectiv este ATH1-121501 Affymetrix Arabidopsis ATH1 Genome Array, stocat 

107



pe Bioconductor v.2.9 (bioconductor.org) [7], „ath1121501.db” versiunea recentă 2.6.3 

(bioconductor.org/packages/release/data/annotation/html/ath 1121501.db.html), care 

include date despre sondele moleculare a genelor, poziţia lor pe cromosom, simbolul 

şi denumirea completă, proteina corespunzătoare, apartenenţa la căile metabolice şi 

ontologia genică etc. 

Suplimentar, pentru a completa informaţiile obţinute privind sondele de pe chip, 

a fost utilizat instrumentul NetAffy Analysis Center (Affymetrix) ( affymetrix.com/ 

analysis/index.affx). Cu ajutorul acestei surse au fost extrase informaţii privitor la 

secvenţele sondei şi a fragmentului cu care aceasta poate hibridiza şi poziţia acestuia 

pe cromosom, sensul catenei, asocierea cu caractere cantitative, codurile de adnotare 

suplimentare din alte baze de date (de ex., de pe portalul ExPaSy), care nu sunt prezente 

în „ath1121501.db”. 

Din considerentul că fi şierele cu date microarray sunt voluminoase, iar conexiunea 

la Internet uneori este instabilă şi cu viteză joasă, rapiditatea analizei este de obicei 

într-o situaţie critică. Astfel fi şierele au fost identifi cate şi stocate local pe calculatorul 

de lucru. 


În baza de date NCBI GEO în categoria DataSets sunt stocate următoarele categorii 

de date (xxx – reprezintă un cod unic atribuit) [3]: 

a) înregistrare GPLxxx – reprezintă o Platforma cu mai multe seturi de probe, care 

corespunde anumitui tip de chip produs de un anumit producător. În această înregistrare 

se conţin următoarele categorii de informaţii: Status, Title, Technology type, Distribution, 

Organism, Manufacturer, Manufacture protocol, Description, Web link , Submission 

date, Last update date, Organization, E-mail(s), Phone, URL, Street address, Samples, 

GSM, Data table header descriptions, ID, GB_ACC, SPOT_ID, Species Scientifi c Name, 

Annotation Date, Sequence Type, Sequence Source, Target Description, Public ID, 

Gene Title, Gene Symbol, ENTREZ_GENE_ID, RefSeq Transcript ID, Gene Ontology 

Biological Process, Gene Ontology Cellular Component, Gene Ontology Molecular 

Function, Supplementary data fi les not provided. 

b) înregistrare GSExxx - Serie combină mai multe probe ce au fost cercetate 

conform unui scop comun de studiu, aici se prezintă următoarele informaţii: Status, 

Title, Organism, Experiment type, Summary, Genotypes, Time points, Keywords, 

Contributor(s), Citation(s), Submission date, Last update date, Contact name, E-mail(s), 

Phone, Organization name, Department, Lab, Address, Platforms, Samples, Download 

family, SOFT formatted family fi le(s), MINiML formatted family fi le(s), Series Matrix 

File(s), Supplementary data fi les not provided. 

c) înregistrare GSMxxx - Sample este echivalentă cu o probă biologică şi se 

consideră a fi un studiu individual, aici se poate găsi sumarul experienţei, cu următoarele 

categorii de informaţii: Status, Title, Sample type, Source Name, Organism, Extracted 

molecule, Description, Time point, Alleles, Keywords, Submission date, Last update 

date, Contact name, Organization name, AddresS, Platform ID, Series, GSE, Data 

table header descriptions, Supplementary data fi les not provided. 

Studiul informaţiilor din acestă resursă au demonstrat o varietate mare de seturi de 

rezultate microarray. Conform datelor statistice prezentate pe portalul GEO (ncbi.nlm. 

nih.gov/geo/), resursa de faţă stochează peste 30 000 de studii cu cca 800 000 de probe 

108



analizate pentru 1 000 de organisme, obţinute în 8 000 diferite laboratoare de cercetare 

cu circa 10 000 referinţe bibliogafi ce [3]. Acest volum impunător de cunoştinţe oferă 

o oportunitate deosebită pentru analiza datelor la nivel de gene individuale sau de 

experienţe complexe [2]. 

Pentru facilitarea analizei explorative şi valorifi carea efi cientă a datelor identifi cate 

am elaborat un tabel analitic, în care am inclus informaţii specifi ce referitoare la fi ecare 

experienţă selectată pentru Arabidopsis thaliana. Analiza metadatelor pentru aceste 

experienţe a permis să stabilim prezenţa informaţiei complete la nivel de specie, 

condiţie, durată, ţesut etc., acestea au fost stocate local într-un tabel analitic şi sunt 

considerate cuvinte cheie în evidenţierea ulterioară a seturilor microarray de interes. 

Ulterior s-au analizat seturile de date propuse de toate tipurile de tehnologii 

(producători) microarray (platforme) disponibile. Au fost identifi cate 50 platforme 

microarray, ce corespund chip-urilor de la trei tipuri de producători: Affymetrix, 

Agilent Technologies şi NimbleGen. Pentru fi ecare dintre platformele microarray 

identifi cată s-a calculat numărul de seturi de date (GSE) şi numărul de probe (GSM) 

analizate. Investigările referitoare la tipurile de platforme stocate în GEO privind 

Arabidopsis thaliana au permis evidenţierea faptului că dintre tipurile cercetate, 

cele mai multe informaţii (29 platforme – 58 %) sunt obţinute în baza chip-urilor 

Affymetrix, 11 (21%) platforme revine producătorului Agilent Technologies, iar 10 

platforme - NimbleGen (Figura 1): 

Figura1. Tipurile de platforme 

microarray pentru Arabidopsis 

Studiul comparativ al numărului total de seturi de date microarray pentru platformele 

identifi cate a evidenţiat că 93,7%, din cele 714 serii, corespund platformelor produse 

de Affymetrix (Figura 2). 

De asemenea, a fost evidenţiată platforma GPL198 - ATH1-121501 Affymetrix 

Arabidopsis ATH1 Genome Array, aceasta conţine un număr record de experienţe 548 

GSE-uri, cuprinzînd 6 992 probe testate. 

Ca rezultat, în cadrul studiului au fost analizate datele produse în baza chipurilor 

microarray Affymetrix. Seturile extrase s-au inclus în tabelul analitic elaborat în 

persectiva stocării datelor de expresie într-o formă accesibilă. În continuare a urmat 

extragerea propriu-zisă a datelor din GEO şi au fost incluse în tabel informaţiile 

corespunzătoare, după cum urmează: codul_GSE, numele_GSE, numele_GPL, codul_ 

GPL, codul_experientei, sumarul_experientei, cuvintele_cheie, referinta, codul_GSM, 

numele_GSM, codul_GSM, sumarul_GSM şi bioconductor_annotation. 

Astfel, odată fi ind determinată structura şi componenţa tabelului analitic, se stabilesc 

etapele ulterioare de lucru (Figura 3). 

109



Figura 2. Repartizarea GSE şi GSM pentru Arabidopsis 

Figura 3. Metodologia de lucru elaborată pentru analiza datelor microarray. 

În conformitate cu aceste două criterii de fi ltrare au fost identifi cate şi extrase 

informaţii pentru 147 seturi microarray, repartizate în 8 serii ce se referă la 18 

platforme, care descriu experienţe referitoare la tratamentul cu giberelină (5 GSE), 

auxină, etilenă, citochinină şi acid abscizic. 

Filtrarea ulterioară, efectuată în corespundere cu scopul propus, ne-a permis să 

determinăm 5 seturi de date (GSE8739, GSE8785, GSE8741, GSE18985, GSE7353), 

110



care pun în evidenţă experienţe de tratament cu giberelină. Dintre acestea pentru 

cercetare a fost selectat setul GSE8739, caracterizat prin următoarele metadate [15]: 

1. Denumire - Early gibberellin responses in Arabidopsis 

2. Organism - Arabidopsis thaliana 

3. Tipul experienţei - Expression profi ling by array 

4. Sumar - The aim is to identify early gibberellin responsive genes in a gibberellin 

defi cient strain such as ga1-3. Such genes are likely regulated by DELLA proteins 

which are master gibberellin repressors. DELLA proteins are rapidly degraded after 

gibberellin treatment, but their direct target genes still need to be elucidated.// 

5. Design-ul experienţei - A set of 4 biological replicates was generated for each 

treatment. Arabidopsis seedlings were treated with water or 2 µM GA and whole 

4 

shoots collected after 1h. A comparison of water vs. GA treated samples should render 

4 

a list of early gibberellin responsive genes. 

GSE8739 a fost elaborat pentru determinarea genelor cu răspuns precoce la 

tratamentul giberelinic, reglate de proteinele DELLA, ce degradează rapid după 

tratament. În acest context, datele pot fi utilizate pentru identifi carea ulterioară a genelor 

candidate, susceptibile la acţiunea acestui fi tohormon. 

Setul studiat include 8 probe biologice, reprezentate în 4 repetiţii tehnice şi două 

biologice, dependente de condiţia tratamentul cu apa şi tratamentul cu GA : 4 

1. GSM216888 - ga1-3_shoots_1h_water_repl1 




5. GSM216899 - ga1-3_shoots_1h_GA4_repl1 




Mutantul utilizat ga1-3 se caracterizează prin mutaţie în gena GA1, care codifi că 

enzima ent-cauren sintaza A, care stopează sinteza formelor active a GA şi respectiv 

determină timpul înfl oririi plantei, similar cu tipul sălbatic [14], iar tratamentul extern 

cu GA restabileşte complet tipul sălbatic. Astfel, experienţa dată se propune a fi utilizată 

pentru identifi carea prin analiza explorativă a genelor candidate care îşi modifi că 

expresia la tratamentul cu giberelina GA , şi confi rmarea ulterioară a acestei ipoteze 

4 

prin metode de laborator. 

Concluzii 

Prin extragerea şi analiza informaţiilor de interes din baza de date GEO a fost 

elaborată o metodologie de cercetare a metadatelor referitoare la experienţele microarray. 

S-a creat un tabel analitic care cuprinde descrierea seturilor de interes. 

A fost identifi cat setul de interes, GSE8739, care poate fi utilizat pentru elaborarea 

ipotezei de cercetare privind genele candidate care îşi modifi că expresia la tratamentul 

cu giberelie GA . 4 

Cercetările au fost realizate în cadrul proiectului instituţional 11.817.04.19F Aspecte 

funcţionale şi genetico - moleculare ale genomului la fl oarea-soarelui (Helianthus 

annuus L.), etapa Identifi carea genelor cu expresia indusă de semnalul giberelinic 

prin analiza profi lurilor microarray existente în bazele de date. 

111


Bibiliografi e 

1. Arppe A., Milin R. P., Baayen H. 

Package Naive Discriminative Learning Version 

0.1.1, 2011, http://cran.r-project.org/web/packages/ndl/ndl.pdf. 

2. Barrett T. NCBI GEO: archive for functional genomics data sets - 10 years on. // 

Nucleic Acids Research, 2011, 39:1005–1010. 

3. Barrett T. 

NCBI GEO: mining millions expression profi les- database and tools. // 

Nucleic Acids Research, 2005, 33: 562–566. 

4. Barrett T. 

NCBI GEO: mining tens of millions of expression profi les - database and 

tools update. // Nucleic Acids Research, 2007, 35:760–765. 

5. Brazma A., Hingamp P., Quackenbush J., 

et al. Minimum information about a 

microarray experiment (MIAME) – toward standards for microarray data. // Nat. Genet., 2001, 

29, (4):365–371. 

6. Davis S., Meltzer P. S. GEOquery: a bridge between the Gene Expression Omnibus 

(GEO) and BioConductor. // Bioinformatics, 2007, 23, (14):1846–1847. 

7. Gentleman R. C., Carey V. J., Bates D. M. Bioconductor: open software development 

for computational biology and bioinformatics. // Genome Biol, 2004, 5(10):80. 

8. Giorgi F. M., Bolger A. M., Lohse M., et al. Algorithm-driven Artifacts in median 

polish summarization of Microarray data. // BMC Bioinformatics, 2010, 11:553. 

9. R Development Core Team. R: A Language and Environment for Statistical Computing. 

R Foundation for Statistical Computing. Version 2.11.1 (2010-05-31), ISBN 3-900051-07-0. 

10. Rhee S. Bioinformatic resources, challenges, and opportunities using Arabidopsis as 

a model organism in a postgenomic era. // Plant Physiology, 2000, 124(4):1460–1464. 

11. Ron E., Barrett T. 

NCBI GEO standards and services for microarray data. // Nat. 

Biotechnol., 2006, 24(12):1471–1472. 

12. Tukey J. W. We need both exploratory and confi rmatory. // The American Statistician, 

1980, 34(1):23–25. 

13. Walbot V. A green chapter in the book of life. // Nature, 2000, vol. 408, p. 794–795. 

14. Wilson R., Heckman J., 

Somerville C. Gibberellin is required for fl owering in 

Arabidopsis thaliana under short days. // Plant Physiol., 1992, 100:403–408. 

15. Zentella R., Zhang Z. L, Park M., et al. 

Global analysis of DELLA direct targets in 

early gibberellin signaling in Arabidopsis. // Plant Cell, 2007, 19(10):3037–3057. 

16. Zhang A. 

Advanced analysis of gene expression microarray data. // World Scientifi c 

Publishing Co. Pte. Ltd., 2006, 4:51–82. 

PRIMERII OMOLOGI TRANSPOZONULUI ACTIVATOR ÎN 

EVIDENŢIEREA POLIMORFISMULUI MOLECULAR AL 

GENOMURILOR VEGETALE 

Paşa Lilia 



Rezumat 

În lucrare, este arătată posibilitatea utilizării primerilor omologi elementului transpozabil 

Activator în evidenţierea polimorfi smului molecular al speciilor de plante distanţate 

fi logenetic – Asparagus offi cinalis L. (sparanghel), Allium cepa L. (ceapă), Magnolia sp. 

(magnolia), Buxus sempervirens L. (cimişir), Anethum graveolens L. (mărar). 

Cuvinte cheie: element transpozabil – Activator - polimorfi sm molecular - Asparagus 

112



offi cinalis L. - Allium cepa L. - Magnolia sp. - Buxus sempervirens L. - Anethum 

graveolens L. 

Depus la redacţie: 22 octombrie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Paşa Lilia, Institutul de Genetică şi Fiziologie a Plantelor al 

AŞM, laboratorul Genetică moleculară, str. Pădurii 20, MD – 2002 Chişinău, Republica 

Moldova, tel. (+37322)660434, e-mail: lilia-pasa@mail.ru 

Introducere 

Elementele transpozabile (ET) reprezintă elemente genetice, care se pot deplasa 

dintr-un site al unui cromozom, în un alt site al aceluiaşi cromozom sau al unuia 

diferit şi, prin urmare, sînt capabile să modifi ce constituţia genetică a organismului 

[1]. În funcţie de mecanismul transpoziţiei, ET se clasifi că în două clase. Din clasa I 

fac parte elementele transpozabile ARN numite şi retrotranspozoni sau retroelemente, 

care prezintă un mecanism de transpoziţie „copie-inserează” mediat de ARN [2]. 

Elementele clasei II, sau transpozonii, utilizează un intermediar ADN, transpoziţia lor 

asigurîndu-se printr-un proces de tipul „taie-inserează”. Transpozonii constituie clasa 

majoritară de ET identifi cate în genomul plantelor, dar majoritatea transpozonilor sînt 

transcripţional inactivi şi imobili [3, 4]. 

Fiind prezentate în genom într-un număr diferit de copii şi avînd o localizare 

aleatorie, ET prezintă interes practic prin perspectiva utilizării lor în studiul 

polimorfi smului molecular al speciilor. Astfel au fost propuse procedee în baza tehnicii 

PCR (polymerase chain reaction – reacţia polimerazei în lanţ) cu utilizarea primerilor 

ET, atît a retrotranspozonilor, cum ar fi IRAP ( Inter Retrotransposon Amplifi ed 

Polymorphism), REMAP ( Retrotransposon Microsatellite Amplifi ed Polymorphism), 

RBIP ( Retrotransposon-Based Insertion Polymorphisms), S-SAP ( Sequence-Specifi c 

Amplifi cation Polymorphism) [5, 6], cît şi a transpozonilor, de exemplu, polimorfi smul 

speciilor şi hibrizilor interspecifi ci ai g. Helianthus utilizînd primerii ET MuDR [7]. 

Scopul prezentei lucrări a fost evaluarea primerilor omologi ET din clasa a II-a – 

Activator (Ac) în calitate de marcheri în evidenţierea polimorfi smului molecular al unor 

specii de plante angiosperme distanţate fi logenetic. 


Obiectul de cercetare l-au constituit genomurile speciilor de angiosperme – 

Asparagus offi cinalis L. (sparanghel), Allium cepa L. (ceapă), Magnolia sp. (magnolia), 

Buxus sempervirens L. (cimişir), Anethum graveolens L. (mărar), în genomul cărora au 

fost identifi cate secvenţe nucleotidice omoloage ET Ac [8]. 

ADN-ul genomic a fost izolat utilizînd metoda “CTAB (cetiltrimetilamonium 

bromide) - cloroform” modifi cată (Shaghai-Maroof) [9]. 

Au fost testaţi opt primeri, creaţi în Laboratorul Genetică moleculară al IGFP al 

AŞM, în baza secvenţei nucleotidice complete a Ac (4565 p. b.) din genomul de Zea 

mays L., prezentate în baza de date GeneBank [10]. Primerii E16, D3, E17, E18 sînt de 

la extremitatea 5’ a Ac, E19, E20, E21, E22 – de la extremitatea 3’ a Ac, E16, E19 şi 

E20 au orientarea 5’ → 3’, iar D3, E17, E18, E21, E22 – 3’ → 5’ (fi gura 1). 

Modelul structurii Ac (4565 p. b.) al Zea mays L., a fost executat cu utilizarea softului 

Vector NTI Delux40, în baza secvenţei nucleotidice complete a Ac şi descrierii 

acestea [11]. 

113



Figura 1. Modelul structurii transpozonului Activator (4565 p. b.) al Zea mays cu 

indicarea poziţiei primerilor utilizaţi în studiu. TIR (terminal inverted repeats) – repetiţii 

terminale inversate, ORFa (open reading frame) – cadru deschis citirii 

A fost utilizată tehnica “single primer PCR” (reacţia polimerazei în lanţ cu un 

singur primer), care s-a desfăşurat în 8 cicluri: denaturarea 95 0 C – 1 min., alinierea 

40 0 C – 2 min., extensia 72 0 C – 1 min., urmate de 35 cicluri: denaturarea 95 0 C– 0,5 min., 

alinierea 65 0 C – 1 min., extensia 72 0 C – 1 min.. 

Amestecul reactiv pentru PCR a inclus 5 pM primer, 5-10 ng ADN, soluţie tampon: 

66 mM tris-HCl (pH-8,4), 16 mM (NH 4 ) 2 SO 4 , 2,5 mM MgCl 2 , 0,1% Tween 20, 7 % 

glicerol, 100 μg · ml -1 BSA (Bovin Serum Albumin), cîte 0,2 mM de fi ecare dNTP, 

1,25 U Taq DNA polymeraza (Fermantas). 

Amplimerii au fost separaţi prin electroforeză (5-8 V/cm) în gelul de agaroză de 

2%, cu bromură de etidiu, în soluţia tampon de migrare tris-borat-EDTA (pH 8,3), 

vizualizate prin diafonoscopie în unde UV scurte (302 nm) şi fotografi ate (DigimaxS600/ 

KenoxSamsung). 

Pentru calcularea dimensiunilor amplimerilor, s-a utilizat marcherul de referinţă 

“100 bp Ladder DNA marker” ( Axygen biosciences), softurile Paint Shop Pro 7 şi 

Microsoft Offi ce Excel 2003 (curba exponenţială y = a*e^bx). 


Spectrele polimorfe de ADN ale genomurilor studiate, obţinute în rezultatul “single 

primer PCR” sînt prezentate în fi gura2 şi tabelul 1. 

Numărul fragmentelor polinucleotidice amplifi cate, de fi ecare primer, pentru 

diferite genomuri nu diferă semnifi cativ. Astfel primerul E16 a asigurat amplifi carea 

a 3-4 amplimeri specifi ci pentru fi ecare din genomurile analizate, D3: 2 - 5 şi 7 - 8 

fragmente, E17: 4 - 5 fragmente (excepţie Allium cepa L.), E18: 4 - 7 fragmente, E19: 

6 - 8 fragmente, E20: 5 - 8 fragmente, E21: 6 - 9 fragmente, E22: 7 - 11 fragmente. Se 

observă că, primerul E22 a determinat amplifi carea unui număr mai mare de fragmente 

pentru toate genomurile analizate. 

Fragmentele sintetizate de acelaşi primer pe ADN-ul genomic al diferitor specii 

diferă după mărime, ponderea fragmentelor de dimensiuni identice fi ind neglijabilă în 

raport cu numărul total de fragmente polimorfe. De exemplu, primerul E20 determină 

sinteza a 32 fragmente polimorfe şi doar a două fragmente identice, ca mărime (847 

p. b.), pentru Magnolia sp. şi Anethum graveolens L.. Sînt sau nu, aceste fragmente, 

identice în ceea ce priveşte succesiunea nucleotidelor, rămîne de a fi stabilit prin 

cercetări de secvenţiere. 

114



Figura 2. Electroforegramele produselor PCR amplifi cate cu utilizarea primerilor 

E16 (A: 1-5), E17 (A: 6-10), E18 (B:1-5), E19 (B: 6-10), E20 (C: 1-5), E21 (C: 6-10), E22 (D: 

1-5), D3 (D: 6-10):Asparagus offi cinalis L (1, 6)., Allium cepa L. (2, 7),Buxus sempervirens 

L., (3, 8), Magnolia sp. (4, 9), Anethum graveolens L. (5, 10), M –marcherul. 

În majoritatea reacţiilor cel puţin 40 % din ampliconi au dimensiuni mai mari 

de 500 p.b., iar în jumătate de variante: de la 1 pîna la 5 ampliconi au mai mult 

de 1000 p.b.. 

Numărul fragmentelor polinucleotidice amplifi cate, de diferiţi primeri, pentru un 

anumit genom variază în limite mai mari. Astfel, pentru genomul Asparagus offi cinalis 

L. se identifi că de la 3 (E16) pînă la 9 (E22) fragmente, pentru Allium cepa L. – de 

la 1 (E17) pînă la 8 (E19), pentru Buxus sempervirens L. – de la 4 (E16) pînă la 11 

(E22), pentru Magnolia sp. – de la 4 (E16, E17, E 14) pînă la 8 (E19), pentru Anethum 

graveolens L. – de la 3 ( E16) pînă la 9 (E22). 

Se presupune că, în cazul primerilor 5’→3’ de la extremitatea 5’ a Ac şi primerilor 

cu 3’→5’ de la extremitatea 3’, diferenţele atestate în dimensiunile ampliconilor 

sintetizaţi pe ADN-ul genomic al anumitei specii, sînt determinate de deleţiile sau 

inserţiile din interiorul copiilor ET Ac. În cazul primerilor 5’ cu orientarea 3’→5’ şi 3’ 

cu orientarea 5’→3’ polimorfi smul fragmentelor scurte poate avea aceeaşi explicaţie, 

iar polimorfi smul ampliconilor mai mari de 600 p. b., care, ar include succesiuni ale 

Ac şi parţial succesiuni ale site-ului ţintă, sînt determinate de localizarea copiilor Ac 

în genom. Astfel, spectrele polimorfe specifi ce fi ecărui genom constituie, o dovadă 

115


indirectă, atît a polimorfi smului ET Ac, în cadrul genomului, cît şi a polimorfi smului 

site-urilor de inserţie a acestuia. 

Tabelul 1: Polimorfi smul molecular al genomurilor analizate 

Primerii 

E16 D3 E17 E18 E19 E20 E21 E22 

5’ 5’ 5’ 5’ 3’ 3’ 3’ 3’ 

5’→3’ 3’→5’ 3’→5’ 3’→5’ 5’→3’ 5’→3’ 3’→5’ 3’→5’ 

3: 491, 

679, 

1165 

4: 302, 

370, 

562, 

607 

4: 330, 

423, 

474, 

1746 

4: 476, 

643, 

743, 

1114, 

3: 476, 

542, 

1246 

5: 712, 

809, 

934, 

1207, 

1485 

2: 228, 

310 

8: 440, 

485, 

560, 

646, 

876, 

1187, 

1286, 

1559 

7: 335, 

381, 

616, 

700, 

905, 

1132, 

1416 

7: 352, 

509, 

597, 

667, 

934, 

1150, 

1371 

4: 474, 

542, 

656, 

1040 

7: 302, 

378, 501, 

609, 755, 

1051, 

1381 

1: 474 - 

5: 405, 

474, 

598, 

777, 

973 

4: 432, 

507, 

926, 

1139 

4: 387, 

453, 

607, 

710 

6: 658, 

872, 980, 

1303, 

1522 

4: 542, 

684, 899, 

1051 

4: 404, 

521, 658, 

1134 

7: 353, 

521, 586, 

698, 816, 

1408, 1815 

8: 501, 

658, 755, 

899, 1011, 

1436, 1779, 

2338 

6: 521, 

684, 816, 

1051, 1493, 

2121 

8: 389, 

542, 684, 

935, 1072, 

1253, 1646, 

2121 

7: 326, 

482, 1011, 

1229, 1552, 

1711, 2293 


7: 271, 

333, 419, 

543, 744, 

879, 947 

5: 245, 

279, 349, 

505, 585 

7: 228, 

274, 349, 

419, 585, 

805, 1070 

7: 290, 

336, 443, 

533, 574, 

666, 847 

8: 232, 

306, 404, 

448, 581, 

801, 847, 

1057 

6: 215, 

301, 404, 

524, 612, 

879 

6: 269, 

435, 505, 

630, 947, 

1098 

9: 389, 

469, 524, 

704, 801, 

1001, 

1182, 

1589, 

1983 

7: 312, 

435, 524, 

585, 758, 

879, 

1038 

6: 362, 

419, 524, 

678, 816, 

946 

9: 278, 335, 

455, 597, 

657, 723, 

934, 1079, 

1246 

7: 358, 406, 

597, 667, 

786, 1079, 

1206 

11: 295, 

381, 400, 

440, 525, 

560, 657, 

735, 822, 

1393, 1716 

7: 335, 381, 

462, 542, 

689, 1028, 

2401 

9: 228, 310, 

357, 462, 

657, 849, 

964, 1079, 

1207 

Concluzie 

Primerii ET Ac al Zea mays L. asigură obţinerea unor spectre polimorfe distincte 

ale genomurilor Asparagus offi cinalis L., Allium cepa L., Buxus sempervirens L., 

Magnolia sp., Anethum graveolens L., astfel fi ind posibilă utilizarea lor în calitate de 

marcheri universali în evidenţierea polimorfi smului molecular şi, deci, în genotiparea 

speciilor de plante angiosperme. 

Bibliografi e 

1. http://www.thefreedictionary.com/transposon 

(vizitat 26.09.2012). 

2. Grandbastien M-A., Audeon C., Bonnivard E. et all. Stress activation and genomic 

impact of Tnt1 retrotransposons in Solanaceae // Cytogenet. Genome Res. 2005. Vol.110, p. 

229–241. 

116



3. Craig N., Craigie R.,Gellert M. et all. Mobile DNA II //Washington, DC: Am. Soc. 

Microbiol. Press. 2002, p. 16. 

4. Ţenea G. Elementele transpozabile, silenţierea şi rolul lor în evoluţia genomului 

vegetal, Bucureşti 2002. p. 123-124. 

5. Kalendar R., Grob T., Regina M., et all. 

IRAP and REMAP: Two new retrotransposonbased 

DNA fi ngerprinting techniques // Theoretical and Applied Genetics, 1999, p. 704-711. 

6. Grzebelus D. Transposon insertion polzmorphism as a new source of molecular 

markers // Journal of Fruit and Ornamental Plant Research, 2006, Vol. 14 (Suppl. 1). 

7. Анисимова И.Н., Туманова Л. Г., Гаврилова В.А. и др. Нестабильность генома 

межвидовых гибридов подсолнечника // Генетика, 2009, 8 (45), стр. 1067-1077. 

8. Deaghileva A., Paşa L., Mitin V., Tumanova L. „Ac-like” transposonii în genomurile 

plantelor superioare // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele vieţii, 2009, nr.2, 

p. 70-73. 

9. Shaghai-Maroof M.A., Soliman K.M., Jorgensen R.A., Allard R.W. Ribosomal DNA 

spacer-length polymorphisms in barley. Mendelian inheritance, chromosomal location, and 

population dynamics // Proc. Natl. Acad. Sci. USA 81: 8014−8018. 

10. http://www.ncbi.nlm.nih.gov 

11. http://www.ncbi.nlm.nih.gov/nucleotide/22112?report=genbank&log$=nucltop&bla 

st_rank=47&RID=7WT4P9FY014 

ANALIZA EXPLORATIVĂ A EXPRESIEI GENELOR IMPLICATE 

ÎN MORFOGENEZA FLORII 

Duca Maria, Leviţchi Alexei, Martea Rodica 

Laboratorul de Bioinformatică, Centrul universitar Biologie moleculară, 

Universitatea Academiei de Ştiinţe a Moldovei 

Rezumat 

Studierea expresiei genelor care participă în morfogeneza fl orală, în baza profi lurilor 

de expresie microarray, a permis identifi carea şi analiza ţintelor de reglare directă/ 

indirectă a proceselor de formare a fl orii. Au fost puse în evidenţă 44 gene implicate în 

şase categorii de procese ce contribuie la morfogeneza fl orii, care ipotetic îşi modifi că 

expresia sub controlul genelor din sistemul ABC. Dintre acestea, opt gene nu posedă 

adnotare funcţională, astfel, prezentînd interes deosebit pentru studierea ulterioară a 

funcţiilor genelor. 

Cuvinte-cheie: microarray - modelul fl oral ABC - reţelele reglatoare de gene 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: drd. Rodica Martea, Laboratorul de Bioinformatică, 

Centrul universitar Biologie moleculară, Universitatea Academiei de Ştiinţe a Moldovei, 

str. Academiei 3/2, MD 2028 Chişinău, Republica Moldova, e-mail : lab.bi.unasm@ 

gmail.com, tel. (+373) 73 74 15. 

Introducere 

Formarea fl orii reprezintă o etapă primordială în reproducerea plantelor şi 

crearea diversităţii genetice, care se desfăşoară în baza proliferării active a ţesuturilor 

meristematice. Procesele de specifi care şi determinare a organelor fl orii reprezintă 

momente cruciale în ciclul de viaţă, care asigură creşterea şi dezvoltarea individuală a 

plantei. 

117



Mecanismul de coordonare a procesului de morfogeneză a meristemului fl oral 

(PO:0000229) este iniţiat printr-o reglare genetică complexă, chiar în primele etape 

ontogenetice. Astfel, este iniţiată activitatea dinamică a tuturor genelor implicate în 

specifi carea şi formarea fl orii. Aceste gene interacţionează între ele formând reţeaua 

reglatoare de gene (RRG) a morfogenezei fl orii. 

Studiile recente evidenţiază faptul că funcţionarea RRG stă la bază tutoror 

mecanismelor ce asigură morfogeneza plantei. Perspectiva studierii reţelelor din punct 

de vedere al componenţei, structurii, interacţiunilor şi a reglajului reprezintă, la moment, 

un punct de reper important pentru avansarea cunoştinţelor în domeniu, totodată, 

fi ind un instrument util pentru analiza şi descrierea proceselor implicate în formarea 

organelor fl orii [7]. Actualmente, pentru mecanismele de formare şi dezvoltare a fl orii 

la plante sunt descrise o serie de gene, ce interacţionează între ele, reglînd funcţional 

întreg procesul de organogeneză. Acestea asigură, de exemplu, ca procesul de înfl orire 

să se desfăşoare în periade optimale pentru formarea şi eliberarea polenului, favorizînd 

fertilizarea şi, ulterior, procesul de formare a seminţelor. 

Plantele dicotiledonate se caracterizează prin formarea fl orii în spirale succesive 

începînd cu meristemul fl oral. Astfel, la planta model Arabidopsis fl oarea este alcătuită 

din 4 spirale ce cuprind 4 sepale, 4 petale, 6 stamine şi o carpelă centrală, întreg procesul 

de organogeneză a fl orii cuprinde 12 etape succesive [31]. 

Activitatea genelor implicate în procesul dezvoltării fl orii este reglată de sistemul 

de gene ABC (după E. Coen şi Elliot Meyerowitz, 1991) [3], dar şi de un şir de 

gene rolul cărora pînă la moment continuă să fi e nedeterminat. Modelul fl oral ABC 

reprezintă genele implicate în organogeneza fl orii în trei clase diferite, cu activităţi ce 

se suprapun. Clasa genelor cu funcţia A specifi că sepalele, funcţiile A şi B specifi că 

petalele, funcţiile B şi C specifi că staminele, iar funcţia C specifi că carpelele. Funcţiile 

genelor A şi C se reglează reciproc negativ, iar funcţia genelor B este limitată asupra 

ciclurilor petalelor şi a staminelor [2, 4]. 

Procesele de determinare şi menţinere a meristemului fl oral sunt reglate de prezenţa 

genelor LEAFY (LFY) [29], însă componentele de bază a reţelei reglatoare de gene 

a morfogenezei fl orale sunt genele sistemului fl oral ABC: AGAMOUS (AG) [9, 27], 

APETALA 1 (AP1) [18, 27], APETALA 3 (AP3) [15, 27], PISTILLATA (PI) [12, 27] şi 

APETALA 2 (AP2) [9, 20]. Aceste gene (cu excepţia AP2) reprezintă importanţi factori 

de transcripţie din familia de gene MADS-box, fi ind componentele cheie a modulelor 

reglatoare implicate în activitatea căilor de semnalizare a tranziţiei meristemului fl oral 

şi a proceselor de specifi care şi formare a organelor fl orii. 

Scopul acestei cercetări este de a stabili genele implicate în morfogeneza fl orii prin 

analiza profi lurilor de expresie a genelor, utilizînd planta model Arabidopsis. 


Odată cu cunoaşterea secvenţei genomului la Arabidopsis şi accesul la instrumente 

specifi ce pentru analiza funcţională a genelor, gama de cunoştinţe disponibilă se 

extinde continuu. Studiile genetico-moleculare referitoare la dezvoltarea fl orii în baza 

organismelor model favorizează enorm explicarea precum şi manipularea asupra 

mecanismelor morfogenetice, în general la plantele superioare [1, 36]. Pentru acestă 

specie de plante este cunoscută o varietate amplă de informaţii care este stocată 

într-o serie de baze de date cu caracter general National Center for Biotechnology 

118


Information (NCBI) [35], The European Molecular Biology Laboratory (EMBL) [3], 

Kyoto Encyclopedia of Genes and Genomes (KEGG) [20], etc., precum şi în resurse 

specifi ce: The Arabidopsis Information Resource (TAIR) [33], Arabidopsis Stock 

Centre (NASC) [6], The Arabidopsis Gene Regulatory Information Server (AGRIS) 

[8], Database of Arabidopsis Transcription Factors (DATF) [13], Kazusa Arabidopsis 

thaliana AnnotationAbstract (KATANA) [37], Arabidopsis thaliana Genome Database 

(AtGDB) [28]. 

În calitate de material de studiu pentru cercetarea de faţă s-au utilizat informaţiile 

referitoare la profi lurile de expresie a genelor implicate în dezvoltarea fl orală, stocate 

în baza de date NCBI-GEO (National Center for Biotechnology Information - Gene 

Expression Omnibus). 

Setul de date GSE576 - Flower development (GSE576), selectat pentru studiu, 

reprezintă o experienţă realizată în baza platformei ATH1-1121501 Arabidopsis 

Genome ATH1 Array. Chip-ul este produs de Affymetrix, fi ind elaborat în baza 

informaţiilor obţinute în cadrul proiectului TIGR, The Institute for Genome Research 

(Institutul de Cercetări Genomice din Rockville, Maryland, USA). Setul de date 

include 4 etape ale morfogenezei fl orii şi 5 genotipuri mutante: Columbia wild type 

(Col-0), leafy-12 (lfy-12), Landsberg erecta (Ler), constans-2 (co-2), fl owering locus 

T-2 (ft-2). 

În acest context, devine posibilă analiza simultană a expresiei pentru aproximativ 

22 800 secvenţe. 

Timpul, zile 

0 

3 

5 

7 

Tabelul 1. Probele testate pentru setul de date GSE576 - Flower development 

Columbia 

wild type 

GSM 8827 

GSM 8828 

GSM 8829 

GSM 8830 

GSM 8831 

GSM 8832 

GSM 8833 

GSM 8834 

leafy-12 

GSM 8835 

GSM 8836 

GSM 8837 

GSM 8838 

GSM 8839 

GSM 8840 

GSM 8841 

GSM 8842 


GENOTIPUL 

Landsberg 

erecta 

GSM 8843 

GSM 8844 

GSM 8845 

GSM 8846 

GSM 8847 

GSM 8848 

GSM 8849 

GSM 8850 

constans-2 

GSM 8851 

GSM 8852 

GSM 8853 

GSM 8854 

GSM 8855 

GSM 8856 

GSM 8857 

GSM 8858 

fl owering 

locus T-2 

GSM 8859 

GSM 8862 

GSM 8861 

GSM 8862 

GSM 8863 

GSM 8864 

GSM 8865 

GSM 8866 

Analiza explorativă a datelor de expresie a genelor a constat în aplicarea fi ltrelor 

şi a metodelor statistice pentru prelucrarea, interpretarea şi integrarea informaţiilor 

disponibile. Identifi carea genelor activate/inhibate de grupul de gene ABC a fost realizată 

în baza unei strategii de lucru specifi ce [24], care a fost elaborată în corespundere cu 

structura şi conţinutul informaţiilor referitoare la setul de date studiat. 

Prelucrarea datelor de expresie s-a realizat în baza aplicării limbajului de programare 

R ( www.r-project.org/). Pentru extragerea adnotărilor genelor prezente pe chip s-a 

folosit pachetul de adnotare ‘ath121501.db’ din Bioconductor (www. bioconductor. 

org/packages/release/dataannotation/html/ath1121501.db.html). 

Analiza valorilor de expresie pentru genele studiate a fost realizată în perspectiva 

studierii comparative a coefi cientului de corelaţie dintre genele studiate, în acest aspect 

genele au fost fi ltrate conform următorilor parametri r ≥ 0,85 şi p < 0,05. 

119



Rezultatele obţinute au fost analizate în baza informaţiilor oferite de resursa on-line 

NetAffx [14, 34], care conţine informaţia completă referitoare la genele de pe chip-ul 

Affymetrix folosit în studiu. Genele, care nu dispun de adnotare în bazele de date, s-au 

notat cu ProbeID-ul de pe chip-ul cercetat. 

Pentru descrierea complexă, cu referire la adnotarea completă a genelor şi a 

proceselor în care acestea sunt implicate, s-au analizat informaţiile Institutului 

de Cercetare a ADN-ului din Kazusa, Japonia ( Kazusa DNA Research Institute ). 

Pentru determinarea proceselor metabolice a fost utilizat AGI-Code(s) corespunzător 

secvenţelor, iar ca sursă de adnotare au fost selectate sursele KEGG şi AraCyc (TAIR). 

