Россини Паганини Верди Респиги

Содержание
12
к стилю «реальности» Россини, доминируя в разнообразной игре, к которой влечет и
мелодию. Последний и заключительный эпизод открывается неожиданной фанфарой:
знаменитая «кавалькада» предлагается в «формуле» Россини, но в стиле отличном от
предыдущих решений. Этот необыкновенный эффект, весь сотканый из ритмических и
инструментальных контрастов, получен Россини уже в теме для пасадобля в исполнении
военного оркестра в Вене в 1882 году.
Инструментальный опыт Россини имеет особое значение, так как это самое глубокое
выражение музыкального «характера»: открывает стиль оперы Россини, вокальный, но
в то же время, инструментальный и полифоничсекий, театральный, но без того, чтобы
эта театральность искала оправдания в инструментальном диалоге.
Два письма Джоаккино Россини
Луиджи Роньони
Я одел в слово «свобода» моего «Вильгельма Телля»
Пасси-де-Пари, 19 июня 1864 года
[…] Хотел бы, О Боже, чтобы мы породнились излиянием чувств, что еще гарячи в
сердцах Итальянцев, хоть некоторые мои жалкие сограждане и создали мне репутацию
«кодино» («ретрограда» прим. пер.)! неведая, несчастные, что в моем творческом
детстве я наигрывал со страстью и с успехом такие слова (в «Итальянке в Алжире»,
1813 год, декламация «Думай о Родине» акт II, прим. ред.): Видишь по всей Италии /
Рождаются примеры / Доблести и Отваги! / Чего стоят Итальянцы / В испытаньях
мы увидим! И когда в 1815 приехал король Мюрат в Болонью, со святыми обещаньями,
сочинил «Гимн Независимости», что исполнялся в театре Кантавалли. В этом «Гимне»
есть слово «Независимость» которое хоть и не очень поэтично, но интонировано было
мною, моим мелодичным голосом тех времен!, и повторенная народом, хорами, и т.д.,
и возбудило живой энтузиазм […]. Чтобы разрушить прозвище ретрограда, скажу
напоследок, что я одел в слово «свобода» моего «Вильгельма Телля», чтобы стало
понятно, как гарячо я болею за мою Родину и за те благородные порывы, что бушуют
в ней. Пишу вам все эти детали и заставляю вас так долго читать мои слова, потому
что имею предположение, что вы, «говоря политически», не особого обо мне мнения;
и чтобы у вас было оружия для моей защиты, если будут меня атаковать, и, наконец,
чтобы немного вас позабавить!!!...
Как сочиняется Увертюра
[нет даты] Погодите пока не наступит вечер даты назначенной для представления.
Ничто так не возбуждает вдохновения, как нужда, как присутствие копировальщика,
ожидающего вашу работу, и как давление переживающего импресарио, который рвет
на себе волосы. Я сочинил увертюру к «Отелло» в маленькой каморке дворца Барбата,
куда был заточен самым лысым и суровым директором, в компании лишь тарелки
макарон и с угрозой никогда оттуда не выйти, пока не закончу последнюю ноту. Я
написал увертюру к «Сороке-воровке» за день до представления на Лестничном чердаке,
куда меня отправил директор, и где надо мной стояли четыре машиниста, которым был
дан приказ выбрасывать из окна мой текст, лист за листом, копировальщикам, которые
стояли внизу в ожидании, чтобы переписать оригинал. Еще было приказано, что в
случае отсутсвия музыкальных записей, из окна должны были выбрасывать меня.
Для «Цирюльника» я сделал еще лучше: не сочинял увертюры, а взял ту, что была
предназначена для полу-серьезной оперы под названием «Элизабетта». Публика
осталась очень довольна. Я сочинил увертюру к «Графу Ори» находясь на рыбалке,
с ногами в воде, в компании синьора Агвадо, пока тот рассказывал мне о состоянии
испанских финансов. К «Вильгельму Теллю» увертюра была написана в похожей
ситуации. А что касается «Моисея», то для нее я не написал ни одной.
[из Россини, Луиджи Роньони, Гуанда, Парма, 1956, стр. 14 e 26-27]