sl-2012-5

перечисленному можно добавить то, что совершаемые
террористические акты в России
часто находили понимание и поддержу у образованных
членов общества.
В период самодержавия Александра II основной
причиной объединения людей вокруг
террористической идеологии служила неудовлетворенность
управлением самого царя и
высших государственных чиновников.
В.В. Витюк и С.А Эфиров писали, что «индивидуальный
террор, осуществлявшийся народовольцами…
в условиях абсолютистского произвола
был с самого начала ограничен задачей
покушения на царя и нескольких обладавших
неограниченной репрессивной властью и
злоупотреблявших ею губернаторов, ряд руководителей
жандармерии и деятелей военной
прокуратуры, во власть которой, по указу царя
и вопреки пожеланиям закона, были отданы
революционеры» [17]. Но покушения на высокопоставленных
чиновников и их убийства, по
мнению террористов, должны были иметь серьезное
обоснование, позволяющее выделить
их в особый разряд деятельности.
Террористические действия, по мнению некоторых
радикалов, должны были привести к
революционной вспышке, а терроризм рассматривался
и «как своеобразный регулятор
политического режима в стране», к которому
прибегают в зависимости от проводимой в
государстве политики [18]. С.Л. Перовская говорила:
«Возводя его в систематический прием
борьбы, партия Народной Воли пользуется им,
как могучим средством агитации, как наиболее
действительным и выполнимым способом дезорганизовать
правительство и… принудить к
действительным уступкам» [19]. Оценку терроризма
как способа борьбы с властью мы
встречаем в записках другого участника тех
событий (С. Синегуба), поначалу отрицавшего
этот метод политической борьбы: «Я признал
его, во 1-х, роковым неизбежным явлением в
русской политической жизни, – ничем неотвратимым
рефлексом живого государственного
организма на жгучие муки гнета и насилия,
чинимого над ним жестоко, беспощадно и систематически
организованной шайкою уголовных
преступников – убийц, воров, лгунов, развратников,
– в руках которых очутилась государственная
власть; во 2-х, только террористические
факты оживляли внимание замиравшего
политически общества и фиксировали
его на главном зле русской жизни – самодержавной
бюрократии и полицейском произволе;
только террористы вносили жгучую струю в
организм угасавшего политически народа и
затемняли ореол святости и неприкосновенности
того, что все были склонны считать совершенно
незаслуженно святым и неприкосновенным»
[20].
29
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
Изучение материалов позволило некоторым
исследователям сделать справедливый, по
нашему мнению, вывод о развитии вредности
опасной иллюзии быстрого, с «малой кровью»
обновления страны с помощью физического
устранения самодержца и его окружения, которое
должно было привести к дестабилизации
системы государственного управления [8].
Обманчивая эффективность и одновременно с
этим внешняя простота террористических акций,
подкрепленные отсутствием больших
человеческих затрат, притягивала на свою
сторону многих радикально настроенных элементов.
Мнение, что «если террор роковым образом
неизбежен, то, значит, он целесообразен, он
соответствует жизненным условиям» [21] укоренилось
в умах на долгие годы, «поскольку
речь шла не о вседозволенности» (из проекта
устава «Земля и воля») [17].
Не только терроризм в целом, но и конкретные
деяния требовали этического оправдания,
которое позволило бы «обелить» их в глазах
простых обывателей, отличить от уголовных
преступлений. После покушения Засулич вошел
в «моду» такой мотив для совершения
политических убийств, как месть. Именно местью
за совершенные злодеяния впоследствии
оправдывались покушение на прокурора Котляревского,
убийства харьковского губернатора
князя Кропоткина и шефа жандармов Мезенцева.
Были и другие объяснения. В.Н. Фигнер
говорила: «Тогда мы имели в виду систематическим
истреблением генерал-губернаторов
добиться уничтожения самого учреждения,
представителями которого они были» [22].
Идея цареубийства поддерживалась многими
потому, что «его осуществление может вынудить
правительство на уступки и тем самым
облегчить условия работы в народе» [18].
Разногласий в среде тех, кто избрал путь
террористической борьбы, избежать не удалось.
Был различен, например, подход к идее
цареубийства. Некоторые придерживались
мнения, что убийство одного государя нанесет
вред делу; если истреблять, то всех разом [23].
Другие, как, например, С.Л. Перовская, считали,
что убийство Александра II должно произойти
параллельно с деятельностью в народе,
но так как ее не было, то его можно убить
уже из мести за совершенные злодеяния [24].
«Террорист победил», – писал С. Степняк-
Кравчинский о событиях 1 марта 1881 г. [6]. Но
эта «победа» заключалась лишь в осуществлении
цареубийства, которое доказало тот
факт, что хорошо организованная группа людей
может добиться поставленной цели, какой
бы сложной и трудной она не казалась. Успех
террористической акции всегда зависел от
многих элементов, присущих террористической