Aceste abordări au fost utile, în perspectiva în care concentrează un profi l bogat de 

informaţii referitoare la căile şi procesele metabolice pentru un şir de organisme, 

inclusiv Arabidopsis thaliana. 

De asemenea, au fost cercetate informaţiile disponibile în baza de date The Gene 

Ontology (GO) ( www.geneontology.org/), utilizate pe larg pentru sistematizarea şi 

analiza funcţională a genelor [11], în acest context, genele de interes au fost analizate 

în perspectiva ilustrării Proceselor biologice în care sunt implicate. 

Pentru integrarea tuturor rezultatelor obţinute referitor la genele studiate, a fost 

utilizată o resursă efi cientă pentru analiza şi determinarea proceselor în care sunt 

implicate anumite gene de interes [16] - instrumentul DAVID (Database for Annotation, 

Visualization and Integrated Discovery), versiunea 6.7 (david.abcc.ncifcrf.gov/home. 

jsp). DAVID integrează mai multe tipuri de informaţii stocate într-un şir de resurse 

importante precum ENTREZ GENE, GO, KEGG, INTERPRO, BIND, BLOCKS, PFAM, 

etc. [18] şi oferă o descriere integrativă a componentelor studiate. În prezenta cercetare 

acesta a condus nemijlocit la creşterea credibilităţii rezultatelor [30]. 

În calitate de criterii de clusterizare au servit termenii din Gene Ontology, 

categoria Biological Function, iar aplicaţia utilizată a fost DAVID - Gene Functional 

Classifi cation Tool (GFCT), care oferă următoarele opţiuni: 

Kappa Similarity 

Similarity Term Overlap=5 

Similarity Threshold=0,35 

Classifi cation 

Initial/Final Group Membership=3 

Multiple Linkage Threshold=1 

EASE=1 

GFCT a permis ilustrarea relaţiilor funcţionale dintre gene pentru clasterizarea 

acestora în grupuri funcţionale. Vizualizarea rezultatelor obţinute din GFET s-a realizat 

cu ajutorul aplicaţiei DAVID - 2-D View Module in Functional Classifi cation Tool. 


Studierea proceselor morfogenezei fl orii în baza profi lurilor de expresie microarray 

produse de Affymetrix a permis identifi carea şi analiza ţintelor de reglare directă/ 

indirectă implicate în procesele de organogeneză a fl orii. Acest tip de investigaţii 

asigură, în primul rînd, analiza efi cientă a datelor pentru identifi carea genele noi, 

implicate în morfogeneza fl orii. 

Investigările explorative s-au realizat în contextul evidenţierii legăturilor dintre 

genele studiate. Astfel a fost examinată intensitatea expresiei genelor de interes. Au 

120


fost identifi cate o serie de gene, posibile ţinte a expresiei genelor sistemului ABC. 

Relaţiile dintre gene au fost stabilite în corespundere cu variaţia valorilor de expresie a 

fi ecărei gene ABC şi valorile de expresie a celorlalte gene de pe chip (Tabelul 2). 

Nr. 


Tabelul 2. Numărul de gene infl uenţate de expresia genelor fl orale ABC 

Genele ABC 

AG PI AP1 AP2 AP3 

Col-1 4209 4280 4273 4410 4326 

lfy12 3055 3055 2517 6044 3449 

Ler 5700 6565 7122 7722 6470 

co-2 3313 2597 2090 4960 5005 

ft-2 2560 2604 3440 2272 2553 

Expresia fi ecărei din cele cinci gene ABC corelează puternic cu 2 090 - 7 722 

gene. Totuşi, rezultatele diferă pentru diferite forme de Arabidopsis. Cele mai multe 

corelări au fost observate în cazul genotipului Ler, pentru care fi ecare dintre genele 

ABC corelează puternic cu cca 6 700 de gene. Mai puţine gene au fost remarcate 

pentru genotipul ft-2, care evidenţiază o medie de cca 2 700 de gene. Rezultatele denotă 

importanţa proceselor morfogenetice ale fl orii, constatate în baza interacţiunilor unui 

şir considerabil de gene, ce manifestă mecanisme complexe de reglare a proceselor 

organogenetice. Fiecare dintre genele sistemului ABC prezintă, pentru toate cele cinci 

genotipuri, o corelare înaltă cu cca 3 800 – 5 000 gene comune. 

Pentru a identifi ca genele care cu siguranţă sunt corelate cu expresia genelor ABC 

şi/sau reglate de ele au fost selectate doar genele, ce au prezentat relaţii stabilite pentru 

fi ecare dintre cele cinci genotipuri. Aceasta a permis asigurarea faptului că mutaţiile 

caracteristice genotipurilor nu au afectat infl uenţa asupra expresiei genelor. Ca rezultat, 

a fost stabilită o listă fi nală de 44 gene candidate, care ilustrează infl uenţa generală a 

celor 5 gene ale sistemului fl oral ABC. 

Genele identifi cate prin analiza profi lurilor microarray, potenţial implicate în 

morfogeneza fl orii la plante, au fost analizate în contextul clasterizării lor funcţionale. 

Pentru descrierea celor 49 gene (44 de gene identifi cate în cadrul studiului şi plus cele 5 

gene ale sistemului ABC) s-a utilizat instrumentul bioinformatic DAVID, care permite 

clasifi carea informaţiilor obţinute în corespundere cu procesele biologice în care acestea 

sunt implicate. Astfel, genele studiate s-au separat în grupe ce cuprind de la 5 pînă la 

13 gene. Grupele identifi cate includ de la 3 pînă la 29 procese biologice. Procesele 

relevante evidenţiate au fost ordonate în 6 categorii generale (Figura 1): 

1. Reglarea transcripţională (10 gene), 

2. Dezvoltarea meristematică (7 gene), 

3. Procesele morfogenetice (7 gene), 

4. Procesele de răspuns (6 gene), 

5. Procesele membranare (5 gene), 

6. Procesele de biosinteză (5 gene). 

Restul proceselor (mutagenesis site, pattern specifi cation process, regionalization, 

developmental protein) au fost considerate nerelevante pentru studiu. 

121



Figura 1. Gruparea 

funcţională a genelor de interes 

(genele noi identifi cate sunt 

subliniate) 

În prima grupă - reglarea transcripţională (transcription), pe lîngă genele sistemului 

fl oral ABC care reprezintă importanţi factori de trascripţie implicaţi în morfogeneza 

fl orală, se remarcă încă 6 gene - CUC1 (CUP-SHAPED COTYLEDON1), JKD 

(JACKDAW), HFR1 (LONG HYPOCOTYL IN FAR-RED), IAA28 (INDOLE-3-ACETIC 

ACID INDUCIBLE 28), SCR (SCARECROW TRANSCRIPTION FACTOR FAMILY 

PROTEIN), ANAC104 (ARABIDOPSIS NAC DOMAIN CONTAINING PROTEIN 10), 

care ipotetic ar putea fi implicate în aceste procese (Figura 1, A). 

Rezultatele atribuite proceselor de dezvoltare formează două clase distincte. 

Se constată faptul că acestea sunt caracterizate de aceleaşi gene (AP1, AP3, AP2 PI, AG 

şi CUC) prezentînd diferenţe doar la nivelul unei singure componente din grup. Astfel, 

pentru dezvoltarea şi menţinerea meristematică, inclusiv cu referire la meristemul fl oral, 

se evidenţiză factorul de transcripţie JKD (JACKDAW) din familia INDETERMINATE 

DOMAIN (IDD) care conţine un domeniu proteic de tip “deget de zinc” (zinc fi nger) 

[24], şi care este implicat în procesul de reglare a timpului de înfl orire, precum a fost 

descris la porumb [5, 22], reglînd de asemenea dezvoltarea spaţială a diferenţierii 

provasculare şi formarea pattern-ului de tuburi secundare continue. 

În cadrul proceselor de răspuns la diferie tipuri de stimuli, dintre toate genele 

cercetate, 6 sunt implicate în 4 procese cu referire la cele de răspuns faţă de substanţele 

organice, stimulii endogeni, hormoni şi, în special, auxină. Acest grup include 

genele AGD3 (ADP-RIBOSYLATION FACTOR GTPase-ACTIVATING PROTEIN), 

ANAXA1 (ANNEXIN D1), IAA28 (INDOLE-3-ACETIC ACID INDUCIBLE 28), SFC 

(SCARECROW TRANSCRIPTION FACTOR FAMILY PROTEIN) (Figura 1, D) şi două 

gene neadnotate, dar pentru care informaţiile suplimentare ( http://arabidopsis. org/ 

index.jsp) demonstrează o legătură apropiată faţă de procesele de morfogeneză a fl orii. 

Acestea sunt secvenţele AT5G24860 – ARABIDOPSIS FLOWERING PROMOTING 

FACTOR 1 (ATFPF1) şi AT1G19830 – genă din familia SAUR-like auxin-responsive 

protein family. Este semnifi cativ faptul că în acest grup se remarcă prezenţa genelor 

implicate direct în sinteză sau în procesele de răspuns faţă de auxine, expresia cărora 

122



a fost pusă în evidenţă în diverse organe, în special cele cu creşterea activă: vîrfuri ale 

tulpinii şi rădăcinii, muguri, fl ori (polen, ovar) [10]. 

În acelaşi timp, grupul de procese membranare include 5 gene dintre care trei sunt 

fără adnotare iar ANAXA1 (ANNEXIN D) şi RTNBL14 (RETICULINE OXIDASE-LIKE 

PROTEIN14) fi ind descrise ca implicate în combaterea stresului oxidativ [32]. 

Restul genelor prezintă un interes deosebit, deoarece considerăm că identifi carea 

lor, în cadrul studiului, reprezintă o dovadă a implicării în procesele dezvoltării fl orii. 

Secvenţele respective au fost analizate în baza informaţiilor suplimentare. AT3G47570 

reprezintă putative LRR receptor-like serine/threonine-protein kinase implicată prin 

intermediul receptorilor transmembranari protein tirozin-kinazici în căile de semnalizare. 

AT5G63850 reprezintă un transportor al aminoacizilor. AT2G07680 este membrul 

subfamiliei de proteine MRP11 (MULTIDRUG RESISTANCE-ASSOCIATED). 

Genele cu implicare în procesele de biosinteză au permis evidenţierea a cinci 

categorii de procese GO, ce caracterizează metabolismul diverselor componente celulare 

(acizi organici, acizi carboxilici, compuşi azotici, amine). În acest grup se evidenţiată 

5 secvenţe de interes pentru studiu (Figura 1, F), pentru care, la moment, nu este 

descrisă implicarea lor în procesele studiate. Rezultatele ar putea reprezenta o dovadă 

în acest sens. Categoria de faţă include CYSD2 (CYSTEINE SYNTHASE D2), ADT4 

(AROGENATE DEHYDRATASE 4) şi 3 gene fără adnotare. AT5G65010 - codifi că 

asparagin sintetaza (ASN2); AT3G53900 codifi că o uracil phosphoribosyltransferase 

plastidială (UPRT ), implicată în salvaj-ul uracilului, a treia este AT1G36180, care 

reprezintă acetyl-CoA carboxilaza 2 (ACC2). 

Principiile analizei explorative a datelor de expresie a genelor, în baza utilizării 

parametrilor statistici ca fi ltre a asigurat evidenţierea genelor de interes reprezentînd un 

mijloc efi cient pentru cercetare, care devine indispensabil pentru interpretarea efi cientă 

a informaţiilor biologice. 

Lista de gene candidate, identifi cate ca potenţial reglate de genele ABC, prezintă 

valoare practică pentru descrierea proceselor de morfogeneză a fl orii, dar care necesită 

verifi cări experimentale. 

Concluzii 

Analizele comparative ale datelor de expresie din experienţa studiată pot fi utilizate 

pentru modelarea unor căi posibile de expresie genică. 

În urma studiului au fost stabilite şi analizate 44 ţinte de reglare directă/indirectă 

ipotetic infl uenţate de genele sistemului ABC, implicate în procesele de morfogeneză a 

fl orii. În acelaşi timp, au fost identifi cate 8 gene noi, ipotetic implicate în morfogeneza 

fl orii, care nu sunt adnotate pînă la moment. 

Cercetările au fost realizate în cadrul proiectului instituţional 11.817.04.19F 

Aspecte funcţionale şi genetico - moleculare ale genomului la fl oarea-soarelui 

(Helianthus annuus L.), etapa Identifi carea genelor cu expresia indusă de semnalul 

giberelinic prin analiza profi lurilor microarray existente în bazele de date. 

Bibliografi e 

1. Altman R. B. 

Building successful biological databases. // Brief. Bioinformatics, 2004, 

5 (1): 4–5. 

2. Bowman J. L., Smyth D. R., Meyerowitz E. M. 

Genes directing fl ower development in 

Arabidopsis. // Plant Cell, 1989, 1:8137–52. 

123



3. Cochrane G., Aldebert P., Althorpe N., et.al. 

EMBL Nucleotide Sequence Database: 

developments in 2005. // Nucleic Acids Res, 2006, 34:10–15. 

4. Coen H. S., Meyerowitz E. M. The war of the whorls: Genetic interactions controlling 

fl ower development. // Nature, 1991, 353:31–37. 

5. Colasanti J., Yuan Z., Sundaresan V. The indeterminate gene encodes a zinc fi nger 

protein and regulates a lea generated signal required for the transition to fl owering in maize. // 

Cell, 1998, 93:593–603. 

6. Craigon D. J., James N., Okyere J., et. al. NASCArrays: A repository for Microarray 

Data generated by NASC’s Transcriptomics Service. // Nucleic Acids Research, 2004, 

32:575–577. 

7. Davidson E., Levin M. Gene regulatory networks. // Proc. Natl. Acad. Sci. U.S.A, 

2005, 102 (14):4935. 

8. Davuluri R. V., Sun H., Palaniswamy S. K., et al. AGRIS: Arabidopsis gene 

regulatory information server, an information resource of Arabidopsis cis-regulatory elements 

and transcription factors. // BMC Bioinformatics, 2003, 4:25. 

9. Drews G. N., Bowman J. L., Meyerowitz E. M. Negative regulation of the Arabidopsis 

homeotic gene AGAMOUS by APETALA2 product. // Cell, 1991, 14(6):991–1002. 

10. Gao M.-J., Parkin I. A. P., Lydiate D. J. An auxin-responsive SCARECROW-like 

transcriptional activator interacts with histone deacetylase. // Plant Molecular Biology, 2004, 

55:417–431. 

11. GENE ONTOLOGY CONSORTIUM. The Gene Ontology (GO) project in 2006. // 

Nucleic Acids Research, 2006, 34:322-326. 

12. Goto K., Meyerowitz E. M. Function and regulation of the Arabidopsis fl oral homeotic 

gene PISTILLATA. // Genes Dev, 1994, 8(13):1548– 1560. 

13. Guo A., He K., Liu D., et al. 

DATF: a database of Arabidopsis transcription factors. 

// Bioinformatics, 2005, (21):2568-2569. 

14. Guoying L., Loraine A. E., Shigeta R NetAffx: Affymetrix probesets and annotations. 

// Nucleic Acids Res, 2003, 31(1):82–86. 

15. Hill T. A., Day C. D., Zondlo S. C., et.al. Discrete spatial and temporal cis-acting 

elements regulate transcription of the Arabidopsis floral homeotic gene APETALA3. // 

Development, 1998, 125(9):1711–1721. 

16. Hinnisdaels S., Lardon A ., Barbacar N., et al. A fl oral third whorl-specifi c marker 

gene in the dioecious species white campion is differentially expressed in mutants defective in 

stamen development. Plant Molecular Biology, 1997, 35.1009 - 1014. 

17. Huang D. W., Sherman B. T., Lempicki R. A. Systematic and integrative analysis of 

large genelists using DAVID bioinformatics resources. // Nature Protocols, 2009, 4 (1):44–57. 

18. Huang D. W., Sherman B. T., Tan Q. The DAVID Gene Functional Classifi cation 

Tool: a novel biological module-centric algorithm to functionally analyze large gene lists. // 

Genome Biology, 2007, 8:183. 

19. Irish V. F., Sussex I. M. Function of the apetala-1 gene during Arabidopsis fl oral 

development. // Plant Cell, 1990, 2(8): 741–753. 

20. Jofuku K. D., den Boer B. G., van Montagu M., et. al. Control of Arabidopsis fl ower 

and seed development by the homeotic gene APETALA2. // Plant Cell 1994, 6 (9):1211–1225. 

21. Kanehisa M., Araki M., Goto S., et. al. 

KEGG for linking genomes to life and the 

environment. // Nucleic Acids Res, 2008, 36:480–484. 

22. Koizumi K., Wu S., MacRae-Crerar A. An essential protein that interacts with 

endosomes and promotes movement of the SHORT-ROOT transcription factor. // Curr Biol. 

2011, 21(18):1559-1564. 

23. Kozaki A., Hake S., and Colasanti J. The maize ID1 fl owering time regulator is a zinc 

fi nger protein with novel DNA binding properties. // Nucleic Acids Res, 2004, 32:1710–1720. 

124



24. Martea R., Leviţchi A., Duca M. Gene network involved in fl ower morphogenesis in 

plants. // The 4th International IMBG Conference For Young Scientists “Molecular Biology: 

Advances And Perspectives” Abstract book, September 14-17, 2011, Kiev, Ukraine, p. 205. 

25. Obayashi T, Kinoshita K, Nakai K, et al. ATTED-II: a database of co-expressed genes 

and cis elements for identifying co-regulated gene groups in Arabidopsis. // Nucleic Acids Res, 

2007, 35:863–9. 

26. Ogasawara H., Kaimi R., Colasanti J., Kozaki A. 

Activity of transcription factor 

JACKDAW is essential for SHR/SCR-dependent activation of SCARECROW and MAGPIE 

and is modulated by reciprocal interactionswith MAGPIE, SCARECROW and SHORT ROOT. 

// Plant Mol Biol, 2011, 77:489–499. 

27. Riechmann J. L., Wang M., Meyerowitz E. M. DNA-binding properties of Arabidopsis 

MADS domain homeotic proteins APETALA1, APETALA3, PISTILLATA and AGAMOUS. 

// Nucleic Acids Res, 1996, 24(16):3134–3141. 

28. Schlueter S. D., Wilkerson M. D., Huala E. Community-based gene structure 

annotation for the Arabidopsis thaliana genome. // Trends Plant Sci, 2005, 10:9. 

29. Schultz E. A., Haughn G. W. 

LEAFY, a homeotic gene that regulates infl orescence 

development in Arabidopsis. // Plant Cell, 1991, 3(8):771–781. 

30. Sherman B. T, Huang D. W., Tan Q. DAVID Knowledgebase: a gene-centered 

database integrating heterogeneous gene annotation resources to facilitate high-throughput gene 

functional analysis. // BMC Bioinformatics, 2007, 8:426. 

31. Smyth D. R., Bowman J. L., Meyerowitz E. M. 

Early flower development in 

Arabidopsis. // The Plant Cell, 1990, 2:755–767. 

32. Stanley Kim H., Yu Y. 

Transcriptional divergence of the duplicated oxidative stressresponsive 

genes in the Arabidopsis genome. // Plant J, 2005, 41:212–220. 

33. Swarbreck D., Wilks C., Lamesch P., et.al. The Ara bidopsis Information Resource 

(TAIR): gene structure and function annotation. // Nucleic Acids Res, 2008, 36:1009–1014. 

34. Tancred F., Vagner A. B., Udvardi M., et.al. 

AffyTrees: Facilitating Comparative 

Analysis of Affymetrix Plant Microarray Chips. // Plant Physiol, 2008, 146:377-386. 

35. Wheeler D. L., Barrett T., Benson D. A., et.al. Database resources of the National 

Center for Biotechnology Information. // Nucleic Acids Res, 2008, (36):13–21. 

36. Wilson Z. A., Zhang D. From Arabidopsis to rice: pathways in pollen development. // 

Journal of Experimental Botany, 2009, 60(5):1479–1492. 

37. Yang K.-Y., Kim Y.-M., Lee S. 

Overexpress ion of a Mutant Basic Helix-Loop-Helix 

Protein HFR1, HFR1- N105, Activates a Branch Pathway of Light Signaling in Arabidopsis. // 

Plant Physiology, 2003, 133(4):1630–1642. 

38. Yano K., Dansako T., Katana S. N. A web-based guide to public databases for 

Arabidopsis genomic information. // Plant Biotechnology, 2005, 22(3):225–229. 

125


ZOOLOGIA 

COMPORTAMENTUL ANTAGONIST LA SPECIA MUS SPICILEGUS 

PETENYI 1882 (RODENTIA, MURIDAE) 

Larion Alina, Munteanu Andrei, Nistreanu Victoria, 

Cemîrtan Nelli, Savin Anatol, Sîtnic Veaceslav, Caraman Natalia 

Institutul de Zoologie al Academiei de Ştiinţe a Moldovei 

Zoologia 

Rezumat 

A fost studiat comportamentul antagonist al speciei Mus spicilegus Petenyi. În experienţele 

de comportament au fost incluşi 189 indivizi, efectuate 373 de aşezări în cuplu între 

indivizii din diferite mişuni şi 322 – între indivizii din aceeaşi mişună. Comportamentul 

antagonist este caracteristic preponderent indivizilor din mişuni diferite. Cele mai multe 

contacte agresive au fost înregistrate la aşezarea în cuplu a indivizilor cu tipul SNC 

puternic şi mediu. Dinamica agresivităţii la M. spicilegus în funcţie de anotimp are o 

mare importanţă pentru adaptarea indivizilor pe parcursul ciclului lor vital. Primăvara 

nivelul agresivităţii între masculi şi femele este redus. Vara nivelul de agresivitate scade 

– erau mai frecvente contactele olfactive. Toamna, când începe construcţia mişunilor, 

agresivitatea este scăzută faţă indivizii necunoscuţi din alte mişuni şi este foarte slabă la 

aşezarea în cuplu a indivizilor cunoscuţi din aceeaşi mişună. Nivelul agresivităţii creşte 

considerabil după fi nisarea mişunii, deoarece între indivizii unei mişuni s-a format un 

sistem ierarhic bine diferenţiat. 

Cuvinte cheie: Mus spicilegus, comportament antagonist - agresivitate 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Larion Alina, Institutul de Zoologie al Academiei de 

Ştiinţe a Moldovei, str. Academiei 1, MD-2028, Chişinău, Republica Moldova, e-mail: 

larion_alina@yahoo.com, tel. +373 22 739786 

Introducere 

Studiul comportamentului animalelor are o legătură directă cu adaptarea, care 

reprezintă o problemă actuală în biologia contemporană. Elucidarea diferitor forme 

de adaptare a organismelor vii la condiţiile schimbătoare ale mediului prezintă una din 

cele mai importante probleme ale ecologiei şi fi ziologiei ecologice. Şoarecii de mişună 

Mus spicilegus, la fel ca toate rozătoarele, trăiesc în condiţii complexe, adaptânduse 

continuu la modifi carea acestora şi reglându-şi activitatea vitală corespunzător cu 

schimbările ce au loc. Plasticitatea comportamentului la specia M.spicilegus constă 

în capacitatea adaptării indivizilor la condiţiile dinamice ale mediului, care se pot 

modifi ca brusc pentru perioade scurte de timp. La baza comportamentului adaptiv al 

animalelor la anumite condiţii ale mediului stă activitatea de cercetare şi orientare, mai 

pronunţată fi ind la speciile care duc un mod de viaţă colonial sau în grup [1, 7], precum 

şi comportamentul antagonist, care stă la baza reglării relaţiilor intraspecifi ce. 

126


Zoologia 

Material şi metode 

Obiectul de studiu a fost şoarecele de mişină M.spicilegus. Pentru evidenţierea şi 

descrierea pozelor şi mişcărilor indivizilor, înregistrarea frecvenţei diferitor elemente 

de comportament a fost utilizată metoda “Aşezării în cuplu” (mascul – mascul; mascul 

– femelă; femelă – femelă) a indivizilor din aceeaşi mişună şi din mişuni diferite [5]. 

Într-o cutie din sticlă organică cu dimensiunile 80×80×60cm, cu pereţi despărţitor mobili 

au fost amplasaţi a câte 2 indivizi şi la fi ecare 5 minute, total 15 minute, s-a înregistrat 

durata şi frecvenţa elementelor de comportament, informaţia despre numărul tuturor 

contactelor (în calitate de contact este califi cată orice apropiere a indivizilor, după care 

survenea o interacţiune) şi despre rata contactelor antagoniste. În experiment au fost 

incluşi 189 indivizi, efectuate 373 de aşezări în cuplu între indivizii din diferite mişuni 

şi 322 – între indivizii din aceeaşi mişună. Studiul componenţei calitative a populaţiei 

s-a efectuat prin determinarea tipului sistemului nervos central (SNC) după metoda lui 

Camenov [6]. 


În urma analizei comportamentului rozătoarelor mici s-a constatat, că în 

majoritatea cazurilor comportamentul indivizilor este similar. Mişcările şi pozele 

indivizilor în timpul interacţiunilor sociale au fost divizate în 3 grupuri funcţionale: 

1. Comportamentul în timpul analizei partenerului. 2. Comportamentul, care contribuie 

la întărirea relaţiilor sociale. 3. Comportamentul antagonist. Pentru indivizii din diferite 

mişuni este caracteristic comportamentul antagonist. Am evidenţiat următoarele acte 

de bază ale comportamentului la grupurile de indivizi din mişuni diferite: ameninţarea, 

atacul, poziţia laterală, poziţia verticală, respingerea partenerilor, apărarea. 

Ameninţarea şi atacul. Pozele şi mişcările de ameninţare sunt foarte expresive şi 

se deosebesc mult de celelalte forme de comportare nu numai după caracterul comun 

al mişcărilor, dar şi după maniera lor şi după interpretare. Toate acţiunile de atac se 

întreprind din câteva poze caracteristice: poziţia laterală, poziţia laterală de ameninţare, 

poziţia verticală şi apărarea (fi g. 1). Pe parcursul experimentului cele mai multe atacuri 

au fost înregistrate la aşezarea în cuplu a masculilor cu tipul SNC puternic şi cu tipul 

SNC mediu - 11±1. După atac indivizii se luptau, se rostogoleau, lupta era însoţită de 

ocoliri, fugă (cu urmărire, fără urmărire), ţipete, respingeri. 

Poziţia laterală este luată de indivizi la apropierea partenerului. În acest caz 

individul se întoarce cu partea laterală sau se întoarce cu spatele la partener (fi g. 1. 1; 

2; 4; 5). Această orientare a corpurilor este veriga iniţială în lanţul poziţiilor laterale de 

ameninţare, caracteristică mai mult pentru animalele necunoscute. Din această poziţie 

indivizii pot întreprinde un şir de mişcări şi acţiuni: împingerea partenerului (fi g. 1. 4), 

lovituri cu membrul posterior (fi g. 1. 5) şi atacuri cu aruncări (fi g. 1. 10; 11). Atacurile 

se terminau cu bătăi, încăierări (fi g. 1. 12). Încăierările se întrerupeau, dacă unul din 

parteneri fugea, element care, la rândul său, este însoţit de urmărire. De multe ori, după 

luptă partenerii se retrăgeau în colţuri opuse, începeau să se cureţe, se făceau ghem şi 

se observau reciproc. 

Apărarea. Ca răspuns la acţiunile agresive ale partenerului, indivizii iau o poză 

de apărare (fi g. 1. 13). Din această poziţie indivizii se resping numai cu membrele 

anterioare (fi g. 1. 7; 8; 9). Pe parcursul experimentului poziţia de apărare a fost 

înregistrată de 4 – 8 ori. 

127


Zoologia 

La aşezarea în cuplu a indivizilor cunoscuţi şi necunoscuţi cu SNC de tip diferit s-a 

observat, că primăvara nivelul agresivităţii între masculi şi femele este scăzut, deoarece 

ieşind din iarnă ei dispersează pe teritoriul din apropierea mişunii şi începe formarea 

cuplurilor noi. Din numărul total de aşezări în cuplu a indivizilor necunoscuţi numai 

la 8,3% din cazuri s-a observat un nivel mai înalt de agresivitate: între 2 masculi şi 2 

femele cu tipul SNC puternic. La 12,5% din cazuri am observat interacţiuni antagoniste 

foarte slabe: respingerea partenerului, poza de ameninţare, poza de apărare, ocolirea, 

etc. În celelalte cazuri aceste interacţiuni antagoniste lipseau. Indivizii din diferite 

mişuni se comportau aproximativ ca şi cei din aceeaşi mişună. Erau mai frecvente 

contactele olfactive: nazo-nazale, nazo-anale, nazo-laterale şi apropierea de partener, 

ca consecinţă a faptului că primăvara se intensifi că secreţia glandelor situate în regiunile 

faciale, ventrale şi аnogenitale. 

Figura 1. Comportamentul antagonist (după Sokolov şi al., 1990, cu modifi cările 

autorului). 1, 2, 4, 5 - poziţia laterală; 3 - poziţia verticală; 6 - respingerea partenerilor 

din poziţia verticală; 7 - 9 - respingerea partenerilor; 10, 11 - atacul; 12 - lupta; 13 - poza 

“apărare” 

Vara nivelul de agresivitate scade. Din numărul total de aşezări în cuplu a indivizilor 

necunoscuţi interacţiuni slabe antagoniste au fost întâlnite la 16,7% cazuri. Luptele au 

fost înregistrate mai frecvent la aşezarea în cuplu a masculilor cu tipul SNC puternic 

şi masculilor cu tipul SNC mediu, precum şi între femelele cu tipul SNC puternic şi 

femelele cu tipul SNC mediu. Între masculi şi femele comportamentul antagonist se 

manifestă nu prin luptă, ci prin respingerea partenerului. Valori maxime ale agresivităţii 

au fost înregistrate la aşezarea în cuplu a masculilor cu tipul SNC puternic cu tipul SNC 

mediu – 26,4±5,9 secunde, iniţiativa fi ind din partea individului cu tipul SNC mediu. 

În celelalte cazuri contactele antagoniste constituiau de la 5 până la 15 secunde. Lupte 

mai pronunţate cu puţine urmăriri se întâlneau mai des la aşezările între masculii 

128


Zoologia 

necunoscuţi. În timpul aşezării în cuplu a masculilor şi femelelor necunoscute s-a 

constatat, că masculii încercau să le facă curte femelelor, analizându-le minuţios, 

efectuând mişcări mozaice, urmărindu-le. Femelele, de regulă, stăteau în poza de 

ameninţare, îi respingeau şi încercau să-i evite. În studiile altor cercetători, de asemenea, 

masculii iniţiau contactele cu femelele, deseori de tip ofensiv, iar acestea aveau reacţii 

defensive [2]. 

La aşezarea în cuplu a indivizilor cel mai înalt nivel de agresivitate a fost observat 

în perioada de toamnă: la 82% din numărul total de aşezări. Iniţiatori, de regulă, erau 

dominanţii din pereche cu SNC de tip puternic şi agresivitatea se manifesta între 

indivizii necunoscuţi (femele cu masculi, masculi cu masculi, femele cu femele), însă 

interacţiunile antagoniste cele mai frecvente au fost observate la aşezarea în cuplu 

a femelelor şi nu a masculilor. În interacţiunile mixte în 49% cazuri masculii erau 

dominanţi, în 51% cazuri - femelele erau dominante. Nivelul de agresivitatea era mai 

înalt la aşezările în cuplu în care masculii erau dominanţi şi nu femelele (p< 0,05). 

În cazul când nivelul agresivităţii era foarte înalt, după mirosirea reciprocă, unul din 

parteneri ataca în primele minute ale experimentului. Atacurile urmau unul după altul 

şi dominantul – individul cu tipul SNC mai puternic din cuplu îl urmărea pe partenerul 

subaltern. Atacurile erau însoţite de lupte, rostogoliri şi ţipete. Agresivitatea ocupa circa 

68% din tot timpul experimentului (612±20,8 secunde). Atacurile, lupta, rostogolirile 

predomină asupra elementelor mai "moi" ale agresivităţii: respingerea, poza ameninţare, 

poza apărare, fuga etc. Lupta, rostogolirea alcătuiau 205±20,6 secunde. Atât timp cât 

partenerul, dominantul din cuplu, nu manifestă agresivitate, partenerul subaltern stătea 

liniştit într-un colţ şi-l urmărea. 

La aşezarea în cuplu, când nivelul agresivităţii era mai scăzut, după mirosirea 

reciprocă, unul din parteneri îl ataca pe al doilea. Şi în aceste cazuri ataca dominantul, 

însă nivelul agresivităţii era mai scăzut. După o serie de atacuri, indivizii se retrăgeau 

fi ecare în colţuri opuse şi se curăţau, se odihneau, se observau unul pe celălalt, etc. 

În astfel de cazuri predomina respingerea, ameninţarea. Uneori indivizii se ridicau în 

membrele posterioare şi cu cele anterioare se respingeau unul pe altul, iar dominantul 

nu-l urmărea pe subaltern. Interacţiunile antagoniste ocupau până la 36% (240±23,5 

secunde) din tot experimentul. 

La aşezarea în cuplu, când nivel agresivităţii este cel mai scăzut erau mai puţine şi 

numărul contactelor agresive – cca 20% (134±15,8 secunde) din timpul experimentului. 

Partenerii se miroseau minuţios unul pe altul, după care puteau să se despartă şi să 

continue explorarea camerei. În acest caz atacurile şi luptele erau foarte puţine la număr 

şi de scurtă durată - până la 2-5 secunde. Aceste cazuri au fost întâlnite la aşezările 

în cuplu a indivizilor cu SNC de tip slab şi mediu, sau atunci când indivizii erau de 

aceeaşi greutate. În astfel de interacţiuni nici chiar dominanţii nu îndrăzneau să atace: 

ei stăteau în colţ, se curăţau, explorau etc. Apropiindu-se de partener, ei îl mirosea 

intens, îl ocolea, mai frecvent din poziţie laterală. S-au înregistrat 2 cazuri de aşezare 

în cuplu a 2 masculi necunoscuţi, primul - cu tipul SNC puternic, al doilea - cu tipul 

SNC slab, când masculul cu tipul SNC slab s-a învârtit în jurul celui cu tipul SNC 

puternic timp de 35 secunde, după care masculul cu tipul SNC puternic l-a mirosit 

(15 secunde) foarte minuţios pe cel cu tipul SNC slab. Indivizii cu tipul SNC slab cel 

mai frecvent manifestau un comportament de apărare-ameninţare: poza de ameninţare, 

129


Zoologia 

poza de apărare, respingerea etc. Agresivitatea este mai înaltă la aşezarea în cuplu 

a animalelor necunoscute din diferite mişuni. Pentru indivizii din aceeaşi mişună 

elementele antagoniste sunt puţin frecvente – după mirosirea reciprocă aceştia treceau 

la alte activităţi: explorarea camerei, curăţarea reciprocă (alogrooming), deseori stăteau 

unul lângă altul – 20-200 secunde. 

Schimbarea agresivităţii la M. spicilegus în dependenţă de anotimp are o mare 

importanţă pentru adaptarea indivizilor pe parcursul ciclului lor vital. Toamna, când 

indivizii încep construcţia mişunilor cu rezerve de hrană, agresivitatea faţă de animalele 

necunoscute din alte mişuni este scăzută şi este foarte slabă la aşezarea în cuplu a 

indivizilor cunoscuţi din aceeaşi mişună, fapt semnalat şi în alte studii [3]. În această 

perioadă lipseşte un sistem ierarhic bine diferenţiat în mişună, ceea ce le permite 

indivizilor să-şi concentreze forţele pentru colectarea rezervelor de hrană şi amenajarea 

mişunilor. Datele noastre coincid cu cele obţinute de alţi cercetători [8], care susţin, că 

în această perioadă, în mişuni lipseşte sistemul ierarhic de relaţii reciproce între indivizi. 

Nivelul agresivităţii creşte considerabil atunci, când animalele au fi nisat construcţia 

mişunii cu rezerve de hrană şi locuiesc în ea, deoarece între indivizii unei mişuni s-a 

format un sistem ierarhic bine diferenţiat. În cazul când un individ străin nimereşte în 

interiorul unei mişuni, acesta provocă agresivitate din partea tuturor indivizilor mişunei 

şi în rezultat este ucis. Toamna populaţia din mişună constă din 1-2 indivizi adulţi şi 

indivizi tineri din ultimele generaţii, cu un sistem ierarhic de relaţii reciproce bine 

diferenţiat şi cu un nivelul înalt de agresivitate faţă de străini. 

Primăvara nivelul agresivităţii faţă de străini este redus, deoarece indivizii părăsesc 

mişunile de iarnă, dispersează şi încep reproducerea. Diminuarea agresivităţii le permite 

animalelor să formeze grupări noi. Vara M. spicilegus sunt repartizaţi în diverse tipuri 

de biotopuri, ceea ce contribuie la scăderea nivelului agresivităţii în condiţiile naturale. 

S-a constatat, ca între masculii, care populează în vecinătate, reacţiile agresive sunt 

semnifi cativ mai scăzute decât între cei care populează la o distanţă mai mare unul faţă 

de altul [4]. 

Concluzii 

Comportamentul antagonist este caracteristic preponderent indivizilor din mişuni 

diferite. Din acest grup funcţional fac parte următoarele elemente etologice de bază: 

ameninţarea, atacul, poziţia laterală, poziţia verticală, respingerea partenerilor, apărarea. 

Cele mai multe atacuri au fost înregistrate la aşezarea în cuplu a masculilor cu tipul SNC 

puternic şi cu tipul SNC mediu. Schimbarea agresivităţii la M. spicilegus în dependenţă 

de anotimp are o mare importanţă pentru adaptarea indivizilor pe parcursul ciclului lor 

vital. Primăvara nivelul agresivităţii faţă de străini este redus, deoarece indivizii părăsesc 

mişunile de iarnă şi încep reproducerea. Scăderea agresivităţii le permite animalelor să 

formeze noi grupări. Vara nivelul de agresivitate la fel este scăzut. Erau mai frecvente 

contactele olfactive. Toamna, când începe construcţia mişunilor cu rezerve de hrană, 

agresivitatea este scăzută faţă indivizii necunoscuţi din alte mişuni şi este foarte slabă 

la aşezarea în cuplu a indivizilor cunoscuţi din aceeaşi mişună. 

Nivelul agresivităţii creşte considerabil atunci, când animalele au fi nisat construcţia 

mişunii şi locuiesc în ea, deoarece între indivizii unei mişuni s-a format un sistem 

ierarhic bine diferenţiat. 

130


Bibliografi e 

1. Larion A. Teza de doctor în diologie. // Chişinău. 2003, 154 pp. 

2. Patris B., P. Gouat, C. Jacquot, N. Christophe, C. Baudoin. 

Agonistic and Sociable 

Behaviors in the Mound-Building Mice, Mus spicilegus: A Comparative Study With Mus 

musculus Domesticus. // Aggressive Behavior, 2002, Vol.28, p. 75–84. 

3. Simeonovska-Nikolova D., Sh. Mehmed. 

Behavior of mound-building mouse, Mus 

spicilegus during autumn-winter period in captivity. // Biotechnol. & Biotechnol. Eq., 2009, 

23, p.180-183. 

4. Simeonovska-Nikolova Daniela M. Neighbuor Relationships and Spacing Behaviour 

of Mound-building Mouse, Mus spicilegus (Mammalia: Rodentia) in Summer. // Acta zool. 

bulg., 2012, 64 (2), p. 135-143. 

