скачать

5 Трудармия
_____________________________________________________________________________________________
да). В моей бригаде были все Холмолеевские, в том числе и мои братья, Андрей
и Гриша, Няндомские, Коношские и несколько Плесецких.
Весь день, пока проводились оформление и формирование, нас не кормили.
Только к концу дня нам, уже на бригаду, выдали пайки хлеба и горячую
пищу, после чего, не дав отдыха, вывели на работу в ночное время. Две наши
«северные», как нас называли, бригады поставили на разгрузку балластных
«вертушек» на левобережной железнодорожной насыпи к Котласскому мосту
через Северную Двину. Разгрузка щебня производилась лопатами вручную.
Подадут «вертушку», а это около 20 двухосных платформ, и две бригады
должны были быстро ее разгрузить. После каждой вертушки короткий отдых,
пока уведут порожняк и снова подадут груженый состав.
Весь апрель 1942 года нас продержали на этой работе в ночную смену.
Расстояние в 5 километров от нашей зоны до места работы мы проходили
пешком. Водили нас под конвоем, хотя вся огромная территория строительства
Котласского железнодорожного узла была оцеплена военизированной
охраной с овчарками.
Тяжелая изнуряющая работа по 12 часов, а с учетом ходьбы и все 14, к тому
же в ночную смену, отсутствие элементарных условий для отдыха (теснота,
духота, шум, клопы, вши), быстро выматывали людей, даже закаленных
тяжелыми лесозаготовительным работами и лишениями в ссыльных условиях
Севера. Для более полного представления о положении трудармейцев необходимо
охарактеризовать бытовые условия в зоне. Не бывшему в этих условиях
трудно себе представить «муравейник» этой зоны вообще, и каждой
казармы в частности. Описывать это даже непосредственному участнику тоже
не так просто, особенно слабо владеющему пером.
Но память об этом должна остаться.
Так что, пусть нескладно, все же постараюсь, как смогу, описать эти тяжелейшие
испытания, выпавшие на долю ни в чем не повинных граждан, только
потому, что они немцы. Даже с такими условиями, если бы они были неизбежными,
люди мирились бы, учитывая тяжелейшее военное положение
всего народа страны. Но дело в том, что условия содержания немцев умышленно
усложнялись, большие страдания, чем непосильный труд и голод, причиняли
издевательства, унижения человеческого достоинства.
Внутреннее обустройство казарм-овощехранилищ ограничивалось сплошными
трехэтажными нарами. Ни столов, ни стульев или табуреток, ни другого
бытового инвентаря в них не было. На этих нарах, тесно прижавшись друг
к другу, спали, сидели. Тут же принимали пищу. О чтении или играх никто и
не помышлял. Для этого не было ни условий, ни настроения. Одним постоянным
и неизбежным занятием было выворачивание белья и бой со вшами,
буквально заедавшими обитателей барака.
Постельных принадлежностей не давали. Спали на том, что у кого было
захвачено собой, чаще всего это была та же верхняя одежда, в которой работали.
Если же эта одежда намокала, то высыхала под нами или на нас. Можно
себе представить, каким был воздух в этом помещении от двух тысяч живших
в нем в таких условиях.
В зоне не было помещения для приема нищи. Ее получали в свои котелки
из общей для всей зоны кухни через раздаточные окна. Ели в бараках на своих
нарах или тут же на ходу около кухни, где отсутствовали какие-либо приспособления
для приема пищи.
Одной из главных проблем в зоне была вода. Ни умыться, ни попить. Воду
в зону возили конной водовозкой, которая только, и то с перебоями, обеспечивала
кухню для приготовления пищи.
Воспоминания Корнея Вибе. 53
5 Трудармия
_____________________________________________________________________________________________
«Водная проблема» приняла буквально катастрофический характер. Люди
в зоне жестоко страдали от жажды, которая усугублялась преобладанием в
рационе соленой рыбы. На водовоза совершались настоящие нападения. Люди
с котелками набрасывались, стараясь зачерпнуть из бочки, невзирая на
яростные удары дубинки, которой водовоз отбивался от нападающих. А ведь
находилась зона на берегу Двины. Были попытки проникновения через забор
и спуска с высокого берега к реке, но они во всех случаях оканчивались трагично:
часовые с вышек любого, проникшего через забор, застреливали наповал.
Люди стали пить из луж талую воду, как в самой зоне, так и при следовании
на работу. В результате вспыхнула неизбежная в таких условиях эпидемия
дизентерии. Это было что-то трудно вообразимое. Общий на всю зону
туалет, «сортир», не вмещал нуждающихся в нем. Подходы к туалету и территория
вокруг него были сплошь загажены. Люди ходили по испражнениям
по щиколотку.
Заболевания и смертность приняли массовый характер. Умирали в бараках,
на территории зоны, по пути следования на работу и с работы. Изнуренные
непосильной работой, голодом, жаждой и болезнью, люди тащили под
руки совсем занемогших. Наконец, выбившись из последних сил, укладывали
водимых на обочину дороги, чтобы, подкрепившись в зоне черпаком баланды
и куском соленой рыбы, вернуться за ними. Возвращаясь же, чаще всего
заставали уже бездыханные трупы. Сколько этих трупов на обочинах дороги
мы каждый день видели, идя на работу и возвращаясь с нее! Даже жутко
вспоминать не столько этих мертвецов, сколько наши безразличие, равнодушие,
жестокость. Страшно зачерствели наши сердца.
Мы, архангельские, еще как-то держались. Сказалась, видимо, закалка
пройденными испытаниями и лишениями. Правда, были и среди нас случаи
заболеваний и смерти. Заболел брат Гергард. Заболел и вскоре умер член моей
бригады Эккерт (из Коноши).
Наконец, больных дизентерией стали изолировать в отведенное под стационар
овощехранилище. Условия содержания больных в этом «стационаре»
ничем не отличались от других бараков. Не было там ни постельного белья,
ни больничного питания, никаких лекарств, никакого лечения. Обслуживающий
персонал (санитары), состоявший из тех же больных, державшихся
еще на ногах, был без халатов, в своей грязной рабочей одежде. В его обязанности
входило получение в каптерке и кухне пайков тяжелобольных,
кормление их и вынос нечистот, а после кончины и их самих.
В «стационаре» действовал принцип: «спасайся, кто как может». Подавляющее
большинство попавших туда, были обречены. Каждую ночь вывозили
полные тракторные сани (часто и по два рейса) трупов. Для их похорон
была создана специальная бригада во главе со старшим лейтенантомстроевиком
Бауманом. Как этот офицер переживал свое унижение!
Где и как хоронились эти тысячи и тысячи погибших немцевтрудармейцев,
не знаю. К своему стыду никогда не пытался об этом узнать.
Одно знаю достоверно: заметных братских (а тем более индивидуальных)
могил трудармейцев в Котласе и его окрестностях нет.
В «стационар» попал и брат Гергард, выкарабкавшийся оттуда только благодаря
своей сильной воле, оптимизму, вере в жизнь. На железной печке,
обогревавшей помещение, он сушил, зажаривал свою хлебную пайку. До
черноты зажаренной ее частью заваривал «кофе» и пил с сухарями. Он не
впал в отчаяние, не валялся на нарах, а много двигался. Конечно, его поставили
санитаром. Сколько он сделал добра этим обреченным людям. Какая
доброта и житейская мудрость затаились в этом 18-летнем юноше!
54 Воспоминания Корнея Вибе.