скачать

4 Вибе – Фаст, наша семья
_____________________________________________________________________________________________
приятия лесной промышленности и железнодорожного транспорта. В стране
вообще все колхозники не имели паспортов или заменяющих их документов,
а поэтому принудительно задерживались в деревне. А вот для лесной промышленности
и железнодорожного транспорта были сделаны исключения.
Желающих там работать не имели права задерживать. Так что коренное население,
доведенное до нищеты, уходило из села, и работать в колхозах было
некому.
В пример можно привести колхоз «Большевик» Андреевского сельсовета
Няндомского района, объединивший 5-6 деревень с общим количеством дворов
80-100. По крайней мере, в колхозе должно было работать 150-200 человек,
а в страдную пору и того больше, за счет привлеченных в каникулы
школьников и студентов. А работали в этом колхозе три мужика Зарубиных,
два брата и сын одного из них. Старший Зарубин был председателем, брат
его – бригадиром, а сын – бухгалтером. Они же выполняли основные сельхозработы.
Остальная же рабочая сила состояла из полутора – двух десятков
старух. Где уж было обработать им большие площади пахотных земель, осваивать
сенокосные и пастбищные угодья, обихаживать продуктивный и рабочий
скот. Правда, пахоту, жатву, сенокос на ровных, чистых лугах, которых
было не так уж много, производила МТС, машинотракторная станция.
Колхоз рассчитывался с ней натурой, хлебом, и деньгами.
Налоги, как денежные, так и натуральные, обязательные поставки государству
продуктов растениеводства и животноводства, натуроплаты за услуги
МТС, взимались с площадей пахотных земель и намного превышали весь
урожай и произведенную продукцию животноводства. Колхоз, чтобы рассчитаться
по обязательным поставкам, обеспечить себя семенами, фуражом, и,
наконец, хоть по 200-300 граммов выдавать на трудодень колхозникам, брал
у государства семенные, фуражные и продовольственные ссуды, из года в
год залезая все в большие долги, которые уже не покрывались всеми средствами
колхоза, его движимым и недвижимым имуществом.
В этом колхозе, расположенном недалеко от районного центра, мы, сотрудники
райисполкома, его отделов, райкомов партии и комсомола, чуть ли
не каждое воскресенье работали на полевых работах, сенокосе.
Примерно в таком же состоянии находились и остальные колхозы коренного
населения. В несколько лучшем положении находились колхозы спецпереселенцев,
их было в Няндомском районе четыре. Объяснялось это тем,
что там были отменные труженики-земледельцы, не зря подвергнутые раскулачиванию.
Во-вторых, в значительной степени этому способствовало принудительное
привлечение к сезонным работам в колхозе всех трудоспособных
с производства лесозаготовительных предприятий. Об отпусках для нас
в то время не могло быть и речи. Об отказе от работы в колхозе никто и не
помышлял, так как это повлекло бы за собой немедленный арест.
Сидеть в райземотделе мне приходилось очень немного. Больше мотался
по колхозам. Часто меня посылали в различные колхозы, а то одновременно
и в группу колхозов одного сельсовета, уполномоченным райкома партии и
райисполкома, попросту «толкачом», по организации сельхозработ и кампаний:
посевные, уборка хлебов, хлебозаготовки, и т. п. Это были жандармские
обязанности: выгонять и так загнанных колхозниц на работу. Правда совесть
не позволяла мне не принимать в этих работах самое непосредственное и активное
участие.
Посылали и на проверки различного характера, разрешения спорных вопросов
землепользования. Во всех вопросах должен был разбираться. Это
была большая школа, давшая мне богатый жизненный опыт.
4 Вибе – Фаст, наша семья
_____________________________________________________________________________________________
Автотранспорт и дороги твердого покрытия для сельской местности Архангельской
области были в то время несбыточной мечтой. Большинство дорог
проходило лесами и болотами, летом были труднопроходимыми даже для
конного транспорта. Так что, несмотря на большие расстояния, в основном
приходилось ходить пешком.
Характерен такой случай. Из Ступинского сельсовета поступил сигнал о
злоупотреблениях руководства колхоза со свинопоголовьем: продавали поросят
за счет неоприходования приплода и списания на падеж. По заданию
первого секретаря райкома партии проверку этого сигнала поручили мне.
Сельсовет этот находился на расстоянии 40 км от ближайшей железнодорожной
станции Шалакуша, а до этой станции надо было ехать по железной
дороге километров 90. В Шалакуше я взял в прижелезнодорожном колхозе
лошадку под седлом и поехал верхом до Ступина. Закончив за два дня дела,
вернулся, сдал колхозу лошадь и поехал поездом в Няндому. Выслушав мою
информацию о результатах проверки, «первый» подозрительно заботливо
поинтересовался моим здоровьем, не жалуюсь ли на ноги. Затем устроил мне
такой разнос за отвлечение от сельхозработ лошади, что я навсегда запомнил
это, и после уже ходил только пешком.
26 июня 1940 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О
запрещении увольнения с работы и уголовной ответственности за прогул».
Уже в июле я попал под этот Указ. А получилось это так. Поехал на воскресенье
на свой родной поселок, где жили Маргарита, Андрей и Гриша. Вернуться
надо было в понедельник утром поездом. По иронии судьбы поезд
опоздал на час-полтора, и я на 30 минут опоздал на работу. На второй же
день осудили меня на четыре месяца принудительных работ с вычетом 15%
из заработной платы. Ехавшая в том же поезде сотрудница райкома комсомола,
тоже побывавшая в воскресенье дома, была еще исключена из комсомола.
Вот какие были «драконовские» порядки.
Дело было не столько в 15% и так скудненькой зарплаты, сколько в судимости.
Из-за нее я не стал полноправным гражданином, когда в конце 1940
года восстанавливали в правах кулацких детей, достигших 16-летнего возраста
на поселке. Правда, недолго пришлось бы пользоваться этими правами,
так как в начале войны всех немцев мобилизовали в трудармию, и там поставили
в положение бесправных заключенных. Но об этом разговор впереди.
Нападение на нас фашистской Германии резко изменило все в жизни
страны и народа. Почти все мужское население было мобилизовано в армию,
на борьбу с врагом. Ушли на фронт и мужчины спецпереселенцы русской,
украинской, и других национальностей. Немцев же в армию не брали. Правда,
некоторых, в том числе и брата Андрея, мобилизовали временно на
строительство оборонных объектов в прифронтовой полосе Карелии.
Вскоре после начала войны меня вернули на спецпоселок. Работал там на
лесопункте, мастером по разделке и погрузке лесопродукции, шпалопилению.
В основном выполнялись военные заказы, все для фронта. На шпалорезном
станке распиливали березовые чураки на лыжный брус и ствольную
накладку. Рабочая сила состояла в основном из женщин.
В марте 1942 года всех мужчин немецкой национальности мобилизовали в
трудармию. С этого начался новый мрачный период в нашей жизни, в жизни
десятков тысяч граждан немецкой национальности, полный унижений, оскорблений
человеческого достоинства. Подробнее об этом в следующей главе.
Воспоминания Корнея Вибе. 49
50 Воспоминания Корнея Вибе.