5. Гольцман М.Е., Наумов Н.П., Никольский А.А., Овсянников Н.Г., Пасхина Н.М., 

Смирин В.М. Социальное поведение большой песчанки ( Rhombomys opimus Licht.) // 

Поведение млекопитающих. М.: “Наука”. 1977. С. 5-69. 

6. Каменов Д.А. Электрооборонительная методика исследования свойств нервных 

7. процессов у мелких грызунов методом выработки пары условных рефлексов // 

Науч. докл. Высш. шк. Биол. Науки. 1973. № 6. С. 125-127. 

8. Мунтяну А.И., Чемыртан Н.А. Ориентировочно-исследовательское поведение 

симпатричных видов мышевидных грызунов в агроценозах. // Кишинев: «Штиинца». 

1997. № 2 (284). С. 69-72. 

9. Соколов В.Е., Котенкова Е.В., Лялюхина С.И. Биология домовой и курганчиковой 

мышей. // М.: Наука, 1990; 208 с. 

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ И БИОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ 

ВИДА SITONA LINEATUS (COLEOPTERA: CURCULIONIDAE) В 

РЕСПУБЛИКЕ МОЛДОВА 

Мунтяну Н., Малеванчук Н., Тодераш Л., Молдован А., Бакал С. 

Институт зоологии Академии Наук Молдовы 

Zoologia 

Rezumat 

Studierea caracterelor biologice ale dezvoltării insectelor este esenţială pentru sesizarea 

căilor de adaptare ecologică la condiţiile specifi ce ale unei sau altei regiuni, iar în 

plan aplicativ contribuie la pronosticarea stării populaţiilor de insecte folositoare sau 

dăunătoare. Scopul principal al lucrării a constat în relevarea caracterelor biologice ale 

dezvoltării şi distribuţiei speciilor Sitona lineatus L. în semănăturile de lucernă de pe 

teritoriul Republicii Moldova. În rezultatul cercetărilor efectuate s-a constat că cea mai 

mare parte de exemplare (56%) a fost colectată în zona centrală a Republicii Moldova. 

Densitatea medie a speciei Sitona lineatus L. a constituit 5,03 exemp./м 2 . Numărul 

maximal a fost de 13-14 exemp./м 2 . Au fost de asemenea sistematizate şi relevate date 

noi privitor la arealul de răspândire a speciilor pe teritoriul republicii noastre. 

Cuvinte-cheie: Sitona lineatus L. - particularităţi biologice - distribuţia speciilor - 

densitatea populaţiei - adaptare ecologică. 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Malevanciuc Nadejda, Institutul de Zoologie al Academiei 

de Ştiinţe a Moldovei, str. Academiei, 1, MD-2028 Chişinău , Republica Moldova, 

E-mail: malevanciuc_nadejda@yahoo.com, izooasm@asm.md, tel. (+373 22) 

73-98-09 

131


Zoologia 


В настоящее время сельское хозяйство напрямую связано с уровнем экономического 

развития страны. Основной задачей сельхозпроизводства, является 

получение высококачественной продукции для того, чтобы обеспечить питанием 

все увеличивающееся население нашей планеты. Для этого необходимо иметь 

высокопродуктивные сорта сельскохозяйственных растений и породы животных, 

а также совершенные методы их выращивания. 

Значительную роль в повышении качества производимой продукции играют 

бобовые культуры, т.к. они являются улучшителями почвенного плодородия, используются 

непосредственно в пищу, а также входят в состав кормов сельскохозяйственных 

животных в качестве белкового компонента. Проблема получения 

высококачественного белка в современном мире очень актуальна и её решение 

важно для повышения качества питания населения. 

Клубеньковые долгоносики рода Sitona Germ. являются одними из самых 

распространённых вредителей бобовых культур, которые питаются надземными 

(имаго) и подземными (личинки) органами растений. В результате повреждения 

растений снижается не только урожай зерна, но и его качество. Второй 

аспект вредоносности связан со снижением числа клубеньков (органы симбиотической 

азотфиксации) на корнях бобовых [26]. ]. По данным некоторых ученых 

полное развитие 1000 личинок долгоносиков из рода Sitona на квадратный 

метр за одно поколение снижает количество азота на 5,7 кг с гектара кормового 

растения [20].]. 

В Республике Молдова было выявлено 19 видов долгоносиков из рода Sitona 

[34, 11]. В качестве кормовых растений приводятся представители семейства 

Fabaceae люцерна, вика, горох, клевер, эспарцет, донник и другие. Люцерна является 

одним из основных источников питания для большинства долгоносиков 

рода Sitona. К таковым относится вид Sitona lineatus L., который в массовом развитии 

существенно повреждает молодые всходы люцерны и их корневые узелки. 

Впервые полосатый серый долгоносик Sitona lineatus в фауне исследуемого 

региона был отмечен бессарабскими энтомологами Миллер, Зубовский, [31, 32], 

позднее вид отмечен в фаунистических списках Медведев, Шапиро [29], а также 

отрывочные сведения о виде указаны в работах посвященных отдельным культурам 

и борьбе с их вредителями [23, 25, 34, 36, 37]. 

Люцерна (Medicago sativa L., 1753) это растение, которое адаптировано к различным 

климатическим и почвенным условиям. Она произрастает практически 

на всех континентах Земного шара, и общая площадь занимаемой территории 

составляет около 130 миллионов гектар. Наибольшая часть территорий люцерновых 

полей приходится на США, Аргентину, Россию и Францию. На территории 

Румынии, площадь возделывания люцерны в 1995 году составляла 343-300 га 

[15]. На территории Республики Молдова общая площадь занимаемая люцерной 

составляет примерно 250 тысяч га [27]. Выращивание люцерны, безусловно, 

имеет важное агротехническое значение, так как она улучшает плодородие почвы, 

защищает ее от ветровой и водной эрозии, оставляя в почве корни и послежаточные 

остатки (от 400 до 12000 кг/га). В корневой системе содержится от 2,5 

- 3 до 4 % азота (в расчете на сухое вещество). После ее отмирания и разложения 

132


Zoologia 

запасы азота в почве увеличиваются на 150 - 200, иногда 300 кг, что благотворно 

влияет на высевание других культур после уборки урожая [28]. 

Покос люцерны производят от 2 до 4 раз в год, в зависимости от климатических 

условий и увлажненности почвы. Наилучшие урожаи люцерны на сено 

и зеленую массу получают в районах с достаточно увлажненной почвой или на 

орошаемых площадях. В годы со средними условиями влаги, посевы неорошаемой 

люцерны косят 2-3 раза в год. Орошение обеспечивает 4-5 покоса на юге и 

3-4 покоса на севере Республики Молдова [27]. 

Основной целью работы было выявление биологических особенностей 

развития и распределения долгоносиков вида Sitona lineatus L. (Coleoptera: 

Curculionidae) на люцерновых полях в Республике Молдова. 


Материалом для настоящей работы послужили стационарные сборы и наблюдения, 

проведенные в 2009-2012 гг. с марта по октябрь месяц, в 10 районах 

Республики Молдова (Лозова N: 47°07’05” E: 28°23’09”; Глодень N: 47°46’14” 

E: 27°30’51”; Унгень N: 47°12’15” E: 27°47’44”; Моара Домнеаскэ N: 47°37’22” 

E: 27°25’ 0”; Бэлць N: 47°45’42” E: 27°55’44”; Отачь N: 48°25’48” E: 27°47’38”; 

Иванча N: 47°17'15» E: 28°51'25»; Кэушень N: 46°38'39» E: 29°24'50»; Хынчешть 

N: 47°32'53» E: 27°30'18»; Троица Ноуэ N: 46°47'25» E: 29°15'54»; Кахул N: 

45°54'27» E: 28°11'40»), а также коллекционные материалы Института зоологии 

АНМ. Сбор насекомых производился на экспериментальных полях с люцерной 

(Medicago sativa L.) при помощи энтомологического сачка на 100 взмахов с каждого 

исследованного поля [35, 19]. Руководством в процессе установления видовой 

принадлежности исследуемых жесткокрылых послужили фундаментальные 

работы и сводки [22, 1, 18]. Изучение материала проводилось с использованием 

микроскопа МБС - 10 и BelPhotonics. 

Результаты и обсуждения 

В результате проведенных исследований наибольшее количество экземпляров 

56 % долгоносиков вида Sitona lineatus L. (Coleoptera,Curculionidae) было собрано 

в центральной части Республики Молдова. В северной части республики было 

собрано 32 % экземпляра, а в южной части всего лишь 12 % общего количества 

экземпляров. Такое распределение, очевидно связано с тем, что площади, 

занимаемые люцерной в центральной части Республики Молдова, во много 

раз превышают общую территорию полей предназначенных для возделывания 

люцерны в северном и южном районах. Средняя численность вида Sitona 

lineatus L. составило 5,03 экз./м 2 . Максимальная численность, на уровне порога 

вредоносности, 13-14 экз./м 2 была отмечена в Лозова. 

На территории Республики Молдова, полосатый долгоносик Sitona lineatus L. 

был отмечен в следующих регионах: Бендеры, Бахмут, Бричень, Бэлць, Бэчиой, 

Вадул Туркулуй, Глодень, Грэтиешть, Иванча, Калфа, Карманова, Кахул, 

Кишинэу, Корнешть, Кэушень, Лалова, Лозова, Моара Домнеаскэ, Окница, 

Отачь, Парковка, Сахарна, Сорока, Спея, Стрэшень, Сэлкуца, Троица Ноуэ, 

Унгень, Хынчешть, Чимишень, Чумай, Штефан Водэ, Ягорлык (Рис. 1.). 

133


Zoologia 

Рис. 1. Распределение вида Sitona lineatus (L., 1758) в посевах люцерны на 

территории Республики Молдова; Cборы 2009-2012; Миллер, Зубовский 1906- 

1917; Медведев, Шапиро 1957; Пойрас 2006. 

В мировом плане территориальная экспансия вида охватывает Восточную и 

Юго-Восточную Европу, Северную Африку, ближний восток (Турцию, Северо- 

Кавказские республики России, Грузию, Армению, Азербайджан, Ливан, Сирию, 

Израиль, Иорданию, Египет, Арабский полуостров, Иран, Ирак), Среднюю 

Азию, Китай, Индию [3] и юг Западной Сибири [32]. Для Северной Америки 

этот вид является инвазивным вредителем, географический диапазон которого в 

настоящее время расширяется по канадской прерии [2, 17]. 

Все исследованные виды клубеньковых долгоносиков по биологическим 

особенностям можно разделить на две основные группы: 1) зимующие в стадии 

взрослого насекомого; 2) зимующие в стадии личинки [33]. 

Вид Sitona lineatus L., относится к первой группе насекомых. Активность 

данного вида проявляется, когда температура воздуха подымается до 12-14 °C, 

134


Zoologia 

а почва прогревается до 19-20 °C [33, 5]. В год отмечено два периода миграции 

долгоносиков: первый период весенний, когда насекомое покидает место зимовки 

и начинают активно питаться, а второй период в конце лета - начале осени, 

когда жуки второго поколения питаются перед зимовкой. Весеннее расселение 

вида S. lineatus на кормовые растения начинается, в случае если соответствующая 

температура держится на протяжении 2-3 дней [33]. В зависимости от регионов 

миграция долгоносиков на однолетние и многолетние зернобобовые растения 

начинается в марте - апреле [8]. В Московской области, к примеру, миграция данного 

долгоносика начинается в мае месяце [24]. В условиях Республики Молдова 

лёт имаго S. lineatus перезимовавшего поколения начинается в первой половине 

апреля при средней суточной температуре 13-14 °C. После этого начинается активный 

период питания, а далее идет процесс спаривания и откладки яиц. Также, 

по результатам наблюдений было отмечено, что наибольшее число собранных 

жуков долгоносиков в условиях республики приходится на месяц май и июнь, 

где температурные режимы составляют 21,8 и 25,6 o C, соответственно (Рис. 2.). 

Ниже приводим результаты сборов проведенные в течении 2011 

года (Рис. 2.). 

Рис. 2. Количество собранных жуков долгоносиков Sitona lineatus с марта по 

октябрь 2011 года. 

Продолжительность периода откладки яиц варьирует в зависимости от регионов, 

но в среднем составляет 10 дней [21]. Период откладки яиц может продолжаться 

до конца июня начало июля [8, 33]. Максимальное количество отложенных 

яиц было отмечено при 12-22 °C [6]. Число отложенных яиц одной самкой 

варьирует от 354 до 1655 [8], а согласно некоторым источникам до 3500 яиц [33]. 

На территории Молдовы перезимовавшие жуки откладывают яйца в мае - июне, 

плодовитость в среднем составляет 1000 яиц. По данным некоторых авторов развитие 

яиц в среднем длится 20-21 день, а так же бывают случаи, когда период инкубации 

длится 18 дней [13, 7]. Проведенные раннее исследования показали, что 

135


Zoologia 

при температуре 8 °C развитие яиц может продолжаться до 70 дней, а при температуре 

29 °C инкубационный период составляет 6 дней. Если температура выше 

30 °C, число неразвившихся яиц возрастает [10]. После инкубации вылупившаяся 

из яйца личинка находит кормовое растение (однолетние зернобобовые или 

многолетние зернобобовые первого года жизни), прогрызает корневые узелки 

и проникает вовнутрь, где продолжается дальнейшее ее развитие и питание [8, 

7]. Личиночная стадия развития длится 30-60 дней в зависимости от региона и 

температуры почвы [8, 7, 9]. После взросления личинка формирует куколку развитие 

которой длится 16-19 дней в Европейской части [8], и примерно 15 дней в 

Северной Америке [13, 7]. В Молдове развитие на стадии яйца длится от 10 до 20 

дней, личинки 30-55 дней, куколка развивается в течение 10-20 дней, а развитие 

в целом длится 50-95 дней. Взрослое насекомое остается в почве до тех пор, пока 

его внешние покровы не затвердеют и приобретут характерный окрас [8]. Новое 

поколение насекомых питается молодыми листьями гороха и фасоли, а когда это 

растение становится старым для питания, начинается активный период поиска и 

поедания вторичных кормовых растений [8, 4, 5, 12]. Этот период продолжается 

до конца лета начала осени, когда насекомые ищут место для зимовки [8, 7]. По 

нашим наблюдениям в Республике Молдова второй пик активности наблюдается 

в конце августа-сентябре, когда жуки нового поколения питаются, перед тем как 

уйти на зимовку (Рис. 1). До весны следующего года они остаются неполовозрелыми. 

В Северной Америке и России Sitona lineatus является однолетним [8, 7, 

33], вместе с этим в некоторых регионах вид может быть двулетним [6, 7]. Продолжительность 

жизни зависит от пищевых ресурсов и от плотности популяции. 

Самки живут дольше чем самцы при низкой плотности популяции [14]. 

Выводы 

Полосатый долгоносик Sitona lineatus L. широко распространен на 

территории Молдовы, наиболее многочисленным будучи в центральной части 

республики. В течение всего вегетационного периода люцерны, пик нарастания 

численности клубеньковых долгоносиков приходится на месяц май до середины 

июня. При разработке значений экономического порога вредоносности для 

насекомых фитофагов следует учитывать два важнейших фактора: численность 

популяции жуков и стадия развития насекомого. В случае Sitona lineatus L. 

следует отметить, что учесть второй фактор практически невозможно, так как 

и взрослые жуки и личинки повреждают растения и приводят к снижению 

урожая. Таким образом, одним из ключевых направлений в исследовании вида S. 

lineatus в Республике Молдова является распределение и динамика численности 

вида для прогнозирования и оценки рисков ущерба продуктивности растения. 

Количественные модели прогнозирования для оценки популяции Sitona lineatus 

потребуют дополнительные исследования, касающиеся численности вида в 

разные сезоны и на разных стадиях развития. Дополнительные знания фенологии 

и биологических особенностей вида будут способствовать повышению 

эффективности методов комплексной борьбы с клубеньковым долгоносиком. В 

перспективе биологические программы контроля могут обеспечить устойчивое 

управление популяциями вредителя. 

136


Zoologia 

Библиография 

1. Alonso-Zarazaga M.A., Lyal C.H.C. A World Catalogue of Families and Genera of 

Curculionoidea (Insecta: Coleoptera) (Excepting Scolytidae and Platypodidae). Entomopraxis, 

Barcelona, 1999, 315 p. 

2. Bright D.E. Revision of the Genus Sitona (Coleoptera: Curculionidae) of North 

America. Ann. Entomol. Soc. Am., 1994, 87:277-306. 

3. Dieckmann L. Beitrage zur Insectenfaune der DDR: Coleoptera, Curculionidae 

(Brahycerinae, Otioryhnchinae, Brachyderinae). Beitr. Ent., Bd. 30, nr.1, Berlin, 1980, 

P. 145-310. 

4. Fisher J.R., OKeeffe L.E. Food plants of the pea leaf weevil Sitona lineatus 

(Linnaeus) (Coleoptera: Curculionidae) in northern Idaho and eastern Washington. Pan Pacifi c 

Entomologist, 1979c , 55: 202-207. 

5. Hamon N., Bardner R., Allen-Williams L., Lee J.B. Flight periodicity and infestation 

size of Sitona lineatus. Annals of Applied Biology, 1987, 111: 271-284. 

6. Hans H. Beitrage zur Biologie von Sitona lineatus. Zeitschrift für angewandte 

Entomologie 1959, 44: 343-386. 

7. Hoebeke E.R., Wheeler A.G.Jr. Sitona lineatus (L.), the pea leaf weevil: First records 

in eastern North America (Coleoptera: Curculionidae). Proceedings of the Entomological 

Society of Washington, 1985, 87: 216-220. 

8. Jackson D.J. Bionomics of weevils of the genus Sitones injurious to leguminous 

crops in Britain. Annals of Applied Biology, 1920, 7: 269-298. 

9. Landon F., Levieux J., Huignard J., Rougan D., Taupin P. Feeding activity of Sitona 

lineatus L. (Col., Curculionidae) on Pisum sativum L. (Leguminosae) during its imaginal life. 

Journal of Applied Entomology, 1995, 119: 515-522. 

10. Lerin J. Modeling embryonic development in Sitona lineatus (Coleoptera: 

Curculionidae) in fl uctuating temperatures. Environmental Entomology, 2004, 33: 107-112. 

11. Malevanciuc N., Munteanu N. Fauna and ecology of the weevils (Coleoptera, 

Curculionidae) associated with leguminous plants in the Republic of Moldova. Muzeul Olteniei 

Craiova. Studii si comunicari. Stiintele Naturii. 2010, nr. 2, 151-154 

12. Murray P.J., Clements R.O. Studies on the feeding of Sitona lineatus L. (Coleoptera: 

Curculionidae) on white clover ( Trifolium repens L.) seedlings. Annals of Applied Biology 

1992, 121: 233-238. 

13. Prescott H.W., Reeher M.H. The pea leaf weevil, an introduced pest of legumes 

in the Pacifi c Northwest. U.S. Department of Agriculture Technological Bulletin, 1961, 

p.1233-1235. 

14. Schotzko D.J., OKeeffe L.E. Effects of food type, duration of hibernal quiescence, 

and weevil density on longevity of Sitona lineatus (Coleoptera: Curculionidae). Journal of 

Economic Entomology, 1988, 81: 1631-1636. 

15. Toader D. The main pests reported, and measures of prevention and control in 

alfalfa crops from sc aground Berezeni, Vaslui. Lucrări ştiinţifi ce, 2010, Vol. 53 Nr. 1, seria 

Agronomie: 199-202. 

16. Vankosky M.A., Cárcamo H.A., McKenzie R.H., Dosdall L.M. Integrated management 

of Sitona lineatus L. (Coleoptera: Curculionidae) with nitrogen fertilizer, Rhizobium inoculation 

and thiamethoxam insecticide. Agron. J. Vol., 2011, 103 no. 3, p. 565-572. doi:10.2134/ 

agronj2010.0314. 

17. Vankosky M.L., Dosdall M., Cárcamo H.A. Distribution, biology and integrated 

management of the pea leaf weevil, Sitona lineatus L. (Coleoptera: Curculionidae), with an 

analysis of research needs. CAB Reviews: Perspectives in Agriculture, Veterinary Science, 

Nutrition and Natural Resources. 2009, 2: 10.1079/PAVSNNR20094007. 

137


Zoologia 

18. Velazquez de Castro A.J., Alonso-Zarazaga M.A. and Outerelo R. Systematics of 

Sitonini (Coleoptera: Curculionidae: Entiminae), with a hypothesis on the evolution of feeding 

habits. Systematic Entomology, 2007, 32, 312-331. 

19. White R.E. (1983) A fi eld guide to the beetles of North America. Houghton Miffl in, 

Boston, 368 р. 

20. Wightman J.A. Sitona discoideus (Coleoptera: Curculionidae) in New Zealand, 

1975-1983: Distribution, population studies, and bionomic strategy, New Zealand Journal of 

Zoology, 1986, 13:2, 221-240. 

21. Williams L., Schotzko D.J., OKeeffe L.E. Pea leaf weevil herbivory on pea seedlings: 

effects on growth response and yield. Entomologia Experimentalis et Applicata, 1995, 

76: 255-69. 

22. 

1698 p. 

Winkler A. Catalogus Coleopterorum regionis palaearcticae. 1924-1932, Wien, 

23. Антонова В. Вредители полевых культур. Кишинев, Картя Молдовеняскэ, 

1977, 115 с. 

24. Беляев И.М. Гороховые слоники. Бюлл. Моск. с.-х. областной опытн. ст. 

полеводства, 1934, N 2. С. 122-126. 

25. Жмурко В.А., Кончуковская Г.И. Вредители овощного гороха Возделывание 

овощного гороха в Молдавии. Кишинев, 1986, С. 152-156. 

26. Замулло О.Ю. Биоэкологическое обоснование защиты бобовых культур от 

клубеньковых долгоносиков (Coleoptera, Curculionidae) в лесостепи среднего поволжья. 

Автореф. Дис… канд. биол. наук. 2008, Кинель: 23 c. 

27. Лупашку М.Ф. Люцерна на кормовые цели. Кишинев, 1977, 149 с. 

28. Лупашку М.Ф. Люцерна. Москва, 1988, 256 с. 

29. Медведев С.И., Шапиро Д.С. К познанию фауны жуков (Coleoptera) Молдавской 

ССР и сопредельных районов Украины Тр. НИИ биологии и биол. фак-та Харьковского 

ун-та. Т.30. Харьков, 1957, С. 173-206. 

30. Миллер Э., Зубовский Н. Материалы по энтомологической фауне Бессарабии 

Тр. Бессараб. об-ва естеств. и любителей естествознания, 1906, Т.1. Ч.1. С. 57-70. 

31. Миллер Э., Зубовский Н. Материалы по энтомологической фауне Бессарабии 

Тр. Бессараб. об-ва естеств. и любителей естествознания, 1917, Т.6. С. 119-150. 

32. Опанасенко Ф.И. Клубеньковые долгоносики Sitona Germ. юга Западной 

Сибири. Интегрир. защита с./х. культур от вредит. и болезней. Новосибирск, 

1984, С. 51-55. 

33. Петруха О.И. Клубеньковые долгоносики рода Sitona Germ. Фауны СССР, 

вредящие бобовым культурам. Ленинград, 1969, 255 с. 

34. Пойрас А.А. Жесткокрылые надсемейства Curculionoidea (Insecta: Coleoptera) 

Республики Молдова, их биоразнообразие и значение. Афтореф. Дис... доктора хабилитат 

биол. наук. Кишинэу, 2006, 38 с. 

35. Фасулати К.К. Полевое изучение наземных беспозвоночных. Москва: Высшая 

школа, 1971, 424 с. 

36. Филиппов Н.А. Обзор вредителей овоще-бахчевых культур и картофеля 

в Молдавии В кн.: Вредная энтомофауна овощных культур в Молдавии. Кишинев, 

1978, С. 3-30. 

37. Филиппов Н.А., Яровой В.М. Видовой состав жесткокрылых на бобовых 

культурах Молдавии В кн.: Фауна Молдавии и ее охрана. Кишинев, 1970, С. 100-101. 

138

Microbiologia şi Biotehnologia 



CARACTERELE FENOTIPICE ŞI COMPOZIŢIA BIOCHIMICĂ A 

TULPINILOR DE DROJDII - PRODUCĂTOARE DE β-GLUCANI 

Usatîi Agafi a, Chiseliţa Natalia, Molodoi Elena, Efremova Nadejda, 

Chiseliţa Oleg, Borisova Tamara, Fulga Ludmila. 

Institutul de Microbiologie şi Biotehnologie al Academiei de Ştiinţe a Moldovei 

Rezumat 

Sunt descrise caracterele fenotipice şi compoziţia biochimică a tulpinilor de drojdie 

Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 şi Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21. 

Prezenţa în componenţa drojdiilor a complexului de substanţe de natură proteică, 

bogat în aminoacizi esenţiali şi cu activitate înaltă a enzimelor antioxidante, precum şi 

a carbohiraţilor, preponderent al β-glucanilor, permite a recomanda aceste tulpini spre 

utilizare în biotehnologie. Rezultatele sunt importante în descrierea standard a speciilor 

propuse ca obiect de valoare industrială. 

Cuvinte cheie: Saccharomyces cerevisiae - β-glucani - caractere fenotipice - compoziţia 

biochimică - carbohidraţi. 

Depus la redacţie 27 martie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Usatîi Agafi a, Institutul de Microbiologie şi Biotehnologie 

al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str.Academiei, 1, MD 2028 Chişinău, Republica 

Moldova, e-mail: usatyi.agafi a@gmail.com, (+373 22)73-80-13 

Introducere 

Microorganismele cunoscute sub denumirea de drojdii prezintă un grup complex 

şi eterogen în care sunt încadraţi taxoni micotici cu caractere relativ intermediare 

între organismele procariote şi eucariote [16]. Studiile efectuate asupra drojdiilor sunt 

importante nu numai prin aplicaţiile lor practice în industrie, dar şi prin valoarea lor 

ca model experimental asupra cărora şi-au îndreptat atenţia cercetătorii din diverse 

specialităţi – citologie, microbiologie, biotehnologie, biochimie, biologie celulară, 

genetică [ 15,22]. 

Peretele celular este o structură extracelulară cu o compoziţie variabilă la diferite 

grupuri taxonomice. Însă, necătând la diferenţe, această structură extracelulară 

indiferent de provenienţa ei prezintă un ansamblu proteico-polizaharidic, care 

include în calitate de monomeri glucoza, manoza, galactoza, xiloza, arabinoza, 

glucozamina şi alţi hidraţi de carbon. Componenţa polizaharidică a diferitor exponenţi 

ai drojdiilor genului Saccharomyces este distinctă, însă componentele de bază ale 

peretelui celular pot fi repartizate în două grupe. Prima grupă este reprezentată de 

aşa componente structurale ca poliaminozaharide (chitină, chitozan) şi glucani care 

au β-(1-3), β-(1-4), β-(1-6) legături, iar cea de a doua grupă include mannoproteine, 

galactomannoproteine, etc. [12]. 

În timpul de faţă produsele biotehnologiilor levuriene pătrund tot mai mult în 

diferite domenii ale economiei, utilizăndu-se în producerea băuturilor alcoolice şi 

139



nealcoolice, produselor alimentare, biocombustibilului, chimicalelor, enzimelor, 

suplimentelor furajere, preparatelor medicale, în agricultură la rezolvarea multor 

probleme ecologice [23]. Ţinând cont de siguranţa sănătăţii publice, interes comercial 

prezintă polizaharidele peretelui celular al drojdiilor Saccharomyces cerevisiae, 

acceptate spre utilizare pe larg. Caracteristicile importante a β-glucanilor izolaţi din 

pereţii celulari, cum ar fi activitatea imunomodulatoare şi imunostimulatoare [6,28], 

anticancerigenă [29,30], antivirală şi antibacteriană [24], sunt promiţătoare în contextul 

aplicării în industria farmaceutică, alimentară, cosmetică. 

Analiza domeniilor de utilizare a carbohidraţilor de origine microbiană demonstrează 

importanţa studiilor ce pun în evidenţă proprietăţile tehnologice a tulpinilor selectate 

pentru ulterioara utilizare la producerea industrială. Oportune în acest context apar 

investigaţiile menite să elucideze biologia şi compoziţia biochimică a drojdiilor, 

cunoştinţe ce pot promova idei de valorifi care efi cientă a potenţialului biosintetic al 

tulpinilor producătoare de β-glucani. 

Scopul studiului dat constă în descrierea caracterelor fenotipice şi elucidarea 

compoziţiei biochimice a tulpinilor de drojdii selectate ca activi producători de 

β-glucani, rezultate necesare pentru a completa informaţiile disponibile în prezent. 

Materiale şi metode de cercetare 

Tulpini. Au fost cercetate tulpinile de drojdii Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y- 

20 şi Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 selectate anterior ca surse valoroase de 

β-glucani [7,27]. Caracterele morfologice, culturale şi fi ziologice a tulpinilor s-au 

stabilit conform [4,18]. 

Medii de cultură. S-a utilizat mediul pentru însămânţare must de bere [3], mediile 

de fermentare YPG (yeast-peptone-glucoze), (w/v), (g/L ): glucoză – 20, peptonă -20, 

extract de drojdie – 10 [2], Rieder, (w/v), (g/L ): 30,0 glucoză; 3,0 (NH 4 ) 2 SO 4 ; 0,7 

MgSO 4 •7H 2 O; 0,5 NaCl; 0,4 Ca(NO 3 ) 2 ; 1,0 KH 2 PO 4 , 10 ml autolizat de drojdii, apă 

potabilă 1l, pH- 5,0-6,0 [3 ]. 

Condiţii de fermentare. Cultivarea tulpinilor de drojdii s-a realizat în baloane 

Erlenmayer cu capacitate de 1 L ce conţine 0,2 L mediu de cultură, pe agitator 

rotativ (200 r.p.m.), la temperatura de +22...25 0 C, aeraţie în limitele 7-8 mg/L, 

timp de 96 ore. 

Metodele de investigaţie. Biomasa drojdiilor s-a determinat gravimetric 

[13]. Proteina s-a determinat spectrofotometric conform metodei Lowry [21]. 

Carbohidraţii totali în biomasa de drojdie s-au determinat la spectrofotometrul T60 

VIS Spectrophotometer, la lungimea de undă 620 nm cu utilizarea reactivului antron 

şi D-glucozei în calitate de standard [9,10]. Determinarea conţinutului de β-glucani şi 

mannoproteine s-a realizat gravimetric conform procedeelor [25,32]. Determinarea 

lipidelor în biomasa de drojdii s-a efectuat prin metoda propusă de Bligh, Dyer şi 

preluată de Kates [17], adaptată la obiectul de studiu [26]. Componenţa aminoacizilor 

s-a identifi cat cu ajutorul analizatorului AAA-339 „Microtehnica” (Cehia) utilizând 

metoda clasică [33]. Determinarea activităţii catalazei s-a realizat conform metodei 

descrise [1]. Determinarea activităţii superoxiddismutazei s-a realizat conform metodei 

descrise [5]. Analiza statistică a rezultatelor s-a efectuat compiuterizat cu calcularea 

erorilor standard pentru valorile relative şi medii, cu ajutorul setului de programe 

Statistica 7. 

140




Drojdiile sunt folosite în mod frecvent pentru explicarea sau confi rmarea unor 

aspecte fundamentale, în special, a celor care delimitează celula eucariotă de cea 

procariotă. Potenţialul multiplu pe care îl prezintă drojdiile condiţionează folosirea lor 

pentru descifrarea multor aspecte legate de originea, evoluţia, compoziţia chimică, 

ultrastructura şi rolul fi ziologic al unor organite celulare şi la rezolvarea multor probleme 

de biologie şi genetică moleculară [31]. 

Un element important în dirijarea proceselor metabolice este cunoaşterea 

caracterelor morfo-culturale şi fi ziologo-biochimice ale tulpinii cu statut de producător. 

Cercetările efectuate asupra tulpinii Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 au 

evidenţiat că la cultivarea submersă pe mediul YPG sau Rieder, se întâlnesc celule 

ovale care înmuguresc, solitare, cultura formează asce, ascospori rotunzi, neeliberaţi, 

netezi. Mărimea celulelor constituie 5x10 μ. Tipul respiraţiei este aerob, la limita de 

separare dintre suprafaţa mediului lichid şi peretele vasului se formează un inel, pe 

fundul vasului se formează un depozit dens mucoid (mediul Rieder) sau poros (mediul 

YPG), de culoare crem deschis. Cultura nu este patogenă. 

Aspectul coloniilor examinat pe must de malţ, YPG şi Rieder indică colonii 

S-formă, uneori R-formă (mediul YPG) cu profi l convex, cu gurgui roz (pe mediul 

must de malţ), lucioase, diametrul coloniilor variat 1-2 ...3-6 mm. Pigmentaţia albă sau 

crem-deschis, consistenţă păstoasă/mucoidă (fi g. 1). 

Figura 1. Aspectul coloniilor Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 pe diferite medii 

de cultură. a) mediul must de malt; b) mediul YPG; c) mediul Rieder 

Din caracterele fi ziologo-biochimice menţionăm capacitatea de fermentare, cultura 

metabolizează glucoza, maltoza, zaharoza, fructoza, galactoza, rafi noza, glicerina, 

alcoolul etilic. Nu asimilează L-ramnoza, L- inozitolul, D-manitolul, D-lactoza, 

D-celobioza, D-sorbitolul şi dulcita. Din gama surselor de azot drojdia asimilează 

diferite forme de compuşi – sulfatul de amoniu, fosfatul de amoniu. Nu asimilează 

nitraţii, ureea, lizina. 

Temperatura optimă de dezvoltare a tulpinii de drojdie este de +15...20 0 C, pH-ul 

optim este 5,5-6,5. 

Conţinutul de biomasă uscată acumulată de tulpina Saccharomyces cerevisiae 

CNMN-Y-20 variază de la 2,9 g/L (mediul Rieder) pînă la 4,3 g/L (mediul YPG), 

În cadrul investigaţiilor asupra tulpinii Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y- 21 s-a 

stabilit că la cultivare pe medii lichide se întâlnesc celule rotunde care înmuguresc, 

solitare, cultura nu formează pseudomiceliu, este ascosporogenă, ascospori rotunzi, 

neeliberaţi, netezi. La limita de separare dintre suprafaţa mediului lichid şi peretele 

141



vasului se formează un inel, pe fundul vasului se formează un depozit dens mucoid de 

culoare crem deschis. 

Aspectul coloniilor examinat pe must de malţ, YPG şi Rieder indică colonii 

S-formă, cu profi l convex, lucioase, diametrul coloniei 2...4 mm. Pigmentaţia albăcrem, 

centrul roz, consistenţă păstoasă (fi g. 2). 

Figura 2. Aspectul coloniilor Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 pe diferite medii 

de cultură. a) mediul must de malt; b) mediul YPG; c) mediul Rieder 

Din caracterele fi ziologo-biochimice a tulpinii Saccharomyces cerevisiae 

CNMN-Y- 21 menţionăm capacitatea de fermentare, activ sunt metabolizate glucoza, 

maltoza, zaharoza, fructoza, galactoza, rafi noza, glicerina, alcoolul etilic. Nu asimilează 

L-ramnoza, L-inozitolul, D-manitolul, D-lactoza, D-celobioza, D-sorbitolul şi dulcita. 

Din gama surselor de azot drojdia asimilează diferite forme de compuşi – sulfatul de 

amoniu, fosfatul de amoniu. Nu asimilează nitraţii, urea, lizina. 

Temperatura optimă de dezvoltare a tulpinii de drojdie este de +15...20 0 C, pH-ul 

optim este 4,5-5,5. 

Tulpina Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y- 21, cultivată în profunzime, 

acumulează 2,7 ... 4,5 g/L biomasă uscată (mediul Rieder, respectiv mediul YPG). 

Celula drojdiilor, similar cu cea a eucariotelor vegetale, are două învelişuri – peretele 

celular şi plasmolema (membrana celulară) – care, deşi se diferenţiază clar unul de 

altul din punct de vedere fi zic, chimic şi arhitectural, îndeplinesc funcţii, în bună parte, 

asemănătoare sau complementare. Proprietăţile de protecţie, reglatoare, informaţionale 

sunt rezultatul cooperării funcţionale între aceste două structuri de suprafaţă. Peretele 

celular îndeplineşte funcţii importante pentru celulă: reglează nivelul secreţiilor, are rol 

homeostatic şi este elementul indispensabil în menţinerea integrităţii şi durităţii celulei. 

Cercetările asupra peretelui celular al drojdiilor au relevat atât unitatea, cât şi diversitatea 

biochimică a acestuia. Unitatea este asigurată de prezenţa a trei componente majore: 

glucani, mannoproteine şi chitină, care împreună reprezintă 60 – 80% din substanţa 

uscată a peretelui [20]. Diversitatea este consecinţa modifi cării raporturilor cantitative 

şi structurii particulare a unor componente chimice parietale. Variaţiile biochimice pot 

apărea la aceeaşi tulpină în funcţie de condiţiile de cultivare şi etapa ciclului de viaţă 

[8,11]. 

Cercetările noastre asupra compoziţiei chimice a speciilor de drojdii producători 

de β-glucani au evidenţiat un conţinut moderat de proteină 28,74....31,92 % BAU 

pentru tulpina Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y- 20 şi 28,15...29,80 % pentru 

Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 (tab. 1). Analiza biochimică a arătat că în 

biomasa uscată a ambelor tulpini de drojdie se conţin în medie 7,1 ...7,6 % lipide. 

142


Carbohidraţii totali determinaţi la tulpina Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20variază 

în limitele a 31,02 % (mediul YPG) şi 33,96 (mediul Rieder). Pentru Saccharomyces 

cerevisiae CNMN-Y-21 valorile carbohidraţilor totali variază, în dependenţă de mediu 

de cultivare, de la 29,82% pînă la 35,64% s.u. (tab.1). Conform datelor din literatura 

de specialitate carbohidraţii totali, la unele tulpini de drojdii constituie până la 44 % din 

substanţa uscată a peretelui celular [25]. 

Tabelul 1. Conţinutul de proteine, lipide şi carbohidraţi la tulpinile Saccharomyces 

cerevisiae CNMN-Y-20 şi Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 

Componente biochimice 

Saccharomyces cerevisiae 

CNMN-Y-20 


CNMN-Y-21 

Mediul YPG Mediul Rieder Mediul YPG Mediul Rieder 

Proteine, % S.U. 28,74±0,41 31,92±0,40 28,15±0,34 29,80±0,35 

Lipide % din S.U. 7,4±0,31 7,1± 0,25 7,6±0,35 7,62±0,18 

Carbohidraţi totali 

% din S.U. 


31,02±1,31 33, 96±1,04 29, 82 ±1,15 35,64±2,2 

Studiul asupra valorii biologice a proteinei a relevat pentru ambele tulpini de 

drojdii conţinut înalt al aminoacizilor esenţiali - valină, leucină, izoleucină, triptofan, 

fenilalanină, metionină, lizină, treonină (Fig.3). În total au fost identifi caţi 21 

aminoacizi. 

Un rol deosebit în protecţia antioxidativă a proteinelor revine enzimelor 

superoxiddismutazei şi catalazei prin preîntâmpinarea oxidării grupelor tiolice de către 

speciile reactive de oxigen. Din datele experimentale obţinute urmează că la tulpina 

Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20, la cultivare pe mediile nutritive cercetate, 

activitatea catalazei constituie 2249...2468 U/mg de proteină, iar superoxiddismutazei 

119 ....135 U/mg de proteină. Pentru tulpina Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21, 

catalaza variază în diapazonul 2051... 2424 U/mg de proteină, iar superoxiddismutaza 

103...135 U/mg de proteină (tab.2). Datele obţinute demonstrează că tulpinile 

sunt capabile să servească ca sursă importantă de proteină alimentară cu activitate 

antioxidantă înaltă. 

Din principiile bioactive valoroase des utilizate în industriile alimentară, cosmetică, 

farmaceutică fac parte componentele de bază ale peretelui celular β-glucanii şi 

mannoproteinele, sintetizate preponderent de către drojdiile genului Saccharomyces. 

Conform studiului dat, tulpina Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 sintetizeză 

cantităţi importante de β-glucani, cca 15,55... 18,29 % (tab. 3). Pentru tulpina 

Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 conţinutul de β-glucani constituie 15,52 % 

(mediul YPG) şi 20,59 % (mediul Rieder). 

Pentru ambele tulpini de drojdii s-au remarcat valori importante de mannoproteine. 

Specifi ce pentru tulpina Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 sunt cantităţile ce 

variază în limitele 5,91...7,47% din S.U., iar pentru tulpina Saccharomyces cerevisiae 

CNMN-Y-21 - 8,03 ....10,1% din S.U. (tab.3). În literatura de specialitate se indică 

prezenţa până la 10,43% de mannoproteine în biomasa uscată specifi ce tulpini 

Saccharomyces cerevisiae [14] şi 12- 13% β-glucani [ 2,19]. 

143


Figura 3. Conţinutul de aminoacizi esenţiali în proteina drojdiilor Saccharomyces 

cerevisiae CNMN-Y-20 şi Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21. 

Tabelul 2. Activitatea catalazei şi superoxiddismutazei la tulpinile de Saccharomyces 

cerevisiae CNMN-Y-20 şi Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 

Enzime 

Catalaza, U/mg de 

proteină 

Superoxiddismutaza, 

U/mg de proteină 


CNMN-Y-20 



CNMN-Y-21 


2468±82 2249±102 2424±63 2051±83 

135±4,3 119±7,50 135±6,58 103±9,56 

144


Tabelul 3. Conţinutul de β-glucani şi mannoproteine la tulpinile Saccharomyces 

cerevisiae CNMN-Y-20 şi Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21. 

Polizaharide 


CNMN-Y- 20 



CNMN-Y- 21 


Β-glucani, % S.U. 15,55±0,96 18,29±0,57 15,52±0,93 20,59±1,12 

Mannoproteine, % S.U. 5,91±0,48 7,47±0,51 8,03±0,25 10,1±0,11 

Prin urmare, investigaţiile efectuate asupra caracterelor fenotipice a tulpinilor 

Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 şi Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 

precizează trăsăturile fi ziologice şi oferă date semnifi cative taxonomice. Acumularea 

datelor privind biologia fi ecărei tulpini de drojdie permite asigurarea proceselor 

fermentative, astfel îmbunătăţind efi cienţa tehnologiilor de producere a compuşilor 

bioactivi, cum ar fi în cazul nostru, producţia de β-glucani. 

Realizarea studiilor comparative a compoziţiei biochimice a tulpinilor 

Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 şi Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 

confi rmă rezultatele trecute în revistă de alţi autori. Prezenţa la tulpinile în studiu 

a cantităţilor importante de polizaharide atestă perspectiva utilizării lor în calitate de 

obiecte biotehnologice în special ca producători activi de glucani. Datele prezintă 

valoare teoretică şi practică pentru dirijarea activităţii biosintetice a tulpinilor şi ne 

conduc spre concluzia necesităţii continuării cercetărilor privind elucidarea căilor de 

stimulare a biosintezei polizaharidelor, în particular a β-glucanilor. 

Concluzii 

1. Caracterele fenotipice specifi ce tulpinilor de drojdii Saccharomyces cerevisiae 

CNMN-Y-20 şi Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 sunt importante în descrierea 

standard a speciilor propuse ca obiect biotehnologic de valoare industrială. 

2. Compoziţia biochimică a Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 şi 

Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-21 variază în limite largi şi se evidenţiază printrun 

conţinut echilibrat de proteine 28,15...31,92%, carbohidraţi 29,82...35,64%, lipide 

7,1...7,62% din biomasa uscată. Tulpinile selectate manifestă activitate antioxidantă 

înaltă: activitatea catalazei constituie 2051...2468 U/mg proteină, a superoxiddismutazei 

103...135 U/mg proteină. 

3. Complexul polizaharidic constituie componenta de bază a peretelui celular 

al tulpinilor de drojdie Saccharomyces cerevisiae CNMN-Y-20 şi Saccharomyces 

cerevisiae CNMN-Y-21, exprimat prin prezenţa a 15,52... 20,59 % la s.u. a β-glucanilor 

şi 5,91... 10,1 % la s.u. a mannoproteinelor. Culturile se propun a fi incluse în lista 

microorganismelor cu potenţial biotehnologic pentru producerea β-glucanilor. 

Bibliografi a 

1. Aebi H. Catalase in Vitro.//În: Methods in Enzymology. 1984, no. 105,121-126. 

2. Aguilar-Uscanga B., Francois J. M. A study of the yeast cell wall composition and 

structure in response to growth cond. and mode of cultiv. // În: Lett. in Appl. Microbiol. 2003, 

vol. 37, p. 268-274. 

3. Anghel I., Vamanu A., Mitrache L.. et. 

al. Biologia şi tehnologia drojdiilor. Bucureşti: 

Editura Tehnică. 1993, vol. 3, 308 p. 

4. Barnett J. A., Payne R. W., Varrow D. 

Yeasts: Characteristics and Identifi cation. 3-rd 

edition, Cambridge Univ. Press, 2000. 1150 p. 

145



5. Bulimaga Valentina, Efremova Nadejda, Dencicov Lidia. 

Metodă de determinare a 

activităţii superoxiddismutazei// Brevet de invenţie MD 375. Cererea depusă 28.03.2008, BOPI 

nr 11/2008. 

6. Chiseliţa O; Usatîi A., Taran N., Rudic V., Chiseliţa N., Adajuc V. Tulpină de drojdie 

Saccharomyces cerevisiae – sursă de β- glucani// Brevet de invenţie MD 4048, BOPI nr. 6/2010, 

20-21. 

7. Chaung H. C, Huang T.C, Yu J.H, Wu M.L, Chung W.B. Immunomodulatory effects of 

beta-glucans on porcine alveolar macrophages and bone marrow haematopoietic cell-derived 

dendritic cells. //În: Vet. Immunol Immunopathol. 2009; 131 (3-4): 147-157. 

8. De Nicola R., Hazelwood, L.A., De Hulster, E.A. et al. Physiological and transcriptional 

responses of S. cerevisiae to zinc limitation in chemostat cultures.// In: Appl. Environ. Microbiol., 

2007, vol. 73(23), p. 7680-7692. 

9. Dey P. M. & Harborne J. B. Methods in Plant Biochemistry. Vol. 2. Carbohydrates, 

Academic Press, 1993, 529 p. 

10. Duca M., 

Savca E., Port A. Fiziologia vegetală. Tehnici speciale de laborator. Chişinău: 

USM, 2001, 173 p. 

11. Francois J., Parrou J. Reserve carbohydrates metabolism in the yeast S. cerevisiae.// 

In:: FEMS Y. Microbiol. Rev., 2001, vol.25, p. 125-145. 

12. Frans M. Klis, Pieternella Mol, Klaas Hellingwerf, Stanley Brul . Dynamics of cell 

wall structure in Saccharomyces cerevisiae.// În. FEMS Microbiology Reviews, 2002, 26, 3. 

239-256. 

13. Hong-Zhi Liu, Qiang Wang, Xiao-Yong Liu, Sze-Sze Tan. 

Effects of spacefl ight on 

polysaccaharides of Saccharomyces cerevisiae cell wall.// În: Appl. Microbiol. Biotechnol. 

2008, 81, 543-550. 

14. Hong-Zhi Liu, Qiang Wang, Yin He. 

Immunoactivities and antineoplastic activities of 

Saccharomyces cerevisiae mannoprotein. // În: Carbohydrate Polymers, 2011, 83, 1690–1695. 

15. Jennifer C. Bayly a,b, Lois M. Douglas b, Isak S. Pretorius a,c, Florian F. Bauer 

a, Anne M. Dranginis. Characteristics of Flo11-dependent fl occulation in Saccharomyces 

cerevisiae. // În: FEMS Yeast Research, 2005, 5, 1151–1156. 

16. Jose Perez-Martin. 

Growth and development: eukaryotes.// În: Current opinion in 

Microbiology, 2010, 13., 661-662. 

17. Kates M. Separation of lipid mixtures. Techniques of Lipidology. Elsevier, 1988. p. 

186-278. 

18. Kreger-Van Rij N.J.W. General classifi cation of the yeasts. The yeast: Ataxonomic 

study,-3rd . ed. Ed. N.J.W. Kreger-Van Rij-Amsterdam Elesevier Biomed. Preis, 1984. 1082 p. 

19. Kwang S. K., Hyun S. Y. 

Production of soluble β-glucan from the cell wall of S. 

cerevisiae.// In: Enz. and Microb. Technol., 2006, vol. 39(3), p. 496-500. 

20. Lesage G., Bussey H. Cell Wall Assembly in S. cerevisiae.// In: Microbiol. and Mol. 

Biol. Rev., 2006, vol. 70(2), p. 317-343. 

21. Lowry O., Rosebough N., Farr A. et. 

al. Protein measurment with the folin phenol 

reagent.// În: J. Biol. Chem.1951, vol. 193, 265-275. 

22. Marta Rubio-Texeira. 

A comparative analysis of the GAL genetic switch between notso-distant 

cousins: Saccharomyces cerevisiae versus Kluyveromyces lactis.// În: FEMS Yeast 

Research, 2005, 5, 1115–1128. 

23. Pretorius I. S., du Toit Maret, van Rensburg P. 

Designer yeasts for the fermentation 

industry of the 21st century.// In: Food Technol. and Biotechnol., 2003, vol. 41(1), p. 3-10. 

24. Rondanelli M, Opizzi A, Monteferrario F. The biological activity of beta-glucans// În: 

Minerva Med., 2009, 100(3), 237-245. 

25. Thammakiti, 

Saowanee; Manop Suphantharika, Thanaporn Phaesuwan & Cornel 

Verduyn. Preparation of spent brewer’s yeast β-glucans for potential applications in the food 

146


industry.// În: International Journal of Food Science & Technology. 2004, vol. 39 no. 1, 21-29. 

26. Usatîi A., Calcatiniuc A., Grosu L., Şirşov T. 

Procedeu de extragere a lipidelor din 

drojdii.// Brevet de invenţie MD 1930 G2, C 11 B 1/10, C 12 N 1/16. BOPI nr. 5/2002, 26-27. 

27. Usatîi Agafi a, Molodoi Elena, Chiseliţa Natalia, Chiseliţa Oleg, Efremova Nadejda, 

Borisova Tamara, Fulga Ludmila. Tulpini de drojdii – surse valoroase pentru obţinerea 

β-glucanilor şi mananilor. // În: Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. 2011, nr. 3(325), 

128-134. 

28. Volman JJ, Ramakers JD, Plat J. Dietary modulation of immune function by betaglucans.// 

În: Physiol Behav. 2008, 23/94(2), 276-284. 

29. Volman JJ, 

Mensink RP, Ramakers JD, de Winther MP, Carlsen H, Blomhoff R, 

Buurman WA, Plat J. Dietary (1-->3),(1-->4)-beta-D-glucans from oat activate nuclear factorkappa 

B in intestinal leukocytes and enterocytes from mice.// În: Nutr Res. 2010, 30(1), 40-48. 

30. Yoon Taek J., Kim Tack J., Lee H., Shin Kwang S., Yun, Y., Moon W. Anti-tumor 

metastatic activity of β-glucan purifi ed from mutated Saccharomyces cerevisiae. // În: 

International Immunopharmacology. 2008, 8(1), 36-42. 

31. Ziman M, Preuss D, Mulholland J, O’Brien JM, Botstein D, Johnson DI. Subcellular 

localization of Cdc42p, a Saccharomyces cerevisiae GTP-binding protein involved in the control 

of cell polarity.// În: Mol Biol Cell. 1993, 4(12), 1307-1316. 

32. Захарова И.Я., Косенко Л.В. Методы изучения микробных полисахаридов. Киев: 

Наук. Думка, 1982, 192 с. 

33. Новые методы анализа аминокислот, пептидов и белков. 

Перевод с англ. Ю.А. 

Овчинникова. M.: Наука,1974, 103 с. 

Notă: Cercetările s-au realizat în cadrul proiectului 11.817.08.19 A, fi nanţat de către 

CSŞDT al AŞM. 

APRECIEREA INCIDENŢEI BOLII ULCEROASE A STOMACULUI 

ŞI DUODENULUI PRIN METODA CITOLOGICĂ 

Florea Natalia 1 , Zatâc Anatol 2 


1 Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie“Nicolae Testemiţanu”, 

Catedra Microbiologie, Virusologie şi Imunologie 

2 Institutul Oncologic Republican 

Rezumat 

Prin metoda citologică a fost apreciat nivelul depistării Helicobacter pylori în diverse 

patologii ale stomacului şi duodenului. Lotul de cercetare a inclus 210 pacienţi investigaţi 

endoscopic în Policlinica Institutului Oncologic. Investigarea citologică a amprentelor 

de pe bioptatele colectate din stomac şi duoden este o completare adecvată şi informativă 

a investigaţiei histologice. Ea permite a detaliza şi constata nu doar procesele maligne ci 

şi procesele de fond şi precanceroase. 

Cuvinte-cheie: fi brogastroduodenoscopie - H.pylori – stomac – duoden - boala ulceroasă 

– biopsie - investigare histologică - investigare citologică. 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Florea Natalia, Universitatea de Stat de Medicină şi 

Farmacie “Nicolae Testemiţanu”, Catedra Microbiologie, Virusologie şi Imunologie, 

bd. Stefan cel Mare si Sfant, 165 MD-2004 Chisinau, Republica Moldova, 

e-mail: dr.natalias@gmail.com, tel. +373(22)205461 

147



Introducere 

Actualmente o responsabilitate indiscutabilă în etiologia bolii ulceroase a stomacului 

si duodenului este atribuită către Helicobacter pylori [4]. În anul 1994 experţii Agenţiei 

mondiale pentru investigarea cancerului in cadrul Organizației Mondiale a Sănătății 

(OMS) au inclus H. pylori în lista factorilor cancerigeni din clasa întâi, ceea ce 

confi rmă implicarea H. pylori în apariţia cancerului gastric şi duodenal. Dereglările 

în funcţia stomacului şi duodenului sunt cauzate atât de infl uenţa stresorie endogenă 

(hipersecreţia), exogenă (alimentarea incorectă, fumatul, alcoolul), cât şi de popularea 

mucoasei gastrice de către H. pylori [3]. 

Recent s-a confi rmat că H. pylori este şi cauza enteritelor [5]. Procesul infl amator 

cauzat de H. pylori conduce către lezarea mucoasei gastrice [4,5], iar reacţia de răspuns 

a organismului se manifestă prin formarea de radicali superoxizi care au o infl uenţă 

toxică atât asupra H. pylori, dar şi asupra celulelor mucoasei gastrice [7]. Infecţia cu 

H.pylori contribuie la stimularea sintezei pepsinogenului cauzând excesul secreţiei de 

pepsină care este cunoscut ca factor de risc în dezvoltarea bolii ulceroase a stomacului 

şi duodenului, MALT limfomei, precum şi a cancerului gastric [6]. 

Scopul lucrării. Evaluarea nivelului de infectare cu H. pylori în boala ulceroasă a 

stomacului si duodenului prin metoda citologică în vederea stabilirii incidenţei acestui 

agent infecţios în patologiile date. 


Lotul de cercetare a inclus 210 pacienţi, dintre care 59 femei şi 151 bărbaţi. Pacienţii 

au fost supusi investigaţiilor endoscopice în Policlinica Institutului Oncologic prin 

intermediul aparatului endoscopic Olimpus, operând conform instrucţiunilor ataşate. 

Durata bolii ulceroase în anamneză a constituit de la 3 până la 15 ani, iar vârsta medie 

a pacienţilor a echivalat cu 41,4 ani. 

Prezenţa a astfel de acuză ca fumatul sistematic s-a stabilit la 46,7% dintre pacienţi, 

numărul mediu de ţigări fumate pe zi constituind 6,5. Utilizarea băuturilor alcoolice 

tari s-a constatat în 47,3% cazuri, frecvenţa medie de consum constituind mai mult de 

100 ml 40% de alcool, a câte 2,7 ori pe săptămână. 

În vederea efectuării studiului citologic, în timpul fi brogastroduodenoscopiei 

s-au prelevat câte 2 bioptate, din mijlocul porţiunii antrale a gastrului şi din mijlocul 

corpului gastric. Frotiurile amprentă, de pe bioptatul prelevat s-au colorat după metoda 

Romanovsky-Giemsa. Metoda are la bază utilizarea colorantului Romanowsky- 

Giemsa, format din: pulberea Romanowsky Wright (colorant azur 1 – 3,772 g, eozină 

– 2,165 g, colorant albastru de metilen – 1,563 g, metanol (p.a.) - 750.0 ml, glicerol (p. 

a.) - 256.0 ml, dizolvată într-un amestec de volume egale de etanol 100% şi glicerină 

(800 mg de colorant în 100 ml de solvent). 

Frotiurile, fi xate în etanol, s-au colorat cu 1ml soluţie vopsea lichida, s-au adăugat 

2 ml soluţie tampon fosfat cu pH-ul 6,8-7,0 (pentru H. pylori) şi 47 ml apă distilată. 

Apoi, frotiurile s-au plasat pe un fi ltru umezit în cutii Petri, cutile s-au închis şi s-au 

expus timp de 40 min la 37 °C într-o cameră umedă . 

După colorare, frotiurile s-au spălat sub jet de apă curgătoare, s-au uscat la aer şi 

s-au examinat la microscopul binocular Carl Zeiss, la mărimea 10X100, sub ulei de 

imersie şi supuse analizei citologice. 

148




Investigarea citologică a amprentelor de pe bioptatele colectate din stomac şi 

duoden constituie o completare adecvată şi informativă a investigaţiei histologice. Ea 

permite de a detaliza şi de a prestabili nu doar procesele maligne, ci şi procesele de 

fond şi precanceroase. Uneori, doar prin analiză citologică pot fi apreciate semnele de 

atipie ale celulelor printre modifi cările distrofi ce ale epiteliului, precum şi depistată 

fl ora microbiană, în special H. pylori. 

La investigarea frotiurilor, H. pylori se depistează în structurile constituite din 

celule secretorii şi mucus cu aspectul de „pescăruş în zbor”. Coloraţia bacteriilor 

- violetă-roşie, citoplasma celulelor – colorată în albastru, nucleul colorat în 

roşu (fi g. 1). 

Figura1. Mucoasa gastrică, 

prezenţa Helicobacter pylori 

(coloraţia Romanovsky- 

Giemsa). 

Se determină trei nivele de populare a mucoasei cu H. pylori: uşor (+) – până la 

20 microbi în câmpul de vedere, mediu (++) – 21-39 microbi în câmpul de vedere şi 

sporit (+++) – 40 şi mai mulţi microbi în câmpul de vedere [5]. Totodată se depistează 

nivelul de infi ltrare a ţesutului cu neutrofi le, acestea exprimând activitatea procesului 

infl amator, şi nivelul de infi ltrare limfocitară şi mononucleară care reprezintă un indice al 

severităţii infl amaţiei cronice. Depistarea unor sau altor elemente permite a caracateriza 

mai complet procesul infl amator care mai poate fi asociat cu alte tipuri de microbi 

(Candida, fl oră bacteriană mixtă, coci, hlamidii). De asemenea, în mucoasa gastrică 

se determină prezenţa proceselor proliferative şi nivelele de exprimare a acestora: 

semne de metaplazie, displazie, atipie. Analiza rezultatelor investigaţiei citologice 

demonstrează un nivel înalt de infectare cu H. pylori a pacienţilor cu diagnosticul 

clinico-endoscopic de ulcer gastric (în 64,4% cazuri) şi duodenal (în 63,38%) (tab.1). 

În ulcerul gastric complicat un loc deosebit îl ocupă infectarea cu spori şi micelii 

micotice de tip Candida, aceştea depistându-se la 48% din numărul pacienţilor 

investigaţi cu diagnosticul clinic de ulcer gastric şi la 41,2% pacienţi cu ulcer duodenal. 

Confruntarea rezultatelor investigaţiilor citologice şi histologice demonstrează 

coincidenţa acestora în 74,8% cazuri. Necorespunderea rezultatelor poate fi explicată 

printr-un şir de factori: posibilităţile limitate ale metodei citologice, subiectivismul în 

aprecierea rezultatelor, modifi cările distrofi ce şi regenerativ-reparatorii ale celulelor 

care pot fi apreciate ca semne de atipie a acestora. Astfel, metoda citologică poate fi 

considerată drept o metodă efi cientă în completarea informaţiei investigaţiei histologice 

dar nici de cum nu o poate înlocui pe aceasta. 

149


Tabelul 1. Infectarea cu Helicobacter pylori în cadrul diverselor patologii ale stomacului 

şi duodenului. 

Diagnostic endoscopic şi clinic 

Numărul de 

pacienţi 


H. pylori depistat 

abs. % 

Gastrită erozivă 79 46 58,22 

Gastrită atrofi că cronică 25 9 36 

Polip gastric adenomatos 14 4 28,6 

Polipoză gastrică 3 1 33,4 

Ulcer gastric 45 29 64,4 

Ulcer duodenal 26 17 63,38 

Cancer gastric 18 1 5,5 

TOTAL 210 107 50,95 

Procesul infl amator activ, care se dezvoltă sub acţiunea H. pylori, provoacă 

dereglarea proceselor reglatoare a secreţiei de acid. Creşterea nivelului de gastrină şi 

pepsinogen în rezultatul acţiunii H. pylori este considerat drept un factor ulcerogen. 

Gastrina este produsă de celulele-G a porţiunii antrale a stomacului. Ea acţionează 

preponderent asupra celulelor producătoare de histamină, care activează receptorii 

histaminici ale celulelor parietale, iar acestea, la rândul său, stimulează producerea 

excesivă a acidului clorhidric. La pacienţii infectaţi cu H.pylori, nivelul bazal de gastrină 

în plasma sangvină se măreşte aproximativ de 2 ori, iar la stimularea fi ziologică cu 

alimentele de natură proteică creşte de câteva ori [6.1]. Infecţia cu H.pylori scade, la 

rândul său, pH-ul în porţiunea antrală a stomacului în rezultatul descompunerii ureei 

cu formarea amoniacului care stimulează producerea gastrinei. Utilizarea preparatelor 

antiinfl amatoare nesteroidiene de asemenea activează celulele-G producătoare de 

gastrină [3]. 

Multiplele cercetări arată că eradicarea H. pylori scade esenţial frecvenţa recidivelor 

ulcerelor gastrice şi duodenale şi preîntâmpină dezvoltarea cancerului gastric la pacienţii 

cu predispoziţie ereditară. Se elaborează, şi se perfecţionează în continuare schemele 

de terapie antibacteriană, îndreptate spre eradicarea H. pylori. 

Concluzii 

1. Infecţiile cu H.pylori sunt adecvate şi trebuie incluse în factorii de risc care duc 

la dezvoltarea proceselor cronice de fond şi precanceroase în stomac şi duoden. 

2. Metoda citologica cedează celei histologice după informativitate dar, în unele 

cazuri, diagnoza poate fi stabilită doar prin metoda citologică - în cazul când este 

prezent doar un fragment minuscul al bioptatului sau de ţesut în stare de necroză şi 

distrucţie. 

3. Metoda citologică prezintă avantajul investigării concomitent cu starea mucoasei 

gastrice şi/sau duodenale, şi a depistării nivelului de infectare acesteia cu H.pylori. 

1. Dockray G.J.Gastrin. 

Bibliografi e 

Best Pract. Res. Clin. Endocrinol. Metab. 2004, vol. 18, 

p.555-568. 

2. Mc Coll K.E..L., Gillen D., El-Omar E. The role of gastrin in ulcer pathogenesis. 

// Baillieres Best Pract. Res. Clin. Gastroenterol, 2000, vol. 14, p. 13-26. 

150



3. Беюл Е.А., Укисенина Н.И. Хронические энтериты и колиты.//М: Медицина, 

2003, №5, стр. 540-546. 

4. Дубенская Л.И., Баженов С.М. Браш-цитология слизистой оболочки желудка: 

возможности и перспективы участия в оценке состояния микробиоценоза желудка. 

//Электронный математический и медико-биологический журнал. 2008., Т. 7, Вып. 3. 

http://www.smolensk.ru/user/sgma/MMORPH/N-19-html/dubenskaja/dubenskaja.htm 

5. Логинов А.С., Аруин Л.И., Ильченко А.А. Язвенная болезнь и Helicobacter pylori. 

// Нов. асп. патогенет. терапии, 1993, Том.7, №.3, p. 220-230. 

6. Пиманов С.И. Эзофагит, гастрит и язвенная болезнь. Неполные главы монографии 

«Роль Helicobacter pylori в развитии гастродуоденальной патологии». // М.: Медицинская 

книга, Н. Новгород: Изд-во НГМА, 2000, 378 с. 

7. Хайбулин Э.З., Джансугурова Л.Б., Музгаеа А.Б. Helicobacter pylori при заболеваниях 

желудочно-кишечного тракта. //Нов. клин. цит. России, 2008, Том 12, №1-2. 

DETECTAREA UNOR MARKERI AI REZISTENŢEI 

ENTEROBACTERIILOR LA PREPARATELE ANTIMICROBIENE 

1, 2 Burduniuc Olga, 1 Cojocaru R., 1,2 Balan Greta , 2 Spînu C., 3 Roşcin I. 

1 Centrul Naţional de Sănătate Publică, 

2 Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie “N. Testemiţanu”, Catedra 

Microbiologie, virusologie şi imunologie, 

3 Institutul de Microbiologie şi Biotehnologie al Academiei de Ştiinţe a Moldovei 

Rezumat 

Antibioticorezistenţa constituie o problemă complexă, multifactorială cu semnifi caţie 

pentru sănătatea publică şi necesită o analiză complexă cu implementarea unor 

măsuri specifi ce, la diferite niveluri. Creşterea vertiginoasă a rezistenţei tulpinilor de 

Enterobacteriaceae impune necesitatea utilizării tehnicilor rapide şi specifi ce de biologie 

moleculară. Studiul realizat a evidenţiat că prevalenţa infecţiilor căilor urinare cauzate 

de E.coli ce posedă profi l de rezistenţă tip betalactamaze cu spectru extins constituie 

5,3%, iar prevalenţa portajului intestinal - 15%. Atestarea circulaţiei tulpinilor E.coli 

tipul CTX-M-14 grupul fi logenetic B2, ce au potenţial de diseminare în colectivităţi, 

poate determina apariţia unei rezistenţe exprimate a microorganismelor şi difi cultăţi 

în conduita terapeutică a pacienţilor. Supravegherea şi monitorizarea epidemiologică 

a tulpinilor producătoare de CTX-M sunt importante în stabilirea tacticilor terapeutice 

pentru revizuirea protocoalelor de tratament empiric. 

Cuvinte-cheie: Rezistenţă la antibiotice – monitorizare – fenotip - biologie moleculară - 

beta-lactamaze cu spectru extins - CTX-M. 

Depus la redacţie: 26 ianuarie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Burduniuc Olga, Universitatea de Stat de Medicină şi 

Farmacie “Nicolae Testemiţanu”, Catedra Microbiologie, Virusologie şi Imunologie, 

bd. Ştefan cel Mare şi Sfânt, 165, MD-2004 Chisinau, Republica Moldova; e-mail: 

oburduniuc@rambler.ru; , tel. (+373 22) 20 54 61. 

Introducere 

Infecţiile produse de microorganisme rezistente reprezintă o problemă de urgenţă 

pentru sănătatea publică determinînd un nivel înalt de morbiditate şi mortalitate, eşecuri 

151



terapeutice şi costuri tot mai ridicate pentru îngrijirile medicale [9,18]. 

În cazul enterobacteriilor rezistenţa la beta-lactamine se datorează în cea mai mare 

parte beta-lactamazelor, iar răspândirea rapidă a acestui tip de rezistenţă se datorează 

faptului că genele codante se găsesc pe plasmide transmisibile sau mobilizabile 

[7,16]. 

Cele mai cunoscute variante de ESBL (extended spectrum beta-lactamases) sunt de 

tip TEM (Patient’s name: Temoneira) şi SHV (Sulphhydryl variable), dar tot mai mult 

apar atât în comunitate cât şi în spital ESBL tip CTX-M ( Cefotaximase—Munich) 

[1,7,12, 14,17]. 

Tipul exact de beta-lactamază nu este posibil a fi detectat cu ajutorul testelor de rutină. 

Deasemenea asocierea mai multor tipuri de beta-lactamaze la aceleaşi microorganisme 

face şi mai difi cilă depistarea corectă. În ultimii 20 de ani au fost propuse metode 

alternative care să înlocuiască sau să completeze metodele fenotipice tradiţionale. Cele 

mai utilizate dintre aceste metode sunt testele PCR standard şi secvenţierea de gene. 

Emergenţa rezistenţei la antibiotice a intensifi cat preocupările pentru descoperirea 

preparatelor antimicrobiene pentru tratamentul bolilor infecţioase, iar sistemele 

naţionale de sănătate publică sunt implicate în elaborarea unor strategii noi de reţinere 

a dezvoltării fenomenului dat [7]. 

Întrebuinţarea pe scară largă a preparatelor antimicrobiene a dus la apariţia 

tulpinilor multirezistente la antibiotice, creşterea incidenţei maladiilor infecţioase 

şi agravarea evoluţiei tabloului clinic. Presiunea de selecţie exercitată de antibiotice 

asupra unei populaţii bacteriene favorizează persistenţa tulpinilor rezistente la acţiunea 

antibioticelor, care proliferează, răspândesc gene de rezistenţă la tulpinile iniţial 

sensibile [1, 10, 18]. 

În ultimii ani, autorităţile internaţionale (OMS, CDC, ESCMID) au depus 

eforturi considerabile pentru a îmbunătăţi monitorizarea circulaţiei tulpinilor 

antibioticorezistente. În prezent în Europa reţeaua European Antimicrobial Resistance 

Surveillance System (EARSS) colectează din 28 de ţări date despre circulaţia tulpinilor 

de microorganisme rezistente la preparatele antimicrobiene. Nivelul de rezistenţă 

a tulpinilor microbiene circulante pe tot globul pământesc sunt îngrijorătoare [6]. 

Cercetătorii avertizează despre apariţia tulpinilor de Escherichia coli producătoare de 

ESBL, care constituie în prezent o ameninţare alarmantă pentru efi cacitatea utilizării 

antibio ticelor în terapie. Sunt semnalate eşecuri terapeutice în cazul infecţiilor cauzate 

de tulpini de microorganisme producătoare de ESBL, deoarece ele dezvoltă rezistenţă 

la un spectru extins de antibiotice [11, 12]. 

Majoritatea microorganismelor BLSE au apărut prin inducerea mutaţiilor 

punctiforme ale beta-lactamazelor cu spectru îngust TEM şi SHV, iar după anul 1995, 

au fost raportate variantele CTX-M, mai ales la pacienţi spitalizaţi, ale căror prevalenţă 

creşte rapid [3, 13, 14]. Tulpinile rezistente, producente de ESBL de tipul CTX-M 

sunt endemice în America Latină, unele regiuni ale Europei de Est şi sunt atestate ca 

emergente în Franţa, Vestul Europei şi SUA [2, 9]. 

Sistemul de supraveghere a antibioticorezistenţei bacteriene diferă de la o ţară la 

alta, unele având chiar programe naţionale aprobate. În Republica Moldova este, deci, 

inevitabilă şi necesară crearea unui sistem unic de supraveghere a antibioticorezistenţei, 

menţionînd că unele elemente ca defi niţii de caz, prioritizarea fenomenului pentru 

152



sistemul naţional de supraveghere, elemente ale diagnosticului de laborator sunt 

elaborate şi implementate. 

Scopul studiului. Detectarea unor markeri de rezistenţă (beta-lactamaze) către 

preparatele antibacteriene ale Escherichia coli (E. coli), responsabilă de producerea 

infecţiilor urinare. 


Studiul a fost efectuat în colaborare cu Instituţiile Medico-Sanitare Publice: 

Institutul de Cercetări Ştiinţifi ce în Domeniul Ocrotirii Sănătăţii Mamei şi Copilului, 

Spitalul Clinic Municipal nr.1; Spitalul Clinic Municipal „Sfânta Treime” şi Centrului 

Medical de Diagnostic „Modus Vivendi”. Cercetările au fost realizate în laboratorul 

Centrului de Epidemiologie a Bolilor Extrem de Contagioase şi Securitate Biologică” 

al Centrului Naţional de Sănătate Publică în cadrul unui studiu multicentric coordonat 

de laboratorul Bacteriologie al Spitalului Bichat-Claude Bernard (Paris, Franţa). 

Pentru realizarea studiului, de la persoanele diagnosticate cu infecţii ale căilor 

urinare (ICU), au fost recoltate 127 probe de urină şi mase fecale. Probele de urină au 

fost însămânţate pe mediile diferenţial diagnostice: endo, geloză sânge, geloză salină 

cu gălbenuş de ou, enterococ agar, pseudomonas agar, saburo. Pentru cercetare au fost 

selectate doar tulpinile provenite din uroculturi semnifi cativ pozitive (≥10 5 UFC/ml). 

Tulpinele de E. coli au fost identifi cate după gen şi/sau după specie prin teste biochimice 

clasice (testul Voges-Proskauer, testul cu indol, uree, citrat, fenilalanindezaminază etc). 

Testele de confi rmare au fost realizate prin utilizarea galeriilor API 20E (Biomerieux, 

Franţa). La etapa ulterioară a cercetării a fost testată sensibilitatea tulpinilor de E. coli 

la preparatele antimicrobiene prin utilizarea metodelor fenotipice (disc-difuzimetrică 

Kirby-Bauer, testul de sinergie – difuzarea bidimensională a 2 discuri cu antibiotice) şi 

de biologie moleculară (reacţia de polimerizare în lanţ, secvenţierea, PCR multiplex, 

Rep – PCR ). 

Evaluarea rezultatelor a fost efectuată în conformitate cu recomandările ghidului 

CLSI [4]. 

Tulpina de E. coli ATCC 25922 a fost utilizată ca tulpină de referinţă pentru testarea 

sensibilităţii la antibiotice pe mediile de cultura utilizate. 

Testarea sensibilităţii tulpinilor de E. coli la preparatele antimicrobiene a inclus 

următoarele clase de antibiotice beta-lactamice – amoxicilină (AMX), ticarcilină (TIC), 

amoxicilină/clavulanat (AMC), cefotaxim (CTX), ceftazidim (CAZ), ceftoxitin (FOX), 

cefepim (FEP), ertapenem (ETP); aminoglicozide – gentamicina (GM), amicacină 

(AN), kanamicina (K); fl uorchinolonele – acid nalidix (NA), ofl oxacină (OFX), 

ciprofl oxacina (CIP); tetraciclinele – tetraciclină (TE) şi sulfamidele – cotrimoxazol 

(trimetropim-sulfametoxazol) (SXT). 


Rezistenţa microbiană la antibiotice reprezintă o problemă globală de sănătate 

publică fi ind datorată în mare măsură consumului inadecvat al antibioticelor. În Europa 

fenomenul de antibiorezistenţă este în continuă creştere. Infecţiile căilor urinare 

(ICU) se referă la maladiile infecţioase frecvent întâlnite în practica medicală care 

înregistrează o incidenţă şi prevalenţă înaltă cu consecinţe medicale şi economice 

considerabile. Tulpinile implicate în etiologia ICU sunt parte a studiilor epidemiologice 

şi bacteriologice ale ultimilor ani [2,19]. 

153



Rezultatele unor studii denotă că E.coli, germenele care reprezintă microfl ora 

normală a tractului gastro-intestinal, în anumite situaţii capătă o rezistenţă semnifi cativă 

la preparatele antibacteriene şi poate provoca infecţii intestinale şi extraintestinale 

(inclusiv urinare) [15, 16]. 

Conform datelor studiilor referitor la frecvenţa şi structura etiologică a infecţiilor 

urinare, în proporţie de 95% din cazuri sunt determinate de agenţii din familia 

Enterobacteriaceae (dintre care în 80-95% cazuri E. coli, mai rar Proteus spp. sau 

Klebsiella spp.), iar în restul cca. 5% Pseudomonas aeruginosa, stafi lococi, candide 

etc. [8, 10, 15, 16,17]. 

Rezultatele testelor biochimice de screening şi de confi rmare pentru Enterobacterii, 

au pus în evidenţă că din totalul de tulpini de la pacienţii cu ICU, predominante au fost 

tulpinile de E.coli (92,9%). 

Tulpinile de E.coli izolate de la pacienţii cu ICU au fost testate pentru identifi carea 

gradului de rezistenţă faţă de 5 clase de antibiotice. Determinarea rezistenţei la 

antibiotice prin metoda disc-difuzimetrică Kirby-Bauer a evidenţiat că tulpinile de 

E.coli studiate, izolate de la persoanele cu ICU posedă un înalt grad de rezistenţă, 

inclusiv la preparatele antibacteriene beta-lactamice. Totodată, metoda difuzimetrică nu 

oferă date sufi ciente pentru aprecierea nivelului de rezistenţă şi monitorizarea corectă 

a terapiei antibacteriene. Pentru clarifi carea acestui aspect au fost utilizate testele de 

sinergism, prin care s-a putut elucida unul din mecanismele de rezistenţă la antibiotice 

a tulpinilor de E.coli – prezenţa beta-lactamazelor. Acest test utilizează un inhibitor de 

beta-lactamază, de obicei acidul clavulanic, în combinaţie cu o oximino-cefalosporină 

cum ar fi ceftazidim, cefotaxim, ceftriaxon. Discurile cu antibioticele respective au fost 

amplasate în aşa mod, ca să fi e posibilă vizualizarea imaginii de sinergie intre discurile 

cu amoxacilină/acid clavulanic şi cele cu cefalosporinele de generaţia III (CG3). 

Succesiunea amplasării discurilor cu antibioticele corespunzătoare a fost următoarea: 

TIC – FOX – FEP – AMX – GM –CAZ – AMC – CTX. 

Producerea de către o tulpină bacteriană a beta-lactamazei este certifi cată atunci cînd 

diametrul zonei de inhibiţie din jurul agenţilor antimicrobieni ceftazidim, cefotaxim, 

ceftriaxonă este extins (aşa numita imaginea de sinergie „în dop de şampanie”) datorită 

prezenţei acidului clavulanic. 

În rezultat s-a stabilit că E.coli prezintă cea mai înaltă rezistenţă la ticarcilină (77%). 

Profi lul desfăşurat al rezistenţei tulpinilor ESBL depistate din urină poate fi urmărit în 

fi gura 1. 

Prevalenţa infecţiilor căilor urinare cauzate de E.coli ce posedă profi l de rezistenţă 

tip betalactamaze cu spectru extins a constituit 5,3%. Prevalenţa portajului intestinal a 

constituit 15%. 

Tulpinile de E.coli producătoare de beta-lactamaze au fost conservate în mediul 

ce conţine bulion de inimă de bovină şi 10% de glicerină apoi au fost stocate prin 

congelare la -80°C pentru a fi ulterior testate prin tehnicile de biologie moleculară. 

Conduita terapeutică adecvată necesită identifi carea rapidă şi corectă a tulpinilor 

rezistente la antibiotice prin utilizarea tehnicilor de biologie moleculară. 

Tehnicile de biologie moleculară (amplifi carea genică, secvenţierea, etc) implică 

costuri relativ mari, personal bine instruit, dar pot furniza rezultate reproductibile în 

timp foarte scurt. 

154



Figura 1. Ponderea rezistenţei (%) tulpinilor E.coli la antibiotice 

Determinarea profi lului de rezistenţă a evidenţiat că tulpinile date prezintă rezistenţă 

la următoarele grupe de antibiotice: aminoglicozide în special – gentamicină (72%), 

fl uoroquinolone – acid nalidixic (89%) şi sulfamide – cotrimoxazol (72%). 

Tulpinile identifi cate din masele fecale deasemenea sunt polirezistente. Ele sunt 

rezistente la aceleaşi clase de preparate antimicrobiene ca şi E.coli ESBL depistată din 

urină: 53% la aminoglicozide (gentamicina), 56% la fl uorchinolone (ciprofl oxacina), 

44% la sulfamide (cotrimoxazol). 

Tulpinile de E.coli ESBL identifi cate din probele de urină au fost în exclusivitate 

de tip CTX-M, şi anume: o tulpină tip CTX-M-1; 3 tulpini de CTX-M-14; alte 3 tulpini 

sunt de tip CTX-M-15. 

Tulpinile de E.coli ESBL depistate din probele de mase fecale au fost predominant 

de tip CTX şi doar o tulpină de tip – SHV. Spre deosebire de tulpinile urinare, acestea 

au fost relativ mai variate şi anume o tulpină - CTX-M-1; 2 tulpini - CTX-M-3; 8 

tulpini - CTX-M-14, 3 tulpini - CTX-M-15. 

Clonalitatea tulpinilor de E.coli ESBL depistate în urina şi masele fecale a fost 

cercetată prin metoda Rep – PCR doar la patru tulpini de E.coli la care au fost prezente 

ESBL atât în urină şi mase fecale (U + / F +). La trei din patru tulpini testate de E.coli 

ESBL U + / F + a fost prezent un profi l Rep–PCR similar. 

Determinînd grupul fi logenetic al tulpinilor urinare s-a constatat că 58,5% tulpini 

de E.coli ESBL reprezintă grupul B2, 27,9% – grupul A, 12,7% – grupul D şi 0,9 

alte grupe. Tulpinile depistate din masele fecale au următoarea diversitate fi logenetică: 

53,4% – grupului A, câte 23,1% – grupul B2 şi grupul D, şi 0,4 – alte grupe (fi gura 2). 

Tipizarea tulpinilor de E.coli ESBL urinare şi mase fecale a evidenţiat că tulpinile 

de la diferiţi pacienţi au avut profi luri ESBL CTX-M similare. Majoritatea tulpinilor 

au fost de tipul BLSE-CTX-M-14, aparţinând grupului fi logenetic B2, cu excepţia 

a 2 două tulpini:CTX-M-15 grupul fi logenetic B2, şi CTX-M-3 grup fi logenetic 

A (fi gura 3). 

155



Figura 2. Grupurile fi logenetice ale tulpinilor E.coli ESBL depistate din urină (a) şi 

mase fecale (b). 

Figura 3. Profi luri similare de BLSE CTX- M la diferite tulpini de E.coli ESBL 

(MO33S, MO36S, MO37S, MO108S – tulpini de E.coli ESBL izolate din mase fecale, 

MO57U, MO71U, MO93U, MO108U – tulpini de E.coli ESBL izolate din urină). 

Antibioticorezistenţa constituie o problemă complexă, multifactorială cu semnifi caţie 

pentru sănătatea publică şi necesită o analiză complexă cu implementarea unor măsuri 

specifi ce, la diferite niveluri. Studiile realizate privind monitorizarea rezistenţei la 

antibiotice şi rezultatele obţinute pot contribui cu o serie de date importante pentru 

a oferi medicului posibilitatea de a se orienta în diagnosticul si terapia pacienţilor 

cu ICU precum şi să aplice o strategie efi cientă în tratament, din punct de vedere al 

balanţei cost/ efi cienţa. 

Monitorizarea fenotipică şi genotipică a markerilor de rezistenţă la antibiotice 

în populaţia umană reprezintă un element constituitiv al unui sistem naţional de 

supraveghere a fenomenului de rezistenţă antimicrobiană, care urmează să fi e dezvoltat 

în Republica Moldova ca parte componentă a supravegherii de stat a sănătăţii publice. 

156



Concluzii 

1. Prezenţa E.coli producătoare de ESBL la pacienţii cu ICU detectată prin metode 

fenotipice şi moleculare de detecţie a beta-lactamazelor este consecinţa prescrierii şi 

consumului necontrolat de antibiotice în diferite ţări, inclusiv în Republica Moldova. 

2. Circulaţia mai intensă a tulpinilor E.coli tipul CTX-M-14 grupul fi logenetic 

B2 ce au un potenţial de diseminare în colectivităţi pot determina un nivel înalt de 

rezistenţă şi difi cultăţi în conduita terapeutică a pacienţilor cu maladii infecţioase. 

3. Datele obţinute pe modelul de E.coli pot fi extrapolate pentru evaluarea impactului 

fenomenului menţionat şi la alte specii de microorganisme, cea ce confi rmă necesitatea 

supravegherii rezistenţei bacteriene. 

4. Detectarea corectă a tulpinilor producătoare ESBL, rămâne a fi în continuare 

o provocare pentru laboratorele microbiologice şi este importantă în evitarea eşecului 

clinic datorat unei terapii cu antibiotice neadecvate cât şi în prevenirea infecţiilor 

nozocomiale. 

Bibliografi e 

1. Babic, M., Hujer., et al. What’s new in antibiotic resistance? Focus on beta-lactamases. 

// Drug Resist Updat, vol. 9, 2006, p.142–156. 

2. Bonnet R. Growing group of extended spectrum beta-lactamases: CTX – M enzymes. 

// Antimicrob. Agents Chemother., 2004, p.1–14. 

3. Coculescu B., Flueraş M. Mecanismul mutaţiilor genice. // Revista de Medicină 

Militară, 2005, p. 325-333 

4. Clinical and Laboratory Standards Institute (CLSI M100-S20, 2010). 

5. Donnenberg M. Escherichia coli: virulence mechanisms of a versatile pathogen. San 

Diego, California. // Academic Press., 2002, p.154-162. 

6. European Antimicrobial Resistance Surveillance System. RIVM. 2010. http: //www. 

rivm.nl/earss/database/. (date selective din 14.04.2011). 

7. Giske C., et al. Redefi ning extended-spectrum beta-lactamases: balancing science and 

clinical need. // J. Antimicrob. Chemother, 2009,p.1-4. 

8. Gupta K. Addressing Antibiotic Resistance. // Am J. Med., 2002, p. 29-34. 

9. Talan D., et al. Extended-release ciprofl oxacin (Cipro XR) for treatment of urinary 

tract infections. // Int. J. Antimicrob. Agents, 2004, p. 54-66. 

10. Hawkey P., Jones A. The changing epidemiology of resistance. //J. Antimicrob. 

Chemother., 2009, Sep., p.1-10. 

11. Hernadez-Burruezo J., et al. Urinary tract infections. // Med. Clin. (Barc), 2007, Nov., 

p.707-715. 

12. Jacoby G., Munoz-Price L. The new beta-lactamases.// N. Engl. J. Med., 2005, Jan, 

p.380-391. 

13. Jones C., et al. Characterization and sequence analysis ofextended spectrum b-lactamase 

encoding genes from Escherichia coli, Klebsiella pneumoniae and Proteus mirabilis isolates 

collected during tigecycline phase 3 clinical trials. // Antimicrobial Agents Chemotherapy, 

2009, vol. 53, p. 465-475; 

14. Livermore D., et al. CTX-M: changing the face of ESBLs in Europe. // Journal of 

Antimicrobial Chemotherapy, vol. 59, 2007, p. 165-174. 

15. Neal D., et al. Complicated urinary tract infections. In: Urol. Clin. North. Am., 2008 

Feb, p.13-22. 

16. Negru C. Tulpini de enterobacterii secretoare de beta-lactamaze cu spectru extins 

izolate in infecţiile urinare de ambulatoriu. // Igiena si Sănătate Publica, 2008, p.10-11. 

17. Petrascu M., Flonta M., Almaş A. M. Fenotipuri de rezistenţă pentru tulpini de 

157



Escherichia coli şi Klebsiella pneumoniae producătoare de beta-lactamaze cu spectru extins 

(BLSE), izolate din infecţii urinare. // Clujul Medical, 2011, vol., 84, nr.3, p.37. 

18. Сидоренко С., Иванов Д. Результаты изучения распространения 

антибиотикорезистентности среди внебольничных возбудителей инфекций 

мочевыводящих путей в Москве. Фаза I.B. // Антибиотики и химиотерапия, 

2005, стр.3–10. 

19. Рафальский В., и др. Резистентность возбудителей амбулаторных инфекций 

мочевыводящих путей по данным многоцентровых микробиологических исследований 

UTIAP-I и UTIAP-II. // Урология, 2004, стр.13-17. 

КОМПЛЕКСНЫЕ СОЕДИНЕНИЯ МОЛИБДЕНА И ВАНАДИЯ 

КАК ВОЗМОЖНЫЕ СТИМУЛЯТОРЫ БИОСИНТЕЗА 

ВНЕКЛЕТОЧНЫХ ЦЕЛЛЮЛАЗ МИКРОМИЦЕТА Penicillium 

expansum CNMN FD 05 C 

Чилочи A.А., Тюрина Ж.П., Болога О.А 1 ., Клапко С. Ф., Лаблюк С.В., 

Коропчану Э.Б 1 ., Паша Л.И., Рижа А.П 1 . 

Институт Микробиологиии и Биотехнологии АНМ, МD 2028 ул. Академией, 1 

1 Институт Химии АНМ, МD 2028 ул. Академией, 3 

Rezumat 

A fost studiată infl uenţa unor compuşi coordinativi ai molibdenului şi vanadiului asupra 

biosintezei complexului celulazic (endoglucanaze, celobiohidrolaze, β-glucozidaze) 

la tulpina de fungi Penicillium expansum CNMN FD 05 C. S-a stabilit că compuşii 

molibdenulului, care conţin în componenţa sa aminoacizi, nu infl uenţează activitatea 

endoglucanazelor, inhibă considerabil celobiohidrolazele (80-90%) şi stimulează 

activitatea β-glucozidazelor. În calitate de efi cient stimulator ai biosintezei 

β-glucozidazelor poate fi raportat complexul MoO 2 (ac.ac.)Gly, care a sporit activitatea 

enzimelor cu 47.8-67.0%. Acest complex poate fi utilizat pentru obţinerea preparatelor 

enzimatice cu conţinut sporit de β-glucozidaze. Metalocomplexul (NH4) 2 VO 3 Gly 

stimulează activitatea a toate trei componente a complexului celulozolitic sintetizat 

de micromiceta Penicillium expansum CNMN FD 05 C, asigurând creşterea activităţii 

endoglucanazelor cu 45%, celobiohidrolazelor cu 32% şi β-glucozidazelor cu 40%. 

Cuvinte-cheie: Penicillium expansum – metalocomplexe – endoglucanaze – 

celobiohidrolaze - β-glucozidaze. 


--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Ciloci Alexandra, Institutul de Microbiologie şi 

Biotehnologie al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str.Academiei, 1, MD- 2028 Chişinău, 

Republica Moldova,e-mail: alexandra.ciloci@gmail.com ; tel. (+373 22)73.98.24. 


Комплексные соединения микроэлементов играют значительную роль в 

живых организмах. Повышенный интерес к этим соединениям обусловлен 

также тем, что многие из них являются биологически активными веществами, 

обладающими антимикробными, противовирусными и противоопухолевыми 

свойствами. Обнаружено и стимулирующее действие некоторых из этих 

соединений на рост и продуктивность ряда микроводорослей, перспективных 

158



для промышленного культивирования для получения лекарственных препаратов 

(4, 12), для усиления биосинтеза внеклеточных гидролаз микроорганизмов (2, 

6, 7, 9, 11). Таким образом, комплексные соединения микроэлементов могут 

представлять значительный интерес для биотехнологии. 

Биологические свойства этих соединений могут определяться, в первую 

очередь, наличием в их составе атомов микроэлементов. Медь, никель, молибден, 

ванадий, цинк, бор и др. повышают активность многих ферментов и ферментных 

систем. Вступая с ними в непрочные комплексы, ионы микроэлементов участвуют 

в процессах переноса электронов в окислительно-восстановительных реакциях, 

а также служат промежуточным звеном между ферментом и субстратом. Кроме 

того, значительная часть ферментов относится к числу металлсодержащих, то 

есть атомы микроэлементов входят в состав их активного центра или других 

групп, стабилизируя пространственную конфигурацию ферментных молекул 

(14, 15, 16). 

Стимулирующий или ингибирующий эффект, возникающий при 

использовании комплексных соединений, может определяться также влиянием 

лигандов, входящих в их состав. 

Целью данных исследований было изучение влияния комплексных соединений 

молибдена (Mo) и ванадия (V) на биосинтез внеклеточных целлюлаз штамма 

микромицета Penicillium expansum CNMN FD 05 C. 


Объектом исследований служил штамм микромицета Penicillium expansum 

CNMN FD 05 C – продуцент целлюлазного комплекса, включающего три 

основных компонента: эндоглюканазы, целобиогидролазы, β-глюкозидазы. 

Штамм хранится в Национальной Коллекции Непатогенных Микроорганизмов 

Института Микробиологии и Биотехнологии Академии Наук Молдовы [1]. 

Культивирование продуцента осуществлялось в конических колбах объёмом 

0,75 л, с 0,2 л питательной среды подобранного оптимального состава (г/л): 

KH 2 PO 4 – 1, CaCl 2 – 0,1, MgSO 4 ּ7H 2 O – 0,3, KCl – 0,1, NH 4 NO 3 – 1,0, FeCl 3 – 0,01, 

кукурузный экстракт – 15, кукурузная солома – 40, исходное pH среды - 5,0. 

В исследованиях среда служила в качестве контрольной. Культивирование 

проводилось в условиях постоянного перемешивания на качалках с 180-200 

об/мин. при температуре 28-30 о С, продолжительности культивирования 4 и 10 

суток. 

Посевным материалом служила водная суспензия спор 14-дневной культуры, 

выращенной на сусло-агаровой среде в количестве 10% от инокулированного 

объёма, с плотностью 1-3x10 6 спор/мл. 

В качестве стимуляторов биосинтеза компонентов целлюлазного комплекса 

тестировались соединения Mo с ацетил ацетоном (ac.ac.) и аминокислотами 

глицином, аланином и валином: MoO 2 (ac.ac.) 2 , MoO 2 (ac.ac.) Gly, MoO 2 (ac.ac.)Ala, 

MoO 2 (ac.ac.) Val, а также комплекс ванадила (VO 3 ) с глицином - (NH 4 ) 2 VO 3 Gly. 

Комплексы вносились в стерильную питательную среду в растворенном виде 

одновременно с посевным материалом. Диапазон концентраций тестируемых 

комплексных соединений определялся целью опыта. 

Активность изучаемых ферментов определялась по количеству редуцирующих 

159



сахаров, образовавшихся в результате воздействия на специфические субстраты: 

эндоглюканаз - на Na-карбоксиметил-целлюлозу, целлобиогидролаз - на 

фильтровальную бумагу, β-глюкозидаз – на n-нитрофенил β-D-глюкопиранозид 

(10, 13). Редуцируюшие сахара определялись по методу Somogy-Nelson [3, 5]. 

Результаты и их обсуждение 

Микроэлементы молибден и ванадий необходимы для белкового, углеводного 

и жирового обмена веществ в живых организмах [8, 12]. 

Исследования по влиянию молибдена и ванадия на активность ферментативных 

систем практически отсутствуют, в то же время известно, что при отсутствии 

молибдена клетки испытывают азотистое голодание и нарушается их способность 

к синтезу белков. 

Учитывая, что неорганические соединения более токсичны и мало 

эффективны, для выяснения роли молибдена и ванадила (VO 3 ) в живых организмах 

были синтезированы комплексные соединения этих металлов с биоактивными 

лигандами с общей формулой MeO 2 L 1 L 2 nH 2 O, где L 1 – ацетилацетон (ас. ас.), L 2 

– α - аминокислоты (глицин, аланин, валин): МоО 2 (ac.ac.) 2 , МоО 2 ( ac.ac. ) Gly, 

МоО 2 (ac.ac.) Аlа, МоО 2 (ac.ac.)Val и ванадила с глицином - (NH 4 ) 2 VO 3 Gly 

Результаты показали, что соединения молибдена в зависимости от состава 

и применяемой концентрации по-разному влияют на активность эндоглюконаз 

штамма Penicillium expansum CNMN FD 05 C, во всех вариантах ингибируют 

целобиогидролазы, оказывают нейтральное или стимулирующее действие на 

активность β-глюкозидаз (таблица 1) . 

Установлено, что комплексное соединение MoO 2 (ac. аc.) 2 , не содержащее 

аминокислот, оказывает нейтральное воздействие на β-глюкозидазы штамма, 

оставляя их активность на уровне контроля (2,38 - 2,52 ед./мл). За исключением 

самой низкой тестируемой концентрации (1 мг/л), при использовании 

этого вещества отмечено значительное ингибирование эндоглюконазной и 

целлобиогидролазной активности. 

Введение в состав питательной среды комплексных соединений молибдена 

с аминокислотами глицином, валином, аланином повышает β-глюкозидазную 

активность продуцента на 24,9 – 69,4 % в зависимости от использованной 

концентрации. Максимальный уровень активности β-глюкозидаз установлен в 

культуральной среде с MoO 2 (ac.ac.) Val при концентрации 10 мг/л и составляет 

4,15 ед/мл, что в 1,7 раз выше, чем в контрольном варианте. Комплекс MoO 2 (ac. 

ac.) Gly проявляет себя как специфический стимулятор синтеза β-глюкозидаз, 

значительно повышая ( на 24,9-35,9%) активность фермента при всех испытанных 

концентрациях. Тестируемые вещества проявляют сильное ингибирующее 

воздействие на активность целлобиогидролаз – до 80-90% и, в основном, 

нейтральное – на биосинтез эндоглюканаз. 

Полученные данные свидетельствуют о возможности использования 

комплексных соединений MoO 2 (ac.ac.) Gly, MoO 2 (ac.ac.)Ala, MoO 2 (ac.ac.) Val в 

качестве регуляторов биосинтеза целлюлазного комплекса штамма Penicillium 

expansum CNMN FD 05 С для получения ферментного препарата с повышенным 

содержанием β-глюкозидаз. Особый интерес представляют данные, полученные 

при использовании комплексного соединения ванадила ( NH 4 ) 2 VO 3 Gly, которое в 

160


концентрации 10 мг / л повышает ферментативную активность всех компонентов 

целлюлазного комплекса, синтезируемого штаммом: эндоглюконазную – на 

40,86 %, целобиогидролазную – на 39,16 и β-глюкозидазную – на 49,79%. 

Таблица 1. Изменение энзиматической активности штамма Penicillium expansum 

CNMN FD 05 C под влиянием координационных соединений молибдена и ванадия 

Координационные 

соединения 

(К.С.) 

MoO 2 (ac.ac.) 2 

MoO 2 (ac.ac.)Gly 

MoO 2 (ac.ac.)Ala 

MoO 2 (ac.ac.)Val 

(NH 4 ) 2 VO 3 Gly 

Энзиматическая активность 

эндоглюканазы целлобиогидролазы β-глюкозидазы 

ед/мл 

% от 

контроля 

ед/мл 

% от контроля 


ед/мл 


1 18,35 121,52 1,09 87,2 2,85 106,6 

5 7,36 48,74 0,16 12,8 2,52 102,9 

10 10,34 68,48 0,34 27,2 2,38 97,1 

1 9,52 63,05 0,57 45,6 3,06 124,9 

5 15,78 104,50 1,09 87,2 3,33 135,9 

10 15,78 104,50 0,24 19,2 3,20 130,6 

1 17,84 118,15 0,90 72,0 3,13 127,75 

5 15,77 104,43 0,57 45,6 3,40 138,8 

10 14,14 93,64 0,49 39,24 2,85 116,6 

1 5,71 37,81 0,08 6,40 2,45 100,0 

5 14,14 93,64 0,44 34,80 3,40 138,8 

10 14,14 93,64 0,95 76,60 4,15 169,4 

1 12,5 82,84 0,677 54,16 2,09 85,30 

5 12,24 81,06 1,27 101,60 3,52 143,87 

10 21,26 140,86 1,74 139,16 3,67 149,79 

Контроль 15,10 100,0 1,25 100,0 2,45 100,0 

Современный этап исследований в области применения координационных 

соединений 3d элементов в качестве модификаторов микробного синтеза 

биологически активных веществ характеризуется накоплением фактического 

материала по характеру их влияния на все фазы развития микроорганизма, а 

также выявления оптимальных условий их применения. Наличие вышеуказанной 

информации необходимо для решения ряда теоретических вопросов таких, как 

механизм воздействия координационных соединений, взаимосвязь между составом, 

структурой соединения и ферментативной активностью микроорганизмов, 

а также для разработки методов их практического использования. Изучение 

влияния более расширенного спектра концентраций комплекса с ванадилом на 

биосинтез целлюлаз штаммом Penicillium expansum CNMN FD 05 C подтвердило 

факт повышения уровня активности всех компонентов целлюлазного комплекса 

в пределах концентраций 5-20 мг/л (Таблица 2). 

161


Таблица 2. Изменение энзиматической активности штамма Penicillium expansum 

CNMN FD 05 C под влиянием координационного комплекса ванадия (NH 4 ) 2 VO 3 Gly 

(продолжительность культивирования - 4 суток) 

Конц. К.С., 

мг/л 

Энзиматическая активность 

эндоглюканазы целлобиогидролазы β-глюкозидазы 

ед/мл % от контроля ед/мл 



ед/мл 

% от 

контроля 

1 12,84 115,70 0,73 102,8 2,74 117,6 

5 14,36 129,40 0,80 112,7 2,69 115,6 

10 14,36 129,40 0,85 119,7 3,21 137,7 

15 16,10 145,04 0,94 132,4 3,72 140,3 

20 13,93 125,50 0,92 129,6 3,26 139,9 

30 13,49 121,53 0,90 126,8 2,86 122,7 

Контроль 11,10 100,0 0,71 100,0 2,33 100,0 

Оптимальной представляется концентрация 15 мг/л, которая обеспечивает 

повышение активности эндоглюканаз на 45,0 %, целлобиогидролаз на 32,4% и 

β-глюкозидаз на 40,3%. В тестируемых пределах концентраций не было отмечено 

ингибирующего эффекта от использования координационного соединения на 

биосинтез компонентов целлюлазного комплекса микромицета. 

Существуют данные, что внесение некоторых комплексных соединений 3d 

элементов в питательную среду итенсифицирует фазы развития микроорганизмов, 

что приводит к более раннему проявлению максимума синтеза ферментов и 

сокращению биологического цикла [12, 13, 14 ]. 

Было изучено влияние комплекса (NH 4 ) 2 VO 3 Gly на динамику образования 

целлюлаз штамом Penicillium expansum CNMN FD 05 C. Результаты, 

представленные на рисунках 1-3, показывают, что стимулирующий эффект 

от использования испытанных соединений проявляется в первые сутки 

культивирования продуцента и сохраняется на более высоком уровне в течение 

всего периода культивирования. 

Было установлено, что максимальные активности компонентов целлюлазного 

комплекса, синтезируемого Penicillium expansum CNMN FD 05C, в контрольном 

и в экспериментальных вариантах, совпадают по времени и проявляются на 4-е – 

5-е сутки культивирования. 

Рис. 1. Динамика активности 

эндоглюканаз при культивирования 

штамма Penicillium 

expansum FD CNMN 05 C на 

первоначальной среде (контроль) 

и на среде с 15 мг/л 

(NH 4 ) 2 VO 3 Gly 

162



целлобиогидролаз при 

культивирования штамма 

Penicillium expansum FD 

CNMN 05C на первоначальной 

среде (контроль) и на среде 

с 15 мг/л (NH 4 ) 2 VO 3 Gly 


β-глюкозидаз при культивирования 

штаммаPenicillium 

expansum FD CNMN 05 C на 

первоначальной среде (контроль) 

и на среде с 15 мг/л 

(NH 4 ) 2 VO 3 Gly 

Подобные исследования были выполнены и для комплекса MoO 2 (ac.ac.) Gly. 

Было изучено влияние более расширенного спектра концентраций этого вещества 

(1, 5, 10, 15, 20, 30, 40 мг/л) на биосинтез β-глюкозидаз штаммом Penicillium 

expansum CNMN FD 05 C. 

Установлено, что наиболее эффективно его использование в концентрациях – 

10, 15, 20 мг/л, которые обеспечивают повышение β-глюкозидазной активности 

на 59,5%, 67,6%, 59,5% соответственно по сравнению с контролем. 

Для установления оптимальной продолжительности культивирования 

продуцента активность фермента в контрольном и опытном вариантах 

культуральной жидкости определялась через каждые 24 часа до установления 

под микроскопом момента автолиза культуры (7 – 9 сутки) (Таблица 3). 

Таблица 3. Динамика образования β-глюкозидаз штаммом Penicillium expansum 

CNMN FD05C под влиянием координационного комплекса MoO 2 (ac.ac.) 2 Gly 

(15мг/л) 

Сутки 

Ед/мл 

Контроль Опыт 

Активность β- глюкозидаз 


%от контроля 

2 0,29 0,37 127,6 

3 0,65 0,93 141,7 

4 3,26 5,44 166,7 

5 2,72 4,32 157,1 

6 1,63 2,45 150 

163




7 0,71 0,82 115,4 

8 2,16 2,50 115,7 

9 1,52 1,69 110,7 

10 0,87 0,98 112,5 

Как и в случае с комплексом (NH 4 ) 2 VO 3 Gly, использование комплекса 

MoO 2 (ac.ac.)Gly обеспечивает проявление стимулирующего эффекта уже на 2 

сутки культивирования продуцента (27,6%), который достигает максимум к 

4 суткам культивирования - 66,7%. Активность β-глюкозидаз в этот период в 

опытном варианте составляет 5,44 ед/мл по сравнению с 3,26 ед/ мл в варианте 

без использования комплекса. Таким образом, комплекс MoO 2 (ac.ac.)Gly можно 

отнести к числу специфических стимуляторов β-глюкозидазной активности. 

Выводы: 

В работе изучено влияние комплексных соединений молибдена и ванадия на 

биосинтез ферментов целлюлазного комплекса (эндоглюконаз, целлобиогидролаз, 

β-глюкозидаз) микромицета Penicillium expansum CNMN FD 05C. Установлено, 

что в зависимости от состава и применяемой концентрации они по-разному 

влияют на активность вышеназванных ферментов. 

Комплексные соединения молибдена, содержащие в своем составе 

аминокислоты, оказывают нейтральное воздействие на активность эндоглюконаз, 

ингибируют целлобиогидролазы (до 80-90%) и стимулируют активность 

β-глюкозидаз. К числу наиболее эффективных стимуляторов синтезаβ-глюкозидаз 

можно отнести комплекс MoO 2 (ac.ac.) Gly, повышающий их активность на 47,8 

- 67,0%, что свидетельствует о возможности его использования для получения 

ферментного препарата с повышенным содержанием β-глюкозидаз. 

Металлокомплекс (NH 4 ) 2 VO 3 Gly стимулирует активность всех ферментов 

целлюлазного комплекса микромицета Penicillium expansum CNMN FD 05C, 

обеспечивая повышение активности эндоглюконаз на 45 %, целлобиогидролаз 

на 32 % и β-глюкозидаз на 40 %. 


1. Deseatnic A., Paşa L., Clapco S., Tiurin J., Labliuc S. Tulpină de fungi Penicillium 

expansum – producător de celulaze, brevet de invenție, MD 2588 // BOPI, nr. 10, 2004. 

2. Dimitra Kovala-Demertzi, Marvroddis A. Demertzis, John R. Miller, Christopher S. 

Frampton, Jerry P. Jasinski, Douglas X. // West – Journal of Inorganic Biochemistry, 2002, v. 

92, p.137-140. 

3. Nelson A.// J. Biol. Chem., 1944, v. 153, p. 375-380. 

4. Rudic V. Aspecte noi ale tehnologiei moderne. Chişinǎu, Ştiinţa, 1993, 140 p. 

5. Somogi M. 

// J. Biol. Chem., 1952, v. 195, nr.1, p. 19-23. 

6. Варбанец Л.Д., Разаева О.Н., Авдиюк Е.В., Сейфуллина И.И., Марцинко Е.Э., 

Писарогло А.Г. Влияние координационных соединений германия на активность ряда 

гликозидаз // Мiкробiол. журн., 2007, Том 69, № 3, с. 11-18. 

7. Десятник А., Тюрина Ж., Туртэ К., Чапурина Л., Лаблюк С., Кондрук В., Сырбу 

Т., Дьякон И. Использование комплексов меди (II) с серином и треонином в качестве 

биостимуляторов ферментной активности штаммов Aspergillus niger (33) CNMN FD 06A 

и Rhizopus arrhizus (F 67) CNMN FD 03L // Известия АНМ, Биол., хим. и сель-хоз. науки, 

164


2004, №3 (294), с. 74-79. 

8. Десятник А.А., Тюрина Ж.П., Болога О.А., Паша Л., Лаблюк С.В., Гэрбэлэу Н.В. 

Комплексные соединения молибдена как возможные стимуляторы внеклеточных 

β-глюкозидаз микромицета Penicillium expansum CNMN FD 05 / Международная 

Чугаевская конференция по координационной химии, Кишинев, 2005, с. 342. 

9. Десятник А. А., Гэрбэлэу Н. В., Коропчану Е. Б. и др. Использование 

диметилглиоксиматов Со (III) при биосинтезе пектиназ Rhizopus arrhizus // Kooрд. химия, 

2002, Tом 28, № 2, с. 144-148. 

10. Исмайлова Д.Ю., Логинова Л.Г. Влияние некоторых веществ на биосинтез 

целлюлаз термотолерантного гриба Aspergillus terreus 17p // Прикл. биох. и микр. Т. XI, 

вып. 5, 1975, с. 676-677. 

11. Проскина Н., Гэрбэлэу Н., Драганча Д., Добров А., Десятник А., Тюрина Ж., 

Паша Л., Клапко С., Лаблюк С. Комплексные соединения Ni(II) и Cu(II) на основе 

тиопроизводных гидразонов и их влияние на процесс ферментообразования некоторых 

штаммов рода Penicillium. / Romanian International Conference on Chemistry and Chemical 

Engineering RICCCE IV Bucharest, 22-24 sept., 2005, v. I, p. 58 – 62. 

12. Парпиев Н.А., Кушакбаев А., Азимов М.М. Координационные соединения 

металлов с лекарственными препаратами. Ташкент, ФАН, 1982, 138 с. 

13. Родионова Н.А., Тиунова Н.А., Фениксова Р.Ф. Методы определения целлюлазной 

активности // Прикл. биох. и микр. Т. 2, вып. 2, 1966, с. 97-205. 

14. Роуз Э. Химическая микробиология. Мир, Москва, 1971, 293 с. 

15. Фогарти В.М. Микробные ферменты и биотехнология. Москва, Агропромиздат, 

1986, с. 153-184. 

16. Феоктистова Н.В., Знаменская Л.В., Лещинская И.Б. Влияние ионов металлов 

на синтез внеклеточных ферментов спорообразующими бактериями. Биологические 

науки, Москва, Высшая школа, №2 (338), 1992, с.18-24. 

STANDARDIZAREA PROCEDURII DE CONSERVARE 

A TULPINILOR DE BACTERII PĂSTRATE ÎN COLECŢIA 

NAŢIONALĂ DE MICROORGANISME NEPATOGENE. 

II. 


STANDARDIZAREA PROCEDURII DE CONSERVARE A 

TULPINILOR DIN GENUL BACILLUS PASTRATE IN COLECŢIA 

NAŢIONALĂ DE MICROORGANISME NEPATOGENE 

Tolocichina Svetlana, SlaninaValerina, Burţeva Svetlana, Postolachi Olga, Sîrbu 

Tamara, Lupaşcu Lucian, StepanovVitalie 

Institutul de Microbiologie şi Biotehnologie al Academiei de Ştiinţe a Moldovei 

Rezumat 

Pentru cultivarea bacteriilor din genul Bacillus înainte de liofi lizare a fost selectat mediul 

nutritiv care asigura viabilitatea microorganismelor şi stabilitatea caracterelor morfoculturale. 

A fost studiat un şir de medii de protecţie pentru liofi lizarea microorganismelor. 

Viabilitatea maximală a fost stabilită la liofi lizarea pe mediul protector lapte 

degresat+zaharoza 5% şi lactoză 5%. Cel mai efi cient revitalizant pentru bacteriile 

liofi lizate din genul Bacillus s-a dovedit a fi apa distilată. 

Cuvinte cheie: liofi lizare - medii nutritive - medii de protecţie - viabilitate. 

Depus la redacţie 19 aprilie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Sîrbu Tamara, Institutul de Microbiologie şi Biotehnologie 

165



al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str. Academiei, 1, MD-2028 Chişinău, Republica 

Moldova, e-mail: sirbutf @ rambler.ru., tel.(+37322) 73 96 09, 

Introducere 

Sarcina fi ecărei colecţii de microorganisme constă în deţinerea unei game largi de 

diverse culturi; studierea lor, menţinerea viabilităţii şi purităţii tulpinilor şi păstrarea 

proprietăţilor tulpinilor iniţial izolate [7]. Metoda de depozitare este importantă pentru 

orice investigaţie microbiologică. Una dintre cele mai efi ciente metode de depozitare 

a bacteriilor şi altor microorganisme este liofi lizarea, care permite păstrarea lor pe o 

perioadă îndelungată. Un rol important pentru liofi lizare îl are selectarea mediului 

optimal de protecţie. Fiecare tulpină necesită o abordare individuală privind mediul de 

protecţie, condiţiile de păstrare şi cultivare. [1-3, 7, 8, 10 – 13, 15]. 

Este cunoscut, că bacteriile ce aparţin genului Bacillus şi Pseudomonas pot fi 

păstrate o perioadă de peste 30 ani în stare liofi lizată [4]. Păstrarea lor timp de 20 

ani în stare liofi lizată nu a modifi cat esenţial particularităţile taxonomice, viabilitatea 

celulelor menţinându-se la un nivel înalt: 10 6 -10 7 colonii/ml [5, 6]. În dependenţă de 

rezistenţa bacteriilor faţă de procesul liofi lizării unii autori le împart în trei grupuri 

distincte - bacterii cu rezistenţă sporită, medie şi sensibile [4]. Conform acestei divizări 

bacteriile ce aparţin genurilor Bacillus şi Pseudomonas posedă o rezistenţă medie sau 

sporită faţă de procesul desecării în vid. 

Pentru o păstrare mai bună a viabilităţii, culturile de microorganisme, înainte de 

liofi lizare, se resuspendează într-un mediu stabilizator, cu efect protector faţă de şocurile 

osmotice şi termice. Indicii de bază ai mediilor de protecţie pentru asigurarea unei rate 

înalte a viabilităţii şi păstrării particularităţilor culturale ale celulelor microbiene au fost 

determinate experimental de mulţi cercetători [4]. 

Mediile protectoare trebuie să îndeplinească un şir de condiţii: 

- să păstreze viabilitatea, caracterele morfologice, biochimice, taxonomice şi 

genetice pentru o perioadă îndelungată de timp; 

- să nu fi e toxice; 

- să fi e hidrosolubile; 

- să prevină o hiperconcentrare a sărurilor în suspenzii; 

- să penetreze membrana celulară (în cazul mecanismului endocelular de 

conservare); 

- să stabilizeze ionii de hidrogen şi să prevină formarea cristalelor de gheaţă; 

- să posede o temperatură eutectică joasă. 

În conformitate cu mecanismele de acţiune acestea se divid în două categorii: 

- medii protectoare endocelulare, care penetrează celula, şi 

- medii protectoare extracelulare, care leagă apa extracelulară. 

În lucrarea dată sunt prezentate rezultatele determinării viabilităţii culturilor de 

bacterii din genul Bacillus după liofi lizare, în dependenţă de mediile de cultivare şi de 

protecţie utilizate, precum şi de condiţiile de reactivare şi durata păstrării. 

Material şi metode 

Obiectul de studiu: 4 tulpini de bacterii din Colecţie ce aparţin genului Bacillus 

(Bacillus sp. 2K, Bacillus sp. 15K, Bacillus sp. 31K, Bacillus sp. 64K). 

166


Cultivarea. Tulpinile investigate au fost cultivate static în condiţii aerobe în tuburi 

de sticlă pe mediul agarizat BPC+Mn (Peptonă 5,0 g/l, bulion de carne 30,0 g/l, 

MnSO 4 *H 2 O 0,005 g/l), timpul incubării fi ind de 3 zile la t o = 28-30 0 C [9]. 

Liofi lizarea. Culturile suspendate în medii protectoare au fost congelate rapid la 

t o = -20…-30 0 C, uscarea masei congelate fi ind realizată la liofi lizatorul “Иней 3”la 

temperatura condensorului -50…-60 0 C şi vid – 6,7 Pa. 

Mediile de protecţie: lapte degresat (LD), lapte degresat cu glucoză de 7% 

(LD+G7%), gelatină 1,0% cu zaharoză 10,0% (Gel1%+Z10%), bulion peptonat de 

carne cu zaharoză de 24% (BPC+Z24%), lapte degresat cu lactoză de 5% şi zaharoză 

de 5% (LD+L5%+Z5%) [5, 14]. 

Mediile de regenerare: apă distilată (AD), bulion peptonat de carne cu mangan 

(BPC+Mn) [5, 14]. 

Determinarea viabilităţii culturilor de bacterii. Viabilitatea culturilor a fost 

determinată prin numărarea coloniilor până şi după conservare. Pentru determinarea 

viabilităţii culturilor înainte de liofi lizare au fost efectuate diluţiile succesive a 1,0 ml de 

suspensie până la densitatea de 10 9 ... 10 12 cu însămânţarea ulterioară a 0,1 ml suspensie 

pe mediul agarizat BPC. Conţinutul unei fi ole după liofi lizare a fost resuspendată în 

1,0 ml mediu de regenerare: apă distilată (AD), bulion peptonat de carne (BPC) sau 

bulion peptonat cu Mn (BPC+Mn). Au fost efectuate diluţiile şi inoculările respective 

în 3-4 cutii Petri câte 0,1 ml de soluţie respectivă pe mediul solidifi cat BPC. Coloniile 

crescute au fost numărate după 3 zile de incubare la temperatura de 28-30 0 C [16, 18]. 

Datele experimentale au fost supuse prelucrării statistice în baza programului 

computerizat Offi s Excel 2007. 


Înainte de liofi lizare culturile de microorganisme urmează a fi cultivate pe medii 

optime pentru grupul taxonomic dat. Mediul de nutriţie optimizat facilitează posibilitatea 

unei conservări reuşite, deoarece oferă condiţiile necesare unei multiplicări accelerate 

a microorganismelor, asigurând prin aceasta o densitate sufi cientă a celulelor. În acest 

scop, pentru bacteriile genului Bacillus a fost efectuat screening-ul unor medii nutritive, 

rezultatul cercetărilor fi ind prezent în Tab. 1. 

Medile de 

cultură 

Tabelul 1. Titrul celulelor Bacillus sp. cultivate pe diverse medii nutritive. 

Concentraţia celulelor bacteriene/ml (X x) 10 12 


Bacillus sp. 2K Bacillus sp. 64K Bacillus sp. 15K Bacillus sp. 31K 

1 3,24 0,59 7,67 0,47 14,41 1,91 0,99 0,30 

2. 7,07 0,70 1,93 0,22 11,64 0,80 0,73 0,08 

3. 2,17 0,22 3,60 0,25 18,98 1,45 0,69 0,12 

4. 8,60 0,41 0,12 0,04 10,26 0,86 0,57 0,07 

Notă: Componenţa mediilor de cultură: 1 (g/l): glucoza - 1, pepton - 1, extract de drojdii - 1, 

K 2 HPO 4 -1,apă, agar-agar - 20; 2 - bulion peptonat de carne – apă (1: 4): 3 (g/l) - peptonă - 5,0, 

bulion de carne - 30,0 ml, MnSO 4 - 0,005, agar-agar - 20; 4 – agar peptonat. 

Analizând datele obţinute am constatat unele diferenţe privind numărul coloniilor 

de bacterii, ceea ce este determinat atât de particularităţile tulpinilor de bacterii luate 

în studiu, cât şi de mediul nutritiv utilizat. Reieşind din titrul înalt de diluţie obţinut la 

167


însămânţarea lor pe cutii, putem considera nesemnifi cative aceste diferenţe, de aceea 

mediul optim a fost ales nu numai din punct de vedere al numărului coloniilor viabile 

ci şi al păstrării adecvate a caracterelor morfo-culturale. Astfel, mediul optim selectat a 

fost mediul nr.3 (peptonă 5,0 g/l, bulion de carne 30,0 ml, MnSO 4 0,005 g/l, agar-agar 

20,0 g/l), care în continuare a fost utilizat pentru cultivarea bacteriilor Bacillus. 

Determinarea numărului de celule microbiene îndată după liofi lizare este un 

parametru foarte important, care ne oferă posibilitatea estimării gradului de viabilitate 

a tulpinilor luate în studiu. Numărul mare de celule viabile îndată după liofi lizare poate 

asigura păstrarea viabilităţii tulpinii pentru un timp mai îndelungat. În timpul perioadei 

de păstrare viabilitatea celulelor liofi lizate scade relativ lent. 

În baza studiului bibliografi c efectuat pentru culturile de bacterii a fost evaluat 

efectul crioconservator pentru 4 medii protectoare. În tabelul 2 este prezentat titrul 

celulelor bacteriene Bacillus sp. înainte de liofi lizare. 

Datele din tabelul 2 ne prezintă titrul celulelor bacteriene după suspendarea acestora 

în mediul stabilizator. Densitatea celulară, în conformitate cu rezultatele obţinute, 

demonstrează limite destul de largi: 9,2× 10 8 – 2,2× 10 12 , care depinde de masa 

celulară acumulată în faza logaritmică de cultivare, cât şi de agitare, de desprinderea 

celulelelor aderente de pe suprafaţa agarului nutritiv etc. Din acest punct de vedere 

în mediul de protecţie LD+L5%+Z5% celulele bacteriene au avut aproape cel mai 

mare titru. Practic, cu cât titrul microorganizmelor numeric este mai mare înainte de 

liofi lizare, cu atât mai mare trebuie să fi e şi numărul lor după desecare. În acelaşi timp, 

în conformitate cu observaţiile proprii şi datele unor surse bibliografi ce, numărul iniţial 

major al celulelor supuse liofi lizării corespunde unei letalităţi mai mari, exemplul cel 

mai elocvent prezentând mediul LD+L5%+Z5%, celulele bacteriene avînd practic cel 

mai mare titru iniţial, însă, după liofi lizare, au avut un randament de supravieţuire mai 

mic (tab.3). 

Tabelul 2.Titrul celulelor bacteriene Bacillus sp. înainte de liofi lizare 

Mediul protector 

Bacillus sp. 

2K 

Concentraţia celulelor bacteriene/ml 

(X ± x) × 10 11 (X ± x) × 10 9 

Bacillus sp. 

64K 


Bacillus sp. 

15K 

Bacillus sp. 

31K 

BPC+Z24% 4,04 ± 0,89 1,12 ± 0,33 4,52 ± 0,72 5,32 ± 0,84 

Gel1%+Z10% 4,52 ± 0,82 4,96 ± 0,73 9,20 ± 0,58 0,92 ± 0,33 

LD+G7% 2,60 ± 0,53 12,52 ± 1,47 12,44 ± 0,69 2,60 ± 0,68 

LD+L5%+Z5% 5,76 ± 0,48 11,72 ± 1,78 21,68 ± 2,70 10,92 ± 2,27 

Din tabelul 3 se vede, că cel mai înalt grad al viabilităţii îl are tulpina Bacillus sp.15K 

suspendată în mediul de protecţie lapte degresat şi reactivată ulterior pe mediul apă 

distilată şi constituie circa 3,52×10 10 celule/ml. Cea mai slabă viabilitate din tulpinile 

de Bacillus sp. a fost înregistrată la tulpina Bacillus sp. 64K în cazul utilizării mediului 

de protecţie - lapte degresat + lactoză 5% + zaharoză 5% (1,07×10 9 celule/ml). 

Alegerea unui singur mediu protector optimal pentru toate tulpinile de Bacillus 

sp. testate este destul de difi cil de realizat. Astfel, mediul LD+G7% a fost determinat 

ca optimal pentru culturile liofi lizate de Bacillus sp. 2K şi Bacillus sp. 64K, mediul 

168


LD+L5%+Z5% - pentru Bacillus sp. 31K şi mediul LD – pentru Bacillus sp. 15K, fi ind 

deasemenea favorabil pentru Bacillus sp. 64K şi Bacillus sp. 31K. Totodată, mediul 

protector cuprinde două aspecte: primul este legat de funcţia lui principală de protecţie 

a microorganismelor în procesul desecării în vid, cea de-a doua – de menţinere (după 

liofi lizare) a viabilităţii pentru o perioadă îndelungată de timp. 

De aceea, pentru a argumenta avantajul unui mediu protector este necesar de a 

verifi ca periodic şi viabilitatea celulelor. Conform surselor bibliografi ce [14, 17, 19], 

micşorarea bruscă a numărului de celule viabile are loc în primele luni după liofi lizare, 

după care numărul lor se stabilizează şi nu mai descreşte substanţial. Astfel, viabilitatea 

culturilor liofi lizate de bacterii a fost verifi cată după 1 an calendaristic. Rezultatele 

viabilităţii celulelor bacteriene după 1 an de la liofi lizare sunt prezentate în tab. 4. După 

cum se vede din tabel titrul bacteriilor după 1 an de la liofi lizare s-a micşorat simţitor. 

Dacă verifi căm procentul viabilităţii Bacillus sp. raportat la titrul celulelor bacteriene 

după liofi lizare, atunci rezultatele sunt altele decât cele de până la liofi lizare (Tab. 5). În 

acest tabel menţionăm calitatea mediului protector LD+L5%+Z5%, care s-a dovedit a 

fi cel mai bun din punct de vedere al stabilizării viabilităţii după 1 an de păstrare pentru 

3 tulpini. Procedeele de rehidratare şi condiţiile de regenerare a microorganismelor 

după liofi lizare exercită o infl uenţă majoră asupra viabilităţii microorganismelor. Dacă 

alegerea mediului de protecţie optimal pentru păstrarea viabilităţii a fost o procedură 

mai difi cilă de realizat, atunci cât priveşte selectarea mediului de regenerare acesta, în 

mod sigur, corespunde mediului de rehidratare - apă distilată (Tab. 3). 

Tabelul 3. Viabilitatea culturilor de Bacillus sp. după liofi lizare în dependenţă de 

mediile de protecţie şi revitalizare. 

Mediul 

protector 

BPC+ 

Z24% 

Gel1%+ 

Z10% 

LD+ 

G7% 

LD+ 

L5%+ 

Z5% 

LD 

Mediul 

de revitalizare 

Bacillus sp. 

2K 


(X ± x) × 10 9 (X ± x) × 10 7 

Bacillus sp. 

64K 


Bacillus sp. 

15K 

Bacillus sp. 

31K 

AD 2,93 ± 1,03 2,67 ± 1,25 20,93 ± 6,89 3,33 ± 0,29 

BPC 2,00 ± 1,31 2,20 ± 0,58 16,93 ± 4,61 1,27 ± 0,57 

BP+Mn 3,13 ± 1,03 1,82 ± 0,32 11,47 ± 4,28 1,27 ± 0,29 

AD 2,53 ± 0,57 3,13 ± 1,74 16,73 ± 0,57 3,33 ± 1,60 

BPC 2,60 ± 1,31 2,93 ± 1,31 16,60 ± 1,31 2,67 ± 1,03 

BP+Mn 2,40 ± 0,99 2,09 ± 0,42 16,33 ± 2,35 3,20 ± 0,86 

AD 3,27 ± 0,29 8,47 ± 2,82 10,40 ± 2,16 3,40 ± 0,86 

BPC 2,40 ± 0,86 4,67 ± 1,52 7,93 ± 1,74 2,73 ± 0,57 

BP+Mn 1,40 ± 0,00 1,73 ± 1,03 8,87 ± 2,01 1,40 ± 0,99 

AD 2,00 ± 0,50 2,73 ± 0,76 7,27 ± 1,15 12,67 ± 4,82 

BPC 2,87 ± 0,29 1,87 ± 0,76 7,67 ± 1,03 4,67 ± 1,52 

BP+Mn 2,07 ± 0,76 1,07 ± 0,76 13,13 ± 5,17 5,00 ± 0,86 

AD 3,00 ± 0,86 8,13 ± 2,29 35,20 ± 10,5 10,13 ± 1,25 

BPC 1,40 ± 0,50 - - 4,73 ± 1,74 

BP+Mn 1,13 ± 0,29 0,67 ± 1,15 17,40 ± 3,97 4,27 ± 1,25 

169


Tabelul 4. Viabilitatea celulelor bacteriene rehidratate în apă distilată după 1 an de 

la liofi lizare 

Mediul 

protector 


(X x) 10 7 (X x) 10 8 (X x) 10 6 


BPC+Z24% 5,27 2,74 1,13 0,57 2,07 0,76 0,67 0,29 

Gel1%+Z10% 8,07 2,45 1,67 0,76 2,93 1,25 3,07 1,15 

LD+G7% 5,93 0,29 1,67 0,29 4,53 1,60 2,13 0,29 

LD+L5%+Z5% 6,27 1,25 6,33 2,01 3,53 0,57 4,60 1,31 

LD 6,07 1,52 1,53 0,20 4,27 1,03 1,60 0,86 

Tabelul 5. Procentul viabilităţii celulelor bacteriene rehidratate în apă distilată după 

1 an de la liofi lizare raportat la titrul celulelor bacteriene după liofi lizare 

Mediul protector 

Viabilitate, % 


BPC+Z24% 1,80 0,42 0,99 2,01 

Gel1%+Z10% 3,19 0,53 1,75 9,22 

LD+G7% 1,81 0,20 4,36 6,26 

LD+L5%+Z5% 3,13 2,32 4,86 3,63 

LD 2,02 0,19 1,21 1,58 

Astfel, conform rezultatelor obţinute, putem constata că păstrarea viabilităţii 

tulpinilor de bacterii Bacillus sp. în urma procesului de liofi lizare depinde atât de mediile 

protector şi de regenerare utilizate. Viabilitatea tulpinilor de bacterii ce urmează a fi 

conservate se afl ă într-o dependenţă directă faţă de parametrii utilizaţi pentru procedura 

de liofi lizare, un rol esenţial revenindu-i în acest sens temperaturii de congelare. Pentru 

verifi carea acţiunii temperaturii de congelare asupra viabilităţii culturilor de bacterii 

studiate, acestea au fost suspendate în mediile protectoare selectate, utilizând două 

regimuri de temperatură: (-20 0 C) şi (-30 0 C). Culturile de Bacillus sp. au fost suspendate 

în mediul protector LD+L5%+Z5% (Tab. 6). 

Tabelul 6. Infl uenţa temperaturii de congelare asupra viabilităţii culturilor de Bacillus 

sp. liofi lizate 

Tulpina Mediile de protecţie 


Temperatura de congelare 

-20 0 C -30 0 C 

(X x) 10 7 (X x) 10 7 

Bacillus sp. 2K LD+L5%+Z5% 11,0 3,1 10,5 1,2 




170



Rezultatele obţinute, indică asupra faptului că culturile studiate manifestă un 

procent mai mare al viabilităţii în cazul aplicării temperaturii de (-20 0 C). 

În consecinţă, pentru realizarea condiţiilor optime de liofi lizare a culturilor de 

bacterii afl ate în studiu se recomandă aplicarea temperaturii de congelare de -20 0 C. 

Concluzii 

1. Mediul optimal pentru cultivarea tulpinilor din genul Bacillus are compoziţia 

(g/l): peptonă - 5,0; MnSO - 0,005; agar-agar - 20,0 şi bulion de carne - 30,0 ml, 

4 

2. Mediile de protecţie, utilizate pentru tulpinile de Bacillus sp., în baza laptelui 

degresat +glucoză 7% (LD+G7%) şi a laptelui degresat (LD) , asigură cea mai înaltă 

viabilitate la liofi lizare. 

3. Apa distilată este cel mai efi cient mediu de revitalizare pentru bacteriile liofi lizate 

din genul Bacillus . 

4. Temperatura optimă de congelare a bacteriilor din genul Bacillus, utilizată la 

liofi lizare, este de -200C. Referinţe 

1. Iваниця В.О., Рахімова О.Л., Кожанова Г.А., Гудзенко Т.В. и др. Розробка 

методів збереження колекціі практично корисних культур мікроорганізмів Одеського 

Універсітету. // Тез. докл. науч. Коф. «Мікробні біотехнології», Одеса. 2006, c. 8. 

2. Sîrbu T., Codreanu S., Rudic V. Optimizarea procesului de păstrare a tulpinilor de 

micromicete din colecţie. // Buletinul A.Ş.M., Ştiinţele vieţii, 2005, 2 (297), p. 136 – 142. 

3. Stepanov V., Codreanu S., Rudic V., Slanina V., Sîrbu T., Burţeva S. Standartizarea 

procedurii de conservare a tulpinilor de drojdii păstrate în Colecţia Naţională de Microorganisme 

Nepatogene. I. Selectarea mediilor de protecţie pentru liofi lizarea culturilor de drojdii. // 

Buletinul AŞM. Ştiinţele vieţii, Chiţinău 2009, 2 (308) p. 114.-119. 

4. Uzunova-Doneva T., Donev T. Anabiosis and conservation of microorganisms. // Journal 

of culture collections. V.4, Sofi a, 2004 – 2005, p. 17-28. 

5. Аркадьева З.А. Методы хранения культур микроорганизмов. // «Метаболиты 

микроорганизмовмов», под ред. Егорова Н.С.Москва, изд-во МГУ, 1986, с.57-64. 

6. Аркадьева З.А., Пискункова Н. Ф., Пименова М. Н. Влияние условий хранения 

на диагностические признаки Pseudomonas aeruginosa, P. fl uorescens и P. putida. // 

Микробиология, 1984, № 8, с. 86-88. 

7. Герхард Ф. 

Методы общей бактериологии. М: Мир, 1983, с.14-132. 

8. Голысбаев Б.Т., Мыктыбаева Р.Ж. Выживаемость уробактерий при длительном 

хранении на различных питательных средах и методом лиофильного высушивания. // 

Вестн. с-х науки Казахстана, 2003, № 9, с. 59-61. 

9. Добровольская Т.Г., Скворцова И.Н., Лысап Л.В. Методы выделения и 

идентификации почвенных бактерий. МГУ, 1989, 69 с. 

10. Ефременко Е.Н. Татаринова Н.Ю. Влияние длительного хранения клеток 

микроорганизмов иммобилизованных в криогель поливинилового спирта, на их 

выживаемость и биосинтез целевых метаболитов. // Микробиология, 2007, т. 76, №3, с. 

383-389. 

11. Куплетская М. Б., Аркадьева З. А. Методы длительного хранения коллекции 

микроорганизмов кафедры микробиологии Московского Государственного Института. // 

Микробиология. 1997, том 66, № 2, c. 283-288. 

12. Куплетская М. Б., Аркадьева З.А. О хранении лиофилизированных культур 

сапрофитных микроорганизмов. // Микробиология, 1980, Т. 49, № 4, с. 621-623. 

13. Куплетская М.Б. Результаты хранения лиофилизированных культур 

микроорганизмов в течениe 25 лет. // Микробиология, 1987 Т. 56, № 3, с. 488-491. 

171


Ecologia şi Geografi a 

14. Куплетская М.Б., Аркадьева З.А. Методы длительного хранения коллекции 

микроорганизмов кафедры микробиологии Московского Государственного Университета. 

// Микробиология, 1997, T. 66, №2, с. 283-288. 

15. Лобанок А.Г., Астапович Н.И. и др. Коллекционный фонд микроорганизмов 

и банк данных института микробиологии НАН Белоруссии как основа национальной 

коллекции непатогенных микроорганизмов. // Весцi А.Н. Белорусi, Сер. бiол наук. 1998, 

№ 4, с. 122-127. 

16. Луста К.А., Фихте Б.А. Методы определения жизнеспособности микроорганизмов. 

Пущино 1990, 186с. 

17. Плакунов В.К., Гейденбрехт О.В., Шелемех О.В. Множественный стресс 

у микроорганизмов – зло или благо? // Труды института Микробиологии им. С.Н. 

Виноградского, Вып. 2, М., 2004, с.361 – 375. 

18. Сидякина Т.М. Консервация микроорганизмов в коллекциях культур. Коллекция 

генетических ресурсов: Методы.Проблемы. Перспективы. Ан.СССР. // Пущинкская науч. 

центр. Ин-т биол.физ., 1991, с.81-159. 

19. Цуцаева А. А., Ананьина А. Е. Влияние условий хранения на свойства 

криоконсервированной и лиофилизированной культуры Streptomyces fradiae 25 Ab12.// 

Проблемы криобиологии, 2001, № 1, с. 52-59. 

172



PROBLEME ALE DEZVOLTĂRII DURABILE A ECOSISTEMULUI 

URBAN CHIŞINĂU 

Bulimaga C. 


Institutul de Ecologie şi Geografi e al Academiei de Ştiinţe a Moldovei 

Rezumat 

Au fost evidenţiate problemele esenţiale care refl ectă starea ecologică a ecosistemului 

urban Chişinău. Sunt stabilite principiile şi obiectivele de dezvoltare social-economică 

a oraşului şi evidenţiate căile ce asigură dezvoltarea durabilă a ecosistemului urban şi 

care vor servi ca bază în elaborarea Planului Local de Acţiuni de Mediu al municipiului 

Chişinău. 

Cuvinte cheie: spaţiul urban - capacitatea mediului – fl exibilitate - reversibilitate - 

diversitate socială şi culturală 

Depus la redacţie 07 februarie 2012 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Adresa pentru corespondenţă: Bulimaga Constantin, Institutul de Ecologie şi Geografi e 

al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, str. Academiei, 1, MD - 2028 Chişinău, Republica 

Moldova. e-mail: cbulimaga@yahoo.com, tel. (+ 373022) 723544 

Introducere 

Planul de dezvoltare teritorială a mun. Chişinău pe perioada 2006-2020 şi 

obiectivele strategice ale cooperării dintre Republica Moldova şi Uniunea Europeană 

(UE) [1] solicită o schimbare de viziune a rolului Administraţiei Publice Locale (APL) 

în managementul teritoriului, în contextul conservării şi protecţiei mediului natural. 

Obiectivele strategiei de dezvoltare a municipiului Chişinău se bazează pe politicile 

172



spaţiale ale UE menţionate în Perspectiva Dezvoltării Spaţiale Europene (ESDP, 1999) 

şi includ [2]: 

- Dezvoltarea unui sistem policentric urban şi a unor noi relaţii urban-rurale. 

- Asigurarea accesului egal la infrastructură şi cunoştinţe. 

- Managementul patrimoniului natural şi cultural. 

Conform documentelor [1, 2], strategia de dezvoltare a mun. Chişinău în perioada 

2006-2020 se bazează pe două scenarii: 1) politicile publice ale Consiliului Municipal 

Chişinău care prevăd coeziunea economică, socială şi teritorială; 2) politicile publice 

vor viza competiţia europeană şi mondială, concentrînd investiţiile publice în zone 

competitive. 

Structural, strategia de dezvoltare a mun. Chişinău este construită pe metodologia 

planifi cării care constă din 5 etape: audit, viziune şi obiective strategice, politici de 

dezvoltare, implementare, monitorizare şi evaluare [1]. 

Studiile privind structura şi funcţionarea ecosistemului urban Chişinău efectuate 

pe parcursul anilor 2006-2010 au demonstrat, că pentru asigurarea dezvoltării durabile 

(DD) a ecosistemului este necesară soluţionarea unui şir de probleme: utilizarea raţională 

a resurselor naturale, lichidarea disparităţilor din oraş, protecţia diversităţii biologice, 

păstrarea calităţii aerului atmosferic, protecţia sănătăţii populaţiei, funcţionarea 

autotransportului ş.a. 

Scopul prezentei lucrări constă în stabilirea problemelor esenţiale şi a principiilor 

DD urbane ale ecosistemului urban Chişinău (EUC) necesare în elaborarea Planului 

Local de Acţiuni de Mediu al municipiului şi dezvoltării lui economice. 


În calitate de obiect de studiu a servit mun. Chişinău format din 18 unităţi 

administrativ teritoriale, inclusiv 6 oraşe, 9 comune şi 3 sate. Teritoriul mun. Chişinău 

are o suprafaţă totală de 57164 ha, inclusiv 14763 ha în intravilan. Raportul dintre 

terenul urban şi cel rural, suprafeţele unităţilor administrativ teritoriale indică pentru 

zonele urbane 26491 ha (inclusiv 10899 ha intravilan), zonele rurale constituie 30673 ha 

(3864 ha în intravilan). Mun. Chişinău are 717 900 locuitori. Zonele urbane însumează 

648 000 locuitori , iar restul de 69 000 locuiesc în zonele rurale. Majoritatea (82,7%) 

populaţiei mun. Chişinău este concentrată în or. Chişinău, pe 21,5% din suprafaţa 

totală a municipiului. Aceasta determină o presiune înaltă asupra unităţilor publice şi a 

transportului public [2]. 

Impactul EUC asupra mediului a fost estimat prin colectarea probelor de sol, 

ape şi biocenoze analizate în laboratorul acreditat al Serviciului Hidrometeorologie 

de Stat (SHS). 


Probleme esenţiale ale ecosistemului urban Chişinău. În rezultatul cercetărilor 

din a. 2006-2010 privind impactul antropic a or. Chişiunău asupra calităţii mediului, a 

fost evaluată infl uenţa depozitelor de stocare a deşeurilor asupra acumulării metalelor 

grele în sol şi în plante [3], a depozitelor de stocare a deşeurilor menajere solide (DMS) 

ca surse de poluare a mediului [4] şi impactul deşeurilor industriale asupra fi tocenozelor 

EUC [5]. A fost stabilit, că la asigurarea DD a EUC ar contribui efectuarea planifi cării 

şi realizarea unui management public performant al ecosistemului urban. 

173



Realizarea DD a EUC necesită stabilirea problemelor esenţiale ale stării şi protecţiei 

mediului înconjurător urban şi ca dimensiunile economice şi sociale să fi e integrate cu 

cele ale sistemelor ecologice urbane. Problemele majore ale unui ecosistem urban sunt 

[6]: a) calitatea ambientalistică, b) spaţiul urban, c) trafi cul urban, d) consumul energiei, 

e) emisiile urbane şi deşeurile. Rezultatele obţinute în urma cercetărilor demonstrează, 

că o problemă majoră a protecţiei mediului urban Chişinău este necesar de considerat 

impactul antropic asupra fl orei şi faunei urbane [3-5], iar la problema spaţiului urban 

de inclus disparităţile privind infrastructura de bază, socială şi economică a oraşului. 

Calitatea ambientalistică a EUC depinde de emisiile în aer a substanţelor nocive 

şi cu mirosuri neplăcute, fapt ce indică o creştere a gradului de poluare a mediului 

cu compuşi toxici. În or. Chişinău acestea reprezintă: 2,2 t H 2 S; 27,6 t NH 3 ; 0,002 t 

C 2 H 5 SH; 0,004 t CH 3 SH; 139,4 t CO; 11,64 t NO 2 ; 466,83 t CH 4 – emisii generate la 

staţia de epurare biologică (SEB) a apelor reziduale municipale [7]. 

Spaţiul Urban include suprafaţa construcţiilor şi ariilor deschise în interiorul oraşului 

şi reprezintă un sistem diversifi cat în spaţiul geografi c cu suprapunere a subsistemelor 

sociale şi economice. EUC reprezintă un spaţiu natural de 12035 ha, intravilan 8345 

ha şi 593,8 mii locuitori. În structura de destinaţie sunt incluse: construcţii şi curţi 

– 5678 ha cu o extindere anuală de 40–45 ha; drumurile - 1287 ha; terenul agricol 

intravilan – 1536 ha, inclusiv 1350 ha cu destinaţie arabilă şi peste 200 ha cu plantaţii 

multianuale; pădurile şi spaţiile verzi au suprafaţa de 3157 ha în tendinţă de reducere 

[1]. Complexitatea problemelor legate de managementul ariilor urbane este amplifi cată 

de necesitatea tranziţiei socio-economice către o DD. 

Pentru or. Chişinău o mare importanţă o au disparităţile privind infrastructura 

de bază, care constă în lipsa continuităţii privind construcţiile obiectelor industriale, 

locative şi, corespunzător, asigurarea acestora cu infrastructura necesară. Un exemplu 

de disparitate urbană este evidenţiată în teritoriul zonei „Tracom”. Terenurile sunt 

gestionate inadecvat, pe alocuri sunt case de locuit private fără un sistem de canalizare, 

unde apele menajere şi fecaliile sunt deversate direct în mediul înconjurător, ulterior ele 

nimeresc în r. Bâc. Terenurile în această zonă care este necesar de utilizat pentru blocuri 

locative cu multe nivele, sunt ocupate sub diverse depozite şi garaje improvizate, în 

timp ce terenul luncii r. Bâc este intens valorifi cat în scopuri economice. 

Ariile deschise şi cele verzi ale spaţiului urban sunt un component important 

în protecţia mediului, pentru menţinerea nivelului calităţii acestuia şi diminuarea 

impactului antropic asupra ecosistemului urban. Ca exemplu de sector amenajat conform 

cerinţelor ecologice, serveşte sectorul Râşcani, ampălasat între str. Kiev-Aleco Ruso-N. 

Dimo. Aici blocurile locative sunt dotate cu sistem de canalizare, iar între blocuri sunt 

amplasate zone verzi, care asigură comfortul şi calitatea aerului pentru locatari. 

Trafi cul urban este consumatorul principal al energiei urbane şi sursa majoră a 

emisiilor de poluanţi în aer şi a impactului fi zic în mediul urban. În EUC actualmente 

sunt înregistrate circa 234 mii automobile. Datele statistice indică, că emisiile de la ele 

constituie circa 95%, ceea ce confi rmă că transportul auto reprezintă sursa principală 

de poluare a mediului în or. Chişinău. 

Consumul energiei – consum realizat nu numai de autotransport, dar şi de creşterea 

utilizării energiei pentru încălzire şi răcirea instituţiilor de serviciu. El depinde de 

managementul adecvat al spaţiului urban şi al resurselor naturale, în parte, ce include 

174



şi combustibilul pentru autotransport. Realizarea unui management adecvat în EUC ar 

duce şi la diminuarea consumului unei cantităţi importante de combustibil. Acest fapt 

a fost demonstrat pe exemplul gestionării inadecvate a deşeurilor în mun. Chişinău pe 

parcursul perioadei de 10 ani (1991-2001) [8]. Datele [8] demonstrează importanţa 

managementului public performant a unui sistem urban nu numai din punct de vedere 

economic, dar şi socio-ecologic. 

Emisiile urbane şi deşeurile. Activităţile urbane generează majorarea cantităţii de 

emisii şi deşeuri. În ultimii ani are loc creşterea volumului şi schimbarea compoziţiei 

morfologice a deşeurilor urbane [2]. Sursele de poluare a bazinului aerian din EUC 

includ sursele mobile – circa 234 mii unităţi de transport şi cele staţionare (1002 

întreprinderi industriale, 292 cazangerii, 111 staţii PECO, 7 baze petroliere ş.a.). Un 

caz aparte îl reprezintă staţia de epurare biologică (SEB) a apelor reziduale, unde în 

rezultatul fermentării anaerobe a nămolului în paturile de uscare şi a lucrului sufl antelor 

în bazinele de aerare emisiile de gaze nocive sunt semnifi cative. 

O altă sursă de poluare sunt emisiile de substanţe toxice formate ca rezultat al 

funcţionării altor întreprinderi şi al mijloacelor de transport din EUC, care conform 

datelor statistice din a. 2008 constituiau 91644,930 t, inclusiv, autotransportul 

87310,1255 t (95,27 %). Emisiile întreprinderilor industriale constituie 4333,84 t 

(4,73%), inlusiv centralele electrice termice (CET) şi cazangeriile 706,7985 t (0,77 %), 

din care în rezultatul efectului transfrontalier cu curenţii de aer au fost scoase din spaţiul 

EUC 530,09 t. Volumul deşeurilor depozitate la gunoiştea Ţînţăreni, conform datelor 

Primăriei mun. Chişinău este în creştere de la 734 mii m 3 în a. 2000 până la 1494 mii 

m 3 în a. 2010, iar al deşeurilor plastice de la 9350 m 3 în a. 2007 până la 42000 m 3 în a. 

2010. Datele demonstrează, că volumul DMS timp de 10 ani s-a majorat cu 104 %, iar 

al celor plastice timp de 4 ani cu - 349 %. Au rămas constante deşeurile de construcţie 

(25000 t), galvanice (350 t), nichel (486 t), cu conţinut de cianuri (1037 t). Aceste 

deşeuri au un impact esenţial asupra ecosistemelor naturale şi necesită realizarea unui 

management adecvat al lor. 

Impactul antropic asupra fl orei reprezintă prejudiciul cauzat biodiversităţii (fl orei 

şi faunei) EUC de activitatea antropică din zonele tehnogene. Cercetările efectuate (a. 

2006-2010) în EUC au permis aprecierea infl uenţei poluării mediului urban cu metale 

grele (MG) din deşeuri asupra vegetaţiei urbane. Rezultatele impactului poluării în 

EUC asupra fl orei ierbacee din diferite sectoare ale mun. Chişinău au fost demonstrate 

în [8-10]. 

Pentru elaborarea planului şi managementului sistemelor urbane este necesar de a 

lua în considerare şi principiile DD urbane. 

Principiile dezvoltării durabile urbane. Principiile DD includ: a) capacitatea 

mediului, b) reversibilitatea, c) fl exibilitatea, d) efi cacitatea, e) echitatea [11]. 

Capacitatea mediului reprezintă asigurarea resurselor şi absorbţia emisiilor şi a 

deşeurilor generate în activităţile umane pînă la limita absolută. Principiul capacităţii 

mediului impune realizarea de proiecte şi management, prezentarea bazei protecţiei 

mediului, serviciile sociale şi economice în interiorul limitelor impuse de mediul 

înconjurător natural. Conceptul capacităţii mediului presupune limita activităţilor 

în spaţiu la care pot fi absorbite durabil emisiile şi deşeurile generate în rezultatul 

activităţilor antropice urbane. În ecologie, determinarea capacităţii mediului reprezintă 

175



popularea maximă a unor locuri de către speciile date ca habitatul să poată suporta 

nelimitat în timp şi fără pierderi permanente ale ecosistemului de care sunt dependente 

[6]. Încărcătura antropică trebuie să fi e corelată cu capacitatea ecosistemului şi să nu o 

depăşească [12]. În procesul DD, oraşele se vor afl a în continuă schimbare la necesităţile 

de adaptare, la cerinţele noi, la varierea fl uxului populaţiei şi a activităţilor economice. 

Rolul managementului protecţiei mediului urban este de a asigura calitatea mediului. 

Capacitatea oraşelor de a corespunde schimbărilor cauzate de dezvoltarea economică 

fără afectarea capacităţii mediului înconjurător sunt măsuri pentru vitalitatea lor. 

Reversibilitatea. Acest principiu, prevede ca, planifi carea intervenţiei în mediul 

înconjurător urban să fi e reversibilă maxim posibil. Intervenţia în mediul EUC este 

departe de a fi reversibilă. Acest fapt a fost demonstrat prin rezultatele prezentate 

în [3-5, 10] privind infl uenţa antropică asupra biodiversităţii şi asupra lacului 

„Valea Morilor”. 

Flexibilitatea. Principiul de fl exibilitate descris de autorii [6] reprezintă posibilitate 

ecosistemului de a suporta (amortiza) unele încărcături antropice asupra mediului. El 

este asigurat de capacitatea ecosistemului de a-şi menţine echilibrul ecologic. 

Viitorul DD a EUC poate fi asigurat prin fl exibilitate. Oraşul fl exibil refl ectă 

posibilitatea de a reacţiona şi a reduce stresul extrern. Deteriorarea lacului „Valea 

Morilor” a demonstrat incapacitatea reacţionării oraşului la stresul care a fost supusă 

biodiversitatea lacului şi confi rmă lipsa reversibilităţii. S-a stabilit că excesul de 

elemente biogene (N, P, K) în apa lacului „Valea Morilor” şi a temperaturii înalte 

în vara anului 2006 a condiţionat dezvoltarea intensă a plantelor superioare acvatice 

(Ceratophillum) şi algelor fi lamentoase (Cladophora, Chaetomorhfa). Datorită creşterii 

înalte a temperaturii apei (>30ºC) la sfârşitul lunii iulie şi destrucţiei fi tomasei, în apa 

bazinului s-a diminuat brusc concentraţia oxigenului dizolvat, ceea ce a cauzat asfi xia 

peştelui şi altor hidrobionţi. Acest fapt demonstrează, că n-au fost asigurate principiile 

de fl exibilitate şi reversibilitate în zona respectivă a or. Chşinău [9]. 

Efi cacitatea. Principiul efi cienţei necesită benefi ciu economic maxim de pe fi ecare 

unitate de resursă naturală utilizată (efi cienţă de protecţie a mediului) şi benefi ciul uman 

maxim de la fi ecare unitate de activitate economică. Cercetările efectuate în cadrul 

EUC au demonstrat utilizarea inadecvată a terenurilor (una dintre cele mai importante 

resurse naturale). Studiile au scos în evidenţă, că utilizarea terenului luncii r. Bâc pentru 

construcţiii cauzează dereglarea gravă a stării ecologice a râului şi poluarea intensă a 

apelor acestuia, în timp ce suprafeţe mari de terenuri sunt ocupate de depozite şi staţii de 

reparaţii improvizate. Terenul luncii r. Bâc trebuie să reprezinte o sursă inepuizabilă de 

epurare şi neutralizare a poluanţilor, asigurată de biocenozele existente în lunca râului. 

Lunca r. Bîc va asigura menţinerea echilibrului ecologic în cadrul EUC şi va servi 

în calitate de zonă de recreaţie a or. Chişinău. Principalii responsabili de degradarea 

dramatică a r. Bîc sunt întreprinderile industriale, care depozitează cantităţi esenţiale de 

DMS pe malul râului şi devarsă cantităţi sporite de ape reziduale (AR) neepurate, ceea 

ce a transformat râul într-un canal de scurgeri a AR din or. Chişinău. O altă problemă 

în domeniul gestionării efi cace a resurselor naturale este gestionarea inadecvată a DMS 

care sunt depozitate pe malul r. Bîc, iar în unele cazuri direct în apele acestuia. Acest 

fapt cauzează nu numai poluarea apei r. Bîc, dar şi pierderea deşeurilor ca resurse de 

materii prime [8]. 

176



Echitatea. Accesul echitabil al rezidenţilor urbani la resurse şi servicii este un aspect 

important în procesul DD a oricărui oraş. În EUC echitatea, de asemenea, nu corespunde 

exigenţilor în domeniul utilizării condiţiilor de agrement, accesul la asigurare cu spaţiu 

locativ, tratament medical, ş.a. Pentru realizarea DD, care reprezintă un concept cu 

mult mai vast decât protecţia mediului înconjurător [13], este necesară cunoaşterea 

obiectivelor dezvoltării durabile a EUC. 

Obiectivele dezvoltării durabile. Oraşele DD sunt acelea care asigură un mediu 

înconjurător de viaţă bun pentru sănătatea locuitorilor săi şi pentru satisfacerea 

cerinţelor generaţiilor viitoare. Crearea oraşelor DD includ următoarele obiective [6]: 

a) minimizarea consumului resurselor spaţiale şi naturale; b) managementul raţional 

şi efi cient al fl uxurilor urbane; c) protecţia sănătăţii populaţiei urbane; d) menţinerea 

diversităţii sociale şi culturale. e) menţinerea diversităţii fl orei şi faunei urbane. 

Minimizarea consumului resurselor spaţiale şi naturale. Resursele spaţiale şi 

naturale ale or. Chişinău includ: terenurile, apa, gazul, aerul, combustibilul fosil, energia 

electrică, spaţiile verzi şi terenurile de recreaţie, resursele de muncă (populaţia aptă de 

muncă). Minimizarea consumului acestor resurse poate fi asigurată prin elaboratrea 

unei strategii de dezvoltare economică a or. Chişinău, care se va baza pe factorii 

obiectivi: prezenţa resurselor de muncă nelimitate şi a unor cadre de muncă profesional 

califi cate şi lipsa de materii prime (combustibil, lemn, metal, materiale de construcţii 

şi alte resurse). Direcţia de dezvoltare a economiei oraşului va fi orientată spre ramuri 

de producere cu potenţial înalt ştiinţifi c, care necesită cantităţi minime de materii 

prime şi un potenţial ştiinţifi co-tehnologic avansat (aparate electronice şi tehnologii 

informaţionale, calculatoare performante, alte direcţii cu consum minim de materii 

prime). Managementul EUC va asigura o amplasare optimă a ramurilor de producere 

în spaţiul urban şi utilizarea raţională a terenurilor. Minimizarea consumului de resurse 

naturale poate fi realizată prin elaborarea şi importarea proceselor tehnologice de 

producere avansate, ceea ce va asigura cheltuieli minime de materii prime şi diminuarea 

cantităţilor de deşeuri generate. Infrastructura managementului deşeurilor va contribui 

la utilizarea maximă a acestora ca materii prime (ceea ce constituie circa 2/3 din masa 

totală a lor) [8]. Managementul oraşului prevede de asemenea şi crearea unui sistem 

policentric urban şi a unor noi relaţii urban-rurale şi a infrastructurii optime a oraşului: 

sistemele de transport, de aprovizionare cu apă potabilă şi căldură, gaze, energie 

electrică şi funcţionarea impecabilă a acestora. Ca exemplu de gestionare inadecvată 

a resurselor naturale, pot servi teritoriile din lunca r. Bîc (terenul adiacent Tracom), 

menţionate mai sus. 

Managementul raţional şi efi cient al fl uxurilor urbane. Pot fi identifi cate următoarele 

fl uxuri urbane: de autotransport, de pasageri, de deşeuri generate în EUC, de resurse 

naturale (energie electrică, combustibil fosil, apă potabilă şi de încălzire, fl uxul de ape 

reziduale menajere), fl uxurile care asigură existenţa normală a ecosistemului urban. La 

baza managementului asigurării raţionale şi efi ciente a acestor fl uxuri urbane trebuie 

să stea principiile DD, acţiunile care ar asigura nu numai prosperarea economică a 

oraşului, dar şi crearea condiţiilor ecologice optime de trai a populaţiei. Problemele 

legate de marile concentrări de energie şi materiale din oraş necesită restructurarea 

aşezărilor umane la nivel micro şi macro, prin transformări şi conversii ale zonelor 

funcţionale urbane, printr-un management al ritmului înlocuirii structurilor spaţiale 

177



şi tehnice şi prin promovarea diversităţii sub toate aspectele sale: social, urbanistic, 

funcţional, tehnologic, cultural şi politic. 

Protecţia sănătăţii populaţiei urbane. Unul din scopurile principale ale DD a 

sistemelor urbane este protecţia sănătăţii populaţiei, conservarea şi îmbunătăţirea 

condiţiilor de sănătate a oamenilor. Infl uenţa negativă a activităţilor antropice din EUC 

asupra sănătăţii populaţiei a fost demonstrată pe exemplul populaţiei din satul Bîc. 

Conform Centrului de Sănătate (CS) Bubuieci, comuna Bîc are o populaţie de 1363 

locuitori. Cauzele principale de îmbolnăvire a populaţiei sunt bolile aparatului: digestiv, 

circulator şi genito-urinar, urmate de bolile aparatului respirator, tumorile şi afecţiunile 

sistemului nervos periferic şi encefalopatiile. Factorii de mediu necalitativi au o infl uenţă 

negativă asupra sănătăţii populaţei. Compararea indicilor stării de sănătate a populaţiei 

în ansamblu pe republică şi a celor din ecosistemul urban Chişinău au demonstrat, 

că în mun. Chişinău valoarea medie a incidenţei bolilior sistemului respirator este cu 

36% mai înaltă decât media pe republică, a leziunilor traumatice şi otrăvirilor de 2,5 

ori mai mari, bolilor de piele şi ţesutului celular subcutanat - de 1,6 ori mai inaltă [14]. 

Starea sănătăţii populaţiei comunei Bîc este condiţionată de calitatea nefavorabilă a 

componentelor de mediu (aerul atmosferic, apa potabilă şi calitatea solului) poluate 

intens de emisiile de la staţia de epurare biologică (SEB) a AR. Locuitorii s. Bîc pot fi 

evidenţiați în grupa de risc pentru maladiile organelor digestive şi encefalopatii [15]. 

Menţinerea diversităţii sociale şi culturale. Conform [16] diversitatea culturală 

reprezintă diferenţele culturale existente între oameni, precum şi cele dintre grupuri 

diverse, ca identităţi şi multiple: tradiţii, obiceiuri, modul de abordare a educaţiei şi a 

societăţii din perspectivă interculturală. Referitor la integrarea grupurilor etnoculturale, 

politologul Gabriel Andreescu afi rmă că, multiculturalismul acceptă, pe lângă nevoia 

de integrare şi necesitatea de privatitate comunitară. În acelaşi sens, Victor Neumann 

amintea despre identităţile politice europene, că „multiculturalismul nu trebuie şi nu 

poate fi văzut ca teorie care atrage dupa sine segregaţionismul“, deoarece abordarea 

multiculturală în raport cu cea interculturală, recunoaşte dreptul la graniţe comunitare, 

acesta fi ind dictat de nevoia grupurilor de a se separa într-un anumit grad de celelalte 

comunităţi şi, ca expresie a nevoii şi a dreptului la „privatitate comunitară“. 

Călin Rus [16] vine cu ipoteza referitoare la privatitatea comunitară şi anume 

cea bazată pe modelul TILT (Teaching Individuals to Live Together), în care este 

susţinută de ideea că ”societăţile contemporane pot să favorizeze, simultan, dezvoltarea 

identităţilor specifi ce şi comunicarea interculturală, fără ca acest lucru să presupună 

vreo pierdere pentru majoritate ori minoritate”. 

Franz Boas [16], etnolog germano-american, fondatorul antropologiei moderne, 

descrie patru factori care explică cultura unei entităţi sociale: 1) Mediul natural permite 

oricărei societăţi o libertate de acţiune impunându-i în acelaşi timp şi limite. 2) Istoria, 

trecutul spiritual şi material al unei societăţi, reprezintă „cunoaşterea rolului acestui 

factor determinant şi explicativ care ar contribui la relevarea resorturilor specifi ce 

culturii grupului”. Un rol important îl are şi accesul la evolţuţia societăţilor, la 

istoria limbii şi a culturii, care nu reprezintă altceva decât timpul trăirii şi difuziunii 

elementelor spirituale. 3) Suma aspectelor de raportare individuală sau colectivă la 

sistemul instituit de valori al grupului social cercetat, sau psihologia. 4) Este distribuţia 

geografi că a elementelor culturale. Astfel, conform opiniei autorului este necesară o 

178



analiză în detaliu a culturilor particulare în structurarea lor geografi că, precum şi o 

evaluare a gradului lor de „organicitate” culturală. Pe de altă parte etnologia, ne-a arătat 

şi ne-a dovedit de atâtea ori de-a lungul timpului că, fi ecare popor are o fi lozofi e a lui, 

proprie, bazată pe înţelepciunea şi creaţia populară, care se menţine până astăzi [16]. 

Europa din ultimii 20 de ani, demonstrează că occidentul a avut o participare majoră 

la stimularea Europei culturale. Aşadar, Europa s-a trezit brusc nu numai în faţa unei 

diversităţi politice şi economice, ci şi în faţa unor provocări care se regăseşte în relaţiile 

interculturale. Are loc o adaptare economică la procesul integrării, iar în plan cultural 

se manifestă „un fel de rebeliune împotriva tendinţei de nivelare a lumii”[16]. 

Toate aceste fenomene privind diversitatea culturală şi socială se referă şi la 

populaţia din Republica Moldova şi în special în or. Chişinău. Diversitatea culturală şi 

socială (privatitate comunitară pentru fi ecare entitate) a fost conservată prin formarea 

comunităţilor: belorusă, ucraineană, rusă, evreiască ş.a. 

Menţinerea biodiversităţii fl orei şi faunei urbane. În Raportul privind «Oraşul 

dezvoltării Durabile», pregătit de către Comisia Europeană, se indică un set de acţiuni 

care urmează a fi aplicate pentru oraşele Europei. Asupra calităţii DD a oraşului mai 

infl uenţează şi gradul de descentralizare privind competenţele şi responsabilităţile 

autorităţilor publice locale [6]. 

Biodiversitatea reprezintă condiţia primordială a existenţei civilizaţiei umane şi 

asigură suportul vieţii şi al dezvoltării sistemelor socio-economice. În ecosistemele 

naturale şi seminaturale există conexiuni intra – şi interspecifi ce, prin care se realizează 

schimburile materiale, energetice şi informaţionale ce asigură productivitatea, 

adaptabilitatea şi rezilienţa acestora. Aceste interconexiuni sunt extrem de complexe, 

fi ind greu de estimat importanţa fi ecărei specii în funcţionarea acestor sisteme şi care 

pot fi consecinţele diminuării efectivelor acestora sau a dispariţiei lor. Asigurarea 

supravieţuirii pe termen lung a sistemelor ecologice, principalul furnizor al 

resurselor de care depinde dezvoltarea şi bunăstarea umană poate fi realizată doar în 

cazul DD [13]. 

Cercetările din a. 2006-2010 în cadrul EUC au demonstrat, că impactul antropic 

asupra ecosistemelor cauzează o reducere esenţială a diversităţii vegetale. Au loc 

schimbări profunde structurale, dispar speciile spontane stenobionte şi devin dominante 

speciile ruderale euribionte. Ca exemplu pot fi menţionate lipsa în EUC a speciilor: 

Iris pseudacorus, Butomus umbelatus, Alopercurus arundinaceus, Juncus effusus 

L., Carex riparia ş.a ce servesc ca un indicator biologic privind calitatea mediului 

în ecositem şi prezenţa speciilor ruderale: Taraxacum offi cinalis Wigg, Polygonum 

aviculare L., Arctium lappa L., Elytrigia repens (L) Nevski şi segetale Ballota nigra 

L., Sonchus arvensis L., Bromus arvensis L. şi segetal-ruderale Convolvulus arvense, 

Thlaspi arvensis L., ş.a. S-au modifi cat unele caractere ontogenetice ale acestor specii. 

Unele dintre ele vegetează aproape anul întreg, se reproduc pe cale vegetativă, şi prin 

consecinţă, se reduce efectivul de plante provenite din seminţe. În cele din urmă are 

loc degradarea genetică a populaţiilor. Procesul de modifi care profundă a structurii 

specifi ce, intraspecifi ce, biomorfologice şi genetice a covorului vegetal în condiţiile 

tehnogene noi a devenit o problemă extrem de importantă pentru existenţa biodiversităţii 

în Republica Moldova şi necesită studii profunde şi elaborări ştiinţifi ce de măsuri pentru 

diminuarea efectului lui negativ [4]. 

179


Menţinerea biodiversităţii urbane determină stabilitatea ecologică a ecosistemelor 

naturale din oraş, care la rîndul lor asigură condiţiile optime de trai a populaţiei 

municipiului. Aşadar, căile de realizare a DD pentru ecosistemul urban, prezentate în 

lucrare, au o mare importanţă pentru elaborarea Planului Local de Acţiuni de Mediu al 

mun. Chişinău şi dezvoltarea social-economică a acestuia. 

Concluzii 

1. Au fost elucidate problemele esenţiale ale ecosistemului urban Chişinău: calitatea 

ambientalistică, spaţiul urban, disparităţile privind infrastructura de bază, socială şi 

economică a oraşului, impactul antropic asupra fl orei şi faunei urbane, trafi cul urban, 

consumul energiei, emisiile urbane şi deşeurile. 

2. Au fost evidenţiate principiile dezvoltării durabile urbane a mun. Chişinău: 

capacitatea mediului, reversibilitatea, fl exibilitatea, efi cacitatea și echitatea . 

3. Au fost stabilite căile de realizare a dezvoltării durabile a ecosistemului urban 

Chişinău: minimizarea consumului resurselor spaţiale şi naturale, managementul 

raţional şi efi cient al fl uxurilor urbane; protecţia sănătăţii populaţiei urbane, menţinerea 

diversităţii sociale şi culturale şi a biodiversităţii urbane. Căile sunt necesare pentru 

elaborarea Planului Local de Acţiuni de Mediu al municipiului Chişinău. 

Bibliografi e 

1. Strategia de dezvoltare teritorială. //Capitala. 19. 01.2007. 

2. Principii directoare pentru Dezvoltarea teritorială durabilă a Continentului european, 

Hanovra, 2000. 

3. Bulimaga C. 

Infl uenţa depozitlor de stocare a deşeurilor asupra acumulării metalelor 

grele în sol şi în plante // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele Vieţii, 2008 nr. 

3(306), p. 159-166. 


Impactul deşeurilor industriale asupra fi tocenozelor ecosistemului urban 

Chişinău // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele Vieţii, 2009, p. 136-143. 


Elaborarea schemei conceptuale de gestionare a deşeurilor toxice şi aplicarea 

unor criterii de evaluare a lor în practică // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele 

Vieţii, 2007, nr. 2, p. 150-156. 

6. CEC, 1994 European sustainable cities. Draft report of an EC Expert Group on the urban 

Environment. Sustainable Cities Project. Commission of the European Communities, Brussels. 


Legităţi şi dependenţe ale impactului staţiei de epurare biologică a apelor 

reziduale asupra componentelor mediului // Buletinul Academiei de Ştiinţe a Moldovei. Ştiinţele 

Vieţii, 2010, nr. 3(312), p. 160-167. 


Estimarea pierderilor economice şi a prejudiciului cauzat 

mediului de către deşeurile menajere solide. // Analele Ştiinţifi ce ale USM. Seria „Ştiinţe 

chimico-biologice”. Chişinău, 2005, p. 510-514. 

9. Бульмага К., Кухарук Е., Коломиец И. Оценка биологического разнообразия 

растительного покрова на примере индустриальной платформы сектора Буюкань г. 

Кишинев. // Managementul bazinului transfrontalier al fl . Nistru şi Directiva – Cadru a apelor a 

Uniunii Europene. Materialele Conferinţei Internaţionale, Chişinău, 2008. p. 51-56. 

10. Бульмага К., Кухарук Е., Кодряну Л. 

Влияние техногенной нагрузки территории 

на морфогенез и хромоморфную реакцию вида Taraxacum offi cinale Wigg. // Mediul 

Ambiant, 2006, №. 6, с. 23-24. 


180


11. 

Urban Stress //Europe’s Environment. The Dobřίš Assessment. European Environment 

Agency, 1991, p. 584-590. 

12. 

Legea privind Expertiza ecologică şi evaluarea impactului asupra mediului înconjurător, 

nr. 851 din 29.05.96 // Expertiza ecologică, Ministerul Mediului al Republicii Moldova, 

Chişinău, 1999, Ed.Cartier, 695 p., p.7-36. 

13. 

Aniversări 

UNCED (1992). Agenda 21. United Nations on Environment and Development. 

Conches, Switzerland. 

14. Бодруг Н.Н., Бульмага К.П., Кухарук Е.С., Романчук А.В. 

Окружающая среда и 

здоровье населения в муниципии Кишинэу. //Bioetica, Filosofi a şi Medicina,. Materialele 

Conferinţei a XVI-a Ştiinţifi ce Internaţionale 12-13 noiembrie 2010, p. 230-232. 

15. Bodrug N., Bulimaga C., Colomieţ I. 

Cостояние здоровья населения села Бык // Мат. 

III Межд. н-прав. конф. ”Геоэкологические и биоэкологические проблемы Северного 

Причерноморья”, Тираспол, 2009, с. 15 – 16. 

16. Roşca Lucian-Emil Diversitatea culturală şi integrarea europeană http://www.upm. 

ro/facultati_departamente/stiinte_litere/conferinte/situl_integrare_europeana/Lucrari3/romana/ 

Texte_Lit.rom.2/13_Rosca.pdf 

181


ANIVERSĂRI 

UN DESTIN GUVERNAT DE ÎNŢELEPCIUNE ŞI DE DĂRUIRE 

GENETICII ŞI AMELIORĂRII PLANTELOR AROMATICE 

ŞI MEDICINALE 

Doctorul habilitat Maria Gonceariuc 

la 70 de ani 

Aniversări 

Născută la 10 noiembrie 1942 în satul Receşti, 

Şoldăneşti. 

Savant în domeniul geneticii şi ameliorării 

plantelor aromatice şi medicinale. Doctor 

habilitat în agricultură (1996). 

Şef al Centrului „Genetica şi Ameliorarea 

Plantelor Aromatice şi Medicinale” din cadrul 

Institutului de Genetică şi Fiziologie a Plantelor 

al Academiei de Ştiinţe a Moldovei. 

S-a născut la 10 noiembrie 1942 în satul Receşti, Şoldăneşti. A absolvit şcoala de 

7 ani în satul natal în 1955, iar în 1958 şcoala medie din Răspopeni, Rezina. Continuă 

studiile la colegiul de medicină din Bălţi (1958-1960). După absolvire, în perioada 

1960-1961 activează la spitalul din Gura-Galbenă, Hânceşti în funcţie de felcer-laborant, 

ulterior în aceiaşi funcţie la spitalul din Răspopeni, Rezina (1961-1963). 

181


Aniversări 

În perioada 1963-1968 face studiile la Institutul Agricol din Chişinău, (actualmente 

Universitatea Agrară de Stat din Moldova), facultatea Agronomie, absolvind cu diplomă 

de menţiune. Începe activitatea profesională în calitate de economist şef în kolhozul 

Iscra, Floreşti, 1968. Pasiunea pentru lumea vegetală, cercetare o face să-şi continue 

studiile în doctorantură în cadrul Institutului de Fiziologie şi Biochimie a Plantelor al 

Academiei de Ştiinţe a Republicii Moldova (1969-1972). După fi nisarea studiilor susţine 

cu succes teza de doctor în biologie cu tema „Particularităţile meiozei la mutanţi 

induşi de grâu de toamnă”(1975). 

În activitatea de cercetare a trecut toate treptele, începând de la laborant, laborant 

superior, cercetător ştiinţifi c inferior (Institutul de Fiziologie şi Biochimie a 

Plantelor, 1970-1978; 1978-1979), cercetător ştiinţifi c superior (Grădina Botanică 

(Institut); 1979–1996), cercetător ştiinţifi c superior, şef de laborator (AŞP Viorica, 

Staţiunea experimentală). 

În 1994 a susţinut teza de doctor habilitat în agricultură la specialitatea ameliorarea 

şi producerea seminţelor, cu tema: „Ameliorarea la Salvia sclarea L. în Republica 

Moldova”. Din 1996 activează în funcţie de cercetător ştiinţifi c principal, iar din 2000 

şef al grupului, ulterior şef al centrului „Genetica şi Ameliorarea Plantelor Aromatice şi 

Medicinale” din cadrul Institutului de Genetică şi Fiziologie a Plantelor al AŞM. 

Doctorul habilitat Maria Gonceariuc este considerată, pe bună dreptate, de către 

întreaga comunitate ştiinţifi că din republică una din cele mai distinse personalităţi în 

domeniul geneticii şi ameliorării plantelor aromatice şi medicinale, având o contribuţie 

esenţială la dezvoltarea branşei. Vasta activitate de cercetare a fost şi rămâne axată pe 

probleme actuale ale ştiinţei ameliorării plantelor aromatice şi medicinale. Studiind 

androsterilitatea la plantele medicinale şi aromatice, a stabilit că tipul de androsterilitate 

şi frecvenţa apariţiei acesteia depinde de genotipul formei iniţiale. Dumneaei pentru 

prima data a descoperit la Salvia sclarea L. un nou tip de androsterilitate – pistilloidia. 

A creat linii androsterile şi consangvinizate, a stabilit consecinţele consangvinizării la 

Salvia sclarea L. Conform autoarei, liniile consangvinizate pot fi asamblate în grupe: 

linii neafectate de degenerare prin consangvinizare, linii afectate de degenerare prin 

consangvinizare, linii la care în rezultatul consangvinizării apar caractere noi (conţinut 

înalt de ulei esenţial; conţinut înalt de clorofi lă, androsterilitate de tipul I, modifi carea 

perioadei de vegetaţie, dereglări în procesul meiozei etc.), care nu erau caracteristice 

pentru genotipurile, soiurile de la care proveneau aceste linii. Astfel, consangvinizarea 

este un factor ce modifi că morfogeneza genotipului, o sursă de caractere noi, unele din 

acestea fi ind foarte valoroase. 

Doctorul habilitat Maria Gonceariuc, împreună cu colegii, a obţinut rezultate 

ştiinţifi ce importante privind crearea soiurilor noi de plante aromatice şi medicinale 

de provenienţă hibridă. Pentru crearea materialului iniţial de ameliorare, crearea 

biodiversităţii genotipurilor a utilizat diferite tipuri de hibridări şi a obţinut hibrizi 

simpli, tripli, dubli, backcross, în trepte, complecşi, din care au fost selectaţi cei 

heterotici, cu caractere importante, cum ar fi conţinutul uleiului esenţial, care a ajuns la 

50-120%. Dumneaei, împreună cu colegii de muncă este autor a 30 soiuri omologate 

de plante aromatice şi medicinale, inclusiv: Salvia sclarea L.; Lavandula angustifolia 

Mill.; Calendula offi cinalis L.; Salvia offi cinalis L.; Silybum marianum L.; Anethum 

graveolens L. etc. De remarcat, că soiurile create sunt distinctive prin conţinut 

182


Aniversări 

înalt de principii active, diversitatea termenilor de maturizare, rezistentă la secetă, 

ger şi iernare. 

Relevanţa cercetărilor realizate este confi rmată prin 226 lucrări ştiinţifi ce, 

inclusiv 2 monografi i: Salvia L. (2002); Plante medicinale şi aromatice cultivate 

(2008), coautor la manualul „Ameliorarea specială a plantelor agricole”, capitolul 

„Culturi Eterooleaginoase şi Medicinale” (2004). Rezultatele doctorului habilitat Maria 

Gonceariuc sunt înalt apreciate de specialişti despre ce mărturiseşte invitaţiile de a 

participa cu rapoarte la Simpozioane, Congrese, Conferinţe naţionale şi internaţionale. 

Doamna Maria Gonceariuc îşi aduce contribuţia la pregătirea cadrelor ştiinţifi ce 

de înaltă califi care. Sub conducerea Dumneaei au fost realizate 5 teze de doctorat şi 15 

teze de licenţă. Efectuează activitate didactică prin predarea cursurilor „Ameliorarea 

plantelor aromatice şi medicinale” Universitatea Agrară de Stat din Moldova 

(1990 – 2002). 

Reuşeşte cu succes să îmbine activitatea în funcţie de şef de centru Genetică şi 

ameliorarea plantelor aromatice şi medicinale cu cea de Membru al Biroului Secţiei 

Ştiinţe ale Naturii şi Vieţii a AŞM, membru al consiliului ştiinţifi c, Preşedinte 

al Seminarului ştiinţifi c de profi l din cadrul Institutului de Genetică şi Fiziologie a 

Plantelor al AŞM la specialitatea 06.01.05 – Ameliorarea şi producerea seminţelor. 

În repetate rânduri a fost referent, membru sau preşedinte al Consiliilor ştiinţifi ce 

specializate pentru susţinerea tezelor de doctorat. 

Pe tot parcursul activităţii sale doamna Maria Gonceariuc a depus eforturi 

consecvente, insistente pentru implementarea în fi rme şi gospodării specializate în 

cultivarea-procesarea şi comercializarea plantelor aromatice şi medicinale. Vom 

menţiona, că numai în 2011 a implementat în bază de contract soiuri de plante medicinale 

şi aromatice pe o suprafaţă de 145 ha. În 2012 fi nalizează fondarea unei plantaţii 

industriale de levănţică pe 100 ha, utilizând în acest scop soiurile-clone create de 

domnia sa. Activitatea ştiinţifi că a dnei Gonceariuc Maria este înalt apreciată nu numai 

la noi în ţară, dar şi peste hotare. În anul 1996 a realizat 3 contracte de cercetare şi 

implementare cu fi rma moldo-luxenburgeză „Volatil West Company”. Ulterior, în anul 

1999 îndeplineşte pentru fi rma franceză BETEN Ingenierie un contract de implementare 

a soiurilor de Salvia sclarea. În perioada anilor 2007-2010 a fost conducătorul grupului 

de cercetători din Republica Moldova a plantelor medicinale şi aromatice în cadrul a 2 

proiecte, realizate în comun cu cercetători din 12 ţări din sud-estul Europei: „Program 

SEEDNet (South East European Development Network Genetic Resources)” şi 

„Genetic Structure of Dalmatian Sage (Salvia offi cinalis L.) Populations: A Model for a 

Collaborative Research on MAP Genetic Resources”. Ambele proiecte au fost fi nanţate 

de SIDA (Swedish International Development Cooperation Agency). 

Rezultatele ştiinţifi ce au fost apreciate atât în ţară, cât şi peste hotare. În anul 

2002 i se acordă de către Institutul Internaţional al Biografi lor din SUA (American 

Biographical Institute) distincţia: „The Research Board of Advisors”. Pentru rezultate 

remarcabile a fost menţionată cu Diploma de onoare a AŞM (2001), Diplomă de 

recunoştinţă a ASM (2002); Diplomă a CSŞDT a ASM de merit (2003), Diploma 

Academiei de Ştiinţe a Moldovei (2012); Diploma de merit a Consiliului Naţional 

pentru Acreditare şi Atestare (2012), multiple diplome şi medalii la diferite expoziţii 

naţionale şi internaţionale. De rând cu talentul de cercetător, natura a înzestrat-o din 

183


plin cu un spectru larg de calităţi umane: bunătate, inteligenţă, modestie, gata să vie în 

ajutor la nevoie, procedează echitabil, devotament datoriei etc. 

Cu ocazia acestei onorabile aniversări, exprimăm cele mai sincere sentimente 

de recunoştinţă, înaltele noastre consideraţiuni pentru aportul în dezvoltarea ramurii 

plantelor aromatice şi medicinale, şi-i dorim doctorului habilitat Maria Gonceariuc 

multă sănătate, prosperitate, perseverenţă şi noi realizări. 

Prim-vicepreşedinte al AŞM, academician-coordonator al 

Secţiei de Ştiinţe ale Naturii şi Vieţii, academcian 

Director al Institutului de Genetică şi Fiziologie a Plantelor, 

doctor habilitat 

Secretar ştiinţifi c al Secţiei de Ştiinţe ale Naturii şi Vieţii, 

doctor 

Director adjunct pe probleme de ştiinţă al Institutului de 

Genetică şi Fiziologie a Plantelor, doctor 

Secretar ştiinţifi c al Institutului de Genetică şi Fiziologie a 

Plantelor, doctor 

Teodor Furdui 

Vasile Botnari 

Gheorghe Tudorache 

Larisa Andronic 

Eugenia Dobândă 

Aniversări 

SAVANT, MANAGER ŞI MILITANT AL LUMII VEGETALE 

Teleuţă Alexandru Ştefan la 60 de ani 

La 31 octombrie anul curent se împlinesc 60 ani 

de la naşterea directorului Grădinii Botanice 

(Institut) a Academiei de Ştiinţe a Moldovei. S-a 

născut în satul Oziornoe (fosta comună General 

Averescu), raionul Izmail, regiunea Odesa. 

În 1969 a absolvit şcoala medie din satul natal, apoi 

şi-a continuat studiile la facultatea de agronomie 

a fostului Institut Agricol „M. Frunze” din or. 

Chişinău, pe care l-a absolvit în anul 1974. 

Din primii ani de studenţie a îmbrăţişat cu dragoste domeniul cercetărilor ştiinţifi ce, 

participînd la realizarea programelor de cercetare ce ţin de genetica şi ameliorarea 

plantelor. Cunoştinţele de bază le-a acumulat sub îndrumarea academicienilor Anatolii 

Covarschii şi Vasile Micu, profesorului Mihail Borovschi şi alţi savanţi-pedagogi, care 

activau la catedra de Genetică, ameliorare şi seminologie din cadrul institutului. Teza 

de licenţă „Utilizarea formelor inbreeding (sibs) în ameliorarea porumbului”, realizată 

în baza experienţelor cu participrea personală a fost susţinută cu un succes deosebit. 

După absolvirea institutului a activat în calitate de agronom în sovhozul „Oziornoe”, 

unde s-a şi manifestat ca un inovator, implementînd o metodă efi cientă de sporire a 

germinaţiei seminţelor de sfeclă furajeră. În anul 1975, la propunerea academicienilor 

Vasile Micu şi Alexandru Ciubotaru î-şi continuă studiile la aspirantura Institutului 

184


Aniversări 

Unional pentru Fitotehnie „N. I. Vavilov” (Leningrad). Sub îndrumarea prof. Nicolai 

Corsacov a evaluat şi cercetat colecţia mondială a soiurilor şi hibrizilor de soia 

din VIR în condiţiile Moldovei şi a selectat forme cu o valoare economică înaltă 

(productivitate sporită a boabelor, conţinutul sporit de proteine şi aminoacizi esenţiali, 

a inhibitorilor tripsinei şi uleiului, rezistenţă la boli şi vătămători, adaptabilitate la 

recoltarea mecanizată etc.) şi a elaborat metode noi de ameliorare a calităţii boabelor 

la soia. Teza de doctorat cu genericul „Resurse genetice valoroase pentru ameliorarea 

soiei în condiţiile Zonei Centrale a Moldovei” a fost susţinută cu succes în prestigiosul 

Institut Unional pentru Fitotehnie „N. I. Vavilov”. 

Activitatea de cercetare şi-a început-o în anul 1975, fi ind angajat în funcţie de 

cercetător ştiinţifi c la Institutul de cercetări „Porumbeni”. După absolvirea aspiranturii 

în a. 1978 a fost încadrat ca cercetător ştiinţifi c la Grădina Botanică a AŞM. În scopul 

realizării angajamentelor Republicii Moldova cu privire la conservarea biodiversităţii, 

stipulate în hotărârile organizaţiilor internaţionale de profi l, îşi axează eforturile ştiinţifi ce 

pe domeniul conservării şi utilizării durabile a lumii vegetale, introducerii şi valorifi cării 

potenţialului genetic al plantelor furajere noi, construcţiei şi amenajării peisagistice a 

Grădinii Botanice. Printre rezultatele principale, obţinute de doctorul Alexandru Teleuţă 

vom menţiona: elaborarea şi promovarea Strategiei Naţionale şi Planul de Acţiune 

în domeniul conservării Diversităţii Biologice (Hotărârea Parlamentului Republicii 

Moldova din 27.04.2001, nr. 112-XV) şi Programului Naţional privind constituirea 

Reţelei Ecologice Naţionale pentru anii 2011-2018 (Hotărârea Guvernului Republicii 

Moldova nr.593 din 01.08.2011). În baza proiectelor elaborate de către doctorul 

Alexandru Teleuţă, Republica Moldova a benefi ciat de suportul fi nanciar al Fondului 

Global de Mediu, Fondului Global pentru protecţia Lumii Sălbatice, fondului regional 

al Programului Dunărea – Carpaţi. 

Merită de fi remarcată activitatea directorului Grădinii Botanice, ce ţine de 

elaborarea mai multor proiecte de legi şi regulamente cu privire la conservarea şi 

utilizarea durabilă a resurselor biologice ale Republicii Moldova (Lege nr. 1538- 

XIII din 25.02.1998 privind Fondul Ariilor Naturale Protejate de Stat; Lege nr. 

325 din 15.12.2005 cu privire la Cartea Roşie a Republicii Moldova; Lege nr. 105 

din 02.06.2005 cu privire la grădinile botanice; Lege nr. 755 din 21.12.2001 privind 

securitatea biologică şi regulamentele ulterioare în domeniu; Regulamentul Cadastrului 

obiectelor regnului vegetal, aprobat prin Hotărârea Guvernului Republicii Moldova nr. 

211 din 13.03.2009 ş. a.); precum şi a proiectelor cu privire la dezvoltarea sistemului 

de arii naturale protejate al Republicii Moldova, care stipulează fondarea primului 

parc naţional „Orhei” (FGM, PNUD Moldova) şi la perfectarea strategiei naţionale 

ce ţine de conservarea diversităţii biologice pentru anii 2012-2020, la diminuarea 

impactului schimbărilor climatice din bazinul Dunării inferioare prin promovarea unui 

management durabil al resurselor naturale (apă, sol, vegetaţie) ş. a. A studiat şi fondat 

colecţia speciilor de plante furajere noi, care servesc în calitate de resurse genetice 

pentru ameliorarea culturilor de perspectivă, care pot fi cultivate pe soluri degradate 

şi salinizate (Galega orientalis, Silphium perfoliatum, Polygonum sachalinense etc.). 

Este autor a trei soiuri noi omologate. A elaborat tehnologii de cultivare a acestora în 

condiţiile Republicii Moldova, care asigură o recoltă de cca 800q/ha masă verde. A 

stabilit centrele mondiale favorabile pentru mobilizarea genofondului de plante furajere 

185


Aniversări 

şi a elucidat mecanismele de adaptare a lor la secetă şi arşiţă. Au fost selectate specii de 

plante valoroase pentru producerea energiei regenerabile - brichete şi pelete cu o putere 

calorică de 19,5 MJ/kg, recolta -20-30 t/ha substanţă uscată, care asigură obţinerea a 

390-585 GJ/ha. 

Indiscutabil este aportul doctorului Alexandru Teleuţă în organizarea procesului 

ştiinţifi c în domeniul botanicii şi dezvoltării în continuare a Grădinii Botanice. Pe 

parcursul a 8 ani a deţinut funcţia de secretar ştiinţifi c şi 5 de director adjunct pentru 

ştiinţă, contribuind la elaborarea bazelor ştiinţifi ce a conservării lumii vegetale, 

introducerii şi aclimatizării plantelor în condiţiile Moldovei. Rezultatele ştiinţifi ce 

s-au soldat cu publicarea a peste 170 articole, inclusiv fi ind coautor a 6 monografi i: 

„Cartea Roşie a Republicii Moldova”, (ediţia II, 2001); seriei de carte în 4 volume 

“Lumea vegetală a Moldovei”, (2005-2007); „Economia mediului şi dezvoltarea 

durabilă”,(2003); „Environmental Economics”, (2005); „Plante medicinale”, (2008); 

„Flora Basarabiei” (plante superioare spontane) în 6 volume, volumul I. Contribuie la 

pregătirea tinerilor cercetători prin doctorantură şi stajieri în diferite centre ştiinţifi ce (13 

doctoranzi), predă cursurile de lecţii teoretice şi practice de „Botanică” şi „Conservarea 

diversităţii biologice” la Universitatea AŞM şi la Universitatea de Stat din Moldova. 

În calitate de director al Grădinii Botanice (Institut) a AŞM a contribuit la acumularea 

şi menţinerea în colecţii a unui genofond de cca 10 mii taxoni de plante furajere, 

medicinale, aromatice, decorative şi amenajarea expoziţiilor peisagistice, asigurarea 

cu utilaj ştiinţifi c performant a laboratoarelor (procurări a echipamentului în sumă de 

5,0 mil. lei), implementarea elaborărilor ştiinţifi ce în ramurile economiei naţionale prin 

intermediul proiectelor de transfer tehnologic cu o efi cienţa economică de cca 3,0 mil 

lei anual. Grădina Botanică a selectat şi omologat în Republica Moldova mai mult de 

100 soiuri de plante decorative, furajere, medicinale, aromatice, nucifere şi tehnologiile 

de cultivare a lor, care permit obţinerea unui efect economic semnifi cativ. Au fost 

implementate: tehnologia de producere a marcoţilor de levănţică şi fondată plantaţia 

industrială (întreprinderea moldo-germană „Resendjer” SRL, 150 ha), tehnologia de 

producere a uleiului, oţetului şi sării aromatizate, tehnologia de multiplicare rapidă prin 

microclonare a speciilor de plante economic valoroase şi a celor pe cale de dispariţie. 

Promovează activ proiecte de amenajare peisagistică a parcurilor în 20 primării şi 

şcoli (parcul Complexului monastic Curchi; parcul „Casa Muzeu S.Lazo” din s. Piatra, 

r-nul Orhei; Liceul teoretic din s. Mereni, r-nul Anenii Noi; Gimnaziul din s. Ratuş, 

r-nul Criuleni; Şcoala-grădiniţă nr. 120, mun. Chişinău; Mănăstirea „Sf. Mironosiţe 

Marta şi Maria”din r-nul Căuşeni; Parcul central din or. Cantemir; Scuarul din or. 

Sîngerei; Liceul teoretic “Alexandru cel Bun”, or. Sîngera; Liceele „M. Berezovschi”, 

„M. Sadoveanu” şi „Spiru Haret” din mun. Chişinău ş. a.), a promovat proiecte de 

colaborare cu instituţiile de profi l din alte ţări (Slovacia, România, Ukraina, Belarusi, 

Rusia), fi nanţate de către Consiliul Europei. A convocat două simpozioane ştiinţifi ce 

internaţionale (2010 şi 2012) cu genericul „Conservarea lumii vegetale”. Prin efortul 

personal şi susţinerea Ministerul Mediului, a instalat un sistem nou automatizat de 

irigare a teritoriului Grădinii Botanice (104 ha), care permite menţinerea expoziţiilor, 

colecţiilor şi care generează o economie de cca 500 mii lei anual. În baza unui 

managament activ şi al dezvoltării capacităţilor de antreprenoriat, Grădina Botanică 

obţine anual un venit de 2,5 - 3,0 mil. lei. Contribuie activ la crearea confortului 

186


recreaţional pentru cca 150 mii persoane, care vizitează anual grădina, la organizarea 

excursiilor, seminarelor, meselor rotunde, emisiunilor Radio-TV în domeniul protecţiei 

naturii, la educaţia ecologică şi conştientizarea populaţiei. Colecţiile şi expoziţiile din 

Grădina Botanică servesc în calitate de laboratoare în natură pentru instruirea copiilor, 

elevilor şi studenţilor. O atenţie deosebită acordă construcţiei capitale şi peisagistice a 

Grădinii Botanice - blocul de laboratoare, expoziţiile Vegetaţia Moldovei, Arboretumul, 

Rozariul, Lianariul, Grădina cu creştere dirijată etc. 

Dr. Alexandru Teleuţă este un promotor al valorilor naţionale, independenţei şi 

suveranităţii Republicii Moldova, dezvoltării durabile şi a integrării ţării noastre în 

comunitatea ştiinţifi că europeană. 

Pentru rezultate ştiinţifi ce obţinute pe arena naţională şi internaţională, atragerea 

granturilor şi activitate managerială fructuoasă în diferite funcţii pe parcursul anilor, 

doctorului Alexandru Teleuţă i s-a conferit Titlul Onorifi c „Om Emerit”, diplome 

de merit ale Guvernului Republicii Moldova, Academiei de Ştiinţe a Moldovei, 

Ministerului Mediului, Universităţii „Alexandru Ioan Cuza” Iaşi, Universităţii din 

Bucureşti ş. a. 

Academician Gheorghe DUCA Academician Teodor FURDUI 

Dr.hab. Ion GUCEAC Dr. Gheorghe TUDORACHE 

Dr. Maricica COLŢUN 

SAVANT NOTORIU ÎN TERAPIA PLANTELOR 

Doctorul habilitat Leonid Voloşciuc la 60 de ani 

Aniversări 

S-a născut la 02 noiembrie anul 1952 în 

satul Micăuţi, raionul Străşeni, într-o familie 

de ţărani, care din fragedă copilărie i-au altoit 

dragostea faţă de natură şi simţul deosebit 

orientat la protecţia ei. După absolvirea şcolii 

medii din satul natal, urmează studiile la 

Colegiul Agricol din Ţaul raionul Donduşeni, 

pe care la absolvit cu menţiune în anul 1973, 

după ce activează în calitate de brigadier în 

gospodăria ecologică “Iu. Gagarin”, raionul 

Orhei. 

În anul 1978 absolveşte cu menţiune Facultatea de Biologie şi Pedologie a Universităţii 

de Stat din Moldova, după care continuă studiile în doctorantura Academiei de 

Ştiinţe a Moldovei, unde a întreprins cercetări în domeniul virusurilor fi topatogene şi 

elaborării metodelor de prevenire şi combatere a virozelor la culturile agricole. În anul 

1981 revine în calitate de lector la Catedra de Genetică şi Microbiologie a Universităţii 

de Stat din Moldova. Rezultatele cercetărilor ştiinţifi ce obţinute în cadrul doctoranturii 

şi activităţii la Facultatea de Biologie şi Pedologie a USM, au fost înalt apreciate la 

susţinerea tezei de doctor în biologie în Institutul unional de protecţie a plantelor din 

San-Peterburg. 

Începând cu anul 1986 şi până în prezent, şi-a consacrat activitatea ştiinţifi că cercetărilor 

teoretice şi practice, studiului şi utilizării resurselor naturale în scopul combate- 

187


Aniversări 

rii agenţilor patogeni şi a dăunătorilor cu mijloace biologice, alternative celor chimice, 

care se realizau în cadrul Institutului unional de cercetări ştiinţifi ce din domeniul metodelor 

biologice de protecţie a plantelor. Aici Dumnealui s-a manifestat pe deplin şi ca 

cercetător şi ca manager: secretar ştiinţifi c (1992-1995), Şef al Laboratorului de Virologie 

şi Bacteriologie (1995-1998), director adjunct pentru probleme de ştiinţă şi manager 

al Laboratorului de Protecţie Microbiologică (1998–2001), director al Institutului 

de Cercetări pentru Protecţia Plantelor al MAIA şi Şef al Laboratorului de Protecţie 

Microbiologică (2001–2002), manager al Laboratorului de Protecţie Microbiologică 

(2002-2006). Din luna martie 2006 activează în calitate de director al Institutului de 

Protecţie a Plantelor şi Agricultură Ecologică al AŞM. În funcţie de director Dumnealui 

a creat un colectiv de specialişti de înaltă califi care în domeniul protecţiei plantelor şi 

s-a manifestat nu numai ca promotor energic al diferitor iniţiative în domeniul protecţiei 

plantelor, dar şi ca luptător pentru idealurile naţionale. 

În această perioadă, studiind principalele sisteme de protecţie integrată a plantelor, 

Leonid Voloşciuc în calitate de principiu de bază în organizarea protecţiei plantelor 

propune trecerea de la nimicirea totală a organismelor dăunătoare la metode de dirijare 

a densităţii populaţiilor lor pe baza abordării sistemice a problemei în ansamblu. 

Pentru aceasta au fost înaintate metode microbiologice de protecţie a plantelor, printre 

care un loc aparte le revine preparatelor baculovirale. Cercetările multianuale complexe 

a diversităţii biologice, relaţiilor agenţilor patogeni cu insectele gazdă au permis 

evidenţierea mai multor suşe de microorganisme utile cu proprietăţi sporite, care au şi 

constituit fundamentul utilizării lor în calitate de agenţi activi pentru elaborarea preparatelor 

baculovirale. În baza acestor studii a fost fundamentată o nouă direcţie ştiinţifi 

că - biotehnologia producerii şi aplicării baculovirusurilor pentru protecţia plantelor. 

Această direcţie prevede aplicarea diverselor metode virusologice, molecular biologice, 

de producere a biomasei “in vivo” şi “in vitro”, diverse metode fi zico-chimice, 

precum şi de obţinere a formelor preparative. Drept realizare importantă a doctorului 

habilitat Leonid Voloşciuc poate fi considerată elaborarea tehnologiilor de producere a 

insecticidelor baculovirale în combaterea speciilor de noctuide canibale (Virin-HS-2, 

Virin-KS), a insectelor coloniale (Virin-ABB-3, Virin-LD, Virin-LS), care nu pot fi 

combătute cu alte mijloace biologice, precum şi a insecticidelor virale de perspectivă 

(Virin-CP, Virin-LS, Virin-KS, Virin-ABB-3, Virin-LD, Virin-LS). 

În baza elaborării bazelor teoretice de constituire a sistemelor de protecţie integrată 

a plantelor şi propunerea principiilor fundamentale şi tehnologiilor de aplicare a preparatelor 

baculovirale în combaterea principalilor dăunători ai culturilor agricole şi silvice 

a fost susţinută cu brio teza de doctor habilitat „Bazele teoretico-metodologice ale 

biotehnologiei producerii şi aplicării preparatelor baculovirale în protecţia plantelor”, 

la specialitatea – 06.01.11. „Protecţia plantelor”. În comun cu colectivul Laboratorului 

Biotehnologia producerii mijloacelor de protecţie biologică a plantelor a elaborat, omologat 

şi înregistrat în Registrul de Stat 11 preparate biologice destinate pentru protecţia 

diferitor culturi agricole, care se aplică pe larg atât în agricultura convenţională, cât şi 

în gospodăriile afl ate la faza de conversie la agricultura ecologică. 

Pe parcursul ultimilor ani, graţie schimbărilor înregistrate în agricultura mondială 

şi pornind de la problemele ecologice, care se agravează, precum şi ţinând cont 

de succesele unor ţări în promovarea tehnologiilor prietenoase mediului, savantul a 

188


Aniversări 

acordat o atenţie deosebită elaborării cadrului legislativ, instituţional şi tehnologic al 

agriculturii ecologice. A participat la elaborarea Legii nr. 115/2005 şi Hotărârii de Guvern 

nr.149/2006 privind agricultura ecologică, iar actualmente participă la asigurarea 

ştiinţifi că şi tehnologică a acestor activităţi. 

Activitatea domnului Leonid Voloşciuc este indispensabil legată de devenirea lui 

în calitate de manager, lucru care s-a manifestat încă de pe băncile studenţeşti. Savantul 

o atenţie deosebită acordă consolidării şi cimentării colectivului ştiinţifi c al institutului, 

demonstrând capacităţi înalte de organizare a activităţii colectivelor institutelor ştiinţifi 

ce. Aceasta se referă şi la exprimarea corectitudinii ştiinţifi ce, protejarea şi implementarea 

rezultatelor ştiinţifi ce în practicile agricole. Dumnealui, conducându-se de 

normele morale şi practica personală, permanent a susţinut şi susţine poziţia savanţilor 

în vederea originii poporului nostru, rolul ştiinţei moldave şi aportul ei în dezvoltarea 

ţării şi a ştiinţei mondiale, manifestându-se ca un adept al adevărului ştiinţifi c şi un bun 

cunoscător al problemelor agriculturii moderne. 

Pe parcursul mai multor ani a participat activ la lucrările diferitor foruri ştiinţifi ce, 

prezentând rapoarte plenare, înalt apreciate de comunitatea ştiinţifi că internaţională, 

care s-au desfăşurat la: Iaşi (1993, 1995), Cluj-Napoca (1994, 2011), Vidra (1997), 

Bucureşti (1998), Poznan (1995, 2000), Chişinău (1998, 2000, 2002, 2005, 2006, 

2007, 2008, 2009, 2010, 2012), Bălţi (2007, 2009, 2012), Kiev (2003, 2007), Odesa 

(2007, 2008), Protvino (1998), Sanct-Peterburg (1999, 2002, 2005, 2008), Cernogolovka 

(2006, 2010), Minsc (2007, 2008, 2011), Krasnodar (2008, 2010), Novosibirsc 

(1997, 2002), Moscova (1998, 2004), Montpellier (2001), Tehran (2002). Fiind bine 

cunoscut între specialiştii de breaslă, Dumnealui i se încredinţează organizarea în baza 

Institutului de Protecţie a Plantelor şi Agricultură Ecologică a forurilor ştiinţifi ce internaţionale, 

fi ind în calitate de preşedinte a consiliului de coordonare (Chişinău, 2009, 

2011). În repetate rânduri a activat şi în calitate de copreşedinte şi membru al comitetelor 

de organizare a mai multor conferinţe internaţionale din Chişinău, Moscova, Iaşi, 

Kiev, Odesa, Minsc. Pregătirea profesională înaltă i-a permis doctorului habilitat L. 

Voloşciuc să modereze la Congresul XYIII al ARA «Moldova» Deschideri ştiinţifi ce 

şi culturale spre Vest», Chişinău (1993), să participe la organizarea Conferinţei Societăţii 

entomologice europene (SOREGA, Iaşi, 1995), unele şedinţe la al 5th European 

Meeting “Microbial Control of Pests”, Poznan (1995), al Conferinţei „Protecţia Plantelor: 

realizări şi perspective” (Chişinău, 2000), preşedinte al Consiliului de organizare 

a Simpozionului internaţional „Protecţia Plantelor: realizări şi perspective” sub egida 

ВПРС/МОББ (Chişinău, 2009), membru al Consiliului redacţional al Conferinţei 

ВПРС/МОББ (San-Peterburg, 2008). 

Rezultatele ştiinţifi ce a doctorului habilitat L.Voloşciuc sunt apreciate la justa 

valoare, despre ce mărturiseşte câştigul prin concurs a multor proiecte ştiinţifi ce internaţionale 

şi naţionale, realizate în comun cu savanţi din România, SUA, Franţa, 

Germania. 

Rezultatele cercetărilor ştiinţifi ce au fost publicate în 290 de lucrări ştiinţifi ce în 

reviste şi culegeri prestigioase din ţară şi peste hotare, printre care 8 monografi i, un manual, 

2 recomandări metodice, 8 brevete de invenţii. În semn de recunoaştere pot servi 

distincţiile: medalia „D.Verderevschi” (2004), premiul AŞM (2009), medalia jubiliară 

„60 de ani ai AŞM”, diploma „Meritul academic” (2009), invitaţiile la diferite fo- 

189


Aniversări 

ruri internaţionale (Montpellier, Irvin, Poznan, Moscova, Novosibirsk, Tehran, Praha, 

Kiev, Bucureşti, Cluj, Iaşi, Krasnodar, Odesa, Minsk), acordarea de granturi naţionale, 

internaţionale şi participarea la îndeplinirea diferitor proiecte bilaterale, participarea în 

calitate de moderator la multe foruri ştiinţifi ce internaţionale şi locale, evaluarea în calitate 

de preşedinte şi membru al consiliilor ştiinţifi ce specializate, precum şi referent al 

tezelor de doctor şi doctor habilitat în ţară şi peste hotare, membru al consiliilor redacţionale 

ale revistelor “Mediul Ambiant”, „Защита растений”, “Ştiinţa Agricolă”, revista 

“Studii şi Cercetări a Universităţii din Bacău” (România) şi „Информационный 

Бюллетень ВПРС/МОББ” (Moscova). 

Rezultatele cercetărilor fundamentale, sunt pe larg utilizate în procesul de elaborare 

a procedeelor şi biotehnologiilor de producere şi aplicare a mijloacelor microbiologice 

de protecţie a plantelor. Din gama larga de tulpini de diferite microorganisme utile, extrase 

în condiţii naturale şi apoi ameliorate pentru a corespunde tuturor rigorilor tehnologice, 

au fost elaborate şi omologate pentru combaterea diferitor organisme dăunătoare 

o serie de preparate virale, bacteriene şi micotice. Producătorii agricoli cunosc şi aplică 

aceste preparate, printre care şi brenduri recunoscute (Rizoplan, Trihodermin, Virin- 

ABB-3, Paurin), fără utilizarea cărora este imposibilă nu numai obţinerea produselor 

agroalimentare ecologice, dar şi promovarea agriculturii durabile. Sunt identifi cate şi 

rezultatele aplicării substanţelor biologic active, în primul rând a feromonilor sexuali. 

Merită de a fi menţionat faptul, că colaboratorii institutului sunt autori a 18 analogi 

sintetici ai feromonilor sexuali a celor mai importante specii de insecte dăunătoare, 

precum şi a schemelor de sinteză a 72 de feromoni, care se aplică pe larg nu numai în 

condiţiile Republicii Moldova, dar şi în ecosistemele multor ţări vecine. 

Sub conducerea doctorului habilitat L.Voloşciuc, colaboratorii institutului au creat 

linii de producere şi lansare prin colonizarea naturală a unor specii efi ciente de entomoşi 

acarifagi. Printre acestea un rol deosebit aparţine cercetărilor cu implicarea entomofagilor 

ovofagi, în primul rând a vespelor din genul Trichogramma, care au demonstrat 

o efi cacitate biologică, economică şi ecologică înaltă în tehnologiile de protecţie a 

principalelor grupe de culturi agricole. Au fost elaborate şi demonstrate în cadrul mai 

multor loturi demonstrative şi implementate pe larg sistemele de protecţie integrată a 

culturilor cerealiere, pomicole, legumicole şi a viţei-de-vie. 

Caracteristic pentru doctorul habilitat L.Voloşciuc este tendinţa de perfecţionare 

ştiinţifi că continuă, care s-a realizat în cadrul diferitor colective internaţionale, cum 

ar fi Institutul Unional de Cercetări în Domeniul Protecţiei Plantelor, Sant-Peterburg 

(1985, 1989); Institutul de Biotehnologie din Moscova (1987); Universitatea de Stat 

din Moscova “M.V.Lomonosov (1988); Institutul de Biologie Moleculară din Novosibirsk 

(1988); Institutul de Protecţie a Plantelor din Polonia, Poznan (1989 şi 1995), Staţiunea 

de Patologie a Nevertebratelor din Franţa, Saint-Cristoli-Lez-Ales (1997, 1999); 

Institutul de Protecţie a Plantelor din Iran (2000), deplasărilor în mai multe instituţii din 

Anglia şi participarea la grantul MRDA/CRDF în SUA (Universitatea din California, 

Davis şi Riverside (2003), la trainingul în domeniul agriculturii ecologice (SUA, Universitatea 

din California (2007) şi dezvoltării durabile (Sao-Paulo, 2008). 

Activitatea ştiinţifi că a doctorului habilitat L.Voloşciuc are o rezonanţa vastă, despre 

ce denotă şi desemnarea în calitate de membru al diferitor organizaţii profesionale: 

al Societăţii Internaţionale de Patologie a Nevertebratelor, Societăţii Internaţionale de 

190


Protecţie Biologică, al societăţilor republicane (Microscopie Electronică, Entomologilor, 

Geneticienilor şi Amelioratorilor). 

Meseria sa de director şi savant Dumnealui o îmbină iscusit cu dragostea înnăscută 

faţă de muncă, responsabilitatea, cumsecădenia. Graţie rezultatelor ştiinţifi ce complexe 

fundamentale şi elaborărilor practice doctorul habilitat L.Voloşciuc astăzi poate fi califi 

cat ca savant igienist, ecologist, terapeut al plantelor şi mediului înconjurător. 

În numele comunităţii ştiinţifi ce felicităm cordial directorul Institutului de Protecţie 

a Plantelor şi Agricultură Ecologică, doctorul habilitat L.Voloşciuc cu ocazia onorabilei 

vârste de 60 de ani, îi exprimăm sincere sentimente de recunoştinţă, sănătate, 

succese în dezvoltarea ştiinţei şi optimism. 

Prim-vicepreşedinte al AŞM, academician T.Furdui 

Academician coordonator, academician B.Gaină 

Secretar ştiinţifi c al Secţiei de Ştiinţe ale Naturii şi Vieţii, dr. Gh. Tudorache 

Director adjunct pentru probleme de ştiinţă al Institutului de Protecţie 

a Plantelor şi Agricultură Ecologică, doctor habilitat 

Secretar ştiinţifi c al Institutului de Protecţie a Plantelor şi 

Agricultură Ecologică, doctor 

V.Todiraş 

M. Batcu 

O VIAŢA CONSACRATĂ PLANTELOR AROMATICE 

Doctorul habilitat, profesorul universitar Grigore Musteaţă 

la 80 ani 

Aniversări 

Născut la 3 decembrie 1932, în c. 

Mihaileni, judeţul Bălţi. 

Savant în domeniul fi totehniei 

şi agrotehnicii. Doctor habilitat în 

agricultură (1990). Profesor universitar 

(2001). 

S-a născut la 3 decembrie 1932 în comuna Mihaileni, judeţul Bălţi, într-o familie 

de ţărani, fi ind cel de al 4-lea din cei 9 copii. 

A absolvit în a.1948 şcoala din satul natal. În a.1949 împreună cu familia a fost 

deportat în regiunea Curgan, Rusia. În pofi da greutăţilor şi obstacolelor greu de imaginat, 

absolveşte cu succes singura şcoală medie funcţională din raionul administrativ 

– Belozerskoe. Posedând cunoştinţe profunde, în 1951 este înscris la facultatea de 

Agronomie a Institutului Agricol de Stat din Kurgan. Datorită perseverentei, insistenţei 

şi muncii asidue, şi având ca îndrumători mai multe personalităţi notorii ca: V.P. 

Kuşnirenko, M.I. Lopatin, A.C. Verşinin, S.M Râtov, Iu. Staroselskii ş.a., dl Musteaţă 

191


Abstracts 

Gr. a obţinut o bună pregătire teoretică şi practică. A fost unicul student la Facultate din 

promoţia anului 1956, care pe parcursul întregii perioade a fost apreciat în exclusivitate 

cu califi cativul „foarte bine”. 

Obţinând diploma cu menţiune de inginer-agronom, este repartizat să activeze 

la valorifi carea „pământurilor înţelenite” în regiunea Novosibirsk, Rusia. Tânărul 

specialist, în calitate de agronom-şef al „sovhozului Zubkovo”, raionul Veselovskoe 

s-a evidenţiat prin implementarea cu succes a culturii porumbului pentru siloz de 

rând cu culturile tradiţionale ale zonei, a asolamentelor cu culturi noi, inclusiv a fl orii 

soarelui, camelinei, testării gaoleanului ca cultură de pajişte şi fâneţe, a sfeclei de zahăr 

pentru furaj ş.a. 

Avansând în experienţa de producere este frământat de mai multe probleme şi 

neclarităţi din practica agricolă. Acestea îl fac să aleagă calea cercetărilor în agricultură. 

În anul 1959 el este admis în doctorantură în cadrul Institutului de Cercetări Agricole 

din Omsk, secţia Agrotehnica, ulterior transferându-se în doctorantură la Institutul 

Unional de Cercetări pentru Plantele Oleaginoase şi Aromatice (IUCPOA) din oraşul 

Krasnodar, Rusia. 

Revenind la baştină dumnealui se angajează în calitate de agronom-şef în sovhozulfabrică 

„Roza Moldavii” din oraşul Leova, unde continuă activitatea de cercetare prin 

doctorat cu frecvenţă redusă, realizează şi susţine cu succes teza de doctor în agricultură 

(1965). Cu participarea dlui Gr.Musteaţă au fost testate în condiţii de producere menta, 

busuiocul eugenolic, pelinul tămâios, feniculul, mărarul pentru ulei, mătăciunea, 

stânjinelul ş.a. În primii 3 ani de activitate devine posesor a peste 20 adeverinţe de 

raţionalizator a procedeelor tehnologice la săditul mentei, creşterea materialului săditor 

de levănţică şi trandafi r prin metode netradiţionale, recoltarea şerlaiului etc. 

Pe parcursul activităţii ştiinţifi ce şi de producere obţine bogate cunoştinţe, privind 

biologia şi tehnologiile de cultivare, creştere a materialului semincer şi săditor pe baze 

ştiinţifi ce, precum şi procesării materiei prime de plante aromatice, mai târziu şi a 

celor medicinale. Plantele aromatice devin o îndeletnicire şi o pasiune de o viaţă a 

omagiatului. Fiind atras de ştiinţă, doctorul în agricultură, dl G. Musteaţă, în 1965 

este angajat prin concurs în funcţia de cercetător ştiinţifi c la Staţiunea Experimentală 

pentru plante Oleaginoase şi Eterooleaginoase din Moldova a Institutului Unional de 

acest profi l, unde peste câteva luni este numit vicedirector pe ştiinţă, funcţie pe care 

o deţine aproape 11 ani. Dumnealui era preocupat de cultivarea mentei la irigare, 

cultivarea mentei în cultura multianuală şi cu 2 coase, înlocuirea săditului prin rizomi 

cu cel prin răsad, stabilizarea în timp a producţiei la şerlai şi trandafi r, metodele de 

recoltare mecanizată la şerlai, metode noi şi mai ieftine de producere a materialului 

semincer şi săditor la plantele aromatice cultivate. 

În baza propriilor cercetări şi generalizării realizărilor ştiinţifi ce şi practice în anul 

1972 publică primele lucrări ştiinţifi ce: „Cultivarea plantelor etero-oleaginoase” şi 

„Cultura mentei la irigare în Moldova”. Acestea şi alte lucrări publicate în perioada de 

referinţă au contribuit la formarea bazei materialo-didactică pentru instruirea cadrelor 

de cultivatori şi procesare a plantelor aromatice din ţara noastră. Conceptul teoretic 

şi practic de elaborare a asolamentelor specializate cu plante aromatice, inclusiv cu 

şerlai este argumentat în monografi ile „Cultivarea plantelor aromatice” (1980) şi 

„Vozdelâvanie aromaticeskih rastenii” (1988), care au devenit cărţi de căpătâi pentru 

192


Aniversări 

specialiştii practici. Ţinând cont de condiţiile ecologice a diferitor zone de cultivare, 

au fost elaborate scheme şi procedee de cultivare ascunsă dirijată şi cultivare nativă a 

şerlaiului, care permit de a majora substanţial efi cienţa acestei culturi. 

Luând în consideraţie aptitudinea de cercetător şi capacităţile organizatorice în anul 

1977 doctorul Musteaţă G. este numit în funcţie de director al Staţiunii de cercetări 

pentru Plante Aromatice şi Uleiuri Eterice în componenţa AŞP „Viorica”, funcţie pe 

care a deţinut-o pe parcursul următorilor 26 ani. Concomitent îndeplineşte şi funcţia de 

vice-preşedinte pe probleme de cercetare a Asociaţiei Ştiinţifi ce de Producţie Viorica, 

care includea ramura, privind cultivarea, prelucrarea şi comercializarea produsului 

fi nit al plantelor aromatice în Republica Moldova. 

Efectuând studii complexe referitor la particularităţile biologice şi la perfecţionarea 

tehnologiilor de cultivare a peste 30 specii de plante aromatice şi medicinale sub 

aspectul posibilităţii şi impactului socio-economic a cultivării lor în ţară, a acumulat un 

vast material ştiinţifi c, care i-a permis să susţină în anul 1990 teza de doctor habilitat 

în agricultură în domeniul tehnologiilor avansate de cultivare a plantelor aromatice. În 

anul 2001 i se conferă titlul ştiinţifi co-didactic de profesor universitar la specialităţile 

„Fitotehnie” şi „Agrotehnică”. 

Doctorul habilitat Musteaţă Gr. a contribuit esenţial la organizarea şi dezvoltarea 

ramurii eterooleaginoase în ţară, la crearea şi dezvoltarea Staţiunii de Cercetări pentru 

Pante Aromatice care asigura producerea cu elaborări ştiinţifi ce efi ciente. 

Realizările ştiinţifi ce au fost refl ectate în peste 300 publicaţii ştiinţifi ce şi metodicodidactice, 

inclusiv 12 monografi i. Dumnealui este autor a peste 30 tehnologii de 

cultivare a plantelor aromatice. Rezultatele ştiinţifi ce sunt protejate de 5 brevete de 

invenţie, 5 adeverinţe pentru soiuri de plante aromatice şi medicinale. 

Profesorul universitar Gr. Musteaţă îmbină cu succes activitatea ştiinţifi că cu cea 

didactică în cadrul Universităţii Agrare de Stat din Moldova. A contribuit esenţial 

la pregătirea cadrelor de specialitate în domeniul cultivării plantelor aromatice şi 

medicinale, fi ind conducător a peste 40 teze de licenţă şi 5 teze de doctorat. Graţie 

corectitudinii şi verticalităţii de care permanent dă dovadă, a fost nominalizat preşedinte 

al Comisiei de experţi în agricultură a CNAA, actualmente ocupând funcţia de membru 

al comisiei nominalizate. Este membru al Consiliului Ştiinţifi c al Institutului de 

Genetică şi Fiziologie a Plantelor, membru a seminarelor Ştiinţifi ce de profi l: 06.01.01 

– Agrotehnica şi 06.01.09 – Fitotehnia la Universitatea Agrară de Stat din Moldova. 

Graţie pregătirii profesionale înalte, insistenţei, muncii asidue zi de zi, vocaţiei 

de cercetător şi abordării profunde şi originale a problemelor studiate şi rezultatelor 

ştiinţifi ce importante obţinute, a fost onorat de a elabora Conceptul relansării ramurii 

etero-oleaginoase şi dezvoltării domeniului de cultivare a plantelor aromatice şi 

medicinale în Republica Moldova (2002). Din 2006 activează în cadrul Centrului 

„Genetica şi ameliorarea plantelor aromatice şi medicinale”, Institutul de Genetică şi 

Fiziologie a Plantelor al ASM, efectuând cercetări în domeniul plantelor aromatice 

şi medicinale (şerlai, lavanda, menta, fenicul, isop, cimbru de munte, pasifl ora ş.a.), 

elaborării procedeelor tehnologice performante şi a tehnologiilor avansate, ecologic 

inofensive, economic efi ciente de creştere şi procesare a acestora. Este promotor al 

cercetărilor, privind perfecţionarea metodelor de producere a materialului săditor 

calitativ cu un sinecost redus a lavandei, cimbrului de munte, mentei. Studiază cu 

193


succes fenomenul de degenerare şi elaborare a metodelor de asanare a mentei, utilizarea 

deşeurilor de plante aromatice în producţia ecologică, perfecţionarea tehnologiei de 

cultivare a şerlaiului, implementarea în producere şi elaborarea tehnologiei culturii de 

câmp a pasifl orei ş.a. Profesorul universitar G. Musteaţă este permanent generator de 

idei, neobosit cercetător şi participant în activitatea de instruire a tinerilor specialişti. 

Pentru merite deosebite obţinute în domeniul plantelor aromatice profesorul universitar 

Musteaţă Gh. a fost menţionat în a. 1993 cu medalia „Meritul civic”. 

Cu ocazia aniversării de 80 ani de la naştere Academia de Ştiinţe a Moldovei 

şi colegii exprimă cele mai sincere sentimente de recunoştinţă prof.univ. Grigore 

Musteaţă pentru aportul sufi cient în dezvoltarea ramurii etero-oleaginoase, şi-i doresc 

multă sănătate, prosperitate, perseverenţă, ani de viaţă lungă sanogenă şi noi realizări. 

Prim-vicepreşedinte al AŞM, academician-coordonator al Secţiei de 

Ştiinţe ale Naturii şi Vieţii, academcian 

Director al Institutului de Genetică şi Fiziologie a Plantelor, doctor 

habilitat 

Teodor Furdui 

Vasile Botnari 

Secretar ştiinţifi c al Secţiei de Ştiinţe ale Naturii şi Vieţii, doctor Gheorghe Tudorache 

Director adjunct pe probleme de ştiinţă al Institutului de Genetică şi 

Fiziologie a Plantelor, doctor 

Secretar ştiinţifi c al Institutului de Genetică şi Fiziologie a Plantelor, 

doctor 

Larisa Andronic 

Eugenia Dobândă 

Cărţi noi 

194


CĂRŢI NOI 

RECENZIE ASUPRA MONOGRAFIEI 

,,CROMATICA TRADIŢIONALĂ ROMÂNEASCĂ”. 

Autori: Zina Şofransky, Valentin Şofransky. Bucureşti, 

Editura Etnologică, 2012. 

Cărţi noi 

Volumul a fost efectuat sub auspiciul Institutului Patrimoniului Cultural şi al 

Institutului de Chimie al Academiei de Ştiinţe a Moldovei 

Ca indiciu al recenziei poate fi utilizat 

următorul text din lucrare: „monografi a 

pune în discuţie o problemă importantă a 

artei uzuale despre cromatica tradiţională 

românească ce reuşeşte să se metamorfozeze 

datorită perioadelor istorice. 

Având la bază o analiză profundă a problemei 

disecate de specialişti consacraţi 

în utilizarea metodelor fi zice şi chimice 

sofi sticate, lucrarea cuprinde un spectru 

larg de noţiuni esenţiale de spectroscopie 

optică, unde electromagnetice, raze 

solare, lumină, culoare, văz, structura 

ochiului omenesc, bioluminiscenţă”. 

194


Cărţi noi 

Pe scurt o analiză a operei prezentate. Lucrarea prezintă o cercetare interdisciplinară. 

Pe tot parcursul textului se fac trimiteri cu argumentări la specialişti din diferite domenii: 

ştiinţe sociale (istorie, etnologie, arheologie, folclor, lingvistică etc.), ştiinţe reale 

(matematică, fi zică, chimie, biologie, mineralogie etc.) din diverse ţări (R. Moldova, 

România, Rusia, Franţa, Germania etc.). 

În introducere autorii ne informează că problema nominalizată în titlu a fost 

elaborarea unui volum „în care să fi e indicate sursele, compoziţia, structura, proprietăţile 

tinctoriale, rolul mordanţilor şi al fi xatorilor, având în vedere cercetarea în dinamică şi 

evoluţia cromaticii tradiţionale din întregul areal carpato-danubiano-pontic. În capitolul 

VI a fost introdusă în circuitul etnografi c noţiunea de „culori fără coloranţi”. 

În Capitolul I au fost scoase în evidenţă începuturile artei din timpuri preistorice 

(peşteri, munţi, săpături) continuate până în zilele noastre. Apogeul dezvoltării artei 

decorative naţionale a fost atins în sec. XVIII-XIX, mai ales în ceea ce priveşte cromatica 

tradiţională (vopsele de origine vegetală, animală, minerală; boiangerii etc.). 

Cu succes sunt refl ectate unele probleme importante, cum ar fi : 

a) Periodizarea istorică (minerale, plante, animale) de la lumea preistorică până la 

epoca nouă, fi ind ilustrate cu planşe speciale; 

b) Noţiuni despre natura luminii şi culorii, unde sunt expuse datele ştiinţifi ce 

despre natura luminii „radiaţii electromagnetice emise de corpuri luminiscente, care 

impresionează ochiul omenesc, efectul acestor radiaţii”; 

c) Descrierea sistemei optice a ochiului, senzaţia luminii şi culorile spectrului 

solar; 

d) Elemente din teoria culorii, inclusiv legile culorii. 

Bazându-se pe Sistemul periodic al elementelor, a fost efectuată o analiză complexă 

a elementelor chimice: metale, nemetale, oxizi, baze, acizi, săruri bazice, acide şi 

neutre şi pe baza acestei clasifi cări au fost repartizate sursele minerale tinctoriale (aur, 

argint, cupru, pietre preţioase, ocruri, zinc, cromaţi de fi er, cadmiu, zinc, plumb, care 

toate împreună alcătuiesc clasa mineralelor cromofore, iar amestecul lor alcătuieşte 

sumedenia de minereuri, ce le găsim în munţii Carpaţi, cât şi în câmpiile din Banat, 

Transilvania, Oltenia, Moldova, Bucovina, Muntenia. 

Autorii au demonstrat că utilizarea pigmenţilor şi mordanţilor minerali în vopsitorie, 

pictură, zugrăvire, în întreg spaţiul etnografi c este demn de a alcătui încă un tezaur 

tradiţional al artei populare româneşti, inclusiv şi din Republica Moldova. Un aport 

semnifi cativ îl constituie utilizarea multor minerale naturale în cosmetică, farmaceutică, 

în obţinerea ceramicii şi sticlei colorate. 

Compartimentul „Abordări interdisciplinare pentru caracterizarea cromaticii 

pieselor etnografi ce” este dedicat metodelor matematice, fi zice, chimice şi biologice, 

care au pus o bază temeinică la interpretarea şi caracterizarea culorilor (bineînţeles, a 

culorilor curcubeului, adică acelor culori care pot da ochiului senzaţia cromatică). 

Capitolul II Denumirile populare ale culorilor şi nuanţelor cuprinde un număr 

impunător de variante ale denumirilor culorilor şi nuanţelor, cu o analiză riguroasă 

a diverselor moduri de denumiri, inclusiv provenienţa acestor variante din alte limbi 

(latină, greacă, franceză, bulgară, turcă, slavă etc.), însoţite de reprezentări grafi ce. 

Capitolul III Surse şi coloranţi vegetali în vopsitoria tradiţională este destinat 

unei analize meticuloase a provenienţei, obţinerii şi utilizării coloranţilor vegetali atât 

195


Cărţi noi 

în întregul spectru de moduri de vopsire a pieselor etnografi e (fi e ele şi de origine 

arheologică), cât şi utilizarea coloranţilor respectivi în vopsitorie, medicina umană sau 

veterinară, alimentaţie, puţin mai redusă în zootehnie. 

Mordanţii şi fi xatorii minerali (uneori şi de altă natură) lărgesc spectrul culorilor 

şi nuanţelor surselor tinctoriale, contribuind la o stabilitate mai trainică şi mai clară a 

pieselor vopsite. 

Capitolul dat menţine şi multe informaţii despre tăbăcitul şi vopsitul pieilor şi 

blănurilor, informaţii binevenite, mai ales pentru arealul carpato-danubiano-pontic. O 

mândrie naţională este şi vopsitul (pictatul) ouălor-de-Paşti. 

Partea II-a a Capitolului III este destinată culorii şi desenului natural al diferitor 

specii de lemn, care poate fi folosit atât în stare naturală (mobilă, piese de decor etc.), 

cât şi sursă de extracţie a unor coloranţi specifi ci autohtoni (nuc, dud), cât şi exotici 

(băcan, santal). Arta lemnului, după cum se ştie, este încă un pilon de valoare al artei 

tradiţionale. 

Capitolul IV Coloranţi şi aditivi din regnul animal cuprinde esenţele tinctoriale 

provenite din regnul animal (fl uturi, insecte,, animale domestice şi sălbatice, peşti, 

moluşte etc.). După cum relatează autorii – aceşti coloranţi au un areal mai redus de 

utilizare, deşi sunt pe larg cunoscuţi şi utilizaţi (Mexica, America de sud – Peru, Asia 

(China, India), Africa (Egipt), cât şi în multe ţări din Europa (Spania, Franţa, Rusia, 

Basarabia ş.a.), este vorba de coşenilă. 

Alt colorant preţios – purpura antică – de asemeni ştiut în multe ţări. 

Un compartiment bine venit în capitol îl ocupă legenda penelor colorate, în care 

este redată o analiză globală a utilizării penelor colorate (armata, îmbrăcămintea etc.), 

cât şi a reminiscenţelor acestei arte în viaţa oamenilor şi din Ţările Române. 

Capitolul V Pigmenţi minerali în arta decorativă este axat pe provenienţa metalelor, 

pietrelor preţioase, oxizilor, sărurilor, mineralelor ş.a., cât şi a unor compuşi coordinativi 

(peruzea, turcoaz, granat etc.). 

În baza sintezei profunde teoretico-ştiinţifi că în mai multe domenii de cercetare 

sunt descrise: periodizarea geografi că a Pământului, inclusiv cu formarea mineralelor, 

apariţia şi dezvoltarea plantelor şi animalelor, cât şi descifrarea structurii ochiului 

uman, a văzului, natura luminii şi culorilor, înglobate în spectrul vizibil al ochiului 

uman (curcubeul); sursele naturale şi utilizarea coloranţilor vegetali şi animali, inclusiv 

şi a pigmenţilor minerali; descifrarea importanţei mordanţilor în obţinerea culorilor 

rezistente la factorii nefavorabili. 

Un punct forte îl alcătuieşte compartimentul colorantului Coşenila, care de fapt 

prezintă doi coloranţi – Carmin şi Cârmâz, care erau cunoscuţi pe vremuri nu numai 

în Mexic, dar şi în America, Africa, Asia şi Europa, chiar şi în Rusia, România, Franţa 

până şi în Basarabia. Prezintă o menţiune importantă că astfel de sursă de colorant era 

cunoscută şi în România – Bucovina. Un efort semnifi cativ a fost utilizat la alcătuirea 

formulelor chimice şi denumirilor ştiinţifi ce a tuturor coloranţilor, inclusiv şi a celor 

minerali. 

Capitolul VI Nanotehnologia – culoare fără coloranţi este neobişnuit pentru 

cromatica tradiţională (coloranţi vegetali, animali şi minerali), însă aceleaşi culori ale 

spectrului solar pot fi obţinute prin interacţiunea undelor electromagnetice cu obstacole 

(găuri, ridicături, reţele etc.) cu nanodimensiuni 10 (-9) m., care schimbă energia razelor 

196


solare. Această tehnologie este costisitoare, însă viitorul, probabil, va fi pe măsură 

(ţesături, îmbrăcăminte etc.). 

Aici autorii au introdus în circuitul etnografi c noţiunea de „culori fără coloranţi”. 

Introducerea noţiunii „Culorilor fără coloranţi” în circuitul etnografi c, inclusiv 

prezicerea unui număr important de astfel de „surse” naturale va stârni discuţii pentru a 

clarifi ca veridicitatea acestui capitol şi concluziile corespunzătoare. 

Un interes deosebit îl merită compartimentul lucrării în care autorii au avut 

îndrăzneala de a prezice aceste proprietăţi tinctoriale multor plante, animale (fl uturi, 

gândaci, reptile, peşti etc.), chiar şi minerale (aur fi n divizat). 

În „Concluzii” autorii menţionează că monografi a „Cromatica tradiţională 

românească” se bazează pe o serie prealabilă de publicaţii (5 monografi i), un număr 

semnifi cativ de articole şi de prezentări şi discuţii la numeroase foruri naţionale şi 

internaţionale. 

Cităm o concluzie a autorilor: „Lucrarea are aspect multilateral, pluridisciplinar, 

integrând cunoştinţe istorice, geografi ce, botanice, zoologice, lingvistice, folclorice, 

arheologice etc., cât şi noţiuni din ştiinţele exacte: matematică, fi zică, chimie, 

mineralogie. Aceasta a permis de a efectua un studiu etnologic aprofundat şi de a elabora 

unele noţiuni şi dependenţe matematice pentru a caracteriza proprietăţile diferitor piese 

etnografi ce (covoare, ştergare, piese de decor, costume populare etc.). De asemenea 

au fost aliniate şi metodele fi zice, chimice, mineralogice de analiză şi de identifi care a 

materialelor etnografi ce şi arheologice, legate de cromatică”. 

Făcând cunoştinţă cu această monografi e de unicat, am avut senzaţia că am sesizat 

ceva nou în viziunea multor ramuri ale creaţiei populare mondiale, inclusiv faptul 

ca autorii Dna Zina Şofransky şi Dnul Valentin Şofransky au introdus ceva nou în 

viziunea multor compartimente ale ştiinţei şi nu numai în ştiinţa etnografi că. 

Lucrarea este scrisă în limba română literară, cursivă, uşor se citeşte. Conţine 

70 planşe-culori, fotografi i, grafi ce etc. inclusiv şi o hartă computerizată a plantelor 

tinctoriale din Republica Moldova. 

Este de relevat, că astfel de lucrare enciclopedică complexă şi interdisciplinară prin 

spectrul aspectelor abordate şi interpretare de dr. hab. Zina Şofranskz şi dr. Valentin 

Şofransky deschide noi perspective de cercetare şi va deveni un suport considerabil la 

cunoaşterea artei cromatice româneşti de tineretul studios, de meşteri populari etc. 

Profesor cercetător, dr. habilitat în biologie, Elena Zubcov 

Cărţi noi 

197

BULETINUL ИЗВЕСТИЯ JOURNAL

Create successful ePaper yourself

Delete template?

Save as template?